Текст книги "Сенатский гламур"
Автор книги: Кристин Гор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
Я вцепилась ногтями в ногу, чтобы перестать дрожать прежде, чем решат, будто я тоже больна.
– Да, – услышала я свой голос, – мистер Джекмен приехал, чтобы дать показания, но неожиданно сказались пагубные побочные эффекты от лекарства, которое он принял для облегчения своего состояния.
Отлично, пока ни слова лжи. Я молила Бога Убедительных Объяснений улыбнуться мне.
– Как комитету, возможно, известно, мистеру Джекмену приходится ездить в Канаду, чтобы покупать лекарства, которые ему крайне необходимы для борьбы с ужасной болью. Ему восемьдесят три года, и подобный стресс легко может привести к изнеможению. Несмотря на это, он с нетерпением ожидал сегодняшнего дня, дабы рассказать о себе комитету, в надежде сыграть скромную роль в улучшении качества жизни миллионов пожилых граждан, которые умоляют своих представителей в Вашингтоне разработать для них полный план льготного обеспечения рецептурными лекарствами.
Краем глаза я заметила, как некоторые репортеры что-то строчат в блокнотах. Может, я и вправду сумею выпутаться?
– Однако, несмотря на самые благие намерения, мистер Джекмен оказался не в состоянии выступать сегодня утром.
Это уж точно.
– Учитывая обстоятельства, он понадеялся, что сможет отложить свое выступление на завтра.
Я замолчала и задержала дыхание. Наверное, лучше было дышать, но я слишком нервничала. В пятом классе я победила в чемпионате по задержке дыхания за обеденным столом, поэтому не сомневалась, что дождусь ответа, не рухнув в обморок. Председатель поправил очки и прочистил горло. Я еще не посинела? Давненько же я не тренировалась.
– Комитет надеется, что мистер Джекмен почувствует себя лучше, и собирается заслушать его свидетельские показания завтра утром, – пропел председатель.
Дыхание, милое дыхание. Уфф – спертый, спертый воздух. Я совсем об этом забыла. Но самое важное и невероятное – несчастье удалось аккуратно предотвратить. Я кивнула сенаторам и попятилась от микрофона, мысленно отплясывая победный танец.
Наверное, стоило подождать с ликованием, потому что на обратном пути я была так рассеянна, что зацепилась за шнур от камеры и рухнула прямо на сидящих журналистов. Очень полный, средних лет журналист из «Ассошиэйтед Пресс» в целом смягчил мое падение, но, отчаянно размахивая руками, я умудрилась заехать в челюсть его юному соседу из «Вашингтон Пост».
Я услышала, как Р.Г. быстро задает председателю какой-то вопрос по программе заседания, и молча поблагодарила его, что он отвлек внимание от места крушения.
– Простите, ради бога, – прошептала я своим жертвам, когда восстановила контроль над вывернутыми конечностями и отношения с силой тяжести.
– Все нормально, я даже не заметил, – подмигнул мне пухлый репортер.
Я ему поверила. Но его соседу повезло меньше. Лицо, которое при других обстоятельствах можно было бы назвать красивым, украшала здоровенная царапина, очки валялись где-то под стулом. Он с таким несчастным видом шарил вслепую руками, что стало ясно – без них он ничего не видит. Я поспешила на помощь, сильно наступив при этом ему на ногу. И не мягкой ярко-красной кроссовкой, нет, но неумолимой бежевой сандалией на остром каблуке. Он завизжал от боли и треснул меня, стараясь защититься от неведомого безумного врага, решившего его покалечить. Конечно, именно так все и выглядело, но я же действительно старалась искупить свою вину. Я нашарила очки в черной оправе и ласково вложила их ему в ладонь.
– Простите, простите, пожалуйста, – снова извинилась я.
Он надел очки, повернулся ко мне, и тут выяснилось, что он ужасно похож на Кларка Кента[10]. Когда наши глаза встретились, сердце у меня заколотилось, и пришлось напомнить себе, что сходство сходством, но я вовсе не нахожусь в обществе переодетого супергероя. Или нахожусь? Хорошо, что он журналист, – иначе я сочла бы его слишкомпривлекательным. Но журналисты не в моем вкусе.
