Текст книги "Сделано в Японии"

Автор книги: Кунио Каминаси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Глава пятая

Отель «Аспен» расположен прямо за вокзалом, и у меня ушло всего три минуты на то, чтобы добраться до штаба революции, возглавляемого неуемным Ганиным и по дороге обрадовать Дзюнко, что ужинать они должны без меня. Я прошел через небольшое фойе к лифтам, поднялся на одиннадцатый этаж, отыскал четырнадцатый номер и вежливо, без настырности и нетерпения, постучал в дверь. Она распахнулась на моем третьем ударе, так что костяшка моего правого указательного пальца цели не достигла и зависла в воздухе где-то на уровне ганинского носа.

– Наконец-то, Такуя. – Ганин был весь взбудоражен, как будто сбылась его заветная мечта и завтра в Саппоро приезжает играть с местной «Консадоре» его любимый «Спартак».

– Что за пожар, Ганин? – Я прошел в стандартный одноместный номер, какие обычно наши университеты снимают для участников своих бесконечных и бессмысленных конференций, в которых за свою долгую сэнсэйскую карьеру мой папаша провел времени не меньше, чем со мной и мамой.

– Извините, Моримото-сан, что мы вас потревожили…

Навстречу мне с кресла у телевизора поднялся давешний специалист по Лескову.

– Минамото, – поправил я Плотникова.

– Простите, Минамото-сан! Просто господин Ганин сказал, что вы обязательно должны это услышать. – Он кивнул в сторону постели, на которой стояла початая голубая картонка с купленной сегодня у Накамуры видеокамерой.

– Давай, Такуя, присядь, и мы тебе все расскажем. – Ганин усадил меня в освободившееся кресло, сам сел на второе, а несуразный Плотников бедным родственником примостился на уголке массивной кровати по соседству с коробкой из – под камеры.

– Что «все», Ганин? – Как меня раздражает эта его уникальная способность тянуть кота за хвост до тех пор, пока этот самый кот не озвереет и не начнет голодным тигром кидаться на окружающих!

– Все, то есть все по порядку, – пояснил Ганин, и мне захотелось треснуть его чем-нибудь тяжелым по голове, чтобы из нее поскорее начало вылетать что – либо вразумительное.

– Понимаете, Минамото-сан… – заикнулся было Плотников, но Ганин тут же осадил гостя из самого Петербурга:

– Олег Михайлович, позвольте я начну? Хорошо? А если я что-то упущу вы тогда меня поправите и добавите, ладно?

Плотников покорно уронил голову на грудь, и Ганин, набрав в легкие побольше воздуха, спросил:

– Помнишь, Такуя, как мы сегодня расстались? В Отару?

– Помню, Ганин, помню!

– Так вот, ты, значит, в Саппоро поехал, а мы с Олегом Михайловичем поехали в автомагазин.

– Название у него смешное – «Ясуй – бухин», – встрял с непонятным для меня лингвистическим комментарием Плотников.

– Да, действительно смешное название, – без энтузиазма согласился с ним Ганин.

– И?.. – Я решил катализировать процесс пересказа событий, имевших место в Отару после того, как я его покинул.

– Вот. – Ганин опять запасся кислородом. – Перед тем как к магазину подъехать, Олег Михайлович попросил меня проехать через центр, чтобы поснимать немного достопримечательности…

– Камеру решил обновить, – опять влез с ненужным комментарием Плотников.

– Да, – продолжил Ганин. – Мы камеру распаковали, наладили, и Олег Михайлович поснимал канал, магазинчики музыкальных шкатулок, Венецианский музей.

– Отару все – таки на Саппоро совсем непохож, – вновь перебил Ганина Плотников. – В нем есть какой-то неяпонский шарм. Он мне немного Гамбург напоминает, я два года назад…

– Извините, Олег Михайлович, – теперь уже Ганин прервал начавшиеся было немецкие плотниковские мемуары. – Я продолжу, хорошо? Вот. Поснимали мы минут сорок, а потом поехали в этот самый «Ясуй – бухин». Камеру свою Олег Михайлович, естественно, в сумку которая к ней прилагается, положил.

Ганин и Плотников одновременно указали мне на черный кофрик, который стоял на туалетном столике, около большого зеркала.

– В магазине там система самообслуживания. Ты там не был никогда, Такуя?

– Нет, не был, Ганин. Меня запчасти, тем более дешевые, не очень интересуют.

