Текст книги "Заговор 20 июля 1944 года. Дело полковника Штауффенберга"

Автор книги: Курт Финкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Западногерманский телевизионный фильм «Коммунистическая версия», показанный 20 июля 1965 г., также оспаривает, что Штауффенберг питал симпатии к НКСГ. В качестве свидетелей опрашивались Теодор Штельцер и барон Кунрат фон Гаммерштейн; оба показали, что о связях Штауффенберга с НКСГ ничего не знали. Это было, несомненно, верно, ибо оба они никогда даже не видели Штауффенберга и, естественно, никогда не разговаривали с ним, о чём они и сообщили автору книги в своих письмах! Кунрат фон Гаммерштейн считал вполне возможным, что Штауффенберг проявлял интерес к НКСГ.

¹⁶⁰ DZA Potsdam, Reichspropagandaabteilung der NSDAP (62 Re 3), Nr. 1, Bl. 81.

¹⁶¹ Ibid., Bl. 85.

¹⁶² Письменные и устные свидетельства графини Нины фон Штауффенберг.

¹⁶³ IML, ZP, Akte NJ-1614, Bl. 20. Vgl. auch «Mitteilungsblatt der AeO», Heft 7/1959, S. 7.

¹⁶⁴ «Mitteilungsblatt der AeO», Heft 7/1959, S. 7. Г-жа Корфес в личной беседе вновь подтвердила автору книги эти свидетельства. Она хорошо помнит, что её брат всегда говорил «мы», возможно, подразумевая под этим группу Штауффенберга. Г-жа Корфес считает немыслимым, чтобы при дружеских отношениях между её братом и Штауффенбергом последний не поделился бы с ним своими симпатиями к НКСГ и попытками установления контакта с НКСГ или же относился бы к этому неодобрительно.

¹⁶⁵ Job von Witzleben. Op. cit., S. 5/6. Хотя с научной точки зрения несомненно, что взгляды группы Штауффенберга весьма приближались к взглядам НКСГ и что в ближайшем окружении Штауффенберга предпринимались попытки установить контакт с ним, буржуазные историки в Западной Германии до сих пор реагируют на обсуждение данных вопросов весьма раздражённо. Проф. Ганс Ротфельс даже позволил себе утверждать, будто марксистские историки в качестве «доказательства» того, что Штауффенберг находился под влиянием НКСГ, цитируют лишь статью из «Völkischer Beobachter» («Die Zeit», Hamburg, 18.7.1969, S. 30). Особенно усердно клеветал no этому вопросу некий Петер Гофман, в своей рецензии на 1-е издание данной книги. Он приписывает автору утверждение, будто Штауффенберг придерживался «восточной ориентации», ибо «он хотел мира на всех фронтах». Далее, якобы автор книги утверждал, что Штауффенберг «косвенно» имел контакт с НКСГ. Сотворив себе таким образом бумажного тигра, Гофман одним махом расправляется с ним: он заявляет, что для своих (разумеется, никогда не выдвигавшихся) утверждений Финкер использует «весьма шаткие и даже вообще ничего не говорящие источники и не предлагает ничего нового». При этом Гофман проделывает ещё один, особенно пикантный трюк, присущий «объективной» историографии. В то время как опрошенные им самим лица, само собой разумеется, выдаются им за свидетелей, заслуживающих доверия, привлечённые автором свидетельства полковника Джоба фон Вицлебена, Георга Линдемана и Гудрун Корфес он называет «не имеющими научной ценности и не дающими никаких оснований для выводов справками и показаниями». (Peter Hoffmann. Widerstand, Staatsstreich, Attentat. München. 1969, S. 747/748.) Итак, буржуазные историки не останавливаются перед любыми злостными извращениями и личной клеветой, лишь бы сохранить старую антикоммунистическую концепцию.

