Текст книги "Вторая мировая: ошибки, промахи, потери"

Автор книги: Лен Дейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 49 страниц)

В границах Чехословакии осталось много оборонных предприятий прекратившей свое существование империи. Выяснив, что свежеотпечатанные кроны не пользуются спросом на международном валютном рынке, чехи с радостью обнаружили, что их оружие с готовностью покупают за твердую валюту. Новое правительство всемерно поддерживало оборонную промышленность – заводы «Шкода» в Пльзени и «Збройовка» в Брно, а также предприятия химической промышленности. За десятилетие чешские предприятия захватили десять процентов мирового рынка вооружений. В бурные межвоенные годы чешское оружие использовали китайцы и японцы, эфиопы и обе стороны во время гражданской войны в Испании. Лучший ручной пулемет, состоявший на вооружении английской армии, назывался «Брэн», потому что его создали работавшие совместно со специалистами чехословацкого завода в Брно рабочие английского завода в Энфилде.

Германская армия жадно взирала на чехословацкие военные арсеналы. И не зря: разработанные чешскими конструкторами танки и орудия исправно служили в ней до конца войны. Как выяснилось впоследствии, еще большее значение имели заводы по производству авиационных двигателей и оборудования для самолетов. Гитлер решил добавить их к своей империи. Во Франции и в Великобритании не нашлось никого, кто пожелал бы остановить его, хотя эти действия были тревожным сигналом о надвигающейся войне.

Притязания Гитлера на Судетскую область Чехословакии были основаны на ложных жалобах, что центральное правительство в Праге притесняет проживающее там немецкое меньшинство. Это не соответствовало действительности, но германские газеты, подчиняющиеся Геббельсу, преподали все именно так, как того хотели нацисты. Судетские немцы проживали в приграничных с Германией районах, где имелись мощные оборонительные сооружения, готовые отразить возможное наступление. Чехи были тверды и объявили мобилизацию. Чемберлен, считавший Гитлера трезвомыслящим политиком, с которым можно договориться, предложил ему встретиться. Пожилой премьер-министр, не отличавшийся крепким здоровьем, совершил свой первый в жизни полет на самолете, чтобы встретиться с фюрером в его резиденции в горах в Берхтесгадене. Последовали бесплодные переговоры, и сторонние наблюдатели все больше укреплялись во мнении, что война неизбежна. Наконец в самый последний момент Чемберлен отправил секретное послание итальянскому диктатору Бенито Муссолини с просьбой выступить посредником в переговорах.

В сентябре 1938 года Гитлер, Чемберлен, Муссолини и Даладье, премьер-министр Франции, встретились в Мюнхене, чтобы обсудить притязания Германии. Окончившаяся полным фиаско встреча вызывала в памяти комедии братьев Маркс. Зал переговоров был заполнен официальными деятелями и просто зеваками, пришедшими на бесплатное угощение. Гитлер, Даладье и Чемберлен не знали ни одного иностранного языка, и их переводчики были измучены до предела, работая в постоянной людской толчее. Муссолини сиял из-за того, что владеет немецким, английским и итальянским. Он превратил встречу в шоу и взял на себя роль ведущего. В конце концов в двадцать пять минут первого ночи Мюнхенский договор был подписан.

Чемберлен возвратился из Мюнхена, торжествующе размахивая договором и совместным заявлением, отвергающим возможность войны, утверждая, что он «привез мир этому поколению». Это было чересчур преждевременное утверждение. Мюнхенская встреча была жалкой попыткой Франции и Великобритании сохранить свое лицо, позволив при этом Гитлеру захватить приграничные районы Чехословакии. Заняв расположенные в этих районах оборонительные сооружения, немцы оставили страну беззащитной. Единственным утешением чехам, лишенным права голоса по поводу расчленения их страны, было то, что Великобритания и Франция выступили гарантами новых границ в случае неспровоцированной агрессии. Германии также предложили присоединиться к этим гарантиям, но она отказалась.

Уинстон Черчилль, бунтарь, занимавший в зале заседаний парламента последнюю скамью, выступил в палате общин и сказал: «Мы потерпели полное поражение и оказались в эпицентре двенадцатибалльного урагана… И не думайте, что это конец. Это только начало». Коллеги-парламентарии заглушили его речь свистом и криками.

