Текст книги "Дорогой ценой"

Автор книги: Кристина Рой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

– Да, ей не надо было уходить от Коримского. Там бы её на руках носили, а как бы там за ней ухаживали в случае болезни, – сказала пани Прибовская с укором.

Но она тотчас же устыдилась своих жестоких слов. Разве можно так говорить о смертельно больном человеке?

* * *

– Вы ко мне, пан Урзин, и это в воскресенье-то? Я, право, удивлён.

Доктор Раушер с нескрываемой насмешкой, недовольный тем, что кто-то нарушает его отдых, протянул «благочестивому аптекарю», как он называл Урзина, руку.

– Прошувас, доктор, будьте добры, идёмте со мной к одной больной, – попросил молодой человек без извинения. – До сего времени за ней ухаживали по советам доктора Лермонтова, однако болезнь приняла другой оборот.

– Вот как? – заинтересовался врач.

Коллега Лермонтов был ему слишком симпатичен, чтобы сразу ве отправиться к пациентке, если она сама не могла прийти.

– Она пожилая или молодая женщина?

– Средних лет. Однако разрешите обратить ваше внимание на то, что дама, к которой мы пойдём, вам знакома… Это баронесса Райнер.

Такого сообщения доктор Раушер не ожидал.

«Кто бы мог подумать! Баронесса Райнер – в прошлом «Орловская роза», бывшая жена Коримского, дочь пана Николая Орловского и мать пани Маргиты Орловской – в этой дыре, под присмотром своей бывшей няни и провизора пана Коримского», – подумал врач, когда он уже стоял у постели больной. Но ход его мыслей изменился, когда он заметил, в каком опасном состоянии она была.

Она всё ещё была красива. Но это была уже не та молодая Наталия и не Наталия Коримская. Странно – у неё был вид святой!

– Что вы думаете, пан доктор? – спросил провизор.

– Что в любой момент может наступить смерть. Но что нам делать, Урзин? Мы же не можем допустить, чтобы дочь пана Орловского умерла здесь, как падшая женщина.

– Я ещё вчера сообщил пану Орловскому о случившемся и просил его прийти и забрать пани баронессу в Орлов.

– Это вы правильно сделали. Скорый поезд прибывает в час, может быть, он уже здесь. Пойдите ему навстречу, дорогой Урзин.

«Хоть он и кажется святым, а всё же толковый человек», – подумал доктор, с нетерпением ожидая его возвращения.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Маргита Орловская, возвратившись после своего первого посещения церкви в Боровце, вместо дедушки нашла лишь его рукой написанную открытку, в которой он сообщал ей, что с утренней почтой получил письмо и что определённые обстоятельства потребовали его отъезда в Орлов.

– Почему он меня не послал? – сердился Адам, только что вернувшись из Подолина.

– Ведь я был ещё дома, когда почта пришла.

Из-за всего этого Маргита забыла постигшее её разочарование в Церкви. С какой радостью она отправилась туда и как была рада, что дедушка ничего не имел против. Она надеялась насытиться Словом Божиим. Первое неважное впечатление произвело на неё плохое пение, при котором можно было уснуть. Она удивилась, что учитель Галь так бесчувственно может играть. Затем на кафедру поднялся пастор О., мужчина приятной наружности, но болезненного вида. Говорили, что он только на прошлой неделе вернулся из Верисхофена, где лечил свой ревматизм. Маргита сочувствовала ему. Было заметно, что ему при пении литургии не хватало воздуха и трудно было вести богослужение. Маргита плохо понимала, что он говорил. Это было не по-словацки и не по-чешски. Ведь она часто слышала, как барон Райнер говорил на чешском языке.

В церкви она посмотрела на слушателей. Они дремали на скамьях. Когда он повышал голос, они вздрагивали, а потом снова засыпали.

Молодая женщина почувствовала пустоту в своей душе, особенно во время длинных молитв. С радостью она пришла, но с радостью она и вышла из церкви. «Когда пастор поправится, будет лучше, – подумала она, – невозможно, чтобы евангельское богослужение было таким…»

Когда Маргита проходила мимо дома пастора, со двора до неё донёсся довольно резкий женский голос, бранивший работника не самыми изысканными словами. И это в доме пастора, и в воскресенье. Она намеревалась войти и представиться, но раздумала. Печальной и опустошённой она вернулась домой.

