Текст книги "Сенатский гламур"
Автор книги: Кристин Гор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
Когда я вошла в комнату, на моей постели по-хозяйски развалилась Киса. Киса – это наша семнадцатилетняя кошка. Честное слово, это не я так ее назвала. Вообще-то, я всегда любила животных, но кошки ставили меня в тупик. Даже когда я в детстве часами шаталась по зоопарку, обдумывая план спасения всех лишенных свободы существ, я никогда не соглашалась включить в него львов, тигров и пантер. Они пугали меня больше всего на свете.
Возможно, Киса почувствовала мой страх перед кошачьими, поскольку с самого начала относилась ко мне со смесью жалости и презрения. Она терпела мое присутствие, но не желала иметь со мной никаких дел. Много раз я ловила на себе ее злобный взгляд, словно она обдумывала, как избавиться от назойливой помехи на пути к неограниченной кормежке и любви моих родителей. В общем, больше всего это походило на детскую ревность, которой я никогда не испытывала.
Пока я осматривала комнату, Киса презрительно разглядывала меня из-под полуприкрытых век. Несмотря на преклонный возраст, она не разучилась накалять обстановку. Ее поза выражала скрытый вызов. Я решила, что могу его принять, и жестко произнесла:
– Все правильно, я снова здесь.
Киса не шелохнулась.
– Я знаю, ты не хочешь спать со мной в одной комнате, поэтому тебе придется уйти, – продолжила я.
Она моргнула и зевнула во всю пасть.
– Я ложусь спать. Честно, – предупредила я.
Я села на кровать и осторожно откинула покрывало. Когда я скользнула под одеяло, Киса цапнула меня левой лапой, оставив длинную неглубокую царапину, и спрыгнула на пол. Ой. Я изучала рану, припоминая симптомы лихорадки кошачьих царапин[70]. Вдоль царапины шла цепочка капелек крови. Я вспомнила, что основные признаки лихорадки – опухшие лимфатические узлы в подмышках, на шее или в паху. Наверное, надо подождать несколько часов, чтобы проверить, хотя шея уже болит.
Справочник болезней на прикроватном столике сообщил, что еще надо проследить за такими симптомами, как невысокая температура, потеря аппетита, общая усталость и головные боли. Сказать ли родителям о своем состоянии? Что, если ночью я потеряю сознание и впаду в кому, вызванную кошачьей царапиной? Никто, кроме Кисы, не будет знать, что со мной произошло, а уж она точно никому не скажет.
Я посмотрела на часы. Родители уже спят, и я сомневалась, что стоит будить их и сообщать печальную новость о своем здоровье. Но как же угроза комы? Я решила написать записку. Закончив черновик, в котором осторожно, но внятно объяснила родителям, что именно произошло и кто виноват, я помазала ранку антибиотиком и вернулась в постель. На всякий случай я завела будильник на середину ночи. Если я проснусь, значит, буду не в коме, что определенно меня порадует.
В три часа ночи я подскочила в постели – звучала песня «Хэнсонов»[71]. Мир медленно просочился в мое сознание. Я дома, Киса – мой кровный враг, и я не в коме, насколько можно судить. Я попыталась нащупать опухшие лимфатические узлы, но измерить их величину было сложно, поскольку моя рука уснула. Я закрыла глаза и вскоре последовала за ней.
Утро мы посвятили обсуждению индуцыпки. Она оказалась ужасно вкусной, хотя наша трапеза походила на научный эксперимент. После еды мы провели несколько раундов алкогольной игры «Задница». Я научила родителей играть в нее во время очень долгих и одиноких зимних каникул после первого семестра колледжа. На самом деле это была игра не для трех человек, равно как и не милая семейная игра, но, как единственный ребенок, я давно привыкла перекраивать групповые игры под небольшую компанию, а также пить с родителями. К счастью, ханжами они не были, зато оказались неожиданно приятными собутыльниками. Они сразу полюбили «Задницу», приняв оскорбительное название за часть ее грубого шарма. Папа до сих пор запинался, когда по игре должен был обратиться ко мне или к маме «задница», но мама никогда не смущалась. Она сразу проникалась духом соперничества и становилась даже немного агрессивной, когда достигала должности «президента».