Последние сомнения в том, что Чемберлен, позволяя Гитлеру ввести войска в Судетскую область, не собирался тянуть время, чтобы осуществить перевооружение английской армии, рассеивает сам Чемберлен. Когда после Мюнхенской встречи лорд Суинтон (в то время государственный секретарь по делам авиации) предложил Чемберлену: «Господин премьер-министр, я поддержу вашу позицию, если вы четко дадите понять, что купили время, необходимое для перевооружения армии» – тот, покачав головой, достал из кармана заявление, подписанное Гитлером, и сказал: «Ну как вы не понимаете – я привез мир».

Большинство членов кабинета министров, а также большая часть британского общества пытались внушить себе, что совместное англо-германское заявление, гласившее, что «народы Великобритании и Германии больше никогда не будут воевать друг с другом», действительно означает «мир этому поколению», как то обещал Чемберлен. Однако, согласно рассказу о встрече самого Чемберлена, когда Гитлер собрался подписать заявление, выяснилось, что чернильница пуста. Более осторожный человек наверняка засомневался бы в искренности германских намерений, если никто не позаботился наполнить чернильницу.

Германские войска, оккупировавшие Судетскую область, относились к чехам с презрением. Семьи, жившие в течение многих поколений в собственном доме, вышвыривались на улицу; им не позволялось забрать домашний скарб и животных. Отряды СС – недавно созданной службы, впоследствии организовывавшей массовые истребления мирного населения в оккупированных районах Польши и СССР, – проверяли на контрольно-пропускных пунктах, чтобы чехи не забирали с собой никаких вещей. Когда Гитлер, совершавший инспекционную поездку, увидел, что чешским беженцам дают суп из армейских полевых кухонь, он спросил генерала Рейхенау: «Зачем мы тратим прекрасный немецкий хлеб на этих свиней?» На самом деле это был чешский хлеб.

Вначале некоторые немцы были поражены действиями частей СС Гиммлера. Один офицер абвера (военной разведки) записал в дневнике: «Части СС ведут себя варварски: убивают, грабят, выселяют. Я видел одну несчастную девушку, изнасилованную девять раз подряд этими выродками, а отец ее был убит… эти люди верят всему, что писали наши газеты о зверствах чехов в отношении наших братьев».

Торжество судетских немцев, поддержавших притязания Гитлера полностью необоснованными жалобами на то, как плохо с ними обращается чехословацкое правительство, оказалось недолгим. После окончания войны всех судетских немцев, дав им на сборы несколько часов, бесцеремонно депортировали в Германию.

Умиротворение

9 октября 1938 года, всего через несколько дней после Мюнхена, Гитлер выступил в Саарбрюкене с речью, в которой обрушился с нападками на западные державы и предсказал, что в Великобритании к власти скоро придут поджигатели войны. Это было указание на Черчилля и всех тех, кто выступал против политики умиротворения, проводимой Чемберленом.

В то время, когда мир еще не был опутан сетью электронных средств связи, когда не было спутниковых телефонов, особую важность приобретала личность посла. К несчастью для всех, большинство послов, участвовавших в происходящих событиях, были фигурами мелкого масштаба. В Лондоне Америку представлял Джозеф Кеннеди, отец будущего президента США. Этот человек был помешан на антибританских чувствах и давным-давно решил (и небезосновательно), что Великобритания, столкнувшись с Германией, долго не продержится. Американский посол в Париже видел повсюду большевистские заговоры. Британскому кабинету министров в Берлине приходилось полагаться на своего посла Невила Хендерсона, о ком Уильям Ширер – американский журналист и историк, живший в то время в Берлине, – так написал в примечаниях к своим мемуарам:

«Я, как только мог, пытался быть объективным в отношении сэра Невила Хендерсона, но это было непросто. С самого своего появления в Берлине он произвел на меня впечатление человека, не только симпатизирующего нацизму, но и поддерживающего цели нацистов. Посол даже не старался скрыть свое личное удовлетворение тем, что Гитлер захватил Австрию, а затем Чехословакию, – похоже, он ненавидел чехов не меньше самого Гитлера».

Но еще хуже личных предубеждений Хендерсона была его ограниченность как политического деятеля. Сэр Л. Б. Намьер, британский историк, суммировал это так:

«Самовлюбленный, тщеславный, самонадеянный, упрямо цепляющийся за свои необъективные взгляды, он засыпал министерство ворохом длинных телеграмм, депеш и пространных писем, повторяя и переповторяя одни и те же бредовые мысли. Достаточно глупый, чтобы представлять угрозу, но недостаточно тупой, чтобы быть безобидным, Хендерсон показал себя un homme néfaste[30]30
  Очень плохим человеком (фр.).


