Текст книги "Дорогой ценой"

Автор книги: Кристина Рой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

– Значит, вы в самом деле должны оставить Подград?

– В самом деле.

– Пообещайте мне, что вы никуда не пойдёте, как только ко мне.

– Вашим секретарём.

Юноша протянул ему руку.

– Моим другом.

Рука опустилась.

– Этого я не могу, пан барон, – сказал Мирослав. – Я не горд, но Никуша сказал бы, что я как друг мог бы жить и у них, а этого я не могу. Но оставим этот разговор. Зачем об этом говорить, если мы совсем не знаем, доживём ли мы до завтрашнего дня.

С усталым видом Урзин Начал убирать со стола.

– Надеюсь, что я вас не обидел, пан Урзин, – сказал барон озабоченно. – Будьте тогда секретарём, если вы иначе не хотите, только идите ко мне.

– Я благодарю вас, пан барон, и если на то воля Божия, то я приду. Извините меня, я сейчас вернусь.

Мирослав вышел. Стоя у окна, барон размышлял: «Интересно, по какой причине ему нужно уходить? Я вижу, что он вынужден так поступить. По своей скромности он думает, что это так просто. Сначала он среди них служил, как добрый самарянин, и теперь думает, что они так просто расстанутся с ним. А я должен принять его на должность секретаря! Я чувствую себя так, будто я Ангела принимаю на службу. Коримский может ещё подумать, что я отбил его у него. Но ведь у него нет другого дела для Урзина, а в аптеке ему стало вредно работать. Но ты,

Урзин, подожди! Если ты будешь у меня секретарём, я тебя постепенно продвину по службе. Ты слишком добр и одарён, чтобы быть всего лишь провизором Коримского».

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ

Наступил новый день. На балконе в Подолине стоял Аурелий, скрестив руки на груди. Вчерашние события снова взволновали молодое сердце.

«Моё первое утро новой жизни, – размышлял он. – Я являюсь членом семьи Орловских, как сын Фердинанда Орловского. Я жив, а он мёртв; его покрывает песок пустыни. Много рассказал маркиз дедушке, кроме одного: умер ли мой отец во Христе.

Вчера я об этом ещё не мог спросить, а сегодня я спрошу. Сегодня

– какой чудесный день! Что за день наступил сегодня для дедушки и для меня! Ах, голова дедушки уже побелела, а сегодня только первое утро новой жизни после долгих лет блуждания без света, без Христа! О, благодарность тебе, Иисус Христос, что ты обратил меня к Себе в мои молодые годы, что я в молодости мог ступить на путь Истины! Всю мою жизнь я посвящаю Тебе! И сегодня я обновляю мой обет! О благодарю Тебя, что сегодня, впервые переступив порог Орлова, как сын этого рода, я могу это сделать как свидетель Твоей милости и Истины!»

Радостная улыбка озарила его лицо. «А Никуша сегодня впервые проснётся обручённым женихом. Будучи ещё несколько недель назад между жизнью и смертью, он сегодня жених! Какие чувства овладеют им, когда он проснётся!? А Тамара? Нет, это слишком хорошо! Она приехала сюда, чтобы найти свет своих глаз, и она нашла его. Но кроме этого, она нашла свет своей души и сокровище сердца. А теперь ещё это великое счастье, что её отец обратился к Господу! Зимой нас окружали скорби и мрак, а теперь вокруг нас один свет! Вспомнить страшно, как здесь было, когда пришёл Мирослав. Мирослав – мой любимый брат! Что ты делаешь сейчас? Мы остались вчера все здесь, потому что после того, как Никуша представил свою невесту, нам не хотелось расходиться, а ты остался один. Что ты делаешь сейчас? Я пойду к тебе, пока все ещё спят; я скоро вернусь сюда».

Аурелий оторвал свой взгляд от долины, которая лежала перед ним в ярком утреннем свете, намереваясь идти к Урзину. И только теперь он заметил, что был не один. Позади него, прислонившись к колонне, стоял маркиз.

– Доброе утро, ваша светлость! Вы уже встали?! – воскликнул Лермонтов удивлённо.

– Доброе утро, пан доктор! Тот же вопрос и я могу задать моему гостю.

