Текст книги "Сенатский гламур"

Автор книги: Кристин Гор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Я стояла и обтекала, пока мой противник печально глядел на меня, всем видом умоляя о прощении, прежде чем, спотыкаясь, удалиться к общежитию. Водитель такси, который, высадив меня, пересчитывал чаевые, быстро умчался вниз по улице, чтобы я не отправилась домой переодеваться. Мои облеванные деньги ему явно больше не нравились.

Я прикинула варианты. Подозвать другое такси, съездить домой, переодеться и вернуться – все это займет не меньше часа, учитывая пробки субботнего вечера и размышления перед гардеробом. Метро не годится, потому что гады-планировщики города не предусмотрели станцию в Джорджтауне. И дело не в недосмотре – говорят, им пришлось подчиниться каким-то богатым аристократам, не желавшим якшаться с простонародьем. Наиболее элитные районы столицы демократии наименее доступны. Сейчас я находила эту иронию судьбы ужасно горькой.

Я позвонила Лизе, чтобы посоветоваться.

– Езжай домой. Это отвратительно, Сэмми.

– Но я так долго добиралась сюда и всего лишь хочу...

– Сэмми.

Лиза редко использует этот безжалостный тон. Она бережет его, чтобы предотвратить тяжелые преступления против этикета.

– Ну ладно, хорошо. Я перезвоню.

Я повесила трубку и смирилась с тем, что надо тащиться по М-Стрит и ловить такси. Но Аарон прислал мне сообщение сорок пять минут назад, должна же я хотя бы заскочить и рассказать, что произошло. Он наверняка волнуется.

С другой стороны, как подчеркнула Лиза, я покрыта толстым слоем рвоты и выгляжу не слишком соблазнительно. Наверное, лучше просто написать.

Кому: Аарон Драйвер [[email protected]]

От: Саманта Джойс [[email protected]]

Тема: Re: ну почему тебя здесь нет прямо сейчас?

сижу перед катакомбами, но попала в несчастный случай, я тут ни при чем, клянусь. надо вернуться домой переодеться, хочешь составить компанию? – сэмми

Я сидела на ступеньках и ждала, уверенная, что Аарон сразу выйдет ко мне. Через десять минут, после того как три разных человека спросили своих друзей: «Как, по-твоему, что это с ней?», ответа все еще не было. Что он там делает? Он получил письмо? Кто или что может быть важнее немедленного ответа? Я скатилась по ступенькам, забежала в туалет, чтобы немного почиститься, и сердито направилась в бар.

Где обнаружила, что Аарон пьет текилу в веселой компании. Я узнала нескольких сотрудников Брэмена. Мало того, что Аарон работает с этими паразитами, он еще и охотно общается с ними? Я нахмурилась.

– Сэмми! – воскликнул он, когда я дернула его за локоть, и крикнул бармену: – Еще порцию!

– Нет, спасибо. – Я стиснула зубы.

Хватит с меня выпивки на сегодня. Он что, не заметил, что мне нужна безалкогольная помощь?

– Ты получил мое сообщение? – настаивала я, и плевать на окружающих. Все равно они мне не нравятся.

– Ась? – Он наклонился, чтобы расслышать. Явно нажрался.

В баре было полно народу, полный отстой. В студенческие годы я любила безумный потный дух университетских баров, но сейчас он меня напрягал.

– Эй, что с тобой стряслось? – спросил Аарон, наконец-то изволив меня рассмотреть.

– Один тип блеванул на меня, – мрачно выдала я.

– Фу. – Аарон помолчал, чтобы до меня дошло. – Но я о том, где тебя носило. Мы здесь торчим с половины четвертого, – пояснил он, не обращая внимания на мои слова.

С половины четвертого? Дня? Но я тогда еще была на работе. И думала, что он тоже. Так, дыши ровно. Спокойствие, только спокойствие.

– Ты написал мне в восемь. Так что меня тут не было, потому что я не знала, что ты здесь, – ответила я как можно мягче.

– Ась? А... извини, я думал, что написал тебе раньше. Наверное, где-то застряло.

Да уж.