[Закрыть]».

К концу 1938 года угроза надвигающейся войны взвалила на правительство Великобритании экономические заботы. Еще в апреле того же года страна имела золотые запасы в 800 миллионов фунтов – что внешне выглядело очень убедительно. Однако видимость была обманчивой. Эти деньги в основном принадлежали иностранцам, которые искали безопасную гавань для своих капиталов. Угроза войны и то обстоятельство, что Великобритания оказалась к ней не готовой, привели к тому, что за промежуток времени между апрелем и сентябрем 150 миллионов фунтов золотом покинули страну. Британская экономика оказалась не настолько крепка, чтобы выдержать подобную лихорадку. Выплаты за Первую мировую войну все еще лежали тяжким бременем на плечах налогоплательщиков, и это несмотря на то, что военный долг Соединенным Штатам так никогда и не был выплачен. Казначейство постоянно предостерегало, что Великобритания не сможет вести большую войну, которая будет продолжаться три года и дольше. Армия нуждалась в деньгах, но головную боль правительства еще больше усиливала неуклонно растущая стоимость современного оружия.

Нежелание тратить деньги на оборону особенно проявилось на заседании кабинета министров 2 февраля 1939 года, когда государственный секретарь по военным делам Лесли Гор-Бели-ша запросил 81 миллион фунтов на переоснащение шести дивизий регулярной армии и четырех дивизий территориальных войск. Чемберлен выступил против подобных трат, заявив, что решающим фактором в будущей войне будет финансовая мощь Великобритании. Но Франция, опасаясь, что в будущей войне англичане останутся сторонними наблюдателями, настаивала на том, чтобы Великобритания подготовила экспедиционные силы для ведения боевых действий на континенте. В результате было принято решение переоснастить все двенадцать дивизий территориальных сил, но не регулярную армию.

Оккупировав Судетскую область, Гитлер начал всячески подталкивать Словакию – часть расчлененного государства – потребовать независимости. Нацистские требования, предъявляемые пражскому правительству, становились все более и более вызывающими: Чехословакия должна покинуть Лигу Наций, сократить численность армии, объявить вне закона евреев в соответствии с принятыми нацистами Нюрнбергскими постановлениями. Как того и следовало ожидать, в марте 1939 года Германия захватила всю Чехословакию. Богемия и Моравия были объявлены германским «протекторатом». Гитлер приехал в Прагу и провел ночь в Президентском дворце, замке, который должен был стать центром германской администрации. Солдаты и члены нацистской партии, носившие в петлице красно-черную ленту за «неоценимые заслуги» в организации оккупации Судетской области, получили в дополнение «ленточку пражского замка».

Новоприобретенные богатства превратили Германию во вторую в мире державу (после США) по промышленному потенциалу. Все Балканские государства от Югославии до Турции были оснащены чехословацким оружием. Отныне все страны, использующие чехословацкое вооружение, стали зависимы по части запасных частей и обслуживания от расположения Гитлера. Великобритания точно не могла помочь этим странам, поставляя английское вооружение. Английских танков и орудий не хватало самой Великобритании, и они уступали в качестве чехословацкой продукции. Чехословацкая сталь настолько превосходила английскую, что в 30-е годы Великобритания импортировала чехословацкие броневые плиты, необходимые для строительства боевых кораблей.

В Лондоне известие о том, что германские войска вошли в Чехословакию и заняли Прагу, вызвало настоящий шок. По условиям Мюнхенского договора Великобритании пришла пора встать на защиту чехословацких границ. Кабинет министров ждал реакции лорда Галифакса, министра иностранных дел в правительстве Чемберлена. Тот воспринял это известие спокойно. Галифакс, высокий тощий аристократ, стал во главе иностранного ведомства, когда его предшественник, Антони Идеи, выразил несогласие с проводимой Чемберленом политикой умиротворения. Галифакс объяснил, что Великобритания дала гарантии чехам на тот случай, если на них будет оказываться моральное давление. А в сложившихся обстоятельствах обязательства Великобритании автоматически аннулировались.

Чемберлен согласился и обвинил во всем словаков, требовавших создания независимого государства: по его словам, именно это ускорило кризис.