– Вашему гостю? Домашний врач во всяком случае может вставать раньше своего хозяина, – засмеялся Аурелий весело.

Серьёзное лицо маркиза тоже просветлело.

– Внук пана Орловского не может быть больше моим домашним врачом.

– О, почему же нет? Ведь я не для того учился, чтобы расстаться с наукой.

Я хочу остаться врачом моей будущей невестки, тем более, что я теперь свободно могу говорить с маркизой Тамарой о том, что дорого не только мне и ей, но и вашей светлости.

– Вы и прежде это делали, и я вам благодарен за это. Без ваших решительных действий я, может быть, сегодня ещё стоял бы на краю пропасти, и, наверное, уже погиб бы в ней.

– Слава Господу, что нет больше этой пропасти! Но, пан маркиз, – сказал Аурелий, вплотную приблизившись к нему, – в это прекрасное утро осталась ещё одна тень в моём сердце, которую хотелось бы устранить.

– Тень в вашем сердце? – Маркиз внимательно смотрел на него.

– Да, ваша светлость. Я слышал, что вы рассказали дедушке о моём несчастном отце. И мне хотелось бы ещё одно знать. Если бы я это узнал, счастье моё достигло бы вершины.

– А что вы хотите узнать? – Маркиз отступил от него, мучительное беспокойство овладело им. – Мне больше нечего добавить.

– И всё же! – Светлое лицо Аурелия опечалилось. – Мне больно, но я, как сын, должен об этом спросить, иначе я не могу. Пожалел ли отец мой когда-нибудь о том, что он причинил моей матери и Церкви Божией?

– Да, – глухо вырвалось из уст маркиза.

– Да? Значит, он покаялся?

– Да.

И он получил прощение и мир?

– Христос, по милости Своей, принял его, поверьте мне, доктор Лермонтов, но не спрашивайте больше.

– О, пан маркиз, больше я ничего и знать не хочу! – ликовал Аурелий.

От восторга ему захотелось обнять весь мир, и он обнял того человека, который принёс ему эту радость. И маркиз его не оттолкнул, нет, маркиз прижал его к своей груди.

– Вы этому так рады?

– О, пан маркиз, не спрашивайте! Разве ваше известие не является залогом того, что однажды, как сейчас обнимаю вас, я обниму его там, где мы вечно будем жить, где я буду его сыном, а он – моим отцом?

– Однако вспомните, – голос маркиза дрогнул, – какое зло причинил этот отец вам и вашей матери! Как велика его вина!

– Бог простил его, пан маркиз, этого достаточно. Всё так, как сказал Мирослав: мои родители на небесах примирённые и счастливые навеки.

– Это он так говорил? Когда же?

– Тогда, когда я не мог простить Орловских, обвиняя дедушку в жестокости.

Тогда он навёл меня на мысль, что у Бога тысячи путей и что Он одним из них и отца моего привёл к Себе, соединив с матушкой. Я сейчас хотел пойти к Мирославу.

Позвольте мне, пан маркиз. Я хочу сообщить ему о моём великом счастье.

– Если вы не против, я тоже пойду с вами; я ему тоже ещё обязан.

Через четверть часа они оба ехали верхом через долину Подолина по направлению к горе.

– Может быть, он ещё спит? – сказал маркиз.

– О, Мирослав рано встаёт, он как жаворонок.

Аурелий вспомнил, каким он вчера счастливым пришёл с прогулки. В то же время перед его внутренним взором стояла трагическая история жизни Урзина. Невольно он оглядывал деревья, не висит ли где плетёный гамак со спящим Мирославом. Вдруг Аурелий подумал, что его друг стал тем Давидом, через которого Господь победил Голиафа, ехавшего теперь рядом с ним. Он сам был Иосифом, которого Бог послал для спасения его братьев. Он был героем, победителем! Все его юношеские мечты сбылись, но каким путём! Да, таковы пути Господни!

– Пан доктор! – услышал он вдруг голос маркиза.

– Что угодно, ваша светлость?

– Не известны ли вам материальные обстоятельства пана Урзина?