Он никак не мог сосредоточиться. Даже в подпитии он сексуален, но надо ж было так нажраться. Я ревновала к людям, с которыми Аарон провел это время, меня бесило, что он не позвонил раньше. Почему он не хотел пойти развлечься со мной? Разве я не суперская? Что во мне несуперского? Ну ладно, может, сейчас во мне и есть кое-что несуперское, но я все могу объяснить.

– Ну ладно, рада, что хорошо проводите время, ребята. – По голосу было понятно, что я ничуть этому не рада. – Терпеть не могу ломать кайф, но мне пора домой. Ты со мной?

Я тут же поняла, что фатально ошиблась. Веселись я с друзьями, разве бросила бы их, чтобы усмирить облеванную гарпию, которая с первой минуты своего появления только и делала, что вопила? Вероятно, нет. Но, спорила я сама с собой, что, если облеванная гарпия – это кто-то важный, кто-то, о ком я очень забочусь? Может, даже люблю? Разве это не меняет все? Я решила не задумываться над вопросом, с какой стати вообще стану встречаться с облеванной гарпией.

Я все еще пыталась разобраться в своих чувствах, когда Аарон хлопнул меня по руке.

– Дладно, не злись. Останься и пвеселись с нами. – Он умоляюще улыбнулся. – Я найду тебе новые шмотки. Эй, ты! – крикнул он парню в футболке «Хойас»[62], который шел мимо нас, стараясь не уронить два кувшина пива и пирамиду кружек. – Двадцать баксов за твою фтболку. – Аарон полез за бумажником.

– Аарон, я ухожу, – многозначительно подчеркнула я.

– Погоди, детка, ща я зберу у него это, чтоб тебе не пришлось ехать дмой и переодеваться, – объяснил он, дергая незнакомца за рукав.

– Отвали, придурок, – рявкнул парень, вырвал руку и толкнул Аарона за стол.

– Че за дела? – заорал ему вслед Аарон.

Потом он посмотрел на меня и засмеялся.

– Прости, детка. Погодь, я попрошу кого-нить еще.

Когда он направился к толстяку в потной майке, я схватила его за руку. На мой взгляд, эта майка ничем не лучше того, во что я сейчас одета. И уж точно не стоит двадцати баксов. Или мордобоя.

– Аарон, прекрати, – потребовала я. – Забудь об этом. Мне не нужна чужая рубашка.

Он озадаченно посмотрел на меня. Конечно, сейчас он ничего не поймет. Лучше приберегу возмущение для более благоприятного случая.

– Можешь остаться, если хочешь, – горько предложила я.

– Хорошая мысль. Пока, детка, – быстро, слишком быстро согласился Аарон.

Я ошарашенно смотрела, как он возвращается к брэменской компании у стойки. Два его дружка поглядывали через плечо. Я сделала вид, что ничего не заметила, вздернула подбородок и, источая миазмы, прошествовала сквозь орды пьяных студентов на выход.

В поисках такси я прошла мимо дома Изгоняющего дьявола и задумалась над совпадением: меня облевали так близко от памятного места кинематографической рвоты. Что, если напавший на меня был во власти Сатаны? Я не заметила, чтобы тот высунул голову, но кто знает, что сейчас происходит в общежитии?

Я уже добралась до М-Стрит, все больше злясь на поведение Аарона, когда меня окликнули. Я обернулась, столкнулась с Чарли Лотоном, вражьей мордой, и с омерзением отшатнулась. Наверное, в сочетании с мокрой вонючей одеждой это произвело на него неизгладимое впечатление. Он определенно забеспокоился.

– Подожди секунду, – крикнул он парню на другой стороне улицы. Видимо, перешел, чтобы остановить меня. – С вами все хорошо?

Мог бы и не спрашивать. И так видно, что нет. И вряд ли станет лучше оттого, что я на него наткнулась. От его фальшивой заботы меня тошнило.

– Можно подумать, вам не все равно, – выкрикнула я. – У вас выключен диктофон или я должна соврать, что все просто здорово?

Хм. Наверное, надо было дождаться, пока он ответит насчет диктофона, прежде чем язвить. Если он включен, то я уже выдала себя. Я пообещала себе, что в будущем стану держаться подальше от журналистов. Похоже, я застала его врасплох.

