Текст книги "Сенатский гламур"
Автор книги: Кристин Гор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)
– На этот раз я купила оранжевую гальку, которая подходит к его пятнышку, – сообщила я. – И пиратский сундук, чтобы он прятался. Больше никаких крепостей. По-моему, та крепость была слишком большой.
– Чудесно, – произнесла Лиза, явно намекая, что позвонила не за тем, чтобы выслушивать мои излияния насчет обустройства аквариума.
После истории с Аароном она стала очень заботлива, но я поняла, что у нее появились новости. Вот и прекрасно, как хорошо, что наши разговоры вернутся в привычное русло.
– Что случилось? – любезно спросила я, хотя на самом деле собиралась поинтересоваться, как, по ее мнению, стоит назвать моего нового жильца.
Я разрывалась между Доктором Цинциннати, Маятником и другими именами, которые еще не придумала. Ничего страшного. Я обычно провожу обряд крещения через неделю после покупки рыбки, так что время еще есть. За неделю я успеваю изучить их характер, или, как в случае с Шеклтоном, вырубается электричество и превращает аквариум в ледяную пустыню.
– Забавно, что ты спросила, – ответила Лиза.
Теперь она намекала, чтобы я села и приготовилась к тому, что она готова мне открыть. Думаю, что-то о футболисте, с которым она недавно начала встречаться. Его звали Скутер, и он был тормозным задним бегущим[80] «Вашингтонских краснокожих». Этот навязчивый, самоуверенный тип все время говорил о тематическом ресторане, который собирается открыть вместе с коллегами по команде. Он пытался уговорить «Краснокожих красоток», или «Подруг краснокожих», или как там называются группы поддержки, пойти к нему официантками. Он не показался мне «родственной душой» Лизы, но я решила не выступать. Надо беречь силы, чтобы самой не выбрать лживого и вероломного горе-жениха. Пусть тот, кто ни разу не обнаруживал (посредством грубого взлома голосовой почты), что суженый ему изменяет, первым бросит в меня камень. Я же промолчу.
– Что происходит? – спросила я, готовясь к потрясению.
– Ну, знаешь, мне очень нравится твоя теория о проверке мужчин в постели. А то мало ли, вдруг они извращенцы? Чем раньше это обнаружишь, тем лучше, – начала она. – Конечно, нужно заранее узнать, с кем имеешь дело, прежде чем хорошенько в него втрескаешься. Но тебе когда-нибудь приходилось на самом деле отсеивать их по этому параметру? В смысле, если оказывалось, что такие привычки у них есть? Как ты определяла, насколько это серьезно, и можно ли все-таки взять его на поруки?
Эта теория родилась у меня после первого и единственного раза, когда я переспала с кем-то на первом свидании. Этим «кем-то» был Аарон, поэтому теория страдала существенным изъяном, хотя тогда я этого не знала. Я помнила, что Лиза намного доступнее меня, но указывать на это или осуждать не хотела, поэтому вряд ли могла ответить на ее вопросы.
– Что именно произошло? – вместо этого спросила я.
– У него есть специальная тетрадка, – смирившись, пояснила Лиза. – Ему нравится рисовать в ней схему секса и внимательно изучать ее, прежде чем лечь в постель. А когда мы занимаемся любовью, периодически он сам себе назначает пенальти.
– Ох, Лиза...
– Я знаю, – ответила она.
– Ты хотя бы наколенники надеваешь? – поинтересовалась я.
– Не смешно, – проворчала она.
А по-моему, довольно смешно.
– За что он назначает пенальти? За фальстарты?
Лиза и это пропустила мимо ушей.
– Недавно он заговорил о видеокамере, – мрачно сообщила она. – Боюсь, он хочет записать нас на кассету и устроить потом разбор полетов.
– Ты должна его бросить, – печально, но правда.
– Знаю, – вздохнула она. – Я просто хотела сначала об этом поговорить.
Когда мы прощались, ее голос звенел решимостью – честно говоря, я была рада, что теперь мы сможем больше времени проводить вместе. Жаль только, что она не познакомит меня с разведенным полузащитником, как собиралась. Но, думаю, я это переживу.