– Понятно. Короче говоря, магазин этот специализируется на продаже запчастей для русских, то есть для тех, у кого в России машины японские. И как морячки с рыбачками в магазин самообслуживания попадают, у них глазки загораются и руки начинают чесаться.

– Аллергия, что ли, начинается?

– Смеешься? Сам же небось знаешь, сколько они всего в ваших магазинах крадут.

– Знаю, Ганин, знаю! Рассказывай!

– Рассказываю! У дверей там стеллаж для сумок – типа камеры хранения, с сумками в сам магазин входить нельзя. А чтобы оставленные сумки не украли, там два бойца дежурят. Причем, как оказалось, магазин этот на паях держат японец и русский, и сегодня у этой камеры хранения дежурили два здоровых русских парня. Понимаешь, Такуя?

– Про камеру хранения понимаю, про совместное предприятие – тоже. А еще, Ганин, я понимаю, что это не главное, так ведь?

– Это как сказать, Такуя… Короче, коробка от камеры у меня в машине осталась, а сумка с камерой у Олега Михайловича на плече была…

– Я, знаете, Минамото-сан, не рискнул ее в машине господина Ганина оставить, – заметил Плотников. – Там и около магазина, и в нем самом столько наших соотечественников, и они все такого вида непрезентабельного, что нам с господином Ганиным немножко боязно было камеру оставлять…

– Короче, мы с камерой в магазин вошли, – продолжил Ганин. – Эти двое амбалов нас увидели и вежливо так попросили сумку на полку стеллажа положить. Ну мы и положили. И в магазин пошли. Там Олег Михайлович поискал то, что ему надо…

– И то, что не надо, – снова влез Плотников с ехидной улыбкой на тонких губах, удивительно не сочетающихся с его здоровенным, типично восточнославянским носом. – Там столько для «мазды» всего!..

– Конечно, Олег Михайлович. – Ганин решил убить в зародыше его вдохновенный монолог увлеченного автомобилиста. – В общем, в самом магазине мы пробыли где-то полчаса. Олег Михайлович расплатился за фильтры, ремни, свечи – конечно, свечи в нашем возрасте, сам знаешь, Такуя, – это гиперважно… Вот. Мы взяли камеру с полки, сели в машину и поехали сюда. По дороге Олег Михайлович решил посмотреть, что у него получилось.

– У меня дома в Питере видеокамера-то есть, вы не подумайте. – Плотников опять подал голос. – Но обычная, вэ – ха – эсовская А ди-ви-дишная у меня первый раз. Ну и интересно было прокрутить на дисплее все, что я около порта наснимал.

– Да, интересно, – согласился Ганин. – Только вот когда Олег Михайлович камеру вытащил, я сразу краем глаза заметил, что она у него работает…

– Чем на дорогу смотреть, Ганин, ты, значит, глаза на всякие ди-ви-ди косишь, – решил я немного подколоть разважничавшегося сэнсэя.

– Вон, Такуя, видишь, там лампочка такая малюсенькая красная? Если она горит, значит, камера работает – или запись идет, или диск проигрывается.

– Мини – диск, – подсказал Плотников, которому его сегодняшняя покупка пришлась явно по душе.

– Мини – диск, да, – подтвердил техническую правоту своего питерского коллеги Ганин.

– И?.. – Мне опять пришлось подстегнуть ганинских лошадей.

– Вот тут-то и началось самое интересное. Камеру Олег Михайлович остановил, диск на начало поставил, и мы… вернее, он – я-то все – таки на дорогу посматривал – стали… стал его смотреть.

– Неплохо получилось, – сказал Плотников. – Все – таки когда на цифровую камеру пишешь, цвет и свет лучше прорабатываются, чем на аналогичной…

– Аналоговой, – брякнул любящий точность и порядок во всем пунктуальный Ганин.

– Что «аналоговой»? – Плотников даже привстал с постели.

– Формат стандартный, старый, Олег Михайлович, называется «аналоговый», а не «аналогичный».

– А, ну да… Конечно, – нетвердым голосом согласился с Ганиным Плотников.

– Так что, кино-то посмотрим? – Мне вся эта тягомотина уже порядком поднадоела.

– Вы правда хотите? – удивленно, но с надеждой в голосе поинтересовался Плотников.