– Пей, задница! – рявкнула она на меня.
И я немедленно отхлебнула пива из бутылки. Я привыкла играть в эту игру и не удивлялась, что мать заставляет меня пить.
– А ты, вице-задница, пойди и нарежь нам еще лаймов, – крикнула она отцу.
Он отложил карты и пошел на кухню, по пути переглянувшись со мной, чтобы договориться. В следующем раунде мы должны ее победить. Неважно, кто из нас преуспеет. Я кивнула, подтвердив, что мы напарники.
На самом деле понадобилось три раунда, чтобы мама наконец упала в звании до задницы. После этого игра ей тут же надоела. Спорить мы не стали, а отправились на задний двор и битый час играли в мяч, после чего состязались в поедании тыквенного пирога. К ночи я так устала и наелась, что мне даже поплохело.
Родители пошли спать. Я тоже вернулась к себе в комнату, где принялась листать школьный альбом и думать о Рике Хагене, моем бывшем парне. Мы встречались с десятого по двенадцатый класс, и я бы осталась с ним, но через неделю после выпуска он бросил меня ради восьмиклассницы из группы поддержки. Сейчас я понимаю, что это было к лучшему, но тогда считала иначе. Рик разыскал меня на первом курсе колледжа, извинился и предложил остаться друзьями. Я милостиво согласилась. С тех пор мы виделись только случайно, всегда в Цинциннати. Я не собиралась ни возрождать наши отношения, ни мстить – мне просто нравилось с ним общаться. Я закрыла альбом и позвонила Рику.
Мы выпили в «Темном жеребце» – местном баре, который я помнила с детства. Мне всегда нравилась вывеска-домик над дверью, и я часто просила родителей взять меня туда. Мама позволила мне зайти только раз, когда мне было двенадцать. Забавно наконец по праву обосноваться в его темном, потертом нутре.
Рик остался таким же красавчиком, каким я его помнила. Мы пригласили на встречу еще нескольких друзей и коротали время до их прихода за угловым столиком, смеясь и вспоминая школьные приключения. После двух стаканчиков я даже смогла изобразить взрослую женщину.
– Ну как, еще встречаешься с Мисти? – небрежно спросила я. Так звали девчонку из группы поддержки, она была бойкой, гибкой и совсем не походила на меня.
– Нет, – покачал головой Рик.
Я обрадовалась. Я, конечно, заявляла, что не желаю ей зла, но втайне надеялась, что Мисти превратилась в скучающую неудачницу и живет в каком-нибудь гнусном месте. Я знала, что это жестоко и по-детски. Поэтому никому и не говорила.
– Я слышал, она работает моделью в Италии, – добавил Рик. Хм. Ну, может, она скучающая модель-неудачница, живущая в самом захолустье Италии. Надежда умирает последней. Я увела разговор от Мисти и спросила Рика про отца, которого год назад разбил паралич. Рик недавно переехал обратно, чтобы позаботиться о родителях и ферме. С виду он не слишком переживал из-за этого, и я всегда подозревала, что здесь он и окончит свои дни. В моих воспоминаниях он принадлежит местам, где прошло мое детство, вполне естественно, что он до сих пор здесь околачивается.
К половине двенадцатого стало ясно, что больше никто не придет. Пиво и дружеская беседа согрели и размягчили меня. Когда я вернулась из туалета – вскоре после того, как бармен объявил «последний заказ», – Рик посмотрел на меня снизу вверх; его ладони расслабленно лежали на коленях. Мне всегда очень нравились его колени.
– Слушай... – улыбнулся он.
– В чем дело? – улыбнулась я в ответ.
Интересно было снова оказаться рядом с ним. Былая страсть еще витала между нами, но со сладковатым, несвежим душком.
– Так здорово снова встретить тебя, Сэмми. Ты классно выглядишь. Просто прелесть.
Рик никогда не был болтлив, и я отнеслась к его комплиментам серьезно.
– Спасибо, – поблагодарила я.
Я заглянула ему в глаза и поняла, что мне пора домой. Он не согласился.
