Текст книги "Африканский ветер"

Автор книги: Кристина Арноти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

10

В лифте она шутила и беспокоилась о том, нравится ли мне японская кухня. Она пояснила, что ресторан «Кейзерс Пэлэс» был известен во всем мире. Но этот мир не был моим.

Мы прошли сквозь собравшуюся у игровых автоматов толпу людей. Эта звездная ярмарка ослепила меня. Мы шли по храму денег, звонков, щелчков, звуков и состояний. Будущие самоубийцы и мокрицы смешались в бешеном мерцании неоновых ламп. Видели женщин, накрашенных словно в морге, с неподвижными взорами, прикрытыми накладными ресницами. Рукоятки игровых автоматов не успевали остыть, их снова и снова трогали горячие руки.

Посреди этого на вид бесконечного зала возвышался ресторан в виде пагоды. В него вел миниатюрный мостик, перекинувшийся радугой над водой. На террасе гейши с военной выправкой и белыми лицами подавали напитки клиентам, ожидавшим своей очереди. Интерьер был шикарный и спокойный. Под неусыпным наблюдением хозяина счастливые избранные наслаждались тонкими ломтиками сырой рыбы, навернутыми на вареный рис, перевязанными травами и разноцветными морскими водорослями.

– Здесь подают лучшие в Неваде суши, – сказала Энджи.

Наш столик стоял в уголке. На нем была рыба на подстилке из водорослей. Мы вели себя как завсегдатаи. Она была абсолютно естественна, а я притворялся. Я держал палочки с непринужденным видом, во время пиршеств в китайских ресторанах Майами я научился пользоваться ими, поскольку там можно было есть как палочками, так и руками. Я был сбит с толку этой вдовой, бывшей к тому же сиротой, а главное, миллионершей. Ни в одном из своих мечтаний я не предусматривал столь сложную ситуацию.

Энджи разговаривала со мной совершенно естественно, словно эта встреча была назначена за несколько месяцев до этого. Она рассказала мне о смерти родителей, описала человеческие и профессиональные качества своего советника Сина Сэндерса, лучшего друга отца и управляющего компании. Ее умная красота очаровала меня, знание дел и цифр удивило. Хозяин заведения подошел поприветствовать нас. Этот невозмутимый японец сумел собрать обо мне лишь обрывочные сведения: что я француз, инженер и находился здесь проездом. Пресытившись нашими комплиментами, он отправился с суровым выражением лица обходить другие столики. Энджи спросила, бывал ли я в Японии. Я ответил, что, к сожалению, моя фирма не вела дел в Азии.

– Для нас, – сказала она, – они самые опасные противники. Они хотят купить все, абсолютно все. Я достаточно хорошо их знаю, у меня даже есть знакомые по колледжу, особенно дочка одного из их крупных промышленников. Колледжи – это хорошее место для знакомств… Эрик, вам понравилось у Роя?

Почему она меня об этом спросила?

– Он симпатичный человек, и друзья его очаровательны. Но не только из-за Роя мне так грустно и так не хочется покидать США.

Я надеялся, что она спросит: «А из-за кого?» и что я смогу ответить: «Угадайте!» Но она не стала терять времени на это кокетство.

– Вы сказали ему, что хотели бы остаться здесь?

– Нет. Я никогда не использую дружеские отношения для улаживания своих профессиональных дел.

Она сделала мне комплимент:

– Если бы все были такими, как вы, жизнь была бы намного проще и не было бы риска попасть в любой момент в ловушку. Вас удивило мое приглашение?

Я шел по минному полю, мне приходилось тщательно взвешивать каждое слово. Я понятия не имел, как в этом кругу одерживались победы и терпелись поражения. Что она от меня ждала?

– Удивило? Нет. Вы говорили мне о такой возможности во время барбекю. Я, правда, запутался в номерах телефонов и мог уехать из США, не попрощавшись с вами.

– Вы были раздосадованы или грустны?

– Скорее, грустен.

– Вы говорите искренне? – спросила она.

– Обманывать было бы глупо.