– Послушайте, я уверен, что вы расстроены из-за статьи. Я хотел поговорить с вами, чтобы...

– Чтобы напечатать, уволена я или нет? – Я замахала руками, подзывая такси. – Я все еще работаю, но не благодаря вам. Знаете, вы придурок.

Я не могла разглядеть его лицо, потому что волосы в беспорядке падали мне на глаза. Но изо всех сил надеялась, что он опозорен и подавлен.

– Помочь вам поймать такси? – мягко спросил он.

– Нет! Мне не нужно такси! – заорала я, по-прежнему голосуя на дороге. – Идите к черту!

Я опустила руку и решительно потопала прочь. В зеркальной двери ресторана я увидела, как он спокойно смотрит мне вслед. Скатертью дорожка.

Я натерла ноги и жутко замерзла к тому времени, когда наконец отошла достаточно далеко, чтобы снова ловить такси. Поездка вышла быстрой и тряской, и я заплакала, еще не войдя в квартиру. Я включила свет и сквозь слезы увидела, что Шеклтон запутался в водорослях. Он не шевелился в своем висельном коконе, но я была слишком расстроена, чтобы посмотреть поближе. Я предпочла забраться в ванну и рыдать.

Я вновь и вновь пережевывала случившееся. Мне казалось, что на меня непрерывно блевали весь вечер. Я не хочу быть сварливой собственницей и орать на потенциального жениха, когда он просто выпускает пар. Когда работаешь на невыносимого болвана, выпускать пар очень полезно. Но Аарон вместе с паром выпустил наши планы на вечер, которого я ожидала с нетерпением и готовилась целый час. Он плохо со мной обошелся. Или нет? Может, я слишком обидчива? Кто его знает. Я так устала от догадок.

Что до Чарли Лотона, надеюсь, я выглядела не слишком изможденной и пахла не слишком омерзительно, когда послала его к черту. Он, несомненно, заслуживал злобного презрения, и я не жалела, что набросилась на него. Если я хоть немного задела его, значит, день прожит не зря.

Состояние Шеклтона я проверю утром. Я оставила сообщение Зельде, но не стала звонить Лизе, которая, как я знала, сейчас с Райаном на какой-то кошмарной встрече выпускников. Я решила помедитировать, чтобы расслабиться, но тут же уснула мертвецким сном. Не знаю, где именно я остановилась на пути к нирване.

Нашлась управа

Дебаты по окончательной версии законопроекта и в Палате представителей, и в Сенате начались в понедельник днем. Хотя отдельные версии проскочили быстро и просто, вскоре стало понятно, что политическая ситуация изменилась. Теперь, за год до выборов, когда опросы показывали, что Брэмен возглавляет президентскую гонку, кое-кто попытался лишить его важных законодательных побед, каковые лишь упрочили бы его положение. Несколько сенаторов, преданных лидеру большинства Франду, неожиданно принялись оттягивать принятие закона. Время явно работало против нас.

Дух партнерства быстро испарился, на смену ему в холодном воздухе сгустились бесконечные споры. И хотя сенаторы во время дебатов продолжали обращаться друг к другу согласно этикету – «глубокоуважаемые коллеги» и «старшие сенаторы» – пустая вежливость все хуже прикрывала таившиеся под ней запасы едких насмешек и неприязни. Я боялась за проект.

Я все еще переживала из-за чудовищного спектакля, устроенного Аароном в баре. Наутро он позвонил и пригласил послушать музыку, как будто ничего не случилось. Я приготовилась к серьезному разговору об уважении и общении, но, когда заикнулась об этом, Аарон поцеловал меня в лоб и попросил отложить «выяснение отношений» до лучших времен.

– Я хочу сегодня вечером повеселиться со своей девушкой, вот и все, – протянул он.

– Будешь вести себя как вчера вечером – ищи себе другую девушку.

Он удивился, потом расстроился. Взял меня за руку и заговорил серьезно, а ведь я только этого и ждала.

– Прости, Сэмми. Боюсь, я мало что помню, и это чертовски неудобно. Брэмен окончательно меня вымотал, я всего лишь хотел чуть-чуть развеяться, но не до такой степени. Мне очень стыдно. Умоляю, прости меня.

