Текст книги "Вид с холма (сборник)"

Автор книги: Леонид Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц)

Адские гонки

Через два года работы на автостанции я сколотил достаточно деньжат, чтобы купить на толкучке подержанный мотоцикл «Ковровец». Разумеется, предварительно договорился с посредником, чтоб подобрал стоящую машину, иначе там могли такое всучить! Пришлось, конечно, раскошелиться за услугу, зато и машину получил как новенькую. Это был самый счастливый день в моей жизни. Когда я примчал на мотоцикле на станцию, ребята загудели:

– Ну-у, даешь, кореш! Такой агрегат отгрохал!

– Полностью на ходу или еле живой? – поинтересовался Вадька.

– Живей не бывает, – хмыкнул я. – От барахолки шуровал на полную катушку.

Генка подрегулировал электропитание машины и хлопнул меня по плечу:

– Все это неплохо, но не забывай про учебу.

«Какую учебу, – подумал я, – если у меня уже все есть для счастья?»

Первое время, еще без прав, я разминал колеса только по нашей окраине. С сухим треском, в облаке выхлопного газа проносился по улицам, наводя панику на прохожих. Понятное дело – мой конь вилял из стороны в сторону. Но с каждым днем я совершенствовал мастерство и уже через пару месяцев выделывал такие трюки, что все ахали. Ну и, само собой, на работу уже ездил не на трамвае. Правда, однажды проскочил на красный свет и меня инспектор прищучил. Пришлось идти в ГАИ сдавать на права.

Гоняя по улицам, заправляясь на бензоколонках, я не раз встречал парней-мотоциклистов и от них узнал, что в Ленинском районе образовался клан любителей «адской езды». В тот клан ребята приняли меня с распростертыми объятиями. Еще бы! Я ж работал на автостанции и при случае мог достать любую деталь.

…Какой кайф – разорвать ночную тишину, создать грозовую атмосферу, пронестись мототабуном по гулким улицам и, выделывая лихие виражи, вылететь на загородное шоссе, где на тебя несется асфальтированная лента, и устроить гонки! Или двинуть всей моторизованной командой к аэропорту и там, врубив фары, под резкие сигналы устроить бесплатное шоу для разных полуночников и впечатлительных провинциалов транзитников…

Ночные мотоциклисты, подростки, перемазанные машинным маслом! Одним они мешают спокойно спать, другим создают аварийную обстановку на трассе. Но какой подросток не любит технику и скорость, не хочет стать владельцем собственного транспорта, приобрести свободу, расширить мир.

Конечно, гнать сломя голову и выделывать смертельные трюки – не лучшее представление о мужестве, но как еще в восемнадцать лет утвердить себя, если ты не согласен с обществом, если у взрослых сплошь и рядом лицемерие и другая, потребительская гонка – за богатством, комфортом, карьерой. Эти подростки бунтари, запутавшиеся в огромном современном мире, не знающие, куда себя деть. Еще бы! В техникумах говорят одно, а в реальности другое. Как здесь не потерять ощущение прочности.

В нашей среде мотоциклистов почти все носили стальные эмблемы, цепи и бляхи. Эта атрибутика говорила о сознательном выборе трудностей, постоянном риске, скитаниях. Мы исповедовали жесткие правила поведения – спортивный режим, накачка мышц, табу алкоголю и куреву. Для нас металл был символом силы и порядка на свой лад. Вступив в мотоклан, я отдалился от Вадьки, перестал участвовать в его кутежах.

Костяк моторизованного клана составляли ребята из Ленинского района, но признанным вожаком считался двадцатилетний заводила Семен из Дербышек.