– Ну если ничего больше не будет…

– Будет, Такуя, будет! Успокойся! – выразил недовольство моим недовольством обстоятельный Ганин.

– Так что будет-то, Ганин?

– А то: оказалось, что, после того как Олег Михайлович отснимал отарские виды, он как-то неудачно…

– Первый раз все – таки, – извинился начинающий оператор цифровой видеосъемки.

– То есть камера в сумке продолжала работать, понимаешь?

– Понимаю, Ганин, я понятливый. И?..

– Значит, получилось так, что, когда мы сумку на полку в магазине автомобильном положили, камера записывать продолжала.

– Там в сумке что, дырка есть? – Я указал рукой на сумку.

– Дырки нет – сумка новая, Такуя. Но не кожаная, а из довольно тонкого материала, то есть очень даже звукопроницаемая.

– И?..

– И пока мы с Олегом Михайловичем, извини за скабрезность, свечи покупали, она исправно вела запись.

– И что же она записала?

– А записала она, как ты понимаешь, не изображение, а только звук: разговоры или, точнее, базары тех двух мужиков, что на контроле в «Ясуй – бухин» сидят.

– И что они сказали?

– А вот это ты сейчас сам послушаешь. Тебя за этим сюда и выписали. Мы сначала с Олегом Михайловичем смеялись: мол, вот как получилось, прямо как в шпионском фильме…

– Знаете, когда секретно кого-нибудь подслушивают? – хихикнул Плотников.

– Знаю, Олег Михайлович, и извините, получше вас. – Я решил вернуть его в реальный мир. – Вам же господин Ганин сказал, где я работаю. Не забыли?

– Нет, Такуя, Олег Михайлович ничего не забыл. Мы тебя именно как эксперта по этому делу и пригласили. В общем, как мы вслушиваться начали в их разговор, так нам все меньше и меньше смеяться хотелось…

– И что же такого они там наговорили? – Я опять ткнул пальцем в черную сумку.

– А вот давай ты сам послушаешь. – Ганин протянул руку к сумке и вытянул из нее компактную серебристую камеру. – Послушаешь, а если чего понимать не будешь, мне говори: я буду на «паузу» нажимать и тебе объяснять, что непонятно.

– То есть заодно и помоемся, Ганин, да?

– В каком смысле «помоемся»? – удивился Плотников.

Мы с Ганиным синхронно перевели свои светлые взоры с очередного электронного шедевра компании «Сони» на очарованного этим шедевром гостя из далекого Петербурга, затем взглянули друг на друга, молча приняли совместное решение – ничего Плотникову не пояснять в плане «заодно и помоемся», и я, щелкнув пальцами правой руки, нажал малюсенькую кнопочку «play» на эфемерном корпусе камеры.

«– …Корзиночку брать не будете?

– Спасибо, возьмем!»

– Это первый спросил про корзинку, – пояснил Ганин. – А «спасибо» – это я сказал.

Я кивнул в знак полного понимания и солидарности с сэнсэем и повертел в воздухе указательным пальцем, чтобы подогнать Ганина с прогоном его замечательного саундтрека.

«– …Много сегодня наших.

– А их хлебом не корми – дай только чего-нибудь от «Тойоты» в руках подержать! Мудозвоны!..

– Эти мудозвоны, Илюха, тебе премии платят!

– Да пошел ты!»

Я попросил Ганина жестом остановить запись:

– Так это оба охранника теперь говорят, да?

– Да. Дальше в основном только их базар идет. Будут, правда, и входящие – выходящие покупатели, но их немного.

– А что, Ганин, есть «мудозвон»?

– Буквально?

– И так, и так.

– «И так» – это пустой человек.

– Придурок, что ли?

– Типа. Но это фактически мат: А придурок, сам знаешь, – детсадовская лексика.

– Понятно.

– А второе «и так», буквально, – это персонаж, издающий звон своими гениталиями.

– Ого, классно! Ты, Ганин, случайно сержанта Сому из Отару не знаешь?

– Я много Сом знаю, Такуя, сомов то есть. Конкретно отарского Сому не помню.

– Понятно. Скоро познакомлю тебя с ним – поработаешь на его корпусе, отучишь ото всех этих «звенящих гениталий» и «бряцающих первичных половых признаков». Давай дальше!

Ганин прицелился мизинцем – пальцем покрупнее в эти микроскопические кнопочки на нашей нынешней суперминиатюрной электронике не попасть, – и из динамика видеокамеры вновь раздался довольно чистый и внятный звук:

«– Не дергайся!

