Текст книги "Сделано в Японии"

Автор книги: Кунио Каминаси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– Ты, Ганин, как сам-то?

– Я-то? Я еще хоть куда! – бодро отозвался мой осторожный водитель. – А что такое, Такуя?

– Такого, Ганин, ничего! Просто нам с тобой в Саппоро до семи поспеть надо…

– Так сейчас только половина!

– Тем не менее! – Я еще раз проверил ганинский спидометр, который показывал все те же якобы сто сорок.

– Чего не менее? – Ганин посмотрел на меня тем же пристальным взглядом, что он сверлил меня в отарской «Виктории», когда я пытался автоматизировать употребление одной из его любимых идиом про прикидывание, как я теперь наконец-то запомнил, шлангом.

– Того не менее рули давай, Ганин!

Для того чтобы добраться до района Хигаси, то бишь, по-нашему, Восточного района, нам нужно было практически переехать весь город, поскольку двигались мы из Отару, то есть с самого что ни на есть запада. Вообще понятия «поехать в Саппоро» весьма растяженное и гиперабстрактное, потому как город наш достаточно большой и, по бестолковости своей, щедро размазан по живописной долине реки Исикари – второй или третьей по длине реки всей нашей славной Японии. И хотя населением Саппоро не вышел – какие-то жалкие полтора миллиона, ну два с небольшим с пригородами, – по необъятной площади своей он может спокойно поспорить с той же Осакой или Йокогамой. В обычной ситуации на это внимания не обращаешь – даже наоборот: после токийских расстояний Саппоро больше чем на поселок городского типа не тянет; а вот когда, что называется, приспичит, как сейчас, например, он растягивается до невероятных размеров, и ты буквально умираешь в машине в ожидании того, когда же наконец покажется в твоем левом боковом окошке долгожданная цель, ради которой ты и предпринял отважную вылазку из своей теплой и ласковой пчелиной соты.

– Ты, Ганин, куда ехать-то, знаешь? – в пятый раз за последние пятнадцать минут спросил я Ганина.

– Такуя, что с тобой! – кисло поморщился мой благородный и великодушный друг.

– А что со мной? – Я попытался все – таки не подавать вида, хотя и так был недоступен прямому ганинскому взгляду, поскольку сэнсэй у нас хоть и хохмач и балагур, но вести машину на ста сорока, не глядя перед собой, он пока еще не научился.

– Ты какой-то нервный, – констатировал Ганин очевидный факт.

– Я не нервный, – отмахнулся я от его обвинений. – Не спал я толком просто, башка гудит…

– Ты своих вызывать будешь? – мягко намекнул мне на необходимость укрепления наш их нестройных рядов Ганин.

– Давай сначала к магазину подъедем, а там посмотрим, что к чему. Может, и не понадобится никто…

– Как скажешь, начальник…

Через три минуты черепашьего хода Ганин соизволил съехать со скоростной аккурат под зеленую вывеску «Хигаси», после чего его «галант» вообще практически встал, хотя спидометр уверял меня, что мы движемся по Хигаси со скоростью семьдесят километров в час.

Найти сразу у нас, в Саппоро, что-нибудь по конкретному почтовому адресу, если только этот адрес не относится к зданию или квартире в самом центре, практически невозможно – «мури», по-нашему Вот и сейчас я произнес это сакральное «мури», когда увидел, что, сохраняя на спидометре семьдесят, Ганин пытается выехать фраером – гоголем на требуемый «Куру – сяри».

– Не найдем, думаешь, Такуя? – скосился влево Ганин.

– Вряд ли… – резюмировал я.

– Понастроите тут сами домов – теремов, а потом разбирайся в них! – чертыхнулся Ганин.

– Ты давай газок сбавь, Ганин, и мы спокойно магазинчик наш родимый найдем.

А – Вот он твой «Куру – сяри»! – заявил Ганин и резко затормозил у невысокого одноэтажного магазина с неоновой вывеской «Cool Shiari» и двумя огромными светящимися окнами по бокам от входной, также стеклянной двери.

Стоять прямо под люминесцентными огнями этого автомобильного парадиза было как-то неловко, и Ганин после секундного очарования проехал квартал вперед, развернулся, вернулся к магазину и встал теперь на противоположной стороне, куда слепящий свет магазинных интерьеров не добивал, отчего мы с Ганиным ощутили себя абсолютно невидимыми.