Здесь ждали её обычные обязанности. Отец с братом и его другом не захотели прийти к обеду, но, несмотря на то, что она распорядилась, приготовленная пища не была ещё отправлена к ним, так что ей самой пришлось взяться за дело и упаковать её в корзины.

– Скажи, что я приеду сразу после обеда, – приказала она слуге.

Обедали они впервые вдвоём с Адамом. Он тоже был расстроен: вчера в Подолин прибыл сундук с египетскими древностями, который был повреждён, и в нём недоставало нескольких драгоценных вещей.

Маргита приняла искреннее участие в этой неприятности мужа.

– Что скажет доктор Герингер? Он сна лишится от горя. Именно то, что пропало, для него было так важно! – сокрушался молодой Орловский.

– А ты точно знаешь, что всё было положено в ящик? Может быть, вы что-нибудь забыли? – предположила Маргита.

– Забыли? Не думаю. Доктор сам всё упаковывал. Но ты права, может быть, недостающее находится в сундуке, который он взял с собой. Было бы это так!

– Господь даст, что так и будет, – проговорила Маргита, успокаивая мужа.

– Я не успокоюсь, пока не буду уверен, что всё в порядке. Я сегодня ещё отправлюсь в Подолин и проверю опись вещей, находящихся в ящике. Пусть Никуша меня сегодня извинит.

– О, он поймёт! Ты только завтра утром вернёшься? Верхом поедешь?

– Нет, я вернусь ещё сегодня вечером. Но ужинать меня не ждите, если опоздаю. Маркиза я сегодня утром вовсе не видел. Он был занят, и я сразу пошёл в комнату, отведённую мне и доктору Герингеру, чтобы посмотреть вещи,

– А Тамару ты тоже не видел?

– Когда уходил, видел. Она передавала тебе привет и ждёт тебя завтра. Я застал её за запретным делом: она читала книгу, которую якобы ты ей дала.

Маргита покраснела.

«Верно, чтение ведь вредно её глазам. Но Иисус Христос сделает так, что она не пострадает от этого», – подумала она.

– Но ты мне ещё не рассказала, как было в церкви, – переменил Адам тему разговора.

Ему не хотелось говорить о Тамаре Орано. Он всё ещё видел укор в её красивых голубых глазах и слышал, как она сказала:

«Маргита так хороша и добра, радость – дышать с ней одним воздухом, а вы отказались от неё!». Он знал теперь, что Тамара была права, поэтому ему и не хотелось об этом думать.

– Как ты провела время? – повторил он вопрос.

– Я в церковь ходила не время проводить, – сказала она почти печально.

– Прости, я не так выразился. Я хотел спросить, нашла ли ты то, чего искала? Я однажды был случайно в евангелической церкви в Т., но сухое, скучное богослужение меня нисколько не удовлетворило. Там пели, будто тянули резину; казалось, не будет конца. Священники что-то читали, а затем была проповедь. Я едва выдержал до конца. Верно, меня звон колокольчиков и вся эта мишура в нашем богослужении не трогают, но зато хоть хорошо поют и можно на что-то посмотреть, развлечься.

– Да, развлечься можно в вашей церкви, но больше ничего, – вскипела Маргита.

Слова Адама обидели её. Хотя, вспомнив сегодняшнее богослужение, она должна была согласиться с ним.

– О, кто всему этому верит и хочет быть благочестивым, тот у нас скорее найдёт нужное ему. Скажи мне только, чем евангелический христианин докажет, что он благочестивый и добрый христианин? Католик даёт пожертвования, поклоняется святым, делает добрые дела, соблюдает пост, заказывает молебны за бедных и умерших. А чем докажешь ты, что ты добрая евангелическая христианка?

Щёки молодой женщины раскраснелись.

– Тем, что я так стараюсь жить, как это повелеа Христос; что я люблю и прощаю.

