Текст книги "Uncharted: Четвёртый лабиринт (ЛП)"

Автор книги: Кристофер Голден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Когда Дрейк въезжал в Файюм, солнце уже село, и небо превратилось в бескрайнее поле цвета индиго, усыпанное звездами. Они миновали древние водяные колеса, которые поддерживали движение воды в узких городских каналах, а затем пересекли мост, въезжая в сам город.

Дрейк притормозил, заметив полицейскую машину, припаркованную у здания, похожего на перевернутую пирамиду. В некоторых частях Египта для западных туристов было обычным делом передвигаться по крупным городам в сопровождении полиции. Чигару заверил их, что наклейки, которые он разместил на бампере и приборной панели, отвадят большинство копов. Либо он сдержал слово, либо этому конкретному полицейскому просто не хотелось связываться с иностранцами, но машина осталась на месте, и Дрейк поехал дальше.

Портье в отеле «Оберж-дю-Лак» объяснил им дорогу, а это означало, что Дрейк не был до конца уверен, что они попадут в нужное место, пока не въехал на парковку. Он был думал, что человечек в красном пиджаке намеренно отправит их не в ту сторону, но указания оказались безупречно верны. Единственное, что отвлекало, – это небольшой черный фургон, который увязался за машиной, когда они проезжали мимо водяных колес, и теперь следовал за ними по городу.

– Видишь его? – спросил Дрейк.

Салли, сидевший на пассажирском сиденье, оглянулся.

– Вижу.

– Не спускай с него глаз.

Джада тоже бросила быстрый взгляд. Хоть она ничего не сказала, язык ее тела говорил о многом, и когда они свернули на улицу Хальма, а фургон поехал прямо, она заметно выдохнула. Дрейк почувствовал такое же облегчение, но всё же не мог отделаться от ощущения, что за ними наблюдают почти с самого момента их прибытия в Египет. Это, конечно, было невозможно. Они проехали через огромные пустынные пространства, где преследующую машину было бы невозможно не заметить. И все же, пока он вёл, он чувствовал на себе внимание чьих-то недобрых глаз.

Ресторан располагался в углу вестибюля отеля «Куинз», общая неопрятность которого была убедительным аргументом в пользу того, почему Лука предпочел остановиться за городом. Несмотря на унылый интерьер отеля, ресторан казался почти веселым. Насыщенный аромат специй и готовящегося мяса наполнял помещение, и Дрейк почувствовал, как у него заурчало в животе, когда он понял, как давно не ел нормальной еды.

– Я бы быка съел, – пробормотал Салли, входя в зал и выискивая глазами Иэна Уэлча.

– Судя по этому месту, замени быка на верблюда, и, возможно, твое желание сбудется, – пробормотала Джада.

Дрейк заметил худощавого, нервного на вид мужчину – одного из немногих людей с запада, которых они видели в городе, – сидевшего в одиночестве за угловым столиком. Его одежда и общий вид выдавали в нем американца. Уэлч выбрал столик в стороне от основного зала, чтобы было удобнее обсуждать вещи, которые никто из них не хотел бы делать достоянием чужих ушей.

– Не знаю, – прошептал Дрейк остальным. – Если добавить достаточно специй, верблюд может оказаться довольно вкусным.

К ним направился официант в униформе, но Салли отмахнулся от него, направляясь прямиком к Уэлчу. Дрейк и Джада последовали за ним, и Нейт заметил, как она с беспокойством оглядывает ресторан.

– Чувствую себя как в «Сумеречной зоне», – шепнула она ему на ухо, и её горячее дыхание коснулось его шеи. – Напевная восточная музыка и целый ресторан людей, уставившихся на меня.

– Это не Каир, – ответил Дрейк. – И не туристическое место. Они нечасто видят здесь западных людей, и еще реже – симпатичных молодых женщин с прядями цвета маджента в волосах.

Даже при тусклом освещении ресторана он увидел, как Джада покраснела.

– Не очень-то по-мужски даже знать слово «маджента», не говоря уже о том, чтобы распознавать этот цвет, – сказала она.

– Я из нового поколения мужчин, – заверил ее Дрейк.