– Чего делать будем, Такуя?

– Пока ничего, Ганин. Что мы можем сейчас сделать?

– Подмогу вызвать, чтоб она вовремя пришла – не так, как вчера, с незначительным опозданием…

– Не дрейфь, Ганин! Подмога придет когда надо! Тут до районного управления четыре квартала всего. Я свистну – они не заставят ждать! Поверь мне!..

– А чего тогда не свистишь?

– А чего я им буду свистеть, Ганин? Чтоб обложили тут все и чтоб мы с пустыми руками остались?

– Почему с пустыми? Видишь, за магазином павильон какой здоровый? Как, прямо, ангар в «Ясуй – бухин»…

– И что?

– А то, Такуя! Ты же ведь про то же самое думаешь, что и я! Я же тебя как облупленного знаю!

– И про что это я, Ганин, сейчас, как и ты, думаю?

– Да про утюжок, Такуя! У тебя сейчас только утюжок на уме!

– Ага, утюжок, Ганин, утюжок!.. Ты вон штаны свои когда последний раз гладил?

– А чего мне их гладить?

– Ты же сэнсэй, Ганин!

– И чего?

– Ты же не можешь в мятых брюках на работу ходить!

– А я на нее не хожу, на работу на эту!

– Ну это сейчас! Потом-то пойдешь!

– Как кушать захочу – пойду!

– Да ты перманентно голодный!

– А у меня брюки пластмассовые!

– Какие это пластмассовые?

– Такие! Сто процентов акрил с полиэстером, стираются в машине, в глажке не нуждаются!

– Так это у нас все брюки такие!

– У вас, может, и да, а вот у нас такие не сыщешь!

– Ты же говоришь, сейчас у вас в Москве все есть!

– А штанов, которые гладить не надо, нету! Кроме того, они еще и в нескромных местах не протираются…

– В местах?.. – последние ганинские признания заглушили во мне жалкие остатки сознания, в глазах забегали матовые светящиеся зайчики от отблесков магазинного фасада напротив, я попытался смахнуть липкую паутину туманного сна, но, судя по тому что голова моя безвольно откинулась на подголовник и я не смог никак воспрепятствовать этому падению, всемогущий сон все – таки взял верх, и я, оставив всякую надежду продолжить свою эскападу относительно нескромных ганинских мест, позорно отдался на произвол своей весьма смутной и достаточно бесперспективной судьбы.

Глава десятая

Я проснулся не от яркого света и не от громкого звука – глаза и уши мои все еще были надежно залеплены ночной глиной. Я очнулся от резкого запаха, который совсем недавно уже нарушал мое душевное равновесие, – это был злополучный тунцовый салат с луком. Собственно, против волокнистого тунцового фарша, сдобренного майонезом и рубленым сельдереем, я ничего против не имею. Это лук, что раздражает меня в этом салате, – сырой, без намека на термическую обработку холодной соленой сталью бьющий в мои деликатные ноздри.

Я раздвинул веки: за окном было светло, но облачно, и солнца из-за низких пепельных туч видно не было; мы все еще находились в салоне ганинского «галанта», только теперь он стоял не прямо напротив автомагазина, а наискось – на стояночной площадке перед банальным круглосуточным магазином «Сейкомарт», откуда, как нетрудно было догадаться даже из бездны моего бесконечного сна, и был привнесен в наш с Ганиным замкнутый салонный хронотоп этот мерзкий запах. Справа от меня бодро двигал челюстями, дробя и множа ароматические частицы ненавистного лука, которым пропахли уже все внутренности машины, свеженький Ганин.

– С добрым утром, тетя Хая! – по-каннибальски дыхнул он в мою сторону недожеванным пока Чиполлино. – Проснулся?

– Твои плебейские гастрономические вкусы, Ганин, добьют твою печень с почками быстрее, чем твои конкретные соотечественники, – попытался я хоть как-то воздействовать на его сознание.

– Там больше не было ничего, – мотнул Ганин головой в сторону «Сейкомарта», продолжая расправляться с сандвичем, в котором бурая глинистая масса тунцового салата была сдавлена двумя бежевыми треугольниками несвежего хлеба. – Будешь?

