Текст книги "Сделано в Японии"

Автор книги: Кунио Каминаси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

– Ну и что, что Ганин определил?!

– А то, что я до конца не был уверен в его правоте. Ведь это запросто могли бы быть совсем другие «Виктория» и «Кентакки». Поэтому я не стал тревожить по пустякам даже дежурного по управлению. А уж ваш-то отдел я бы точно ни за что не потревожил, потому что никаких – слышите? – никаких предпосылок связать планировавшуюся драку с вашими делами об угонах не было!

– Так, ладно! – Накадзава хлопнул по столу пухлой ладошкой. – Стороны удовлетворены взаимными объяснениями, не так ли? Давайте решать, что делать дальше.

– Нет, господин генерал, – рубанул я с ноющего плеча, – наша сторона не удовлетворена, поскольку до сих пор все, что мы слышали, было связано только с нашими внутренними проблемами, а также с исламскими странами Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии.

– Вам этого мало, майор? – уставился на меня Накадзава. – Вам чего-то не хватает?

– Именно «не хватает»! Как известно всем сотрудникам дорожного отдела, имеется еще несколько сотен угнанных на Хоккайдо и перевезенных в Россию, а не в Персидский залив дорогих японских джипов, тех же, скажем, «патролов».

– При чем здесь Россия? – пожал плечами Гото.

– Вы на Накадзиму вышли через «патрол»?

– Ну!

– И при этом вы повторяете, что Накадзима и всякие там Шафары и Суквадорно занимались не джипами, а представительскими лимузинами, так? Согласны?

– Отчасти. – Гото пристально взглянул мне в глаза. – Мы ведь об угонщиках, а не о коллекционерах говорим, Минамото-сан. Это коллекционерам не все равно, что у него во дворе стоит – последний «краун» или новенький «крузер». А угонщики – бандиты и воры. Занимаются они своим ремеслом исключительно из любви к денежным знакам. Тем более, как я уже сказал, на «патрол» заказ мог поступить – вот и все!

– Хорошо! Посмотрите тогда, что получается. – Я перегнулся через стол по направлению к Г ото. – Три года эта японско-малазийско-пакистанская банда угоняла «маджесты» и «крауны», и никаких разборок ни с кем у них в «Виктории» не было, так?

– К чему вы клоните, Минамото-сан?

– А к тому, что эти русские громилы, которых Ганин – сэнсэй обжарил сегодня в масле, до этого «патрола» Накадзиму не трогали. Так ведь получается?

– И?..

– И! Посмотрите, стоило пакистанцам вашим погнать первый «патрол» на ют; как вышла эта заваруха!

– Не первый, – вдруг пролепетал молчавший до последнего времени Канеко.

Все дружно посмотрели на него: Гото с подручными – с тревогой и недружелюбием, а мы с Нисио, Накагавой и генералом – с неподдельным удивлением.

– Что значит «не первый», капитан? – грозно уточнил Накадзава.

– За последний месяц через сумикавский «Шелл» и конкретно через Накадзиму прошло четыре дорогих джипа, которые затем пропали.

– Вот те на! – Накадзава оказался, пожалуй, единственным из нас, кто по-настоящему удивился этой информации. – И мне ничего не доложили?! Как это понимать?

– В сводках эти машины указаны, господин генерал, – прикрыл Гото своего незадачливого подчиненного.

– «Патрол» – один из этих четырех? – Я решил немножко сбить огонь, направленный из накадзавского огнемета на бедного Канеко.

– Да. Еще два «лэнд – крузера» и один «прадо», – пояснил грустный Канеко.

– Их следов нет? – спросил Нисио.

– Нет, – отрезал капитан.

– Значит, они уже во Владивостоке или в Советской Гавани? – напомнил я Канеко наши вчерашние откровения.

– Минамото-сан, – вздохнул Канеко, – я уже вам говорил. Никаких следов вывоза джипов с Хоккайдо у нас нет. Все основные портовые таможни, откуда выходят российские суда, предоставляют нам полную отчетность. Дорогие джипы по ней не проходят!

– Так, господа, – закашлял Накадзава, – время позднее… вернее, ха – ха – ха, раннее… Давайте закругляться! Через четыре часа нам всем нужно работать так, как будто ничего сегодня ночью не было. Указания будут следующие: допросы арестованных в «Виктории» японцев я передаю в уголовный розыск…

Нисио с Гото синхронно метнули в сторону Накадзавы грозовые молнии своих самурайских очей.

