Текст книги "Заговор 20 июля 1944 года. Дело полковника Штауффенберга"
Автор книги: Курт Финкер
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)
66 К. v. Нammеrstеin. Op. cit., S. 285/286.
67 Сообщение Гельмута Наке киностудии ДЕФА от 4 июня 1964 г. Согласно этому сообщению, тревога в оружейно-техническом училище была объявлена уже после окончания служебного времени (около 16 часов). После построения в походную колонну были розданы оружие и боевые патроны. На марше через Берлин перед королевским дворцом был сделан длительный привал, во время которого набиты магазины автоматов. Тем не менее трудно объяснить, почему рота прибыла на Бендлерштрассе столь поздно.
68 По Э. Целлеру, карательная команда состояла из ГО унтер-офицеров под командой лейтенанта Шади. Г. Наке, очевидец расстрела, сообщает, что для этого акта были специально отобраны 5 унтер-офицеров охранного батальона. После казни десять курсантов оружейно-технического училища, не являвшиеся берлинцами, были выделены для увозки и захоронения трупов в неизвестном солдатам месте.
69 Последние слова Штауффенберга передаются различно. Так, по другим свидетельствам, он воскликнул: «Да здравствует свободная Германия!» или же «Да здравствует тайная Германия!»
70 К. V. Нammеrstеin. Op. cit., S. 288.
71 Е. Zеllеr. Op. cit., S. 352, Anm. 31.
72 Kunrat von Hammerstei n. Flucht. Aufzeichnungen nach dem 20. Juli. Olten und Freiburg (Br.), 1966, S. 13. Следующая цитата также взята из той же работы. Геринг, говоря о Штауффенберге, называл его «неким полковником графом фон Штауффенбергом» и закончил обращение к военно-воздушным силам словами: «Да здравствует наш фюрер, которого столь явно благословил сегодня всемогущий господь!» Цит. по: Ibid., S. 16.
73 Сообщение Вальтера Кайрата.
74 Н. Fraenkel, R. Manvell. Op. cit., S. 148.
75 «Nordwestdeutsche Hefte», Heft 1.2/1947, S. 33. Д. Мельников. Указ. соч., стр. 210. Однако это число включает и тех, кого нацисты подозревали, но кто на самом деле не имел к заговору никакого отношения.
76 G. Weisenborn, Op. cit., S. 141.
77 Ibid., S. 347.
78 Д. Мельников. Указ. соч., стр. 210.
79 G. Weisenborn. Op. cit., S. 346. Кроме того, за своё оппозиционное отношение к Гитлеру были казнены 36 генералов, 43, как утверждалось, погибли при различных несчастных случаях и 49 покончили самоубийством. Из 22 фельдмаршалов 8 были уволены в отставку (из них 1 казнён), 3 попали в плен, 4 умерли, 1 погиб на фронте, 4 покончили самоубийством, 1 (Кейтель) был казнён в Нюрнберге. См.: ibidem.
80 К. v. Нammеrstеin. Flucht, S. 67.
81 H. Fraenkel, R. Manvell. Op. cit., S. 151.
82 «Mitteilungsblatt der AeO», Heft 8/1964, S. 7.
83 E. Z e i 1 e r, Op. cit., S. 469.
84 Th. Steltzer. Sechzig Jahre Zeitgenosse, S. 173.
85 A. Heusinger. Befehl im Widerstreit, S. 365/366, zit. in «Mitteilungsblatt der AeO», Heft 2/1959, Beilage.
86 J. Hellwig, H. Oley. Der 20. Juli und der Fall Heusinger. Berlin, 1959. Хойзингер являлся с 1 марта 1957 г. первым генеральным инспектором бундесвера и с 1 апреля 1961 по 20 марта 1964 г. – председателем Постоянного военного комитета НАТО в Вашингтоне. С тех пор состоит военным советником ХДС.
87 Шпейдель после второй мировой войны был генералом бундесвера и главнокомандующим сухопутными войсками НАТО в Центральной Европе.