И все же, несмотря на унизительную реакцию на германскую оккупацию Чехословакии, это в конце концов убедило Чемберлена и его кабинет, что Гитлер стремится к мировому господству. Чемберлен осторожно высказал эти мысли в своей речи. Теперь ему нужно было искать союзников, которые выступили бы решительно против следующего акта агрессии. Государственный секретарь Великобритании по военным делам Гор-Белиша обратил внимание на то, что в Чехословакии Гитлер получил вооружение, достаточное для снаряжения 38 пехотных и восьми моторизованных дивизий[31]31
  В то время британская пехотная дивизия насчитывала 17 500 человек, а пехотная бригада – 3000 человек. В пехотном батальоне – обыкновенно называвшемся стрелковым батальоном – было около 800 человек. Стрелковая рота состояла из 120 человек, в том числе 5 офицеров.


[Закрыть]. (Возможно, это было преувеличением, но двадцать дивизий можно было снарядить точно.)

Министр иностранных дел Великобритании был совсем не тем человеком, кто мог бы стать опорой Чемберлену. В высшей степени религиозный бывший вице-король Индии первый граф Галифакс был представителем элиты старой школы, сноб, бледневший при одной мысли об истинной демократии. По мере того как все больше и больше раскрывалось его поведение, Галифакс становился олицетворением политики умиротворения. Он был готов на очень многое, чтобы ублажить Гитлера, вплоть до того, чтобы отдать ему некоторые из африканских колоний. Именно Галифакс пытался надеть узду на английские газеты, по его мнению, слишком сильно критиковавшие нацизм. При мысли о том, как близок он был к тому, чтобы стать премьер-министром (в 1940 году вместо Черчилля), мороз по коже продирает.

9. АНТИГИТЛЕРОВСКАЯ КОАЛИЦИЯ

Если после войны все будет прекрасно, почему же мы не начали эту войну раньше?

А. Л. Герберт. «Военная песенка»

Любая коалиция, противостоящая Гитлеру, должна была включать достаточно сильную армию Польши и нефтяные вышки Румынии. Обе эти страны имели общие границы с Германией, и над обеими нависла угроза захвата, но поляки и румыны недолюбливали друг друга и не хотели становиться союзниками. И те и другие были духовно ближе к нацистской Германии, чем к советской России. Политические убеждения крайне затрудняли подготовку соглашения, объединявшего Россию с убежденными антикоммунистическими правительствами таких стран, как Испания, Португалия, Польша и Румыния. Главная проблема заключалась в том, что эти страны, испытывая сиюминутный страх перед германской агрессией, давно и всерьез боялись советского коммунизма.

Само географическое положение Польши предоставляло Гитлеру оправдание его действий. Созданная после Первой мировой войны Польша с протянувшимся к морю «коридором» отрезала Восточную Пруссию от остальной Германии. Данциг (в настоящее время Гданьск), портовый город, расположенный в этом коридоре, являлся эпицентром кризиса. Населенный в основном немцами, он в надежде избежать конфликтов был превращен в «вольный город», находящийся под международным управлением. В октябре 1938 года, еще до того, как германские войска оккупировали Прагу, Гитлер потребовал, чтобы Данциг вошел в состав Третьего рейха.

В марте 1939 года британский кабинет министров получил убедительные донесения о том, что Гитлер собирается напасть на Польшу. Одно пришло от американского посла в Варшаве и было передано непоколебимым Джозефом Кеннеди, послом США в Лондоне. Другое поступило от Яна Колвина, берлинского корреспондента газеты «Ньюс кроникл», только что выдворенного из Германии за многочисленные связи с антигитлеровскими группировками. Подробный доклад Колвина о германских намерениях был смесью совершенно секретной информации, предположений и явных преувеличений. Некоторые сведения поступили, вероятно, от генерала Франца Гальдера, начальника генерального штаба германской армии[32]32
  Девид Уатт в своей книге «Как началась война» утверждает это, ссылаясь на германские источники.


[Закрыть]. Несомненно, что человек, передавший эти сведения Колвину в надежде заставить союзников оказать сопротивление агрессивным замыслам Гитлера, имел доступ к директиве от 25 марта, посланной Гитлером Браухичу, главнокомандующему армией.

