Текст книги "Зарубежный детектив - 88"

Автор книги: Кристофер Хайд

Соавторы: Юрген Венцель,Анна Фонтебассо
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

К восьми часам утра по восточному времени ответственность за эти разрушения приняла на себя организация, назвавшаяся «Бригадой дьявола». Как следовало из магнитофонных кассет, подброшенных на радио и телецентры в Теннесси, Луизиане, Орегоне и Техасе, эти взрывы – первый шаг террористов, проводящих сегодня по всей стране кампанию под девизом «Поставить на колени капиталистическую Америку!». Спустя час государственные эксперты и эксперты ФБР засвидетельствовали, что кассеты идентичны и что за подобными террористическими акциями стоит хорошо подготовленная и прекрасно оснащенная организация.

Кадры теленовостей походили на хронику второй мировой войны: перекореженные рельсы, изуродованные обломки телемачт, клубы дыма, языки пламени над взорванными трубами газопровода.

Филип ел и смотрел телевизор, когда почувствовал, что желудок полон, выключил. Осушив последний стакан канадского пива, он завалился спать. Почти мгновенно его сморил крепкий без всяких сновидений сон.

4

Джанет Марголис жила в районе Дэнфорд-авеню, в квартале, населенном преимущественно греками, который имел вид весьма обшарпанный, однако за последние годы благодаря энтузиазму реконструкторов и реставраторов здесь был наведен некий порядок. Но судя по всему, улочки, где обитала Джанет, эти веяния не коснулись. Громоздкие, в викторианском стиле, четырехквартирные дома выглядели убого. Дом Джанет оказался пятиквартирным.

На взятом напрокат «форде» Филип подъехал к дощатому жилищу с сонными окнами. Окна всех четырех этажей грязные, заляпаны городской копотью, водосточная труба на углу дома нелепо торчала, выбитая из скоб. Филип вышел из машины, запер дверцу на ключ и пошел по узкому проходу к крыльцу, ступеньки которого покрывала имитирующая траву ковровая дорожка. На дверной притолоке пять кнопок; под кнопкой с номером «четыре» значилась криво нацарапанная фамилия «Марголис». Филип нажал кнопку, подождал. Довольно скоро послышался глухой щелчок, и дверной замок открылся.

Филип отворил дверь и очутился в совершенно темном вестибюле, в глубине которого уходила кверху бесконечная лестница. Рискуя оступиться, Филип стал осторожно подниматься вверх и наконец достиг крохотной площадки на третьем этаже. На маленьком коврике у двери груда кроссовок и сандалий. Одна из пар как будто детская. На двери, над выведенной черной краской четверкой – глазок. Филип постучал.

Дверь открылась. Перед ним стоял мальчик лет десяти-одиннадцати. В одних трусиках и босой. Волосы пострижены коротко-коротко.

– Здесь живет Джанет Марголис?

Мальчишка долго смотрел на Филипа, потом бросил через плечо: «Мам!» – без всякого выражения, не громко, просто отчетливо. Повернулся к Филипу, отступил.

– Проходите, пожалуйста!

Филип шагнул в крохотную переднюю, мальчик скользнул мимо, прикрыл входную дверь.

– Вон туда!

Филип пошел, куда указал мальчик: три ступеньки вели в комнату, по-видимому, гостиную, Филип вошел, огляделся. Словно попал в прошлое, лет на десять назад.

Все в комнате было пропитано духом шестидесятых. На полу вдоль дальней стены под окном – кусок пенопласта, прикрытый индийским покрывалом. На окне бамбуковая солнцезащитная циновка. Ветхий плетеный стул в углу, по обеим стенам двухрядные самодельные стеллажи; на большом плоском, выкрашенном голубой эмалевой краской чемодане стереопроигрыватель с магнитофоном. Вот и вся обстановка, да на стене большой черно-белый плакат, скорее всего заповедь какого-нибудь гуру.

Мальчик прошел вперед и плюхнулся на плетеный стул. Филип, не испытывая желания опускаться на тоненький пенопластовый мат, остался, стоять. Чуть погодя в комнату вошла Джанет. Ее темные волосы оказались теперь коротко пострижены, лицо погрубело за годы. Одеяние типа сари, все в коричневых разводах, будто заляпанное пятнами кофе.

– Поди, Каралла, поиграй! – сказала она.