– Это – нет! – Я крутил головой по сторонам, ориентируясь на местности, и посмотрел на ганинские «Картье», которые вяло поднимались и опускались справа от моего носа: была уже половина восьмого. – Ты чего меня не разбудил?

– Зачем тебя будить? – Ганин отправил в рот последний кусок сандвича с тунцовым салатом и безо всякой паузы принялся за такой же треугольник с ветчиной и сыром, после чего луковый запах перестал быть таким резким. – Тебе, Такуя, надо было дать выспаться… Ты мне нужен свежим и бодрым! Выспался?

– Ты знаешь, да… – Я попытался принять вертикальное положение, насколько это возможно сделать в тесном салоне отнюдь не самого престижного седана.

– И слава богу… – продолжал яростно двигать скулами вечно голодный сэнсэй.

– Ты на работу опять не пошел? – выразил я беспокойство по поводу того, что теперь, в самом начале учебного года, его старательные курсанты отстанут от программы и им придется нагонять.

– Я честно туда отзвонил, потом огорчил Плотникова – сэнсэя, что не смогу его сегодня посадить на самый быстрый самолет; потом – домой. В академии, кстати, и Саша моя меня обрадовали, что мне надо сегодня ехать к тебе в управление на что-то типа очной ставки.

– С кем? – Эта информация мне не очень понравилась.

– Они не сказали. – Ганин добил последний бутерброд. – Может, с теми двумя «поджарыми» «поджаренными», может, с Накадзимой или с малайцами – я ведь теперь много кого видел…

– Ты им сказал, где мы?

– В общих чертах. Главное, что я сказал Дзюнко, где мы. А то ты вчера отрубился, даже не соизволив поставить ее в известность.

– Она ругалась?

– Ну как твоя жена может на меня ругаться, Такуя? – широко улыбнулся Ганин и щелкнул алюминиевой петелькой на ультрамариновой банке с горячим кофе. – Это она тебе самому при встрече скажет все, что она думает и о тебе, и о твоей работе.

– Кстати о работе… – Я посмотрел в сторону «Курусяри». – Чего там новенького?

– Вчера ничего существенного не было. Через полчаса после того, как ты уснул, там погас свет, два бугая вышли, заперли двери, пошли за дом и потом оттуда на, как сказал бы Олежка, «ярвике» попилили в неизвестном направлении.

– Японцы?

– Японцы, японцы…

– Так, ладно, Ганин. Мне надо до магазина дойти, там, это… – Я стыдливо замялся.

– Сортир, что ли? – прищурился Ганин.

– Да…

– Имеется. Как войдешь, сразу направо, около холодильника с выпивкой – очень удобно…

Я зашел в магазинчик, последовал ганинской ориентировке, затем положил в корзинку дорожный набор с зубной щеткой и пастой, вытащил из стеклянного шкафа с подогревом пол – литровую бутылку кофе с молоком и подошел к прилавку, за которым листал толстенный том комиксов худенький паренек.

– Онигири есть? – оторвал я его от просмотра.

– Есть, – вежливо кивнул он, указывая рукой на полку справа от себя, на которой лежало несколько десятков круглых и треугольных рисовых колобков.

– Свежие?

– Сегодняшние, сорок минут назад подвезли, – все так же спокойно пояснил парень.

– С чем они у вас?

– Там на них написано… Лосось с майонезом, маринованная слива, икра, икра минтая…

– А с тунцовым салатом есть?

– Есть.

– Тогда дайте по одному каждого вида, кроме тунцового салата, – попросил я парня.

На прилавке выросла горка из пяти онигири – двух круглых и трех треугольных, поблескивавших прозрачной целлофановой оберткой, из – под которой призывно мерцала изумрудная нори.

– Вам разогреть? – продавец кивнул на микроволновую печь у себя за спиной.

– Обязательно!

Парень положил мои колобки в микроволновку нажал на кнопку постучал клавишами кассы и вынес приговор:

– Семьсот восемьдесят иен с вас.

Я расплатился, дождался, пока микроволновая печь не запищала в знак того, что мои онигири дошли до кондиции, и вернулся к Ганину.

– Рисом с утра напихиваешься? – недовольно буркнул Ганин, глядя на мой внушительный завтрак.

