Текст книги "Дорогой ценой"

Автор книги: Кристина Рой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

– Дома ли пан Коримский и чем он занят? – приветливо спросила Маргита вышедшего ей навстречу слугу. Как пригодилось ей сейчас знание словацкого языка!

– Они с паном доктором упаковывают вещи, – доложил слуга.

– А пан Николай?

– Он у пана провизора.

– Благодарю.

Она ласково кивнула ему и поспешила дальше. В тот раз Урзин показал ей дверь его комнаты, так что она теперь знала, куда идти.

Как хорошо, что Николай был как раз там, и они могли встретиться не при отце. Для него эта встреча после стольких лет могла бы быть очень тяжёлой.

Девушка тихо открыла дверь и так же тихо прикрыла её за собой. Её обдало приятным теплом. Она была слишком возбуждена, чтобы заметить холод на улице… Только теперь она почувствовала, как она продрогла. В комнате свет не горел, но было достаточно светло: огонь из камина освещал картину, запомнившуюся ей навсегда.

В глубоком удобном кресле сидел, поставив ноги на широкую низенькую скамеечку, её бледный, но красивый брат. А его прозрачная рука лежала на густых волосах сидевшего у его ног молодого человека. Маргита загляделась на них. Ей показалось, что и её место там, около молодого провизора. – Видите, Мирослав, – сказал Николай, – с вами всегда так хорошо. В вас есть что-то такое, что душу мою словно завораживает. Я был так возбуждён, что весь дрожал. Знал бы это Аурелий, он бы меня уложил в постель и дал бы что-нибудь успокаивающее, а здесь я и без порошков успокоился.

– Это понятно, дорогой мой, – улыбнулся Урзин.

Его голос, полный любви, тронул сердце Маргиты. Она хоть немного хотела их послушать.

– Понятно? Почему же?

– Господь, Которому я принадлежу и служу. Который сказал мне: «Я с тобой», является Князем мира. Не моя, а Его близость успокаивает вас. Вы разве не знаете, что один Иисус Христос может успокоить все бури и вылечить все раны?

Маргита, широко раскрыв глаза, удивлённо смотрела на говорящего. Значит, он верил, что Иисус Христос с ним, здесь! Он верил так же, как те испанские герои, мученики! Они в тюрьме, умирая, утешались Его присутствием.

– Мирослав, разве вы всегда думаете о Нём? Как это возможно?

– Очень просто, у меня ведь, кроме Него, никого нет.

Странное чувство овладело Маргитой. Ей показалось, что это должно быть большим богатством – иметь только Его Одного и притом жить в таком свете и мире, как этот молодой провизор.

Она непроизвольно шагнула вперёд и нечаянно что-то задела.

Урзин обернулся и увидел её. Его лицо просияло.

– А мы и не заметили, что у нас такой долгожданный гость!

Николай тоже обернулся.

– Маргита!..

Сердце не обманешь. Николай сразу узнал стоявшую в дверях.

В слезах она протянула к нему руки и бросились в его объятия.

– Никуша, родной мой!

– Маргита, ты пришла ко мне? О, как чудно!

– Ну как же мне было не приехать, когда ты так тосковал по мне! А я и не знала…

Обнявшись, Маргита и Николай плакали. Они и не заметили, как Урзин оставил их и как он ещё раз посмотрел на них, обернувшись в дверях. Его взгляд выражал и любовь, и боль одновремевно. Они и не увидели, как он коридоре, обессилев, прислонился к холодной стене и прижал обе руки сначала к груди, а потом к лицу. Постояв так немного, он побежал вверх по лестнице и вошёл в зал. С его лица исчезла бледность, утихла боль, от которой на этой земле нет лекарства.

Ничего не оставалось в его благородном лице, кроме глубокой печали во взгляде.

– В чём дело, Урзин? – с удивлением спросил аптекарь, закрывавший большой чемодан. – Николаю что-нибудь нужно?

– Нет, пан Коримский! – молодой человек улыбнулся. – Для этого он теперь слишком счастлив: пришла пани Орловская.

– Маргита? – Коримский опустил крышку чемодана и поднялся. – Она пришла сегодня, в такую непогоду? Когда?