¹⁶⁶ «Das Attentat...» (Vernehmung G. Kisel), S. 16. В c6.j «Darauf kam die Gestapo nicht» Berlin (W), 1966. Рудольф Гюнтер Вагнер, сотрудник западногерманского и западноберлинского радио, приводит сообщение об унтер-офицере Лео Дике из ОКХ: «Хотя, будучи переводчиком, Лео Дик имел всего лишь чин унтер-офицера, он был давно посвящён в планы переворота офицерами ОКХ, которые питали к нему доверие как к решительному антифашисту. Кроме того, Дик был в ОКХ связным лицом Национального комитета «Свободная Германия», который был создан немецкими офицерами и солдатами в Москве и с которым он при помощи передвижного радиопередатчика поддерживал постоянный контакт. Дик был руководителем нашей группы Сопротивления «Лео III», состоявшей из священнослужителей и атеистов, коммунистов и членов партии немецких националистов, интеллигентов, деятелей искусства, то есть людей всех политических оттенков» (op. cit., S. 47/48).

Это сообщение не подтверждено никакими дальнейшими фактами или ссылками. Антон Аккерман, игравший видную роль в руководстве КПГ и НКСГ, заявил по этому поводу автору книги, что НКСГ не имел собственной радиостанции и лично ему ничего о наличии прямой радиосвязи с группами Сопротивления в Германии или в вермахте неизвестно. Возможно, это сообщение имеет в виду группу Сопротивления «Дора» (Шандор Радо, Рудольф Ресслер), См.: «Budapester Rundschau», Nr. 52/1970, S. 6.

IV
Попытка переворота 20 июля 1944 г.

Подготовка и неудачные попытки покушения

К концу 1943 г. военно-политическое положение Германии ещё более ухудшилось во всех областях. После победы Красной Армии в битве на Курской дуге летом 1943 г. стратегическая инициатива окончательно перешла в руки советских войск, а фашистская стратегическая оборона оказалась совершенно безуспешной. Несмотря на мобилизацию всех сил, численность войск вермахта, действовавших на Восточном фронте, сократилась с 3,1 миллиона человек на 1 ноября 1942 г. до 2,85 миллиона человек на 1 ноября 1943 г. Произошёл коренной перелом в ходе войны. Вопреки всем проискам реакционных империалистических сил сотрудничество держав антигитлеровской коалиции укрепилось. 28 ноября – 1 декабря 1943 г. Сталин, Рузвельт и Черчилль встретились в Тегеране на конференции, чтобы согласовать дальнейшие действия против гитлеровской Германии. Западные державы более не могли продолжать тактику оттягивания открытия второго фронта и заявили о своей готовности создать его в Западной Европе не позднее мая 1944 г.

В начале 1944 г. война в Европе вступила в свою последнюю стадию. Поражение фашистской Германии стало неотвратимым. Однако фашистские правители предпринимали всё новые и новые усилия, чтобы безудержным террором и ценой истощения последних людских и материальных резервов затянуть войну и отсрочить собственную гибель. Большую роль в их расчётах играла надежда на распад антигитлеровской коалиции. Эта надежда объединяла все группировки финансового капитала: как те, которые по-прежнему делали свою ставку на фашистскую руководящую верхушку, так и те, которые всё больше ориентировались теперь на группу Гёрделера.

Ухудшение военного положения послужило заговорщикам стимулом для ускорения подготовки покушения. Итак, посмотрим, как оно готовилось. Чтобы иметь полное представление, осветим обобщённо все приготовления и попытки, имевшие место в 1943—1944 гг.

Военные приготовления к устранению Гитлера основывались на использовании плана, имевшего кодовое название «Валькирия». Официально он предусматривал меры на случай внутренних беспорядков. Ещё зимой 1941/42 г. его предложил выработать Ольбрихт, Учитывая наличие в Германии большого числа военнопленных и иностранных подневольных рабочих, а также опасность высадки вражеских десантов, Гитлер одобрил это предложение. В течение 1942—1943 гг. план «Валькирия» был разработан, а затем неоднократно дополнялся. В своём окончательном виде он предусматривал, что в случае внутренних беспорядков армия резерва – а она насчитывала около 2,5 миллиона человек – будет поднята по боевой тревоге и сформирует боеспособные группы войск. Эти группы, возглавляемые командующими военными округами, должны будут обеспечить безопасность важных объектов, военных, транспортных и хозяйственных сооружений, центров и линий связи и т. п., а затем, действуя согласно дальнейшим указаниям, уничтожать появляющегося противника. Все командования военных округов располагали этим планом, который подлежал введению в силу по условному сигналу «Валькирия». Дать этот сигнал от имени Гитлера имел право только один человек – командующий армией резерва генерал-полковник Фромм.