– Блестящими их назвать нельзя, – ответил молодой человек угрюмо. – Коримский намеревается отдать ему аптеку на выплату. Намерение это хорошее, однако я не знаю, – Лермонтов оглянулся, – примет ли Урзин это предложение. Вам, пан маркиз, я могу сказать, вы меня не выдадите: я вчера нашёл его дневник и прочитал в нём, что он когда-то дал обещание никогда ничего не принимать от Коримских. До сих пор он тратил на себя то, что накопил раньше, и теперь ему нужно уходить, потому что он не может прикоснуться к настоящему своему заработку.

– Как странно! – воскликнул маркиз взволнованно. – Если он не примет предложения Коримского, он уйдёт.

– Вы полагаете? – воскликнул доктор. – Однако вы, наверное, правы.

– Мне очень хотелось бы ему помочь, – сказал маркиз, – уж хотя бы потому, что я его вчера обидел.

– Мирослава?

– Что вы так удивляетесь? Разве я, вас не обижал? – спросил маркиз с явным раскаянием.

– Это совсем другое дело, – возразил молодой человек, – я ещё постою за себя, но Мирослав такой кроткий, такой мягкий – настоящий ученик Господа.

– И всё же я ему сказал, что Господь за всё его верное служение не дал ему даже хорошего платья. Теперь меня это мучает. Я знаю, что он намного богаче меня. Я только ничтожная головня, вырванная из огня, а он верный слуга Божий, которого ждёт венец, но он ещё так молод. В разговоре он признался, что бедность его угнетает и унижает. Он терпеливо несёт своё бремя. Узнайте, пожалуйста, как ему помочь.

– Я постараюсь, пан маркиз. Однако мы почти у цели. Закончим разговор, иначе он может заметить, что мы говорили о нём.

Напрасная забота! По прибытии в Боровце Аурелий нашёл в комнате Мирослава открытку следующего содержания:

«Доброе утро, братья! Я был так счастлив вчерашнему посещению пана барона Райнера! Я оставил его у себя на ночь, так как было уже поздно, а теперь мы вместе отправляемся в долину Дубравы. Господь с вами, до свидания! Ваш Мирослав».

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ

В Горке двое учёных, занятые наукой, сидели за своими письменными столами. Адам ве слышал, как дверь отворилась и кто-то вошёл. Но вдруг он почувствовал объятие двух нежных рук, и прелестная головка склонилась над ним для поцелуя. Маленькая рука положила перед ним на стол розу. В этот же момент пришедшая оказалась пленницей.

– Привет тебе, моя Маргита! В первый же день ты выполнешь своё обещание и приходишь сюда, чтобы наши запылённые древние миры оживить блеском твоего присутствия?

– Я пришла за вами.

– За нами? По какому такому важному делу?

– Обед на столе. Не забывайте, что вы ещё не мумии и нуждаетесь в хлебе насущном, – пошутила она, подбежав к столу профессора.

– Ну, подожди у меня! Благодарим за комплимент!

– Простите меня, сударыня! – завертелся профессор на своём стуле, – но я совсем не голоден, и нить моих мыслей может оборваться.

– О, вы её снова найдёте! Идёмте, прошу вас.

Взгляду этих очаровательных глаз никто не мог противостоять. Профессор встал, Маргита взяла его под руку и, шагая рядом со стареньким учёным, она казалась ещё моложе и привлекательнее.

«Она хорошеет с каждым днём», – подумал Адам.

Весело разговаривая, они пришли в столовую. В кресле сидел уже пан Николай, а рядом с ним, положив руку на его плечо, стоял Аурелий.

– Смотри, Маргита, – сказал Адам, – он нас с тобой совсем вытеснит из сердца дедушки!

– Этого я не опасаюсь, – возразила она с сияющими глазами. – Ты уже давно укоренился в его сердце, и у меня в нём есть прочное местечко. Аурелий заполняет лишь ту пустоту, которая образовалась там со времени смерти моей матери и которую никто из нас не мог заполнить; а за это мы должны благодарить Господа.

– Ты права, об этом я не подумал. Дедушка теперь оживёт.

– Какой ты задумчивый! – сказал Адам, обнимая Никушу, стоявшего у окна. – Не о прекрасных ли синих глазах мечтаешь?

– Нет, сейчас нет, – возразил Никуша, краснея.

– Нет? Так о чём же?

Я думаю о Мирославе, скоро ли он вернётся?

– Вот как? Разве он с вами не пришёл?