– Может, посидим еще немного? – попросил он и взял меня за руку. – Хочешь, я покажу тебе дом? Ты уже столько лет не была у меня.
Это правда. Я любила его дом. Это был прекрасный дом, а теперь моя первая любовь снова зовет меня к себе. Я подумала, не согласиться ли, отчасти ради старых добрых времен, отчасти потому, что последние девять лет говорили мне о том же. Но нет, лучше не стоит.
– Я не могу, – ответила я с грустью. – Знаешь, если честно, у меня есть парень.
Рик кивнул.
– Я так и думал. – Он потупился.
Я обрадовалась, что он не отпустил мою руку. Еще лучше стало, когда он снова посмотрел мне в глаза.
– Надеюсь, ты счастлива с ним, Сэмми. Надеюсь, он хорошо с тобой обращается и никогда не повторит мою ошибку.
Приятно, конечно, но когда Рик отвез меня домой и поцеловал на прощание в щеку (мы пообещали друг другу не пропадать), я еще долго вспоминала его слова, задавая себе все новые и новые неприятные вопросы. Счастлива ли я с Аароном? Хорошо ли он со мной обращается? Аарон не раз ошибался – стоят ли того все мои компромиссы? Я позвонила ему в надежде получить немного заверений в любви.
Вместо этого я обнаружила, что его сотовый опять выключен. Я оставила сообщение и села на постель, пылая от выпивки и тревоги. В голове роились сомнения. Я нерешительно гнала их прочь.
Я помотала головой, глубоко вздохнула и попыталась рассуждать здраво. Конечно, иногда Аарон недоступен по телефону или «Блэкберри», и много ночей мы проводим врозь. Но все это легко объяснить напряженной и важной работой. Играя в той же пьесе, пусть и не такую видную роль, я прекрасно знала, как легко Капитолийский холм может украсть у человека личную жизнь.
Кроме того, я проводила с ним достаточно времени, чтобы определить, что он искренне заботится обо мне, и неважно, обменялись мы в трезвом виде признаниями в любви или нет. Скажу лишь, что он гордится своим положением и, думаю, руководствуется самыми высокими принципами. Не считая того, что часто напивается. Этот неоспоримый факт вступил в противоречие с мыслью о высоких принципах. Равно как и то, что Аарон работает на Брэмена. Способен ли он на измену? Если он еще не изменил мне, есть ли вероятность, что это произойдет в будущем? Я не могла не думать о том, что это самое ненадежное в наших отношениях. Мне еще предстоит понять, в чем дело – в моих комплексах или в том, как Аарон со мной обращается. Но что-то мне определенно не нравится.
Пока я размышляла, меня охватило жгучее желание проверить эту мысль. Чтобы что-то решить, нужны новые факты. Лучше проверить, а не мучиться сомнениями. Но как собрать необходимые улики? Что сделать, чтобы узнать чуточку больше?
Взгляд на бесполезный сотовый породил блестящую идею. Пусть я не могу поймать сеть, зато могу позвонить на сотовый со стационарного телефона и прочитать сообщения. Проще всего (проще, чем вспомнить специальный номер голосовой почты) позвонить на свой собственный номер и, когда он перейдет в режим автоответчика, нажать звездочку. После этого у меня запросят пароль, я введу его и получу доступ ко всем сообщениям. Думаю, можно проделать то же самое с телефоном Аарона. Все, что мне нужно, это его пароль.
Сомневаюсь, что осмелилась бы на этот полночный следственный эксперимент, не будь я под хмельком. Но стоило только начать, и меня охватил азарт. Я должна узнать этот код, черт побери. Я отказывалась признать поражение от противного механического голоса, который раз за разом объявлял, что я ошиблась. Я снова и снова набирала номер Аарона. Когда сразу включался автоответчик, я нажимала звездочку и пыталась угадать пароль. И снова и снова получала отказ. Я испробовала все, что смогла вспомнить об Аароне. Я вбила имя его первого любимца, хомячка Вонючки (кстати, порнокличка[72] Аарона – Вонючка Фанкер), джерсийский номер Дерека Джетера[73] в сочетании с кодом родного города Аарона, дату рождения Аарона (он – Рак, астрологическое значение этого мне еще предстоит выяснить), а также случайные комбинации цифр, которые, как мне казалось, могли ему нравиться. Но ничего не сработало. Через час я сдалась, разочарованная и пристыженная.