29 марта Колвин принес свой доклад в министерство иностранных дел, где его тотчас же попросили лично доложить обо всем сначала лорду Галифаксу, а затем премьер-министру Чемберлену, решившему, что необходимо продолжать попытки создать антигитлеровскую коалицию, а также предпринять какие-то шаги, чтобы помочь Польше. К 31 марта было подготовлено «временное» заявление. В нем просто говорилось, что в случае военной угрозы Польше Великобритания придет ей на помощь. «Французское правительство уполномочило меня дать ясно понять, что оно занимает такую же позицию», – добавил Чемберлен, и переполненная палата общин встретила это известие восторженными криками.

Чемберлен выглядел нездоровым. Неизлечимая болезнь стиснула его смертельной хваткой, и он, похоже, не до конца осознал всю значимость принятого им решения. Но уже в письме своей сестре, датированном 2 апреля, Чемберлен писал: «А определять, возникла ли угроза, будем мы сами». Газетный магнат лорд Бивербрук в анонимной статье, опубликованной в принадлежащей ему «Ивнинг стандарт», трактовал обязательства Великобритании еще более вольно. Он считал, что Великобритания не обязана вмешиваться в случае незначительных территориальных изменений: например, если Германия настоит на прокладке через территорию Польши автобана, который свяжет ее с Восточной Пруссией, или же потребует передачи ей Данцига, можно будет не спешить на помощь Польше.

Подобные интерпретации опровергло министерство иностранных дел в своем заявлении от 3 апреля, в котором говорилось, что Великобритания в случае возникновения военной угрозы Польше не будет оказывать на нее давление. Если поляки попросят о помощи, они ее получат. Впоследствии выяснилось, что министр иностранных дел Польши пригрозил отменить свой визит в Лондон, если позиция Великобритании не будет прояснена. Для тех, кто хочет определить момент, когда война стала неизбежной, – вот точная дата. Курок был спущен, когда министерство иностранных дел, желая избежать конфликта, который вызвала бы отмена визита, обнародовало это заявление.

Меньше чем через неделю после импульсивного высказывания Чемберлена пришло известие, что Италия – до сих пор считавшаяся Чемберленом противником германской экспансии в Европе – вторглась в Албанию, маленькую страну, и так практически находившуюся под мандатом Италии. Эта новость породила волну тревоги, захлестнувшую всю Европу. В те времена европейские правительства были еще более скрытны, чем сейчас, и в темноте официального молчания начала быстро расти плесень слухов. Совместного нападения германского и итальянского диктаторов ждали с минуты на минуту. Паникеры пугали всех заявлениями, что война начнется с бомбардировок Лондона и Парижа.

Нападения не последовало, но за ту зиму 1938/39 года настроение англичан переменилось. Видевшее гораздо дальше политиков, население Великобритании стало сознавать неизбежность войны. Во всем мире лишь единицы понимали, что в стране отсутствуют финансовые ресурсы, необходимые для ведения полномасштабной войны. Все были уверены, что Великобритания, за спиной которой стоит огромная империя, обладает силой и богатством, чтобы играть роль мирового жандарма. В любом случае, грядущая война будет вестись во Франции, обладающей самой сильной армией в мире, обороняющей неприступную линию Мажино. Господствующим настроением в обществе стало то, что «Гитлера необходимо остановить». Возможно, слишком часто это произносилось с испуганной покорностью, но все же произносилось. Восторга было мало. Слишком многие еще живо помнили предыдущую войну, чтобы радоваться перспективе повторять все заново. И тем не менее общество было пропитано духом мрачной решимости, отличительной чертой англичан. Пацифисты, проповедовавшие идеи мира на каждом углу, все с большим трудом находили сочувствующих слушателей.

В ответ на всеобщие опасения разрушительных бомбардировок было решено перевести часть противовоздушной обороны на круглосуточное дежурство. Лондонцы увидели, как ночное небо исполосовали лучи прожекторов. Те, кто знал, куда смотреть, обнаружили 3,7-дюймовые зенитные орудия, укрытые за брустверами из мешков с песком, с расчетами в стальных касках. Но основу зенитной артиллерии составляли устаревшие 3-дюймовые орудия. Начались жалобы на соседство артиллерийских позиций, поступавшие от секретарей гольф-клубов, фермеров, директоров парков, муниципальных советов и простых жителей. «Практически все подобные протесты были удовлетворены», – с горечью констатирует главнокомандующий войсками ПВО.