– Нет, он в долине Дубравы.

– А ты теперь его дождаться не можешь, чтобы поделиться своим счастьем? – поддразнивал его Адам, который очень рад был его обручению.

– Ты прав. Ещё недавно я делил с ним моё несчастье и боль, поэтому мне хочется поделиться с ним и радостью.

– Ну, конечно! Но то, что барон Райнер вчера пришёл к нам.

– Очень интересно! Жаль, что нас не было дома!

– Да, жаль. Но, может быть, он заедет к нам на обратном пути.

– Мне бы очень хотелось поговорить с ним

– Мне тоже. Он приятный человек, прямая противоположность большинства новоиспечённых дворян. Однако Маргита зовёт нас.

Только все успели сесть за стол, как раздался стук в дверь.

– Мирослав идёт! – воскликнули все, ибо только одна рука так стучала в д дверь. И действительно, вошёл Мирослав под общее радостное приветствие

– Как вам вчера удалось улизнуть от нас? – спросил пан Николай. – Маркиз считает, что вы это сделали преднамеренно но Тамара сказала, что от их благодарности вам всё равно не уйти.

Урзин улыбнулся.

– Сегодня на рассвете, сказал Аурелий, сердечно, его обнимая, – мы с маркизом были у тебя. Но мы нашли только открытку, а птичка уже улетела в столь ранний час

– С паном маркизом? Как жаль, что вы зря потеряли время.

– Это ничего! После обеда все придут к нам, – успокаивала его Маргита. – Но прежде Никуша вам должен что-то сообщить.

Обед прошёл в оживлённой беседе.

– И так, брат, что ты мне должен ещё сообщить, – спросил Урзин Никушу, когда они остались одни в саду.

– То, что я невыразимо счастлив, так счастлив, что самому не верится. Но ты поймёшь меня без лишних слов Тамара моя. Маркиз дал мне её, мы обручены!

– Что ты говоришь, Никуша!?

– Не веришь?

– Не поверил бы, если бы не ты сказал.

– Но ты видишь, что я счастлив!

– Это я вижу, но и что-то другое.

– А именно?

– Необходимость моего решения.

– Какого решения?

– Я решил срок моего отпуска сократить, чтобы пан Коримский мог прийти и порадоваться вместе с паном Орловским. Теперь я решил твёрдо отец твой должен прийти, чтобы порадоваться не только за тестя и племянника, но прежде всего за своего сына. О, какое чудное известие я ему принесу! – воскликнул он восторженно.

– Однако, Мирослав, почему ты должен принести ему это известие? Я ему уже написал письмо.

Тогда дай мне его, Никуша Ты дашь мне его, не правда ли, и не лишишь меня счастья доставить ему это радостное известие. Я прошу тебя!

– Зачем ты так просишь, Мирослав? Если тебе так хочется, то отправляйся, но возвращайся вместе с ним.

– Это будет невозможно, но ведь вы скоро приедете в Орлов.

– Ты прав, Мирослав. Дедушка скоро повезёт Аурелия туда и пригласит Орано, чтобы ещё раз отпраздновать возвращение Аурелия. Тогда мы тебя возьмём с собой.

– Я хочу попросить пана аптекаря, чтобы он мне позволил приготовить кое-что в вашем доме, чтобы Тамаре в нём понравилось, когда она придёт.

– О, какой ты добрый, Мирослав!

Молодые люди гуляли по саду, мечтая о будущем Урзин кое-что записывал в свой блокнот.

– Ты отцу ничего не говори. Дверь в мою комнату не закрыта, а в столе возьмёшь деньги. Можешь истратить всё, что нужно.

Иисус Христос недовольным не будет, ибо и Он готовится к встрече со Своей невестой

– Конечно, Никуша.

Затем Урзин сообщил Никуше, кого он назначил евангелистами в Подграде и что об этом уже есть договорённость. Это Никушу очень обрадовало.

– Мирослав, а о Степане я и не вспомнил, так как он мне показался достаточно обученным Богом.

– Он и там будет всем в благословение. И если к тому, чему Господь его научил, добавится ещё соответствующее образование, то можно себе представить, каким орудием благодати он будет в руках Божиих.