Он посмотрел на неё долгим взглядом. Вот что её так украшало

– она хотела любить и прощать.

– И ты думаешь, что всегда можно любить и прощать?

– Христианину, живущему по заветам Христа, – да, ибо Он говорит: «Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь».

– Ну, если твоё убеждение основывается только на этих словах, то ты можешь придерживаться их так же, будучи католичкой.

– Возможно, но ваша церковь насилием доказала, что нет в ней любви Христа.

– Докажи своё утверждение! – сказал он, покраснев.

– Очень легко! Разве не Рим сжёг на костре лучших своих сыновей, например:

Гусса, Висгардта и тысячи других мучеников

– Не мучеников он сжигал, а еретиков. Я могу согласиться, что в то варварское время, к сожалению, такие насилия имели место, но это происходило от темноты, непросвещенности. Однако я не соглашусь с тем, что в нашей церкви нет любви. Я хотел бы знать: чем евангелическая церковь доказала, что в ней живёт тот Дух, который, как ты говоришь, подкреплял мучеников в их вере? Я знаю много евангелических эгоистов, мошенников, неверующих и прочих. Но никогда мне не случалось замечать в вашей церкви любви и согласия, а напротив – ссоры и раздоры. В нашем правительстве имеются и евангелические христиане; но скажи мне, что, они сделали хорошего? Я считаю, что дело не в учении, не в церкви, не в убеждении, а в самом человеке, в его стремлениях.

– Нет, Адам, если человек хочет жить счастливо и для блага других, то это счастье должно быть в нём. Но оно не творится самим человеком. Свет и счастье – во Христе. Христос должен жить в человеке. Это Он жил в мучениках. Он и в нас, во мне хочет жить. И как цветок раскрывается лучам солнца, так и я раскрыла своё сердце Свету, и Он теперь освещает его. Я не могу остаться католичкой, потому что мне доступ ко Христу был бы закрыт. У вас так много святых: матерь Божия, отцы церкви, папа, епископы и так далее – один над другим, а об Иисусе Христе и речи нет.

И всё же без Него нет спасения. Я могу и хочу служить только Ему за меня; Ему, Который оберегал меня, когда отец и мать оставили меня, хотя я Его не знала, и Который теперь раскрылся мне во всей своей красоте и святости. Я согласна, что евангелические не живут так, как бы им надлежало жить, и что это уже не прежняя церковь. Но евангелическая церковь не запрещает читать Слово Божие и не распространяет заблуждения и суеверия. И у кого Слово Божие, тот может увидеть свет и стать счастливым навеки.

– Ты уже настоящий богослов, Маргита, – насмешливо склонился перед ней молодой учёный. – Может быть, лучше оставить этот разговор, потому что у меня времени мало. Но в будущем мы ещё поговорим об этом. Так как у тебя достаточно смелости критиковать мою религию, я освещу и твою и приведу тебе факты, свидетельствующие о том, что тебе пока не известно. А теперь – что передать Тамаре?

Лицо Маргиты разгорелось. Она почувствовала что-то вроде стыда. И потом, когда Адам уже ушёл в Боровце, она задумалась. правильно ли сделала, сказав без обиняков ему правду о Риме?

Подавленная, она пришла к домику и остановилась. Окно было раскрыто, из него слышались голоса, один из них принадлежал Степану Градскому. Может быть, он пришёл навестить бабушку?,

Как хорошо!

Она снаружи прислонилась к окну и заглянула внутрь. Какая чудная картина предстала перед её глазами! На диване лежал её отец и смотрел на окно, рядом стоял Аурелий, скрестив руки на груди, а у стола, наклонившись над раскрытой Библией, стояли Никуша и Степан Градский.

«Значит, Степан действительно пришёл; тот, кому Христос открылся и который умел любить и прощать! Вот он – настоящий евангелический христианин, который живёт по Евангелию!» – заликовала она в душе и поспешила в домик, где её радостно приветствовали.

– А дедушка не придёт? – первым делом спросил отец.