В случае отказа Фромма принять участие в государственном перевороте сигнал «Валькирия» был готов дать командующим округами генерал Ольбрихт, что технически являлось вполне возможным, ибо при передаче по телеграфу или телефону установить сразу же, кто действительно подписал приказ, было нельзя. Утверждённый Гитлером план объявления тревоги и начала боевых действий представлял собою легальное прикрытие и исходный пункт задуманного государственного переворота. Ольбрихт, Штауффенберг и – до октября 1943 г. – Тресков совместно разработали ряд дополнительных приказов, чтобы приведение войск в боевую готовность по сигналу «Валькирия» использовать для государственного переворота с целью свержения нацистской диктатуры¹.

После убийства Гитлера и подъёма по боевой тревоге войск в Берлине и его окрестностях намечалось дать командующим округами и командующим группами армий и армиями первый основной приказ. Он начинался словами: «Фюрер Адольф Гитлер убит. Бессовестная группа окопавшихся в тылу партийных главарей пытается использовать эту ситуацию, чтобы нанести удар в спину отчаянно сражающимся на фронте войскам и в своекорыстных целях захватить власть»². Заговорщики первоначально считали необходимым такое заявление, ибо полагали, что авторитет Гитлера в вермахте ещё настолько велик, что сказать сразу же полную правду нельзя. Это можно будет сделать только после того, как власть окажется в руках вермахта.

Далее, основной приказ передавал верховное главнокомандование вермахтом, а тем самым и исполнительную власть тому фельдмаршалу, который его подписал (в сентябре 1943 г. готовность сделать это выразил фон Вицлебен). Верховный главнокомандующий в свою очередь передавал исполнительную власть на всей территории Германии командующему армией резерва, а в оккупированных областях – командующим войсками на Западе, Юго-Западе и Юго-Востоке, командующим группами армий «Южная Украина», «Северная Украина», «Центр», «Север», а также командующим войсками вермахта в Прибалтике, Дании и Норвегии. Этим командующим должны были подчиняться все части и учреждения вермахта, войск СС, Имперской трудовой повинности (РАД), организации Тодта (ОТ)[23]23
  Военно-строительная организация, возглавлявшаяся генералом Тодтом.


[Закрыть], все местные органы власти, вся полиция охраны порядка, полиция обеспечения безопасности и административная полиция, вся нацистская партия, а также предприятия транспорта и снабжения.

Войска СС подлежали немедленному включению в состав армейских войск. Носители исполнительной власти были обязаны поддерживать порядок и общественную безопасность, обеспечить сохранность сооружений связи и ликвидировать Службу безопасности СС(СД). Основной приказ обязывал воинских начальников всеми мерами, в том числе и силой оружия, оказывать поддержку носителям исполнительной власти. Приказ заканчивался словами: «Немецкий солдат стоит перед исторической задачей. От его энергичности и действий зависит, удастся ли спасти Германию»³. Вторым основным приказом командующий войсками на территории страны передавал исполнительную власть тыловым заместителям командующих армейскими корпусами[24]24
  Согласно существовавшей в гитлеровской Германии военно-мобилизационной системе, армейские корпуса были приписаны к соответствующим военным округам и, убывая на фронт, оставляли в местах своей постоянной дислокации мирного времени тыловое командование, занимавшееся вопросами обеспечения, снабжения, а также пополнения действующих войск, формированием и обучением новых контингентов и т. п.


[Закрыть] и командующим военными округами. Одновременно они получали полномочия введённых Гитлером имперских комиссаров обороны.