– Ничего, не беспокойтесь, – неубедительно произнес он.
– О нет, я вас поранила, – ответила я, заметив, что царапина начала кровоточить.
Ну вот, я пустила ему кровь. Жуть. Я осуждающе посмотрела на свои ногти. Не лучший способ обращаться с Кларком Кентом.
– Ничего, ничего, – бормотал он, лишь бы избавиться от меня, одновременно листая блокнот и роясь в кармане куртки в поисках другой ручки.
Он вернулся к слушанию, а я беспомощно таращилась на его ошалевший, поцарапанный профиль, в то время как за моей спиной сенатор Роллингс с тягучим южным акцентом произносил обличительную речь против «систе-емы страхова-ания». Кларк Кент что-то записывал, и мне до чертиков захотелось прикоснуться к царапине на его лице. У меня есть носовой платок. Может, просто вытереть кровь? Возможно, даже не спрашивая разрешения.
– Может, вам хотя бы дать пластырь или еще что-нибудь? – прошептала я ему на ухо.
– Мне нужно слушать, – с явным раздражением ответил он.
О боже, он меня ненавидит.
– Ну хорошо. Что ж, еще раз простите, – запинаясь, пробормотала я ему в спину. – До свидания.
Спасаясь бегством, я почувствовала, что краснею. По крайней мере, я выгляжу в тон одному из своих предметов обуви.
К половине шестого, когда пора было сопровождать Р.Г. в «Вашингтон Хилтон» на прием Американского фонда исследований СПИДа, я еще толком не пришла в себя. Навестив днем Альфреда Джекмена, я обнаружила его в отключке, среди оберток от содержимого мини-бара. Я еле убедила его временно (до окончания слушаний) передать мне остатки наркоты, поклявшись, что лично отвечаю за их сохранность. Радость победы была недолгой – ее сменил парализующий страх, когда я поняла, что добровольно вступила во владение здоровенным полиэтиленовым пакетом, полным превосходной канадской анаши.
Я семенила за Р.Г. к седану с тонированными стеклами, так и чувствуя пакет на самом дне сумки, которую наивная бабушка подарила мне на Рождество. Клянусь, я слышала шелест листьев и шуршание пластика, и мне казалось, что все вокруг тоже слышат его и вот-вот опознают. Я словно стала взволнованной героиней осовремененного «Сердца-обличителя» Эдгара По[11]. В этой версии, переделанной для ленивой толпы, сумка контрабандной травы шуршала достаточно громко, чтобы свести меня с ума и раскрыть мое преступление. Когда я села в машину рядом с Р.Г., на меня накатил приступ тошноты.
– Как себя чувствует мистер Джекмен? – спросил сенатор, приподняв бровь. Автомобиль выехал со стоянки Рассел-билдинг и влился в поток машин. Р.Г. знал – что-то стряслось, но детали его не интересовали. Мне это было только на руку, учитывая, какие именно детали.
– К завтрашнему дню он поправится, сэр. Не беспокойтесь. Я очень сожалею о задержке.
– Хорошо, – коротко ответил он. Р.Г. не собирался развивать тему, у него хватало дел вне моей скромной области компетенции. Он требовал сообразительности и результативности, и, если честно, обычно я была на высоте. До сих пор. Сегодня я немного не справилась.
Я достала папку АМФИС[12].
– У меня есть список гостей, в нем маркером помечены люди, к которым следует проявить чуть больше внимания. Например, Ник Саймон чувствует, что им пренебрегают. Он намекал, будто у нас слова расходятся с делом, и я заверила его...
Р.Г. перебил меня.
– Саманта...
Я подняла глаза от бумаг.
– Да, сэр?
– Вы хорошо себя чувствуете? – грубовато спросил он.
О боже, он показывает на мою сумку. Он знает. Он опознал шуршание? Альфред Джекмен настучал на меня? Ну вот, это произошло. Я уволена.
– Сэр, я понимаю, это нехорошо, но хочу, чтобы вы знали: я курила марихуану всего пять раз в жизни, последний из них восемь лет назад, и она никогда мне не нравилась, потому что на следующий день я не могла вспомнить даже самые простые вещи, вроде своего телефона. И я никогда не принимала других наркотиков, не считая алкоголя в очень умеренных дозах.