– …господа полковники, пока ничего конкретного, привязанного либо к угонам, Гото-сан, либо к российским делам, Нисио-сан, формально для меня все произошедшее в ресторане «Виктория стейк» – хулиганство, и не более того. Вплоть до получения иной информации я обязан рассматривать инцидент сугубо как нарушение общественного порядка.

– А кто будет заниматься русскими из «Ясуй – бухин»? – Нисио потянул одеяло к себе.

– Здесь вы, Нисио-сан, пожалуйста, скооперируйтесь с управлением охраны общественного порядка…

– Понял! – загорелся тщеславный Нисио и не преминул победоносно посмотреть на Гото.

– А на вас, Гото-сан, остаются малазийцы и Накадзима. С утра начинайте разрабатывать их – может, кто-нибудь из них не выдержит и поделится с нами чем-нибудь продуктивным. И теперь главное: я не даю никому из сотрудников русского отдела прав и полномочий заниматься расследованием дела «шелловской» заправки!

Радость Нисио длилась недолго: начальник мой сник, как, ноябрьская ромашка, и пригорюнился.

– Вы меня поняли, Нисио-сан? – решительный Накадзава, видимо, решил добить моего старика. – Я ясно сформулировал свой приказ?

– Ясно, – кивнул Нисио.

– Поясню еще раз, чтобы избежать в грядущем накладок и противоречий: все, что касается угонов машин, прерогатива дорожного отдела – и никого другого! Мы достаточно усилили отдел Гото-сана, так что у вас, господин полковник, имеется достаточно ресурсов, чтобы все – таки довести все дела по угонам до победного конца.

– Так точно, – без особого энтузиазма согласился с начальством Гото, и всем нам было не до конца понятно, кому все – таки сейчас по-настоящему грустно – Гото или Нисио.

– Все, совещание закончено! – Накадзава похлопал ладошкой по столу. – Попробуйте подремать хотя бы пару часов!

Расходились мы молча: и потому, что разговаривать друг с другом после всего услышанного не очень тянуло, и потому. что за коридорными окнами уже забрезжил разбавленный сметаной малиновый сироп апрельского рассвета и всех нас, вне зависимости от распределения служебных обязанностей и профессиональных достижений, элементарно валило с ног. Мы с Нисио и Накагавой едва доковыляли до отдела, жестами разделили между собой три диванчика в предбаннике и в офисе, брякнулись на них обмякшими от изнеможения мешками, и последнее, что я увидел в своем сознании, было входное отверстие огромного трехмерного сканера, в которое меня запихивал мой друг Ганин в белоснежном халате и в громадных очках с толстенными стеклами; я взглянул на дисплей стоящего рядом компьютера, увидел свое прозрачное трехмерное тело, иссеченное белой паутиной координатной сетки, и впал в забытье.

Глава седьмая

Проснулся я от приглушенного, с трудом продирающегося сквозь мои заторможенные извилины голоса все того же Ганина.

– Дрыхнет, значит? – Обращался он явно не ко мне. – Будить-то его не пора?

Я продрал глаза и, не вставая с диванчика, повернулся в сторону бодрого сэнсэя:

– Ты, Ганин? Ты чего здесь делаешь?

– О, проснулся лев! – Голос Ганина приблизился ко мне, но из-за своего вывернутого левого плеча видеть его я все еще не мог: спать на наших казенных диванчиках – еще то удовольствие; надо иметь тело лилипута и быть неприхотливым, как лермонтовский Мцыри, чтобы исхитриться превратить пытку возлежания на этом прокрустовом ложе в подобие хоть какого-нибудь удовольствия. – Давай поднимайся, нас ждут великие дела! – Ганин фамильярно потрепал меня за все то же левое плечо, и я окончательно убедился, что он именно во плоти, а не плод моего больного сознания.

– Ты как здесь, Ганин? И сколько вообще времени? – Я с трудом принял сидячее положение.

– Времени полдесятого, а я здесь уже час. – Ганин выглядел весьма свежо, что и понятно, потому как ему не нужно было всю ночь препираться с упертыми дорожниками по поводу разделения служебных полномочий. – На допрос меня вызывали!

– Не на допрос, Ганин-сан, а на беседу, – поправил моего друга невидимый из-за его спины Нисио.