Она улыбнулась:

– Люди часто врут, потому что их к этому принуждает светская жизнь или торговые интересы. Но я считаю недопустимым обманывать кого-то, кто вам полностью доверяет. Я считаю, что доверие много ценнее любви. Это – святое.

Я стал наматывать на палочки красные и зеленые водоросли. Было ли это простым времяпрепровождением? Чего или кого она ждала? Самца, который будет тискать ее в постели, сострадательного брата, наперсника, которому можно все рассказать, потому что он честен, а главное, потому что он уезжает? Я отдал бы несколько месяцев своей необеспеченной жизни, чтобы узнать, что мне требовалось сказать. Я выбрал молчание, я не посмел вступить на тропу лести и сказать что-то вроде «вы прекрасны», поскольку каждую секунду рисковал разбить себе нос. Я был парижским пролетарием перед миражом.

– Я очень мало знаю о вас, Эрик, – сказала она. – И вы не задали мне ни одного вопроса.

Я произнес тоном облезлого Джеймса Бонда, у которого на все есть ответ:

– Ваши волосы вьются сами по себе или вы их завиваете?

Но быстро отказался от этого, мне это не шло.

Она рассмеялась:

– Вы забавный! К счастью, сами. У моего отца были рыжие кудрявые волосы, моя мать была скандинавской блондинкой. Отсюда цвет волос и кудри.

– Очаровательно, – сказал я.

Со словом «очаровательно» я ничем не рисковал.

– Спасибо, но я тут ни при чем. Это – гены.

Она то проявляла повышенный интерес ко мне, то становилась нейтральной и светской, то вдругпочти близкой. Я хотел ее, президентство в компании Фергюсонов, я хотел эту генеральную директоршу с четко вырисовывавшейся под вышитым платьем грудью, с ее взглядом с тысячами позолоченных отражений, ее аппетитными губами. У владелицы компании Фергюсонов были длинные, загнутые вверх ресницы. Она вызывала огромное желание, широкую гамму психических и физических чувств. Она была живым воплощением всего того, чего я жаждал, и красоты вдобавок.

– Энджи?

– Да, Эрик?

– Что вы ожидаете от этого нашего вечера?

Целовать или не целовать. Вот в чем был вопрос. А если да, то стоило ли торопиться?

– Вы – симпатичный мужчина, я – одинока, – ответила она – Приехав сюда, я подвела итог. Я живу затворницей, одни и те же люди, одни и те же лица. Все, что называют кругом друзей. Вы – новый, соблазнительный человек, очень корректный. Человек, чьи реакции отличаются от наших. Вы кажетесь мне более натуральным, чем мы.

Что могло означать это «более натуральный»? Более глупый, более медлительный, неспособный расслабиться? Отсутствие денег любого человека сделает застенчивым. Надо было управлять ею. Она только этого и ждала, но не желала мне помочь.

Энджи наклонилась ко мне:

– Я люблю Европу и часто бывала во Франции. Если останетесь здесь, мы сможем провести несколько приятных дней вместе, поездить по моим домам.

Считала ли она меня неким забредшим к янки донжуаном или принимала за какого-нибудь ковбоя? Как у старого дракона, во мне проснулась гордость. Простая гибридная связь обрекла меня на провал.

– Энджи, будьте откровенной. Что вы от меня хотите? Я не принадлежу к разряду удобных гостей. Я молчалив и озабочен, чувствую себя обузой. Признаюсь честно, вы мне нравитесь, но мне не хотелось бы начинать любовную историю, не имеющую конца. Америка и без того принесла мне много огорчений.

Она положила ладонь на мою руку, помолчала мгновение.

– Мне нужен нежный человек рядом. Физическая близость для меня вторична, это – всего лишь результат, да и то в случае брака. Я отработанный материал. Моя проблема не в теле, а в душе. Люди всегда нуждаются в друзьях.

Я готов был зарыдать. Значит, передо мной сидел великий романтик?

Она продолжила:

– Мне хотелось бы получше узнать вас, понять ваши привязанности, идеалы.

Мне хотелось закричать: «Деньги и власть! Остальное приложится».

– Мой идеал? Работа, приносящее мне удовлетворение, подруга, с которой я мог бы делиться всем, жизнь близкая к природе.