88 Герстенмайер ещё в 1923 г. вступил в СА и с 1933 г. был начальником управления в Имперском руководстве «Германского студенчества». После установления нацистской диктатуры как теолог с согласия министерства иностранных дел предпринял ряд пропагандистских поездок за границу, в частности, с предложениями о привлечении церкви к антикоммунистической пропаганде на Балканах. За эту деятельность он был признан не подлежащим мобилизации в армию. Уже в 1945 г. (!) известный теолог Карл Барц разоблачил «антифашизм» Герстенмайера. Он писал: «Грубый (и глупый) дьявол исчез, оставив после себя одну лишь вонь. Теперь, кажется, пришёл час тонких (и умных) дьяволов: час великих непризнанных антинацистов, приверженцев веры, героев и почти мучеников, час блестящих алиби – час, когда старый теологическо-церковно-политический уксус (по возможности под эгидой ничего не подозревающих оккупационных властей, а также явно под знаком всемирно-христианского движения и уж наверняка sub specie aeternitatis) не выплёскивают в сточную яму, а спешно, ловко и набожно перецеживают из третьей бутылки в четвёртую. Кому это по вкусу, пусть в восторге пропагандирует, поощряет и культивирует... тип Ойгена Герстенмайера!» (Karl Barth. Neueste Nachrichten zur neueren deutschen Kriegsgeschichte? In: «Klarung und Wirkung». Berlin, 1966, S. 451.) После второй мировой войны Герстенмайер стал председателем бундестага ФРГ, членом синода Евангелической церкви в Германии, членом президиума западногерманского ХДС и членом Европейского совета. Он принадлежал к самым фанатичным глашатаям направленной против ГДР боннской политики. См.: «Vom SD-Agenten Р 38/546 zum Bundestags-präsidenten. Die Karriere des Eugen Gerstenmaier», hg. vom Nationalrat der Nationalen Front des demokratischen Deutschland. Berlin, 1969.
89 A. Leber. Das Gewissen steht auf, S. 165/166.
90 Ibidem.
91 H. Fraenkel, R. Manvell. Op. cit., S. 180/181.
92 A. Krebs. Op. cit., S. 304.
93 Ibid., S. 299.
94 A. Leber. Op. cit., S. 222.
95 Ibidem.
96 Ibidem.
97 Описание дано no: IML, ZP, Akte NJ-1614, Sonderkomission 20.7. 1944. Beschuldigung gegen Major a. D. Max Lindemann, Elsa Lindemann u. а. Кстати, во время пребывания у супругов Глёден Линдеман брал уроки русского языка у молодой русской женщины. См.: К. von Hammerstein. Flucht, S. 157.
98 G. Ritter. Op. cit., S. 431.
99 H. Fraenkel, R. Manvell. Op. cit., S. 223. Как сообщает Гаральд Пёльхау, среди примерно 30 женщин, доставленных в тюрьму Моабит, находилась также вдова легационного советника Ганса Бернда фон Хефтена – брата Вернера фон Хефтена, которую «оторвали от детей, хотя те очень нуждались в своей матери. Но гестапо не посчиталось с тем, что мать ещё кормила грудью своего младшего ребёнка». Н. Роеlсhau. Die Ordnung der Bedrängten. Berlin. 1963, S. 68.
100 Сообщение графини Нины фон Штауффенберг.
101 Richard Scheringer. Das grosse Los. Unter Soldaten, Bauern und Rebellen. Hamburg, 1959, S. 442.
102 Сообщение Гертруды и Вальтера Машке.
103 Сообщение Артура Раквица Гюнтеру Вирту.
104 Сообщение о совместном заседании окружного комитета СЕПГ, посвящённом 20-й годовщине образования СЕПГ. См.: «Wissenschaftliche Zeitschrift der Pädagogischen Hochsuchle Potsdam. Mathematisch-Naturwissenschaftliche Reihe», Jg. 10 (1966), Heft 3, S. 434.
105 K. von Hammerstein. Flucht, S. 44.
106 Сообщение генералов в отставке д-ра Отто Корфеса и Мартина Латтмана.
107 Из личного архива Антона Аккермана.
108 «Mitteilungsblatt der АеО», Heft 8/1964, S. 12.