– Только что, и я думаю, что она приехала прямо из Горки. Я пришёл сообщить вам об этом, потому что нужно позаботиться о горячем ужине и о спальне, рели позволите, я это сделаю за вас, пан Коримский.

Ответом был кивок головой и благодарный взгляд его гордых глаз.

Провизор удалился. Вскоре узнали пани Прибовская и все люди в доме, какая дорогая гостья к ним явилась. Женщины плакали от умиления, совсем потеряв голову. Хорошо ещё, что провизор сохранил самообладание и позаботился обо всём. Он велел принести из кондитерской и ресторана всё необходимое к ужину И он сам проветрил и протопил комнату для гостьи.

Затем они со слугой вынесли чемоданы из зала, навели порядок и зажгли свет, чтобы всё было готово, когда господа спустятся вниз.

Если бы кто-нибудь сказал Коримскому, что самый счастливый момент его жизни будет в комнате его провизора, он бы не поверил. А на стене светились незамеченные им до сих пор слова:

«Прощайте, и прощены будете!».

Доктор Лермонтов занимался составлением маршрута путешествия, когда кто-то тихо коснулся его плеча.

– Вы – как дух, Урзин. Где вы оставили Никушу?

– У себя.

– Вы пришли за мной?

– Нет, я хочу вам что-то сказать. Приехала пани Орловская проститься с братом, я считаю, в ответ на письмо, которое он ей написал.

– Что, Маргита Орловская здесь? Вы присутствовали при их встрече? Никуше не повредило волнение?

– Счастье и любовь никогда не вредят.

– Хорошая логика. А что они говорили друг другу?

– Почти ничего. Они оба плакали.

– Бедные! – доктор опустил голову:

– Теперь и пан Коримский там. Если позволите, я закончу за вас маршрут путешествия. Друзья всегда рады поделиться счастьем. Идите, пан доктор, к пану Николаю!

– Вы очень добры, что избавляете меня от этого скучного дела..

У меня и так не хватило бы терпения, а теперь и подавно. Но надо составить такой маршрут, чтобы не утомлять Николая частыми пересадками и долгим ожиданием. Вот здесь я остановился. Однако я лишь поприветствую пани Орловскую и сразу вернусь.

Конечно же, он не вернулся. Застав господ уже в салоне, доктор стал свидетелем и ещё одним желанным участником семейной идиллии.

– Маргита, это Аурелий, мой единственный друг по университету, а теперь – брат и благодетель, – представил его Николай, и глаза молодой женщины тепло взглянули на него.

– Я от всего сердца благодарю вас, пан доктор, за всё, что вы сделали для моего брата и отца, – сказала она, протянув ему руку.

– Да, Маргита, мы доктору Лермонтову многим обязаны, – сказал пан Коримский.

– Он и теперь, не считаясь с неудобствами, отправится с нами в путешествие.

– Не верьте этому, пани, – возразил молодой человек, – я это делаю с удовольствием. А то, что я делал до сих пор, Никуша на моём месте сделал бы тоже, и даже больше.

– Этому я верю, однако это не умаляет ваших заслуг и нашего долга перед вами. Так, когда вы завтра отъезжаете?

– Примерно, в десять часов.

– Тогда мы завтра ещё увидимся.

– Ты придёшь? – удивился Николай.

– Неужели ты думаешь, Маргита, что мы тебя сегодня ещё отпустим домой? – заметил Коримский.

– И даже если бы все разрешили, я как врач не позволил бы вам ехать в такую непогоду, – вмешался Аурелий, и его весёлое настроение разрядило обстановку.

– О, если вы меня приглашаете, я охотно останусь? – воскликнула Маргита и рассказала о своём поспешном отъезде из Горки, причём так остроумно, что весёлое настроение не покидало всех и во время ужина, к которому и Урзин был приглашён. Когда после ужина он хотел удалиться, Николай задержал его.

– Последний вечер вы проведёте с нами, Мирослав, не правда ли, отец?

– Да, сын мой, если пан Урзин согласен.

– Оставайтесь, пожалуйста! – присоединилась к ним Маргита.