Она ответила, что он отправился в Орлов, извинилась также за Адама. Приветствуя Степана, она не заметила, как Никуша вдруг побледнел и рукой схватился за сердце. О Маргита, если бы ты знала, какое известие ты принесла своему брату! Хорошо, что она не подозревала о случившемся.

Около часа назад Николай Коримский стоял в лесу, углубившись в размышления. Он беспокоился о матери, тосковал по ней. Как хотелось ему узнать хоть что-нибудь о её состоянии! Аурелий, вернувшись из Подолина, письма не принёс. Николай теперь невыразимо тосковал по человеку, с кем можно было бы поговорить о матери и кого можно было попросить молиться за него и за неё.

Вдруг он услышал приближающиеся шаги. Обернувшись, он увидел перед собой молодого человека очень приятной наружности. Мир, свет и внутренняя радость отражались на его лице.

Молодой человек, заметив Николая, поприветствовал его. Николай ответил на приветствие и заметил вопросительный взгляд подошедшего.

– Простите, пожалуйста, вы не пан Николай Коримский? – спросил он мелодичным приятным голосом.

– Да, – ответил Николай, и сердце ему подсказала: «Это Степан Градский». – Вы принесли мне письмо от Урзина? – спросил Николай, протягивая руку.

– Да, пан.

Молодой человек достал письмо и передал его Николаю. Затем он снял свой плащ и расстелил его на траве.

– Садитесь, пожалуйста, письмо длинное, и вы устанете стоять, – сказал он искренне.

Пока Николай, последовав приглашению, – читал письмо, другой стоял, прислонившись к дереву, и ждал. Письмо действительно было таким длинным и таким содержательным, что чтению, казалось, не будет конца. Наконец рука с письмом опустидлась, и голова читавшего тоже. '

Некоторое время Степан с участием смотрел на печального Николая. Затем он склонился к нему.

– Господин Коримский, Мирослав написал мне, чтобы мы вместе с вами помолились. Помолимся же. Молитва всегда помогает. Если боль и не исчезнет, то появится сила вынести её, и заботы, сложенные к ногам Христа, больше не угнетают.

Николай вздохнул и посмотрел в глаза говорившему. Ему показалось, что с ним разговаривает брат, которому можно довериться.

– Желание его исполнилось, появился человек, с которым можно было молиться. Степан был прав: молитва всегда помогает.

Николай Коримский почувствовал прилив силы. Из искренней молитвы Степана он понял, что тот в некоторой степени посвящён в обстоятельства. Ему захотелось полностью открыться перед ним, и он прочитал ему немного из письма.

– Степан, моя мать для меня уже давно умерла, – сказал он, – мне нельзя с ней встречаться. Поверь мне, лучше бы она лежала на кладбище, чем жила бы в доме инженера Райнера. Однако это так ужасно, что она теперь оставлена отцом и детьми! Вы не считаете, что это наказание Божие?

– Нет, пан! Вы не могли бы ей ничем помочь. Пани Райнер нужен сейчас один Иисус Христос. И поверьте мне, что иногда близкие мешают увидеть Иисуса Христа. Кто знает, может быть, милостивый наш Отец привёл её в такое печальное положение, чтобы она ничего не видела, кроме одного Христа. Увидеть Его – для неё достаточно. Он исцелит и утешит её так, как никто из нас этого не смог бы.

Спокойные убеждающие слова подействовали на Николая, как бальзам.

– Я понимаю, что ни я, ии Маргита не можем утешить нашу мать, потому что мы напоминаем ей прошлое, а это больно. Однако, меня очень угнетает то, что она, с детства привыкшая к роскоши, теперь находится в маленькой комнатке и за ней ухаживает, может быть, очень добрая, но совсем незнакомая девушка. Ей, наверное, многого не хватает для поправки, что она имела бы у нас.

– У Иисуса Христа на кресте не было ничего, но Бог так хотел, чтобы Его страдания послужили нашему спасению, – сказал молодой человек. – Кроме того, брат Урзин сделал для неё всё, что в его силах.

– Это я знаю, Степан, и меня утешает, что она находится под его присмотром.

Но постоянно он не может – там находиться, на нём лежат все обязанности по аптеке.