Они подошли к столику с улыбками, но мрачное выражение лица Иэна Уэлча мигом отрезвило их обоих. Он был совсем не похож на свою младшую сестру: копна непослушных темных волос, круглые очки и сильный загар, приобретенный за месяцы в пустыне. Сухопарый и напряженный, Уэлч пожал руки всем троим, когда они представились, но всё его внимание было сосредоточено на Джаде.

– Мне так жаль слышать о вашем отце, – начал археолог. – Когда Гретхен рассказала мне о его убийстве, а потом ещё и доктор Чейни…

Уэлч замолчал, затем покачал головой, не находя слов. Он указал на стулья.

– Прошу, садитесь. Я заказал для начала тахини и питу. Официант сейчас принесет воды. Но, скажите, пожалуйста… чем я могу вам помочь?

Салли отодвинул свой стул, чтобы обеспечить себе лучший обзор ресторана. Уэлч занял место в углу, но Дрейк знал, что Салли будет начеку и даст им знать, если на горизонте появятся неприятности. Стрельба в Манхэттене держала их в напряжении, а постоянное чувство, что за ними наблюдают, всё ещё терзало Дрейка, но на данный момент он решил предоставить Салли беспокоиться об этом. Ему же нужно было сосредоточиться на Уэлче.

– Есть две вещи, мистер Уэлч, – сказала Джада, убирая прядь волос за ухо. – Во-первых, у нас есть несколько вопросов, и мы надеемся, что вы сможете нас просветить. Мы так многого не знаем.

– Я сделаю все возможное, – согласился Уэлч, кивнув.

– Во-вторых, – начала Джада, – мы бы хотели попасть на раскопки и осмотреться, но так, чтобы об этом знало как можно меньше людей.

Уэлч, нахмурившись, было открыл рот, чтобы ответить, и уже был готов покачать головой, но потом он остановил себя, возможно, подумав об убийствах Луки Хзуяка и Мейнарда Чейни. Он взглянул на Дрейка, затем снова на Джаду.

– Вы действительно думаете, что все это связано с тем, что выяснил ваш отец, когда приехал сюда?

Джада кивнула.

– Да.

Уэлч глубоко задумался.

– Хорошо, – выдохнул он. – Я посмотрю, что можно сделать. А пока, что я могу рассказать вам о нашей работе.

Пришел официант со стаканами воды для всех, а затем появился второй и поставил на стол тахини и питу. Дрейк предпочел бы начос, но, учитывая, как он был голоден, кунжутная паста и мягкий хлеб были в самый раз.

– Отлично, – сказал Нейт, прежде чем откусить кусок. – Расскажите нам о Дедале и о трех лабиринтах.

Уэлч сделал глоток воды.

– Это самое большое открытие на раскопках на данный момент. Сколько вы уже знаете?

Дрейк жевал, пытаясь проглотить кусок, чтобы ответить и поэтому вмешалась Джада.

– Мой отец много говорил о своей работе, – сказала она. – Насколько я понимаю, он верил, что Дедал был реальным человеком, а не мифологическим персонажем, и что он спроектировал не только лабиринт в Кноссе, как гласит большинство историй, но и два других, включая тот, что вы сейчас раскапываете.

Уэлч кивал на протяжении всего ее рассказа.

– О, теперь в этом нет никаких сомнений. Послушайте, большинство ученых согласятся, что у самых стойких мифов в конечном итоге обнаруживается реальный прототип. Древние греки, например, верили, что Троянская война действительно была, и что Троя – реальное место. В наше время историки, по сути, решили, что все это выдумка, просто байка, – ровно до тех пор, пока немецкий археолог по имени Генрих Шлиман не обнаружил руины Трои в 1870-ом году. Вот вам и те, кто считает мифы просто сказками.

Дело в том, что в Древней Греции те, кто пытался писать историю, как правило, черпали информацию из самых разных источников. Микенского правителя могли спутать с персонажем из какой-нибудь более древней финикийской истории, и два кусочка правды могли слиться во что-то иное под влиянием устной традиции, преувеличений и суеверий. Моя работа как археолога – пытаться распутать нити, которые сплело воедино время.