И Урзин остался.

* * *

А в это самое время старый пан Николай беспокоился о том, что Маргите в Горке будет скучно. О, ещё никогда ей не было так весело! Она играла для брата на пианино, иногда в четыре руки с доктором Лермонтовым. Затем она аккомпанировала доктору, воспевавшему красоту весны. Впервые в жизни она была счастлива.

– А ведь вы мне должны, Мирослав, – сказал вдруг Николай.

– Я, пан Коримский?

– А вы забыли, что обещали спеть мне перед отъездом? Спойте теперь, пожалуйста; Завтра уже не будет времени на это.

– Если вы желаете и если остальные господа не будут против, я охотно спою.

– Мы просим вас, – сказала Маргита:

Молодой человек после краткого раздумья, прислонившись к фортепьяно, запел:

«Превыше разума любовь Твоя,

Господь, Спаситель мой!

Но жажду я любви Твоей всю полноту познать

И в ней всю силу, высоту, блаженство созерцать».

Врач не мог оторваться от лица певца. Что его так поразило – красота голоса, глубина чувства или сама песня? Маргита крепко держала руку брата. Она текст песни не совсем понимала, но тем более трогали её мелодия и нежность голоса. Николай закрыл глаза. Пан Коримский же впервые внимательно смотрел в благородное, загадочное лицо своего провизора, который продолжал петь;

«Превыше слов. Господь, любовь Твоя,

Но жаждет слов живых душа моя,

Чтоб грешникам погибшим возвещать

Любовь, могущую спасти и все грехи прощать.

Любовь превыше всей хвалы земной,

Но жаждет сердце петь. Спаситель мой,

Хвалу любви, нисшедшей до меня

Из тьмы греха призвавшей в чудное сиянье дня».

Голова Коримского опустилась. Лицо его стало бледным в печальным. Ах, было время, когда родная мать пела сыну своему об этом Иисусе и учила его молиться. Уста её замолкли в могиле, мальчик вырос и забыл о Христе. Он позабыл и данное когда-то им обещание – жить только для Него, как жила его мать, а теперь обо всём этом напомнила ему песня Урзина. А тот пел дальше с ещё большим воодушевлением:

«Зажги, Господь, любовь в моей груди!

К источнику Ты сам меня веди.

Дай верою мне жажду утолить;

И от земных источников всё сердце отвратить.

Когда ж лицом к лицу увижу я Тебя,

Спаситель мой, то песнь моя

Любви Твоей прославить широту,

И высоту, и беспредельную всю глубину».

Песня закончилась, но аплодисментов не последовало, лишь короткое «Благодарю!» услышал Урзин. Он и этого не ожидал. Немного смущённый, пожелав всем спокойной ночи, он удалился. Никто из оставшихся ни слова не сказал о его песне. Слишком глубоко затронула она их сердца…

Наступила ночь. Успокоенная сознанием, что она снова дома, наконец, в отцовском доме, Маргита спала сладким сном младенца. Николай от возбуждения немного устал. Аптекарь же почти до утра ходил по своей комнате, также и доктор не притронулся к своей постели. Он стоял у окна, прижимаясь лбом к холодному стеклу.

«Прости меня, матушка, – думал Коримский. – Если бы ты была жива и руководила мной, то я своё обещание сдержал бы. А так… мир полон зла, и веры в нём нет, всё опровергается. Я не сдержал обещания своего, а возобновить его невозможно! Я не любил Его и не служил Ему, потому что веру в Него потерял.

Ах, кто вернул бы мне то время, когда я верил! В той вере было столько счастья, столько уверенности, а теперь ничего нет надо мной и душа моя пуста. Прости меня, прости недостойного сына твоего!»

На другой день в Подграде стало известно, что Коримский со своим сыном в сопровождении доктора Лермонтова отправился куда-то на юг. Говорили, что на вокзале была и Маргита Орловская и что она долго и сердечно прощалась с братом и отцом. А когда поезд умчался, она направилась прямо в Орлов. Немало удивился пан Николай, когда его любимая внучка вдруг появилась перед ним. А как бы он удивился, если бы узнал, где она провела прошлую ночь! Но об этом люди не говорили, потому что они этого не знали.