Мальчик поднялся и вышел. Джанет улыбнулась, и Филип с изумлением заметил металлические пластинки у нее на зубах. Неужто женщине при таком; нищенском, цыганском, образе жизни может прийти в голову исправлять прикус?

– Ты неплохо сохранился, – сказала Джанет.

Легко и непринужденно она опустилась на пол, расположившись в позе лотоса; подняла взгляд на Филипа. Тот присел на плетеный стул.

– Спорим, ты бросила курить? – с улыбкой сказал он.

Джанет усмехнулась, блеснув металлом. Поднялась так же легко, как села, выскользнула из комнаты. Вернулась, неся в руках простую матовую плошку. Поставила у ножки стула и снова опустилась на пол неподалеку. Оба молчали. Филип курил, Джанет не сводила с него глаз.

– Да что ты меня так пристально разглядываешь? – не выдержал он.

– Прости! Столько лет не видались… Прямо как призрак из прошлого… Я для тебя тоже, да?

– Угу, и уже не первый! – кивнул Филип.

– Ты что… и Хезер видел? – спросила Джанет.

– Позавчера. В Нью-Йорке.

– В Нью-Йорке… – задумчиво повторила Джанет. – Может, она завязала с ними?

– С кем? – спросил Филип.

– С «Крестовым походом». Ошиваются тут, в Торонто, фундаменталисты^[12]. И не только тут. Вроде местных стражей порядка, «комитетов бдительности»^[13]. Из «дважды рожденных»^[14].

– Что же, Хезер теперь с ними?

Джанет развела руками.

– Это целая история…

– А я не тороплюсь, – сказал Филип.

– Так ты ее ищешь?

– Ищу, угадала. Хезер исчезла при очень странных обстоятельствах. Я беспокоюсь за ее жизнь.

– А не ее отец тебя подослал?

Филип рассмеялся, загасил окурок.

– Скажешь тоже! Видал я его, старик ведет себя так, будто Хезер не дочь ему вовсе.

– А сам, между прочим, повсюду своих шпионов разослал, когда она бросила своих монахинь и явилась сюда из Мексики. – Джанет тряхнула головой. – Я прямо отпала, открываю дверь, а передо мной эти жлобы при полном параде. Закачаешься!

Только теперь Филип понял, отчего ему с Джанет так неловко. Она говорила на старом, уже почти забытом жаргоне шестидесятых; то же он отметил и у Хезер позавчера. Словно они обе выпали из хода времени, а потом шагнули обратно.

– Ну и что ты им? – спросил Филип.

– А что я! – тряхнула головой Джанет. – Папаша немало ей крови попортил. К тому времени она уже слиняла.

– С этими, из «Крестового похода»?

– Ну да… – Тут Джанет с подозрительностью посмотрела на Филипа. – Может, я и тебе зря рассказываю? Может, и ты станешь ей лезть в печенки? Или я совсем чокнулась…

– Чокнулась, – подтвердил Филип. – Я боюсь, она попала в беду.

– Кончай, не может быть, чтоб столько лет, а ты все так же влюблен!

– Ты с ней виделась недавно, скажи, она забыла меня или нет?

– Говорила, ты ее несчастье до самой могилы, – невесело улыбнулась Джанет. – Помню, какие вы были в Париже. Все никак я не могла поверить, что это серьезно. После мы с ней отправились в Индию, на попутках. Случалось, конечно, она… сам знаешь, бывала с тем, с другим, но все твердила, что не то, не как с тобой. Вспоминала часто вашу необыкновенную любовь. Может, так оно и есть?

– Так оно и есть, – отозвался Филип. – Должно быть, потому и пришел к тебе, что не могу ее забыть…

Джанет рассмеялась.

– У нее по-другому… Говорила, что должна бежать от тебя. И бегала, столько лет…

– А почему, объясняла? – спросил Филип, понимая, что уводит разговор от цели, но не в силах побороть желание подробней узнать, как жила Хезер все эти годы.

– Вина, – просто ответила Джанет. – Вечное чувство вины. Сколько мы с ней ни путешествовали, все оно ей не давало покоя. Вина перед миром, перед самой собой, вина в том, что бросила тебя, что изменяла. Даже меня этим заразила… В Калькутте я чуть было вслед за ней к монашкам не подалась. Хезер почти уговорила.

– Но все-таки не подалась?