109 IML, ZP, 238/Mappe 25.
110 Ibidem.
111 «Freies Deutschland», 23.7.1944.
112 Ibidem; sieh auch: W. Ulbricht. Zur Geschichte der deutschen Arbeiterbewegurig, Bd. 2: 1933—1946. Berlin, 1953, S. 334.
113 «Neues Deutschland», 28. 3.1969, S. 2.
114 Сообщение генерала в отставке О. Корфеса.
115 Винценц Мюллер. Я нашёл подлинную Родину. Записки немецкого генерала. М., 1964, стр. 305.
116 У Антона Аккермана сохранились рукописные тезисы доклада, с которыми он дал ознакомиться автору настоящей книги. Дальнейшее изложение основано на этих заметках.
117 По данному пункту Аккерман говорил без предварительных записей.
118 Этими впервые публикуемыми выдержками из личных записей Антона Аккермана категорически опровергаются измышления тех западногерманских историков, которые с антикоммунистическими намерениями вновь и вновь утверждают, будто КПГ не дала всесторонней оценки акта 20 июля 1944 г.
119 Цит по: j w Wheeler-Bennet. Op. cit., S. 710.
120 Цит. по: John J. McCloy II. Die Verschworung gegen Hitler. Stuttgart, 1963, S. 57.
121 Ibidem.
122 W. Schramm. Aufstand der Generale, S. 151.
123 J. W. Wheeler-Bennet. Op. cit., S. 699.
124 Ibid., S. 719.
125 Ibidem.
126 Сообщение Франца Фюмана. В художественной форме Франц Фюман описал этот эпизод в своём рассказе «Фёлюспа». См.: «Das Judenauto». Leipzig, 1965, S. Ill ff.
127 Неопубликованные воспоминания умершего генерала в отставке Иоганнеса Цукерторта (MS).
128 R. Scheringer. Op. cit., S. 441/442.
129 Moritz von Faber du Faur. Op. cit., S. 213.
130 «Freies Deutschland», 30. 7. 1944.
131 Ibidem.
132 Из личного дневника Германа Райха, переданного им автору для ознакомления.
133 Сообщение Германа Райха.
134 Результаты проведённого автором книги письменного опроса, при котором опрашиваемым предоставлялось право не называть свою фамилию.
135 Примерно так же высказался тогдашний унтер-офицер вещевого склада гарнизонного госпиталя в Потсдаме Эрих К. (профессия – торговый служащий). Он заявил, что приветствовал покушение «потому, что был военнослужащим 6-й армии и жалел о многих товарищах, погибших в Сталинграде... потому, что война всё не кончалась. Я бы новое правительство поддержал, – пишет он. – Мои товарищи и друзья думали точно так же. Мои родители всегда были противниками [нацистского] режима. Отец, рабочий, ненавидел военщину и фашистов; мать, домашняя хозяйка, была глубоко религиозной».
Для оценки мнения гражданского населения нижеследующие высказывания типичны по меньшей мере в той степени, в какой они отражают стремление к миру именно у простых людей. 34-летняя в ту пору домашняя хозяйка М. Киршке одобряла покушение, «потому что надеялась, что тем самым кончится война». Она сожалела о неудаче покушения, но не имела никакого представления о его закулисных причинах и прочих событиях, связанных с ним. «Правительство, которое закончило бы войну, я бы поддержала, – пишет она. – Но так открыто говорить об этом никто не осмеливался, тем более что в нашем доме уже имелись случаи доноса в суд на некоторых квартиросъёмщиков (за клевету)». М. Рихтер характеризует своё тогдашнее отношение 18-летней школьницы к покушению так: «Ни за, ни против. Я в то время считала так: кто бы ни правил, мне дела нет, главное – лишь бы война поскорее кончилась. Так думали и в моей семье».
136 Сообщение Герхарда Упателя.