Остаток дня я украшала квартиру, как могла, и делала все, чтобы рыбка чувствовала себя как дома. Когда я поставила песню из «Русалочки», позвонила Зельда.
– Решила проверить, как у тебя дела. Я немного беспокоюсь, – сказала она.
После Нового года я не отвечала на ее сообщения. Это совсем на меня не похоже.
– Извини, что так долго не выходила на связь. Ты была права насчет Аарона. Мне стоило быть осторожнее. Я не должна была доверять ему. Я должна была слушать тебя.
Зельда помолчала.
– Если бы ты меня послушала, то ничему не научилась бы, – доброжелательно ответила она. – Мне жаль, что он сделал тебе больно. Хотелось бы отомстить ему.
Возможно ли это? Есть ли особые телепродавцы-мстители? На всякий случай я продиктовала ей телефоны Аарона. Чтобы повеселить меня, она их записала, сказала, чтобы я не переживала, и пообещала вскоре перезвонить.
Приближался китайский Новый год, настроение мое улучшалось, и я принялась обдумывать очередные судьбоносные решения. Мне нравилось принимать их в этот необычный праздник, поскольку так у меня появлялось дополнительное время на размышления. Я смотрела, как люди забивают на решения, принятые в традиционный Новый год, и понимала, какие обещания на самом деле можно сдержать. По моим наблюдениям, хуже всего пытаться вести здоровый образ жизни или выучить новый язык. Такие обещания первыми идут ко дну.
Учитывая мои романтические горести, я склонялась к тому, чтобы ограничить круг решений работой. Но как это повлияет на Доктора Цинциннати? Если я не найду новую любовь, то лишу его отцовского влияния. Чтобы смягчить последствия, я решила понижать голос до баса, разговаривая вслух.
Решение окончательно посвятить себя работе чудесным образом совпало с новым законопроектом Р.Г. Мы собирались использовать внимание к циклу обедов, который стартовал с оглушительным успехом благодаря британским ученым и их фантастическому произношению. Закон поднимет финансирование Национальных институтов здоровья, точнее, программ исследования неврологических заболеваний, поскольку Р.Г. считал, что своевременная законодательная и материальная поддержка в сочетании с последними научными прорывами поможет найти лекарства от болезней Паркинсона, Альцгеймера и Хантингтона намного раньше, чем предполагалось. Я согласилась с ним и принялась энергично и целеустремленно писать черновик законопроекта.
К концу января Лиза наконец убедила меня выйти в люди. Она долго обхаживала меня и уговорила составить ей компанию на открытии ресторана Скутера. Она сказала, что это «самая крутая вечеринка года», сообщила, что там будет полгорода, и заявила, что это великолепная возможность для триумфального возвращения. В последнюю минуту я попыталась сбежать, притворившись, будто у меня приступ аллергии, но она принесла димедрол и засунула меня в такси.
Пока мы стояли у гардероба в битком набитом фойе, я робко осмотрелась. Народу и вправду было море.
– Как мило, что Скутер пригласил тебя, несмотря на ваш разрыв, – отметила я.
– Ага, – весело сказала Лиза.
Постой-ка, я знаю этот тон.
– Ты же бросила его, правда? – подозрительно спросила я.
Лиза смотрела куда-то в сторону. О боже.
– Я пыталась, – ответила она. – Но он начал рыдать и умолять, чтобы я дала ему еще одну попытку, а потом поклялся, что изменится и... ну... может, у него и получится. Ты же понимаешь, сложности только с сексом, – оправдывалась Лиза. – Во всяком случае, я должна с ним поздороваться, но после этого буду заниматься только тобой. Сегодня вечером мы классно повеселимся. Я хочу, чтобы ты снова радовалась.
Когда она упорхнула, я улыбнулась и покачала головой.
– Сейчас вернусь! – крикнула она через плечо.
Пока я сдавала наши пальто, вошел Чарли Лотон. Я так толком и не поблагодарила его за то, что он спас меня от возмущенной очереди у газетного стенда в аэропорту. Это обошлось ему в семьдесят пять центов. К тому же он впервые показался мне довольно интересным. Раньше я всегда была слишком сконфужена, взволнована или зла, чтобы обратить на это внимание. И хотя Аквамен[81] всегда нравился мне больше Супермена, а значит, и Артур Керри казался симпатичнее Кларка Кента, я вполне могла отдать должное привлекательности обоих. Никакого снобизма по отношению к супергероям.
