Текст книги "Uncharted: Четвёртый лабиринт (ЛП)"

Автор книги: Кристофер Голден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Турбулентность вырвала Дрейка из тревожного сна. Ему снилось, что он стоял под дождём на похоронах Салли, и был единственным, у кого не было чёрного зонта. В море лиц, которое он разглядел сквозь пелену сна и дождя, было немало сомнительных личностей, с которыми он и Салли сталкивались за эти годы. Воры и головорезы, контрабандисты и продажные политики – все они собрались, чтобы отдать дань уважения покойному. У могилы стояла Джада; её пурпурная чёлка теперь была кроваво-багрового цвета, а священником, стоявшим во главе собравшихся и положившим руку на гроб, оказался Лука Хзуяк.

Священник посмотрел на него, абсолютно сухой под своим огромным чёрным зонтом.

– Когда имеешь дело со змеями, приходится учиться шипеть, – произнёс Лука-священник, и его голос шёпотом отозвался в ухе Дрейка. – Но это не значит, что нужно становиться одной из них.

Затем он рассмеялся, и все скорбящие засмеялись вместе с ним. Их голоса слились в шелест дождя, барабанящего по зонтам. Дрейку, промокшему до нитки, было не до смеха. Эту фразу про змей Салли сказал ему десять лет назад, тем утром, когда они заплатили капитану судна в Вальпараисо, чтобы тот доставил их вместе с грузом домой, в Штаты. У того капитана на борту был огромный тайник с наркотиками, тоже направлявшимися в США, и Дрейка пришлось уговаривать не выбрасывать их за борт. Салли напомнил ему, что если они не хотят, чтобы капитан лез в их дела, то и им не следует лезть в его.

Когда он очнулся ото сна, то обнаружил, что на него смотрит Тир Хенриксен.

Дрейк сел и, ещё не проснувшись, потянулся к пистолету.

Хенриксен вяло кивнул.

– Всё в порядке, мистер Дрейк. Ваше оружие на месте и всё ещё заряжено.

Рука Нейта сомкнулась на рукояти пистолета, но он не стал вытаскивать его из-за пояса. Гортанный гул двигателей заставил его моргнуть, и, лишь оглядевшись, он вспомнил, что они в самолёте, зафрахтованном Хенриксеном для перелёта из Греции в Китай. За овальным иллюминатором рядом с бизнесменом небо было тёмным. Он не знал, как долго они летели и как долго он спал, но ночь всё ещё продолжалась.

Самолёт, который зафрахтовал Хенриксен, был из тех, в которых Дрейку редко доводилось бывать: частный джет с двенадцатью пассажирскими креслами в центральном салоне и деловым кабинетом в хвосте, оборудованным узким столом для переговоров. Когда Дрейк заснул, Хенриксен, Оливия и Корелли находились в том самом кабинете, и ему стало не по себе оттого, что он проснулся под пристальным взглядом этого человека, изучавшего его, словно какое-то экзотическое животное.

– Вы крепко спали, – произнёс Хенриксен. – И храпели.

– Отвали, приятель. Ты меня пугаешь.

Почувствовав что-то липкое на подбородке, Дрейк вытер рот и понял, что спал так крепко, что у него даже потекла слюна. Хенриксену же хватило такта не упоминать об этом.

– Кажется, я устал больше, чем думал, – пробормотал Дрейк.

Хенриксен откинулся на спинку кресла.

– Мы все устали. Я и сам вздремнул несколько часов. Джада всё ещё спит.

Дрейк вытянул шею, чтобы заглянуть дальше по проходу, и увидел её. Она растянулась в своём широком, полностью откинутом кресле, укрытая пледом. Девушка выглядела умиротворённой, и Дрейк был за неё рад. В последнее время покой давался Джаде нелегко. Лишь сон дарил ей короткую передышку от горя, страхов и напряжения последних дней. Оливии и Корелли нигде не было видно, из чего он заключил, что они всё ещё в заднем салоне. Удалось ли им поспать, он не знал. Да и не то чтобы его сильно заботило их самочувствие.

– Сколько ещё лететь? – поинтересовался Дрейк, выпрямляясь в кресле.

Он уснул так быстро, что даже не потрудился полностью откинуть спинку, и теперь у него ныла спина оттого, что он так долго сидел ссутулившись.