137 В том же духе свидетельствует 30-летний тогда рядовой Вальтер Б. из автобатальона в Лейпциге: «Я жалел, что покушение провалилось. Должен заранее сказать, что до 1933 г. я был активным членом Социалистической рабочей молодёжи, а в 1933—1934 гг. всё ещё участвовал в подпольной работе... Готовность поддержать новое правительство была налицо. Реакция окружения: об этих делах открыто не. говорили. Никто не доверял другому. Говорить открыто можно было только с единомышленником». Из высказываний 23-летнего тогда слесаря военно-морской базы в Готенхафене (Гдыня) явствует, что примерно три четверти его товарищей думали так же. Он пишет: «Благодаря враждебному отношению моих родителей к национал-социалистскому режиму я, будучи молодым человеком, относился к тогдашнему ходу событий весьма критически. Кроме того, да 1934 г. я принадлежал к религиозной молодёжной организации. Среди моих тогдашних коллег по работе были слесари и инженеры. Часть рабочих принадлежала к так называемым «причисленным к немцам». К моменту покушения этот круг лиц в своём подавляющем большинстве уже не стоял за военную политику нацистских руководителей. Наличие веры в германскую победу я к этому времени заметить у них уже не мог. Напротив, у меня складывалось впечатление, что для многих людей покушение послужило последним толчком для того, чтобы либо окончательно отмежеваться от режима, либо по крайней мере занять в отношении него критическую позицию».
Тогдашний ефрейтор войск связи Эрих Гертнер (по профессии – монтажник телеграфных линий), прежде состоявший в профсоюзе и в рабочем спортивно-гимнастическом союзе, сожалел о неудаче покушения. Он сообщает: «Я был бы готов поддержать любое новое правительство, если бы оно выступило за мир... Все мои товарищи по военной базе были того же мнения... Я имел представление о подпольной борьбе движения Сопротивления различных групп и национальностей, находился в контакте с партизанскими отрядами. Из моей части к ним перебежало шесть человек, двоих схватили [при побеге] и одного расстреляли перед строем».
138 «Freies Deutschland», 13.8. 1944.
139 Ibidem.
140 Ibidem.
141 Ernst Nieckisch. Das Reich der niederen Dämonen. Berlin, 1953, S. 306.
142 Friedrich-Whilhelm Krummacher. Ruf zur Entscheidung. Berlin, 1965, S. 109—111. Vgl.: «Freies Deutschland», 8 10. 1944.
143 Ibid., S, 112.


V
Заключительные замечания
Глава написана совместно с Гюнтером ВИРТОМ
Приступая к этой работе, автор поставил задачу дать научно обоснованную оценку личности Штауффенберга, то есть осветить процесс его эволюции в рамках закономерного хода истории. Если рассматривать эту проблему с принципиальной точки зрения и поставить деятельность Штауффенберга во взаимосвязь о закономерностями исторического развития, неизбежно возникает дальнейший вопрос: каковы общественно-политические следствия этой деятельности и её воздействие, ощущаемые и поныне.
Трагическая гибель Штауффенберга и его друзей с абсолютной ясностью показала, что разрешить существовавшее в Германии коренное противоречие никакая «дворцовая революция» не могла. И если гёрделеровские планы в конечном счёте были обречены на провал, ибо противоречили интересам народа и, являясь вариантом империалистической политики, были направлены против будущего антифашистско-демократического развития Германии, то и к действиям Штауффенберга тоже полностью относится вывод о том, что «в условиях нацистского террористического режима не могло оказаться успешным ни одно даже самое организованное офицерское восстание, ибо оно оставалось изолированным от авангарда рабочего класса и от организаций антифашистского Сопротивления»1.
Вместе с тем настоящее исследование призвано показать поляризацию общественных сил внутри заговора 20 июля 1944 г. Оно подтверждает, что цели прогрессивных сил, группировавшихся вокруг Штауффенберга и его соратников, находились в непримиримом противоречии с целями реакционного большинства заговорщиков. Вместе с тем в группе Штауффенберга действовали самые активные и решительные элементы, фактическое и потенциальное влияние которых было гораздо большим, нежели обычно предполагалось. Однако группа Штауффенберга в целом «не смогла оказать определяющего влияния на общий характер заговора, диктовавшийся теми элементами, которые объединялись вокруг Карла Гёрделера»2. Отсюда проистекает то огромное, не лишённое трагизма противоречие, которое заключается в том, что, хотя 20 июля 1944 г. и определялось актом Штауффенберга, сам же заговор по своей глубочайшей сути противоречил взглядам и стремлениям самого Штауффенберга.