Дрейк взглянул на Салли, чье внимание было приковано к другим гостям и персоналу. Тому, кто его не знал, он показался бы скучающим и незаинтересованным – просто парень, с нетерпением ожидающий ужина, а не готовый к драке мужчина. Дневник и карты Луки были засунуты у Салли за пояс брюк, рядом с пистолетом. Они договорились, что оставлять их в отеле было бы неразумно, и Дрейк постоянно ощущал их присутствие. Это, как ничто другое, объясняло, почему Салли был так насторожен. Но Уэлча, казалось, совсем не смущало, что Виктор его игнорирует.

– Хорошо, так что насчет Дедала? – спросил Дрейк.

– Он был реален? – уточнила Джада.

Уэлч вздохнул, снял очки и начал протирать их краем скатерти.

– В позднем Бронзовом веке жил изобретатель и строитель, считавшийся одним из умнейших людей в мире. Истории о нем рассказывали на многих языках, и во многих культурах он был известен под разными именами, но то, что, похоже, прижилось, – это Дедал. Он был ремесленником, настоящим мастером, и лабиринт в Кноссе долгое время считался его величайшим достижением.

– В академических кругах существует множество разногласий по поводу того, является ли дворец, обнаруженный в Кноссе в 1870-х годах, тем самым лабиринтом, который спроектировал Дедал, – продолжил Уэлч, надевая очки и протягивая руку к стакану с водой. Теперь он выглядел сосредоточенным, погруженным в историю, живущую в его сознании. – Строение содержит тысячи соединенных между собой комнат, но многие, включая меня, утверждали, что это был не сам лабиринт, а настоящий лабиринт находится где-то поблизости.

Подошедший официант прервал его, и они все сделали заказ. Уэлч выждал всего несколько мгновений после ухода официанта, горя желанием продолжить свой рассказ.

– Вы должны понять, что наши нынешние раскопки – лабиринт Себека – по сути, доказывают эту теорию. Главный дворец Крокодилополя, Храм Себека, был известен десятилетиями. Но лабиринт – это отдельное строение, недалеко от храма. Критский лабиринт в Кноссе, должно быть, был устроен так же.

Дрейк покачал головой.

– Постойте, – сказал он, подняв руку. – Вы хотите сказать, что они так и не нашли лабиринт в Кноссе? Тот самый, с Минотавром? Царь Минос, вот это все?

Уэлч улыбнулся, зачерпывая кусочком питы немного тахини.

– Поразительно, не так ли? Все это – легенды, но в общественном сознании они перемешиваются. Люди не знают, что реально, а что нет. Так вот, вот что реально…

Он откусил, несколько раз прожевал и проглотил кусок, едва осознавая совершаемое действие.

– Дворец в Кноссе существует. Английский джентльмен, сэр Артур Эванс – любитель, потому что в те дни профессионалов было немного, – руководил раскопками дворца. В процессе он нанял людей для «реставрации» этого места. – Уэлч показал пальцами кавычки в воздухе. – Часть этой реставрации включала в себя то, что они брали целые комнаты и нанимали художников, чтобы те расписали стены фресками в, как он утверждал, стиле минойской цивилизации – минойской от царя Миноса, понимаете? – только все это было полной чушью. Вместо того чтобы восстанавливать то, что там было, реставрационная команда Эванса все это закрасила, упустив огромную возможность. Многое из того, что можно было бы узнать, было утеряно, и это одна из причин, почему так и не удалось прийти к единому мнению о том, являются ли дворец в Кноссе и лабиринт царя Миноса одним и тем же.

Но наши раскопки… что ж, они приводят довольно убедительный аргумент в пользу того, что где-то в Кноссе есть отдельное здание. Мало того, с каждым днем мы находим все больше и больше доказательств, связывающих лабиринт Себека с лабиринтом в Кноссе и с третьим, пока не обнаруженным лабиринтом. Мы нашли таблички с письменами и знаками в священных камерах, большинство из них написаны Линейным письмом Б, которые довольно твердо устанавливают, что Дедал спроектировал три лабиринта, а Кносс и Крокодилополь были двумя из трех.

– Не четыре? – внезапно спросил Салли, удивив всех своим вступлением в разговор.

Уэлч нахмурился, поворачиваясь к нему.

– Простите?