– Какую беседу? – Я все еще не мог адекватно воспринимать окружающую среду.

– Такую, Такуя! – Ганин присел рядышком. – Про наш вчерашний ужин твои коллеги велели доложить.

– Гото-сан, что ли?

– Да нет, фамилия его… – Ганин достал из нагрудного кармана пиджака визитную карточку, – фамилия его всего-навсего Судзуки.

– А, из уголовки? – Я начал восстанавливать в памяти ночные директивы Накадзавы.

– Для кого «уголовка», Минамото-сан, – прокряхтел из своего угла Нисио, – а для кого «полиция общественной безопасности». Судзуки-сан, между прочим, как и ты, майор…

– Знаю я этого Судзуки, неплохой мужик… – Я по-собачьи затряс головой, чтобы освободиться от гнетущих пут сладострастного Морфея. – И чего он тебе сказал?

– Вообще-то он все больше меня просил рассказывать. – Ганин важно поправил под белым воротничком узелок бордового галстука. – А так сказал, что они будут решать, превысил ли я или не превысил.

– Полномочия свои дипломатические, что ли? – Я попытался съязвить, но осекся, ибо почувствовал, что для окончательного возврата в привычную среду своего ироничного миросозерцания мне следует сделать три вещи: позвонить домой и покорно выслушать от Дзюнко все, что она обо мне думает, доплюхать до подвала и принять в спортсекторе холодный душ, а потом накачаться горячим кофе.

– Если бы полномочия!.. – всплеснул руками Ганин. – Мне про другое превышение толковали.

– Ты сегодня на работу-то поедешь?

– Освободили меня на неделю от работы из-за вчерашних наших с тобой проказ, Такуя, – не без радости поведал Ганин. – Я исправно сегодня в семь сорок пять на службу заявился, а мне от ворот – поворот, прямо сюда послали. И сказали: пока майор Судзуки из тебя все потроха не вытрясет, об уроках своих забудь – нам – де уголовники не нужны. Так что до тех пор, пока мы с тобой имя мое светлое не отмоем, то есть до пятницы, я совершенно свободен.

– Замечательно! – Я заскрипел коленями и поясницей. – Ты тогда подожди меня полчасика, я сейчас в себя приду и мы с тобой обсудим, как нам твое, а заодно и мое светлое имя от лишних негативных наслоений очистить.

Я оставил Ганина на попечение Нисио, который всегда был рад его видеть, а сам прошел в главный офис, посмотрел на оперативку вывешенную, как всегда, на белой пластиковой доске у входа – она, слава богу; была почти пустой: две магазинные кражи в Вакканае, драка в ресторане «Виктория» (это мы, значит, с Ганиным этот пунктик обеспечили) и один сход на берег без разрешения в Румои. Трупов в оперативке не было, что внушало определенный оптимизм по поводу развязанных рук и наличия пространства для маневра в деле Ищенко и безвозвратно исчезающих джипов. Я взял свой дежурный баульчик со сменным исподним и банными причиндалами, вышел в лифтовый холл, достал мобильник и набрал домашний номер. Дзюнко долго не подходила, а когда наконец подошла, облила меня ушатом и маленьким ведерком помоев, высказав в который уже раз все, что она думает по поводу моей службы во благо народа и кого угодно еще, но только не ее и не наших с ней детишек. Получать вместо горячего завтрака все эти потоки обвинений было несладко, поэтому я отодвинул орущую трубку подальше от уха, благо у лифтов никого не было и моя страшная во гневе жена никого не могла напугать своим истошным воплем. Когда она наконец сообразила, что я ее не слушаю и что все ее слова летят в пустоту она вдруг резко успокоилась и спросила:

– Ты хоть к пятнице-то появишься?

– К пятнице появлюсь! В крайнем случае, к субботе точно! – Я люблю ставить себя в такие вот экстремальные условия. Назначишь себе какой-нибудь нереальный срок, а потом, как честный человек, бьешься и с делом, и с самим собой, чтобы к этому самоубийственному сроку поспеть. Сейчас вот в принципе меня никто за язык не тянул такое говорить. И почему это я вдруг решил, что сегодня опять я до супружеского ложа не доберусь? Впрочем, чувствительная моя интуиция подсказывала мне, что именно так и сегодня, и завтра обязательно будет.