– Это верно, и мы с Аурелием можем почитать за честь, что мы в этом деле могли быть орудиями Господа.

Так друзья беседовали ещё некоторое время на эту тему. Позже в Горке все узнали об этом и были согласны с таким решением,

– Я бы сам хотел передать дяде эту весть, чтобы узнать, что он на это скажет, – заявил Адам.

– Это очень хорошо с вашей стороны, дорогой Урзин, что вы пану Коримскому хотите оказать эту услугу, – поддержал пан Николай. – Жаль только, что мы вас теряем. Скажите Манфреду, что Господь меня по милости Своей очень щедро одарил, даровав мне дорогого внука, но что и ему, Манфреду, подарена дочь, о которой он не смел мечтать.

– Вы так добры, Мирослав, – сказала и Маргита. – По возможности мы скоро приедем в Орлов и в Подград. Тамара обещала погостить у меня подольше, и Никуша тоже может отдохнуть в Орлове, и вы тогда каждый день можете приходить к нам. Это будет прекрасно!

Адам приказал заложить коней. Перед отъездом маленькая община опустилась на колени. Даже молодого учёного коснулись слова, которыми Урзин их всех предал под защиту и охрану Господа.

«Он в своём деле совершенно уверен, – подумал Адам. – Всё же хорошо иметь такую крепкую веру, такое кроткое доверие».

Аурелий хотел проводить друга до станции, но тот не согласился.

– Никуша тоже захочет поехать с тобой, а ему нельзя долго быть на жаре.

– Тогда с Богом, брат мой!

Мирослав наклонился ещё раз из повозки и обнял Николая на прощание.

– С Богом, Маргита!

Он поцеловал руку молодой женщины, помахал всем шляпой.

И те самые горячие кони, которые однажды в зимний вечер при везли Маргиту со станции, когда она на мосту впервые увидела Урзина, которого пожалела, потому что он в такую плохую погоду и в такой плохой одежде шёл пешком, унесли его на станцию. Та картина так живо предстала перед её глазами, что она не могла удержаться и рассказала о ней своим братьям. Долго смотрели друзья вслед повозке, пока она не скрылась из виду.

– Он к нам пришёл пешком, – сказал Никуша, – пришёл бедняком к нам, как казалось. Но он принёс нам, нищим, такое великое богатство.

«А теперь, – думал Аурелий, – он идёт к человеку, от которого он по обещанию своему никогда ничего не хотел принимать. Он с радостной вестью идёт к нему, и я уверен, что Коримский в своей радости не вспомнит о своих намерениях относительно его. Но я с Коримским об этом ещё поговорю! Это дело откладывать нельзя».

Мирослав приехал на железнодорожную станцию, когда поезд уже стоял. Вагон оказался пустым, что его обрадовало. Никто ему не мешал размышлять и делать заметки в своей записной книжке. На станции П. он взял дрожки, чтобы пораньше приехать домой.

– Пан провизор вернулся! – раздалось вскоре по всей аптеке, и все прибежали приветствовать его.

Генрих чуть не плакал от радости, а Ферко прыгал от восторга. Пани Прибовская поспешно начала собирать для него ужин. Каждый хотел ему чем-то услужить. Было заметно, что его везде недоставало и что только теперь люди его по-настоящему оценили.

В своём рабочем кабинете сидел за подсчётами пан Коримский. Услышав стук, он нехотя открыл дверь. Но увидев пришедшего, он обрадовался.

– Урзин, это вы? Но как же так? Ведь ваш отпуск ещё не кончился!

– Добрый вечер, пан Коримский! Я приехал раньше, потому что добрые вести нельзя задерживать.

– Вы несёте добрые вести? Удивительно, что именно вас послали с ними.

Коримский подал Мирославу руку.

– Меня не послали, я сам приехал, потому что знал, что вы сразу же утром поедете в Горку.

– Из-за этих известий? – спросил он удивлённо.

– Да, пан Коримский, позвольте передать их вам.

– Тогда присядем. – Аптекарь указал на место возле себя. – Ну, я слушаю.

– Однажды вы хотели знать, что удручает пана Лермонтова.

Тайна раскрыта, гнёт снят. Из бумаг, которые вручил ему его адвокат, он узнал, что он сын Фердинанда Орловского. При помощи маркиза Орано это дело, которое Аурелий скрывал от своей семьи, раскрылось, и счастливый пан Орловский просит передать вам, что обрёл дорогого внука.