Я увидела искреннее раскаяние в его глубоких зеленых глазах и слегка оттаяла.

– Не хочу быть стервой, – пояснила я, – просто...

– Ты не стерва, – перебил он. – Ты чудесная. А я ужасно себя вел. Обещаю, что больше не буду. – Для пущей выразительности он сжал мне руку. – Я не хочу тебя потерять.

Я кивнула, размышляя, не собирается ли он в очередную деловую поездку. Я не хотела с ним расставаться. Возможно, Аарон разглядел это в моих глазах и понял, что опасность миновала. Как бы то ни было, он расслабился.

– Ты не даешь мне спуску, – поддразнил он. – Но я не возражаю.

Он поцеловал мне руку, отдал честь и попросил разрешения искупить свою вину в постели. И все вернулось на круги своя. Я была счастлива, потому что обожала заниматься с ним любовью, но беспокоилась, что ухабистый ритм наших отношений рано или поздно растеряет свою привлекательность.

Я слушала, как на второй день дебатов по законопроекту Брэмен произносит в Сенате речь Аарона. Веские слова убеждали членов Конгресса забыть о себе и принять закон о пособиях на рецептурные лекарства ради общего блага. Мне тяжело было смотреть на Брэмена, но я гордилась талантом Аарона. К несчастью, именно его талант еще больше распалил оппозицию. Сенаторы выстроились в очередь, чтобы произнести длинные скучные речи об ужасных изъянах законопроекта. Я старалась не принимать это слишком близко к сердцу.

К четвергу, хотя споры были жесткими и не вполне вежливыми, нам еще хватало голосов для проведения проекта. Палата представителей со скрипом утвердила его утром, подняв и без того высокий уровень адреналина в нашей крови. К вечеру все шло к тому, что Франда заставят объявить голосование и законопроект наконец-то пройдет. И тут сенатор Роллингс начал тянуть резину.

Старшему сенатору Роллингсу от штата Миссисипи было восемьдесят три года. Он говорил о страховании здоровья престарелых как человек, имеющий на это полное право. Со своей выигрышной позиции он жаловался на федерализацию здравоохранения и опасность ползучего социализма[63]. Словно устроил против нас крестовый поход. Он не желал вмешательства в фармацевтическую промышленность и хотел одного: чтобы правительство оставило людей в покое. Роллингс был болен и устал от попыток все запутать. И он чувствовал свою силу.

Через четыре часа он закончил излагать свои переживания и вытащил стопку телефонных книг. Я смотрела на него по «Си-СПАН», а он смотрел прямо на меня. По-видимому, он любил этот зал настолько, что знал, в каких местах установлены камеры.

– Этот закон – катастрофа для хороших людей, – прогрохотал он и открыл первую телефонную книгу. – Например, для мистера Честера Дж. Аббингтона, – он вел пальцем по странице, – и точно так же губителен для миссис Альфред А. Абсон.

И так далее.

К десяти вечера этот невероятный тормоз добрался только до «Д». Я смотрела на него из-за стола, не в силах отправиться домой, в то время как законопроект, который я породила на свет, медленно задыхался в тягучем произношении. Пошел снег. Ноябрь только наступил, и Вашингтон едва отошел от летней жары, но я уже привыкла к непредсказуемой погоде.

В детстве я устраивала дикие пляски в честь Бога Грядущей Бури – искренне и благочестиво молясь о том, чтобы погода, при которой зимой закрывают школы, держалась как можно дольше. Надо было танцевать изо всех сил, чтобы уговорить божество исполнить мое желание и добавить к летним каникулам зимние. Хотя эта мечта ни разу не сбылась полностью, в третьем классе я три недели не ходила в школу благодаря ужасному бурану. Вот была радость. В первый вечер непогоды я добавила к танцу важное движение: недавно разученное колесо с поворотом на девяносто градусов. Учитывая эффект, я включила колесо во все снежные танцы в честь Бога Грядущей Бури. Лишь благодаря им я сохранила гибкость.

Но танцевать не хотелось, когда снежинки закружились за большим окном кабинета. Я от души порадовалась первому снегу, но радость быстро сменило мрачное предчувствие. А снегопад усиливался. Слишком метет, думала я, очередные сложности для законопроекта. Впервые в жизни снегопад казался мне неудобством. Боже правый, неужели я повзрослела?

