Текст книги "Сенатский гламур"
Автор книги: Кристин Гор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)
– Как поживает моя девочка? – спросил он.
Я извернулась и поцеловала его.
– Ух ты, детка, давай лучше оставим это на потом. – Он огляделся.
Вообще-то стоило сказать – пусть радуется, что я вообще его поцеловала, но ничего не попишешь, он прав. Вокруг полно коллег, публичное проявление привязанности – не слишком профессионально. Я попала под влияние момента. Или рома.
– Извини, просто рада тебя видеть, – объяснила я.
– Я тоже, я тоже, – заверил он. – Я еще вернусь, только быстренько позвоню кое-куда. Ты уже знакома с Мэтью? – Он развернул меня к одному из своих коллег и смылся.
Я уже познакомилась с Мэтью, но вскользь, на одной благотворительной акции. Я собиралась напомнить ему об этом, когда он потряс головой.
– Нет, боюсь, не имел удовольствия, – произнес Мэтью.
Ну ладно, хорошо. Я решила не переживать из-за этого, хотя меня злило, когда люди забывали, что знакомы со мной. Терпеть не могу чувствовать себя ничтожеством, хотя в последнее время почти привыкла к этому из-за того, как со мной обращались сотрудники Брэмена. Мэтью выжидающе улыбался, в его беспокойных глазах не было и тени узнавания.
– Приятно познакомиться, – любезно произнесла я.
Появление Брэмена со свитой журналистов прервало нашу светскую беседу. Они расположились у барной стойки. Я подошла поближе, чтобы наполнить стакан, и с ужасом увидела среди них Чарли Лотона. Я не хотела, чтобы этот гнусный маленький червяк болтался поблизости в тот вечер, когда я веселюсь. Я все еще не покарала его за ту мерзкую статью. Я сердито смотрела на него и гадала, где Аарон. Он должен защитить мою честь.
Прежде чем я успела отомстить, Брэмен начал спектакль и позвал Р.Г.
– Этот человек – настоящий боец, – проникновенно сказал Брэмен. Я обернулась и увидела, что Р.Г. улыбается, но тонкая морщинка на правом виске обозначилась сильнее, значит, он раздосадован. Больше никаких признаков, но я сама часто переступала эту тонкую черту.
Его раздражение вполне естественно. Болван Брэмен, помимо прочего, печально известен тем, что ради положительных отзывов в прессе готов предать собственных соратников, лишь бы самому быть на коне. Обычно он говорил по душам с кем-нибудь из земляков-журналистов, которому скармливал нужную историю, предварительно убедившись – тот никогда даже не намекнет, что непосредственным и единственным источником информации был Брэмен.
Самое странное в выходках Брэмена – то, как он отчаянно и постоянно рекламирует себя, даже по мелочам. Он, не колеблясь, порвет с самым близким другом в этой безжалостной борьбе. Прошедшие годы принесли Брэмену кучу анекдотов и неприязнь многих коллег по Сенату.
Я смотрела, как Р.Г. отклоняет фальшивую похвалу Брэмена и вырывается из тисков журналистов. Когда Р.Г. ушел, что-то в лице Брэмена насторожило меня, и я придвинулась поближе, когда сенатор снова повернулся к репортерам. Я притворилась, будто ищу салфетку, и прислушалась.
– Он не много наработал для проекта, но все же стоит время от времени хвалить этих мелких людишек, – произнес Брэмен так тихо, что его расслышали только я и журналисты. – Даже если тебе пришлось все делать самому.
Он пожал плечами и хлопнул Чарли по спине.
– Не для протокола, конечно. Может, еще по стаканчику?
Я была потрясена, но ничем не выдала этого. Вместо того чтобы размахивать кулаками, я схватила салфетку и ретировалась в дальний угол. Чувствуя, что вот-вот взорвусь, я опрокинула в себя эггног и принялась обдумывать планы мести. Рассказать обо всем Р.Г.? Где этот чертов Аарон? Но сначала надо найти Р.Г.
Похоже, мой рассказ его не удивил. Он только вздохнул и кивнул.
– Да, это похоже на Джона.
– Но разве ничего нельзя сделать? Идите и расскажите им правду, – шипела я.
Р.Г. устало улыбнулся.
– Просто радуйтесь насчет законопроекта, Саманта, и не волнуйтесь об остальном. Если обращать внимание на это дерьмо, мы его только увековечим, а у нас полно дел поважнее.
Я медленно кивнула. Я смотрела, как народ лезет к Р.Г. с поздравлениями, и потихоньку остывала. Он прав. Мы выше дурацких игр Брэмена. Надеюсь, когда-нибудь его выведут на чистую воду, но сама я больше не хочу тратить на него силы.
Чуть позже, поздравляя себя с этим решением, я заметила, как Аарон смеется и разговаривает с Брэменом, выводком репортеров и Натали. Я снова разозлилась, но могла лишь яростно сверкать глазами в их сторону. Никто не замечал меня, пока Чарли не поднял голову и не встретился со мной взглядом. Остальные журналисты продолжали царапать в блокнотах. Он долго и спокойно смотрел на меня, и я забеспокоилась. Наконец Аарон осознал, что Чарли не слушает, и обернулся посмотреть, кто его отвлекает. Заметив меня, он извинился и подошел.
– Развлекаешься? – ледяным тоном спросила я.
– Ладно тебе, не будем сегодня ссориться, детка, – ответил Аарон.
– Ты знаешь, что сделал сейчас Брэмен? – вопросила я.
– Сэмми... – жалобно и раздраженно начал Аарон.