Я восхищался собой. Она тоже.

– Все, что вы только что сказали, глубоко меня трогает. Позже вы узнаете почему.

Официантка с белым лицом, одетая в шелковое, украшенное поясом кимоно, снова налила саке в маленькую фарфоровую чашку. Я был поражен эффектом моего красивого высказывания.

– Я все больше и больше убеждаюсь в том, – сказала Энджи, – что наша встреча была предначертана высшей силой, неким магнетическим притяжением, которое позволяет встретиться некоторым существам, предназначенным друг для друга. Прежде чем пойти дальше, я хочу убедиться в том, что вы свободны, я хочу сказать, от любовной связи, от чувственных обязательств…

– До моего приезда к Рою я был увлечен только работой, но, увы, не удовлетворен в профессиональном плане. Я чувствовал себя, как бывший беговой конь, который вынужден катать детишек по манежу.

Она слушала меня с бесконечным вниманием.

– А что для вас важнее, личная жизнь или профессиональная карьера?

– Одно неотделимо от другого. Я – самое худшее из существ, ни гений, ни функционер. Когда человек стоит между таким выбором, ему трудно определиться. Мне было бы приятнее что-нибудь создавать.

Она произнесла:

– Человек сам создает себе ту жизнь, которую он хочет, если ему нравится жить.

Меня просто подмывало сказать ей: «Особенно, когда имеешь в банке такой счет, как у вас». Но я осмотрительно сдержался: момент для таких шуток был крайне неудачный. Слушая ее, я принял снисходительный вид.

– Начиная с десятилетнего возраста мой отец начал готовить меня к тому, что однажды я вступлю в наследство, получу компанию… Но, будучи подростком, я интересовалась только животными и хотела стать ветеринаром или изучать язык дельфинов. Все относящееся к природе интересовало меня гораздо больше, чем какой-нибудь трактат по экономии. Но я была послушна и пошла по пути, который начертал мне отец. Я слишком его любила, чтобы разочаровывать его и доставить ему беспокойство.

Я на мгновение потерял самоконтроль:

– Но вы могли бы позволить себе любую примитивную выходку…

Энджи взяла стакан, но поставила его на место, даже не поднеся к губам.

– Примитивную выходку? Ваши слова неприятны, даже шокирующи. В каждом человеке есть священные места, топтать которые не следует…

– Признаюсь, мой юмор несколько неуклюж. Я чувствую себя не в своей тарелке и мог бы скорее придумать историю любви с предприятием, чем с женщиной, а уж о мире дельфинов…

Она разглядывала меня, видимо, решая, брать меня или бросить.

– Есть ли в вас внутренние пространства? – спросила она.

Эти метафизические изыскания неустроенной в жизни девицы заставили меня ощетиниться.

– Что вы имеете в виду, Энджи?

– Мечтали ли вы о широких равнинах, о сильных ветрах для ваших глаз, для души?

Надо было быть поосторожнее. Еще немного, и она заставит столик плясать.

– Кто же не мечтает о дальних горизонтах…

Она наклонилась ко мне:

– Таких людей больше, чем вы думаете. А почему вы не остались в США, когда вам было двадцать лет?

Эта негодяйка провернула нож в моей ране.

– Я тогда еще не созрел для такого решения, а также думал о семье. Для того чтобы жить, мало одной профессиональной привязанности, даже если вам предстоит завоевать целый континент.

– А с тех пор, как вы со мной познакомились? – спросила она с беспокойством.

– Мое видение будущего стало смутным. Вы мне его нарушили.

– И это все? – спросила она. – Всего-то «нарушила»… Вы не влюблены в меня?

– Энджи, как вы можете говорить подобную глупость?

– Влюбиться в меня – глупость? Спасибо за комплимент.

– Вы хотите услышать о безумной и внезапной страсти? Ваша красота и ваши деньги парализуют меня, но я дорожу своим достоинством.

– Как ценен полностью откровенный мужчина! – сказала она нежно.

Я был на правильном пути. Я нащупал нить, правильный тон, и у меня появилась надежда. Такой честный человек, как я, был неоспоримым благом как для женщины, так и для общества. Поразмыслив несколько секунд, я решил, что будет полезно показать свою суровую и властную сторону. Такой ласковый мачо. Это было то, что нужно.