Семен был весь в металле: куртка, брюки и сапоги в железках и клепках, сверкали зуперами-«молниями», под курткой – латунный пояс, на руке – медный браслет с выбитой группой крови на случай аварии; он был обладатель чуда – чешской «Явы» и предмета всеобщей зависти – самопального шлема. Семен мог разобрать и собрать мотоцикл с завязанными глазами. На своей «Яве» он смонтировал противотуманные фары, зеркала и трубы-щитки, бензобак разукрасил черепом с костями. Время от времени этот фаталист снимал глушитель для большего грохота…

Семен был вполне самостоятельным – работал токарем; силу имел недюжинную – на турнике подтягивался на одной руке, а кирпичи перекидывал, как яблоки. Ходил слух, что он отсидел год за угон автомашины, и это темное прошлое предводителя вселяло в нас дополнительное уважение и страх…

Отец Семена погиб на фронте, а мать давно махнула на него рукой, как на упрямого, взбалмошного, неустроенного. Не раз автоинспектора задерживали Семена за превышение скорости, но дырки в правах не делали, только штрафовали, давая понять, что ценят его профессиональное мастерство.

– Одно непонятно, – говорили инспектора. – Как ваша братия работает, учится, ведь всю ночь гоняете по трассам?

– Обижаешь, начальник, – небрежно бросал Семен, стоя в расслабленной позе, облокотившись на свое рокочущее чудовище. – Нормально работаем. Мы двужильные. – И смотрел в упор, с насмешкой, как бы подчеркивая, что мы железные, надежные парни.

Мы собирались по вечерам на пятом километре на Нижне-Камском шоссе. Некоторое время, поджидая дружков из близлежащих поселков, выписывали восьмерки на обочине. Потом Семен давал прерывистый сигнал, включал фары, подавал грозный клич:

– Поехали! и ставил своего железного коня на дыбы.

Прокатив с десяток метров на заднем колесе, Семен опускал машину и мчал в сторону города. Мощный рев моторов сотрясал воздух – кавалькада устремлялась за ним и исчезала в сизом шлейфе выхлопных газов…

Вначале вся наша обойма подлетала к клубу, который располагался в полусгнившем бараке. На огромной скорости застопоривали машины и вразвалку, весомо и как бы нехотя, под восхищенные взгляды девчонок, входили в зал. Презрительно осматривали всяких длинноволосых и стриженных – эти «системы», которые, по нашим понятиям, были в вечных поисках неизвестно чего. Если из динамиков лилась не «та» мелодия, подходили к владельцу «мага» и с определенным силовым давлением требовали сменить «музон» на наши забойные вещи. Случалось, кто-нибудь из местных меломанов начинал артачиться:

– Наглый выпад! И чего они качают права!

– Круто заворачиваешь, чувак. Смотри, не сорви резьбу, – спокойно цедил Семен.

– Не напрягайся, не раскаляйся, – добавлял Костя, исполняющий роль первого помощника лидера.

Меломан тушевался, а мы перемигивались.

К Семену подбегала его подружка Лиля, уродливое, но душевное создание, «болотный цветок», как называл ее Костя. Она заканчивала медучилище, жила в общаге; на ее запястьях виднелись шрамы – «когда-то сделала по глупости от адской любви».

Запускали наш ураган звуков; слышались взрывы гитарных аккордов, точно паровой молот ухал барабан. Семен с Лилей начинали раскачиваться в замедленном ритме. Костя подходил к какой-нибудь симпатичной пигалице; та радостно выходила с ним на середину зала, начинала энергично-беспорядочно дергаться. Мы тоже подбирали девчонок.

– Надоел клуб до смерти, – говорила Лиля Семену в момент передыха. – Длинноволосые смурные. Им главное подать себя ярко. Да и «дуркой» балуются, добавляют в «Беломор».

– Наши чуваки лучше всех, – вставлял Семен. – Как вещает Костя, мы раскованные потому, что свободны.

– Угу! – откликалась Лиля. – Но я за чистые чувства. Надоело все это. Хочется жить тихо, спокойно.

– Немного погодя сдвинемся к аэропорту, потом с тобой слиняем в бункер. Такой расклад, – с мужланской откровенностью Семен обозначал программу.

Но Лиля, как каждая женщина, хотела «вить гнездо», к тому же в клубе она ревновала Семена к другим девчонкам, более приметным, чем она.