– Мой отец оставил несколько заметок, – сказала Джада. – У нас сложилось впечатление, что он думал, что существует четвертый лабиринт.

– Впервые об этом слышу, – ответил Уэлч. – Нет, во всех письменах, которые мы нашли, говорится о «Трех Лабиринтах Мастера-Строителя». Другие записи довольно ясно дают понять, что Дедал и есть Мастер-Строитель, и мы исходили из этой теории.

Движение краем глаза привлекло внимание Дрейка, но это был всего лишь официант, принесший тарелку запечённого сыра, который заказал Салли, и стакан колы для Джады.

– В записках Луки говорилось о «мёде», – произнёс Дрейк, когда официант ушел. – Что-то о том, что «Владычица Лабиринта» получает больше всех.

Впервые за весь разговор лицо Уэлча озарилось настоящим волнением. Вся его скорбь по поводу убийства Луки и его беспокойство были оттеснены энтузиазмом.

– Это одновременно и одна из величайших находок наших раскопок, и одна из самых больших загадок, – сказал Уэлч, и его глаза ярко блеснули за очками. В этот момент он был похож на маленького мальчика с блаженной улыбкой на лице. – Табличка, найденная во время первоначальных раскопок в Кноссе, упоминала Владычицу Лабиринта. Да, есть легенда о Минотавре, но отложим ее на секунду в сторону. Табличка рассказывала о мёде, который приносили в дар богам в храме в Кноссе, но в ней также говорилось, что верующие приносили часть мёда в лабиринт в качестве подношения его Владычице. Она получала столько, сколько все остальные боги вместе взятые.

То же самое мы обнаружили и здесь, в лабиринте Себека. Люди боялись крокодилов, а Себек был богом-крокодилом, поэтому подношения ему были обильными. Но правило о мёде и Владычице Лабиринта существовало и здесь, и в третьем лабиринте, где бы он ни находился. У каждого лабиринта была Владычица, которую нужно было умилостивить.

Дрейк украдкой стащил у Салли кусок жареного сыра. С наступлением вечера свет в ресторане стал чуть приглушеннее, а напевная музыка – громче.

– Но мы ведь говорим не об обычном мёде, – сказал Дрейк.

– Согласен, – ответил Уэлч. – Хотя вся моя команда уже несколько недель спорит о том, чем он мог быть. Конечно, это мог быть мёд, но это также могла быть какая-то смесь, даже питьевой опиат или подобный наркотик. С другой стороны, я склоняюсь к иной крайности: думаю, это было нечто гораздо более материальное.

В словах археолога чувствовалась странная весомость, как будто он только что подошел к тому моменту в истории, к которому вёл все это время, к какому-то поворотному пункту, который он представил в виде загадки, словно ожидая, что они сами смогут догадаться об остальном. Но Дрейк слишком устал для загадок, и он знал, что его спутники тоже.

– Например? – спросил он напрямую.

Уэлч помешал лед в своем стакане с водой, огляделся, чтобы убедиться, что никто не слушает, и наклонился над столом, привнося в разговор новую, доверительную ноту. Даже Салли пододвинулся ближе.

– Золото, – прошептал Уэлч. Его глаза все еще ярко блестели, но он больше не улыбался. В его искренности не было никаких сомнений.

Джада напряглась, взглянув на Салли, а затем на Дрейка. Она ничего не сказала, но в этом и не было нужды. Лука Хзуяк писал, что Хенриксен охотится за сокровищем Четвёртого лабиринта. Уэлч, может, и не знал ничего о нём, но теперь вот, по крайней мере, появилась теория о сокровище.

– Вы находили золото на раскопках? – тихо спросил Салли.

– Не так много, как я ожидал, – заметил Уэлч. – Культ Себека использовал его в своих ритуалах, даже в украшении священных камер и крокодилов. Но в самом лабиринте его мало.

– Так в чём же тогда связь? – спросила Джада.

Уэлч снова отпил воды.

– Вернемся на секунду назад. Вы должны понять, что многие ученые считают, что Минос могло быть не именем царя, а титулом, подобно тому, как Цезарь стало титулом для императоров Рима. Так что царь, для которого Дедал построил лабиринт в Кноссе, царь, который был отцом Ариадны, которую любил Дедал, мог вовсе и не носить имя Минос.