11 апреля лорд Горт, начальник генерального штаба, предупредил государственного секретаря по военным делам Гора-Белишу, что не может поддерживать боевую готовность противовоздушной обороны с имеющимися у него в наличии людьми. Правительство должно призвать в армию резервистов, объявив частичную мобилизацию. Единственной альтернативой этому является принятие парламентом закона о призыве мужчин на военную службу в мирное время. Горт слышал речь Гора-Белиши 31 марта о необходимости введения обязательной воинской повинности и знал, что тот с пониманием отнесется к его просьбе.

Для Великобритании призыв гражданских лиц на военную службу был очень болезненным шагом. Обязательная воинская повинность уже вводилась во время прошлой войны, вызвав резкое недовольство общества. Чемберлен был против призыва в армию, потому что его предшественник обещал избирателям не вводить его ни при каких обстоятельствах до следующих выборов и Чемберлен повторил это обещание. Он также боялся яростного сопротивления со стороны пацифистски настроенной лейбористской оппозиции и профсоюзов. Хватаясь за соломинку, премьер-министр предложил неосуществимую схему, по которой обслуживать объекты ПВО должны были территориальные войска (состоящие из добровольцев, имеющих основную работу). Армия была категорична: территориальные части ПВО и так уже перегружены работой, солдаты не успевают справляться со своими военными, а также гражданскими обязанностями. В конце концов лорда Галифакса также удалось убедить в необходимости введения обязательной воинской повинности, и Чемберлен сдался.

Он выдал это за собственную мысль, хотя слово «призыв» старательно избегалось, рекруты именовались «милиционерами», обязанными пройти военную подготовку. Предложение объявить «чрезвычайное положение» было отвергнуто из опасений, что это окажет катастрофические последствия на финансовые рынки лондонского Сити.

Знаменуя торжество политики над здравым смыслом, Социалистическая лейбористская партия и либералы проголосовали против введения этой обязательной военной подготовки. Но тори смогли собрать достаточно голосов, чтобы провести это предложение через палату общин с большим перевесом: 380 против 143. По крайней мере 30 членов парламента и почти все газеты высказались за формирование нового правительства из представителей всех партий. Чемберлен оставался непреклонен.

23 апреля после одобрения кабинета министров казначейство выделило армии денег на самые неотложные нужды, но это было далеко не то же самое, что необходимое снаряжение. Читая список остро необходимых вещей, которые просто нельзя было купить в готовом виде на складе, и сознавая, как близко к войне подошла Великобритания, испытываешь холодную дрожь.

Дипломатические маневры

В ответ на вопросы, поставленные английским послом в Москве, кабинет министров получил изумивший всех длинный перечень предложений, выдвинутых Максимом Литвиновым, министром иностранных дел Сталина. Литвинов, образованный опытный дипломат, исколесивший весь мир, по национальности был еврей и был женат на уроженке Великобритании. Он неизменно выступал за усиление связей с Великобританией и Францией. Теперь Литвинов предлагал заключить договор между СССР, Великобританией и Францией на пяти-или даже десятилетний срок, обеспечивающий взаимные гарантии на случай агрессии со стороны Германии. Такой откровенный язык поверг в ужас английских министров. В гарантиях, выданных Великобританией Польше, старательно избегалось упоминание Германии: а что, если русско-английское соглашение выведет Гитлера из себя? И уж точно оно расстроит все остальные европейские страны, которым угрожает Германия. Поляки от русско-английского пакта презрительно отвернут нос: они уже ясно дали понять, что не позволят частям Красной армии пересечь границу Польши даже для того, чтобы помочь отразить германское вторжение. А прибалтийские государства? А Соединенные Штаты и доминионы? Соглашение с Советами повлияет на все без исключения международные связи Великобритании.

Французское правительство было готово изучить предложения русских и постараться найти слова, которые бы удовлетворили Лондон, но Чемберлен боялся, что известия о советских предложениях, просочившись за стены Уайтхолла, станут известны избирателям. Сообщая о них лидерам лейбористов, он взял с них слово сохранить разговор в строжайшей тайне.

Предложения русских заставили крепко задуматься английских министров. Кабинет запросил мнение высшего командования сухопутных сил, авиации и флота не один, а два раза. Во втором докладе военачальники значительно изменили свои точки зрения, и министры перестали совсем в чем-либо разбираться. В частном письме Чемберлен писал, что «испытывает глубочайшее недоверие к России». В то время как война неотвратимо надвигалась, лорд Галифакс просуммировал полное смятение этих людей, на которых с надеждой смотрела вся Великобритания, словами «нам нужно тянуть время».