Р.Г. смотрел на меня, крайне смущенный.
– У вас скверный синяк.
Я посмотрела, куда он указывает – на желтоватые следы у меня на руке, прямо под ремешком сумки. Я знала, что это отметина от пряжки ремня Кларка Кента.
– Ах, это. Все нормально. Эта царапина не связана с наркотиками. – Я попыталась улыбнуться.
Несколько секунд Р.Г. тяжело смотрел на меня, потом покачал головой и принялся листать бумаги из папки АМФИС. Я сидела и смотрела в окно, переживая из-за своего звездного выступления. Я старалась думать о том, что Р.Г. размышляет над вопросами национальной политики, поэтому есть вероятность, что более важные вещи заставят его забыть мою случайную наркоманскую исповедь.
Какая же я дура.
Мое низвержение в водоворот ненависти к себе прервал звонок – сработало напоминание в календаре «Блэкберри»: сегодня Бруклинскому мосту исполнился сто двадцать один год. Я выключила звонок и мысленно отметила праздник, пока Р.Г. продолжал читать.
В средней школе меня заинтересовала «Большая книга праздников», которую методист хранил за конторкой. Все началось с необычного решения отмечать малоизвестные праздники, вроде Весеннего праздника древонасаждения или Дня признательности дворникам, и постепенно переросло в увлечение загадочными годовщинами. Как только я выбрала хобби, мой календарь быстро заполнился, и, что забавно, каждый день стал праздником. Я скромно отмечала их, иногда только вспоминая, иногда – не только. Например, чтобы отметить четырнадцатую годовщину публикации первой книги Дипака Чопры и рождение его империи самосовершенствования, я сводила себя в новый индийский ресторан на Дюпон-серкл. Что же делать с Бруклинским мостом? Может, лечь спать в ночнушке с надписью «Я люблю Нью-Йорк»?
Я смотрела на размытые от скорости посольства на Массачусетс-авеню, потом мы свернули на Коннектикут-авеню и затормозили перед толпой камер, журналистов и СПИД-активистов.
Р.Г. отложил папку, закрыл глаза, а когда открыл, они были ясными и внимательными.
– Пора за работу, – на удивление бодро сказал он. Минимум, что я могу сделать – ответить в том же духе.
– Совершенно верно, сэр. Это ваш народ.
Р.Г. взялся за ручку двери и покрутил головой, чтобы размять шею.
– Вы хорошо поработали над темами, – добавил он.
Я кивнула. Я знала, что они хороши. Два часа на них потратила.
– И еще, Саманта... – продолжил он.
– Да, сэр?
Он посмотрел прямо на меня, уголки его губ поползли вверх.
– Вам стоит почаще выходить в люди.
И ушел. Сотни рукопожатий и столько же обещаний. Я на секунду задержалась, чтобы собраться с мыслями, но постепенно убедилась, что это невозможно. Наконец я взяла «Блэкберри», бумаги, пакет анаши и последовала за сенатором Гэри в толпу.
Крутой поворот
До сих пор не понимаю, как Лиза уговорила меня составить ей компанию во время «счастливого часа» в ирландском пабе. Лиза – моя лучшая подруга. Она убедила меня отметить двадцать четыре часа воздержания Альфреда Джекмена, но уходить с работы в половине седьмого слишком рано, даже в пятницу. Неважно, что Р.Г. уже улетел на выходные в Огайо, а Жанет отправилась домой пораньше, на ужин в честь дня рожденья сына, я все равно была в ответе перед собой и горой неоконченных дел. И нас было непросто сдвинуть с места.
Мы сошлись на том, что я выпью пару кружек пива за Лизу и Альфреда, после чего вернусь на работу, чтобы слегка под хмельком составить сводку. Так будет хорошо для всех.
– Так, значит, слушание прошло удачно! – радостно заверещала Лиза, обнимая меня у барной стойки.
– О да, еще как, мистер Джекмен справился. – Я все еще не могла в это поверить.