В спортзале занималось не более десяти ребят, что для вторничного утра было более чем достаточно – обычно у нас все основные качания – мочения начинаются после семи вечера. Я прошел к душевым, честно отстоял под ледяным потоком три минуты и вернулся в раздевалку, где наткнулся на разоблачающегося Канеко. Он стягивал с себя дзюдоистское кимоно, попыхивал красными щеками и ежесекундно стирал рукой обильный пот со лба.

– А, Рикио-кун! Занимаешься с утра пораньше?

– Занимаюсь!.. – прохладно отреагировал на мое появление Канеко. – Вы тоже?

– Нет, я только в душе был.

– Ну да, вы вчера отзанимались! – Канеко продолжал раздеваться, а я, напротив, обтерся и стал натягивать на себя белье, так что со стороны мы выглядели двумя непримиримыми антагонистами – даже на уровне бытовой гигиены.

– Ты не ложился, что ли? – спросил я капитана.

– Да чего ложиться-то было? После всего… – Канеко обнажил изрядно накачанную для его на первый взгляд тщедушного тела мускулатуру – Я после таких вещей спать не ложусь…

– Понятно. Ты, Рикио-кун, конечно, можешь мне продолжать зубы заговаривать, но я ведь все равно сейчас собирался к тебе идти.

– Зачем это? – замер полуголый Канеко. – Накадзава-сан ясно наши полномочия разграничил, так что давайте продолжать работать по отдельности, как хочет Нисио-сан.

– Давайте! Но только с одним вопросом я все равно от тебя не отстану, как ты ни старайся!

– С каким это вопросом?

– Вы ведь наружку вчера уже после всего сняли?

– Ну!..

– Значит, на видео ваше оба вчерашних джипа попали, так? И не вздумай сказать, что нет, Рикио-кун!

– Ну попали…

– И?..

– Что «и»?

– То «и»! Что по этим машинам, Канеко-сан?

– А – а, вы решили, что они угнанные, что ли?

– А разве нет?

– Нет, представьте себе, Минамото-сан. – Канеко стоял теперь передо мной в чем мать родила, я же уже полностью влез в свою дежурную гражданку.

– Так что за джипы?

– Обе машины – чистые. Эти «лэнд – крузеры» официально зарегистрированы на компанию «Нихон – кай хокен».

– Что за компания?

– Небольшая страховая компания.

– Страховая?

– Страховая.

– Саппоровская?

– Номера у машин – саппоровские, а главный офис компании в Отару В Саппоро у них маленький филиал.

– Ты будешь их проверять?

– Не я…

– А кто?

– Китано-кун.

– Когда?

– Он их уже проверил.

– Как это?

– Как, как!.. Вы-то вчера легко отделались, а нам после совещания Гото такое устроил!.. Китано-кун в шесть утра поехал в Отару в офис этой самой «Нихон – кай хокен», обнаружил обе машины в целости и сохранности, поднял на ноги хозяев. Там директор, его зам и пара менеджеров… Они глазами похлопали и сказали, что вечером машины у офиса припарковали – и все. А что с ними ночью было, никто из них не знает… Якобы…

– Ничего себе! – Мне стало неприятно оттого, что за моей спиной, горизонтально распростершейся на казенном диванчике, расторопные дорожники накопали такой интересный материальчик по этим двум джипам.

– Может, вы и допросы задержанных уже провели?

– Русских сейчас в больнице ваш Морикава мучает, но, насколько я знаю, они в полном отказе. А наши подопечные молчат, Минамото-сан.

– Совсем?

– Совсем. И говорить не хотят, и трудно им.

– Да?

– Да. У обоих в нескольких местах сломаны челюсти, и, как врачи говорят, они еще пару недель будут молчать. Постарались вы на славу господин майор.

– Ты думаешь, Рикио-кун, ты один в зале тут качаешься? Мы, старики, тоже еще кое на что годимся… Я оставил остывшего и покрывшегося мурашками из-за нашего затянувшегося разговора Канеко в душевой и поднялся наверх. Нисио вел неспешную беседу за кофе с Ганиным, оттачивая свой и без того практически безупречный русский, несколько ребят копошились перед своими компьютерами. Я поискал глазами Накагаву, но не нашел.

– Ну что, пришел в себя, Такуя-кун? – поинтересовался по-русски Нисио. – Кофе будешь?