– Ещё несколько часов, – ответил Хенриксен.

Когда он пошевелился в кресле, то поморщился, и Дрейк понял, что ножевая рана сильно его беспокоит. Корелли зашил её, и, похоже, в их аптечке нашлись серьёзные обезболивающие, но если Хенриксен что-то и принимал, Дрейк этого не видел.

Выбравшись из лабиринта под Гуласом в деревне Акротири, они провели некоторое время, приходя в себя и пытаясь высушить одежду на камнях у подножия скалы, неподалёку от деревни. Выбраться наверх оказалось делом небыстрым. Дрейк надеялся, что такси, высадившее их с Джадой утром, всё ещё будет их ждать, но к тому времени, как они вернулись в деревню, уже наступила ночь, и они нехотя согласились, чтобы Хенриксен подвёз их до отеля. Они ехали в почти полном молчании, а подозрительность и неприязнь словно отравляли воздух в лимузине.

Дрейк и Джада вернулись в свой номер, войдя в него с оружием наготове на тот случай, если люди в капюшонах их ждали. Не то чтобы Дрейк верил, что они там будут. Казалось, всё, чего они хотели, – это чтобы все прекратили поиски Четвёртого лабиринта, и теперь, когда они поняли, что и Хенриксен, и Джада на пороге его открытия, Дрейк предположил, что они отступят и будут просто ждать. Он только гадал, сколько убийц будет поджидать их, когда они доберутся до Китая.

Они приняли душ, надели чистую одежду, а затем собрали свои немногочисленные пожитки. Джада молча сложила все вещи Салли в его дорожную сумку, включая свитер, который он купил, когда они ходили по магазинам накануне вечером. Никто из них не желал даже допускать мысли о том, что содержимое этой сумки ему больше не понадобится.

В этот момент в задней части пассажирского салона щёлкнула и открылась дверь. Дрейк обернулся и увидел, как из неё выглянул Корелли.

– Мистер Хенриксен, – сказал невысокий мужчина. – У Оливии есть кое-что, что вы захотите услышать.

Дрейк нахмурился, поворачиваясь к Хенриксену, который подскочил со своего места с энтузиазмом ребёнка.

– Ну? – произнёс он, обращаясь к Дрейку. – Вы идёте?

– Что там? – спросил Нейт, всё ещё не до конца проснувшись. Отголоски сна цеплялись за его сознание, словно паутина.

– Полагаю, перевод всех тех древнекитайских надписей из святилища, – ответил тот. – Или вам не интересно, выяснили ли мои люди, где находится Четвёртый лабиринт?

Дрейк потянулся и начал вставать.

– Иду.

Хенриксен, не дожидаясь его, взволнованно поспешил в хвост самолёта и скрылся за дверью в задний салон. Пока Нейт смотрел ему вслед, в его памяти всплыл голос из минувшего сна.

«Приходится учиться шипеть, но это не значит, что нужно становиться одной из них».

Он присел на корточки, чтобы разбудить Джаду. Увидев, что у неё тоже текла слюна, он улыбнулся и вытер ей рот краем манжеты.

– Просыпайся, спящая красавица!

Она моргнула, а затем резко села, отстраняясь от него и путаясь в пледе. Глаза её были широко открыты. На секунду показалось, что Джада его не узнаёт, но потом она расслабилась, очевидно вспомнив, где находится и как сюда попала.

– Плохие сны? – поинтересовался он.

– Нет. Хорошие, – ответила она, но вдаваться в подробности не стала. Джада огляделась. – А теперь я проснулась в кошмаре.

Дрейк кивнул, давая ей мгновение, чтобы окончательно прийти в себя. Затем он ткнул большим пальцем в сторону хвоста самолёта.

– Хенриксен только что ушёл туда. Похоже, у Оливии есть что-то новое.

При упоминании имени мачехи взгляд Джады помрачнел. Она не стала возиться с кнопкой, чтобы поднять спинку кресла, а просто отшвырнула плед и присоединилась к Дрейку в проходе. Девушка провела пальцами по растрёпанным после сна волосам, кивнула ему и направилась к двери в задний салон.

Джада не постучала, а просто открыла дверь и вошла.