Утром я твердо решила никогда больше не вести себя так гадко. Во что я превращаюсь? Я никогда никому не признаюсь, чем занималась ночью. Разве что Лизе. И то не просто так, а исключительно под мартини.
В середине дня наконец позвонил Аарон.
– Где ты был? – выпалила я.
Я не хотела навязываться, но мы ведь несколько дней не разговаривали.
– С семьей. Я думал, ты так же занята с родными, и не хотел тебе докучать, – ответил он.
Похоже, моя реакция удивила его. Сама невинность. Возможно, я слишком эмоциональна?
– Я без конца звонила тебе на сотовый, – произнесла я как можно спокойнее. – Я правда хотела поговорить с тобой.
– О господи, извини. Я потерял зарядник и не успел купить новый. Вокруг столько народу.
Ну хорошо. Вроде бы.
– Ты должен был позвонить, – просто сказала я.
– Извини, детка, – повинился он. – Родственники не оставили мне ни минутки свободной. Но я чертовски по тебе скучал. Как прошел День благодарения?
Он говорил так спокойно и рассудительно, что я решила последовать его примеру. Наверное, я чересчур прилипчива. Классные, уверенные в себе девчонки не начинают вопить, лишь на секунду выпустив приятелей из виду. Притворюсь, что я такая.
– М-м-м, прекрасно. У нас была индуцыпка, – сообщила я, убедив голос стать небрежным.
– Правда? Я об этом слышал. Целая куча птиц, – отозвался Аарон.
– Да, я так толком и не разобралась в способе ее приготовления. Не в курсе, концепция индуцыпки распространяется и на других животных?
– В смысле, что-то вроде коросвинорыбы?
Рыба внутри свиньи внутри коровы, расшифровала я.
– Это что, деликатес, о котором я не знаю? Никогда раньше не слышала про индуцыпку. Я начинаю думать, что плохо разбираюсь в кулинарии, – заключила я.
– Да, над этим надо поработать. Я и сам не специалист, но здесь можно напасть на золотую жилу. Мы можем придумывать новые блюда, засовывая одних животных в других.
Любопытная тема для беседы, но меня начало подташнивать. Я решила сменить тему.
– Хорошо повеселился с родными? – спросила я.
– Да, здорово было увидеться. Я умудрился еще и нескольких старых друзей встретить. А ты как? Виделась с кем-нибудь, кроме родителей?
Я вкратце рассказала ему про вечер, извинилась за общение с Риком и остановилась как раз вовремя, чтобы утаить попытки взлома голосовой почты.
– Интересно. Вы с Риком раньше встречались? – небрежно спросил он.
– Да, если честно, в школе, но уже почти десять лет мы только друзья, – ответила я.
– Так-так, ясненько, – слишком быстро проговорил Аарон. – Он к тебе клеился?
Вот дилемма. Должна ли я сказать правду? Я быстренько прикинула в уме все «за» и «против». Конечно, я хотела, чтобы он говорил правду мне, поэтому остановилась на варианте «поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой», пусть и осторожно.
– Странно, что ты спросил. Ну да, немножко. Но ничего серьезного. В любом случае у него не вышло.
– Что он сказал? – поинтересовался Аарон. – Он приглашал тебя к себе домой?
Внезапно в его голосе прорезались нотки прокурора, на которого он учился. Он что, ревнует? Надеюсь, что да. По крайней мере, в этом я буду не одинока.
– Да, приглашал. Я отказалась, и он не настаивал.
– Ладно. Ты еще собираешься видеться с ним до отъезда? – продолжил Аарон.
Точно, ревнует.
– Нет, не собираюсь. Послушай, я ужасно по тебе скучаю, – закинула удочку я.
– Я тоже. Прости за допрос. Мне просто не нравится, когда к тебе клеятся старые приятели, – извиняющимся тоном ответил он.
– Да, мне тоже, – солгала я. – Что будешь делать вечером?