Маргита видела, как дедушка вздохнул, когда узнал, что она примирилась с отцом. Она поняла, что он рад, и этого ей было достаточно.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

И снова наступил вечер. На дворе было так холодно, что казалось, будто даже звёзды на небе застыли. Но в библиотеке Орловских было тепло и уютно. Красноватое пламя камина освещало пол, покрытый коврами, и разрисованный потолок, деревянные стеллажи с книгами, этажерки, уставленные арабесками, различными фигурками и кристаллами, большие бронзовые вазы и искусственные букеты. Отсвет пламени отражался в большом зеркале, ласкал тёмные удобные кресла и диваны и дорогие альбомы на одном из столов. Но основной отсвет падал на длинный шезлонг пана Николая вблизи камина, на котором в глубоком раздумье покоилась Маргита Орловская. Молодой женщине было о чём подумать.

Из Подолина директор Зарканый передал дедушке, что князь С. просит посетить его ещё сегодня для обсуждения купли-продажи замка. Дедушке пришлось уехать, а вернуться он сможет только завтра. Ему было неприятно оставлять только что приехавшую внучку одну, но изменить он ничего не мог. Покупка замка и то обстоятельство, что египетский вельможа поселится по соседству, её очень заинтересовали. Но так как посредником в этом деле был Адам Орловский, она и слышать ни о чём не желала. Она хотела помогать своему дедушке, когда он нуждался в её помощи, но только дедушке и больше никому.

И сейчас она не думала о Подолине. Её мысли были с теми, кто всё дальше удалялся от неё. Она беспокоилась о своём брате: не утомила бы его дорожная суета. Ах, как бы она хотела быть рядом с любимыми отцом и братом!

В своих раздумьях она вдруг вспомнила свой уход из А. и своё путешествие сюда, как она в тот день проехала несколько станций в сопровождении своей матери. Необходимости в этом не было, однако мать хотела проводить её хотя бы немного на её новом жизненном пути.

Перед внутренним взором Маргиты стояла женщина – её мать, горячо любимая мужем, но не любящая родную дочь… И всё же Маргите удалось обрести её любовь. В этом Маргита убедилась по глазам матери в последние часы перед расставанием. Маргита чувствовала это и теперь. В ушах её звучал необычно нежный родной голос, сказавший ей на прощание: «Маргита, будь пану Орловскому хорошей внучкой. Он очень благородный человек, он этого стоит». Тогда она не верила ей.

Теперь, когда Маргита снова обрела родного отца и знала дедушку, она лучше понимала мать. Ведь мать была дочерью деда, и, наверное, они когда-то очень любили друг друга. Однако, они были разлучены навсегда, и мать, должно быть, очень страдала, хотя она этого никогда не показывала. Что она переживала, когда поезд тронулся и увёз дочь к месту её счастливого детства? Теперь Маргита жалела свою мать, вспомнив, как она стояла на перроне и с тоской смотрела вслед уходившему поезду. Как ей, наверное, хотелось в тот момент вместе с ней поехать к отцу!

Но почему только к отцу? Ведь у неё здесь был любимый сын, которого она тоже потеряла. Ах, Никуша! О, если бы мать знала, что с ним случилось! Он, её златокудрый любимец, мог в мучениях умереть, его давно покрыла бы чёрная земля, а она, родная мать, ничего бы об этом не знала.

В душе Маргита теперь просила прощения у своего брата за то, что когда-то она завидовала ему и ревновала к нему мать. Он заслуживал этой любви. Теперь она не удивлялась, что мать так оплакивала его, ведь для неё он был потерян навсегда.

Дом Манфреда Коримского был навсегда закрыт для Наталии Райнер.

Даже поплакать над своим умершим первенцем её бы не допустили. Как это ужасно!

В этом тихом одиночестве её охватило непреодолимое желание быть рядом с матерью, подойти к ней, обвить её шею руками и поплакать вместе с ней.