– Чем это хуже твоих сандвичей?

– Хлеб проскакивает быстрее…

– А рис?

– А рис у тебя комком в животе до вечера болтается, как… это самое… в проруби…

– Это которое не тонет, что ли?

– Ага…

– Так это хорошо, Ганин. – Я принялся раздевать первый треугольный онигири в соответствии с инструкционными цифрами на упаковочном целлофане.

– Что не тонет?

– Что болтается… – Дальше цифры «1» у меня дело не пошло. Кто вообще придумал эту идиотскую систему снятия целлофана с рисового колобка! В теории, наверное, она должна действовать весьма эффективно: от цифры «1» на верхнем углу треугольника отрываешь и тянешь вниз через весь онигири узкую полоску продергиваешь ее через весь треугольник и с обратной стороны обрываешь, получая таким образом две упакованные отдельно половинки; затем слева и справа дергаешь за клапаны на цифрах «2» и «З», стягиваешь эти отдельные половинки упаковки, и все – готовый рисовый колобочек, обернутый в сухой лист нори, позорно называемой многими морской капустой, хотя это совсем другая водоросль. Это в теории… На практике же, как, скажем, вот сейчас, на первом уже этапе целлофановая ленточка не хочет тянуться через весь онигири, обрывается на половине, и, когда за второй и третий уголки начинаешь стаскивать пленку с колобка, она начинает крошить сушеную нори, из – под нори начинает сыпаться рис, обнажается начинка и часто, как опять же сейчас, если это, например, икра минтая или икра летучей рыбы, ты этой начинкой начинаешь обсыпать парадные брюки или сиденье чужой машины.

– Ну вот, – буркнул Ганин, – не успел есть начать, а уже весь извозился…

– Я говорю, Ганин, хорошо, что болтается… – Я отчаялся правильно разоблачить первый онигири, собрал все лишенное какой бы то ни было правильности в формах и гармонии в дизайне горячее рисово-икорное месиво и, обжигаясь, но не сдаваясь, запихнул его в рот.

– Чем хорошо?

– С утра, – я обстрелял Ганина жеваным рисом с икрой летучей рыбы, – никогда не знаешь, где и когда будешь обедать!..

– И будешь ли вообще, – мрачно добавил Ганин.

И тут оказалось, что не только никто ничего не может за завтраком гарантировать по поводу обеда, но мирное окончание самого завтрака тоже иногда не гарантируется: расправиться со вторым онигири мне не удалось. Как только электронные часы в салоне показали восемь, к «Куру – сяри» подъехал черный «ярвик», из него выпрыгнул невысокий крепыш в сером костюме и при галстуке. Крепыш стал возиться с замком, а невидимый водитель отогнал машину за здание магазина и поставил ее на площадке у ворот здоровенного складского ангара, который делил с магазином внутренний двор.

– Чего делать будем, Такуя? – деловито поинтересовался Ганин и критически осмотрел мой заляпанный рисинками, изрядно потрепанный за последние двое суток, как обожает он сам говорить, «прикид».

– Пока посмотрим что к чему а потом решим.

– Ты давай-ка мне свой мобильник, я его пока подзаряжу – Ганин протянул мне открытую ладонь. – Я так думаю, нам сегодня мобильная связь очень даже понадобится.

Я отдал Ганину свой сотовый, и сэнсэй принялся подключать его к подзарядке через прикуриватель. У автомагазина происходило то, что происходит каждое утро у любого комиссионного автомагазина в нашей богатой как на новые, так и на подержанные машины державе. Из «тойоты» вылез водитель – тоже японец, меньших габаритов, чем тот, что уже открыл переднюю дверь магазина и исчез за ней, – и направился к ангару Он вошел в него через маленькую дверь в огромных серебристых воротах, через полминуты распахнул их изнутри и стал одну за другой на медленном ходу выкатывать из ангара машины и расставлять их на площадке перед магазином. Все было как обычно, как полагается в том случае, если ты торгуешь дорогими подержанными джипами.