– Не знаю. Придумаю что-нибудь, – туманно сказал он.
– Послушай, у тебя есть счастливое число или вроде того? – спросила я и немедленно пожалела, что не придумала чего-нибудь получше.
– Пардон?
– Ну, я просто говорила с родителями насчет счастливых чисел и цветов. Я знаю, ты не любишь оранжевый. Любимое мамино число – три. Ну так как, у тебя есть?
Я говорила как четырехлетка под «риталином»[74]. Надеюсь, ему понравится.
– Хм... – Аарон смутился и неуверенно протянул: – Ну, наверное, пятьдесят семь.
– Как соус «Хайнц 57»?
– Нет, просто пятьдесят семь. А у меня обязательно должно быть счастливое число?
– Это может помочь, – сухо сказала я.
– Хорошо. Пусть будет пятьдесят семь. Или девять.
С этим ценным сырым материалом стоит поработать. Но минутку, я же обещала никогда впредь не пытаться угадать его пароль. Ладно, узнать о нем больше все равно не помешает.
– Ты поедешь завтра домой? – спросил он.
– Да, как и планировала. Выберемся куда-нибудь?
– Скорей бы уж, – откровенно вздохнул он.
Я с нетерпением ждала встречи.
– И скажи Рику, чтобы держался от тебя подальше, – немного угрожающе добавил Аарон.
Ого! Оказывается, я чертовски мудрая и рассудительная по сравнению с ним. Но все равно здорово, что он меня пасет. Торжествуя, я повесила трубку.
Когда я вошла на кухню, родители мыли посуду.
– Ну, как там Аарон? – спросила мама, словно они были старыми друзьями.
Когда он звонил, она сняла трубку, представилась, спросила, какая в Вашингтоне погода, и только потом уступила телефон мне.
– Нормально, – уклончиво ответила я.
– Он такой же скользкий тип, как Брэмен? – угрюмо спросил отец.
– Не знаю, папа, – вздохнула я. – По-моему, нет.
– М-м-м-хм, – неодобрительно промычал отец.
Внезапно я устала от внутрисемейных течений. Словно по команде, в комнату прошествовала Киса и положила мне на ногу дохлую мышь. Да, определенно пора уезжать.
На следующий день родители отвезли меня в аэропорт. Когда я обнимала их на прощание, отец сунул мне конверт.
– Это тебе, чтоб отметить хорошую работу, – подмигнул он. – Купи себе что-нибудь приятное. Мы ужасно гордимся тобой, Сэмми.
Это немедленно стерло все неприятные эмоции. Не сами деньги, нет – надеюсь, я не настолько корыстна, – но этот жест напомнил мне о заботе и поддержке, которую родители всегда мне оказывали. Конечно, они немного бесили меня, но я никогда не сомневалась, что меня горячо любят. С возрастом я все больше понимала, как редки подобные чувства, и моя благодарность родителям росла. И я знала: неважно, что меня ждет, у меня всегда есть опора – моя маленькая, крепко сбитая домашняя команда.
– Счастливого пути, задница! – крикнула мама, когда я исчезла за автоматическими дверьми.
Давняя измена
Декабрь не заставил себя ждать. Внезапно город превратился в огромную аэродинамическую трубу, ветер в которой дул с какой-то новой, холодной решимостью. Я не исключала возможность случайной оттепели, учитывая, что перемены погоды у нас напоминают американские горки, но в воздухе разлился новый, более устойчивый аромат холода и ранней темноты, который пробуждал во мне уверенность, что тепло вернется очень не скоро.
Обстановка на работе тоже изменилась. После успеха законопроекта Р.Г. все будто приобрело новое значение. Пайл был вынужден подписать проект, что он проделал отнюдь не под фанфары и, несомненно, с мрачной гримасой на надутом лице. По всей стране пенсионеры и адвокаты по охране здоровья встречали новый закон улыбками и приветственными криками. Пресса посвятила ему изрядное количество чернил, и, несмотря на все усилия Брэмена (а также новые бесчисленные цитаты из «анонимных источников»), интерес к Р.Г. возрос, что добавило счастья и бодрости его команде. После того как Конгресс распустили до конца года, Р.Г. проводил большую часть времени в Огайо, но работа не останавливалась.