Дрейк пожал плечами.

– Ладно. И что?

– Мы нашли доказательства того, что у него было другое, более знакомое вам имя. Доказательства, что его сыновья и внуки рассеялись по Анатолии, Фригии, Фракии и Македонии, и все они носили его имя, что вызвало у историков огромную путаницу. Но в кабинете моего начальника на месте раскопок есть табличка, которая рассказывает знакомую историю в другом контексте и называет имя царя Крита, основателя минойской цивилизации.

Салли не выдержал.

– Ради бога, мужик, да выкладывай уже!

Звякнули стаканы. Разговоры прекратились. Люди прервали свой ужин и уставились на грубых американцев. Дрейк неловко улыбнулся и дружелюбно помахал гостям за ближайшим занятым столиком – паре седовласых арабских бизнесменов, возможно, из Саудовской Аравии или Бахрейна.

Уэлч выглядел обиженным.

Джада протянула руку через стол и накрыла его ладонь своей.

– Мистер Уэлч, я понимаю ваше волнение. Мой отец, без сомнения, разделял его…

– Он разделял, – кивнул учёный.

– …но мы пытаемся выяснить, кто убил его, а также бойфренда вашей сестры, доктора Чейни. Перед тем как мы покинули Нью-Йорк, нас тоже пытались убить. Так что, надеюсь, вы простите нас, если мы не в настроении для дополнительной интриги.

Дрейк уставился на неё, гадая, обладал ли он хотя бы половиной такого самообладания в двадцать четыре года. Он серьезно в этом сомневался.

– Конечно, – сказал Уэлч. – Простите. Я просто пытался подготовить почву для того, что на первый взгляд может показаться вам немного поразительным.

Дрейк наклонился и понизил голос, точно, как до этого сделал Уэлч.

– Поразите нас.

Уэлч улыбнулся, и они вчетвером снова стали заговорщиками.

– У нас есть доказательства, позволяющие предположить, что царь Минос Критский и царь Мидас были одним и тем же человеком.

Дрейк уставился на него. Музыка, казалось, стала громче, а шепот разговоров в ресторане то нарастал, то стихал. Он оторвал взгляд от лица Уэлча лишь для того, чтобы взглянуть на Салли и Джаду, и увидел на их лицах удивление и недоверие, отражавшие его собственные чувства.

– Это… – начал Салли.

– Помните, мистер Салливан, – произнёс Уэлч, – у большинства легенд есть ядро исторического факта, некий реальный прецедент. Я не утверждаю, что существовал человек, способный одним прикосновением превращать неблагородные металлы в золото, но существовал царь Мидас, хорошо известный своей страстью к накоплению золота. Истории в разных культурах упоминают его, хотя сейчас мы считаем, что большинство из них относятся к его сыновьям и внукам с тем же именем, и что патриарх семьи, Мидас Первый, если хотите, был отцом Ариадны, монархом Критской цивилизации – то есть минойской цивилизации – в то время, когда Дедал построил лабиринт.

Джада побледнела, ее взгляд стал отсутствующим и далеким. Уэлч, казалось, собирался продолжить, но вовремя заметил выражение её лица.

– Послушайте, я знаю, трудно принять идею, что нечто, столь широко считающееся мифом, может быть реальным… – начал он.

– Дело не в этом, – прервал его Дрейк; дрожь возбуждения заставила волосы у него на руках встать дыбом. Он взглянул на Джаду. – Скажи ему!

Салли несколько секунд просто ошарашенно смотрел на Уэлча, но теперь Дрейк видел, как где-то внутри заработал мозг, словно кусочки головоломки складывались у него в голове. Дрейк подумал, что именно так это и ощущается. У них не было всех частей, но внезапно головоломка приобрела чуть больше смысла, чем несколько мгновений назад.

– Мистер Уэлч, – начала Джада.

– Иэн, пожалуйста.

– Тогда Иэн, – сказала она. – Стиль исследований моего отца был довольно иммерсивным. Его можно даже назвать, одержимым. На момент своей гибели он погрузился в изучение двух тем, которые, очевидно, были связаны, но когда я разбирала его заметки, я так и не смогла понять, как именно. Одной из них, очевидно, были лабиринты. Он был здесь и часто общался с доктором Чейни в Нью-Йорке. Другой же темой была алхимия.