Я даже не могу себе представить, как он уделяет ей столько времени. Хотя это и очень неприятно, мне всё же хотелось бы, чтобы пан Райнер появился поскорее.

– Инженер Райнер? Разве пан барон – инженер? – спросил Степан удивлённо.

– Бароном он стал недавно. Когда мы были на курорте, я читал в газете о присвоении ему этого титула.

– И его нет дома?

– Нет. Мирослав пишет, что посланное известие его дома не застало. Может быть, он отправился навестить мою мать. Она была на курорте и приехала сюда, чтобы узнать что-то о моём состоянии. Теперь он на курорте напрасно будет искать. Что он может подумать!

Последние слова Степан уже не слышал, ибо у него вдруг возникло, хотя и ничем не обоснованное предположение, что тот приветливый господин, который вчера вечером и сегодня утром принимал участие в богослужении на их собрании, и был разыскиваемым паном Райнером. Ведь он был инженером и целый день ходил с Петром по лесу.

«Дома я смогу убедиться в этом, – подумал Степан, – и если это он, то я его сразу же направлю к его бедной больной жене».

Чтобы отвлечь Николая от его печальных мыслей, Степан сказал, что хочет ещё посетить бабушку. Николай сразу же встал и сказал:

– Тогда пойдём сейчас же.

И они пошли. По дороге Степан рассказывал о любви Божией и как хорошо, что Отец Небесный дал Своим детям воскресенье для отдыха. Незаметно и Николай включился в разговор, и так, беседуя, они пришли в Боровце.

Степан увидел бабушку во дворе и пошёл к ней, пообещав, что он потом зайдёт и к господам. Там его застала Маргита и обрадовалась ему.

– Не можешь ли ты, Степан, провести с нами маленькое собрание. Ведь мы здесь как маленькая домашняя церковь. Я позову бабушку, мы сядем вокруг стола, и у нас будет так же, как у вас там.

Маргита не стала спрашивать согласия отца. Она не заметила, как удивлённо он смотрел на молодого крестьянского парня, у которого Маргита просила изложения Слова Божия. Она считала, что все должны посвящаться в Божии Истины, и никто ей не возражал.

Пока она ходила за бабушкой Степана, Аурелий расставил стулья вокруг стола, и Николай открыл занавески на окнах, чтобы было светлее. Коримский убрал свои газеты со стола, Степан сел и начал подбирать текст из Библии.

Когда все расселись, молодой человек помолился и начал читать: «В доме Отца Моего обителей много; а если бы не так, Я сказал бы вам: Я иду приготовить место вам. И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я. А куда Я иду, вы знаете, и путь знаете. Фома сказал Ему: Господи! не знаем, куда идёшь; и как можем знать путь?

Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь» (Иоан. 14:2-6).

«Господа мои, я вас не знаю, – начал Степан, посмотрев на своих слушателей.

– Я также не знаю ваших путей и какими путями вы хотите идти. Но здесь нам показан путь, которым необходимо идти, чтобы прийти домой, чтобы вся земная жизнь не была напрасной и чтобы не лишиться жизни вечной. Подумаем, что ЭТО значит: Иисус Христос говорит, что в доме Его Отца много прекрасных жилищ, о чём мы также читаем в Откровении Иоанна. Иисус Сам пошёл приготовить нам место, ибо Он любит нас. Место, где нет ни слёз, ни болезней, ни печали о наших ушедших родных, где не будет страхов и ужасов; ибо там нет греха – там, где солнце не заходит и луна не скрывается, где после окончания ваших земных печалей начнётся мир и радость. Туда Он пошёл приготовить нам место. И когда оно будет готово. Он придёт и возьмёт нас к Себе. Да, Он любит нас так, что Сам придёт за нами, хотя у Него достаточно Ангелов, которых Он мог бы послать.

Но когда Он придёт, найдёт ли Он нас на том пути, где невозможно заблудиться? Кто не будет готов, когда Иисус Христос придёт, тот погибнет. Как это ужасно! Я знаю, что значит погибнуть, ибо я когда-то был далеко от Бога и жил во грехах. Бог так меня возлюбил, что отдал Сына Своего за меня, а я Его не благодарил и не прославлял. Я жил, будто Его и не было. Он наблюдал за мной, а я на Его глазах грешил. Иисус Христос знал, что я без Него погибну, ибо наказание за грех – смерть. Я не знаю, господа, что вы думаете о грехе, но так говорит Бог.