Расписание Аарона стало еще безумнее, поскольку Брэмен воспользовался каникулами, чтобы пустить кампанию вскачь. В результате Аарон без конца путешествовал, возвращаясь в Вашингтон всего на два дня в неделю. Наши отношения стали не только более натянутыми, но и более страстными – мы так редко спали вместе, что все досадные мелочи тонули в сильнейшем сексуальном влечении. Если отношения состоят из компромиссов, то именно их поисками мы в последнее время занимались. Я не жаловалась. И хотя наши отношения не были ни ровными, ни спокойными, они оставались волнующими, а этого хватало, чтобы держать меня на крючке.
Между тем во вторую неделю декабря вокруг Капитолийского холма начал вовсю нарезать круги грипп. Я горстями ела аскорбинку и размышляла, не покажется ли странным, если заявиться в хирургической маске. Наверное, покажется.
В тот четверг мы с Моной сопровождали Р.Г. в Нью-Йорк, где он должен был замещать Брэмена на съезде Американской ассоциации пенсионеров. Брэмен отказался в последний момент, чтобы посетить очень важное барбекю в Де-Мойне, а Р.Г. согласился подменить его. И попросил нас с Моной составить ему компанию.
Когда мы приехали, мне с трудом удалось взять себя в руки при виде толп – неотъемлемой черты Нью-Йорка. Это место и вдохновляло, и подавляло меня. Я должна была привыкнуть к этому мегаполису и радовалась, что мне выпала возможность потренироваться.
На месте проведения съезда мы наткнулись на группу политически активных пенсионеров, которые устроили Р.Г. торжественный прием. Он произнес пламенную речь, час работал в зале, а к восьми вернулся в отель. Чтобы оправдать ночевку, Мона устроила благотворительный завтрак и круглый стол с городскими экспертами по общественному здоровью. Мы с ней выпили немного вина и подготовили для Р.Г. сборник сводок на завтра.
– Значит, у вас с Марком все хорошо, – бодро сказала я, когда мы потягивали вино и разбирали бумаги.
Они не афишировали свой роман, но он был очевиден, стоило присмотреться. Каждый день они вместе обедали и приклеивали друг другу на компьютеры пикантные шифрованные записки. Я не знала, благодарны они мне за свою любовь или нет, но радовалась, что отлично поработала.
– Да, хорошо. Он замечательный, – улыбнулась она.
Мона явно была уверена в их отношениях. Учитывая, что она знала о былой влюбленности Марка в меня, я беспокоилась, не злится ли она на меня теперь, когда они вместе. Но, похоже, мои опасения напрасны, и слава богу, хотя это довольно неожиданно. Сомневаюсь, что на ее месте вела бы себя столь же мудро.
– Вы с Аароном до сих пор встречаетесь? – помолчав, спросила Мона.
– Ну да, – я со вздохом кивнула. – Он сейчас много ездит.
– С Брэменом?
Она осуждает его? Или я слишком чувствительна?
– Да. Меня бесит, что он работает на Брэмена, но вообще – это хорошая работа, – ответила я.
Мона кивнула. Похоже, она хотела сказать что-то еще, но промолчала и снова отпила из бокала. Мне было неловко, я сделала большой глоток вина и начала болтать о жертвах, которые надо приносить на алтарь отношений. К счастью, когда мы закончили со сводками, наша беседа свернула в спокойное русло. А когда мы прикончили по второму бокалу, Мона пригласила меня на мероприятие, которое собиралась посетить вечером со своей подругой Джейн.
– Отец Джейн – Трей Гэндон, специалист по связям с общественностью, устраивает вечеринку для журнала «Мир связей», – объяснила она.
«Мир связей» – это новый ежемесячник о политике и культуре, его только-только начали выпускать. А я и не знала, что Мона знается с нью-йоркской тусовкой.
– Мы с Джейн вместе выросли в Чикаго, – объяснила она. – Трей Гэндон – старый друг моих родителей. Его покойная жена была лучшей маминой подругой в школе. В общем, назад в прошлое.