– Чарли, – окликнула я.
Он посмотрел на меня и улыбнулся.
– Привет, – поздоровался он.
Действительно, симпатичный. Теперь я это вижу. О нет, неужели у меня опять начинается сыпь? Хоть бы димедрол подавил все признаки сексуального возбуждения. К тому же, посмотрев Чарли в глаза, я вспомнила мерзкую, гнусную статью, которую он написал обо мне.
Зря я окликнула его. Нельзя с ним любезничать. Улыбка испарилась с моего лица.
– Спасибо, что помог мне в аэропорту, – быстро сказала я. – Ладно, мне пора.
– Подожди секунду, – он твердо остановил меня.
Против воли я снова встретила его взгляд.
– Мне надо кое-что объяснить, хотя ты можешь мне не верить, – продолжил он. – Статья о тебе, подписанная моим именем, – это не та статья, которую написал я. Редакторы добавили кусок про злоупотребление деньгами налогоплательщиков. Они хотели что-нибудь злободневное. Прости, что не смог предотвратить. Хочу, чтобы ты знала.
Пока он говорил, я смотрела на его рот, на удивительный изгиб его губ. Я впитала каждое его слово и безоговорочно ему поверила. В его поведении была какая-то спокойная искренность, словно он надеялся – люди поймут, что он говорит правду, но не собирался ради этого орать и пинать их.
– Хорошо, – ответила я.
– Я пытался сказать тебе раньше, но ты не хотела со мной разговаривать. А потом, в аэропорту, мне пришлось бежать на самолет. Ну что, теперь между нами все ясно? – Он протянул руку.
– Да, – застенчиво ответила я и вложила пальцы в его ладонь, слишком поздно вспомнив, что она все еще липкая из-за двухстороннего скотча.
Похоже, липкость его не смутила. Его кожа была такой теплой. Я не хотела, чтобы он отпускал меня, но и так уже слишком долго держала его за руку. Я смущенно отдернула ладонь и уставилась в пол. Почему я не отвечала на его звонки? Почему не выслушала его той ночью в Джорджтауне, вместо того чтобы вопить? Или в баре, когда мы отмечали победу? Давно бы уже все выяснили. Интересно, что-нибудь изменилось бы?
– Прости, что опоздала, – услышала я голос, принадлежавший не Чарли.
Я подняла глаза и увидела незнакомую женщину. Похоже, она пришла достаточно рано, чтобы застукать нас. Чарли переводил взгляд с нее на меня.
– Привет, – сказал он, а она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы.
Она с любопытством смотрела на меня.
– Саманта, это Вероника Додд. Вероника, это Саманта Джойс.
Чарли невозмутимо представил нас друг другу. Я вымученно улыбнулась и сказала «привет», зная, что выгляжу при этом так, словно некоторые части моего лица парализованы (косметические инъекции ботокса тут ни при чем), и пробормотала, что мне надо проверить «Блэкберри».
Я достала его и, надеясь, что Чарли с Вероникой уйдут, сделала вид, будто читаю важное сообщение. И тут вернулась Лиза.
– Что ты делаешь? Никакой электронной почты сегодня, – заявила она.
– Да, ведь вы не умеете с ней обращаться, не так ли? – с лукавой улыбкой заметила Вероника.
Чарли предупреждающе посмотрел на нее, но она все равно пялилась на меня. Она пошутила? Это определенно был намек на мой прокол с электронной почтой. Она уже тогда встречалась с Чарли? Это имеет значение? Она мне не нравится.
– Что вы хотите сказать? – вызывающе спросила Лиза.
Я знала, что могу на нее положиться.
– О, простите. Я не хотела наступать на больную мозоль, – неубедительно извинилась Вероника. – Я работаю в «Пост» вместе с Чарли. Меня зовут Вероника. – Она протянула руку Лизе.
– Лиза, – ответила Лиза. – А вы – Чарли Лотон?