Англичане все больше и больше запутывались в хитросплетении слов, выдвигая контрпредложения, которые Сталин находил еще более противоречивыми и неудовлетворительными. В конце концов косные чиновники министерства иностранных дел осознали, что если они и дальше будут не называть Германию явно в тексте соглашения, дело закончится тем, что Великобритания даст гарантии всем против всех. Русские, видя, что англичане не торопятся, заподозрили, что они хотят затянуть переговоры до бесконечности. Сталин, у которого были шпионы в высших правительственных кругах практически всех европейских стран, пришел к убеждению, что Великобритания и Франция вступят в боевые действия только в том случае, если сами подвергнутся агрессии, и решил, что спасение для России может принести только договор с ее заклятым врагом – нацистской Германией.

До сих пор не угасли споры по поводу того, кто первый, Гитлер или Сталин, выдвинул предложение заключить договор о ненападении. До прихода Гитлера к власти Германия была крупнейшим импортером Советского Союза, в свою очередь поставляя ему почти половину экспорта. Доктрина Гитлера и его шумная злобная пропаганда буквально удушили взаимную торговлю. Программа перевооружения армии настолько истощила экономику Германии, что в январе 1939 года директор Рейхсбанка должен был испрашивать санкцию Гитлера на все расходы. Германская экономика развивалась по опасному экстенсивному пути, в то же время по причинам как экономическим, так и политическим Германии становилось все труднее и труднее получать иностранные кредиты.

С другой стороны, Советский Союз постоянно намекал на то, что его очень устроил бы возврат к тому объему товарооборота, что был у него с Германией до Гитлера. Таким образом, две великие державы толкала навстречу необходимость торговых связей. Некоторые источники, в том числе советские историки, настаивают на том, что идею Советско-Германского пакта о ненападении, подписанного в августе 1939 года, впервые выдвинул Гитлер. Они ссылаются на длинный разговор, состоявшийся у Гитлера с советским послом на приеме в Берлине в январе 1939 года.

Празднование Нового года было отложено на 12 января для того, чтобы оно смогло пройти в новом роскошном здании Рейхсканцелярии, построенном архитектором Альбертом Шпеером на Фоссштрассе. Дворец сверкал полированным мрамором, мозаиками и бронзой. Кабинет Гитлера, длиной 80 футов и с 60-футовым потолком, был спроектирован так, чтобы подавлять посетителей, которым предстояло пройти по вытянутому помещению к огромному мраморному столу фюрера. На праздничном приеме папский нунций, дуайен дипломатического корпуса, обратился к Гитлеру с речью, пожелав ему счастья и успехов в новом году. Как только краткая официальная церемония окончилась, Гитлер на глазах у всех присутствующих отвел в сторону советского посла и проговорил с ним больше тридцати минут. В свете торжественного дипломатического приема это было красноречивым свидетельством того, что Германия хочет изменить приоритеты своей внешней политики. На самом деле это было ответом на встречу советских и германских торговых экспертов, состоявшуюся в Берлине 22 декабря, и последующее одобрение Сталиным выделения кредита в 200 миллионов рейхсмарок.

Вряд ли стоит удивляться, что сообщения о надвигающемся русско-германском торговом соглашении появились и во Франции и в Великобритании. В «Ньюс кроникл» от 27 января появилась более подробная статья, в которой предполагалось, что Советско-Германский договор неизбежен. Эта статья была написана Верноном Бартлеттом, известным своими тесными связями с советскими официальными кругами, и русские газеты перепечатали ее без комментариев. Возможно, расчеты Гитлера на тот вклад в германскую экономику, который привнесут Австрия и Чехословакия, ослабили его стремление заключить договор со Сталиным, ибо только в Страстную Пятницу 7 апреля Иоахимм фон Риббентроп, министр иностранных дел Германии, поручил Петеру Кляйсту, эксперту из своего аппарата, установить контакт с советскими дипломатами, чтобы ускорить продвижение переговоров. Все специалисты сходятся во мнении, что у Риббентропа не было ни таланта, ни знаний, ни опыта; работа над Советско-Германским договором о ненападении стала вершиной его карьеры.