Когда я был на военной службе, там застрелился офицер. Он был благородным человеком, хорошо обращался с солдатами. Все удивлялись его поступку, ведь его все уважали. Долгов у него тоже не было. Он часто приходил к моему командиру, и однажды я слышал, как он ему сказал: «Если тебя что-то угнетает, то остаётся только одно средство – пуля в сердце, она вылечит всё». Его угнетал грех; какой – мы не знали, но знал Бог.

Если мы Бога и не знаем, то мы чувствуем, что Он знает наши грехи. И вот это нас и угнетает, даже если никто наших грехов не знает.

Когда Иисус Христос дал Своим ученикам такое чудное обетование, они тоже почувствовали свою вину и что они недостойны такого добра. Поэтому говорит Фома: «Господи, как нам знать путь туда, к тем жилищам?». И Иисус Христос научил его, что Он Сам путь и не только путь, но и истина, и жизнь.

Много я думал, что Иисус Христос хотел сказать этими словами, и просил Его открыть мне их смысл. Я представил себе, что между этой землёй и той, где живёт Иисус Христос, находится большая пропасть, и только в одном месте есть переход. На этом месте вместо моста лежит крест, обагрённый кровью Сына Божия. Кто пройдёт через этот крест, того кровь очистит, и он на другом берегу попадает к вратам Божией истины. По просьбе приходящего они открываются, и истина освободит его от грехов. Они, как тяжёлая ноша, упадут в ту пропасть и начнётся новая жизнь.

О, я познал, как добр Иисус Христос! Когда я последовал за Ним и ступил на крестный путь, все мои грехи упали с души моей. Изо дня в день я всё больше познаю Истину и обретаю вечную жизнь. Я хотел бы яснее изложить это место из Библии, но могу свидетельствовать только о том, что сам видел и испытал. Я точно знаю, что Бог противится заносчивым, но милостив к кротким. Я знаю, что Он гневается на безбожников, потому что Он гневался на меня; я это чувствовал. Я знаю, что Бог прощает все грехи всем, кто именем Иисуса об этом просит, потому что Он простил и меня, недостойного. Я знаю, что Иисус Христос очень любит Своих, что Он пошёл приготовить для них место, и что Он его и для меня приготовил. Я знаю, что Он снова придёт за теми, которые здесь, на земле, дали очистить себя от грехов и познали Истину, и что Он и меня возьмёт в ту чудную родину. Я знаю, что спасённый Им должен полностью, душой и телом, принадлежать и служить Ему. И то, что я знаю, я должен говорить другим, ибо Иисус Христос сказал: «Вы будете моими свидетелями!».

И вы, мои господа, должны то, что вы знаете, передавать дальше; ибо есть только один путь в вечную жизнь – Иисус Христос. И, кто не знает этого пути, рано или поздно погибнет! Аминь!»

«Чудно, – подумал Аурелий, глаза которого сияли. – Вот это значит свидетельствовать о Господе! Благодарю тебя, Степан!

Этот урок я запомню: то, что сам знаю, нужно передавать другим».

«С Адамом мне нельзя о церкви говорить, – подумала Маргита, – нужно не спорить, а свидетельствовать всей своей жизнью.

Да, дорогой Иисус, Тебе я хочу служить днём и ночью, и молчать я не буду, особенно перед Тамарой. Я до завтра ждать не буду, а навещу её ещё сегодня».

«Если я поправлюсь, – подумал Николай, – я всю свою жизнь, как жертву благодарности, посвящу Тебе, Господи, чтобы Твоих Свидетелей стало ещё больше. Если же я не поправлюсь, то возьми к Себе меня и мою мать, хоть и незаслуженно, из милости».