Чарли кивнул и довольно сконфуженно пожал ей руку. Как будто знал, что Лиза повесила его куклу-вуду на потолочном вентиляторе. Надо поскорее рассказать ей, как все было на самом деле.
– Ну что, работаете над еще какими-нибудь несправедливыми статьями? – спросила Лиза.
Не успела.
– Послушай, нет, оказалось, мы просто не поняли друг друга, – перебила я, хватая Лизу за рукав. – Это редакторы Чарли добавили. Он только что мне рассказал.
Лиза оценивающе посмотрела на Чарли.
– Вы что, не могли их остановить? – скептически спросила она.
– Я пытался, – искренне произнес Чарли.
Лиза еще секунду смотрела на него, потом кивнула.
– А вы чем занимаетесь? – обратилась к Лизе Вероника. – Не считая того, что безосновательно оскорбляете людей?
– Кто-нибудь хочет выпить? – громко спросила я.
– Минеральную воду, – приказала Вероника, не сводя взгляда с Лизы.
Хм. Не ожидала, что мне придется выполнять ее заказ. Ну да ладно.
– Я принесу, – вмешался Чарли.
Я пытливо смотрела на Лизу. Безопасно ли оставлять ее с Вероникой? Кажется, нет. Для Вероники.
– Тебе как обычно? – спросила я.
Лиза кивнула. Мы с Чарли отправились в бар.
– Мы трусливо бежим с поля битвы? – спросила я.
– Да, – улыбнулся он.
Ладно, девочки сами за себя постоят. А я с удовольствием еще немного поболтаю с Чарли, поскольку больше не жажду возмездия.
– Что «как обычно»? – поинтересовался он.
– Ванильная водка с тоником и капелькой апельсинового сока, – ответила я.
– Серьезно? Никогда о таком не слышал, – удивился он.
– Знаю. Я сама придумала. На самом деле в рецепт входит ванильная водка и секретный ингредиент, но в подобных местах никогда не бывает секретного ингредиента, поэтому я заменяю его тоником, – уточнила я. – Он не так хорош, но тоже годится.
– Что за секретный ингредиент? – полюбопытствовал он.
– Я скажу, но сначала придется тебя напоить, – ответила я.
Чарли улыбнулся:
– Так ты изобретательница.
Я гордо кивнула, радуясь, что мое достижение оценили по достоинству. С тех пор как я в четвертом классе прочитала биографию Бенджамина Франклина, я то и дело пыталась что-нибудь изобрести, но без особого успеха. Не считая вкусного коктейля, единственной толковой вещью был ручной вентилятор-пульверизатор для жаркой погоды. Я обалдела, когда узнала, что в последние годы такую штуку продают на бейсбольных матчах. С одной стороны, приятно, что массы оценили мое блестящее изобретение. С другой – у меня украли миллионы. Надо было все-таки запатентовать.
Мы подошли к бару. Пока я давала указания бармену, Чарли заказал минералку.
– И еще то же самое, что даме, – добавил он.
Я просияла. Мое творение пользуется спросом.
– Знаешь, к разговору об изобретениях, сегодня – семьдесят первая годовщина изобретения филадельфийского сырного сэндвича[82], – сообщила я.
Мне впервые захотелось с кем-то поделиться таким фактом. Похоже, Чарли было интересно.
– Что ж, это событие стоит отметить, – предложил он.
Я улыбнулась. Мало кто это понимает.
– Я уже отметила за обедом, – похвасталась я, поглаживая живот, и доверительно пояснила: – На самом деле сыр добавили только в сороковых. Но я немножко смухлевала и съела сырные.
Как приятно честно во всем признаться.
– Я никому не скажу. – Чарли понизил голос.
– Я это ценю, – улыбнулась я.
Мы забрали напитки и оставили чаевые. Прежде чем покинуть безопасную орбиту бара, Чарли повернулся ко мне.
– Прости, что Вероника оскорбила тебя. Она довольно бесцеремонна, но это в ней говорит журналист. На самом деле она очень умная.
На мой взгляд, начал он неплохо, но под конец пошел ко дну. Хорошо, что он в курсе хамского поведения своей подружки, но зачем портить все похвалами в ее адрес? Я натянуто улыбнулась.
– Ничего страшного.