– Лермонтов внук Орловского?! – воскликнул Коримский изумлённо Да, и двоюродный брат Маргиты и Никуши. Они все очень счастливы!

– Тогда вы правы, я поеду к ним!

– Да, конечно! Но я ещё не всё сказал. – Весёлая улыбка осветила лицо Мирослава.

– Пан Коримский, Никуша выздоровел и с каждым днём набирает силы. Вчера он был в Подолине, где даже участвовал в походе, а сегодня утром вернулся счастливым женихом маркизы Тамары Орано. В этом письме вы прочтёте подробное описание счастья, которое Иисус Христос приготовил для Никуши и к которому Он его привёл чудными путями.

Прошло некоторое время, пока пан Коримский пришёл в себя от этих неожиданных известий.

– Прочтите мне, пожалуйста, обратился он к Урзину, – я слишком возбуждён, буквы пляшут у меня перед глазами.

Прослушав письмо до конца, он быстрыми шагами стал ходить по комнате. Едва справляясь с обуревавшими его чувствами, он оставил провизора одного и ушёл в салон. Как камень, свалилось с его души бремя страха за сына.

«Верить в проклятия – это ребячество, – говорил он сам с собой Мой сын не умрёт, нет! Он жив, здоров и женится, и я ему устрою свадьбу в сто раз пышнее моей. Моя невеста была дворянкой, а он женится на маркизе Орано – единственной дочери богатого человека. К чему все эти ненужные опасения? Как исполняются твои пророчества, Боринский? Я вижу моих обоих детей счастливыми».

Весь его вид выражал заносчивое удовлетворение. «Мои поиски были напрасными.

Что это хорошо, я вижу только сейчас. Имя Коримских, которое маркиза Орано готова принять, не должно иметь изъяна! Пусть ушедшее в могилу навсегда останется в ней.

Ведь я и не так уж виноват: Боринский скрыл его от меня. Я уверен, что мой первенец умер, и если бы он был жив, он не нашёл бы места в моём сердце…»

– Позвольте, пан Коримский, – раздался в этот момент голос у дверей. Аптекарь увидел своего провизора. Улыбка нескрываемой благосклонности играла на его устах.

– Что угодно, вестник моего счастья?

Мирослав покраснел.

– Я прошу поручений.

– Каких поручений?

– Позвольте упаковать ваши вещи.

– Ах да, я был бы вам очень признателен.

Коримский передал ему ключи от шкафов. Поклонившись, Мирослав вышел, а аптекарь снова стал ходить по салону.

«Пора, – подумал он, – расстаться с этим хозяйством в аптеке.

Николай может прекрасно жить и без неё. Маркиза Орано не Может быть женой или невесткой аптекаря. Хорошо, что я намеревался уступить аптеку Урзину, и хорошо бы это дело сразу уладить»

Однако до этого не дошло. Когда Урзин вернулся, он сообщил Коримскому, какое приятное поручение дал ему Николай, а именно: приготовить дом для встречи невесты. Это дало мыслям Коримского другое направление.

Поручения, которые получил теперь Урзин, были немалочисленны. Они касались не только внутреннего устройства дома, но и сада с двором. По-видимому, Коримский намеревался показать Орано богатство Николая.

У меня к вам просьба, – сказал Мирослав после окончательного обсуждения поручений.

– Нет такой просьбы, которую я для вас не выполнил бы, – ответил Коримский

– Возьмите с собой пани Прибовскую. Ей обещали, что она сможет навестить свою семью в долине Дубравы, пока господа в Боровце.

– Я не против, но как вы обойдётесь без неё?

– С Божией помощью обойдёмся. И если вы позволите, я попрошу Агнессу X., чтобы она до вашего возвращения замещала её.

– Хорошо. Если вы это уладите, сообщите пани Прибовской, чтобы она была готова.

– Благодарю вас! Спокойной ночи!

– Как вы себе это представляете, пан провизор, чтобы сейчас, когда у вас столько работы, я ушла?

Старая пани Прибовская всплеснула руками, когда Урзин передал ей поручение её господина.