Да, это были внедорожники, как говорят у Ганина в России – в полном ассортименте: очно и заочно знакомые мне «крузеры», «труперы», «паджеро», «патролы». По мере того как рос автопарк на магазинной площадке, на каждом вновь прибывшем внедорожнике появлялся ценник: картонные таблички с огромными цифрами – и по размеру, – и по выраженной ими цене – не спеша запихивал за лобовые стекла первый крепыш. Через двадцать минут весь товар был выставлен, что называется, лицом. Нашему с Ганиным взору открылся табунчик из двадцати разношерстых внедорожников, которые объединяло только одно – более чем пугающие цены за лобовыми стеклами.

– Чего это они на ночь их в гараж загоняют? – спросил Ганин.

– В смысле?

– Обычно на ночь тачки на площадке оставляют. Замучаешься так вот каждый день их туда – сюда гонять.

– На площадках, Ганин, такие дорогие машины оставляют только тогда, когда стоянку охраняют. А так опасно, сам знаешь, сейчас на Хоккайдо за джипами настоящая охота идет…

– Что ты говоришь!.. Чего будем делать-то?

– До девяти подождем…

– Почему до девяти?

– Они в девять открываются, как я понял…

– А потом что?

– А потом, Ганин, мы пойдем тебе тачку покупать, – отрезал я и вступил в борьбу с очередной «цифровой» упаковкой остывшего уже онигири – с начинкой из тертого жареного лосося с майонезом.

В пять минут десятого я приказал Ганину отъехать от «Сейкомарта», сделать круг по всему микрорайону и затем вернуться в исходный район и припарковаться около «Курусяри». Имитируя леность и праздность, мы вылезли из «галанта» и пошли с Ганиным вдоль рядов внедорожников. Их хозяева не заставили себя ждать: водитель вышел из ангара, встал у ворот и, не приближаясь, внимательно стал нас разглядывать. Секундой позже из магазина вышел крепыш и пружинистой походкой направился к нам.

– Доброе утро! – приветствовал он нас.

– Доброе утро! – кивнул я в ответ, а Ганин как-то странно поежился, что, видимо, должно было означать неумелый японский поклон глупого гайдзина.

– Пасмурно сегодня. – Продавец задрал голову к серому небу – Дождя бы не было…

– Да, вчера – позавчера погода получше была, – вспомнил я начало своей по-настоящему рабочей недели.

– Что-нибудь ищете? – Крепыш закончил протокольную часть и приступил к исполнению своих прямых профессиональных обязанностей. – Что-нибудь конкретное?

– Да вот приятель мой из России, – кивнул я на Ганина и тот опять поежился и выдавил из себя наиглупейшую улыбку – хочет машину себе купить.

– Здесь ездить?

– Нет, на вывоз. Тебе ведь на вывоз, да? – обернулся я к Ганину который все еще идиотски улыбался.

– На вывоз куда, если не секрет? – посерьезнел продавец.

– Во Владивосток. Он из Владивостока, – показал я на Ганина, внимательно разглядывающего здоровенные джипы.

– По-японски понимает? – поинтересовался крепыш.

– Ни в зуб ногой! – успокоил я его. – Собственно, я тому с ним и езжу.

– А вы по-русски говорите, да? – вежливо спросил он.

– Да, говорю, по работе приходится.

– Крабы?

– Типа того.

– А что вашего друга конкретно интересует?

– Эй, Ганин, – окликнул я по-русски потенциального покупателя, – тебя чего интересует конкретно?

– Конкретно?

– Ага, конкретно.

– Конкретно меня интересует какая-нибудь «вэдэшка»…

– Чего?

– Ну полноприводная то есть… У нас там по долинам и по взгорьям только с одними ведущими особо не поездишь.

– Ага, понятно… – Я перевел первое требование крепышу.

– А у нас все полноприводные, – широким жестом показал он на свой товар.

– Еще «кенгурятник» чтобы был… – продолжил Ганин, поглаживая трубчатую защитную раму на радиаторе, – что – бы вот противотуманки на нем были… две пары противотуманок…

– Зачем тебе, Ганин, еще две пары противотуманок, если у них у всех и так в комплекте по паре уже есть? – подыграл я постепенно входящему в роль Ганину.

– А если я из Владика на рыбалку на Туманган поеду?

– Куда поедешь?

– На Туманган, на реку Туманная то есть… Там, Такуя, туманы такие, что ой – ой – ой! Она на то и Туманная у нас…

– Можно подумать, что три пары противотуманок тебя от тумана спасут, Ганин!