Джанет рассмеялась.

– Перед Калькуттой мы какое-то время застряли в Катманду. Хезер подыскала квартирку на Фрик-стрит; что-что, а внедряться она умела. В общем, оказался там малый, звали Майкл, курил гашиш и занимался созерцанием. Это тебе не шутка, унция гашиша в день на высоте тысяча триста над уровнем моря! Словом, и мы пристрастились. Только в Калькутте я поняла, что беременна. Мать Тереза дама без условностей, но беременных в послушницы не брала. Пришлось отправиться в Австралию. Там и родила Караллу. А Хезер осталась в Калькутте.

– И до самого дня, как она приехала сюда, вы не встречались? – спросил Филип.

– Нет. Но когда здесь появилась она, сама не своя…

– С чего это?

– Много причин. Католики, кажется, называют это кризис веры. Кто его знает… Хезер все металась, принимать обет, не принимать. Вот-вот посвящение, а она вся в страхе. Будто спала, спала, пора проснуться, а не хочется…

– Как это?

– Трудно объяснить, это надо было видеть… То была у нее мать Тереза вроде подпорки, что ли, а то вдруг подпорка словно и не нужна.

– Ну и порвала бы раз и навсегда!

– Раз и навсегда! – усмехнулась Джанет. – После восьми лет при монастыре! Ей и раньше к жизни не слишком удавалось приспособиться: а уж после монашеского затворничества тем более. Боялась. Словом, ей страшно было подумать, чтоб вернуться…

– И она приехала к тебе…

Джанет кивнула.

– Я ее позвала. Если надумает вернуться, пусть сперва у меня поживет. И месяцев через пять после того, как она звонила, Хезер приезжает ко мне. Говорит, что с орденом покончено, что ей надоело, как вьючное животное, спину гнуть. Смотрю, рясу уже не носит. Конец.

– А дальше?

Джанет опасливо взглянула на него.

– Ты ее отцу не донесешь?

– Нет.

– Ладно…

Она поднялась, подошла к стеллажу с книгами. Вытащила какую-то брошюрку, вставленную меж двух дешевых книжонок о йоге, протянула Филипу. Свернутый пополам продолговатый лист бумаги. На лицевой стороне цветное фото: сверкающий меч, воздетый рукой в кольчужной перчатке. Явно из нержавеющей стали. На развороте короткое воззвание:

ГРЯДЕТ ДЕСЯТЫЙ КРЕСТОВЫЙ

ПОХОД, И МЫ ПРИЗЫВАЕМ ТЕБЯ

В НАШИ РЯДЫ.

История знает девять крестовых походов^[15]. Наш – десятый. Десятый крестовый поход явится самым тяжким и самым опасным.

Да что там говорить, он станет величайшим, дерзновенным подвигом.

Он начинается здесь, не медли! Против чего идем мы на битву? Против наркотиков, пьянства, разврата, насилия, преступности в городах, против бесчинства власть имущих. И мы победим, если ты поможешь нам. Если хочешь подробней узнать о Десятом Крестовом, спроси того, кто вручил тебе это воззвание, или заходи к нам, на «круглый стол» нашего сообщества.

Если считаешь, что сможешь нам помочь в Решающем Бою, торопись вступить в наши ряды!

Внизу значился адрес в Торонто, номер телефона. Судя по печати, текст воззвания универсален, рассчитан на распространение в широком масштабе – адреса к нему подпечатывались. Филип взглянул на оборот. Маленькая печать с гербом Соединенных Штатов.

– Вроде относительно безобидная штука… – проговорил он. – Ну а что же все-таки это, «Десятый крестовый поход»?

– На улицу выйди, сразу на них наткнешься! Распространяют брошюрки, деньги выпрашивают. Ясно, что за публика? В метро группками дежурят, по кварталам рыщут…

– И у нас в Нью-Йорке есть нечто подобное, «ангелы-хранители». Правда, ничего религиозного…

– Так и эти не сразу о религии заговаривают, только со второго, с третьего захода! – отозвалась Джанет. – Если судить по рассказам Хезер. Смесь «дважды рожденных» с «фанатами Иисуса». У них и форма особая.

– Синяя плиссированная юбка и белая блузка? – вырвалось у Филипа: так была одета Хезер.

Джанет кивнула.