Оливия и Корелли сидели за узким столом для переговоров и, когда они с Дрейком вошли в салон, оторвались от открытого перед ними ноутбука. Хенриксен ожидал их и даже не потрудился обернуться; он стоял у ближнего края стола, изучая одну из карт, которые Лука оставил вместе с дневником, чтобы Джада их нашла. Дрейк знал, что это зрелище, должно быть, заставило девушку напрячься: её отец спрятал свои исследования, чтобы они не попали в руки Хенриксена, а теперь она сама передала дневник и карты человеку, который был его соперником. В тот момент это был правильный выбор, единственный – у них появились враги и поопаснее, – но Дрейк видел, что это решение явно было Джаде не по душе.

Он даже не сомневался, что им ещё предстоит об этом пожалеть. Вопрос был лишь в том, когда этот момент настанет и будут ли они к нему готовы.

– Что у вас? – спросила Джада, глядя на мачеху. Хенриксен, может, и был начальником Оливии, но когда эти две женщины оказывались в одной комнате, горечь и напряжение существовали лишь между ними двумя.

Оливия слабо улыбнулась. То ли она устала от ненависти и подозрений своей падчерицы, то ли решила, что пора перестать делать вид, будто её волнует, что о ней думает Джада. Что бы ни случилось дальше, теперь всё было по-деловому. У них – у всех них – были общие цели, и на данный момент этого для сотрудничества было более чем достаточно.

– Вообще-то, довольно много, – ответила Оливия. – Почему бы вам не присесть.

Дрейк ждал знака от Джады, гадая, не откажется ли она садиться. Но та, помедлив лишь мгновение, скользнула на один из свободных стульев за столом. Нейт сел рядом с ней, на миг взглянув на большой экран в задней части салона, который мерцал пустым светом. Монитор был включён, но в данный момент ничего не показывал.

– У нас что, будет слайд-шоу? – спросил он. – Сразу предупреждаю, я обычно под него засыпаю. Если только это не инструктаж по пожарной безопасности. Мне нравятся сирены. И далматинцы.

Хенриксен бросил на него неодобрительный взгляд, а Корелли фыркнул, как завсегдатай бара, готовый ввязаться в драку. Женщины их проигнорировали. Джада нетерпеливо смотрела на Оливию, которая нажала пару клавиш на ноутбуке. Двигатели самолёта гудели так громко, что им приходилось слегка повышать голос, чтобы их было слышно. Из туалета доносился едкий запах мочи и промышленного чистящего средства. Дрейк подумал, что, пожалуй, ни за какие деньги не построить самолёт без этих двух составляющих, но богатые люди предпочитали делать вид, что просто их не замечают. Эта мысль окончательно оформила ощущение, которое весь день таилось у него в глубине сознания: Хенриксен был просто избалованным мальчишкой, который вырос и стал избалованным богачом. Он хотел заполучить тайны и сокровища Четвёртого лабиринта, потому что ему просто нравилось владеть вещами, которых не могло быть ни у кого другого.

– В «Феникс Инновэйшнс» работает человек по имени Эмиль Яблонский, – сказала Оливия. – Яблонский – самый гениальный человек из всех, кого я встречала, но он почти не способен на социальное взаимодействие. Он историк и археолог, но не занимался полевой работой больше двадцати лет. Он не против электронной почты и даже телефона, но не любит разговаривать с людьми лично. Он скорее будет говорить с вами из соседней комнаты, чем позволит войти в его кабинет.

Хенриксен махнул рукой, показывая, чтобы она переходила к сути. Он опустился на стул, но всё так же изучал развёрнутую перед ним карту.

– Им нет дела до Яблонского, – хмыкнул Хенриксен. – Этот парень работает на меня, и мне тоже до него нет дела. – Он бросил взгляд на Джаду. – Часть моей компании – это аналитический центр. У Яблонского свой отдел. Давай дальше.

Оливия улыбнулась своему нанимателю, но в её выражении лица появились резкие нотки, и было ясно, что ей не понравилось, что с ней общаются столь бесцеремонно. Дрейк не смог выдавить из себя особого сочувствия к ней.

– Яблонский практически парализован от фанатского восторга из-за информации, которую он получает из этих переводов, – продолжила Оливия. – Его точные слова были: «Это всё меняет!». Откровенно говоря, я считаю это опрометчивым преувеличением. Древнекитайские письмена на стенах и на церемониальных сосудах проясняют одни вещи, подтверждают другие и дают нам несколько жизненно важных подсказок для следующего шага.