– Я не дергаюсь! Просто когда ты гнать начинаешь…

– Дергаешься – дергаешься! Я же вижу! Первый раз сегодня у тебя… Я два года назад тоже так же вот дергался…

– Да насрать мне на «первый раз»!

– Это ты сейчас такой борзый!.. Чек покажите, пожалуйста…»

– Там покупатели какие-то выходили, – прошептал Ганин.

«– …а это? Из «Хомака»? А, понятно! Хорошо, проходите – проходите! Вот, Серый, я тебе и говорю, что на «первый раз» с прибором никак не положишь! Первый – он всегда первый!

– Я у себя в Большом Камне столько этих «первых разов» имел, тебе мало не покажется. А «вторых разов» во Владике и не сосчитаешь!

– Лады – лады! Стакашек пропустишь – и все будет нормалек, Серый! Все еще впереди!

– Слушай, а чего вообще решили наехать на них, а?

– Не на них, а на него. Этому Накадзиме сегодня дышло простучим, ребра прорежем – они все угомонятся.

– Много их?

– А я знаю?! Бугор говорил, не больше десяти.

– А бугор-то откуда знает?

– Бугор все знает! У него с местными связи знаешь какие!

– Какие?

– Такие! Язык заглоти поглубже! Вопросов, Серый, много задаешь! Не люблю я этого! Со школы не люблю!

– Чего со школы?

– Да училки все с разными вопросами клеились, чувырвы недоделанные! То им скажи, то им ответь…

– А ты, Илюха, чего?

– Через плечо! В том году домой ездил – классную на улице встретил, у нас химоза класснухой была… Идет вся ободранная, обосранная, одета в тот же прикид, что носила, еще когда мы учились…

– Да, училки сейчас бедствуют!

– Так им и надо, сукам! Докапываться, падлы, не будут! Только бы вопросы задавать да пары ставить!

– Слушай, Илюх, а сегодня-то как там вообще все пойдет? Я же по-японски ни в зуб ногой, ни в десну локтем!

– Тебе разговаривать там не надо будет. Там твоя мышца потребуется – боле от тебя ничего сегодня не понадобится.

– А базар кто будет вести?

– Не знаю пока. Думаю, что косорылые сами договариваться будут. Наше дело сторона. Как свистнут – помесим этого Накадзиму. Не свистнут – месить не будем.

– А бугор-то будет?

– Чего он там забыл?

– Ну начальство все – таки…

– Нечего ему там делать. Я бы на его месте тоже ни в какое месиво не полез бы никогда.

– Руки марать не хочет, что ли?

– Ты, Серый, про распределение обязанностей слыхал когда-нибудь? В школе у тебя какие обязанности были?

– Какие, в жопу, обязанности! Я в школе всех в пинки гонял! У меня только права там были…

– Ну – да, конечно!..

– Чего?

– Да ничего! Баульчик сюда положите!

– У меня там документы. Можно с собой пронести?

– Нельзя, бля! Положите на полку – и все!

– Да бумаги меня там…

– Ничего с вашими бумагами не будет! Вот, блин, баран! Документы у него! В России враз бы ему башку отвернул, в жопу заправил – и делов! А здесь, блин!..

– До вечера потерпи, Серый! Оттянешься на косорылом!

– Не доживу до вечера, Илюха! Не доживу!

– Стрела-то у нас где?

– Да, кстати, со стрелкой вроде все переиграли!

– Ого, как это?! Я не в курсах!

– А чего тебе-то? Вместе же отсюда дернем.

– В девять, как раньше?

– Время то же. С местом немножко подызменилось все.

– Чего изменилось?

– Значит, помнишь, там напротив «Кентакки фрайд чикен» есть?

– Через дорогу?

– Ага.

– Помню. Мы же там столько с тобой проторчали.

– Ну вот. Значит, у этой кафешки стоянка рядом. На ней и собираемся. В десять должны быть. И оттуда сразу на двух тачках через дорогу перемахнем– к Накадзиме драному.

– А чего не у «Виктории»-то?

– Ливер передумал.

– А чего?

– Говорит, в «Виктории» до двенадцати народу полно. Студенты в основном – там же общага рядом…

– Ну да, а в «Виктории» стейки дешевые… Как раз для студентуры недоделанной.