– А у мужчин синие брюки, белая рубаха. И еще куртки носят с особым гербом. Крест, перечеркнутый буквой «икс». Должно быть, означает римское «десять» – «десятый».

– И часто Хезер посещала их сборища? – спросил Филип.

– У нас в Торонто бывала трижды. Раз как-то на неделю уехала в одно укромное место, на озеро Нипис-синг. Там у них семинар какой-то проходил. Вернувшись, объявила, что забирает вещи, правда, еще пару дней прожила, все убеждала меня тоже вступить.

– Ее отец сказал, что высылал ей деньги.

Верно. Она как раз ждала перевода.

– А почему вдруг вступила, не говорила? спросил Филип. – Странно как-то, из монастыря ведь она ушла?

– Говорила, что «Десятый крестовый» хочет на деле изменить порядок вещей. Мать Тереза, как она выразилась, дует на рану, а «Десятый крестовый» орудует скальпелем.

– Дурь какая-то… – пробормотал Филип, вертя перед глазами листок.

– То-то и оно, – согласилась Джанет. – Что и настораживает. Пока жила у меня, Хезер была явно не в себе. Все решала, стоит – не стоит встретиться с тобой, с отцом. Когда она вернулась с того семинара, я и спрашиваю: что решила? А она отвечает – мол, «Десятый крестовый» призывает всех своих порвать с прошлым, особенно с любовными связями, дескать, такие особо опасны. Вот что ее терзало.

– Думаешь, ее одурманили? – спросил Филип. Он ясно помнил, как Хезер там, в Нью-Йорке, то и дело впадала в какой-то транс, словно брела в тумане, продираясь сквозь сон.

– Вот именно! – подхватила Джанет. – С ней что-то сделалось…

– А давно она отсюда уехала?

Джанет помолчала, прикидывая.

– Месяца полтора, а может, два назад, точно не помню.

– И с тех пор никаких вестей?

Джанет покачала головой.

– Я пыталась звонить по телефону, указанному в листовке, мне сказали, что понятия не имеют, где она может быть.

– Сдается мне, первым долгом надо разобраться, что это за публика, – сказал Филип, помахивая листовкой. – Можно, я возьму?

– Бери, – сказала Джанет. – Только не думаю, чтобы Хезер оказалась тут.

– Это почему же?

Джанет встала, подошла к тому самому стеллажу, откуда извлекла листовку. Прошлась пальцами по стопке каких-то бумажек, перетянутых аптекарской резинкой, вытянула одну. Подошла к Филипу, протянула. Это оказался междугородный телефонный счет. Там значились три звонка – два с бостонским номером, третий – из города Баррингтон, штат Нью-Йорк.

– Нью-йоркский номер, – сказала Джанет, снова опускаясь на пол. – Недели через две после отъезда Хезер вызвала меня по телефону, за мой счет. Говорила как-то странно, еле шевелила языком. Я пыталась убедить ее вернуться, но она бормотала только, будто ей выпало идти по стопам Иисуса, что-то в этом духе. Плела какую-то околесицу…

– Как ты думаешь, откуда возник этот Баррингтон?

– Я и слыхом не слыхала о таком городишке, пока этот счет не пришел!

– Запишу-ка я себе номер! – сказал Филип, рассматривая квитанцию.

Снова Джанет поднялась, Филип вслед за ней. Джанет нашла карандаш, листок бумаги. Филип списал номер, вернул ей карандаш.

– Теперь я, пожалуй, пойду, – сказал он.

Джанет потянулась, ласково коснулась его плеча.

– Желаю тебе найти ее! Глупо, конечно, только ей, кроме нас с тобой, полагаться не на кого.

– Разве что на «Десятый крестовый»! – отозвался Филип.

Наклонился, нежно чмокнул Джанет в щеку. Повернулся и вышел, оставив ее одну в комнате. Джанет стояла посреди комнаты; упавший ей на лицо из окна неяркий лучик раннего солнца придавал ей странное сходство с образом скорбящей богоматери.

5

Как выяснилось, городок Баррингтон в штате Нью-Йорк насчитывает тысячи четыре населения, расположен в районе Озер-Пальцев^[16], и от Буффало до него на восток примерно пять часов езды. Это милях в пяти от озера Коунсес, одного из крупных здешних озер, но от взоров горожан его скрывают густо поросшие лесом холмы.