– Хотя ее поведение непростительно, – закончил он.
Я смягчилась. Когда мы медленно возвращались к Лизе и Веронике, Чарли искоса взглянул на меня.
– Послушай, может, как-нибудь... что случилось?
Несомненно, на моем лице отразился сковавший меня ужас. Я не могла ему ответить. Я могла только смотреть на дверь, в которую вошли Аарон с Милой. Встретить Аарона само по себе несладко, я этого очень боялась. Но увидеть его с Милой? Такого я не ожидала. Мы же вместе его бросили. Правда ведь? Я смотрела, как Аарон помогает Миле снять короткое стильное пальто. Он наклонился и нежно поцеловал ее в шею. Она улыбнулась и прижала ладонь к его щеке. Они еще не заметили меня – слишком были заняты тем, что влюбленно смотрели друг другу в глаза. Меня затошнило, я была оглушена и не могла двигаться. О боже, вдруг они оторвутся друг от друга и увидят, что я на них глазею? Почему я не могу пошевелиться? У меня скрутило живот.
Чарли взял меня за локоть.
– Идем, – мягко сказал он и повел меня обратно в наш укромный уголок. – Тебе плохо? – нежно спросил он.
Аарон и Мила снова вместе? Нет, нет, нет, нет. Я мотала головой.
– Саманта...
Я перестала мотать головой и уставилась на Чарли. Он такой заботливый.
– Нет, все нормально. Лучше не бывает, – преувеличенно громко ответила я, прикончила коктейль, поставила бокал на стол и взяла Лизин.
Надо собраться с мыслями. И валить отсюда.
– Точно?
Даже заботясь обо мне, Чарли умудрялся выглядеть беспристрастным наблюдателем. Я чувствовала, что одновременно безоговорочно доверяю ему и боюсь его осуждения. Он явно изучал меня.
– Извини. Не представляю, что ты думаешь обо мне, – сказала я, и меня окатила волна смущения.
Хотелось рыдать. Чарли положил руку мне на плечо.
– Думаю, ты просто немного выбита из колеи.
Он застал меня врасплох. Я не ожидала, что он ответит. Это был риторический вопрос. Но теперь я получила подтверждение, что он изучает меня, а тут еще потрясение от появления Аарона в компании с Милой. Да за кого Чарли себя принимает? Я не нуждаюсь в снисхождении.
– Да неужели? – игриво спросила я.
Я собиралась заявить ему, что нечего так важничать, или даже высмеять за то, что он встречается с такой мегерой, как Вероника, но тут внезапно появилась Лиза.
– Ты знаешь, сколько уже времени? – выразительно спросила она. – Нам пора бежать. Пока, ребята. – Она повернулась, чтобы помахать Веронике, кивнула Чарли и потащила меня прочь.
Я даже махать не стала. Лиза увела меня куда-то вбок, не глядя по сторонам. Я знала, зачем.
– Я их уже видела, – сказала я.
– Вот дерьмо, – выругалась она и вздохнула. – А я надеялась быстренько увести тебя под фальшивым предлогом, а уж потом осторожно сообщить новость. Ты как, хочешь с ними встретиться? – И угрожающе добавила: – Лично у меня точно есть что им сказать.
Честно говоря, я была не в состоянии это сделать. Наверное, она все прочитала на моем лице.
– В боковую дверь, – решительно сказала она.
Вот вам и возвращение.
Начало февраля выдалось и пасмурным, и солнечным, отчего меня охватило смутное беспокойство. Я не могла избавиться от ощущения, что начинается месяц, которому нельзя доверять. Особенно меня ранило то, что я так погорела в январе, когда с боями прорвалась сквозь серую дымку, возродилась и осмелилась думать, будто худшее позади, – и все для того, чтобы меня злобно утащили обратно в пучину. Будет ли февраль столь же жесток?
Одно хорошо: в нем меньше дней. Хотя работа отвлекала от печальных мыслей, политические новости все только испортили. Как и ожидалось, Брэмен победил на предварительных выборах, но так и не научился скромности.
– Это победа всех американцев! – орал он со сцены в Де-Мойне. – Чемпион Америки на коне!