– Да у них на мясо башлей нету ты чего! Они салатный бар заказывают и, пока его весь не выгребут, не успокоятся.

– А в «Кентакки» чего, народу не будет уже, что ли?

– Ну все поменьше… Это же семейная забегаловка. Да «Кентакки» еще и поближе будет. Она же прямо напротив, а «Виктория» – наискось, через перекресток.

– Понятно, блин.

– В общем, место встречи изменить можно!

– Но только в этой косорыловке! У нас дома хер чего изменишь!

– Ливер дело знает! Сначала разъяснительную беседу с этим фраером по-ихнему проведет, а уж потом мы…

– Так, а чего он сам будет, а бугор – нет?

– Я так тумкаю, он и сам бы не поехал. Но базары же вести кому-то надо. Если мы фраерку без слов шары перекоцаем, он же не поймет, за что его так.

– А Ливер объяснит, значит?

– Ну да, доходчиво, на словах.

– Ливер не только на словах объяснить может!

– Да уж! Сумочку свою не забудьте, граждане!

– Спасибо! Держите, Олег Михайлович! Так вот я говорю: если не одну запайку с четырьмя свечами брать, а сразу упаковку – на двадцать четыре штуки, то выходит дешевле.

– Да мне так много не…»

Ганин остановил камеру и повернулся ко мне:

– Все понял, Такуя?

– Почти.

– Что не дошло?

– Бугор – это кличка?

– Может, кличка, а может – просто они так босса называют.

– Да, в России так на сленге часто начальников называют, – поддакнул Ганину Плотников.

– А ливер?

– А вот Ливер, я думаю, кличка.

– Значит, Ливер – японец точно, а кто Бугор – неясно.

– Я, Такуя, так понял, что Бугор – русский.

– Почему?

– Там один, слышал, говорит про связи Бугра с местными? Это, значит, с японцами.

– А может, местные – это хоккайдцы? А Бугор с Хонсю.

– Может, но вряд ли.

– И последнее.

– Что?

– Что такое «косорыловка»?

– А это, милый мой, страна твоя родная.

– Как это?

– Так это! «Косорыловкой» Японию на Дальнем Востоке у нас называют. И стар, и млад, и кто старости не рад.

– Значит, «косорылый» – это просто японец?

– Значит, да. Тебе, Такуя, как, этимологию объяснить, или сам догадаешься?

– Догадался уже, Ганин, догадался.

– Тогда что ты мне на все это скажешь?

– Что я тебе скажу? Свиньи они неблагодарные, эти русские! Мы их тут приютили, накормили, приодели, а они нас «косорылыми» обзывают! Ты-то хоть меня за глаза «косорылым» не называешь, Ганин – сэнсэй, а? Ну-ка глянь мне в глаза!

– Не боись, Такуя, не называю! Только меня твое мнение не о «косорыловке» интересует, а обо всем разговоре.

– Разговор, безусловно, внимания заслуживает серьезного. Возможно, даже самого серьезного.

– Извините… – Плотников по-школьному приподнял над плечом руку – Минамото-сан, а вы у меня теперь этот диск изымете?

– В смысле?

– Ну вам же эта запись нужна теперь. Как улика, там, или как доказательство. Вещественное…

– Да, думаю, да, Олег Михайлович! А что?

– Да, понимаете, диски эти, ди-ви-ди…

– Мини – диски, – опять поправил Плотникова Ганин.

– Да, мини, они немножко дороже и у нас не продаются…

– Я вас понял, Олег Михайлович! Если диск у вас завтра придется изъять, то замену ему мы вам обязательно завтра же купим. Обещаю!

– Спасибо вам большое!

«А спасибо – некрасиво, надо пенсию платить!» – заиграла почему-то у меня в голове любимая, если фантазер Ганин, конечно, не врет, частушка пожилых россиян. Не знаю, дотяну ли я со своей работой до беспечной и обеспеченной пенсии, но сейчас времени на беспечность у меня явно не было. Часы на прикроватной тумбочке показывали без двадцати десять, что означало, что Серый с Илюхой, Ливером и прочей нечистью подтягивает свои силы к ресторанчику «Кентакки фрайд чикен» для того, чтобы разобраться с каким-то непокорным Накадзимой. И первых, и вторых у нас в Саппоро не сосчитать, и выставлять у каждого «Кентакки» по усиленному патрулю только на основе вот этой вот самодеятельной фонограммы казалось делом весьма безнадежным.