Надлежало осуществить следующие немедленные меры:

1. занять войсками и обеспечить функционирование сети связи почтового ведомства и вермахта, включая радиостанции;

2. отстранить от власти и арестовать всех гауляйтеров НСДАП, имперских наместников, министров, обер-президентов, полицей-президентов, высших чинов СС и полиции, руководителей гестапо, начальников органов СС, руководителей учреждений пропаганды и крайсляйтеров[25]25
  – окружных руководителей.


[Закрыть] нацистской партии;

3. захватить концентрационные лагеря, арестовать их комендантов, разоружить и изолировать в казармах охрану;

4. арестовать сопротивляющихся или непригодных для использования командиров войск СС, разоружить оказывающие сопротивление соединения и части («энергичное введение в бой превосходящих сил с целью предотвращения более крупного кровопролития»⁴);

5. захватить учреждения СД и гестапо, привлечь к содействию полицию охраны порядка;

6. установить связь с военно-морским флотом и военно-воздушными силами и осуществлять совместные с ними действия.

В каждый округ предусматривалось назначить политического уполномоченного в качестве временного главы администрации и советника командующего округом. Командующий войсками на территории страны должен был направить в каждый округ своих офицеров связи. Второй основной приказ кончался словами. «При осуществлении исполнительной власти никакие акты произвола или мести не допускаются. Население должно осознать отказ [новых властей] от произвольных методов прежних правителей»⁵.

Поскольку Фромм участвовать в акции отказался, командующим армией резерва, а тем самым всеми войсками на территории страны должен был стать генерал-полковник Гёпнер. На пост верховного главнокомандующего вермахта, как уже указывалось, предназначался давший на это согласие генерал-фельдмаршал Эрвин фон Вицлебен.

Центральным пунктом использования войск в рамках плана «Валькирия» первоначально являлась столица рейха Берлин. Имевшиеся здесь в распоряжении заговорщиков войска (охранный батальон, оружейно-техническое училище, танковые училища в Крампнице и Гросс-Глинике, пехотное училище в Дёберице, фанен-юнкерское и унтер-офицерское училища в Потсдаме, а также – в качестве второго эшелона – танковое училище в Винсдорфе и артиллерийское училище в Ютербоге) имели задачу оцепить правительственный район, схватить Геббельса, взять под особую охрану министерство пропаганды и Главное управление имперской безопасности, а также занять все остальные важные объекты, список которых включал 29 наименований. Первоочередному захвату подлежали: 10 эсэсовских объектов, 10 правительственных и 9 партийных учреждений. В дальнейшем следовало занять ещё 32 объекта. Ряд частей должен был захватить радиостанции в Кёнигс-Вустерхаузене, Цоссене и Тегеле, а также Радиоцентр на Мазурен-аллее в Берлине. Предусматривалось обратиться но радио с призывами к вермахту и народу⁶.

Условия военного чрезвычайного положения уточнялись Законами военного времени. Право ношения оружия предоставлялось только военнослужащим вермахта, полиции и имеющим специальные задания охранным формированиям; все остальные лица обязывались заявить о наличии у них оружия; демонстрации, митинги, собрания в закрытых помещениях, изготовление листовок запрещались. Предписывались: дальнейшее функционирование под новым руководством или под новым надзором хозяйственных предприятий и транспорта; продолжение деятельности имперского продовольственного сословия, промысловых организаций, организации Тодта, Имперской трудовой повинности, Национал-социалистского общества народной благотворительности и Германского трудового фронта; дальнейшее выполнение своих обязанностей чиновниками, служащими и рабочими; отмена отпусков; временная конфискация имущества НСДАП и её организаций и союзов (за исключением РАД и ОТ); уголовное наказание за уничтожение и подделку официальных документов, реестров, актов; запрещение деятельности всех чинов НСДАП.