Около полуночи Семен давал команду – следовать в аэропорт и седлал мотоцикл. Лиля покорно пристраивалась за ним и закрывала глаза. Она не боялась скорости, но не могла видеть сбитых собак, кошек и птиц, то и дело встречавшихся на трассах. Она была сентиментальная девушка, и это-то притягивало к ней сильного, уверенного в себе Семена.

Симпатичная пигалица чуть ли не со слезами на глазах говорила Косте:

– …Очень хочу вписаться в вашу компашку, но отец убьет, если вернусь после двенадцати.

– Забьем стрелку в аэропорту, – бросал Костя вожаку.

Запускали двигатели; возглавляемый Семеном мототабун с бесшабашной удалью гнал к загородному шоссе. Костя и еще двое-трое ребят везли подружек по домам.

На спящих улицах мототабун был впечатляющим зрелищем. Нарастающий грохот, свет от фар и вдруг – рев, оглушительные выхлопы, мельканье темных призраков и… затихающий рокот, слабеющие красные рубиновые огоньки. И на прямых отрезках, и на опасных виражах табун не гасил скорость. Посты ГАИ только провожали нас, ночных лихачей, глазами. А что делать?! Преследовать на машинах было запрещено: случалось, удирая, парни попадали в аварии с тяжелыми последствиями.

В полночь на площади перед аэропортом под тусклыми фонарями табун поджидали мотоциклисты из соседнего поселка. Их собиралось человек десять. Завидев на шоссе множество прыгающих огней, они устраивали такую какофонию, что из аэровокзала выскакивали заспанные пассажиры. А уж встречали табун с таким напором дружелюбия, что он нередко переходил в хамство – чуть ли не отрывали наши брелоки.

Шумной ватагой Семен и мы, его свита, вваливались в аэровокзал, у буфетной стойки пили кофе, потом, без всякой рекламы, снова вскакивали на машины и с особым шиком устраивали мотородео – демонстрировали встречные гонки, когда несущиеся навстречу машины расходились только в последнюю секунду. Во время этих трюков в толпе зрителей только и слышались «охи» и «ахи», и возгласы:

– Безобразие! И что милиция смотрит?!

А менты спокойно смотрели издали из патрульных машин. В законе ничего не говорилось о таких представлениях, а раз нет, значит, можно. Да и втайне мы нравились ментам: квартиры мы не грабили, с ножами не ходили, а уж машинами управляли – многим «профи» поучиться.

Мы показывали фигурное катание, потом прыгали с доски через два лежащих мотоцикла. Мы были настоящими каскадерами! Особенно наш лидер – Семен. У него даже брала интервью одна корреспондентка, о нем напечатали в газете.

– Все это шелуха! – говорил Семен поклонникам. – Из «Явы» много не выжмешь, а наши агрегаты вообще дерьмо. Достать бы настоящую иномарку, показал бы класс.

Семен заканчивал родео эффектным прыжком, тут же подъезжал к Лиле, она садилась на мотоцикл и прижималась к своему кумиру. Семен издавал прощальный сигнал и гнал в сторону Дербышек. Мототабун вскипал, все разъезжались по домам.

Около Дербышек Семен имел кирпичный гараж. Когда-то гараж принадлежал заведующему стройбазой. За гаражом на склоне оврага целыми днями ошивались местные алкаши. Завидев в гараже завбазой, просили стакан, «щас вернем», – говорили и никогда не возвращали. Раз попросили, а завбазой возился со своей «Волгой» и под горячую руку послал мужиков куда подальше.

– Ну смотри, гад, пожалеешь! – хмыкнули те и ушли.

А ночью гараж вспыхнул, как спичечный коробок – сгорел вместе с «Волгой», только кирпичная кладка осталась.

– У завбазой крупы полно, он приобрел новый транспорт и гараж дюралевый поставил, – объяснял Семен Лиле. – А я навесил крышу, настелил полы, оборудовал бункер. Клево, верно?