– Вы прекрасны. Хуже того, вы опасны. Кто же осмелится рассказывать вам сказки? Перед вашим умом любой обманщик сразу же выдаст себя.

– Вы полагаете? – сказала она, явно польщенная моими словами, – Не считаю себя такой уж умной… Если бы это было так, я меньше страдала бы в прошлом. Увы! Я слишком часто верила разного рода похвалам.

Я покачал головой, показывая затруднение. Я уже исчерпал все мои запасы комплиментов. И тут Энджи начала задавать мне прямые вопросы, попадая точно в цель.

– Вы действительно хотели бы остаться в Калифорнии?

– В Калифорнии или на восточном побережье. Разницы нет. Но не надо больше думать об этом, Энджи. Я принял приглашение Роя не для того, чтобы найти работу, а в Лас-Вегас прилетел вовсе не за тем, чтобы уговорить владелицу компании нанять меня. Не будем портить эти минуты удовольствия.

– Рой говорил мне о ваших дипломах, о вас…

Я решил пойти на риск и сказал:

– Может быть, сменим тему?

Постоянно расспрашивая меня, Энджи ужасно затягивала ужин. Люди, которые пришли вместе с нами, уже покинули ресторан, а те, кому пришлось ждать на террасе, вошли в зал и расселись за вновь накрытые столы.

– У вас во Франции осталась семья, – продолжила она – Дядя, не правда ли?

Кэти, видно, рассказала ей мои истории. Надо было придумывать дальше.

– Да. Если он не проиграет однажды все деньги в Монте-Карло, я унаследую от него приличное состояние.

– Расскажите о вашей матери. Если я правильно поняла, у ее родителей в Германии были заводы, не так ли?

Рой хорошо ее проинформировал. Я сделал небольшой жест, который казался мне непринужденным и элегантным.

– С этим все кончено. Не стоит ворошить пепел прошлого. Эти заводы были стерты с лица земли американцами. Такова история.

– Вы часто ездите в Германию?

– Нет. Вообще не езжу

– И вам никогда не хотелось докопаться до ваших немецких корней? – спросила она почти с раздражением.

– Нет. Я избегаю тех, кто выжил, людей из поколения моей матери. Они говорят только о войне… Это очень скучно.

У войны была покладистая спина. Она была полезна, эта война. Кто посмеет поставить под сомнение результаты бомбардировок? Я слегка подправил историю:

– Замок родителей моей матери в конце войны представлял собой лишь груду развалин. И чем меньше мне об этом напоминают, тем лучше я себя чувствую.

– Эрик, это несправедливо, не отрекайтесь от них. Они не виноваты в жестокости истории.

– Да вовсе и не отрекаюсь. Доказательством этому служит то, что я о них говорю.

Как мне надоело анализировать состояние моей души и импровизировать в зависимости от необходимости каждого момента! Ужин закончился. А не свить ли мне венок из водорослей и не надеть ли его на шею? Мне уже надоели этот шикарный ресторан, эта невозмутимая гейша, мне надоела Энджи, ее экспресс-анализы и определения.

– Рой, должно быть, рассказал вам… мой первый брак был неудачным, а второй обернулся драмой. Вы знаете об этом?

Я подавил тяжелый вздох. Теперь начнем копаться в ее прошлом. Я не попался в ловушку:

– Рой был занят турниром, а я не любопытен. Единственное, в чем я убежден относительно вас, так это в том, что вы великолепны!

И осторожно добавил:

– Мне очень жаль, что вам пришлось страдать, каковы бы ни были причины этого. В любом случае, грустны вы или нет, вы просто обворожительны.

Она поигрывала своим бриллиантовым колье. Оно было не слишком широким, не слишком длинным, всего лишь нитка на шее, пустячок, от которого заплакал бы от волнения ювелир в моем квартале. Был один такой на моей улице, он продавал цепочки легкие, как перышко, и кольца с малюсенькими бриллиантами. Энджи откинула голову назад, потом встала. Она вся дрожала внутри своей раковины, она хотела меня. Она желала меня, я чувствовал ее желание овладеть мной. Но в этом призыве не было ничего примитивного. Было что-то другое, но что?