– Обязательно. – Я свернул трескучую крышку на новой банке «Нескафе», всыпал в чашку три ложки с верхом, нажал на помпу электротермоса, и душистый аромат божественного нектара наполнил пространство вокруг меня.

– Садись с нами, – пригласил меня к своему столу Нисио. – Я тут объяснил Ганину – сэнсэю, как ему лучше себя вести…

– Хорошо. – Алиби Ганина меня сейчас не слишком волновало. – Нисио-сан, а чего это вы Морикаву в больницу к русским отправили?

– А кого мне еще надо было к ним отправлять? – холодно отбрыкнулся Нисио.

– Я что, от этого дела совсем отстранен?

– Вроде того. Ты, Минамото-кун, успокойся и прикинь все сам! – Нисио жестом показал, чтобы я приступал к своему кофе.

– Что я должен прикидывать?

– Накадзава-сан дал понять, что каждый из нас должен заниматься своим делом, так?

– А с каких это пор допросы русских подозреваемых перестали быть моим делом?

– С таких! Прекрати ты этот детский сад, Такуя! – Похоже, я своими дурацкими вопросами начинал выводить старика из себя.

– Извините, Нисио-сан, но поймите и меня!..

– Да понимаю я тебя, Такуя-кун, понимаю! Просто не было никакого смысла посылать тебя к русским в лазарет!

– Почему никакого?

– Да потому что трупов на них нет, так?

– Это мы точно не знаем…

– Именно! Значит, пока имеем простую хулиганку! А это епархия Морикавы, а не твоя.

– Хорошо, но…

– Никаких «но»! И еще, что, кстати, важнее: русские эти колоться не собираются. Морикава там два часа уже бьется, звонил мне кислый. Обожженные ваши, – Нисио с уважением глянул на внимательно следящего за нашим локальным профессиональным конфликтом Ганина, – ребята, видимо, серьезные, и молчать они собираются до упора.

– Из консульства к ним вызывали кого-нибудь?

– Они отказались наотрез. Да консульские эти… Как его? Баранов, что ли? Он как услышал, что они из «Ясуй – бухин», так сразу сказал, чтобы мы без них кувыркались.

– Значит, у русских что-то есть на этот «Бухин»?

– У русских на «Бухин» всегда что-то есть, – мрачно констатировал Ганин. – Даже тогда, когда ни на что другое ничего нет…

– Тебе что-то про этот магазин известно, Ганин?

– Да нет, он, как я понимаю, среди заезжих рыбачков популярен и среди туристов, которые сюда за машинами и запчастями приезжают. Мне же до него, как…

– Кстати, как твой Плотников? – Я вспомнил, с чего, собственно, все началось.

– Уезжает завтра. Попросил меня его в аэропорт отвезти. Нисио-сан, – Ганин повернулся к шефу, – а мне вообще в Читосэ можно ехать?

– В аэропорт, что ли?

– Да.

– А почему нельзя?

– Да меня этот Судзуки-сан попросил город не покидать. Чего мне делать-то? Читосэ – это ведь не Саппоро, формально город-то другой, а? А мне Плотникова-сана надо на родину отправлять…

– Вас, Ганин-сан, Судзуки-сан что-нибудь подписывать просил? – поинтересовался Нисио.

– Только протокол допроса… вернее, беседы нашей, что я, мол, со всем вышеизложенным согласен.

– А подписку о невыезде он вас не просил подписать?

– Нет, подписок не было.

– То есть он только на словах вас попросил Саппоро не покидать? Правильно я понял?

– Именно так.

– Ну тогда Плотникова-сана вы отвезти завтра, я думаю, сможете без проблем. Накагава-сан наш сейчас как раз у него, диск ваш замечательный изымает…

– Хорошо, спасибо. – Ганин карикатурно подобострастно кивнул в сторону Нисио.

– Ничего, не стоит, – удостоил его утрированно покровительским тоном улыбающийся Нисио.

– Тогда я поеду – Ганин начал привставать с кресла, и тут в конце концов смутные планы в моей гудящей голове стали приобретать более или менее внятные очертания.

– А ты, Минамото-сан, что делать собираешься? – Нисио решил проверить меня, твердо ли я усвоил ночные директивы Накадзавы и его собственные пожелания в мой адрес.

– А я, Нисио-сан, буду заниматься смертью Ищенко, как приказано свыше, – я указал пальцем на пол.