– Тётушка, я Градским уже пообещал, что вы приедете. Или вы хотите, чтобы я нарушил своё слово?

– Но ведь предстоит ремонт всего дома!

Это ничего Господь нам с Агнессой даст мудрости сделать всё хорошо. Вы будете довольны. Кухню вашу мы не тронем. Когда вернётесь, вы её сами приведёте в порядок

– Ах, я с удовольствием поеду, – согласилась она наконец. – Я хоть увижу моего Никушу. Кто бы мог подумать, когда вы пришли к нам, что мы здесь ещё сможем принять невесту? И ещё какую! Я всё ещё вижу её, как она тогда была на похоронах. Но не слишком ли она знатная дама для нас?

Она любит Иисуса Христа, а Он учит Своих детей всему необходимому.

Наконец с приготовлениями было покончено, и Коримский вместе со своей экономкой уехал.

– А теперь за работу! – сказал провизор.

Он собрал слуг на утреннюю молитву, распределил поручения, написал открытку и послал Ферко отнести её Агнессе. Та немедля явилась, и работа закипела.

Дел было немало, если учесть и то, что Коримский поручил провизору привести в порядок и аптеку. С этого он и начал свою работу. Большую часть пришлось выполнять молодому провизору и его двум помощникам, ибо приведение в порядок всех аптечных товаров не каждому можно поручить. Сотни раз приходилось бегать по лестнице вверх и вниз. Но пан провизор и Агнесса помогали им, и молодые ребята даже не чувствовали усталости. За два дня аптека была приведена в полный порядок. Украшенная цветами и декоративными растениями, она могла теперь сравниться с любой аптекой большого города.

Урзин руководил устройством сада. В нём, по распоряжению пана аптекаря, также намечались значительные изменения.

Прежде всего позаботились о том, чтобы парк до самой террасы был хорошо освещён.

В гостиной и в жилых комнатах блестели уже свежевыкрашенные полы. Оставались ещё комнатка Урзина и молитвенный зал, в котором теперь каждый вечер проводились собрания, ибо подградцы хотели наверстать то, что упустили во время отсутствия пана провизора.

Так наступило воскресенье. Для служения в распоряжении Мирослава был весь день.

Его лицо сияло, будто он всему миру хотел сказать:

«Труд в жизни для Христа радостно свершай,

Ближних люби всегда, слабых подкрепляй!

Время в жизни ты всегда проводи в труде!

Трудись для Иисуса!»

Утром он провёл час молитвы с домочадцами, затем люди стали собираться на богослужение. После обеда он с группой молодых людей отправился на прогулку к развалине крепости. Урзин разделил с ними взятую с собой простую пищу и поделился своим опытом в служении Господу, воодушевляя их следовать за Христом. Затем он разучил с ними песню:

«Спаситель о мне, недостойном, печётся, грехи мои кровью своей Он омыл».

На вечернее богослужение собралось народу, как никогда раньше, и немало сердец в этот вечер приняло решение отдаться Господу.

Когда все ушли и пан провизор проводил последних, Генрих заметил, как тот прислонился к двери и закрыл глаза. Лицо его было бледным, на лбу показались капли пота. Когда Генрих озабоченно подошёл к нему, Урзин улыбнулся, заверив его, что это пройдёт. Он поцеловал Генриха, пожелал ему спокойной ночи 'я напомнил, чтобы он всё запер и везде выключил свет. А сам ушёл.

Куда он отправился, Генрих не знал. Возвратился Урзин поздно и сразу же запер за собой дверь своей комнаты.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ

Между тем пани Прибовская проводила счастливые дни в кругу родных. Она увидела Никушу не только здоровым, но и рука об руку со своей прелестной невестой. Пани Прибовская была счастлива, что Никуша представил её своей невесте как добрую, преданную тётушку, которая всегда, в особенности же во время его болезни, заботилась о нём. Так как маркизе трудно было с ней объясниться, она ласково поцеловала её в щёку, глаза Тамары светились благодарностью.

Сердце пожилой женщины загорелось любовью к молодой маркизе. «Пан провизор прав, – думала она, – Иисус Христос её всему научит. Она не гордая и очень любит Никушу. С ним она будет счастлива и всем довольна».