– Ради сегодняшнего вечера я сделала над собой усилие. С некоторых пор я не интересуюсь людьми, выходами в свет, одеждой. Ах, да, чуть не забыла. Не обижайтесь, маленькое уточнение: у вас, случаем, нет гомосексуальных наклонностей?

– Я бы уже давно «наклонился». У меня также нет билета КП и я серонегативен.

– Что такое КП?

– Коммунистическая партия. Ее здесь продолжают недолюбливать, это вполне нормально. Проблемы между Востоком и Западом еще существуют.

– Я вычеркнула все это из своей жизни. У меня совсем другие интересы. А почему вы сказали, что вы серонегативны?

– Потому что это правда. У меня и справка есть.

– Вы посчитали необходимым пройти осмотр?

– Это часть моей жизни.

– Правда? – сказала она. – А остались бы вы в США, если бы вам предложили здесь должность, равнозначную той, что вы занимаете во Франции?

– Та должность, что я занимаю во Франции, вовсе не подарок. Естественно, остался бы! Но я знаю все трудности в достижении этого. Для среднего инженера-химика получить право на жительство практически невозможно. Я ведь не будущий нобелевский лауреат.

– Расскажите, Эрик, что вы умеете делать.

– Я хороший организатор, менеджер, хорошо знаком с международными рынками. Я мог бы быть хорошим советником по инвестициям в Европу.

Моя скромность была по достоинству оценена.

– Все ясно, – сказала она. – А если бы вы каким-то чудом узнали, что любое американское предприятие при взгляде изнутри полностью отличается от того, что представляют себе европейцы. Мне кажется, вы смогли бы адаптироваться.

– Я упорен и послушен, когда необходимо чему-то учиться… За несколько месяцев я мог бы сформировать команду и начать изучение рынков… Европейцы одновременно вдохновлены и испуганы 1992 годом. Но задолго до этого я мог указать места, благоприятные для размещения новых заводов.

– Благодарю вас за точность, – сказала она.

А затем добавила:

– Если я выйду за вас замуж, вы сможете легко получить вид на жительство, эту грин-карту.

Эта фраза ударила меня по голове, словно горшок с цветком, упавший на меня с балкона.

– Я, конечно, не глухой, но не могли бы вы повторить, что только что сказали?

Она повторила по слогам:

– Если вы женитесь на мне, у вас не будет проблемы остаться в США.

Так вот в чем причина этого приглашения: она безумна! Ее пора «вязать». Очаровательная психопатка, кокетливая интеллектуалка, терпеливая нимфоманка, маскирующаяся под стыдливую вдову. Я пропал. Мне надо было сматываться. Отвергнутые психички после неудачи становятся злейшими врагами.

– Вы надо мной смеетесь. Брак по расчету? По моему расчету? Так не пойдет, очаровательная моя Энджи, вы надо мной издеваетесь. Подумайте, по крайней мере, о том, чтобы взять меня на работу в вашу компанию, а не о том, чтобы выйти за меня замуж…

Она воскликнула:

– Зачем вы нервничаете? У меня есть много причин желать этого брака. Связав свою судьбу с вами, я не буду разочарована, потому что ничего и не жду. Только честности. Вы красивы… Ну, не надо отказываться, лицемер вы этакий, вы соблазнительны и свободны. Вы могли бы стать идеальным спутником. А когда вам надоест Лос-Анджелес, мы уедем жить в Африку.

– Энджи, не надо надо мной насмехаться! Вам ни к чему выходить замуж за темного французишку, заблудшего сюда из Старого Света, чтобы пройти курс обучения в Калифорнии и поехать потом «поиграть в зеленого» в Африку.

– Что значит, – перебила она меня, – «поиграть в зеленого»?

– Ничего. Короче. Выходите лучше замуж за такого типа, как Рой, уверен, он не устоит перед соблазном. Или оглядитесь вокруг, ведь есть же интересные мужчины. Вы знакомы с крупными промышленниками, владельцами больших капиталов. Среди них есть, вне всякого сомнения, «клиенты» для «возврата к природе». Я по сравнению с ними – ничто.