Уэлч кивнул.

– Идеально, да. В этом есть смысл.

– Лука думал, что существует какая-то связь между Мидасом и великими алхимиками истории, – вставил Салли.

– Возможно, – ответил Уэлч. На этот раз, оглядываясь по сторонам, он выглядел почти нервным. Дрейк предположил, что он беспокоится, как бы не те люди, подслушав его, не подумали, что на раскопках можно разжиться сокровищами, что могло привести к краже и насилию.

– Алхимия невозможна, – сказала Джада, и в ее голосе прозвучало разочарование. – Золото есть золото. Оно не возникает из чего-то другого.

– Вы это знаете, и я это знаю, – заметил Уэлч. – Но, очевидно, в истории были времена, когда люди верили в алхимию, и были довольно харизматичные личности, утверждавшие, что они действительно алхимики.

– Весь фокус был в том, чтобы иметь золото для подкрепления своих слов, – хмыкнул Дрейк.

– Точно, – согласился Салли, осматривая ресторан и одновременно выступая их часовым. – Никто бы никогда не поверил заявлениям всех этих парней – Сен-Жермена, Фульканелли, друга юного Нейтана Останеса, – если бы у них не было золота, чтобы продемонстрировать свои успехи.

Уэлч с признательностью поднял брови.

– Похоже, мне не придется просвещать вас всех в истории алхимии.

– Вернемся к Мидасу, – подтолкнул его Салли.

– И к лабиринтам, – согласился Уэлч. – На табличках, которые мы перевели, есть история, утверждающая, что создатель лабиринта Себека – очевидно, Дедал, хотя его имя и не называется, – платил рабочим золотом и, как говорили, мог одним прикосновением превращать камень в этот драгоценный металл.

Дрейк нахмурился.

– Постойте, там говорится, что этим даром обладал Дедал, а не Мидас… не царь?

– Именно, – ответил Уэлч с едва заметной улыбкой. – Сказано, что у создателя был большой запас золота в центре лабиринта, что рабочие строили его изнутри наружу, и что им приходилось идти к мастеру, чтобы получить плату. Он никогда не покидал лабиринт, но платил им жалованье золотом.

Археолог взглянул на Джаду.

– Ваш отец помогал мне переводить эту табличку. Мы оба считали, что эта история относится к Дедалу. Далее говорилось, что воры постоянно пытались его обокрасть, даже после того, как лабиринт был завершен. Есть также упоминания о Владычице Лабиринта и её меде, а также о монстре.

– О монстре? – спросила Джада. – Это здесь, в Египте, а не на Крите?

– Да, – ответил Уэлч, явно наслаждаясь своими откровениями. – Есть упоминания о том, что у всех трех лабиринтов были стражи. Чудовищные люди. Возможно, покрытые шрамами и, безусловно, огромные, но, очевидно, не человекобыки, как в мифе. Похоже, Дедал жил здесь, в лабиринте, а Владычица и монстр также обитали внутри. Но в какой-то момент группа строителей объединилась и напала на культ Себека, убив многих и вторгшись в лабиринт. Горе-воры не нашли ни золота, ни самого Дедала. Оба, по-видимому, исчезли. Может, когда мы выясним местоположение третьего лабиринта, мы разгадаем и эту тайну.

Джада хотела спросить его о чем-то еще, но тут подошел официант с их ужином, и разговор прервался. Когда он ушел, Дрейк снова повернулся к Уэлчу.

– Я понимаю, почему для вас это словно Рождество, Иэн, – сказал Дрейк. – Эти раскопки дали больше информации о древнем мире, чем что-либо другое, найденное за минувшее столетие. Вы и ваш босс сделаете на этом карьеру, будете писать книги, ходить на ток-шоу. Вы будете обеспечены. Но как бы круто всё это ни было – а поверьте мне, для такого, как я, это чрезвычайно круто, – я пока не услышал ничего, за что стоило бы убивать.

Уэлч бросил на Джаду извиняющийся взгляд.