Ах, какие это были глупые, бесполезные мысли! Мать сейчас, конечно же, окружало блестящее общество, и навряд ли она скучала. А сегодня у неё день рождения! Он всегда очень торжественно отмечался в доме Райнера. Инженер делал матери такие подарки, какие только мог придумать, потому что он действительно очень любил её. Общество боготворило её, и она вряд ли вспоминала Орлов или Подград, тем более, что Маргита немного опоздала с поздравлением, и она его получит только завтра.

Если бы всё осталось, как прежде, то Маргита в этом обществе была бы лишней.

Маргита вдруг почувствовала себя рабыней, которая сбросила свои оковы. К этому чувству добавлялись горечь и обида из-за того, что при жизни родного отца она вынуждена была жить с отчимом. Ощущение свободы полностью вытеснило её тоску. С этим раз и навсегда было покончено! И теперь, когда несправедливо обиженный отец всё ей объяснил, между ней и матерью образовалась непреодолимая пропасть.

Разлука с матерью была печальна, но помочь Маргита ей не могла, потому что та сама разрушила священные узы, которые должны быть вечными. Она принесла несчастье людям, которые любили её и сегодня. Ах, лучше об этом не думать!

Маргите захотелось вскочить, зажечь свет и приняться за какую-нибудь работу. Но вдруг она вспомнила, какое предстоит ей дело. Дело в том, что после того, как дедушка ушёл и она вернулась с короткой прогулки из парка, пан декан Юрецкий ждал её в библиотеке. Она поприветствовала гостя и сообщила ему об отсутствии дедушки.

– Это не имеет значения, милейшая, я пришёл к вам.

– Ко мне? – спросила она удивлённо. – Чем могу быть полезна?

– Мы вчера говорили с уважаемым паном Орловским о том, о чём ему, отцу пани Наталии, очень трудно говорить с вами. Однако говорить об этом необходимо ради порядка и особенно ради спасения вашей души. Узнав об отсутствии пана Орловского, я сам решил уладить это деликатное дело.

Маргита пристально смотрела в лицо декану, стараясь угадать, что у него на уме.

– Вы позволите мне, служителю святой церкви, несколько вопросов?

– Пожалуйста!

– Часто ли вы ходили на причастие?

– Я, ваше священство? Никогда! – Душа Маргиты возмутилась. Она вспомнила слова: «Католическая церковь имеет право на тебя». – Как я могла ходить на причастие, если я воспитана не в католической вере?

– А в какой вере вы воспитаны?

– Учителя мои были лютеранами. В пансионате А. религию мне преподавал лютеранский пастор.

– Ах, это большая ошибка! – сказал декан. – Дочь католической церкви в таком заблуждении!

– Да, ошибка, ваше священство! – Глаза Маргиты горели. – Если я дочь католической церкви, то эта церковь должна была позаботиться о моём религиозном воспитании прежде, чем у меня сложились мои собственные взгляды и убеждения.

Глаза господина декана округлились и уставились на Маргиту.

Твёрдую непреклонность выражали её чёрные глаза. По плотно сжатым губам видно было, что она отвергает католическую церковь. В порыве гнева декан едва удержался от резкого ответа, но вовремя спохватился и смиренно склонил голову.

– Признаю, признаю, – произнёс он с сожалением, – с нашей стороны произошла ошибка. Вы вправе обвинять нас. Нашу вину смягчает лишь то, что церковь насильственно не может вмешиваться в дела семьи.

Эти слова сначала подействовали на молодую женщину – он был прав. Но вдруг словно кто-то шепнул ей: «А испанская инквизиция? Разве она не врывалась в семьи и не вырывала лучшее, чтобы уничтожить?».

– Позвольте нам, милейшая, хоть что-нибудь исправить. Вчера мы говорили с паном Николаем, для которого это положение очень мучительно. Он попросил меня приставить к вам каплана Данга, чтобы он преподал вам учение нашей церкви.

Она возмутилась и уже готова была прокричать: «Зачем мне ваше учение? Я никогда не стану католичкой! Я хочу принадлежать церкви моего отца!». Но тут же вспомнила дедушку. Слова «для него это положение очень мучительно» удержали её. Она не могла осквернить то, что для него было свято, только потому, что ей в этом отношении не было уделено должного внимания.