Городок появился в точке пересечения двух крупных магистралей. Одна шла с севера на юг, соединяя Рочестер с Корнингом, родиной известных стекольных заводов, другая – с востока на запад, от Сиракьюз до Буффало. Вдоль обеих магистралей дома сплошь кирпичные, боковые же улочки глядели редкими деревянными домишками, которые, судя по облупившейся краске и тесовым, местами дырявым крышам, знавали лучшие времена. В самом центре города посреди скверика на площади стоял шест, наподобие радиомачты, на нем развевался внушительных размеров американский государственный флаг. На небольшом металлическом щитке, прибитом к подножию шеста, значилось, что флаг в городке был поднят в день захвата иранскими властями американских граждан в качестве заложников и что в лучах двенадцати прожекторов этот флаг реял на мачте все те тревожные дни и ночи напролет. Ниже красными, белыми и синими буквами выведен девиз городка: БАРРИНГТОН – ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ АМЕРИКА, И ОН ГОРДИТСЯ ЭТИМ!

Проехавшись по двум основным улицам захолустного городка, Филип отыскал наконец единственное заведение, работающее по воскресеньям, – «Бар и гриль Тоби». В окне вспыхивала и гасла голубоватая реклама «Пиво Дженеси». Оставив у входа взятую напрокат машину, Филип вошел в полумрак.

Вдоль стены одна за другой уходили во тьму девять кабинок, напротив стойка. Внутри никого, кроме человечка с цыплячьей шейкой в замызганном белом пиджачке: он сидел на высоком табурете возле кассы и читал журнал «Нью-Йорк». Филип подсел. Порывшись в кармане, извлек пачку сигарет, закурил. Только тут человечек оторвался от чтения.

– Пустой журнал! – бросил он вместо приветствия. – Рестораны да театры! Можно подумать, людям больше делать нечего…

– Да ну его, Нью-Йорк, сумасшедший дом! – подхватил Филип.

Человечек насупился.

– Сам-то из Нью-Йорка?

– И да и нет… – Филип медленно затянулся. – Родился в Орегоне, переехал в Сиэтл, учился в Сая-Диего. А после – где только не был…

– Стало быть, с западного побережья, – выдавил человечек, кинув на Филипа острый взгляд. – В армии служил?

Вспомнив про государственный флаг на мачте, Филип помахал рукой с увечным мизинцем.

– Два года во Вьетнаме…

Человек с цыплячьей шейкой понимающе кивнул.

– Кофе желаешь? Кухня не работает, но кофе приготовить могу.

– С удовольствием, – сказал Филип.

Человечек скользнул с табурета, выдоил в две чашечки кофе из автомата «Кори», поставил одну перед Филипом. Порылся в карманах грязного пиджака, нашел одну-единственную сигарету. Щелкнул старой зажигалкой, снова взгромоздился на табурет, с клацаньем выдвинул ящик допотопного кассового аппарата, чтоб стряхивать пепел. Филип сдернул верхушку у чашечки с порошковыми сливками, забелил кофе. Отхлебнул, оценивающе кивнул.

Хозяин был явно польщен.

– Надо было тебе в Канаду смыться, – сказал он после паузы.

– Не понимаю?.. – выгнул бровь Филип.

Отпихнув сигарету в угол рта, человечек шепеляво пояснил:

– Чтоб не загребли! Надо идиотом быть или психом, чтоб на целых два года загреметь во Вьетнам!

– Что такое? Или вы не патриот своего городка? – насмешливо воскликнул Филип. – Разве флаг у вас на мачте не отражает образ здешнего мышления?

– А мне плевать на их мышление! – крякнул человечек. – Я не хуже их патриот. На второй мировой воевал и в Корее. Во время второй мировой хоть знали, за что бьемся. В корейскую войну ввязались по глупости. Ну а Вьетнам – ясное дело, бред, да и только! Два моих сына там остались. Обоих поубивало детей! Бах – один, следом бах – другой… И месяца не прошло. Два цинковых гроба, две похоронные процессии по главной улице Баррингтона, кругом ветераны в своих шапчонках. Тьфу!..

– Простите…

Человек пожал плечами. Вынул изо рта сигарету только, чтоб отхлебнуть кофе, и тут же снова воткнул сбоку.