– Хочешь сказать, тысправилась, – преданно настаивала она. Лиза была единственной болельщицей в моей жизни, и ее совсем не напрягала эта неблагодарная, а зачастую и бессмысленная роль. Еще она обожала документальные фильмы о раскаявшихся садомазохистах и болела за «Ред Сокс»[13], поэтому мне не раз приходило в голову, что она просто мазохистка. Она была высокой и угловатой, искусственно стильной и естественно яркой. Мы познакомились на благотворительной акции в Цинциннати – Р.Г. нужно было чем-то покормить, когда он выскочил за дверь после тусовки, и Лиза мне помогла. Через несколько месяцев она перебралась в Вашингтон, работать в отеле «Мэйфлауэр», и мы подружились.
Лиза из тех, кому то завидуешь, то сочувствуешь. Эта добрая и неотразимо привлекательная девушка постоянно влипала в дурацкие истории, в основном из-за сердечных увлечений. Или – довольно часто – исключительно телесных. Она западала на инфантильных жуликоватых бабников. В Вашингтоне таких хватало, особенно на ее долю. Последний как раз лечил колено, которое травмировал, играя в регби на Молле. Он упрямо надевал коленный бандаж перед сексом, а потом и вовсе бросил Лизу ради физиотерапевта – маленькой рыжеволосой женщины, искусной в обращении с повязками и ремнями. Лиза сочла себя неумехой и все еще переживала из-за разрыва. Я же была просто счастлива избавиться от него и его манеры обсуждать со мной преимущества ресторанов «Хутерс»[14] и мужских загородных клубов.
– За Сэмми Джойс и Альфреда Джекмена, сегодняшних звезд Сената! – Лиза чокнулась со мной бутылкой «Будвайзера» и хорошенько приложилась к ней в честь праздника.
Я согласилась. Альфред Джекмен и правда отлично поработал. Он был мрачен из-за ломки, но все решили, что его раздражает система здравоохранения, поэтому список разрешенных наркотиков, необходимых в его состоянии, и их грандиозные цены произвели солидное впечатление на комитет. Сенатор Гэри прочитал небольшую речь, и Альфред Джекмен благополучно отправился восвояси, поэтому пиво пошло хорошо. Точнее, шло – до тех пор, пока Лиза не ткнула меня локтем в бок, так что получился мини-прием Хаймлиха[15].
– Чего тебе? – прошипела я.
Она едва заметно качнула головой куда-то вправо. Я специально обернулась посмотреть, чем вызвала еще одну локтевую атаку.
– Ой! Да прекрати уже.
Хотя я видела, из-за чего весь сыр-бор. Через стул от нас заказывал выпивку парень, потрясающий не только по вашингтонским меркам, но и по всем мировым стандартам. Поймав мой взгляд, он вопросительно улыбнулся. Я немедленно отвернулась.
Лиза глазела на меня.
– Ты когда-нибудь научишься правильно смотреть?
– Нет, – честно ответила я.
Лиза вздохнула. Она была утонченной и невозмутимой. А я принесла с собой дух чего-то другого. Неутонченного и возмутимого, если хотите.
– Больше не буду, – пообещала я. – Но он все равно не в твоем вкусе. Мне казалось, козлиные бородки давно в черном списке.
Лиза встречалась с тремя козлобородыми, и с ее чувствительной кожи только сошло раздражение. В последнее время она очень красноречиво высказывалась в поддержку своей новой антикозлиной платформы, и я с ней соглашалась, поскольку всегда считала растительность на лице негигиеничной. Однако меня тревожило, что фасон бородки нового соседа наводит на грязные мысли.
– Не этот, – прошептала Лиза. – Этот.
Теперь ее призрачный кивок безошибочно указал на нового бармена, который, наверное, только что заступил на смену. Да, это больше похоже на правду. Он тоже был чертовски хорош, но более мускулист и порочен. Как раз по Лизиной части.
Я уже начала раздумывать, не превратился ли наш «счастливый час» в «час, когда только мужчина может сделать меня счастливой», но Лиза вновь посмотрела на меня.
– На них у нас еще будет время. Расскажи, как прошел день, – улыбнулась она.