Я не сомневалась, что «чемпион Америки» – не его выдумка. Интересно, не Аарон ли изобрел этот титул? Характерная для него наглость. Интересно, он прочитал его Миле, как раньше – мне? Кошмар.
На следующей неделе Уай поразил всех, выиграв предварительные выборы в Нью-Хэмпшире, но Брэмен быстро вернул утраченные позиции, объяснив, что его кампания и не должна была апеллировать к чувствам «невзрачной группки людей, которые захватили слишком много власти благодаря устаревшим правилам». Это что-то новенькое для президентской кампании, но даже я понимала, что поливать грязью целый штат довольно глупо.
Однако он не пошатнулся, и это раздражало. Третьего числа провели целую кучу выборов, и Брэмен выиграл большинство. На февраль оставалось не меньше десяти, а потом еще тринадцать в один день, второго марта. Знающие люди утверждали, что кандидат от партии станет известен именно в этот день, до которого оставалось меньше месяца, и что им будет Брэмен. По-моему, на редкость печальная новость. Если не случится чудо, Брэмена скоро миропомажут.
С другой стороны баррикад Брэнси пока побеждал на всех предварительных выборах, но ни Франд, ни Пайл не сдавались. Оба сделали ставку на выступления на Юге, где Пайл, по слухам, подпольно развернул обширную грязную кампанию против Брэнси. Если повезет, грязная тактика Пайла погубит его самого.
Просматривая дождливым утром сайты новостей, я старалась не думать о мрачной перспективе жизни в стране, которой управляет президент Брэмен или, боже упаси, еще один Пайл. Меня в прямом смысле чуть не выворачивало при одной мысли об этом.
Я достала «Тайм» и увидела, что мимо моего стола, уткнувшись в папку, проходит Мона. Она оделась наряднее, чем обычно. Я внимательно оглядела ее и с любопытством спросила:
– Мона, а что у тебя на пальце?
– Это? – Она покраснела, неохотно показывая новенькое кольцо, и застенчиво призналась: – Марк сделал мне предложение.
Они встречаются всего два месяца! Неужели можно объявить о помолвке так быстро?
– Поздравляю, – выдавила я в изумлении.
По крайней мере, теперь очевидно, что Марк не питает ко мне даже следов страсти. Он сделал ей предложение, хотя я сейчас одна и сижу рядом, через коридор. Едва ли ей нужны еще какие-то доказательства его преданности.
– Да, мы шустрые, – засмеялась она. – Хотя признание в любви на первом же свидании здорово ускоряет дело.
Неужели бывают пары, у которых это случается без гибельных последствий? Здорово. Я ощутила себя Джейн Гудол[83], изучающей вид, столь близкий и в то же время столь далекий от моего собственного.
– Ого, – только и произнесла я.
Я видела Джейн Гудол по телевизору и знала, что она куда красноречивее.
– Вы уже назначили дату? – спросила я.
Судя по их скорости, это должно случиться недель через шесть.
– Мы думаем пожениться в августе, на каникулах, – ответила она. – Так не придется пропускать ни работу, ни еще что.
По-моему, свадьба и медовый месяц – прекрасный повод пропустить работу. Каждый раз, воображая венчание со Стивом Мартином, я размышляла, куда бы нам отправиться и надолго ли я смогу вырваться с работы. Конечно, работа важна для меня, но стоит потратить время, чтобы заложить прочный фундамент на всю нашу со Стивом жизнь. Ведь любовь пронесет нас через трудные времена.
– Сама свадьба, наверное, будет очень скромной, – добавила Мона.
Это намек, что приглашения можно не ждать?
– Скромно – это хорошо, – осторожно сказала я.
Неужели меня не позовут на свадьбу? Ну и ладно, что хорошего в августе в Чикаго? Тепловой удар я легко заработаю и в другом месте. Я натянуто улыбнулась Моне и сделала вид, что вернулась к работе.
Когда я не работала, то сидела дома. Гнусная история с рестораном на время отвратила меня от попыток вернуться в свет. Лизе пришлось смириться с моим затворничеством. Она проводила много времени со Скутером, который семимильными шагами двигался к выздоровлению. Он уже назначал гораздо меньше пенальти во время секса, и почти все они были бесспорными.