Противоречащие этим распоряжениям действия, подстрекательство к актам неповиновения или повреждения имущества, а также грабежи должны были караться тюрьмой, каторгой, конфискацией имущества или смертной казнью. Приказывалось учредить военно-полевые суды в составе трёх членов. В дальнейших распоряжениях провозглашались конфискация имущества главарей нацистской партии, немедленное закрытие и взятие под сохранность всех учреждений и помещений НСДАП и её организаций, если они не предназначаются для дальнейшей работы под руководством комиссаров; отмена брони от военной службы для нацистских чинов, их мобилизация в вермахт, запрещение на три дня частных поездок, запрет телеграфной и телефонной связи (за исключением местной, а также между государственными и военными органами).

Имелись, далее, планы захвата сети связи почтового ведомства и вермахта. Генерал Фельгибель, начальник службы связи ОКХ и всей сети связи вермахта был готов вместе со своими подчинёнными генералом Тиле и полковником Ханом блокировать после покушения всякую связь ставки фюрера с внешним миром.

Ольбрихт и Штауффенберг, соблюдая строжайшую конспирацию, провели всю работу по разработке плана весьма тщательно и основательно. (Следует заметить, что выше приведены только те документы, которые сохранились или же дошли до нас в отрывочном виде в «Донесениях Кальтенбруннера»). Дополнительные приказы по плану «Валькирия» были распечатаны в нужном количестве копий женой Трескова и графиней Харденберг (тогда – Ове). Проделанная Штауффенбергом работа высоко ценилась его товарищами. Фриц Дитлоф фон дер Шуленбург даже назвал её «классической». «Мы уже далеко продвинулись бы вперёд, решись Штауффенберг на это пораньше»,– сказал он своей жене⁷. Дочь графа Юкскюлля Ольга фон Заукен передаёт такое высказывание своего отца: «Если весь этот заговор вообще имеет хоть малейший шанс на успех, то только с тех пор, как к нему примкнул Клаус. Он – движущая сила, та сила, которая вообще впервые придала форму всем нашим многолетним усилиям. Его можно уподобить теперь пальцу на спусковом крючке. А я уже стар и в данный момент вижу свою главную задачу в том, чтобы заботиться о Клаусе. Ведь без него всё дело лишено и сердца и головы»⁸.

При всём уважении к тщательно проделанной Штауффенбергом и Ольбрихтом разработке плана следует, однако, указать, что они ограничились исключительно подготовкой военного государственного переворота. Планом не предусматривалось с самого же начала призвать к действию народные массы; напротив, запрет митингов, демонстраций и листовок был предназначен сковать их революционную активность. Первый удар должны были нанести исключительно военные. Таким образом, акция мыслилась как военный путч, а не как народное восстание. Отсюда видно, что Штауффенберг тоже не до конца освободился от влияния антидемократического большинства заговорщиков.

В решении огромных задач Штауффенберг опирался на самоотверженную поддержку своих друзей. Капитан Гельмут Корде, сам находившийся на Бендлерштрассе, так отзывается об одном из них – Вернере фон Хефтене: «Его внутренний оптимизм превосходил и освещал собою всё остальное. Как в первый вечер, так и потом я никогда не видел его погруженным в уныние и подавленным, даже когда дело принимало серьёзный оборот... Он очень любил своих друзей и делал для них всё, что было в его силах... Вернер редко говорил о том, что наряду со своими служебными обязанностями занимается и совершенно иным делом. Иногда он лишь ронял несколько слов, что, мол, накануне опять работал допоздна: то до 12 часов ночи, то до 2—3 часов утра. И никогда – ни малейшего раздражения, никакого намёка на жалобу, что ему слишком тяжело. Каждое утро он пунктуально точно выезжал в своё управление. По большей части он сидел за рулём небольшого «мерседеса» рядом с полковником графом Штауффенбергом. Встречая меня по пути от станции метро к Бендлерштрассе, он обычно, если в машине было свободное место, останавливался или же радостно махал мне рукой»⁹.