И это еще одна прекрасная черта Лизы. Она женственна ровно настолько, насколько необходимо: обращает внимание на парней, но не сходит по ним с ума. У меня есть подруги, которые делают вид, будто хотят вечерком со мной посплетничать, а сами при малейшем намеке на запах мужского лосьона после бритья начинают безудержно хихикать и жеманиться. Они отпускают дурацкие шуточки, размахивают руками, в общем, из кожи вон лезут, лишь бы повысить свою привлекательность, остроумие или размер груди в глазах ночного роя барных самцов. Но Лиза не такая. Она верная и искренняя. Не агрессивная девица, а благоразумная женщина, знающая себе цену.
Целый час мы болтали и смеялись, подогретые еще несколькими кружками пива, и мешало нам только мое мелочное чувство вины из-за того, что я до сих пор не на работе. Ничего страшного, сказала я себе. Заканчивать рабочую неделю куда как веселее, кутаясь в горячительный жар пива. В конце концов, счастливый работник – хороший работник. И, к счастью, пьяный работник не может быть уволен, если его начальство уже уехало домой на выходные.
Едва я убедила Лизу, что мне на самом деле пора обратно, но я непременно встречусь с ней потом, как на глаза мне попался мужчина в инвалидной коляске, который пытался проехать в дверь. Ему мешала ножка стола рядом с дверным проемом – переднее колесо наезжало на нее, как он ни старался. Казалось, никто не замечал его борьбы, и уж точно никто не предлагал помочь. Его мрачная решимость чем-то напомнила трезвого Альфреда Джекмена, я невольно вскочила и поспешила на помощь, пока Лиза пыталась закадрить красавчика-бармена под предлогом заказа еще одного пива.
Я подошла к владельцам стола преткновения – юная нервная парочка, похоже, на первом свидании, – и с вежливой улыбкой обратилась к ним.
– Ребята, мне надо на секунду вас передвинуть, не шевелитесь, – выдохнула я, ухватившись за стол.
Не дожидаясь ответа, я рванула стол и оттащила его с пути инвалидной коляски, опрокинув при этом полный кувшин пива, которое они только что заказали, прямо на облаченную в белую шелковую блузку грудь перепуганной девушки.
Секунду я беспомощно стояла, внося последние события на свой кармический счет. Компенсирует ли помощь инвалиду обливание дешевым пивом невинной женщины?
– Ты че, рехнулась? – вопросил мужчина в коляске.
Интересно. Я ожидала благодарности от него и ярости от парочки. Но он совсем выбил меня из колеи.
– Я просто хотела помочь, – слабо объяснила я. – Чтобы вы могли проехать в дверь.
– Я сам могу о себе позаботиться. Мне не нужна помощь неуклюжей дуры, – рявкнул он на весь бар.
Хорошо. Ну ладно, возможно, промокшая парочка тоже удивит меня, но приятно. Я с надеждой обратила на них смущенный взор. Девушка тихо плакала, пытаясь тонкой салфеткой прикрыть облепленную мокрой блузкой грудь, но ничего не получалось. Ее спутник был смущен и озабочен.
Хм. Итак, я оскорбила калеку и довела до слез хорошо одетую женщину. Без сомнений, карму я себе испортила.
Глаза угрожающе защипало, когда на меня обратились неодобрительные взгляды окружающих. К несчастью, три выпитые кружки пива размягчили мою обычно толстую кожу, и теперь возмущенным незнакомцам легко довести меня до слез.
– Простите ради бога, – просипела я парочке. Мой голос явно унесла волна острого смущения.
Я уже собиралась удрать к Лизе (кстати, где она? Спокойно смотрит, как я страдаю?), когда чья-то сильная рука коснулась моей.
– Ну, слава богу, хоть кто-то раскочегарил эту ночь, – протянул голос надо мной.
Я подняла голову и второй раз за вечер встретилась глазами с потрясным даже по мировым стандартам мужчиной.
– Привет, – прошептала я и задумалась, не взял ли мой голос длительный отпуск. Парень улыбнулся, и на моей шее внезапно вспыхнула сыпь.
У меня крайне необычные физические признаки тревоги – безудержная дрожь стеснения перед представителями власти, истерический смех в присутствии опасных животных и аллергическая сыпь на шее при виде невероятно привлекательного мужчины, которому я хочу понравиться.