– Так что делать будем, Такуя? – Ганин попытался съесть меня своими бездонными серыми глазищами.

– А что ты предлагаешь, Ганин? – вздохнул я, пытаясь выиграть время в этом нелегком диалоге с явно входящим в раж сэнсэем.

– Я?

– Да, ты!

– Я думал, Такуя, у тебя что-нибудь в мозгах появится после прослушивания. Что-нибудь плодотворное…

– Плодотворное? Вот, пожалуйста, плодотворное: тебе, Ганин, я вообще рекомендую поехать домой. Тебя Саша ждет, дети, завтра – день рабочий, не библиотечный… Давай-ка езжай к ним, а я сейчас соберусь с мыслями и решу, что делать дальше.

– Ага, домой я поеду! Сейчас! А тебя, значит, одного на Сумикаву отпущу!

– На какую Сумикаву?

– Где стрелка у этих козлов.

– А почему ты решил, что это на Сумикаве?

– Я знаю, о каком месте они говорили, Такуя, понимаешь? Я сразу понял, где они встречаются! Доходит до тебя?

– Не совсем. В Саппоро «Кентакки» и «Виктории» на каждом шагу Я как раз сейчас думаю, как нам их все за оставшееся время охватить.

– Такуя, нельзя объять необъятное!

– Ну попробовать-то можно?

– Рубенс с Кустодиевым пробовали – не получилось ничего! Надорвались мужики – и все!

– При чем здесь Рубенс? Кустодиев какой-то…

– При том! Давай-ка поедем на Сумикаву, и по дороге я тебе объясню, какая магическая связь есть между необъятным и Кустодиевым.

– Спятил совсем, Ганин?! – Бесит меня вот эта его постоянная тяга к самодеятельности. – Олег Михайлович, урезоньте вы вашего коллегу. Нечего ему там делать!

– А мне бы, честно говоря, тоже хотелось поехать… – начал вдруг выдавливать из тугого тюбика своего пухлого сознания Плотников.

– Куда поехать?

– На Симикаву.

– На Сумикаву Олег Михайлович, – подкорректировал его Ганин. – Это район так называется.

– Нечего вам там обоим делать! – Я попытался сымитировать командно – приказной тон. – Вы оставайтесь здесь, Олег Михайлович, а ты, Ганин, езжай домой!

– Я, Такуя, свободный человек. Где хочу – там торчу! И ты меня домой не гони!

– Спорить с тобой все – таки, Ганин….

– Вот и не спорь!

– Ладно. Сначала про место объясни. Почему ты к этой Сумикаве так привязался?

– Все сходится.

– Что – все?

– «Кентакки фрайд чикен», наискось – «Виктория стейк», а в двух кварталах большое общежитие университета Саппоро. Я, Такуя, окрестности всех семи саппоровских университетов знаю, колымлю же во всех, дома семеро по лавкам – и все с ложками, сам знаешь. Короче, другого такого совпадения нет нигде: общага, забегаловка с жареной курицей и недорогой ресторан со стейками и салатным баром.

– Это мы сегодня с вами в таком же обедали? – спросил Плотников Ганина.

– Да, Олег Михайлович, в «Виктории» – она в Отару одна, а в Саппоро их десятки…

– А там, знаете, Минамото-сан, что хорошо: там к салатному бару количество подходов не ограничено. Это очень здорово, хотя у нас в Питере салатные бары в таких ресторанах побогаче. И тоже подходи сколько хочешь, не ругает никто…

– Приятно слышать, Олег Михайлович, что у вас в России в салатных барах ассортимент побогаче – не то что в нашей скромной «косорыловке», но меня сейчас салаты не интересуют.

– А что тебя интересует, Такуя?

– А интересует меня, любезный друг мой Ганин, кого это твои соотечественники с прямыми лицами – извини, рожами – пасти собираются. Где этот обреченный на сломанные ребра Накадзима живет или работает – вот что меня интересует.

– Жить там напротив негде, Такуя.

– Почему это?

– Потому что там через дорогу напротив «Кентакки» одна только заправка.

– Какая заправка?

– Автомобильная заправка. Бензин в машины наливают. За деньги.

– Заправка?

– Заправка!

– И все?

– И все. Только заправка. Довольно большая, с мойкой, магазинчиком, салоном…

– Название помнишь?