Сам Штауффенберг не упускал ни одной возможности приобрести новых соратников, вёл беседу со многими офицерами, подробно обрисовывал им подлинное положение на фронтах и внутри страны, стремясь убедить их в необходимости активного сопротивления. Обер-лейтенант Урбан Тирш, которого Штауффенберг специально перевёл в Берлин, так описывает свою первую встречу с ним:

«Штауффенберг подал мне свою левую руку с такой сияющей радостью и с такой уверенностью, что можно было подумать, будто его тяжёлое увечье нисколько не мешает ему жить. Он дружески осведомился, как я доехал и как разместился в Берлине, а потом предложил закурить. Манера, с какой он разговаривал со своим офицером-порученцем, была столь непринуждённой, что мне редко приходилось видеть подобное в военной среде, да и то только на фронте. Телефонный звонок прервал нашу беседу, и Штауффенберг начал новый разговор. Смотреть, с какой живостью он говорил, как с полным знанием дела лаконично и уверенно давал распоряжения, было одно удовольствие... Закончив разговор по телефону, он снова повернулся ко мне... «Давайте прямо к делу, – сказал он. – Итак, всеми имеющимися в моём распоряжении средствами я готовлю государственную измену». Мы заговорили о неотвратимо безнадёжном военном положении, о том, что хотя переворот этого положения и не изменит, однако сможет сберечь много крови и помочь избежать страшного хаоса. Постыдное нынешнее правительство надо устранить. И он с серьёзным лицом добавил: «Удастся ли это, спорно, но ещё хуже, чем неудача, бездеятельно, словно паралитики, погрязнуть во всём этом позоре. Только активные действия могут помочь обрести внутреннюю и внешнюю свободу»»¹⁰.

Однако при всей своей технической основательности, при всей самоотверженности многих участников план государственного переворота имел ещё и тот политический недостаток, что из всего круга лиц, предназначенных действовать, лишь немногие фактически принадлежали к антигитлеровской оппозиции. Значительно большую часть этих лиц заранее привлечь к участию в заговоре не удалось. Поэтому они оказались обескуражены первыми приказами, пребывали в нерешительности или даже вообще ориентировались на местных нацистских и эсэсовских фюреров. Штауффенберг и Ольбрихт построили подготовленную ими акцию исключительно на базе военно-командной системы, рассчитывая как на беспрекословное повиновение соответствующих офицеров, так и на точное осуществление директив. Круг «посвящённых» был очень узок; не было ни гражданских, ни военных, падежных в политическом отношении боевых групп, подготовленных для проведения в жизнь первоначальных мер. Войска, по приказу своих офицеров выступавшие до сих пор за фюрера, должны были, по приказу тех же самых офицеров, вдруг выступить против него. Такая почва неизбежно должна была оказаться слишком непрочной, чтобы выдержать подобный груз. Мы можем предполагать, что Штауффенберг чувствовал этот недостаток. Он пытался смягчить его, лично беседуя с каждым будущим офицером связи и конкретно разъясняя ему план и задачу. Но эти указания относились к моменту уже после решающего удара, который намечалось нанести в Берлине. Штауффенберг и Ольбрихт старались также войти в более тесный контакт с войсками, дислоцированными в самом Берлине и его окрестностях.

Одновременно Штауффенберг настаивал на подборе подходящих лиц в качестве политических уполномоченных в военных округах, но занимались этим Гёрделер, Якоб Кайзер и Лёйшнер. Очевидно, трудоёмкая работа по планированию заговора, которую Штауффенберг должен был вести наряду с исполнением своих служебных обязанностей, не оставляла на это ему ни времени, ни сил. К тому же ему приходилось ещё участвовать и в политических спорах среди заговорщиков. Поэтому в подборе политических уполномоченных и их помощников особенно сильно сказывается влияние Гёрделера.

Список офицеров связи и политических уполномоченных, попавший 20 июля 1944 г. в руки гестапо, содержит следующие имена¹¹ (см. Таблицу).