Жизненный путь Штауффенберга побуждает поставить вопрос о твёрдых этических нормах и силе их воздействия на политические решения. Восходящие к христианству жизненные принципы, противоречия, своеобразно «очеловеченная» интерпретация элитарного мышления Стефана Георге, всё ещё поверхностное соприкосновение с миром идей социализма и, наконец, постепенное восприятие и внутреннее осмысление окружавших его военно-политических реальностей – всё это позволило Штауффенбергу преодолеть традиции и предрассудки собственного классового происхождения и встать на сторону борцов против варварства и бесчеловечности.
Такое явление не ново в истории классовой борьбы. Возникновение левого, прогрессивного крыла заговора лишь вновь подтверждает слова Карла Маркса и Фридриха Энгельса, констатировавших в «Манифесте Коммунистической партии»: «...В те периоды, когда классовая борьба приближается к развязке, процесс разложения внутри господствующего класса, внутри всего старого общества принимает такой бурный, такой резкий характер, что небольшая часть господствующего класса отрекается от него и примыкает к революционному классу, к тому классу, которому принадлежит будущее»3.
Штауффенберг не смог завершить своё дело до конца, ибо пал жертвой могущественного аппарата вражеской власти, а также и потому, что ещё многими крепкими нитями оставался связан со своим классом. Он воплощал тем не менее ту часть этого класса, которая шла навстречу силам, олицетворяющим будущее.
Таким образом, Штауффенберг выступает в качестве ключевой фигуры того прогрессивного меньшинства заговора 20 июля 1944 г., которое обращало свой взор в будущее, к новой, демократической Германии и уже видело очертания новой исторической перспективы для немецкого народа, – правда, при этом гораздо больше догадываясь и предчувствуя, нежели зная и сознавая.
Детально описывая путь полковника Штауффенберга и его друзей, мы стремились поставить в центр внимания те проблемы, которые сохранили свою актуальность и в наши дни. Тем самым мы хотели ясно показать, что позиция Штауффенберга не только формально противостояла позиции группы Гёрделера, но и открывала возможность сотрудничества непролетарских антифашистов с рабочим классом во имя свержения Гитлера, то есть несла в себе элементы концепции Народного фронта. Наверняка не случайно, что установление контакта группы Штауффенберга – Лебера с руководителями КПГ в Берлине, а также внимательное ознакомление представителей этой группы с деятельностью НКСГ имели место как раз в то время, когда немецкое движение антифашистского Сопротивления достигло своего широчайшего размаха и действенности, когда оперативное руководство КПГ могло опираться на более чем десять тысяч активных борцов, когда к НКСГ и Союзу немецких офицеров в Советском Союзе примкнул ещё ряд крупных групп генералов, офицеров и солдат. Взгляды прогрессивного крыла заговорщиков были настолько аналогичны взглядам офицеров и солдат, группировавшихся вокруг Национального комитета «Свободная Германия», что в одном гестаповском донесении даже говорилось о тождестве мировоззрения и образа мыслей по обе стороны Восточного фронта4.
Это признание, вышедшее из-под пера врага, ещё раз подтверждает один из важнейших выводов данного исследования: Штауффенберг и его друзья принадлежат к антифашистско-демократическому Сопротивлению, к той борьбе, которую самоотверженно вели лучшие сыны и дочери немецкого народа. Штауффенберг предчувствовал, в каком направлении пойдёт будущая Германия, на какие силы она должна опереться, чтобы навсегда исключить повторение такой катастрофы, как фашизм. Штауффенберг приветствовал такой ход развития. В ряде случаев он выходил за рамки одного лишь предчувствия и приходил к примечательным выводам и заключениям. Концепция группы Штауффенберга содержит широкий спектр возможностей подхода к гуманизму, демократии и социальной реформе, ко всему тому, что осуществлено в Германской Демократической Республике в процессе антифашистско-демократической революции.