Она смотрела на меня взглядом умной ученицы.

– Успокойтесь, Эрик. Ваша точка зрения имеет право на существование, но я думаю иначе. Пройдя через такое испытание, как приспособление к жизни в Америке, вы, возможно, захотите сменить образ жизни. Я подожду…

Нетерпеливым жестом я отказался от очередной порции саке, которую предлагала мне напудренная гейша. Я был унижен, шутки Энджи низводили меня до уровня человека-вещи. Я ее ненавидел. Я хотел сбежать с этого ужина.

– Энджи, вы – избалованный ребенок, а я – врожденный пессимист. Мы встретились случайно, я здесь ненадолго. Давайте останемся добрыми друзьями. Завтра я уеду…

– Вы не хотите выслушать меня?

Эта шикарная кошка хотела поиграться с мышкой. Я все с большим трудом переносил ее превосходство.

– Вы здесь вовсе не случайно, Эрик. Вы захотели меня увидеть, вы часто звонили… У вас на это были свои причины.

– Да. Я был безволен, вы красивы, вы – дополнительная связь с Америкой, вот и все.

Принесли счет, она подписала его, бросив взгляд на стоявшую внизу цифру. Затем снова обернулась ко мне:

– Я очень суеверна… Во время прощального приема я заключила пари и дала обет. Я сказала себе: если он будет часто звонить, тогда я дам ему второй номер телефона ранчо. По первому моему личному телефону прислуга никогда не отвечает.

Я покраснел:

– Так вы знали, что поедете на ранчо…

– Да.

– И вы поиграли со мной в немые телефоны?

– Мне нужны были доказательства…

– Доказательства чего?

– Того, что вы действительно хотите увидеться со мной.

– Не задумываясь о причинах этого?

– Да. Я фаталистка и играла в орла или решку. Вы держались отдельно от моих друзей, вы их даже не замечали. Поскольку часто играю с судьбой, я сказала себе: «А смогу ли я стать первой женщиной, в которую он влюбится?»

Ресторан пустел.

– Энджи, вам кажется нормальным, что незаметный парижский инженеришка, ищущий работу в США, влюбился в вас? Если даже это было бы так, я смог бы скрыть это чувство, отрицать его, чтобы не показаться грязным мошенником. Я хочу построить свое будущее, но не такой же ценой.

Она выслушала меня, но, как большинство людей, интересующихся на самом деле только самими собой, она слышала лишь те слова, которые были выгодны ей.

– Вы уже рассматривали возможность брака по расчету. Вы сами недавно об этом сказали.

– А кто в своей жизни не делал этого? Но не с вами! Вы слишком… Я не строю сумасбродных планов. Зачем вам нужен этот маскарад с бедным незнакомцем…

Я встал.

– Пойдемте, в следующий раз я приглашаю вас. Но при условии, что вы не будете говорить глупости.

Хозяин проводил нас до дверей. Мы прошли через миниатюрный садик и японский мостик и очутились в холле «Кэйзерс Пэлэс». Разноцветные лампочки игровых автоматов и неоновой рекламы окрашивали оболочку глаз желтым и ярко-белым светом. Красочная ярмарка, бесконечное движение плотной толпы людей опьяняли нас. Девицы с глубоким декольте и стройными провокационными ногами ходили среди толпы, разнося на подносах столбики центов и долларовые купюры. Они обменивали деньги игроков, даже не поднимавших со стульев своих задов перед автоматами.

Энджи смело пошла сквозь эту разношерстную толпу. В какой-то момент нас отделили друг от друга, и я потерял ее из виду. Затем снова нашел.

– Вы такой рассеянный, я ведь делала вам знаки, – сказала она.

Меня тошнило от этой «церкви», возведенной во славу денег. Я искал глазами витражи, может быть, даже блестящие кресты или возложение доллара на алтарь. Освещенные колонны поддерживали свод, в помещении эхом отдавались звуки музыки и вопли игроков. Мы прошли через этот безумный мир. Мимо нас прошествовала группа мужчин и женщин в тогах с лавровыми венками на головах.