Честнее было бы познакомиться с этой религией и затем объяснить, почему она не может принять её.

– Каков будет ответ? – спросил декан добродушно.

– Я готова проверить учение вашей церкви, ваше священство.

Она открыто посмотрела ему в лицо. – Позаботьтесь, пожалуйста, о книгах для меня. Я обещаю стать внимательной ученицей пана каплана.

– О, конечно, – ответил декан одобрительно. – Вы станете не только внимательной ученицей, но и хорошей дочерью своей церкви.

– Да, пан декан, для церкви, которой будет принадлежать моя душа, я стану хорошей и послушной дочерью.

Маргита оставила для себя путь для отступления, но его священство, декан Юрецкий, не понял её и покинул Орлов в убеждении, что он наткнулся на неожиданное препятствие и что пану каплану придётся эту молодую даму научить большему, чем креститься и перебирать чётки.

Где ему взять подходящие книги для неё? Теперь это не казалось ему таким простым, как вчера. Несмотря на это, он не сомневался, что они вскоре вернут эту заблудшую овечку в лоно правоверной церкви, откуда ей уже не удастся сбежать.

К счастью, Маргите мысли и чувства пана Юрецкого не были известны. Она почувствовала себя очень одинокой, когда вспомнила его посещение. Как ей сейчас недоставало человека, с которым она могла бы посоветоваться! Отец не настаивал на переходе в его церковь. Наверное, он прав: то, что было возможно в средневековье, сегодня уже невозможно. В наш просвещённый век заблуждения католической церкви исчезли сами по себе.

Может быть, нет уже других различий между протестантами и католиками, кроме как в церемониях? В обществе их, по крайней мере, незаметно. Стоит ли начинать борьбу из-за незначительных отступлений или различий в церемониях? Стоит ли оскорблять доброго дедушку? Чего она достигнет? Ах, почему она ни с кем не может посоветоваться!

«Боже мой, – вздохнула Маргита, – помоги мне. Ты видишь, как я одинока!»

Она встала, чтобы зажечь свет и принести книги, по которым в А. училась религии. Они очень мало прошли по этим книгам, и теперь она решила проработать всё с начала до конца.

Внимание её отвлекли шаги в коридоре и стук в дверь.

– Войдите!

Занавесь на двери отодвинулась.

– Пан Урзин! – воскликнула Маргита, приятно удивлённая этим неожиданным посещением. – Добро пожаловать!

Она протянула ему обе руки.

– Простите меня за смелость, пани, – извинился молодой провизор, – но я подумал, что вы, наверное, с тоской ждёте известий от наших милых путешественников, и вот принёс.»

– О, не извиняйтесь, пан Урзин! Мне ваше посещение и так было бы приятно, а тем более с таким дорогим известием, – сказала она приветливо. – Я совсем одна, дедушка в Подолине.

Надеюсь, вы проведёте часок со мной, не правда ли?

Он поклонился, снял верхнюю одежду и, заняв предложенное кресло у камина, передал Маргите телеграмму. Она наклонилась к огню и прочла: «Всё в порядке. Самочувствие хорошее. Привет Маргите. Николай».

Она поцеловала телеграмму и села в кресло. Она совсем забыла велеть принести лампу, в помещении и так было достаточно светло. Теперь она могла с кем-то поговорить о Никуше и о своём отце.

Время за беседой шло быстро. Внезапно Маргита умолкла. Её вдруг осенила мысль: «Он мне посоветует, как быть». Рядом с Урзиным она почувствовала себя спокойно и уверенно.

– Пан Урзин, вы евангелической веры? – прервала она молчание.

Он оторвал взгляд от огня и посмотрел на неё.

– Да, пани.

– Вы твёрдо придерживаетесь учения своей церкви, не правда ли?

– Я придерживаюсь учения Иисуса Христа.

– А вы с вашими убеждениями могли бы принять католическую веру?

– Католическую? – он улыбнулся. – Как соединить свет и тьму? Чтобы стать католиком, мне пришлось бы сначала оставить Иисуса Христа.

– Христа? Но католическая церковь тоже проповедует Его учение.