Список политических уполномоченных и их помощников, как мы видим, состоит из предпринимателей, крупных землевладельцев, а также бывших или ещё находившихся на службе государственных чиновников, принадлежавших в большинстве к бывшим буржуазным партиям, преимущественно к Центру. Уже сам по себе этот состав ещё раз достаточно ясно показывает реакционный характер заговора в целом. Некоторое число правых социал-демократических лидеров было, как и в Веймарской республике, призвано придать ему внешний псевдодемократический оттенок.

Мы знаем, что Штауффенберг, Лебер, Мольтке и другие выступали против кандидатуры Гёрделера в рейхсканцлеры и желали видеть на этом посту Лебера или Лёйшнера. Правительство, включая подчинённых отдельным министерствам статс-секретарей, предусматривалось создать в следующем составе¹³:

Временный глава государства: Людвиг Бек; в дальнейшем, возможно, Лёйшнер, Статс-секретарь: граф Ульрих Шверин фон Шваненфельд.

Рейхсканцлер: Карл Гёрделер, позже – Юлиус Лебер или Вильгельм Лёйшнер. Референт по печати: Карло Мирендорф (погиб в декабре 1943 г. при воздушном налёте); в дальнейшем назывались кандидатуры Отто Кипа (посланник) и Тео Хаубаха.

Вице-канцлер: Вильгельм Лёйшнер или Якоб Кайзер. Статс-секретарь: граф Петер Йорк фон Вартенбург.

Министр внутренних дел: Юлиус Лебер или Гюнтер Тереке (Христианско-национальная крестьянско-земледельческая партия). Статс-секретарь: граф Фриц Дитлоф фон дер Шуленбург.

Министр иностранных дел: Ульрих фон Хассель или граф Вернер фон дер Шуленбург; назывался также Адам фон Тротт цу Зольц.

Министр финансов: Эвальд Лёзер (директор концерна Круппа, в прошлом – член городской палаты Лейпцига); назывался также Иоганнес Попиц.

Министр хозяйства: Пауль Лежен-Юнг (занимавший руководящий пост в целлюлозной промышленности, член Немецкой национальной народной партии) или Вильгельм Лёйшнер.

Министр культуры: Ойген Больц (государственный президент Вюртемберга в отставке, Центр); назывались также Курт Эдлер фон Шушниг (в прошлом – федеральный канцлер Австрии) и Адольф Райхвайн. Статс-секретарь – Герман Кайзер.

Министр юстиции: Йозеф Вирмер (адвокат, Центр); назывался также Карл Лангбен.

Министр сельского хозяйства: Андреас Гермес (министр в отставке, Центр), а также барон фон Люнинк и Ганс Шланге-Шёнинген (комиссар по делам «Восточной помощи» в 1931—1932 гг., помещик, Христианско-национальная крестьянско-земледельческая партия).

Военный министр: Эрих Гёпнер или Фридрих Ольбрихт. Помощник, статс-секретаря: граф Клаус фон Штауффенберг или Фридрих Ольбрихт.

Министр восстановления: Бернхард Леттерхауз.

Министр транспорта: Вильгельм цур Ниден (городской строительный советник в отставке, сотрудник Гёрделера по Лейпцигу).

Министр почт: Эрих Фельгибель. Помощник статс-секретаря: Фриц Тиле.

Начальник полиции: граф Вольф фон Хельдорф; позже назывался Хеннинг фон Тресков.

Далее в состав кабинета подлежал включению в качестве министра информации один австриец.

Состав запланированного правительства, которое надлежало создать после захвата власти вермахтом, показывает, что патриотические силы занимали здесь более сильную позицию, нежели в группе политических уполномоченных для военных округов. Кругам крупной буржуазии пришлось пойти на некоторые уступки под нажимом прогрессивных элементов Крайзауского кружка и группы Штауффенберга, представлявших собою наиболее активное крыло заговора. Если бы дело дошло до образования этого правительства, в нём спустя некоторое время – после ликвидации власти нацистской партии и СС – наверняка вспыхнули бы принципиальные, порождённые различными классовыми точками зрения противоречия. Такие политики, как Гёрделер, фон Хассель, Лёзер, Лежен-Юнг, Гермес, Люнинк, Шланге-Шёнинген и другие, являлись политическими поборниками интересов крупной буржуазии и крупного помещичьего землевладения. Им противостояли левые социал-демократы Лёйшнер, Лебер, Райхвайн и буржуазно-демократические реформаторы Штауффенберг, Ольбрихт, Йорк, Шверин фон Шваненфельд и Фриц фон дер Шуленбург.