– Много воды утекло. Быть бы мне похитрей, велел бы им сложить манатки да в Торонто, но я этого не сделал, так оно в нашем мире все устроено…

Он умолк. Спросил после паузы:

– А тебя чего к нам занесло в воскресенье? На туриста вроде не похож.

– Я не турист, – Филип помолчал, прикидывая, что сказать. – Женщину одну ищу. Передали, она в Баррингтоне.

Человек ухмыльнулся.

– Как звать? Гости к нам редко жалуют; может я и знаю…

– По имени вряд ли… – сказал Филип. «Но мне говорили, она вроде в синей плиссированной юбке, белой блузке; как юбка, синий пиджак. Интересная блондинка; волосы вьются. Около тридцати.

– Ты случаем не полицейская ищейка? – гася сигарету в кофейную гущу, спросил хозяин бара.

– Нет! – мотнул головой Филип.

– А может, детектив какой? – не отставал тот.

– Да с чего ты взял? – вскинулся Филип.

Человек хмыкнул.

– Не первый ты, вот что! – загадочно произнес он.

– Не понял?

Хозяин пожал плечами.

– Ну как же… юбка… блузка… Синее с белым… Женщина, какую ищешь. Она, верно, у этих, у монахов…

– У монахов?

Рот человечка растянулся в кривой усмешке.

– Там раньше мужской монастырь был, иезуитский. Обитель уединения, или как там у них… А года два назад его откупили эти «фанаты Христа».

– «Фанаты Христа»?

Хозяин кивнул. Пошарил в кармане, ища сигарету; не нашел. Филип протянул ему пачку.

– Называют себя «Десятый крестовый поход», – продолжал человечек. – Мотаются то в город, то из города в синих автофургонах, «эконолайнах». Хорошо еще не суются со всякой своей поганью…

– Какой такой поганью?

– Да пес их знает! – усмехнулся человечек, щурясь от дыма. – Ясно одно, у нас ни к кому не суются. Пр<н сто деньги собирают, то да се… – Он покачал головой. – В наших краях, на озерах, у них этот номер не пройдет. Тут за последнюю сотню лет каких только святош не перебывало, всем глаза намозолили. Сперва мормоны. Отсюда Бригем Янг^[17] родом, слыхал?

– Нет, не слыхал, – Филипу не терпелось вернуться к разговору о «Крестовом», но он понимал, что придется дать возможность новому знакомому выговориться;

– Ну вот… И Бригем Янг, и «джемаймианцы», и Хорейс Грили^[18]. Весь этот сброд отсюда пошел. Притом заметь, задолго до того, как в здешних местах за виноделие взялись, стало быть, не от вина вся эта штука Это надо, как к нам все такое липнет! В семидесятых даже «мунисты»^[19] по новой объявились, правда, потом подались отсюда в Тэрритаун.

– А те, из «Десятого крестового», вроде мунистов, что ли? – вставил Филип.

– Кто их разберет! Может, и вроде. Теперь к нам то и дело частные сыщики наведываются. Ищут, кто из дому сбежал. Вот я и соображаю: значит, у этих «исходников» все шито-крыто. Про таких вроде у вас говорят, «не засвечиваются». В монастырь съезжаются на несколько дней, потом там подолгу никого. Только начинают синие «эконолайны» подруливать на заправку, так и знай – на побывку явились.

– А где этот монастырь? – спросил Филип.

Человечек помолчал, цыкая зубом.

– Из города на восток, – наконец произнес он. – Шоссе-15 в сторону Ливонии. Недалеко. Не промахнешь, метрах в ста от дороги старое кирпичное здание. Лужайка у них, надо признать, исправно подстригается.

Филип поднялся.

– Спасибо! Сколько за кофе?

Хозяин махнул рукой.

– Нисколько! Тут в воскресный день словом не с кем обмолвиться. Я сигарету у тебя брал.

Филип кивнул на прощанье, пошел к двери. Не успел переступить порог, его окликнул хозяин.

– Эй, мистер!

Филип обернулся.

– Это самое… – Человечек запнулся, подбирая слова. – Бывают среди них… ну, по виду судя… Как бы это сказать… Глянешь, мороз по коже…

– Опасно, хотите сказать? – улыбнулся Филип.

Пожав плечами, хозяин снова взобрался на свой табурет.