– Ракушка там. – Ганин начал чесать свой все еще лохматый, несмотря на его пятый десяток, затылок. – Желтая…

– Желтая?

– Желтая с красной каемочкой.

– «Шелл», стало быть?

– Стало быть, «Шелл».

– Машина твоя где, Ганин?

– Внизу; под гостиницей, на подземной парковке.

– Поедем туда, посмотрим что к чему.

– О, сменил – таки гнев на милость!

– Исключительно потому что оттуда тебе до дома пять минут, Ганин. Только потому; что это рядом с тобой.

– Рад стараться, ваш-скобродие! – Ганин вскочил с кресла, вытянулся по стойке «смирно» и приложил вытянутую ладонь к правому виску.

– К пустой голове руку не прикладывают, Ганин! Сам же учил! Забыл, что ли?

– Так точно, болван, ваш-скобродие! – Ганин отдернул руку вниз, моментально посерьезнел и зазвенел ключами от машины.

– Поехали, смейся – паяц! – Я любя ткнул Ганина в солнечное сплетение.

Он в ответ весь перегнулся, скорчился и застонал:

– Ты пистолет свой взял, Такуя?

– Нет у меня пистолета, Ганин! Я же отслужил уже сегодня.

– Я же тебе сказал по телефону; чтобы ты во всеоружии вторник встретил! Что ж ты?!

– Не поверил я тебе, Ганин… Думал, хохмишь, как всегда…

– Нехорошо на бандитскую разборку без «ню-намбу» ехать!

«Ню-намбу» – это наш стандартный полицейский револьвер. Вообще-то мы все предпочитаем американские наганы – все больше «смит – вессон». А родные наши японские «ню-намбу», скромные пятизарядные «пушки», нам положены по уставу «Ню» – это в смысле «новый»; был когда-то простой «намбу», который этот самый Намбу, которого никто никогда не видел, и изобрел – точнее, просто скопировал в уменьшенном размере, под наши небольшие кисти, с американских ковбойских револьверов. А после войны уже сделал нам новый, то есть «нью», «намбу». Ганин-то их хорошо знает: мне ребята говорили, что он частенько в полицейской академии напрашивается после занятий в тир пострелять. Стреляет он, как разведка докладывает, неважно, но, видимо, мнит себя при этом Клинтом Иствудом или Джоном Уэйном и тешит беспорядочной пальбой свое недоделанное сэнсэйское самолюбие.

– Чего тебе, Ганин, пистолеты покоя не дают?

– Нас с тобой приключения настоящие ждут, Такуя, а ты такие дурацкие вопросы задаешь!

Мы раскланялись с разочарованным и даже, как мне показалось, слегка обидевшимся Плотниковым и спустились вниз к ганинскому «галанту». Пока Ганин выруливал из мрачного «аспеновского» подземелья, я связался по сотовому с отделом. Нисио уже свалил домой, но Накагава все еще сидел за компьютером. Я не стал посвящать его в достоинства цифрового формата видео– и звукозаписи и в прелести последних наработок в этой области нашей любимой компании «Сони», но предупредил только, чтобы он сидел на телефоне и домой чтобы ни ногой. В случае с Накагавой, впрочем, последнее требование было излишним, так как он парень пока молодой, семьей не обременен и шарить что-нибудь непотребное в Интернете задарма с казенного компьютера в пустом офисе экономически выгоднее, чем делать то же самое в еще толком не прогревшейся после бесконечной зимы однокомнатной холостяцкой конуре за деньги.

Ганин вывел «галант» на центральную транспортную артерию центра Саппоро – относительно широкую магистраль, идущую вдоль дохлого ручья, который местные жители гордо называют «река Сосей», и взял курс на юг в район Сумикава. Мы миновали пустынные переулки развеселого квартала Сусукино, переехали по мосту через уже больше похожую на настоящую реку под названием Тойохира и помчались по пустынной набережной навстречу радостным приключениям.

– Ты, Ганин, не гони очень. – Я попытался урезонить своего лихого водителя, который, уразумев, что рядом с ним сидит блюститель порядка и что с таким пассажиром ему за превышение скорости ничего не будет, решил посильнее придавить педаль акселератора, чтобы стрелка спидометра качнулась далеко вправо за отметку «60».

– А вдруг не успеем?! – Притормаживать Ганин и не собирался. – Приедем, а там все уже наелись и ушли!