Предоставленные самим себе, мы с Доктором Цинциннати почти каждую ночь перед сном слушали Слепого Блейка. Хорошо бы купить какой-нибудь музыкальный инструмент. Моя жизнь – сплошной блюз, так почему его не сыграть? Если примирение с болью выявит во мне скрытый талант, то страдание того стоило. Может быть.
Я зашла в ломбард, увидела блестящую, хоть и не новую губную гармошку, не удержалась и купила. Три дня я дезинфицировала гармошку, чтобы убить всех микробов, насколько позволяют достижения химической промышленности, затем скачала из Интернета несколько инструкций, налила вина и взялась за дело. Отвратительно. Я убеждала себя, что сначала у всех плохо получается, но какой смысл лгать себе? Я решила признать печальный факт: чтобы стать блюзменшей или открыть в себе иные таланты, депрессии недостаточно.
Оказалось, что я прекрасно умею выбирать китайскую еду. Возвращаясь с удачно выполненной миссии, я заметила Чарли и Веронику. Они стояли перед витриной магазина, и Вероника на что-то указывала. Чарли внимательно смотрел. Он обнимал ее за талию, в руке она держала розу – видимо, его подарок. Типичная романтическая сценка. Я оцепенела. Как только они ушли, я бросилась к витрине, которую рассматривала Вероника. Это оказался магазин канцтоваров, а в витрине были выставлены образцы свадебных приглашений. Мое сердце сжалось от страха. О боже, неужели Вероника и Чарли собираются пожениться? Кошмар.
Странно, что я так распереживалась. С какой стати мне волноваться, поженятся они или нет? Это не мое дело. Я даже никого из них толком не знаю, говорила я себе, стараясь не хмуриться.
Нет, все не так. Вероника была ужасна, и пусть я плохо знала Чарли, мне очень понравилось разговаривать с ним на открытии ресторана. По крайней мере, пока мы не заметили Аарона с Милой. После этого Чарли снисходительно поставил мне диагноз: «выбита из колеи». Кстати, может, он все-таки высокомерный и ехидный? Но не уверена.
Дома я съела цыпленка му-шу и задумалась об отношениях. Сейчас мне казалось, что они есть у всех, кроме меня. И многие – неправильные. На мой взгляд, Вероника не подходит Чарли, Скутер не подходит Лизе, а Брэмен не подходит Америке. И я даже думать не хотела об Аароне и Миле. Как печально, что все эти отношения цветут и пахнут, несмотря на то, что в корне неправильны. И как печально то, что я ничего не могу с этим поделать. Я утешилась тем, что хуже быть уже не может.
На следующий день, однако, выяснилось, что может.
В офисе я увидела интервью. Брэмен расчетливо старался выставить себя центристом. Он набросился на законопроект Р.Г. по усиленному финансированию национальных институтов здравоохранения. Тот самый законопроект, черновик которого я написала и который стабильно набирал голоса. Многие верили, что очень скоро он станет законом. В смятении и недоумении я смотрела, как Брэмен поливает грязью это грядущее превращение.
Почти все эксперты считали, что Брэмен – без двух минут кандидат и ему пора сосредоточиться на дополнительных выборах, взывать к массам и сражаться с имиджем политического пустозвона, преданного исключительно интересам собственной партии. Брэмен явно принял этот совет близко к сердцу. По его лицу было видно, что он кажется себе прекрасным и удивительным.
– Кстати, пора бы кое-кому из моих соратников по партии прекратить разбрасываться деньгами американцев, которые те заработали потом и кровью. Можно подумать, эти люди ни перед кем не должны отчитываться, – грохотал Брэмен. – Я не меньше других хотел бы найти лекарство от неизлечимых болезней, но мы должны подойти к делу строго и с умом. Нельзя больше тратить налоги без верной стратегии.
Репортер «Си-эн-эн», похоже, удивился не меньше моего.
– Но, сенатор Брэмен, вместе с сенатором Гэри вы дали жизнь новому закону о пособиях на рецептурные лекарства, который, несомненно, потребует денег налогоплательщиков. Вы сожалеете, что приняли в этом участие? – спросил он.