– Правильно! – хмыкнул Нисио. – Давай езжай к Ивахаре и разбирайся там на месте с этим Ищенко.

Мы с Ганиным вышли к лифтам.

– Ты, Ганин, домой?

– Да нет, к Плотникову надо зайти…

– Пойдем вместе! – Я взял Ганина под локоток и запихнул в подошедший лифт.

– А ты разве не в Отару едешь?

– Сначала – Плотников, потом – Отару. – Я внимательно посмотрел в серые сэнсэйские глаза. – Ты как?

– Что «как»?

– Насчет Отару?

– Да был я там вчера, Такуя… – затянул Ганин деланным тоном, давая понять, что он с удовольствием составит мне компанию.

Мы вышли из управления и прошли к ганинскому «галанту», стоявшему на гостевой стоянке. Ганин достал из кармана пиджака ключи, но вставлять их в дверной замок не торопился:

– Слушай, Такуя, давай пешком в гостиницу пойдем, а? Просто мне по дороге в «Йодобаси» зайти надо. А с парковками, сам знаешь…

Ганин, конечно, прав: разъезжать на машине по центру Саппоро в пределах пяти кварталов, в которых находятся наше управление, электронный монстр «Йодобаси›> и плотниковский «Аспен», глупо. На разруливания и парковки уйдет больше времени и нервов, чем сил на пешую прогулку Мы оставили «талант» на стоянке и потопали по направлению к вокзалу. В «Йодобаси» народу было еще немного, что заставило Ганина озабоченно констатировать:

– Эх, опять план не сделают!

– Кто, Ганин?

– Да вот «Йодобаси»… У них, как «Бик – камеру» открыли, дела хуже пошли, доходы падать стали, покупателей вон, видишь, нету совсем. – Ганин указал носом на практически пустой магазин.

– Тебе-то чего?

– Всего! Не дай бог; закроют – где я буду отовариваться?

– Подумаешь! Саше перстень лишний купишь, да и у Машки с Гришкой старшая школа и университет не за горами, деньги должен копить, папаша ты наш!

Ганин, как ни странно, миновал свой любимый компьютерный этаж и уверенной поступью командора направился в отдел видеотехники.

– Ты чего здесь забыл, Ганин? – удивился я резкому изменению устоявшихся многолетних привычек и традиций своего друга, которого его Саше, а часто – и мне, приходится на буксире оттаскивать от последних моделей «Тошиб» и «Деллов».

– То, что, как я полагаю, Накагава твой забыл! – Ганин взял на стенде упаковку мини – DVD – дисков и направился к кассе.

Через пять минут мы были уже в отеле. Плотников встретил нас при галстуке:

– Заходите, пожалуйста! Ваш товарищ, Моримото-сан…

– Минамото, Олег Михайлович… – аккуратно поправил забывчивого лесковеда Ганин.

– Да, извините, Минамото-сан, так вот товарищ ваш, господин На – ка – га – ва, – Плотников прищурился и по слогам считал надпись на английском языке на обороте визитной карточки «моего товарища», – недавно ушел.

– Он диск у вас забрал, да? – спросил я Плотникова и краем глаза отметил, как Ганин запустил руку в бумажную магазинную сумочку, чтобы достать «компенсацию» потери.

– Да, под расписку, обещался даже мне в Петербург его выслать, если он на суде не будет востребован в качестве доказательства. А взамен вот принес целую упаковку новых! – Сияющий Плотников взял с прикроватной тумбочки непочатую пачку дисков.

– Какой молодец… – прошептал Ганин и извлек из своей сумочки точно такую же упаковку.

– Олег Михайлович, – обратился я к Плотникову – вы, я гляжу, тут преуспеваете в преумножении своих приобретений, да?

– Что-то вроде этого…

– Вот был один диск у вас для новой камеры, а стало сразу десять, да? Здорово, правда?

– Конечно! У нас в Петербурге такие диски, я думаю, пока еще не продаются…

– Продолжить серию преумножений не желаете? – подъехал я к Плотникову на своей вежливой «козе».

– Да я не против… – обнаружил в себе предпринимательскую жилку питерский гость.

– Вы вот вчера фильтры для свой «мазды» купили, да? – Я мотнул головой в сторону картонной коробки, стоявшей на широком подоконнике, аккурат на пластиковой решетке бесполезного в хоккайдском апреле кондиционера.