– Да, она учит о Нём, но Он для них недосягаем, недоступен.

Он для них не является ни заступником нашим перед Отцом, ни путём к Нему, ни посредником. На его место они ставят Марию и святых. Они считают, что заступничество Марии достигает благодати и что святые помогают получить прощения грехов. Добрыми делами можно, по их мнению, добыть место в раю. Поэтому кровь Иисуса Христа им не нужна.

– Значит, вы никогда не могли бы стать католиком? Вы их учение считаете неверным?

– Да, пани.

– А от меня требуют, чтобы я стала католичкой.

Он выпрямился.

– От вас?

Она кивнула.

– Видите ли, – сказала она печально, – у меня нет никого, с кем бы я могла посоветоваться, но у меня нет также и достаточных знаний евангелического учения. Однако внутренний голос мне говорит, чтобы я не соглашалась.

Не поднимая головы, она вкратце сообщила ему всё о своём отношении к обеим религиям, о разговоре с деканом и о своих мыслях и сомнениях.

– Посоветуйте мне, правильно ли я поступила, согласившись на занятия?

– Очень правильно, пани. Пусть изложат вам всё учение католической церкви, читайте притом ежедневно Библию, сначала Новый Завет, затем книги Моисея, пророков и Псалмы. Просите у Господа Иисуса Христа познания истины. Скажите Ему, что вы хотите отличить истину от заблуждения. Он услышит вас и поможет вам. Затем сравните учение Иисуса Христа и апостолов с учением пана каплана Ланга. Если вы решите следовать воле Божией, то узнаете путь, по которому вам идти, ибо Иисус Христос говорит: «Кто хочет творить волю Его, тот узнает о сём учении, от Бога ли оно» (Иоан. 7:17).

– Благодарю вас, пан Урзин. Считаете ли вы, что я Библию пойму и без богословских книг?

– Конечно, ведь эта Книга написана для детей.

– Для детей?

– Да, Иисус Христос сказал: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное» (Матф. 18:3). Кто верит Библии на слово, тот поймёт её. «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам», – говорит Иисус Христос. Если бы только богословы и образованные люди могли понять Библию, то для нас, простых людей, не было бы утешения на земле. Но, слава Богу, мы видим обратное: самарянка, Мария Магдалина, Мария и Марфа из Вифании, простые рыбаки Пётр, Иаков, Иоанн, мытарь Матфей и другие – все они понимали слова и речи Иисуса Христа, потому что они Ему верили. А книжники, священники и фарисеи не могли Его понять. Если вы верите Слову Божию, то вам всё станет ясно.

Глаза молодой женщины светились благодарностью. Молча она протянула молодому провизору руку.

– Не уходите, – попросила она его, когда заметила, что он собирается встать. Мне необходимо с вами ещё поговорить.

Если позволите, пани, я охотно останусь. Я только хотел достать свой Новый Завет. Однако вы его не поймёте, он написан на чешском языке.

– Ах, я вас прошу, не называйте меня всё время «пани», это звучит так высокопарно. Если иначе никак нельзя, то называйте меня просто Маргитой или «вы».

Лицо его осветилось.

– Когда мы с вами будем на нашей вечной родине, тогда и это «вы» отпадёт, – сказал он невыразимо нежно. – А пока я постараюсь исполнить ваше желание.

Она улыбнулась, а на глазах её, вроде бы без причины, выступили слёзы.

– Можно мне вас попросить достать мне Библию – у меня нет никакой, и я не знаю, где её взять.

– Я охотно позабочусь об этом, но на каком языке – на немецком или на польском?

– Немецким я лучше владею, но, может быть, и польская пригодится?

– Всегда полезно читать на двух языках и сравнивать прочитанное, поэтому я закажу обе. А до тех пор, если позволите, я пошлю вам свой Новый Завет.

– Я была бы вам очень благодарна, но как мне, приступить к чтению?

– Начните читать Новый Завет с самого начала, ежедневно одну-две главы. Но перед чтением всегда нужно помолиться, ибо чтение Слова Божия без молитвы приносит мало пользы для души.

– Я учту ваш совет, однако двумя главами я не удовлетворюсь.