В бункере на видавшем виды столе были разбросаны бобины для «мага», стены разрисованы эмблемами футбольных клубов, обклеены кинозвездами, рекламами японских мотоциклов. Ясное дело, каждая хорошая реклама несет элемент мечты. У Семена мечта была четкая:

– Вот подожди, подкоплю крупы, достану «мицубиси» или «ямаху», тогда покажу класс, – говорил он Лиле и уже представлял, как несется на роскошной, мощной, сверкающей никелем машине, как участвует в мотогонках, и не где-то в масштабах страны – это тесно кипучей натуре, – на всех континентах. Он уже пересекал огромные пространства, видел себя победителем международного ралли, слышал восхищенные возгласы…

Незаметно пролетало лето, и вот уже один осенний день сменял другой, уже опадала листва в загородных лесах, а по утрам на шоссе появлялась изморось. Осенью по ночам на мотоциклах было несладко – в лицо бил ледяной, упругий ветер.

С первым снегом Семен приказал устроить закрытие сезона. Стояла холодная темная ночь, но на последнее родео съехалось не меньше двадцати любителей скоростной езды. Семен был в ударе – в фигурном вождении по узкому ломаному коридору среди ящиков прокатил как слаломист, а в прыжках достиг небывалого – перемахнул через четыре машин!

– Во дает, чувак. Рекорд Европы! – со знанием дела бросил Костя. – Щас пойдет на мировой!

И точно. Семен дал команду поставить еще два мотоцикла и для разгона, плавно сбросив скорость, отъехал подальше от подкидной доски. Погазовал на холостых оборотах, чтоб убедиться в надежности движка, поправил шлем, пригнулся и, слившись с машиной, дал полный газ. Тяжелую машину подкинуло в воздух и пронесло над препятствиями, как огненный снаряд, но, приземляясь, заднее колесо повело на скользком покрытии. Мотоцикл завалился и, высекая из асфальта сноп искр, ударился о бордюр и, точно заарканенный зверь, продолжал реветь и дергаться, подминая под себя всадника.

…Когда приехала «скорая», Семен лежал на газоне и бормотал:

– Шелуха, чуваки! Все равно перепрыгну!.. А у нас с тобой, Лиль, чистые чувства, верно?

До больницы «скорую» сопровождал весь мототабун. Мы двигались сбивчиво, гуськом, словно траурный эскорт. В больнице сказали, что с Семеном «ничего серьезного» и через два дня его выпишут, но мы все равно долго кружили около корпуса, подавленные, растерянные, как всякий табун, потерявший вожака.

Мужчины «определенной» профессии

Три года я проработал на автостанции. Только однажды достался мне клиент – в костюме с иголочки, рожа плоская, как блин. Застопорил машину в боксе, врубил музыку – сажает аккумулятор, олух.

– Этого надо потрясти, – на ходу бросил мне Вадька.

Я только попробовал сцепление, и мне все стало ясно – надо менять диск, а их на складе не было.

– Ничем не могу помочь, – возвестил франту Василь Петрович. – С этим у нас глухо. Покамест можно поставить старый.

Раскис клиент, таращится на драндулет.

– Отпуск, – говорит, – вылетает в трубу.

А я ему:

– Хана! Сливай воду, – потом отвожу в сторону: – У меня есть свой, почти новый.

– Выручай, – канючит пижон. – Я заплачу.

– О чем речь, – говорю. – Чок! Заметано! Ставь на ТО-2, сам покинься, поболтайся где-нибудь, только никому ни слова.

Часа два верных я снимал коробку, разбирал корзину, а штучки все увесистые. Через час Очкарик кричит, но так, для профилактики, он-то все сечет:

– Ты что полдня с прокачкой колупаешься? Давай веселей!..

– Так ведь вон еще одна машина! То тут подкрутишь, то там, да болты пригорели! – ору, беру на глотку. Только так.

Поставил я клиенту старый диск, затянул потуже: «Все равно, – думаю, – у него, у клиента-то, мозги зашнурованы». А он, как сел, только выехал во двор и ко мне, истошно заорал:

– Ты что ж, гад, мне подсунул металлолом? Он же пробуксовывает! Несет понтяру – почти новый! Эй, мастер!

Подошел Очкарик и стал свидетелем моего позора.

Ну, в общем, клиент оказался профи, и мне вкатили выговор, потом еще один раз попался, и меня турнули из слесарей. Хотели перевести в мойщики, но на это унизительное дело я не пошел.