Если верно то, что последние могли бы опереться на вызванное к жизни и организованное коммунистами и социал-демократами народное движение, то бесплодно было бы рассуждать, удалось ли бы им достигнуть успеха. Военное чрезвычайное положение с его ограничениями, направленными также и против демократического движения, естественно, поначалу помешало бы народному движению. Поэтому требованием Штауффенберга и Лебера было сохранять это чрезвычайное военное положение как можно более короткое время. Во всяком случае, нельзя упрощать вещи и, рассматривая государственный переворот в том виде, как он намечался, замечать только его реакционную сторону.

Само собою разумеется, в целом и по своему характеру заговор являлся делом реакционным, имевшим целью спасение германского империализма и власти монополий от их разгрома. С исторической точки зрения рассматривать его как «восстание совести», считать выражением «духа свободы»¹⁴ или же расценивать как «демократический заговор в тоталитарном государстве»¹⁵ было бы нелепостью.

И всё же, если у этого реакционного заговора всё-таки имелась одна примечательная черта, то состояла она в том, что вокруг Лебера, Мольтке и Штауффенберга возникла патриотическая, буржуазно-демократическая группа, противоположная по своему характеру заговору в целом. Разработанные планы и документы, а также фактическое соотношение сил показывают, что эта группа если и не имела перевеса, то всё же добилась довольно сильных позиций, открывавших более благоприятные возможности для возникновения зачатков подлинно антифашистско-демократической ориентации.

Единой правительственной программы у заговорщиков не существовало. Имелись лишь многочисленные меморандумы Гёрделера, которым противостояли крайзауские документы и совпадавшие с ними взгляды группы Штауффенберга. В подготовленных Гёрделером, Вирмером, Штауффенбергом и другими обращениях по радио отражались различные взгляды и компромиссы.

В середине 1944 г. Кунрат фон Гаммерштейн следующим образом записал мысли Гёрделера: ждать со свержением Гитлера больше нельзя, иначе «народ с полным основанием скажет, что его руководящий слой, который должен был бы предвидеть катастрофу, постыдно обанкротился и потому потерял всякое право на руководство. Этот слой включал и то самое сословие крупных предпринимателей, без поддержки которого в силу тупой жажды прибылей Гитлер никогда не пришёл бы к власти. И всё-таки для нас в общем и целом было бы выгодно, чтобы этот слой, основная составная часть которого может восстановиться лишь за несколько поколений, остался существовать, ибо его полное воссоздание обойдётся народу ужасно дорого»¹⁶.

В области внешней политики Гёрделер придерживался следующего мнения: «Немедленным уходом со всех оккупированных территорий (на Западе) мы могли бы избавить англо-американцев от ещё больших потерь. Только на Востоке мы в лучшем случае держались бы на польской восточной границе до тех пор, пока Польша не была бы восстановлена Германией»¹⁷.

Гёрделер, как и прежде, выступал за антисоветский союз с Англией и США: «Англия должна быть заинтересована в том, чтобы противопоставить русскому влиянию в Европе направляемую ею оздоровляющуюся Германию. Поэтому после данной войны ни о каких репарациях речи не будет. Вызванное прежде всего воздушной войной обнищание народа, которое при плохом обращении могло бы толкнуть народ в объятия коммунизма, сделает англичан вообще осторожными в предъявленных ими условиях мира... Неуклюжую суровость англо-американской стороны русские смогли бы обратить себе на пользу посредством позиции, идущей навстречу германским пожеланиям. Но поскольку Запад должен питать величайший интерес к тому, чтобы сохранить сильный противовес России, мы – не озлобляя против себя русских – по крайней мере временно будем ориентироваться на Запад»¹⁸.