А что думал пан Коримский, который, к удивлению Маргиты, остался сидеть на диване, когда все остальные склонили колени к молитве? Он подумал, что ему не хватало только, чтобы этот крестьянский парень пришёл и раскрыл перед ним источник его душевных мучений. Но Бог наблюдал за ним. Коримский чувствовал, что Бог всё видел и знал.

Степану пора было уходить. Маргита и Аурелий пошли проводить его. Николаю хотелось поговорить с отцом о прошедшем часе. Хотя он никогда не мешал отцу в его занятиях, и, несмотря на то, что отец именно теперь набросился на газеты и углубился в чтение их, как государственный деятель, от решений которого зависят большие политические изменения, Николай сел рядом на диван и обратился к нему:

– Отец, позволь тебе что-то сообщить.

– Что, Никуша? – Коримский обнял и привлёк его к себе.

– Так как мы сейчас наедине, я тебе, родной мой, хотел бы рассказать об изменениях, происшедших со мной во время болезни, особенно за последние дни, и о появившихся у меня твёрдых намерениях.

– Да, я слушаю.

– Всё, что рассказывал Степан, пережил и я, может быть, несколько иным образом. Я был духовно мёртв, но Иисус Христос открылся мне. Я пошёл ко кресту. Тяжесть грехов, с которой так трудно умереть, снята с меня. Теперь и я могу сказать вместе с Иовом: «Я знаю. Искупитель мой жив».

– Николай! – воскликнул Коримский с болью в душе.

– Не прерывай меня, отец. Всё, что Бог делает, хорошо, даже если мы Его не понимаем, сказал мне однажды Мирослав. И он прав. Если бы не моя болезнь, я бы никогда не узнал самого себя, и Мирослав не пришёл бы в наш дом. Какая польза была бы мне от того, что я провёл бы всю свою жизнь в удобствах, богатстве и счастье, а потом всё потерял бы. Я тебя прошу, отец, сколько бы моя жизнь ни продлилась, дай мне возможность уйти из неё, сделав доброе дело.

И Николай рассказал своему побледневшему отцу о предложении Мирослава относительно евангелистов. Он сообщил ему также о предположении Аурелия, что католическое духовенство вряд ли долго даст Урзину спокойно трудиться, так как собрания он проводил в арендованном для этого доме. Хорошо бы позаботиться о том, чтобы такой запрет стал невозможным.

– Я думал о том, – продолжал Николай, несмотря на то, что молчание отца его угнетало, – что ты не любишь общества, я никогда и не стану собирать его, но что наш дом для нас слишком велик. Как хорошо было бы освободить большой салон и оборудовать его для собраний! Мы могли бы сказать, что проводим в нём свои домашние богослужения, никто не мог бы вмешаться, и Мирослав беспрепятственно мог бы работать. Отец, позволь мне выполнить это моё желание, которое, как луч света, озаряет вечер моей молодой жизни! Ты мне не откажешь, отец, не правда ли?

Ты позволишь, или это для тебя слишком большая жертва?

– Жертва? Проси всё, что у меня есть, всё к твоим услугам, – вскипел Коримский. – Но насчёт евангелиста – хоть двух пошли на учёбу, только не требуй от меня, чтобы имя наше стало предметом насмешек для людей! Что люди о нас с тобой скажут?

– Люди, отец? Люди распяли Иисуса Христа, с ними мы не можем равняться. О тебе люди сказали бы, что ты в отношении меня проявил слабость, а что они обо мне скажут – неважно.

– Прошу тебя, отец, позволь!

– Нет, Николай, этого я тебе позволить не могу! Ты требуешь такое, что противоречит моим принципам. Я не позволю опозорить моё имя. Довольно того, что однажды случилось. Не будем больше об этом говорить.

Коримский встал и оставил сына одного с его разрушенными надеждами. Он не хочет посвятить дом свой прославлению Бога, перед Которым дрожит, но перед Которым не хочет склониться.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

В прекрасном Подолинском парке в мягком кресле, покоилась его юная владелица.

Вокруг неё благоухали нарциссы и гиацинты. Над её головой шумела молодой листвой столетняя липа.

Неподалёку плескался ручеёк, берега которого украшали незабудки. Вокруг дочери востока простиралась райская красота западного майского дня, однако Тамара не обращала на неё внимания.