Наконец пани Прибовская увидела своих господ счастливыми. Да, это были славные дни, когда все родные и знакомые окружали её любовью. И всё же покоя у неё не было, её тянуло домой, потому что она постоянно думала о своих обязанностях, которых сейчас было немало.

– Ты знаешь, Степан, – сказала она своему племяннику, – мы пану провизору оставили очень много работы. Я лучше господ знаю, сколько там работы. Я должна ему помочь.

В понедельник после обеда она собралась в путь. Когда пани Прибовская вечером вернулась домой, она всплеснула руками, увидев всё сделанное. Однако и для неё оставалось ещё много дел.

Во вторник под вечер в Подолинском парке прогуливались Коримский, Аурелий и маркиз.

– Дорогой дядя, – сказал Аурелий вдруг, – пан маркиз знает о твоём плане с Мирославом. Я хотел бы знать, сообщил ты уже ему о своих намерениях?

– Урзину? Нет! – аптекарь отрицательно покачал головой. – Я уже хотел это сделать, но не было времени. Но думаю, это дело потерпит ещё несколько дней. Я велел ему привести в порядок аптеку. Значит, он сделает это для себя, потому что после нашего возвращения я намерен передать её ему.

Лицо Аурелия помрачнело. Надменный тон в речи Коримского раздражал его.

– Я полагаю, что было бы лучше, не откладывать это дело, – сказал он задумчиво.

– Да ведь осталось всего несколько дней, – вмешался маркиз в разговор, – и неожиданность будет ещё приятнее, если Урзин получит приготовленную для своего шефа аптеку.

– Я тоже так считаю.

– Пан Коримский, пожалуйста, подойдите ненадолго к нам, и только вы один, – раздался в этот момент из ближайшей беседки голос Тамары.

– А нам нельзя? – спросил Аурелий.

– Нет, только мой отец, – возразил голос Маргиты.

– Тогда позвольте, – сказал Коримский улыбаясь и, поклонившись, удалялся. Аурелий и маркиз остались одни.

– Он тянет, – сказал Аурелий недовольно, а вы, пан маркиз, поддерживаете его в этом.

– Не огорчайтесь, Аурелий, – успокаивал маркиз доктора, – у меня тоже есть план, и я думаю, что всё выйдет наилучшим образом.

– У вас план?.. Могу я узнать, какой?

Маркиз кивнул головой.

– Урзин мне доказал, что и благотворительность должна иметь свои законы и правила. А между тем у меня нет возможности действовать по ним. Но так как у меня есть потребность отблагодарить за выздоровление и счастье моей дочери, а также за оказанную мне милость, я подумал о том, чтобы купить для Урзина аптеку по цене её стоимости. Не хмурьтесь. Я знаю, что он не принял бы этого от меня. Но если он хочет её выплачивать, тогда пусть эти деньги пойдут на благо страждущего человечества, которому он готов помочь. Я бы вам этого не сказал, если бы не хотел попросить вас быть посредником в этом деле. Я не думаю, что такой кроткий человек, как он, не захотел бы служить орудием для возмещения моего долга. С его принципами он, владелец аптеки, станет добродетелем всей окрути и, – добавил маркиз тихо, – таким путём он от Коримского может ничего не принимать и ни от чего не отказываться.

– О, пан маркиз, какая чудная идея! – воскликнул Аурелий восторженно. – Нигде вы не могли бы лучше использовать свой капитал, как доверить его ему! Я с удовольствием буду вашим посредником. Теперь мне нужно только поскорее отправиться в Орлов.

Однако до выполнения этого желания утекло ещё много воды.

В среду после обеда в горах разразилась сильная гроза. Сверкали молнии и немало деревьев было вырвано бурей из земли. Маргита смотрела на разбушевавшуюся стихию и думала о страшном времени перед вторым пришествием Христа. Она стояла на балконе в Горке. Ветер трепал её золотистые волосы. Вдруг она содрогнулась: а что, если Адам сейчас находится на обратном пути из Подолина? У него даже не было зонта! А тучи шли такие чёрные, грозовые… вот опять где-то ударила молния! «

В страхе молодая женщина стиснула руки на груди. Адам не был готов предстать пред Господом, если его поразит молния! О, Господь Иисус Христос, сохрани его! Я пойду к нему, пойду!..