Необходимо поставить 20 июля и его резонанс во взаимосвязь с общественным развитием Германии после её освобождения от фашизма. При этом можно оттолкнуться от характерного события недавнего прошлого.
В связи с 25-летием 20 июля представители западногерманской общественности опубликовали обращение, представляющее интерес не столько своим содержанием (забота о пропаганде связанных с заговором представлений), сколько подписями тех, кто теперь «примкнул» в этом обращении к 20 июля5. Здесь мы встречаем имена таких влиятельных представителей финансового капитала, как Герман Йозеф Абс, X. Трёгер и Курт Бирренбах, таких ведущих политиков ХДС/ХСС, как Эрнст Бенда и Эрик Блюменфельд, барон фон Гуттенберг, Эрнст Леммер, Эрнст Майоника, Герман Пюндер и барон Рихард фон Вайцзеккер. Среди социал-демократов, подписавших обращение, наряду с Вилли Брандтом и Гербертом Бенером мы находим также профессора доктора Вилли Брундерта, который в период после 1945 г. проводил в провинции Саксония-Ангальт политику, угодную концернам, бывшего советника военно-административного суда Карло Шмида, а также Эмиля Хенка, о котором уже говорилось выше. В числе подписавшихся и священнослужители бундесвера: епископ Лилье, епископ Шарф и «способный к изменениям» Генрих Грюбер. В списке подписавшихся не обошлось и без кардинала Дёпфнера, покровителя Дефреггера – убийцы Филетто. Нет только подписи Ойгена Герстенмайера, зато он представлен своим доверенным лицом Кольмером – руководителем «Благотворительной помощи» евангелической церкви ФРГ.
Весьма печально видеть в подобном обществе таких людей, как Эберхард Бетге, Генрих Бёлль, Гельмут Гольвицер и Роберт Шолль. Имя Бёлля стоит рядом с Майоникой, которого несколько лет назад писатель назвал «самым большим скалозубом» в западногерманском ХДС. В отношении Бёлля можно ещё добавить, что его подпись под обращением воспринимается ещё более странно, если вспомнить, что в своей книге «Письмо молодому католику» он в 1958 г. предостерегающе писал: «Стало уже обычным каждый раз, как только ставят под сомнение позицию официальной католической церкви в Германии в период нацизма, упоминать имена тех мужчин и женщин, которые страдали в концентрационных лагерях и тюрьмах или же были казнены. Но эти люди, такие, как прелат Лихтенберг, отец Дельп и многие другие, действовали отнюдь не по приказу церкви – им приказала другая инстанция, само имя которой вызывает сегодня подозрения: совесть»6.
В этой связи Бёлль говорит и о людях 20 июля. И если он ставит в пример молодому, ищущему совета военнослужащему бундесвера графа Шверина фон Шваненфельда, соратника Клауса фон Штауффенберга, то даваемая писателем характеристика в конечном счёте относится и к самому Штауффенбергу. Слова Бёлля, обращённые к «молодому католику», лишь ещё резче подчёркивают тот фактический путь, который проделан в ФРГ со времени «Письма»:
«Это был христианин и офицер, вступивший в союз с людьми, совершенно чуждыми ему по происхождению и своей политической традиции – с марксистами и профсоюзными функционерами. Дух этого братства, этого союза не сохранился, не стал определять послевоенную политику. Мы могли бы иметь традицию – именно такую, но создаётся впечатление, что внести этот дух в современную политику было бы невозможно: арену ныне занимают примитивные тактики, люди, лишённые памяти, жизнерадостные, здоровые, которые «не глядят назад» и не отдают дани тому преданному анафеме бремени, которое зовётся размышлением и которое они, называя его «болезненным состоянием», третируют как своего рода яд для так называемых интеллигентов...»7
Таким образом, недифференцированный подход к Сопротивлению в целом и к 20 июля в частности приносит весьма сомнительные плоды; путаница по этому комплексу вопросов даже в гуманистических западногерманских слоях чрезвычайно велика.