Я до утра сидела на работе, слушала, как сенатор Роллингс бубнит и бубнит (ночь напролет, а ведь ему уже восемьдесят три), и мучительно искала способ остановить это безобразие. Конечно, умнее было отправиться спать и прийти на работу с утра пораньше. Но я решила сбегать домой около шести или семи утра, принять душ, переодеться и вернуться в офис, чтобы на литрах кофе протянуть еще день.

Этот план накрылся, когда я очнулась в шесть утра от короткого, как предполагалось, сна и посмотрела на мир, измененный грядущей бурей. Наверное, кто-то другой чертовски задорно исполнил снежный танец. На улице горбились здоровенные сугробы, в очертаниях которых можно было смутно угадать погребенные автомобили, пожарные гидранты и фонарные столбы. Мы все вдруг словно попали на необитаемый остров.

Я посмотрела на свою одежду. Я категорически не готова к подобной перемене погоды. Короткая юбка совсем не греет, над туфлями снег только посмеется. Эх, надо было забрать один из двух комбинезонов, висящих дома в шкафу. Ведь я держу здесь спортивную сумку на случай фитнес-кризиса, который пока не наступил, – вполне могла бы также предусмотреть суровую погоду.

Но что толку винить себя. Я решила заказать спасение и, невзирая на ранний час, позвонила Аарону. Ему уже почти пора вставать. Он будет счастлив услышать мой голос.

Я звонила четыре раза, но он не ответил. Возможно, телефонные линии вышли из строя. Его мобильный был выключен. Я отправила ему письмо, но не знала, прошло ли оно. Спасение перестало казаться неизбежным.

Ну ладно. Я находчивая. Я справлюсь. Я рассмотрела варианты и решила отправиться на боковую. Когда через полчаса я опять проснулась, снег все еще падал, густо, как буквы в заставке «Матрицы». Я часто приезжала в офис рано утром, и к семи здание всегда гудело, словно улей. Но когда я выглянула в коридор, там было пусто и темно. Неужели снег задержал даже Жанет? Неслыханно.

Я вернулась за стол и включила телевизор. Сенатор Роллингс продолжал тянуть время. Похоже, он закончил читать телефонную книгу, но рядом лежала еще куча. Конечно, он не мог сам продолжать в том же духе. Выработана ли у них командная стратегия? Ждут ли его на флангах сменщики-обструкционисты?

Вид Роллингса, изо всех сил топчущего мой законопроект, заставил меня забыть о желании сгонять домой. У меня есть работа. Если остальные бросят вызов погоде и проберутся в офис – прекрасно. Если нет, сама справлюсь, конечно, я помята за долгую ночь, но готова к бою. Я приготовила две кружки кофе, изгадив при этом кружку под кофе без кофеина, и отрыла в недрах мини-холодильника черствую булочку с корицей. Слегка подкрепившись, я устроила мозговой штурм.

От обструкции практически невозможно защититься, когда ее устраивает опытный и решительный противник. Но я обязана отыскать способ. Роллингс и верная банда прихлебателей Франда не должны помешать принятию нашего полезного закона. Нужна макиавеллиевская стратегия. К сожалению, я плохо разбираюсь в окольных путях.

– Этот законопроект станет катастрофой для Сэнфорда Б. Зайнса, – утверждал с импровизированной трибуны сенатор Роллингс.

Мне всегда нравилось имя Сэнфорд. В первую очередь, конечно, из-за шоу «Сэнфорд и сын»[64], но еще и потому, что Сэнфордом звали нашего школьного полицейского. Это был седой коренастый мужчина, который рисовал рожицы на желудях и раздавал их детям. В начальной школе я собрала четыреста двадцать семь желудевых человечков, сделанных мистером Сэнфордом. Часть из них украшала злосчастную беличью деревню, остальные валялись дома в ящике стола. Мама не раз пыталась выбросить их под предлогом, что они пахнут гнилью, но я устроила независимое расследование, запаха не обнаружила и вынесла приговор: оставить человечков в покое.