– Ты что, в «Кентакки» есть собираешься?

– Да я толком не ужинал, Такуя. Связался я с этим Плотниковым на свою шею! То ему поснимать, то свечи, а теперь вон видишь чего!

– Я тоже не ужинал, Ганин. Ни толком, ни без толка…

– Значит, в «Кентакки» и поужинаем.

– Нет, в «Кентакки» мы с тобой не поедем. – Я поспешил огорчить поклонника гиперкалорийных куриных ножек, грудок и крылышек в аппетитной золотистой холестероловой корочке.

– Почему это? – опечалился Ганин.

– Раз у них там на стоянке, как они говорят, «стрела»…

– Стрелка, – поправил теперь уже меня начитанный Ганин.

– Пускай будет «стрелка»… Так вот, нам их своим присутствием поблизости тревожить ни к чему. Я хоть и в штатском, но все – таки… Знаешь, Ганин, бывают в жизни такие…

– Заусенцы?

– Чего?

– Я говорю: бывают в жизни заусенцы…

– Заусенцы – это на пальцах, если маникюром пренебрегать! В жизни бывает так, что вот посадишь кого-нибудь лет на пять, он срок отсидит, выйдет – и вдруг тебе опять на глаза попадается. Причем в самой неподходящей обстановке.

– Бывает так, да?

– Бывает. Так что неизвестно, что там за команда соберется. И если этот Ливер вдруг окажется моим «крестником», то, Ганин, давать ему возможность лицезреть меня я не собираюсь.

– Значит, в «Викторию» пойдем?

– Не пойдем, Ганин, а поедем! Давай на дорогу смотри!

Мы оставили справа высокие арки Мюнхенского моста, свернули налево с набережной к Сумикаве и через три минуты выехали на тот самый перекресток, который мудрый Ганин безошибочно вычислил из страшного разговора русских охранников японского магазина «Ясуй – бухин». Три угла из четырех сверкали яркими огнями: стоящий у входа в «Кентакки фрайд чикен» пластиковый полковник Сандерс с дурацкой улыбкой на румяной муляжной физиономии зазывал всех припозднившихся гурманов отведать очередной куриный набор из крылышка, ножки и грудки всего за пятьсот восемьдесят иен, включая «средний» пакетик жареной картошки и «средний» стаканчик любого прохладительного «шампуня»; ресторация «Виктория стейк» никого на улицу не выставила, но вход ее был обильно обвешан рекламными плакатами, убеждающими всех, что вкуснее и дешевле их жареной вырезки не сыщешь не только в Саппоро, но и во всей Японии; а бензозаправка «Шелл» просто светилась бело – желто – красным неоном. И только четвертый угол, на котором возвышалась почерневшая к ночи махина Северо-Тихоокеанского банка, скромно поблескивал тремя дежурными фонарями.

Ганин заехал на почти пустую стоянку «Виктории», припарковал «талант» в ближайшем к дороге ряду и щелкнул замком зажигания, после чего в салоне стало гораздо тише.

– Пошли? – предложил мне Ганин, в привычку которого входит всегда и во всем торопиться.

– Осмотримся сначала, – урезонил я чересчур активного для понедельничного вечера сэнсэя.

– Из ресторана и осмотримся, Такуя! А то эти проглоты весь салатный бар сметут!

– Все бы тебе о плотском, Ганин! Вроде как гуманитарий – а туда же! О высоком подумал бы!

– В понедельник вечером о высоком думают только служители культа, у которых до ближайших выходных никакого прихода не предвидится! – отрезал перманентно голодный Ганин.

– Не суетись, тебе сказали! – Я вгляделся в ярко освещенные пятна за лобовым стеклом. В «Кентакки» было три посетителя – все женского пола, а на стоянке рядом стояли две небольшие машинки, на которых обычно разъезжают по магазинам не обремененные интеллектом и высшим образованием домохозяйки, – то ли «дайхацу», то ли «судзуки», отсюда было не разглядеть. На заправке машин не было совсем, колонки поблескивали красными пульсарами, в магазинчике тоже было пусто, в главном офисе горел жемчужный свет и происходило какое-то неспешное телесное шевеление, разобраться в котором отсюда было невозможно. Разглядывая заправку где, очевидно, должна сейчас находиться ни о чем не догадывающаяся жертва по фамилии Накадзима, я вдруг поймал себя на мысли, что на ней чего-то не хватает.