– Они, вероятно, участвуют в частном приеме, – сказала Энджи. – Вы любите наряжаться?

Я пожал плечами. Этот вид развлечения богачей меня отвлекал от дел. Я и так был всегда одет для очередной роли, которую вынужден был играть. Швыряемый туда-сюда этой толпой, слыша эти назойливые звуки, со все большим трудом перенося этот кошмар, я захотел поскорее выйти отсюда.

– Куда вы идете? – спросила она.

– Не знаю… На улицу.

– Можно прогуляться, – сказала Энджи, – или прокатиться по Стрип на машине.

– Мне все равно…

Мы очутились в смежном зале, на полянке в лесу из людей. Я указал рукой на ее туфли на высоком каблуке.

– Вы хотите пройтись в этом?

– Возьмем такси.

Мы стали протискиваться к главному входу. На меня навалилась ужасная депрессия, надежда на будущее меня покинула, единственный шанс даже в форме странной шутки был призрачным. Я проливал пот и кровь для того, чтобы оказаться в этом мире кричащих образов. А что, если после того, как я соглашусь, она рассмеется мне в лицо? И я останусь для нее навсегда лишь французским босяком, над которым она поиздевалась во время ужина.

Один из портье окликнул такси, и шофер повез нас по залитой светом Стрип. По обеим сторонам этой улицы были казино, залы игровых автоматов и светящиеся неоном рекламные панно.

Она повернулась ко мне:

– Если вы уверены в том, что никогда не сможете меня полюбить, то больше не будем об этом говорить. Я уже придумала брачный контракт, который позволил бы нам, согласно моим принципам, жить вместе и узнавать друг друга. Обычно люди женятся, а по прошествии нескольких лет перестают любить друг друга и разочаровываются. Мы поступили бы наоборот. Вначале мы были бы несколько зажатыми, неуверенными, а потом бы оттаяли. То, что у обычных пар превращается в мучения, у нас может превратиться в любовь или развод по взаимному согласию.

Ее логика была странной, но достойной рассмотрения.

– Я не говорил, что не смогу вас полюбить! Я ничего об этом не знаю. Между любить и желать лежит целая пропасть. Признайтесь, что у меня честная позиция. О каком доверии может идти речь, если я заору безумным голосом: «Да, я люблю вас!»

Она произнесла с упреком:

– Я ненавижу диалоги глухих, Эрик.

Я смутился:

– Такси не лучшее место для разговора.

И показал головой на водителя:

– Он нас слушает.

– Нет, ему на нас наплевать.

Она наклонилась вперед и шлепнула его по спине:

– Вам на нас наплевать, не так ли?

Водитель пожал плечами:

– Я вас не слушаю. Куда едем?

– Прямо…

Таксист наблюдал за нами через зеркало заднего вида, он привык иметь дело с ненормальными, его ничто не удивляло. Он опасался лишь убийц и тех, кто кончает жизнь самоубийством на заднем сиденье его машины после проигрыша в казино. А мы разговаривали о женитьбе, не было никакой опасности, что его машина будет запачкана кровью самоубийцы.

Слева на тротуаре человек в клоунском наряде, словно вырезанный из книги с картинками, раскачивался на цоколе слева направо и указывал большим пальцем, будто бы останавливая машины, на отель и игровой зал «Цирк-Цирк». Мы продолжали двигаться в потоках света.

– Эрик, выслушайте меня до конца.

– Еще самую малость. Если мне надоест, я выйду из машины.

– Я вышла замуж по любви, это был мой первый брак. Я была невинна, верила всему, что мне говорили, и захотела получить своего чемпиона по теннису, и я его получила. Он меня бросил. Затем я вышла замуж за психиатра, его убили.

Шофер услышал последнее слово и покачал головой, мы начинали его беспокоить.

– Убили?

– Тремя выстрелами в упор. В тот вечер были также убиты двое моих слуг-мексиканцев. Если бы я приехала домой на полчаса пораньше, то и я оказалась среди убитых.

Я молчал. Мы двигались бампер к бамперу, машины скапливались под рекламными щитами, которые окаймляли тротуары.