Когда мы вчера вечером сидели в вашей комнате, я увидела там две немецкие книги.

У одной из них на переплёте были крест и венец. Что это за книги?

– Книга с крестом называется «Без креста нет венца», а другая «Испанские братья». Если желаете, я пришлю их вам для чтения.

Это христианские повести, и я уверен, что они принесут вам благословение.

– Я благодарю вас заранее и сегодня ещё пошлю к вам за ними и за Новым Заветом. Однако извините меня, я совсем не заметила, что мы сидим в темноте. Сейчас я велю принести лампу.

– О, пожалуйста, из-за меня не надо, мне уже пора уходить.

Мне всегда приятно в сумерках посидеть, они успокаивают сердце и душу.

– Верно, я тоже люблю посумерничать. Но зачем вам сейчас уходить, ведь аптека уже закрыта?

– Это так, но мне ещё нужно побывать в другом месте.

– И где же, если не секрет?

– В Тихом переулке, в одном доме, где ваше появление подействовало бы как луч солнца.

– Моё появление? Я ещё плохо знаю по-словацки и мне трудно было бы говорить с людьми.

– Больная женщина, которую я хочу навестить, собственно, полька, но она говорит и по-немецки. Она когда-то была няней у пана Орловского. Потом она вышла замуж, а теперь, после смерти мужа, дочери и зятя, она с младшим сыном и внучкой вернулась сюда. Сына осенью призвали на военную службу, и эти две женщины остались без необходимых средств к существованию. Внучка что-то зарабатывает на жизнь шитьём, но очень мало.

– Это печально. А где вы с ними познакомились?

– В аптеке часто слышишь о бедах людей.

– Вы сказали, что моё появление подействовало бы на них, как луч солнца. Может быть, женщина была бы рада увидеть кого-нибудь из Орловских? Я бы её охотно посетила. Но скажите мне, как можно этой семье помочь?

– Если бы кто-то заплатил за них квартирную плату за полгода. Это то, что я знаю, а остальное вам сердце подскажет, когда вы их посетите.

– А сколько нужно за полгода?

– 15 или 16 гульденов..

– Я их вам сейчас отдам, пан Урзин, а вы сделаете так, чтобы они не узнали откуда эти деньги, хорошо?

– С радостью.

– Вот видите, если бы я случайно не спросила, вы бы мне ничего не сказали.

– Это водительство Божие, что вы спросили, пани Маргита. Я вчера уже думал о вас, что вы могли бы помочь людям, но сегодня я бы не осмелился просить вас об этом. В нашем серьёзном разговоре я об этом даже забыл.

– О, пожалуйста, пан Урзин, если кому-то нужно помочь в беде и если это в моих силах, то я прошу вас всегда обращаться ко мне; я охотно помогу, поверьте. Но извините меня, я сейчас вернусь.

Маргита поспешно вышла из библиотеки, а молодой человек встал на колени возле кресла, в котором только что сидел. И если бы его сейчас видела пани Прибовская, она опять сказала бы, что его молитва для него была очень важным делом. Когда он поднялся, в его глазах светилась блаженная уверенность, что молитва его услышана.

– Вот вам деньги за квартиру, на врача и лекарства, – сказала вернувшаяся Маргита, подавая ему конверт.

– Последнее необязательно. Я попросил пана Коримского, и он был так добр, что позволил открыть в его журнале счёт для бедных, которые получают лекарства бесплатно.

Глаза молодой женщины радостно засияли.

– Тем лучше. А теперь запишите мне адрес. Я пойду и посмотрю, чем им ещё можно помочь. У меня осталось многое из моего приданого, что можно было бы пошить. Но удобно ли это?

– О да, это им будет хорошей помощью.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Давно уже Маргита осталась одна, но она всё ещё слышала взволнованный от благодарности голос провизора. В эту ночь она спала мало. Присланные книги так заинтересовали её, что свет она потушила только к утру. Но по её сияющим глазам и задумчивому выражению лица нельзя было сказать, что она не выспалась.

Выдался чудесный день, и так как Маргита своего коня оставила в Горке, она пешком отправилась на прогулку в Подград.