Мистер Сэнфорд умер год назад от старости и отказа почек, и я собиралась в следующем году отнести ему на могилу несколько свежих желудей. Если повезет, со временем он будет покоиться под сенью дуба, и запас маленьких твердых семян, которые он превращал в человечков на радость школьникам, станет поистине безграничен.

Воспоминания о мистере Сэнфорде навели меня на блестящую мысль. Началось все с того, что я задумалась, имеет ли Сэнфорд, упомянутый сенатором Роллингсом, какое-то отношение к моему мистеру Сэнфорду. Хотя у первого – это имя, а у второго – фамилия, они вполне могут быть родственниками. Например, мое второе имя, Рили, – это девичья фамилия бабушки по материнской линии, имя, которое могло исчезнуть, поскольку у нее не было братьев. Однако оно жило как мое второе имя и будет жить дальше как первое имя нашей с Аароном пока не рожденной дочери. Возможно, имя Сэнфорд пережило нечто подобное.

От этих весьма отвлеченных рассуждений я перешла к тому, что покойный мистер Сэнфорд наверняка согласился бы по вопросу о рецептурных лекарствах со мной, а не с сенатором Роллингсом. Конечно, не только из патриотизма, но и потому, что его самого можно было бы спасти, имейся тогда закон вроде нашего.

Это, в свою очередь, заставило меня подумать, а не станет ли Сэнфорд Б. Зайнс, упомянутый Роллингсом, тоже поддерживать законопроект, неважно, связан он родственными узами с мистером Сэнфордом или нет. Если станет, наверное, ему не понравится, что сенатор Роллингс бесцеремонно использовал его имя в своей обструкции.

Я посмотрела на стопку телефонных книг рядом с Роллингсом. На книге было написано «Джексон, Миссисипи». Мне нужна такая же.

Через два часа я увлеченно читала телефонную книгу. Параллельно я звонила всем тем, чьи имена зачитывал сенатор Роллингс, и выясняла, насколько их это злит. Оказалось непросто. Десятки людей ошибочно принимали меня за телепродавца – приятно, конечно, но сущее наказание для дела, поскольку многие из них тут же грубо обрывали разговор.

Из тех, кто все же меня выслушивал, девяносто пять процентов понятия не имели, что сейчас в Сенате обсуждают какой-то законопроект по рецептурным лекарствам. Сначала я пыталась вдаваться в подробности, но скоро поняла, что надо быть проще, а то потеряю рассудок и надежду чего-либо добиться. Для начала я спрашивала, нравится ли им Роллингс. Если они его поддерживали, я бросала трубку. Если нет – развивала тему. Ко второй половине дня у меня набралось десять человек, готовых публично подтвердить, что сенатор Роллингс неправильно выразил их мнение и сделал это без разрешения.

К этому времени офис наполнился людьми, сумевшими побороть бурю и добраться на работу, но я едва замечала их присутствие. Я должна была делать свое дело.

Разумеется, сенатор Роллингс закончил свою речь длиной в тридцать один час, передав микрофон близкому другу и коллеге сенатору Ладжейн, которая продолжила тянуть резину. Остальные готовы были принять эстафету, когда Ладжейн устанет.

К вечеру я закончила первую телефонную книгу сенатора Роллингса и поведала Р.Г. о своем плане. Он внимательно слушал, и по мере моего рассказа его лицо светлело.

– Вы поговорили со всеми этими людьми? – медленно спросил он. Список, который я ему дала, вырос почти до двух сотен. Я попала в точку.

– Да, сэр, – ответила я. – Уверена, их станет больше, если мы задействуем других сотрудников.

Он закивал.

– Хорошо, позовите сюда Марка. Нам нужен журналист, которому можно доверять. Кто-нибудь из этих людей хочет приехать?

Он проследил за моим взглядом, направленным в окно. Снегопад не прекращался.

– Ладно, все равно получится, – произнес Р.Г., не дожидаясь ответа. – Мы сами приедем к ним.

В Миссисипи снега не было. Более того, многие новостные передачи штата мечтали сыграть важную роль в истории страны. К моей оглушительной радости, мистер Сэнфорд Б. Зайнс одним из первых жителей Джексона связался с Томом Брокау[65] через спутник. Я сентиментально поставила его во главе списка, врученного Р.Г., хотя остальные имена выстроились по алфавиту.