Начнём с Дедала. Сравнив письмена из трёх залов в лабиринте Себека, Яблонский подтвердил, что Дедал спроектировал первые три: в Кноссе, Крокодилополе и на Фере. Впрочем, если вы захотите называть сооружение на Фере лабиринтом Атлантиды, Яблонский будет очень счастлив.

– Он и правда думает, что Атлантида находилась там? – спросил Дрейк.

Оливия смерила его ледяным, уничтожающим взглядом.

– Атлантида – это миф, мистер Дрейк. А лабиринт Посейдона на Фере – это семя, из которого выросли корни этого мифа.

– Хотите сказать, Дедал не проектировал Четвёртый лабиринт? – спросила Джада.

Оливия изогнула бровь.

– А кто-то внимательно меня слушал. Но позвольте мне вернуться немного назад. Храм в Кноссе был построен около 1700 года до нашей эры, в ту же эпоху, когда египтяне построили Город Крокодилов. Но теперь стало ясно, что эти города уже строились или были построены к тому времени, когда возводились лабиринты. По нашим лучшим предположениям, это примерно 1550 год до нашей эры. Кносс был первым. Дедал пытался произвести впечатление на Миноса, или Мидаса, чтобы завоевать его расположение и жениться на Ариадне. Но одна из стен китайского святилища на Фере целиком посвящена этой истории, и из неё ясно, что Дедал познакомился с Ариадной, лишь когда пришёл к царю со своим планом построить лабиринт.

Хенриксен хмыкнул.

– То есть сначала был лабиринт.

Оливия кивнула.

– Именно так.

– Так кем же был Дедал? Странствующим изобретателем? – спросил Дрейк. – Он просто бродил по древнему миру и говорил всем: «Эй, не хотите, чтобы я построил вам что-нибудь крутое?»

– Он был алхимиком, разумеется, – ответила Оливия, и на этот раз её улыбка была искренней.

– Чушь собачья! – фыркнула Джада.

Корелли нажал на клавишу ноутбука, и на мониторе в задней части салона появилось изображение: несколько рисунков и множество древнекитайских иероглифов.

– Люди, которые это написали, с вами не согласны, – заметил Корелли.

Дрейк уставился на него.

– Расслабься, малыш. Взрослые разговаривают.

Корелли застыл, его лицо практически окаменело. На мгновение Дрейк подумал, что тот может броситься на него через стол или выхватить оружие, но Оливия твёрдо положила руку ему на плечо, и он расслабился, выдавив из себя улыбку.

– Ну, продолжайте. Почему бы тогда вам не сказать мне, что там написано? – сказал Корелли.

Дрейк пожал плечами.

– Для меня это всё равно что курица лапой нацарапала, – пробормотал он, снова взглянув на Оливию. – Но я кое-что знаю об алхимиках. Нельзя создать золото.

– Это не имеет значения, – встрял Хенриксен. Он указал на экран. – Они верили, что это возможно, и верили, что Дедал на это способен.

Оливия откинулась на спинку стула.

– Именно.

– Значит, Дедал был коммивояжёром, торгующим змеиным маслом, – заметила Джада. – Он не удовлетворял потребность, он её создавал.

Дрейк взглянул на дневник Луки Хзуяка, который лежал в центре стола с тех пор, как они вошли. Он взял его, пролистал до первых попавшихся набросков лабиринта, а затем посмотрел на Джаду, игнорируя остальных.

– Думаю, твой отец до этой части докопался.

– Почему вы так говорите? – спросила Оливия.

Дрейк проигнорировал её, открыл книгу и наклонился, чтобы показать Джаде страницу, где Лука озаглавил один из рисунков как «Лабиринт Любого Бога».

Когда она подняла взгляд, её глаза ярко горели.

– Он знал. – Она посмотрела на Оливию и Корелли, а затем повернулась к Хенриксену. – Дедал приходил к царям и верховным жрецам с проектом лабиринта и утверждал, что может создать для них столько золота, сколько они только пожелают. И он обещал им, что лабиринт станет идеальной сокровищницей, местом, где они смогут хранить собственное золото и где его никогда не украдут.

– А потом он сам его украл, – добавил Дрейк, ухмыляясь. – Обаятельный ублюдок.