Я совсем забыла о чикагских корнях Моны. Я считала, что все сотрудники Р.Г. родились и выросли в Огайо, как я, однако встречались исключения. Мона закончила Университет Западного резервного района в Кливленде и вскоре перебралась в Вашингтон.
Мы отправились в центр города на вечеринку и встретили Джейн у двери. Фотовспышки в зале выхватывали множество знаменитостей.
– А Стив Мартин придет? – с надеждой спросила я Джейн.
– Я просмотрела список гостей, но его имени не заметила, – ответила она.
Ничего страшного. Я все равно не настолько хорошо выгляжу. Я же не знала, что попаду на шикарную вечеринку, поэтому не захватила ничего сногсшибательного. Свободная блузка из струящейся неожиданно превратилась в бесформенную и безжизненно повисла поверх черных брюк, туфли тоже не слишком элегантны. Да уж, одета я определенно безвкусно. Единственное утешение – Мона щеголяла в свитере с оленями, а уж она-то знала, что предстоит.
– Это мой папа. – Джейн указала на красивого мужчину за сорок. – Пойду обниму его, я знаю, он хочет поздороваться. – И убежала.
Добравшись до бокала шампанского, я увидела сенатора Спирам в модном брючном костюме. Интересно, Р.Г. здесь понравилось бы? Мона его пригласила?
– Он отказался, – ответила Мона, когда я задала ей этот вопрос. Разумно. Наверняка он куда счастливее в гостиничном номере, с книгами и бумагами. Джейн вернулась с отцом, который крепко обнял Мону.
– Я так рад, что ты пришла, – тепло сказал он. – Как раз днем разговаривал с твоим папой.
Трей Гэндон сразу мне понравился. Он поболтал с нами несколько минут, но быстро откланялся и вскоре позвал Джейн поздороваться с сенатором Спирам. Поворачиваясь к Моне, я заметила, что ее глаза сузились, а брови встопорщились больше обычного.
– Что случилось? – поинтересовалась я.
Мона смотрела на меня и моргала.
– Ты умеешь хранить секреты? – спросила она, допив шампанское.
Конечно, умею. Надеюсь, это хороший секрет.
– Разумеется, – произнесла я самым убедительным тоном.
– Ладно. – Мона тихо вздохнула и огляделась, желая убедиться, что никто не подслушивает. – Трей никогда снова не женится, но знаешь, с кем он встречается? С Мелани Спирам.
У меня отвисла челюсть. У него роман с сенатором Спирам? Но сенатор Спирам замужем! Конечно, Трей – записной дамский угодник, но все же. Поверить не могу, что она способна на такое во время избирательной кампании. Она же столько лет готовилась! Ради чего она рискует?
– Не может быть. Правда?
Мона кивнула.
– Они вместе уже с полгода. Трей винит себя за это, но ты же знаешь Джеффа Спирама. Трей разрушил не настоящий брак.
– Спирам собирается бросить мужа ради него?
Мона пожала плечами:
– Понятия не имею. Предполагается, что я и об этом-то не знаю. Трей рассказал моему отцу, а Джейн доверилась мне, но никто не знает. Они очень осторожны.
– А Трею, то есть мистеру Гэндону, действительно нравится Спирам? – недоверчиво переспросила я.
– Да, он здорово ею увлекся. Хотя, думаю, сложностей хватает. Она жутко ревнива, – ответила Мона.
Ну надо же. Невероятно. Кто бы знал, что Мона – источник такой радиоактивной сплетни.
– Обалдеть, – заключила я.
Мы наблюдали, как сенатор Спирам покидает мистера Гэндона и Джейн ради других гостей. Она оглянулась, но больше ничем не выдала своих чувств. С моей точки зрения, они прекрасно скрывали свою связь.
– Схожу за водой. Тебе принести? – спросила Мона.
Нет, я хотела еще шампанского. Но кивком согласилась на воду и, пока ждала Мону, сделала вид, будто проверяю «Блэкберри», чтобы не выглядеть совсем уж потерянной и одинокой. Через несколько секунд притворства я почувствовала, что на меня смотрят. Я быстро подняла глаза и увидела, что с противоположного конца комнаты меня сверлит взглядом сенатор Спирам. Неужели она поняла, что мы говорим о ней? Конечно, нет. Я обернулась, чтобы узнать, на кого же она все-таки смотрит, но там никого не было. Когда я повернулась обратно, она уже отвела взгляд, оставив меня в недоумении, не сыграло ли воображение со мной шутку.