– Да вроде того…

Филип поблагодарил кивком: вышел и снова очутился на пустынной улице. Солнце уже заметно клонилось к западу, тусклые золотые лучи догорали в непроницаемых стеклах витрин по одну сторону улицы. Противоположную уже покрыло густой тенью. Лесистые зеленые холмы за городом погружались во мрак. Филип взглянул на часы. Восемь. Времени достаточно, можно успеть проехаться к монастырю, а уж потом устраиваться на ночлег в каком-нибудь мотеле.

Сев в машину, Филип развернулся и покатил из города на восток; череда кирпичных домов сменялась дачками и бензоколонками «Шеврон». Машина обогнула невысокий холм, и город почти скрылся сзади. Филип поглядывал то в правое, то в левое окошко, стараясь не пропустить монастырь. И наконец увидел: большое в колониальном стиле здание на склоне холма, вокруг аккуратно подстриженная лужайка тянется вниз до самого шоссе. Ни изгороди, ни стены, в окнах темно.

Метрах в двустах перед поворотом на шоссе, вьющемся по склону вверх к монастырю, Филип приметил закрытую заправочную станцию – ни рекламных табло, ни огней, единственная лампочка горит в телефонной будке у задней стены. Филипа осенило. Свернув с магистрали, он подъехал к колонке, выключил мотор. Вышел, направился к телефонной будке, на ходу шаря в кармане джинсов в поисках клочка бумаги с переписанным у Джанет баррингтонским номером. Рванул дверцу будки, вгляделся в номер, выбитый на исчерканном непристойностями корпусе автомата, сравнил с тем, что на бумажке. Тот самый.

Филип вышел и, не сводя глаз с монастыря, двинулся через площадку мимо недействующих бензонасосов. Попытался собрать факты. Хезер связалась с «Крестовым походом» в Торонто, поехала к ним на семинар, пробыла там с неделю, вернулась, затем исчезла. Именно отсюда, из этого телефонного автомата, с этой заправочной станции в ста пятидесяти метрах от возможной штаб-квартиры «Десятого крестового» выдала тот странный звонок Джанет. Потом снова никаких вестей, и Хезер объявляется пе ранее чем через месяц, на сей раз в Манхаттане, на чердаке у Филипа. До того наведавшись, если верить ее словам, к отцу в Вашингтон, хотя сам генерал это отрицает. Затем Филип получает удар по голове, и Хезер исчезает снова, оставив кровавый след на стене и массу неразрешимых вопросов.

Филип стоял, в раздумье глядя на монастырь; вдруг на шоссе с противоположной от города стороны показался автомобиль – темно-зеленый «Триумф-7», едва видимый на фоне темной листвы. Уже порядком стемнело, пора бы зажигать огни, но цепочка фар вдоль обтекаемого клинообразного переда не светилась. Странно, спортивная гоночная машина тащится по шоссе еле-еле. Не сводя глаз с «триумфа», Филип инстинктивно присел за своим «фордом». Поравнявшись с поворотом к монастырю, «триумф» съехал на обочину. Жадно и напряженно вглядываясь в сгущающиеся сумерки, Филип разглядел четыре мусорных контейнера, черневших на обочине шоссе, ведущего к монастырю.

Дверца машины открылась, показалась низкорослая фигура. Перебежав через дорогу, человек принялся, сбрасывая крышки с контейнеров, выволакивать зеленые пластиковые мешки с мусором. Опустошив мусорники, человек перетащил мешки через дорогу к машине, два запихнул в крохотный багажник, два закинул внутрь, на сиденье рядом с водительским. Проделав все это, человек бегом вернулся к контейнерам, закрыл крышки, снова ринулся к машине. Мгновение стояла тишина, потом раздался шум заводимого двигателя. «Триумф» поспешно развернулся и все так же, не зажигая фар, устремился в направлении, откуда возник.

Удивленный Филип встал, глядя вслед удалявшейся спортивной машине. У него на глазах какой-то неизвестный непонятно зачем похитил мусор «Десятого крестового». Значит, не его одного интересует этот Баррингтонский монастырь! Филип немедля вскочил в свой «форд» и пустился вдогонку за удалявшимся «триумфом». В сгустившейся тьме он не зажигал фар, но вот преследуемый скрылся впереди за поворотом, только тогда Филип включил свет, а миновав поворот, убедился, что водитель спортивной машины сделал то же самое.