– Ничего страшного, – успокоил меня Вадька. – Дело поправимое. Ты свое оттрубил, теперь можно и отвальную дать. Я на твоем месте пошоферил бы. Технику ты знаешь, а права обменять – дело плевое. Обмозгуй!

Все получилось, как вычислил Генка, но оказалось это и к лучшему.

На курсах шоферов я ухлопал полгода. С небольшой нагрузкой подучил материальную часть – то, что знал конечно, но поверхностно – голый двигатель с одними «горшками» и в оснастке, ходовую часть; заново проштудировал правилами движения. Ну а вождение не в счет, катание – одно удовольствие, да и у меня уже была приличная практика на мотоцикле.

Я ездил с отличным инструктором – Алексеичем. Ему было за полста; на вид моложавый, с рыжими глазами и носом-картошкой. Он спокойно попыхивал папиросой и дремал, пока я потел за баранкой. Нахохлится, на дорогу вроде бы и не смотрит, только я оплошаю, сразу пуляет матерком, а ругался он искусно – через слово вставляя смачное словечко.

– Не люблю… твою мать, возить баб. Нельзя ругаться, – признался он.

Со мной-то Алексеич отводил душу. Да и не только с мной. Кого бы ни возил. Хоть академика. Ему было начхать на звание. За рулем всех любителей он считал баранами, называл на «ты» и поливал, не стеснялся. После работы переходил на «вы» и почти не ругался. До инструкторской работы Алексеевич двадцать пять лет отсидел за баранкой. Какие только агрегаты не водил.

– Да, старина, в теперешних легковушках полно всякой… удобств разных, – лениво тянул он. – И обогрев, и приемник, а в войну ничего не было. Мы на «студебеккерах» ездили. Вот чудо техники, что порожняя, что груженая – один… одинаково идет. Зимой в кабине, бывало, даешь дуба от холода, так мы обвязывались велосипедными камерами, а ниппеля трубками соединяли с радиатором. Вот так… мать. Водичка горячая булькает, тепло. Такая была ситуация…

Напортачу я что-нибудь, а он и не шелохнется, только цедит:

– Спокойняк! Ну ситуация, и что?! Выше купол. Здесь все зависит от практики. Через год будешь чувствовать себя уверенно… Тут важно предвидеть ситуацию. Следуешь за машиной – определи характер водителя, предугадай его маневр; обгоняешь грузовик, смотри в оба – не на тросе ли он. Больше всего остерегайся детей и кирных. Главное тут что?! Не только никого не придавить, но и не дать на себя наехать. Такая ситуация… Кати спокойняк, ни быстро, ни медленно. Нормально… мать. За рулем-то спешить нельзя, а тихо едешь – плохая смазка, износ движку. У грамотного водителя машина идет пластично. А почему? Отвечаю: он через руль чувствует дорогу… Веди себя так, чтобы не пугать участников движения. Уважай других водителей. Дорога не твоя собственность и не прощает ухарства. Опытный, культурный водитель не экстазует по всякой… не раздражается, если впереди плетется машина, не переезжает первым перекресток, куда лезть?! Не делает неожиданных маневров, не нервничает в трудной ситуации. А все остальное…

Откатав три часа, мы загоняли машину под навес. Алексеич долго фыркал, крякал у рукомойника, потом снова смолил папиросу и все меня обрабатывал, но уже без мата:

– Попадаются заносчивые мальчишки. Отсидел за баранкой пару годков и думает, все знает, все умеет! Катит и считает, сколько «козлов» и «чайников» на трассе. А тут ситуация! Только так. Человек проверяется в ситуации. Поломка какая, а он сразу – дело пахнет керосином! Мечется, нервничает, тыр-пыр, ничего не получается. А ты спокойняк. Страшного-то ничего нет, чудес не бывает. Сам не скумекаешь, другие помогут. Шофера придут на помощь. А если ситуация на шоссе, можно пойти в колхозные гаражи. Там народ получше, чем городские ханыги. И сделают на совесть.