– Спасут – спасут! – Ганин любовно погладил черную крышку капота огромного «паджеро». – Еще надо, чтобы дизельный был, на бензиновом по Приморью ездить грустно…

– Чего так?

– Не везде заправят!

– А дизель везде?

– А дизель чего! Три бутылки водки – и тебе любой тракторист полбака сольет! Солярка-то у нас на периферии почти вся казенная!..

– Понятно, Ганин!

– Еще чтоб трансмиссия без излишеств была, а то с ремонтом хлопот не оберешься…

– Без каких излишеств, Ганин?

– Ну, например, межосевой дифференциал мне и на фиг не нужен! Зачем он мне?

– А объем двигателя ваш друг какой хочет? – вкрадчиво поинтересовался крепыш.

– Эй, Ганин, движок тебе какой нужен?

– Я же сказал: дизельный.

– Да нет, на сколько литров?

– Ну не меньше трех! Сил на сто восемьдесят – двести минимум! Меньше не возьму!

– Может быть, у вашего друга есть конкретные пожелания по марке или модели? – спросил продавец.

– Эй, Ганин, ты какую модель хочешь?

– У нас дома все на «крузаках» торчат, на «прадо», поэтому «тойоту» не хочу это точно!

– Может быть, «исудзу»? – предложил крепыш, которому я перевел, какую марку мой друг не хочет.

– Эй, Ганин, «исудзу» возьмешь?

– «Трупер»?

– «Трупер»? – переспросил я у продавца, и тот радостно закивал мне в ответ.

– Нет, «трупешник» не хочу!

– А чего?

– Да, во – первых, название мрачное, на нехорошие мысли наталкивает, а потом, дизайн у них какой-то деревенский слишком.

– Как насчет «патрола»? – Крепыш подошел к здоровенному белому «ниссану».

– «Патролка» – тачка классная, – затряс головой Ганин, – но опять же название…

– Чем тебе название не нравится, Ганин?

– Ментовское какое-то… У нас мусорская машина патрульной называется…

– Тогда чего же ты хочешь, Ганин? – усталым голосом спросил я доморощенного актера любительского театра.

– «Паджеро» хочу, Такуя. Спроси, у него «челленджера» нет? «Челленджера» я бы взял! И название отличное, и тачка конкретная, добротная…

– У Вас «мицубиси – паджеро – челленджер» есть? – 1 обратился я к внезапно замершему еще при произнесении Ганиным магического слова «челленджер» продавцу.

– Нет, извините, – стряхнул он с себя секундное оцепенение, – «челленджера» сейчас нет. Последнее время «челленджеры» не часто бывают…

– Нету твоего «челленджера», Ганин! Можешь успокоиться! Поедем еще где посмотрим или как? – я старался быть как можно более беспечным и равнодушным как по отношению к капризам Ганина, так и к маркетинговой политике «Куру – сяри».

– Сейчас поедем! Я только досмотрю здесь все, и поедем… – Ганин открыл дверь разрекламированного крепышом «патрола» и влез на водительское кресло.

– Дорогие у вас машины, я гляжу! – Я решил полностью принять на себя крепыша, чтобы дать возможность Ганину поближе познакомиться с выставленным товаром.

– Да, у нас магазин престижный… – промямлил он, косясь на Ганина, который уже вылез из «патрола» и теперь задирал ногу на порожек «хайлакса».

– А подешевле машин у вас не бывает? – Я загородил Ганина собой, и крепыш еще заметнее занервничал.

– Нет, дешевле не бывает… – Продавец теперь метал настороженные взгляды уже не на Ганина, который хлопал у меня за спиной дверями джипов, а на своего напарника, который, как я краем глаза заметил, продолжал стоять у ворот гаража с мобильником у уха.

– Жаль… – покачал я головой.

– А что, у друга вашего с деньгами не очень? – с надеждой в голосе спросил крепыш.

– У него? – указал я затылком на невидимого мне сэнсэя, третий день подряд забивающего… (Тьфу ты! Только со шлангом разобрался – так теперь вот забивание заклинило! Чего там русские обычно забивают? Гвоздь? Шуруп?), короче, чего там забивающего на свою главную работу. – У него с деньгами проблем нет! Вы его пиджак видели?