– Купил, да… Вы же помните…

– Помню, конечно, потому и спросил. Давайте сделаем так: вы мне сейчас отдадите один фильтр, а завтра утром, к отъезду, – вас же Ганин-сан в аэропорт повезет, да? – вы взамен получите еще целую коробку этих фильтров.

– То есть я вам дам один, а вы мне четыре? – явно не понимая смысла моего антиростовщического предложения, спросил Плотников.

– Совершенно верно: вы мне сегодня один, я вам завтра четыре. Как, идет?

– Почему нет… – Плотников раскрыл коробку и вытащил верхнее белеющее сквозь полупрозрачный целлофан кольцо. – Пожалуйста, держите, Мори… Минамото-сан!

Я принял фильтр, надорвал пакет и аккуратно пальцем надавил на целлюлозную поверхность, которая без труда поддалась нажиму и лопнула под моим давлением. Плотников и Ганин вытаращили свои круглые славянские очи на мои манипуляции.

– Хорошую вещь испортили, – мрачно констатировал недоумевающий Плотников.

– Ты чего делаешь, Такуя? – возмутился практичный Ганин. – И что делать собираешься?

– Собираюсь, Ганин, сейчас поехать с тобой в Отару, в «Ясуй – бухин», и поменять бракованный товар! Подсовывают покупателям черт знает что! думают, если русский покупает, значит, ему можно любое дерьмо втюхивать! Не – выйдет, Ганин!

Мы оставили все еще недоумевающего Плотникова в одиночестве, добежали до управления, запрыгнули в ганинский «галант» и помчались в Отару По дороге я связался с Ивахарой и обрадовал его своим грядущим визитом, а заодно попросил навести справки по «Нихон – кай хокен». Через час Ганин затормозил в квартале от автомагазина, поставил машину на ручник и повернул налево свою буйную голову:

– Что дальше, Такуя?

– Дальше – тишина, безмолвие дальше, Ганин, – озадачился я его вопросом.

– Мне что, туда теперь самому идти фильтр, тобой, Такуя, покалеченный, менять, а? – с недоверием и, как мне показалось, с некоторым испугом спросил Ганин.

– Вчерашние Серега и Илюха в больнице под охраной, Ганин. Кто тебя еще опознать там может?

– Продавцы оба японские были…

– Не те, что вчера в «Виктории» столовались?

– Нет, не те. Да те, наверное, тоже в больнице? Ты же их вчера к стоматологу отправил, Такуя, нет?

– Отправил на пару недель… Значит, вместе пойдем, Ганин. Если чего заметишь, меня сразу толкни, понял?

– Понял. – Ганин подогнал машину на площадку перед магазином. Не успел он выключить двигатель, как позади раздался страшный рев, и в салоне «таланта» внезапно потемнело. Мы инстинктивно оглянулись и увидели, что сзади медленно проезжает и заворачивает на стоянку справа от нас знакомый российский броневик.

Не уменьшившийся за ночь Коврига выпрыгнул из своего «тигра» одновременно с тем, как мы с Ганиным выползли из его «таланта».

– О, какие люди! – первым начал светскую беседу Коврига. – Я чего-то не пойму: мне вчера показалось, вы из Саппоро, а вы второй день у нас туг, в Отару..

– Город нам нравится, Коврига-сан, – сказал я. – Тем более вот товарищу моему вчера тут товар некачественный продали – поменять надо. Видите?

Ганин продемонстрировал Ковриге продырявленный фильтр.

– Странно, – покачал головой Коврига, – непохоже на них. Вроде у них всегда товар качественный…

– А вы с этим магазином хорошо знакомы? – спросил я.

– А как же! Мы же у них для российских экипажей часто детали закупаем.

– А они что, не отдельно их продают?

– Когда как. – Коврига блеснул на солнце своим замечательным браслетом. – У нас заказы по-разному формируются. Иногда на судно из каждого магазина запчасти, там, и аппаратуру, и прочую пое… дребедень порознь завозим. Иногда капитану удобнее скопом загрузиться. У нас прав только клиент, причем – всегда!

– А они только запчастями торгуют?

– Да нет, у них и машины бывают. Но не дешевые.

– Какие недешевые?

– Да разные… У них вон за зданием ангарчик, там по четыре – пять штук всегда имеется.