– Что бы ни обнаружил ваш отец, какую бы связь он ни установил, – я понятия не имею, что это. И, может, это делает меня трусом, но, признаюсь, я рад, что не знаю.

Салли пододвинул свой стул ближе к Уэлчу.

– Будьте осторожны, доктор Уэлч. Чейни тоже не знал – или, по крайней мере, ваша сестра не думала, что Чейни знал тот секрет, что открыл Лука. Но доктор Чейни все равно мертв. Вы должны быть начеку, пока мы во всем не разберемся.

Впервые Уэлч выглядел напуганным.

– Но я тоже не знаю секрета! Если существует какое-то сокровище, и мы не найдем его во время этих раскопок, я понятия не имею, где оно может быть.

– Просто будьте осторожны, – пробормотал Салли, откусывая кусок своего кошари.

– Может, завтра на раскопках мы найдем какие-то ответы, – предположила Джада. – Если мы сможем решить эту головоломку и доказать, кто и почему убил моего отца, тогда вы будете в безопасности.

Уэлч кивнул.

– Будем надеяться, – хмыкнул он, но заметно побледнел и, казалось, потерял большую часть аппетита.

Как только представилась возможность уйти, не показавшись грубым, Уэлч извинился и покинул стол, оставив ужин наполовину несъеденным. Он даже не стал ждать, чтобы выпить с ними кофе после еды. Несколько минут после его ухода все молчали, заканчивая ужин и погрузившись каждый в свои размышления.

Первым намеком на то, что что-то не так, стало то, что Салли начал задыхаться.

– Дядя Вик? – с тревогой спросила Джада.

Виктор кашлянул, глотнув воды, чтобы протолкнуть то, чем он подавился. Но Дрейк слишком хорошо его знал, чтобы думать, что проблема была только в еде. Он видел беспокойство в глазах Салли и то, как тот выпрямился, убедившись, что дневник спрятан под краем рубашки, но так, чтобы он мог дотянуться до пистолета, если понадобится.

Дрейк взглянул на вход в ресторан и увидел идущую к ним женщину. Красивое создание, блондинка с волосами до плеч, стильно подстриженными; Дрейк решил, что ей за сорок, хотя с меньшим количеством макияжа она могла бы выглядеть и моложе. Ее платье было достаточно длинным, чтобы не оскорбить египтян, но нельзя было ошибиться в соблазнительности скрытой под ним фигуры.

– Джада, – прошептал Салли, прикрывая лицо стаканом с водой. – Твоя мачеха только что вошла.

Ножки стула царапнули по полу, когда Джада отодвинулась от стола и резко встала, на её лице застыла едва сдерживаемая ярость. Дрейк схватил девушку за запястье и крепко сжал, заставляя посмотреть на него.

– Ты в общественном месте, в Египте, и мы все при оружии, – прошипел он сквозь зубы.

Она сделала глубокий вдох, облизнула губы и медленно кивнула. Салли встал и занял позицию рядом с девушкой, оказывая ей моральную поддержку. Дрейк стащил колу Джады и сделал большой глоток, но с места не сдвинулся. Любой в ресторане подумал бы, что они приветствуют новоприбывшую в их компанию, несмотря на смятение на лицах и Джады, и её мачехи.

– О, я так рада, что нашла вас, – воскликнула Оливия Хзуяк, обнимая свою падчерицу.

Джада стояла неподвижно, с холодным взглядом, терпеливо вынося объятия мачехи. Оливия отступила на шаг и посмотрела на нее на расстоянии вытянутой руки.

– Когда я узнала, что ты здесь, я просто подумала: «Боже мой, это, должно быть, судьба», – сказала Оливия. Ее нижняя губа задрожала, и она прикрыла рукой половину лица, когда по ее щекам покатились слезы. – Джада, я не могу поверить, что его больше нет. Я не знаю, что буду делать без него.

Её голос дрожал от горя. Дрейк уставился на женщину. Он всего ожидал от Оливии Хзуяк, но только не этого. Быстрый взгляд на Салли подсказал ему, что его старый друг отреагировал так же. Да, женщина соответствовала классическому образу роковой дамы в возрасте, но жизнь не подчинялась правилам старых фильмов с Хамфри Богартом. Если боль этой дамы не была настоящей, то она была чертовски хорошей актрисой.