– Видел. И «Картье» тоже, – удивил меня своей наблюдательностью продавец.

– Вот я и говорю…

– Зачем же ему тогда машина подешевле?

– Нет, вы меня не поняли, – улыбнулся я, – не ему а мне. Я для себя спросил. Хочу свою «короллу» поменять в этом году..

– А – а, нет, извините, мы таких машин не держим!

– Давно?

– Что «давно»?

– «Короллы», там, «сивики», «фамилии» не держите?

– Да мы их и не держали никогда. Это все обычные семейные машины, недорогие и, извините, малопрестижные. У нас другая специализация. Мы, вы видите сами, на джипах специализируемся. – Крепыш махнул рукой мне за спину, где продолжал клацать и бряцать мой неугомонный друг – Это совсем другая категория…

– Я понимаю, – согласился я с ним. – Просто в прошлом году у вас другая специализация была, поэтому я подумал…

– Что, простите?

– Я говорю, в прошлом году, насколько я помню, вы на машинах подешевле специализировались, вот я и подумал…

– Извините, но я вас не совсем понимаю! – ненавязчиво прервал меня крепыш.

– Я говорю, раньше у вас…

– Нет, простите, – он начал имитировать детскую обиду, – мы всегда джипами торговали.

– Всегда?

– Да, всегда. Как два с половиной года назад открылись, так с самого начала на джипах и специализировались.

– Два с половиной года назад?

– Да, два с половиной.

– А раньше вы где торговали?

– Я?

– Ну магазин ваш?

– Раньше этого магазина не было вообще.

– А где же вы работали?

– Я вообще не из Саппоро.

– А – а… – разочарованно протянул я. – А откуда, если не секрет? Лицо у вас смуглое такое…

– Я из Осаки.

– Понятно, извините. Просто я был уверен, что еще год назад здесь, в вашем магазине, мои знакомые покупали «сивик» или «фамилию», что-то в этом роде.

– Я вам говорю, вы ошибаетесь! Или знакомые ваши ошибаются! – завертел головой крепыш.

– Не думаю… – Я посмотрел на него, затем на все еще разговаривающего по мобильнику водителя черного «ярвика». – Не думаю, что ошибаюсь…

– Я не понимаю вас… – заявил крепыш, показывая, что продолжать этот беспредметный разговор он не намерен.

– Да я вчера просто держал в руках бумаги интересные…

– Какие бумаги? – равнодушно спросил крепыш.

– Пэтээски…

– Что?

– Таможенные декларации «пятьдесят три – сорок». Знаете такие? – Я вцепился глазами в крепыша, показывая ему что отпускать его я не собираюсь.

– Слышал… И что? – Взгляд крепыша перестал фокусироваться, и ему, бедному нужно было теперь держать в поле своего зрения одновременно меня, Ганина и напарника.

– Да ничего… В них просто написано, что некоторые машины – недорогие седаны типа «сивика» – были куплены именно в вашем магазине. Другого ведь «Куру – сяри» на Хоккайдо нет…

– Вы кто? – сурово спросил крепыш.

– Неважно, кто я, важно, что вы мне на все это скажете, а? – Я старался сохранять остатки спокойствия, но с каждой секундой становилось понятнее, что я уже разбудил зверя, что этот зверь уже задумал вырваться на волю из клетки своей беспробудной лжи и что, чтобы загнать этого зверя обратно за решетку; от меня потребуется немало усилий.

– А почему я вам что-то должен говорить? С чего вы взяли, что я вообще вам что-то обязан отвечать?

– Да мне показалось, что мы по-хорошему сможем договориться… – улыбнулся я.

– Нам с вами договариваться не о чем. – Крепыш взглянул своими злыми глазами на подошедшего сзади Ганина.

– Ну что, Ганин, посмотрел машины? Поехали?

И вот туг Ганин сделал то, чего делать был не должен ни под каким своим ковбойским видом. Все, что нам оставалось сделать, так это спокойно выехать с магазинной стоянки, тут же вызвать районные патрули и пару инспекторских групп из главного управления, а самим держаться на расстоянии и наблюдать весь этот разворошенный муравейник из прекрасного далека. Так делается в этом мире – мире, где мужья ежевечерне покорно возвращаются под бок своих приветливых жен, мире, где каждые выходные отец семейства вывозит всю свою челядь сначала на шопинг, а потом в ресторан, мире, где все идиллически мирно и рационально предсказуемо. Но мой неумный друг Ганин, время от времени пытающийся из этого мира вырваться, испортил все, что только можно было испортить в данной ситуации.