– Вы не можете этого знать, – фыркнула Оливия.

– Ещё как можем, – парировал Дрейк. – Это ведь логично. Дионис, Посейдон, Себек, бог-крокодил? Дедал посвящал свой лабиринт тому богу, которого больше всего почитали там, где он собирался строить. Современные застройщики проворачивают то же самое каждый божий день.

Оливия и Хенриксен с мгновение изучали друг друга взглядом, а затем Хенриксен кивнул. Дрейк снова почувствовал уверенность, что они что-то скрывают. Не всю эту историю про Дедала, потому что он чувствовал их возбуждение от открытий, которые принесли переводы Яблонского. Но всё же у них была часть головоломки, которой они не делились.

– Возможно, – пробормотала Оливия.

– Что ещё нарыл ваш супергик? – спросил Дрейк.

Корелли нажал ещё одну клавишу и на экране появились цветы, которые были частью орнамента в лабиринте под крепостью, и Минотавр.

– Это может быть с дюжину разных цветов, – сказал Корелли. – Исследовательская группа считает, что вероятнее всего это так называемая ложная чемерица, или чемерица белая. Она ядовита.

Дрейк гадал, с чего бы ему интересоваться этим, пока Корелли не упомянул яд, и тут он увидел, как загорелись глаза этого громилы. Информация запала ему в голову, потому что он питал нездоровый интерес к способам калечить и убивать людей. Дрейк и раньше встречал таких, как он, и ему не нравилась та непредсказуемость, которую они вносили в любую ситуацию.

Оливия что-то напечатала. На экране промелькнули изображения и остановились на большой фреске, изображавшей китайский ад Диюй, которую они нашли в святилище.

– Очевидно, лабиринт на Фере начали строить позже трёх остальных, – добавила Оливия. – Возможно, Дедал перемещал свои сокровища из одного лабиринта в другой, покидая царства, которые он обманул. К тому времени, как началось строительство святилищ на Фере, он, очевидно, нашёл нового простака и место, где мог заложить Четвёртый лабиринт. Он должен был возводиться параллельно, пока лабиринт на Фере ещё достраивался.

– К моменту извержения на Фере, которое уничтожило тамошнюю минойскую колонию…

– Атлантиду, – вставил Дрейк, просто чтобы позлить её.

– …четвёртый лабиринт строился в месте под названием Ицзян на юге Китая, – продолжила Оливия. – Ицзян был крошечным поселением, которое выросло и позже стало известно как Ечэн.

– Что-то не припоминаю такого названия, – сказал Дрейк.

Оливия повернулась к Хенриксену.

– Сегодня мы знаем его как город Нанкин.

– Бред какой-то, – хмыкнул Дрейк. – Я был в Нанкине. Первоначальный город был построен где-то в пятом веке до нашей эры. Это на тысячу лет позже, чем взорвалась Фера.

Оливия кивнула.

– У меня тоже была такая первая реакция. Но Яблонский подтверждает, что в тот период в этом районе существовали племенные поселения. И хотите угадать, какой миф был общим для всех них?

Дрейк откинулся на спинку стула, позволяя информации уложиться в голове. Он снова взглянул на отвратительную фреску на экране.

– Диюй.

– А вы не такой тупой, как кажетесь, – пробормотал Корелли.

Хенриксен достал телефон. Он нажал пару кнопок и через мгновение уже выкрикивал приказы. Дрейку потребовалась минута, чтобы понять: у него, должно быть, была наготове целая новая партия наёмников – либо уже в Китае, либо на пути туда, – и он только что приказал им встретиться в Нанкине. Секундой позже Хенриксен нажал кнопку внутренней связи, и ему ответил пилот. Он сообщил ему новый пункт назначения и отключился, снова вернув внимание на разговор.

– Золото было на Фере во время извержения, – сказала Джада, сощурившись и просчитывая в голове все варианты. – Должно было быть. Лабиринт там был нестабилен, но разрушен лишь частично. Как только они закончили Четвёртый лабиринт, они бы перевезли туда сокровища Дедала. Но что насчёт самого Дедала?

Оливия прощёлкала ещё несколько изображений и остановилась на одном из церемониальных сосудов, на котором были изображены Владычица Лабиринта, Минотавр и, как понял Дрейк, погребальный костёр.

– Его сожгли? – спросил он.