Сначала шею заливала густая краска, которая затем быстро рассыпалась на множество маленьких красных пятнышек, от груди до ушей. Это случалось редко – парень должен по-настоящему мне нравиться, – и всегда выглядело просто кошмарно.
На случай подобных аварий я держала в сумочке модный шарф, мамин подарок, но сумочка осталась на стуле. Пришлось обхватить шею руками. Немного похоже на эксцентрический жест, но куда больше – на эксцентричное самоудушение. Может, ему понравится?
Он отвел взгляд и тепло посмотрел на дрожащую парочку.
– Накиньте ей пиджак на плечи, – посоветовал он юноше. Тот послушался, и пиджак оказался куда лучшим прикрытием, нежели крошечная салфетка. – И закажите себе еще пива за мой счет, – галантно продолжал он. – Ну, то есть когда бармен закончит клеиться к вашей подруге. – Он снова улыбнулся мне.
Я повернулась и увидела, что бармен и вправду о чем-то шепчется с Лизой, которая, похоже, пишет свой телефон на картонной подставке для пива. Досада на нее сменилась неземной благодарностью за то, что она ничего не заметила и обеспечила мне приятное спасение.
– Меня зовут Аарон, – любезно сообщил он, протягивая руку.
– Сэмми.
– Приятно познакомиться, Сэмми. Очень мило с вашей стороны прийти на помощь инвалиду. К сожалению, он всего лишь сварливый пьяница, который околачивается здесь каждую ночь. Вы просто не знали, во что ввязываетесь.
Конечно, не знала.
– А теперь можно заказать что-нибудь вам?
Конечно, можно. Он смотрел на меня, и каждый удар сердца, гулко отзывавшийся в ушах, делал его все прекраснее. Прекраснее и... нетерпеливее. Ох, надо ответить ему вслух.
– Да, конечно. Давай же, я жду.
Давай же, я жду? Давай же, я жду?! Откуда только это всплыло? Разве это не старая фраза из «Лаф-ин»[16]? – Что меня дернуло за язык? И произнесла я это совсем не игриво, что могло бы меня спасти, но хрипло, а значит, грубо и требовательно. Это не в моем стиле! Что за дух-бунтарь родом из семидесятых вещал моими устами с той стороны? Я решила позже отомстить ему с помощью спиритической доски, а сейчас надо срочно спасать положение.
– Сейчас подумаю... у них есть «Дурацкий мартини»? – спросила я куда более соблазнительным тоном (по крайней мере, я молилась, чтобы это было так). – Это моя любимая выпивка.
– Боюсь, что нет. Но наверняка у них можно дернуть «Доброй самаритянки» и запить ее «Грубой ошибкой», – засмеялся Аарон.
– Звучит неплохо.
Мы вернулись на свои места, как раз когда Лиза оторвалась от мускулистого бармена. Она взглянула на мою шею и быстро сунула мне в руки шарф.
– Лиза, это Аарон. Аарон, это Лиза.
Пока они обменивались рукопожатием, я намотала шарф на шею.
– А это – Райан, – Лиза указала на бармена.
Райан определенно был красавчиком и в данный момент украдкой оглядывал меня с головы до ног. О нет, Лиза, нет. Куда мне еще один?
– Райан собирается показать мне блендеры в подсобке. Я как раз искала для «Мэйфлауэр» сделку повыгоднее. – Лиза скользнула за Райаном в дверь позади барной стойки, улыбнувшись мне напоследок.
– Что ж, замечательно. Теперь я не рискую показаться грубым, разговаривая только с тобой, – произнес Аарон.
Не вижу ничего грубого. И даже если эти слова попахивают мачизмом, в его устах они звучат сексуально. Что это за акцент? Похоже, южный. Может, это юг рая?
Я мысленно запрезирала себя за падение в пучину пошлости. Утешает одно – никто никогда не узнает, что у меня в голове появились такие мысли. Но я-то знала. Пора взять себя в руки. Не так уж он мне и нравится.
– Ты работаешь на сенатора Гэри, да? – продолжал Аарон. – Я видел тебя там.