– Разумеется, нет, – насмешливо произнес Брэмен. – Между законопроектом сенатора Гэри о НИЗ, который являет собой лишь неразумную нагрузку на бюджет, и моим законом о рецептурных лекарствах, который наконец облегчит страдания миллионов американцев, огромная разница.
– Но разве не сенатор Гэри первым предложил законопроект о рецептурных лекарствах? – спросил журналист.
– Еще как предложил! – заорала я в экран.
Но ни Брэмен, ни репортер меня не услышали. Брэмен махнул рукой, словно отбивая вопрос.
– Сенатор Гэри предложил сырую идею, которую нам пришлось доводить до ума, – ответил он. – Сказать, будто он придумал закон, – все равно что сказать, будто «Нестле» придумало пирожное с шоколадной стружкой. Рецепт изобрели уже давно. А вот готовить пришлось мне.
Когда я подошла к столу Марка, стало ясно, что он меня ждал.
– Я знаю, видел, – сказал он, прежде чем я разразилась гневной тирадой.
– В жизни не слышала настолько кошмарной развернутой кондитерской метафоры, – процедила я сквозь зубы. – Кто-нибудь уже рассказал Р.Г.?
– Он тоже видел, – ответил Марк.
– И что? – поинтересовалась я.
– Он вне себя.
Хорошо. Но в прошлый раз он тоже был вне себя и предпочел отмолчаться. Обычно меня радовало, что Р.Г. широко смотрит на вещи и старается быть выше мелочей, но на этот раз я жаждала крови. Мне надоело выбирать возвышенный путь и позволять кусать себя на каждом повороте. У Марка зазвонил телефон.
– Началось, – решительно вздохнул он, взял трубку и произнес: – Марк Герберт.
Как профессионально. Я взяла на заметку, что надо и мне так же отвечать на звонки. Пока Марк экспромтом беседовал с журналистами, к нам подошла Мона.
– Невероятно, – заявила она, качая головой. – Я только что смотрела повтор по «Си-эн-эн». На «Драдж Репорт» уже пустили анонс о том, как Брэмен унижает Р.Г.
– Не понимаю, почему он так поступил, – ответила я.
Я действительно не понимала. Я знала, что Брэмен – осел, но подобное поведение совершенно неразумно. На Холме полно легкомысленных законов, против которых можно выступить. Зачем выбирать тот, который на самом деле может помочь людям? Он что-то имеет против Р.Г.? Эти новые комментарии «для протокола» вкупе с месяцами анонимной критики говорили, что имеет. Но мне всегда казалось, что этот козел за «равные возможности».
– Все знают, что он придурок, – согласилась Мона. – Но он особенно боится Р.Г., потому что их выбрали в Конгресс в одном и том же году. Р.Г. не так откровенно честолюбив, но его искренне уважают все, кто с ним работает, и это бесит Брэмена.
Интересно. Я думала, что Брэмен смотрит на Р.Г. свысока из-за своей надменности; мне и в голову не приходило, что причиной враждебности может быть зависть.
Размышляя об этом, я вернулась на свое место, и мне тут же позвонила Жанет.
– Он хочет с тобой поговорить, – резко сообщила она.
– Сейчас? – недоверчиво переспросила я.
– Сейчас.
Я рванула в кабинет Р.Г. Когда я вошла, он задумчиво сидел за столом.
– Добрый день, Саманта, – поздоровался он.
– Добрый день, сэр.
Он помедлил секунду, прежде чем серьезно посмотреть на меня. И словно одним быстрым движением натянул маску решимости. Это выражение было мне знакомо. Р.Г. принял важное решение.
– Вы видели Брэмена? – спросил он.
Я кивнула.
– Это невероятно, сэр. Он даже не...
Р.Г. поднял руку. Я замолчала, будто меня ударили. Наверное, лицо у меня вытянулось, поскольку Р.Г. немного смягчился.
– Я знаю, – продолжил он уже дружелюбнее. – Мне только что звонил Джеймс Сэтчел.
Сэтчел был сенатором от Калифорнии, возглавлял комитет Р.Г. по здравоохранению. Тот самый, который я на днях убедила устроить слушание по вопросу увеличения дотаций на исследование болезней Паркинсона, Хантингтона и Альцгеймера.