С Алексеичем я накатал сотню часов, а потом инспекция из ГАИ, так, для проформы – сидят, балагурят с Алексеичем и другими, кто нас натаскивал, перемигиваются, всем ставят «отлично», посматривают на соседнюю комнату, где уже накрыты столы (мы скинулись по пятерке). Это ведь только любителей они рубят, а наших ребят пропускают не глядя. Четко.

Положив права в карман, я пришел на автобазу. Сразу потребовали кучу справок: об окончании курсов (водительского удостоверения оказалось мало), справки и характеристики с прежнего места работы, с места жительства (прописке в паспорте не верят), наводили справки в диспансерах: не туберкулезник ли, не сумасшедший ли?! Только после всей этой проверки меня допустили к самосвалу-развалюхе, старой колымаге с вмятинами и наварной резиной. Новые машины давали водителям со стажем.

Шофера на базе – это не любители. Ведь любителей хлебом не корми, только дай покопаться в своих колымагах. Вечно под машинами валяются, только ноги из-под бамперов торчат. Вылезут, запустят движок, послушают, как фурычит, и снова под днище лезут. И трясутся над каждым пятнышком кузова…

А как любители ездят?! Попросту мешаются на линии: то шарахаются из стороны в сторону, то тянутся перед носом. Так бы и долбанул в зад! Некоторые наши ребята с базы нарочно пугали этих болванов. Скажем, идет такой «козел» на обгон, а ты вначале сбросишь газ, а перед встречняком поддашь, чтобы не лез, олух, куда не положено, уважал грузовой транспорт… Отдельные любители занимаются лихачеством – от таких на трассе не знаешь, чего и ожидать.

А уж технику эти удальцы гробят – больно смотреть: шпарят сломя голову, мотор при последнем дыхании, а им все до лампочки. Меж тем, гнать-то ведь ума не надо. Жми на железку, и все. Выбрать нужный режим – вот задача; чувствовать, что можно от машины взять, контролировать на слух работу систем, умело использовать профиль дороги, то есть чувствовать сцепление покрышек с дорогой – вот почерк грамотного водителя. Все это я усек быстро, да и школа Алексеича давала себя знать.

На базе ребята технику не насиловали и друг друга уважали. Иногда собачились, но чуть что стояли рядом, спина к спине.

– У нас здесь свои порядки, – объясняли мне ребята. – К примеру, главный инженер образованный тип; ясное дело, у него оклад поменьше, чем у нас – мозоли не натирает, только мозгами шевелит. Ну и заедает его, прямо слюной исходит. Попробовал как-то нормы увеличить – мы пришли всем табором, пригрозили, сразу хвост поджал. «Еще раз такое выкинешь, – сказали, – всем скопом на соседнюю базу подаемся». Теперь притих, суслик.

Я начал работать зимой. По утрам на базе стоял гул и грохот – прогревали движки; стекла диспетчерской дрожали от тяжелого вращения маховиков, а громкоговоритель «горшок» сразу затыкался от мощной воздушной тяги; повсюду клубился пар от заливаемого в радиаторы кипятка, пахло соляркой, автолом. Раскочегарив двигатель, я брал путевку, давал кружок по базе, чтоб проверить тормоза и размешать закостенелую смазку заднего моста, спиртягой смазывал лобовое стекло, чтоб не затягивало ледком, и выезжал на трассу.

Около базы начиналась расхлябанная, посыпанная солью колея. И какой осел дал установку сыпать соль?! И покрышки разъедает, и днище, а о башмаках пешеходов и не говорю. И главное, сыпали по разнарядке, смотришь – обледенелый участок не посыпан, а где лежалый, утрамбованный снег – катит «сыпуха».

Первые дни я возил песок. До двенадцати дня гонял от волжского карьера до объекта. Туда-сюда, как челнок. Потом катил шамать в столовую и снова: экскаватор – стройка. К вечеру застопоришь на базе, отмоешься и домой. За день наломаешься, в трамвае стоишь – пошатывает, руки и ноги с непривычки болят. Через месячишко-другой втянулся.