Он видел? Когда? Где? Получается, что за мной наблюдают? Делала ли я что-нибудь постыдное? Вероятность этого мучительно высока.
– Да, я советник сенатора Гэри по внутренней политике. – Я широко улыбнулась, стараясь ослепить если не свежеотбеленными зубами, то относительно громким названием должности.
– Ух ты, здорово! Просто обалдеть!
Полоски для отбеливания чертовски неудобно приклеивать, но действуют они отлично.
– А ты чем занимаешься? – спросила я, чувствуя себя увереннее.
Наверное, он тоже работает на Холме. Я на это надеялась. Хорошо бы встречаться с кем-то, кого интересует то же, что и меня. Ох, а если он стоит у самого подножия карьерной лестницы? Мне это не важно, но вдруг его напугает мой успех? Я надеялась, что не кастрировала его своим признанием – не лучшее начало для серьезных отношений, несомненно, предназначенных нам судьбой.
– Я – старший спичрайтер сенатора Брэмена, – ответил он.
Джон Брэмен. Старший сенатор из Нью-Джерси, высокопоставленный член наиболее могущественного комитета в Сенате, грядущий лидер в президентской гонке, настоящий тяжеловес во всех смыслах. Болван по мнению большинства, но чертовски удачливый болван. Осталось всего пятнадцать коротеньких месяцев до дня, когда мы, вполне возможно, выберем Брэмена президентом. Да, похоже, я не слишком контузила самолюбие Аарона.
– Боже, у тебя наверняка куча дел.
Может, еще подсластить голос? Но опасно бросать вызов самой себе.
– Работы много, но она того стоит. Чтобы расслабиться, я пропускаю порой стаканчик по вечерам. – Он застенчиво улыбнулся.
Скажу ли я нашим детям, что сначала влюбилась в его улыбку? Если, конечно, смогу ввернуть словечко между страстными поцелуями, которыми их отец будет осыпать меня всю оставшуюся жизнь.
Аарон посмотрел на часы. О нет, плохой знак. «Скажи что-нибудь остроумное, – прикрикнула я на себя. – Будь соблазнительной, черт побери!» Сыпь под удушающей хваткой шарфа горела все сильнее.
– Честно говоря, Брэмен выступает сегодня в «20/20»[17], я должен посмотреть, – произнес Аарон.
Ну вот и оно. Я получила от ворот поворот через каких-то десять минут. Печально, это даже не личный рекорд. А я так старалась. Полный отстой.
– Но я предпочел бы остаться и поговорить с тобой, – продолжал он.
Что, правда?
– К тому же ради безопасности одежды остальных посетителей не хотелось бы оставлять тебя без присмотра, – прибавил он. – Ты не возражаешь, если я отойду на секунду, позвонить?
Я немедленно влюбилась в него по уши. В знак разрешения я глупо улыбнулась, и он отправился звонить по мобильному. Надо бы вернуться на работу, но вдруг этот парень окажется любовью всей моей жизни? Если смотреть на вещи шире, что важнее: гробить себя, лишь бы сделать карьеру, или найти родственную душу? Меня лишало мужества то, что на данном жизненном этапе это было почти одно и то же.
Я решила использовать телефонную паузу, чтобы продумать темы для беседы и подготовить несколько баек для поддержания разговора. Я знала, что история про аквапарки меня не подведет, но как к ней перейти? Может, начать с баек про мобильные телефоны? Их у меня целая куча, получится вполне естественно. Но иногда, когда я изображала статические помехи, очень важные в подобных историях, то нечаянно начинала сильно брызгать слюной, а это не слишком привлекательно. Мне просто нужно, чтобы он побыстрее напился, вот и все.
– Кажется, у меня трагедия.
Аарон вернулся. Оказалось, что хмурится он не менее потрясающе, чем улыбается. Теперь он выглядел сердито-сексуальным.
– Я не смог найти никого, кто записал бы мне шоу, а в «ТиВо»[18] не дозвониться, поэтому, к сожалению, должен идти. Я бы пригласил тебя, но знаю, что такая леди, как ты, не позволит перейти на стадию Барбары Уолтерс, до того как мы сходим на первое свидание.
– Нет, конечно, не позволит. Барбара – вторым пунктом.