Следует более тщательно проанализировать список подписавших обращение и обратить внимание на имена, кажущиеся с первого взгляда менее известными. К примеру, на профессора д-ра Э. Вёрмана из Гёттингена. Биографические сведения его prima vista[37]37
На первый взгляд (лат.).
[Закрыть] дают немного: экономист-аграрник, родился в 1899 г., в 1930 г. – доцент в Данциге, в 1933 г. – профессор по вопросам сельскохозяйственного производства в Университете Галле, с 1948 г. – профессор в Гёттингене8. Но многое становится яснее, когда узнаешь, что он принадлежал в Галле к кружку заговорщиков, группировавшемуся вокруг крупного помещика Венцеля-Тойченталя, казнённого после 20 июля9. Вёрман уцелел и во время борьбы за осуществление демократической земельной реформы отстаивал в тогдашней советской оккупационной зоне интересы крупного помещичьего землевладения. В документе, озаглавленном «Точка зрения ХДС провинции Саксония-Ангальт по вопросу о земельной реформе», говорится:
«30 августа всем членам правления союза был разослан и в тот же день обсуждён ими на расширенных заседаниях проект КПГ по вопросу о земельной реформе. На это заседание правления был приглашён от сельскохозяйственной палаты также г-н профессор д-р Вёрман (беспартийный, крупнейший специалист в провинции и всей Германии по вопросам сельского хозяйства). Последний сделал подробное сообщение относительно экономических последствий принятия предложения КПГ. Он заявил... что реформа ляжет на сельское хозяйство неоправданным бременем. Она – можно уже сейчас с большой уверенностью сказать – привела бы к возникновению голода. Правление присоединилось к этой точке зрения и высказало в отношении проекта КПГ точку зрения, оформленную в виде документа от 31 августа»10. Документ подписан д-ром Хервегеном – именно тем самым Хервегеном, который вместе с ранее названным профессором Брундертом был осуждён в 1950 г. Верховным судом ГДР за экономические преступления. Итак, круг замкнулся11.
Этот круг становится ещё уже, если добавить, что упомянутый документ был направлен д-ру Гермесу – тому самому д-ру Гермесу, которого прогрессивные элементы ХДС тогдашней советской оккупационной зоны сместили со всех его постов и который (что важно для нашей темы) в первый день памяти жертв фашизма, 9 сентября 1945 г., выпустил газету «Нойе цайт» в таком виде, что 20 июля занимало в ней монопольное место. Шапка на первой полосе гласила: «Погибшие 20 июля», а в передовой статье д-р Гермес писал: ХДС «вырос непосредственно из круга участников и жертв 20 июля» и опирается «в значительной мере на духовную подготовку, проделанную этим кругом». Однако из участников заговора Гермес назвал при этом прежде всего Кайзера и Гёрделера12.
Все эти концепции связаны между собой и, таким образом (мы могли бы эту констатацию подкрепить многочисленными другими примерами), в центр заговора реакционными историками и политиками ставится его империалистическая фракция. Если сделать на этом основании некоторые обобщения, приходишь к следующим выводам.
Поскольку после провала заговора 20 июля и в результате победы Советской Армии осуществление его империалистического, гёрделеровского варианта стало невозможно, после освобождения Германии была предпринята попытка выдать уцелевших гражданских представителей заговора за подлинных «представителей Сопротивления» и в качестве таковых внедрить их в общественную жизнь как в советской, так и в западных оккупационных зонах. Таким образом пытались насколько возможно спасти гёрделеровский вариант, – вариант монополистического капитала и крупного землевладения.
В советской оккупационной зоне это пытались сделать при помощи основанных в конце июня – начале июля 1945 г. буржуазных партий, прежде всего ХДС. К основателям этой партии принадлежал ряд лиц, связанных с 20 июля, в первую очередь Якоб Кайзер и вдова полковника Вильгельма Штеле Хильдегард Штеле, а также такие представители Крайзауского кружка, как Теодор Штельцер, Паулус ван Хузен и Ганс Лукашек.