Её голубые глаза за тёмными очками смотрели в безоблачное небо таким вопросительным взглядом, будто она ждала оттуда ответа на все волнующие её вопросы и мысли. «Значит, там живёт Бог», – думала она, имея в виду не только бесконечные миры, солнце, луну; нет, над ними она представляла себе другое небо, где жил истинный Бог, Который всё видит и всем управляет; и там был теперь и Его Единородный Сын, Иисус Христос. Как странно! Как она до сих пор ничего об этом не знала?

Какую чудесную книгу подарила ей Маргита! Она ещё очень Мало в ней прочитала – только начало первой и начало второй части о создании мира и о рождении Иисуса Христа. Какое это было странное и чудное событие! Ах, скорее бы ей получить английскую Библию, чтобы её компаньонки могли читать ей вслух.

«Это, наверное, было чудно, когда с неба с многочисленным воинством небесным явился Ангел, который воскликнул: «Я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям: ибо ныне родился вам Спаситель, Который есть Христос Господь».

Если Он родился всем людям, если это радость для всех, то это касается и меня, – размышляла Тамара. – Это было мировое событие, а я до сих пор не знала ничего о Нём. Почему мне ничего об этом не сказали? Или оно касалось только мира того времени? Невозможно! Николай Коримский сказал, что Иисус жив, и что Он и ему даровал жизнь и его скорбь заменил радостью, о которой возвещал Ангел. Но если то событие коснулось Николая, то почему оно меня не касается? И если Бог Своим всесильным словом в течение шести дней сотворил небо и землю и вообще всю природу и небесные тела, даже самого человека, почему меня тогда учили, что всё это само собой возникло и развивалось в течение миллионов лет и что человек появился в результате эволюции? Разве не гораздо легче понять и поверить в существование всесильного, вечного, любящего Творца, Который всё создал, в том числе и человека? Что Он создал его по образу Своему и дал ему власть над всем остальным творением? О, я верю в это и рада, что мне не нужно уже думать о том, что человечество когда-то стояло на очень низкой ступени развития».

Девушка рассматривала небо, где живёт Бог. «Но если Создатель там, как Он тогда всё видит и слышит? Откуда Он всё знает?

Заботится ли Он о Своих созданиях? Ведь Он не мёртвый, как идолы язычников! Если Он даровал Николаю радость, Маргите – свет, если Он услышал молитвы Лермонтова за Николая, значит, Он заботится… А обо мне Он тоже заботится?»

Ах, что бы она отдала за то, чтобы ей кто-нибудь дал ответ на эти вопросы! Тихо и величественно синел небосвод над ней, издали доносилась соловьиная трель, как хвалебная песнь, как молитвенный псалом. Цветы распространяли свой аромат, вода плескалась, деревья шумели – вся природа, казалось, просила своего Создателя: «Откройся этой душе, чтобы она узнала, что Ты заботился о ней день и ночь, что это Ты в её жизни всё так устроил, чтобы она, наконец, познала Тебя и великую любовь Твою»,

Вдруг мысли её прервал радостный возглас:

– Тамара, вы здесь?

Оглянувшись, она тотчас, вскочила.

– Маргита, ах, Маргита! – ликовала она, побежав навстречу всаднице. Молодые дамы уже обнимали друг друга.

– Извините меня, Тамара, за моё неожиданное вторжение, но мне нужно было вас увидеть. Сердце моё не могло ждать до завтра!

– О Маргита, мне не за что вас извинять! Наоборот, я так счастлива. Вы сами видите, как я одинока и как мне скучно.

– Вы одна, Тамара? – спросила Маргита озабоченно. – Где ваши компаньонки? Где ваш отец?

– Отец занят, – сказала девушка, нахмурившись. – У него много дел. Сейчас у него пан Орловский. Они вместе разбирают древности. Ася разучивает пьесу, которую вы ей вчера дали, а Орфа пишет за меня письма в Египет. Так как мне делать ничего нельзя, я вышла. Однако, что мы стоим? Вы всё ещё держите своего коня…