Народ на базе был разный: одни водители в промасленных телогрейках, другие в чистых куртках, на манер таксистов. Одни в быту жмоты, другие добряки, но на трассе все молодчаги: случись что, всегда помогут, запаску-кольцо и то отдадут. Иначе нельзя – проскочишь мимо, не жить тебе больше. Не то что будешь загорать часами, никто не подкатит – это само собой. Просто при случае вломят как следует. Не разводя бодягу, отметелят – и точка.

Особняком на базе стояли дальнобойщики. Им-то подолгу приходилось крутить баранку, и они выбирали в напарники только весельчаков. Вот чудаки были! Каждый считал, что у всех дальнобойщиков жены гулящие, а у него порядочная.

На самосвале особенно не пошебаршишь. Достать стройматериалы в то время было проще простого, да и сейчас можно – выходи на шоссе и голосуй. Нужны доски – останавливай грузовик с тесом, понадобится кирпич – сигналь пятитонке с кирпичом. За десятку весь двор завалят. Вот так многие дачи и отгрохали. Не они первые, не они последние. Подумаешь, на кубометр теса на стройке станет меньше. Шофер поставит бутылку прорабу, тот спишет «как отходы и бой». Все принадлежит всем, то есть конкретно никто ни за что не отвечает. Кстати, никак не могу взять в толк, зачем на стройки завозят столько материала? Ведь из него можно еще один объект возвести.

Мы в основном сливали бензин, благо он у нас в отечестве был дешевле газировки. А нам-то и совсем лафа – давали талоны на месяц. Куда ни едешь, заметишь гаражи, завернешь, напузыришь частникам сколько надо. Четко. И частники не в обиде – вполовину дешевле, чем на заправке. Ну, иногда еще диспетчеру подкинешь трояк, а он тебе пару ездок припишет. План планом, а премия премией. Так что на автобазе жить было можно.

Днем в весенние деньки наступала благодать: припекало, в окно врывалась свежая струя; на улицах девчонки-продавщицы грелись на солнышке, красивые такие, чертяки! После зимы все казались красивыми. Глаза у них загорались, что ли? По вечерам подмораживало, и приходилось туговато: машину то и дело заносило; случались и аварии.

Был на базе один паренек. Свой самосвал вечно подкрашивал, в кабине пристроил приемник. Сам ходил модный такой… Утром идет к своей тачке, машет путевкой, улыбается, подмигивает мне. Влезет в кабину, врубит приемник на полную мощность и как рванет. Много раз встречал его на трассе – всегда гнал как бешеный; самосвал гремел и подпрыгивал; инспекция только хмурилась и грозилась. А паренек сидит себе за баранкой, улыбается. «Дешевый фраер» обзывали его, а он знай себе работает с опережением графика и без аварий. И все же накаркали. Как-то весной на скользкой дороге занесло его. Одни говорили, его «козел» напугал, другие – будто от пешехода увернулся. В общем, вылетел он с полосы да прямо в каток! Я почти ничего не знал об этом пареньке, но вот запал он мне в память. Иду на базу. «Вот сейчас, – думаю, – его встречу, выйдет из диспетчерской, развеселый такой, помашет путевкой, подмигнет…»

Летом все стало в норме, и что я ощутил за рулем – это свободу. В любой момент мог куда-нибудь махнуть: завернуть домой – подзаправиться, скатать на Кабан – окунуться. Размечтавшись, я представлял, как подкоплю деньжат, куплю подержанную тачку, отделаю ее на базе и стану счастливчиком. К этому времени мой «Ковровец» пришел в полную негодность, а возиться с ним не хотелось. Я уже подумывал о собственном транспорте более высокого класса.

Летом меня прикрепили к дорожному ассу Кольке; мы с ним посменно гоняли один самосвал, и сразу поладили.

Колька был плечистый, с крепким корпусом, ходил поигрывая ручищами-маховиками, ступал тяжело, плотно, точно забивал башмаками гвозди; на работе Колька бывал серьезным, неразговорчивым, в компании становился весельчаком и балагуром; если еще сидели девицы, вообще выступал как массовик-затейник. А домой приходил, опять менялся: ныл жене, что почти уничтожен болезнями, ждал, когда она пожалеет.