Если учесть тот факт, что Учредительный манифест ХДС говорил о чёткой, проникнутой стремлением к лучшему будущему позиции, которой ХДС и ныне придерживается в качестве одной из правительственных партий ГДР, становится ясно следующее. С одной стороны, представители гёрделеровского варианта сначала пробовали прикрыться признанием этой позиции на словах, чтобы на практике задержать процесс антифашистско-демократической революции. С другой стороны, произошла известная поляризация, приведшая к тому, что некоторые вошедшие в Учредительный манифест положения крайзауских документов получили «левую» интерпретацию13. Поэтому весьма примечательно, что авторы изданной западноберлинским христианско-демократическим движением за мир толковой книги «ХДС в ГДР, или Чему мы можем поучиться у наших братьев и сестёр» писали:
«Филологический анализ показывает, кстати, определённое родство этого документа с политическими разработками, возникшими в Крайзауском кружке... Подписавшие данный документ (за немногими исключениями) остались верны тем замыслам, которые можно рассматривать как указывающие путь в будущее. Но другие подписавшие берлинский Учредительный манифест понимали его в духе политически и социально реакционных элементов Крайзауского кружка. Они пытались интерпретировать его в пользу хода развития, ведущего к реставрации прошлого. Поэтому не случайно некоторые подписавшие берлинский манифест позже стали министрами в Бонне»14.
Далее, такой анализ показал бы, что в процессе антифашистско-демократической революции в тогдашней советской оккупационной зоне тот прежний конфликт в среде буржуазии, которым характеризовалось 20 июля, был пережит ею вновь, уже в иных общественных условиях, и преодолён тем, что представители гёрделеровской линии (тремя этапами: конец 1945 г. – Гермес, конец 1947 г. – Кайзер, конец 1949 г. – Хикман) были окончательно разбиты. Позитивные элементы концепций кружка Штауффенберга после их переработки и дальнейшего развития в соответствии с прогрессом социально-политического развития были восприняты и интегрированы в борьбу подлинно левых буржуазных слоёв в ГДР.
Пожалуй, полезно сказать здесь и следующее. Мы видели, что формулировки Штауффенберга и его друзей порой были ещё весьма расплывчаты, но, бросая взгляд назад, мы открываем в них и те моменты, которые могут быть интерпретированы прогрессивно. Западногерманская историография, состоящая на службе крупной буржуазии, хочет осудить такой подход методологически, чтобы тем самым избежать высказываний по существу. Приведённые выше ссылки на Учредительный манифест ХДС и связанные с ним явления поляризации позволяют сделать интересное заключение по аналогии. Некоторые позиции Учредительного манифеста ХДС тоже были относительно расплывчатыми и двойственными; они могли толковаться и так и этак; их фактическая интерпретация определялась практикой борьбы рабочего движения и эффективностью его политики союза с другими трудящимися классами и слоями, а также гуманистической последовательностью буржуазных сил. Именно это можно ретроспективно сказать по аналогии и о концепции кружка Штауффенберга, объединявшего патриотических офицеров и гражданских лиц.
Вот почему эти люди тоже заслуживают тех почестей, которые оказываются в ГДР борцам Сопротивления из всех слоёв народа. Это делается и в историографии и, что ещё более важно, в осуществлении их общественного завещания по воспитанию молодого поколения; это находит своё отражение в нашей борьбе против империалистической войны и неонацизма, за мир и социалистическое сообщество людей.
На торжественном заседании по случаю 25-летия 20 июля, состоявшемся в Доме Национального совета Национального фронта демократической Германии, бывший узник Бухенвальда, профессор-историк д-р Вальтер Бартель сказал: «Историография ГДР расценивает Штауффенберга как человека, который, в процессе многолетней внутренней борьбы с замкнутым кастовым духом своего окружения осознал нужды, заботы и подлинные интересы своего народа и был на пути к тому, чтобы пойти вместе с решающей антифашистской и антиимпериалистической силой – рабочим классом... Полковник Штауффенберг навсегда вошёл в великую плеяду немецких патриотов, заветы которых ГДР осуществляет как закономерно возникшее в процессе многовековой истории нашего народа государство мира и свободы, гуманизма и социальной справедливости»15.