Поотстав на километр-полтора, Филип с час ехал за «Триумфом-7», сначала проехали спящий городок Ливония, потом повернули на юг, шоссе-15 привело к озеру Коунсес, к перекрестку с магистралью-390. Филип молил бога, чтоб «триумф» не свернул на эту магистраль, где ничего не стоило потерять его из вида. «Форду-фермонт» смешно тягаться на скоростном шоссе со спортивным «триумфом».

Но, к счастью, машина свернула на Уайленд, подъехала к стоянке мотеля, припарковалась. Филип свернул следом и тихонько подъехал к мотелю в тот самый момент, когда незнакомец входил в дверь своего номера. Выйдя из машины, Филип подошел к сигаретному автомату у входа. Кидая двадцатипятицентовики в щель, не сводил глаз со спортивной машины на стоянке. Очень скоро дверь номера отворилась, на пороге показался владелец «триумфа». Филип нажал рычаг автомата, делая вид, что не смотрит в ту сторону.

Ошибки быть не могло: при свете узкой панели парадного козырька Филип ясно увидел, что владелец спортивной машины – женщина. Исподтишка наблюдая, как она перетаскивает в номер мешки с мусором, Филип определил, что ей лет двадцать пять, что волосы у нее темные, длинные, забраны в пучок и прядями выбиваются из-под полей допотопной охотничьей шляпы. Впечатление непривлекательности подчеркивалось старыми джинсами и мешковатым свитером. Не видя, что на лоточек упала пачка сигарет, Филип продолжал кидать в щель монетки. Снова скосил глаза на девушку: теперь она, откинув крышку багажничка, извлекала оттуда два последних мешка. На Филипа не смотрела. Проследовала к себе в номер, прикрыла дверь. Филип опять нажал рычаг, забрал обе упавшие пачки. В обеих оказались сигареты с уменьшенным содержанием никотина. Филип вскрыл одну, вынул сигарету, оторвал фильтр, закурил, раздумывая, что делать дальше.

После третьей затяжки оборванной сигареты решение пришло. Кинув обе пачки в мусорную урну при входе в мотель, стряхнув прилипший к губе табак, Филип направился по узкой дорожке к номеру неизвестной. Решительно постучал. Подождал. С той стороны стук явно произвел замешательство, но вот дверь приоткрыли, и Филип увидел незнакомку. Уже без шляпы, волосы распушены; не красавица, но, надо признать, совсем недурна.

– Приветствую! – наилюбезнейшим образом произнес Филип. – Меня зовут Филип Керкленд. Я видел, как вы воровали мусор на территории «Десятого крестового», в окрестностях Баррингтона. Хочу спросить, зачем вам это понадобилось?

6

Филип едва сдержался, чтоб не рассмеяться. Девушка, от удивления разинув рот, глядела на него и бледнела прямо на глазах. Отступила, попятилась, Филип открыл дверь шире.

– Не может быть… – пролепетала она. – Там никого не было, я все рассчитала…

Пытаясь изобразить миролюбивую улыбку, Филип вошел, прикрыл за собой дверь.

– Я оказался на заправочной станции, впереди по шоссе. Вам повезло, что я, а не другой. Не пугайтесь, я не злодей. – Он огляделся. Две кровати торцом к стене, напротив письменный столик, зеркало. В углу у двери, ведущей, по-видимому, в ванную, потертое кресло. У ближайшей от входа кровати сложены один на один мешки с мусором.

Филип обошел все еще застывшую в оцепенении девушку, перешагнул через мусорные мешки, уселся на кровать. Кивнул на кресло.

– Может, присядете, поговорим?

Не сводя с него глаз, она обошла кровать, шагнула к креслу. Опустилась – все так же, не отводя взгляда.

– Вы кто? – еле слышно выдохнула она.

Филип снова улыбнулся.

– Я уже представился. Меня зовут Филип Керкленд. А вы пока не назвались…

– Сара, – нехотя выдавила она. – Сара Логан. Послушайте, почему вы шпионили за мной?

Тут Филип не удержался, рассмеялся.

– Ишь какая, с больной головы на здоровую! Если я шпион, вы-то – воровка!

В глазах девушки вспыхнул вызов.

– Ничего подобного! – с достоинством сказала она. – По законам штата Нью-Йорк мусор брать не возбраняется. Я наводила справки…

– Как-как? – с улыбкой переспросил Филип. – Справки наводили?