– Отличные машины у вас, – вдруг по-японски сказал он нашему продавцу. – Только вот странные…

– Чем это они странные? – промычал огорошенный крепыш.

– Да на всех ценниках написано, что они подержанные, а они прямо как новые!

– Мы предпродажную подготовку делаем. – Крепыш все еще не понимал, к чему клонит веселый и самоуверенный Ганин.

– Километраж снижаете? Спидометр подкручиваете?

– Это не ваша забота! – Продавец выходил из себя, и мне даже почудилось на секунду, что у него из ушей пошел легкий парок. – Вы, как я понимаю, покупать у нас ничего не собираетесь, так что…

– Да нет, это я, как ценники сначала увидел, не собирался, – улыбнулся Ганин. – Сами посудите, четыре миллиона вон за тот «патрол», что, судя по ценнику, шестьдесят тысяч прошел, – это многовато!

– Дорого – не покупайте! – отрезал продавец и взглянул на часы.

– А потом я по салонам прошелся и, вы знаете, передумал…

– Да? – метнул на него ненавидящий взгляд крепыш.

– Да!

– Что так?

– А то, что у них у всех на спидометрах совсем другой километраж стоит! Вы в курсе? – Ганин внимательно посмотрел на продавца.

– В курсе чего?

– Ну я говорю, вон на «патроле» написано, что он шестьдесят три тысячи прошел, а на спидометре у него внутри – только тысяча двести. И заводом в салоне пахнет…

– У нас есть маленькие хитрости… – начал мямлить продавец, косясь на напарника у меня за левым плечом.

– Хитрости – это когда вы километраж назад откручиваете. – Ганина понесло, и я осознал, что ситуация из – под контроля вышла полностью.

– Не ваше дело, чего мы куда крутим!

– Не знаю, не знаю! Мне во Владике, может, такую машину брать! И потом, если вы назад километраж открутили, тогда почему у вас на ценниках в тридцать раз больше показано?!

– Я вам сказал, это не ваше дело! До свидания! – Крепыш перехватил легкий кивок напарника, щелкнувшего мобильником у ангарных ворот. – Всего вам доброго!

– Спасибо! – чуть ли не закричал Ганин. – И чего это во всех джипах у вас по полному баку бензина? Положено ведь с двумя литрами продавать, чтобы только до ближайшей заправки доехать!..

Я попытался схватить за локоть этого сумасшедшего общественного обличителя – обвинителя, заткнуть ему чем-нибудь рот и поволочь в сторону «таланта», но было уже поздно. Начавшийся минуту назад ровный и глухой гул трансформировался в подозрительно знакомое рычание, и мы втроем синхронно повернули головы по направлению к магазинной стоянке. На нее на полном ходу влетел и резко остановился, заскрежетав металлом и зашипев резиной, газовский «тигр», а по его бортам так же резко, но менее шумно встали два здоровенных черных «лэнд – крузера».

Двери у всех трех джипов распахнулись одновременно: из русского «бронетранспортера» выпрыгнул его счастливый обладатель и три русских комплекцией пожиже, а из «крузеров» на асфальт ступили восемь молодцев – японцев, из которых знакомыми рожами выделялись Накамура и Ито. Вся эта дюжина – очень похожая, кстати, на чертову – была затянута в черные джинсы, черные кожаные куртки, под которыми виднелись черные футболки и рубашки, и отличались они друг от друга визуально только обувью: на ком-то были белые кроссовки, на ком-то бежевые туфли, на ком-то – тяжелые черные ботинки.

Я почувствовал, как чья-то властная рука обняла меня сзади за грудь, и, пока я успел сообразить, в чем, собственно, дело, подкравшийся сзади водитель «ярвика» вытащил у меня из нагрудного кармана мобильник, как теперь оказалось, напрасно подзаряженный Ганиным. Никаких поползновений физически ограничить нашу свободу пока не предпринималось, однако этого и не требовалась, поскольку обступившая нас черная джинсово-кожаная стена выглядела абсолютно непроницаемой.