– Мистер Зайнс, вы утверждаете, что сенатор Роллингс не имел права использовать ваше имя в своем выступлении? Возможно, сенатор Роллингс искренне считает, что законопроект, против которого он борется, действительно негативно повлияет на вашу жизнь?

Я смотрела, как мистер Зайнс неловко потряс наушником и смущенно уставился в камеру. Давай, Сэнфорд, не тушуйся. Он прочистил горло.

– Эрнест Роллингс прекрасно знает, что людям не по вкусу, когда правительство лезет в чужие дела. Я так думаю, что от этого закона мне выйдет польза. А Роллингс пусть посвистит в кожаный свисток.

Сильный ход. Мы выяснили по телефону все способы, какими наш закон сможет помочь Сэнфорду Б. Зайнсу победить хронический артрит, но загадочные идиоматические выражения не обсуждали. Меня восхитила его виртуозность. Я заметила, как уголок рта Тома Брокау слегка изогнулся кверху.

– Спасибо, что уделили нам время, мистер Зайнс.

Остальные были столь же непосредственны. В результате мы записали несколько ярких выступлений, обвиняющих сенатора Роллингса в нечестной тактике. Брэмен созвал пресс-конференцию, чтобы заставить тех, кто стоит за обструкционистом, прекратить «цинично препятствовать воле народа». «Си-СПАН» показывала ее в прямом эфире.

– Их претензии продемонстрировали свою несостоятельность. Американцы устали от того, что их используют как пешек в политических играх. Давайте покончим с этой бессмыслицей и вернемся к работе на благо людей, которые доверили нам свое процветание. Остановите обструкцию. Давайте приступим к голосованию.

Хорошо, что пресса продолжала следить за развитием событий. Роллингс, Ладжейн и другие лидеры оппозиции не могли повернуть ситуацию в свою пользу. Напротив, люди, чьи имена прозвучали, начали звонить нам. К середине субботы обструкция закончилась, и назначили голосование.

Хотя снег наконец перестал падать, город беспомощно лежал в его пышных объятиях. Сенаторы медленно прибывали в Капитолий, с трудом продираясь сквозь сугробы. Я не была дома с утра четверга. Аарон ответил на мои мольбы о помощи, когда его телефоны снова заработали, и привез кое-что из одежды, чистое, но несочетаемое. Интересно, кто подбирает ему костюмы? Ведь он никогда не выглядит так плохо, как должен бы, судя по его вкусу. К счастью, со всем этим весельем у меня не было времени беспокоиться, как я выгляжу. Я дрожала от возбуждения и кофеина, наблюдая по телевизору за поименным голосованием.

Все сенаторы были на местах и проголосовали. Законопроект приняли с перевесом в пятьдесят три голоса против сорока трех.

Дав несколько интервью в коридоре, Р.Г. вернулся в офис и неуклюже обнял меня за плечи. Непривычно по-дружески.

– Прекрасная работа, Саманта, – похвалил он, пока Жанет и Марк пялились на нас.

Я улыбнулась и покраснела. Я наслаждалась каждым мигом – никто не удивлялся, как это меня до сих пор не выгнали. Я привыкла гордиться Р.Г. и его достижениями. Обратное куда необычнее.

– Поздравляю с принятием законопроекта, сэр. Он поможет людям.

Р.Г. усмехнулся.

– Ну, где отметим? – неожиданно спросил он.

Ничего себе! И точно, где?

– Сейчас подумаю, сэр, – быстро ответила я.

– У меня в холодильнике есть немного шампанского, – предложила Жанет.

Что, правда?

– Тащите, – радостно согласился Р.Г.

Я плюхнулась за стол и позвонила Аарону.

– Привет, малышка, ты еще на работе? – спросил он.

– Да, и мне нужна помощь. Р.Г. хочет отметить. Куда мне его отвести? Думай быстрее, он редко бывает на людях!

– Хорошо, не волнуйся. Подожди секунду.

Я услышала в трубке приглушенные голоса. Это что, Натали? Бред. Аарон снова заговорил.