– Внедорожники есть?.

– Бывают, – усмехнулся Коврига и благоговейно оглядел свой броневик. – А вам зачем внедорожник?

– Да мало ли…

– Надо будет, я вас проконсультирую, только вы ведь японец, вам нужно у своих покупать…

– А здесь только русские отовариваются?

– Ага, вот если товарищ ваш решит себе на вывоз машину купить, – Коврига кивнул на молчавшего Ганина, по-прежнему стоявшего в обнимку с плотниковским фильтром, – то ему как раз сюда или в другие такие магазины надо. Их у нас, в Отару, достаточно. Если чего надумаете, я как раз там буду!

Коврига кивнул в нашу сторону и пошел куда-то за здание магазина, видимо, в тот самый ангарчик, где, по его словам, выставлялись «недешевые» машины «на вывоз». Мы же с Ганиным зашли в сам магазин. Около внутреннего входа, рядом с известным мне по звукозаписи стеллажом для сумок, сидел молодой японец. Ничего, кроме пакета с загубленным фильтром, у нас с Ганиным в руках не было, и парень, окатив нас равнодушным взглядом, отвернулся в сторону двери. Мы прошли в зал, где на полках и на полу стояли бесчисленные ящики и коробки со всевозможными автомобильными причиндалами, о назначении большей части которых я не имел ни малейшего понятия. В этих металлических, блестящих от машинного масла кучах ковырялись пятеро неяпонцев, в которых без труда угадывались соотечественники Ганина. Одеваются русские морячки стандартно: якобы «адидасовские» или «пумовские» спортивные костюмы из болоньи грубого китайско-филиппинского пошива, давно лишившиеся хоть какого-нибудь упоминания об изначальном цвете кроссовки тех же фирм, на талиях у всех поясные сумки с документами и толстыми пачками «манов» – наших самых крупных и потому самых любимых купюр в десять тысяч иен.

За прилавком стоял пожилой японец, создававший видимость чтения свежего номера газеты «Асахи», а на самом деле старавшийся удержать в поле зрения сразу всех покупателей, которые в любой момент могли раствориться в вечности с аккумулятором или рулевой колонкой под мышкой, не рассчитавшись за них с гостеприимным хозяином.

– Извините, – обратился я к нему. Он оторвал глаза якобы от газеты и на полшага сместился влево, чтобы я не загораживал ему зал.

– Слушаю вас, – не глядя на меня, произнес продавец.

– Мой русский товарищ вчера у вас купил фильтры для «мазды – эф – экс, – я подтащил за рукав внезапно заскромничавшего Ганина. – А дома выяснилось, что один из них с браком.

Продавец молча принял из рук Ганина фильтр, долго осматривал его «ранение» и, помедитировав с минуту бросил:

– Сейчас заменим! Только это фильтр для «лантиса», а не для, как вы сказали?

– Это одно и то же, – успокоил продавца Ганин.

– Понятно! Сейчас…

Однако уходить в закрома он не спешил: видимо, им, бедным, действительно приходится с русскими покупателями держать востро не только ухо, но и прочие части тела. Он нажал на кнопку на стоявшем подле него телефоне и наклонился к микрофону:

– Ито-сан, извините, не поможете нам тут?

– Чего такое?! – рыкнул в ответ телефонный динамик.

– Тут замена товара… – заискивающе пропищал продавец, давая нам понять, что невидимый пока Ито – здесь явно старший по званию.

– Сейчас иду!

Ожидание длилось недолго: через двадцать секунд из внутренней двери за прилавком показался… вчерашний обидчик Накадзимы. Здоровяк был туго затянут в черные джинсы «Кевин Кляйн» и плотную черную футболку «Прокедс» и всем своим видом как бы настойчиво не рекомендовал возможным обидчикам приближаться к нему на расстояние вытянутой руки. Обладатель нехитрой японской фамилии Ито глянул на двух требующих замены дефективного товара посетителей, встретился с их явно не радостными взглядами, мгновенно оценил ситуацию, в которой следовало принимать во внимание и тот факт, что славянин – в—Азии Ганин имел за своей спиной потенциальное подкрепление из пяти не самых слабых мореходов, для которых, насколько всем нам известно, лозунг «Наших бьют!» важнее всех других национал – патриотических констатаций и деклараций, и в конце концов решил не искушать судьбу.