– Если у мужика нет шрамов, у него должны быть болезни, – подмигивал мне Колюха. – Болезни средних лет.

Его жена – маленькая, худая со звонким голосом; о себе говорила:

– Меня не видно, но зато слышно.

Не знаю, как наедине, а на людях Колькина жена всячески выказывала свою заботу: то накинет ему на плечи кофту «от радикулита», то подаст чай с нарезанными яблоками и ласково так проворкует:

– Люблю мужчин определенных профессий.

Колька с первого захода взял меня под опеку и дал дельные советы:

– Двигаться с горы опаснее, чем в гору, учти, капитально… Перед обгоном сбавь скорость, чтоб увеличить скоростной момент… Клюешь носом, остановись, немного покемарь. И помни три Д – «Дай дорогу дураку!».

Благодаря Кольке я отшлифовал мастерство и вскоре вместе с ним уже болтался на доске передовиков. И мать была довольна (я зарабатывал вполне прилично), только иногда говорила:

– Все-таки надо закончить техникум. Вечернее отделение. Ведь тебе осталось учиться всего ничего. Диплом не помешает.

– Какой смысл?! – усмехался я. – У меня уже есть определенная профессия, а химию я, кстати, всегда терпеть не мог.

…А потом меня призвали в армию. Служил я в Прибалтике, водил бронетранспортер; так что мой стаж вождения оказался непрерывным. Да и вообще мне служилось довольно легко, все-таки до армии я получил спортивную закалку в мотоклане и приобрел трудовые навыки на автостанции.

Через три года я снова вернулся на базу; меня встретили с распростертыми объятиями. Особенно Колька.

– Ну и порядок, – горячо объявил. – Теперь подбери себе хорошую бабешку и создавай семью. Мужик должен быть хозяйственным, а ты сейчас – тундровый.

Приблизительно то же самое сказала и его жена, и моя мать. Короче, меня стали обрабатывать, но я не сдавался. Еще года два встречался то с одной девицей, то с другой. Теперь-то я, возмужавший, держался с ними, девицами, как надо. Чуть какая закривляется, поворачивался и уходил.

С некоторыми вообще вел себя жестко. И удивительная штука, им это нравилось. Нравилось подчиняться. Оказалось, их не надо упрашивать, просить, им надо приказывать и действовать. Женщина всегда ждет от мужчины действий. И уважает его власть. Власть – вот что женщина больше всего ценит в мужчине. Потому и нельзя ей ни на минуту казаться слабым. Почувствует твою слабость – все! Потеряешь уважение.

Вот к этому я и пришел в результате опыта и одерживал одну победу за другой, совсем стал, как Вадька, мой дружок по автостанции. Кстати, он-то с этим завязал и, как я случайно узнал, женился на Наталье. А я вот так запоздало разыгрался, наверстывал упущенное до армии. Кое в чем даже переплюнул Вадьку, стал привередлив: одну девицу считал глупой, другую – болтуньей; у одной коленки острые, у другой – толстый нос.

Но странное дело, чем больше у меня было похождений, тем чаще вселялась непонятная тоска. Доходило до того, что было с кем провести вечер, а с кем поговорить по душам – не было. Мне не хватало женщины-друга, которая жила бы моей жизнью, моими интересами. Но главное, чтобы перед ней не надо было казаться уверенным в себе, веселым, преуспевающим, властным. Хотелось быть самим собой: усталым, грязным и мрачным, каким я, собственно, и выходил с автобазы. А иногда и слабым, когда нездоровится. Похоже, я созревал для семьи, но все же еще не созрел окончательно. Помнится, в те дни заезжал к Кольке; у него жена в халатике, кудрявые детишки, ужин на столе; они, голубки, сидят обнявшись, ящик смотрят. «Эх, – думаю, – надо тоже жениться». В другой раз загляну – у них погром: в Кольку чайники, кастрюли летят – его жена полыхает. «Слава богу, – думаю, – что не женат». Ну, а потом и меня заклинило.