– Наша банда идет в лаунж-бар[66] «Капитолий». Брэмен возьмет на буксир нескольких журналистов и тоже заглянет пропустить с нами стаканчик. Хотите присоединиться?

Вообще-то нет, но разве есть варианты лучше? Я старалась вести себя по-взрослому. Мы работали над законопроектом вместе с людьми Брэмена, значит, можем вместе повеселиться и отметить победу. Иначе у нас получатся две разные вечеринки, что несколько странно. Так я хотя бы удостоверюсь, что их вечеринка не лучше нашей. По крайней мере, я буду не одна, а со своей бандой. Возможно, мы даже устроим разборку. Я откинулась на спинку кресла и бросила взгляд в коридор, на Марка, Жанет и Р.Г., пьющих шампанское, в голове у меня звучала музыка из «Вестсайдской истории».

– Хорошо, встретимся на месте, – сказала я в трубку.

– Прекрасно. Жду не дождусь встречи. Да, кстати, Сэмми...

– Что?

– Поздравляю.

Я улыбнулась так широко, что щеки чуть не треснули. Мой мужчина тоже гордится мной. Какой чудесный день.

– До встречи, – промурлыкала я как можно сексуальнее.

Я бросила трубку и выбежала в коридор. К скромной компании присоединилась Мона, но немного шампанского еще оставалось. Оно легко скользнуло в желудок и устроило в нем маленькую теплую джакузи.

– За нашу команду, – сердечно сказал Р.Г., поднимая бокал. – Без вас, ребята, я бы не справился.

Мой бокал уже опустел. Я украдкой взглянула на бокалы остальных. Хм... у них еще осталось. Я обхватила бокал ладонью, чтобы спрятать пустоту. Ну вот. Теперь похоже, что там еще есть несколько глотков.

– Ну, за нас, – произнесла Жанет.

Мы чокнулись и нежно улыбнулись друг другу. Здесь были не все – лишь несколько человек, отчего обстановка была совсем дружеская. Притворяясь, будто пью, я глотала пахнущий шампанским воздух, довольная и счастливая.

– Если выпить слишком много воздуха, может вспучить живот, – прошептал рядом Р.Г.

И смущенная. Значит, все просто отлично.

Жестокая расправа

Через полчаса наша веселая компания радостно потопала через сугробы в «Капитолий». Это напоминало путешествие, и я, словно отважный исследователь, преодолевала снежные преграды. Мне понадобилось несколько минут, чтобы вспомнить, как правильно ходить по снегу. К счастью, в кошмарной куче, которую принес Аарон, оказались зимние сапоги, поэтому я, по крайней мере, нормально обулась.

Пока остальные весело щебетали, я немного отстала, чтобы оценить последствия раннего снегопада. Город был неестественно тих, и я вообразила, что земля застыла от ужаса под снегом и льдом. Не останавливаясь, я на секунду закрыла глаза и прислушалась к мертвенному молчанию стылого воздуха. Когда я вновь огляделась, то еще раз удивилась, как все искрится серебристо-голубым.

Внутри «Капитолия», уютного, мерцающего праздничными гирляндами, люди Брэмена зарезервировали для нашей вечеринки отдельную секцию. Я заказала эггног[67], частично из-за погоды, но в основном в честь триста девяносто шестой годовщины первого документально зафиксированного распития эггнога в Америке (согласно моим исследованиям, это произошло во время заселения Джеймстауна, судя по записям капитана Джона Смита[68]). Я прихлебывала сладкий напиток, размышляла, нравился ли он Покахонтас так же, как мне, и смотрела, как в углу Р.Г. разговаривает с Марком. Здорово, что он выбрался отдохнуть вместе с сотрудниками. Обычно сразу после работы он мчится домой и ни с кем не общается ни на корпоративных, ни на рождественских вечеринках.

Когда я покончила с эггногом и заказала второй, в зал ворвался Аарон с коллегами. Некоторых я помнила по приключению в «Катакомбах» и вскипела, но тут же постаралась остыть, потому что сегодня вечером собиралась быть счастливой. Подошел улыбающийся Аарон и положил руку мне на спину. Его щеки горели от мороза, в волосах застряли шаловливые снежинки. У меня на шее, под шарфом, вспыхнула сыпь.