– Так вот, до настоящего времени все, что я начинала, заканчивалось неудачей. Чем больше я обдумываю в начале, тем чаще я ошибаюсь в конце. Вы мне понравились, мысль о свадьбе, которая изначально базируется не на чувствах, кажется мне соблазнительной.

– Но не мне.

– Выслушайте, прежде чем возражать, и не прерывайте меня. Я хочу выйти замуж за кого-нибудь не из своей среды, например за вас – человека, не замешанного в грязном скандале, не знающего ничего о сплетнях и пересудах, и, что немаловажно, за человека, имеющего отношение к моей отрасли и способного работать в компании. Любовь, возможно, придет позднее. Вы – соблазнительный и предельно честный человек. Вы холосты, вы любите Америку, вы хотите здесь обосноваться… Почему бы не попробовать начать жизнь наоборот? Один шанс из десяти, что это может получиться.

У тех, кто женится по безумной любви, процент удачи не намного больше.

– А где во всем этом я? Я не хочу быть подопытным животным, над которым экспериментируют, хорошо ли он выносит тепло и холод…

– Эрик, уверяю вас, после вашего знакомства с Лос-Анджелесом посещение Африки вместе со мной покажется вам удивительным. Давайте действовать поэтапно: Энджи, компания, Лос-Анджелес, Африка.

– А какой мой интерес в этом деле, Энджи?

– Жизнь в США, ответственный пост в известной фирме, возможно, когда-то любовь. Это вовсе не исключается, во всяком случае для меня.

– Меня будут считать охотником за приданым…

– Насчет этого можете не беспокоиться, у вас не будет никакого доступа к моему состоянию, – произнесла она нейтральным тоном. – Я гарантирую вам достойное моего мужа комфортное положение в компании. Если мы все-таки не сможем полюбить друг друга, разведемся. И вы будете свободным… но в США. Если вы действительно об этом мечтаете!.. В противном случае, если наше пари увенчается успехом, мы могли бы даже завести детей и вырастить их в простом мире, близком к природе. Жизнь наоборот… Единственное, что вы должны будете мне пообещать, это то, что вы никогда не будете ставить меня в смешное положение. Двое мужчин уже посмеялись надо мной, с меня достаточно.

Я был потрясен. Она казалась серьезной, я был готов и отчаянно свободен.

– Энджи, давайте пройдемся пешком, вы не против?

Вы вышли из такси и смешались с движущейся толпой людей. Меня внезапно коснулся горячий ветер, его ласки были чувственными, интимными, почти непристойными.

– Ветер пустыни. Он похож на африканский ветер, – сказала Энджи.

– Африканский ветер?..

– Он совершенно особенный. Я изучала его в Кении. Когда он взял меня в первый раз, у меня перехватило дыхание.

– Он вас взял? Странное определение.

– Этот ветер дует с такой силой, что оглушает вас, он такой резкий, налетает порывами. Он несет пыль, песок, болезни. Я боюсь его и люблю, я хочу его точно так же, как хочу Африку, каждое мгновение моей жизни.

Она закрыла глаза.

– Я люблю Африку, – произнесла она – Я люблю только Африку.

Я подошел к ней, обнял и поцеловал. Она отстранилась.

– Предупреждаю вас, что, если мы все-таки поженимся, нам придется некоторое время подождать. Мое тело пока еще не отвечает на ласки…

Я желал ее, потому что она была Энджи Фергюсон. Какую-нибудь продавщицу из лавочки или служащую я бы просто не заметил. Я наполнил легкие насыщенным оксидом углерода воздухом улицы Стрип. Я держал ее за руку.

– Можно было бы поступить иначе, Энджи. Вначале дать мне работу, испытать меня, оценить мои профессиональные качества и потихоньку узнавать друг друга в моральном и чувственном плане. Когда меня по-настоящему оценят в компании, когда я вас заслужу, а вы по-прежнему будете желать этого, мы поженимся.

Лас-Вегас, безумный бурлящий город, механический город, где легко теряют деньги и быстро находят смерть, раскинул перед нами свои шикарные ловушки. Энджи посмотрела на меня так, словно я излагал свой проект перед административным советом.