– Совершенно верно, нам нужна более интимная обстановка. Возможно, следует разогреться добрым старым «60 минут»[19].
– Как приятно встретить настоящего джентльмена.
Он со смехом склонился к моей руке и поцеловал ее.
– Тогда до встречи, – Аарон последний раз очаровательно улыбнулся.
Дома я всю ночь прокручивала в памяти разговор с Аароном, безжалостно казнясь за то, что не придумала ответов поостроумнее, которые теперь казались такими очевидными. Пока я лежала и мучилась, сонмы запоздалых фраз резвились перед моим взглядом.
Еще меня терзало смутное любопытство: как сенатор Брэмен справился с шоу? Наверное, очень хорошо, ведь он такой элегантный и компетентный. Один из самых вопиющих его недостатков – как раз понимание собственной элегантности и компетентности. Чудо, что он раньше не пытался стать президентом, учитывая, на какой недосягаемой высоте парит его мнение о себе. Сама я с Брэменом не общалась, но слышала массу сплетен о нем с тех пор, как переехала в Вашингтон.
Хотя Брэмена и Р.Г. выбрали в Конгресс в одном и том же году, Брэмен последние десять лет посвятил популизму и саморекламе. Со дня присяги откровенное честолюбие и агрессивные маневры толкали его вперед – к неизбежной президентской гонке. Говорят, что те, кто хорошо знает Брэмена, не верят в его искреннее стремление улучшить жизнь сограждан. Наоборот, они прекрасно понимают, что он борется за собственное благополучие.
На мой взгляд, это делало Брэмена полной противоположностью Р.Г., если говорить об искренности и образе жизни. По-моему, хуже всего в нем те качества, которые позволили ему приобрести огромное влияние на Холме. Он сосредоточил в своих руках намного больше власти, чем Р.Г., каким бы несправедливым мне это ни казалось.
Мне было интересно, насколько хорошо Аарон знает Брэмена. Известны ли ему серьезные недостатки шефа? Я надеялась, что нет, ведь тогда мне будет сложно встречаться с человеком, который охотно работает на такого грязного дельца. Возможно, неведение Аарона объясняется вполне уважительными причинами, спорила я с собой. Возможно, он совсем недавно в команде. Он слишком красивый.
До проведения дальнейшего расследования я решила истолковать сомнение в пользу Аарона, поскольку вероятность, что он просто не знает правды, весьма велика. Может, мне суждено открыть ему глаза! Однажды Аарон безумно влюбится в меня, и я смогу убедить его отвергнуть Брэмена и перейти работать к Р.Г., и тогда моя личная жизнь сольется в гармонии с профессиональной – цель, которой я месяцами пыталась достигнуть с помощью фэншуй. Я посмотрела на потолок, который украшали фосфоресцирующие созвездия, представила, что все мои звезды наконец выстроились в ряд, и уснула.
Понедельник наступил намного раньше, чем я была к нему готова. В субботу я несколько часов провела на работе, после чего почти все воскресенье каталась с Лизой на роликах по набережной Потомака. Правда, я не очень хорошо держусь на роликах, и Лизе приходилось постоянно оборачиваться, чтобы меня подбодрить. По-моему, не слишком благоразумно для меня привязывать к ногам колеса, но Лиза уверяет, что это полезно для фигуры – ну и, заодно, неплохой повод упасть. Кроме того, было очень забавно надевать наколенники, налокотники и шлем. В них я чувствовала себя ужасно важной и, закрывая глаза, воображала, будто участвую в чем-то опасном и рискованном. И это чистая правда, учитывая, что у меня были закрыты глаза.
Я выползла из кровати почти больная, а я этого терпеть не могу. Я ждала, пока нагреется душевая кабина, и вспоминала прочитанную когда-то статью о людях, у которых от рождения нет нервных окончаний, из-за чего они не чувствуют боль. Не знаю, можно ли добиться этого искусственно; но если можно, я совершенно уверена, что не готова. Как бы то ни было, после краткой внутренней борьбы я решила, что такие важные дела не стоит начинать утром в понедельник. Вместо этого я предпочла стоять под душем, обдумывая, как себя вести при нападении различных животных.