– Он умер, – ответила Оливия. – Его племянник, Талос, закончил проект Четвёртого лабиринта и значительно его изменил. Под изображением Диюя в святилище написано, что Талос хотел, чтобы лабиринт для него строила армия рабов, а для этого требовались надсмотрщики и защитники.

– Защитником должен был быть Минотавр, – сказал Дрейк.

– Да, лабиринта, – ответила Оливия. – Но сам Минотавр был бы кем-то вроде сторожевого пса. Они бы выбрали самого крупного и грозного воина, какого только смогли найти.

– Значит, не Корелли, – ухмыльнулся Дрейк.

Корелли показал ему неприличный жест, но промолчал.

– Талос хотел тех, кого Яблонский перевёл как «Хранители Сокрытого Слова», – закончила Оливия.

Хенриксен посмотрел на неё.

– Расскажите мне о Диюе. Что нашла исследовательская группа?

Оливия снова взглянула на экран ноутбука.

– Согласно мифу – в отличие от найденных нами надписей – лабиринтом правил Янь-ло, который и сам был своего рода богом. Переводы Яблонского лишь подтверждают, что китайское святилище было посвящено Янь-ло, царю ада. На Фере Дедал начал развивать идею подземных, многоуровневых лабиринтов, и это совпадает с мифом о Диюе, который был лабиринтом из множества уровней и залов, куда должны были попадать души, чтобы их наказывали за земные грехи. Искупив свои грехи, они могли получить Напиток Забвения и вернуться в мир – по крайней мере, так им обещали.

Дрейк почувствовал, как что-то щёлкнуло у него в голове, словно штифты замка встали на место. Джада, должно быть, тоже почувствовала в нём перемену, потому что она как-то странно на него посмотрела.

– Нейт? В чём дело? – спросила она.

Корелли, Оливия и Хенриксен – все смотрели на него. Гул двигателей самолёта казался громче, чем когда-либо. Внезапная турбулентность тряхнула их так сильно, что у него клацнули зубы, и ему показалось, будто самолёт резко вильнул вправо. Дрейк списал это на то, что пилот корректирует курс на Нанкин.

– Племяннику Дедала нужны были рабы. Люди верили в ад. Что, если именно поэтому они выбрали это место и изменили проект? Что, если они построили ад, а затем похищали людей, накачивали их наркотиками, затаскивали туда и заставляли думать, будто они в Диюе? Кто знает, может, и правда существовал какой-то Напиток Забвения. А когда те становились слишком старыми, чтобы от них была польза, их снова накачивали наркотиками и возвращали на поверхность.

Дрейк огляделся; самолёт подпрыгнул, и он ударился коленями о нижнюю часть стола. Он поморщился, а затем всплеснул руками.

– Я что, спятил?

Хенриксен нахмурился и бросил мрачный взгляд в сторону кабины пилотов, очевидно, раздосадованный их профессионализмом. Но затем он снова повернулся к Дрейку.

– Это может быть не так надуманно, как кажется, – пробормотал он.

Джада закатила глаза.

– Здесь всё надуманно. Но все части головоломки сходятся слишком уж хорошо, чтобы не быть правдой.

– У Нанкина долгая история рассказов об исчезновениях людей. В третьем веке там пропали три принца династии Цзинь со своими придворными. Во времена династии Мин, когда Нанкин был столицей Китая, для перестройки города были привезены сотни тысяч рабочих, и ходили истории, что под старыми городскими воротами обитал демон, который пожирал рабочих, если заставал их ночью на улице. Многие из них, как говорят, бесследно исчезли.

– Минотавр? – нахмурилась Джада. – Или тот, кого Владычица Лабиринта заставляла выглядеть как Минотавр?

– Может быть, – ответил Дрейк.

– Эти парни в капюшонах, – сказал Корелли. – Если они всё ещё там, то сколько их, по-вашему?

Дрейк видел, что тот мыслит категориями боя. Сколько стволов им понадобится, чтобы прорваться мимо убийц в капюшонах, Хранителей Сокрытого Слова?

– А рабы там всё ещё есть? – вслух подумала Оливия.

Дрейк вспомнил о Салли и Иэне Уэлче, и он знал ответ. Мысль о том, через что сейчас, возможно, проходит Салли, приводила его в ярость – он не хотел думать об изображениях пыток в Диюе, – но она же в то же время и успокаивала. Если все их догадки верны, это означало, что Салли всё ещё жив.