Джада, однако, не выглядела убежденной.

– Что ты здесь делаешь, Оливия? – спросила она.

Оливия вздрогнула от стали и льда в голосе падчерицы. Она отпустила руку Джады и отступила на шаг, убирая с лица осветленные волосы. Женщина постарше искала понимания в глазах младшей.

– Я знаю, что ты, должно быть, думаешь, – пробормотала Оливия.

– Правда? Я в этом не уверена, – ответила Джада.

Оливия взглянула на Салли.

– Виктор! Спасибо, что позаботился о ней.

Салливан изогнул бровь.

– Кто-то же должен был.

Оливия снова вздрогнула. Она медленно кивнула, вытирая слезы, но Дрейк видел, каких усилий ей стоило взять себя в руки, и всё ещё считал, что её горе должно быть подлинным.

– Я не могла оставаться в Нью-Йорке, Джада, – всхлипнула она. – Когда твой отец пропал, я подозревала худшее. Но когда позвонила полиция и сказала, что они нашли его и… как они его нашли… я испугалась за собственную жизнь.

– Повтори-ка! – сказал Салли. – С чего бы тебе думать, что ты в опасности?

Оливия бросила на него суровый взгляд.

– Не будь тугодумом, Виктор. Я знаю, зачем вы здесь. Ты, Джада и мистер Дрейк. – Она взглянула на Нейта. – Полагаю, это ваш друг Нейтан.

Дрейк поднял стакан с колой Джады в виде тоста.

– Привет.

Женщина снова повернулась к девушке и Салли и понизила голос.

– Пожалуйста, давайте работать вместе. Тир тоже здесь, в Египте. Его люди следят за мной. Я боюсь, они убьют меня, как убили Луку. Я приехала сюда в первую очередь потому, что думала, что единственный способ обезопасить себя – это выяснить, что он пытался сохранить в тайне, и сделать это достоянием общественности. Если это станет известно, если это больше не будет секретом, не будет смысла и убивать, чтобы сохранить тайну.

Салли наклонил голову, изучая ее и поглаживая усы.

– Вы не работаете с Хенриксеном вместе в этом деле?

Оливия побледнела, выглядя ошеломленной.

– Лука был моим мужем!

– Ой, да ладно! – фыркнула Джада. – Ты обращалась с ним как с собачкой, которая нагадила на твой ковер.

– Это ужасно, – всплакнула Оливия, и ее губа снова задрожала. Она покачала головой. – Я знаю, ты никогда меня не любила, Джада, но тебя не было в нашем доме. Ты не видела наших отношений такими, какими они были, а лишь такими, какими они доставляли тебе неудобства.

– Правда? – тихо уточнила Джада. Один из официантов было направился к ним, но передумал и отступил. – Этой истории ты и будешь придерживаться? Любящая и непонятая жена?

– Джада, – с опаской произнес Салли.

– Нет, дядя Вик, – отрезала девушка, слегка повысив голос и изо всех сил пытаясь сдержаться. – Только не говори мне, что ты повёлся на всю эту чушь! Как она нас нашла, а? Вот что я хочу знать! Мы в ресторане в случайном отеле в Файюме. Какого черта она вообще знала, где начинать нас искать?

Оливия уставилась на нее.

– Я остановилась в этом же отеле. Там же, где останавливался Лука. Меня не было почти весь день, но когда я вернулась, портье упомянул, что есть еще один гость по фамилии Хзуяк, и, мол, какое странное совпадение. Вы спросили, как сюда добраться, так он и узнал, куда вы направляетесь.

– Ты не могла подождать, пока мы вернемся в отель? – спросил Салли.

– Я не знала, когда вы вернетесь, – возразила Оливия. – И я же сказала, мне кажется, за мной следят. Так вы пригласите меня сесть, чтобы мы могли это обсудить, или мы так и будем стоять здесь, привлекая все больше и больше внимания?

Дрейк взглянул на лицо Джады, затем на Салли. Он видел его колебания и понимал их, но объяснения Оливии казались по крайней мере наполовину правдоподобными, и ему не нравилось внимание, которое они привлекали.