Я еще немного посмотрела на Спирам, представляя, каково это – быть ею. Еще до того, как я узнала подробности ее личной жизни, она казалась мне обворожительной и профессиональной. Всю жизнь она готовилась стать первой женщиной-президентом Соединенных Штатов. И теперь близка к цели.
Брэмен по-прежнему лидировал в опросах, но Спирам шла сразу за ним, ожидая, когда он оступится. Несколько месяцев в тройку лидеров входили Брэмен, Спирам и Рексфорд. По общему мнению, Спирам просто ждала, пока у Рексфорда кончатся деньги, чтобы заграбастать его сторонников, обойти Брэмена и стать кандидатом от партии. Гарантий, что этот трюк ей удастся, не было, но я видела, что она хладнокровна и уверена в себе. Она работала на толпу как профессионал, каковым и являлась.
Ко мне робко подошла длинноволосая девушка в коротком красном платье, похожая на модель.
– Вы близки с Гэндонами? – очаровательно спросила она.
Я не сразу поняла, что она обращается ко мне.
– Что? А, нет, я познакомилась с ними только сегодня. А вы?
– Нет, я здесь по делу.
Она заглянула мне в глаза.
– Так между вами и Треем Гэндоном ничего нет? – уточнила она.
Что? Как странно.
– По крайней мере, я ничего такого не знаю, – медленно ответила я. – Простите, как вас зовут?
– Кристи, – улыбнулась она и собралась уходить. – До встречи. – Она проскользнула между двумя гостями и скрылась в толпе, оставив меня в растерянности. О чем она, черт побери, говорила? И почему у всех моих знакомых моделей имена кончаются на «исти»? Я заподозрила тайный сговор между ней и Мисти.
Я обошла комнату, чтобы прийти в себя после странного разговора, и попалась в руки пожилой женщине, которая попросила меня помочь ей опознать снующих вокруг знаменитостей – их тут было не меньше, чем закусок на подносах. Трудно сказать, что привело ее в больший восторг – Мерил Стрип или креветочный кебаб. Через двадцать минут я умудрилась сбежать, заявив, что мне надо найти дамскую комнату, что к этому времени было уже чистой правдой.
Терпеть не могу, когда в пижонских местах хитро прячут туалеты. Так и вышло, я совершенно испортила себе настроение, пока пробиралась сквозь пышный растительный лабиринт, скрывавший фальшивую деревянную стену, которая, как заверил официант, распахнется, явив за собой дамский туалет, если нажать в нужном месте. Я вошла, сердито качая головой. Разумеется, внутри никого не было. Сомневаюсь, что кто-нибудь другой смог бы найти его без подробной карты.
Первым признаком того, что кто-то все-таки смог, стало приглушенное рыдание, которое донеслось до меня, когда я мыла руки. Все массивные двери в дубовые кабинки были приоткрыты, но в самой дальней явно кто-то сидел.
– Эй! – крикнула я. – С вами все нормально?
Из-за двери выглянула Кристи.
– А, это вы, – слабо произнесла она и снова разрыдалась.
Я огляделась в поисках подмоги, но никого не нашла. Что мне делать? Оставить ее одну? Неправильно оставлять отчаявшуюся модель на полу кошмарно расположенного дамского туалета, который, возможно, никто никогда не найдет. Что, если она лишится сил от горя? Она ведь может умереть от голода. Похоже, она уже умирает.
– Не плачьте, – беспомощно попросила я.
– Я не должна была соглашаться на эту работу. – Кристи высморкалась. – Я чувствую себя шлюхой. А я не шлюха, я модель и актриса, – подчеркнула она.
Хорошо, что она еще помнит, в чем разница.
– Вот и прекрасно, – подтвердила я. – Просто замечательно.
– Не очень, когда не можешь найти другую работу, кроме наживки, – горько сказала она и снова ударилась в слезы.