Хенриксен выглядел задумчивым.

– Есть известная история о воинском отряде из трехсот человек, который исчез при возвращении в Нанкин в 1939-ом году. Их ждали, но они так и не прибыли на место.

– Может, и прибыли, – хмыкнул Дрейк. – Но свернули не туда.

В этот момент самолёт яростно затрясло, и Оливия вскликнула. Ноутбук соскользнул со стола. Корелли попытался его поймать, но самолёт накренился на правый борт, и он рухнул на пол вслед за компьютером. Большой экран погас, когда ноутбук с треском ударился о пол; Корелли распластался прямо на нём.

Джада влетела в Дрейка, который вцепился в стол, чтобы не свалиться со стула. Хенриксен встал, но крен самолёта швырнул его на стену. Он добрался до двери и распахнул её. Нейту стал виден пустой пассажирский салон, и у него всё внутри перевернулось, когда он смог лучше разглядеть, как сильно они накренились.

– Какого чёрта происходит? – крикнул Дрейк, следуя за Хенриксеном в пассажирский салон. Они опирались на кресла и цеплялись за верхние багажные полки, пробираясь к кабине пилотов. Сквозь рубашку мужчины проступило небольшое пятно крови там, где была перевязана его ножевая рана.

– Не знаю, – ответил он; его глаза потемнели от смирения. – Но это не турбулентность.

Они добрались до передней части салона и Хенриксен принялся колотить в дверь кабины пилотов, крича, чтобы пилот или второй пилот впустил его. Дрейк переступил с ноги на ногу и почувствовал под ботинком что-то липкое. Взглянув вниз, он тихо выругался и, тронув Хенриксена, указал на узкую струйку крови, сочившуюся из-под двери.

– Отойди! – крикнул Дрейк, выхватывая пистолет.

Хенриксен, широко раскрыв глаза, отступил в сторону и зажал уши, готовясь к оглушительному грохоту выстрела в таком замкнутом пространстве. Дрейк старался не думать о возможности рикошета и о том, что случится с самолётом на этой высоте, если пуля пробьёт его обшивку.

Затем он трижды нажал на спусковой крючок, разнеся вдребезги замок кабины.

Нейт вышиб дверь ногой; Хенриксен был прямо за ним.

На полу лежал мёртвый пилот; его перерезанное горло выглядело, словно кровавая, насмешливая ухмылка. Второй пилот держал в руке знакомый изогнутый клинок – такой же, какими пользовались Хранители Сокрытого Слова. Парень выглядел как грек; уж точно не китаец. На секунду Дрейк задумался, не ошибались ли они во всех своих предположениях, не случилось ли так, что они вообще ничего не знали об угрозе, с которой столкнулись, и о людях, пытавшихся помешать им найти Четвёртый лабиринт. Затем он заметил остекленевший взгляд второго пилота, его потерянное, отсутствующее выражение, и понял, что этот человек не в своём уме.

– Бросай нож, или я буду стрелять, – заорал Дрейк.

Второй пилот даже не обратил на них внимания. Вместо этого, услышав слово «нож», он взглянул на блестящий, испачканный кровью клинок с выражением узнавания на лице. Затем с безвольным, ничего не выражающим лицом он полоснул себя по горлу.

– Нет, чёрт возьми! – крикнул Нейт, протягивая к нему свободную руку.

Мужчина обмяк и рухнул на пол, дёргаясь в конвульсиях; из открытой раны хлестала кровь. Порез был глубоким и длинным, кровеносные сосуды оказались перерезаны. Спасти его было невозможно.

Хенриксен с отвисшей челюстью смотрел на двух мертвецов, пока шум самолёта ревел вокруг них, а воздушные потоки крутили машину, ещё сильнее накреняя её на правый борт. С секунды на секунду самолёт мог начать пикировать.

Дрейк убрал пистолет и бросился к креслу пилота. Он вцепился в штурвал, пытаясь удержать самолёт, который, казалось, сейчас вот-вот развалится на части.

– Умоляю, скажите, что вы умеете управлять самолётом, – взмолился Хенриксен.

Дрейк, не удостоив его взглядом, ответил:

– «Типа того» считается?