– Он заявил, что принятие закона – только его заслуга. Я все слышала. Знаешь, кто он после этого? Лжец. Гнусный лжец. Поверить не могу, что ты работаешь на него. И еще ты говорил с этими журналистами. Ты в курсе, что вон тот – Чарли Лотон? Какого черта ты общаешься со всеми этими сволочами?
Аарон призадумался.
– Так вот это кто, – пробормотал он.
Кажется, я сейчас закричу. Аарон, видимо, почувствовал, что я на грани, и снова принялся меня успокаивать.
– Детка, прости. Я не знал, что это Чарли как его там. И не знал, что сделал Брэмен. Хочешь, я выбью дух из них обоих?
Правда? Заманчиво, но насилием ничего не решить.
– Я на все для тебя готов, – продолжал он. – Мне нравится твоя пылкость. Нравится, что тебе не все равно. Знаешь, настоящая героиня дня – это ты, – нежно произнес он и взял меня за руку. – Ты здорово поработала, это надо отметить. Так что давай отмечать, ладно?
Повисло молчание. В голове у меня еще звучало эхо слов Р.Г. Наверное, они оба правы. Я глубоко вздохнула и решила успокоиться и веселиться дальше. Я действительно хорошо поработала. И закон прошел!
– Хорошо, – кивнула я, к явному облегчению Аарона.
– Отлично. Посиди, отдохни, а я принесу тебе выпить.
На мою беду, как только он удалился, подошел Чарли Лотон.
– Саманта, не могли бы вы уделить мне минутку? – спросил он, отложив ручку и блокнот.
Я решительно покачала головой:
– Нет. Нет, не могу.
Прежде чем Чарли успел ответить, вернулся Аарон.
– Чем могу помочь? – многозначительно спросил он.
Может, разборка все-таки состоится? Будет пикантно.
– Ничем, я уже закончил, – ровно ответил Чарли.
И ушел. Аарон сел рядом.
– Ты жива, красавица? – спросил он.
Я кивнула. Все нормально. Аарон протянул мне бокал И взял за руку.
Через три часа, когда Р.Г., Брэмен и большая часть толпы давно разошлись, мы все еще сидели в баре и пьяно флиртовали друг с другом. Я презирала его начальника, но обожала самого Аарона, и вообще, я замечательно поработала. Какая разница, что Брэмен – слизняк? В конце концов, законопроект принят. Аарон намотал на палец мой локон, я посмотрела через плечо и радостно обнаружила, что Марк с Моной уединились и, похоже, разговаривают о чем-то личном. Они хихикали, а Мона робко касалась руки Марка и придвигалась к нему все ближе. Я потянула Аарона к ним.
– Не хотите перекусить с нами, ребята? – тепло спросила я.
Двойное свидание – прекрасный способ отметить успех моих попыток сватовства. Марк и Мона переглянулись.
– Ну, вообще-то мы с Моной собирались сходить в кино. – Марк изобразил старомодный кинопроектор.
Сомневаюсь, что они найдут такой.
– Молодцы. – Я радостно улыбнулась.
Неважно, ведь они наконец-то сближаются, и это главное.
– А что за фильм? – дружелюбно поинтересовалась я.
– Ну, мы еще не решили, – быстро ответила Мона.
Сквозь приятную дымку семи эггногов до меня дошло, что лучше оставить их наедине.
– Приятного просмотра, – вмешался Аарон. – До встречи.
Марк с Моной, смеясь, махали нам вслед. Я оглянулась и увидела, как они наклонились друг к другу и о чем-то заговорщицки шепчутся. Не о нас ли с Аароном? Я споткнулась о половицу, прежде чем успела хорошенько об этом подумать.
– Пойдем домой, – засмеялся Аарон, поддерживая меня.
Прекрасная мысль.
Утром я проснулась с приятным чувством, будто произошло нечто чудесное. Как только мозг заработал на всю катушку, я вспомнила о принятии законопроекта и довольно улыбнулась тому, что это случилось наяву, а не во сне. Я выпрыгнула из постели, чтобы почитать новости в Интернете, оставив Аарона завернутым в одеяло, которое он узурпировал почти всю довольно промозглую ночь. Заново переживая события двух последних дней, я с беззаботной радостью скользнула к двери, и тут рука будто примерзла к дверной ручке.
Я медленно пошла обратно. Затаив дыхание, я вернулась по своим следам и замерла возле аквариума. Шеклтон плавал кверху брюхом, обмотанный волшебной водорослью, которую мне всучил мистер Ли. Я уже видела его в такой позе, но на этот раз кое-что отличалось. В аквариуме царило новое безмолвие, словно молекулы воды превратились во что-то другое из-за некоего серьезного события.
Еще не потыкав сачком его бездыханное тело, я знала, что на этот раз он умер по-настоящему. Я села на пол, чтобы поразмыслить. Странно, хоть я и привыкла к вечным крикам Шеклтона «Я умер!», меня охватило отчаяние, когда я навсегда потеряла его. Я так часто оплакивала Шеклтона, что слезы казались знакомыми, точно уже проложили тропинки на моих щеках. Я сидела на полу и старалась не рыдать по обычной рыбке, но никак не могла взять себя в руки.
– Что случилось? – пробормотал Аарон с постели.
– Ничего, – неубедительно всхлипнула я и пояснила: – Шеклтон умер.
– Малышка, он постоянно умирает, – ответил Аарон. – Возвращайся в постель.
Я снизу вверх смотрела на ножки кровати.
– Нет, на этот раз он правда умер. У него получилось.
– Не может быть. Ты серьезно?
Этого хватило, чтобы окончательно разбудить Аарона. Он подошел и осмотрел аквариум. Даже сам потыкал Шеклтона, что показалось мне осквернением. Я выхватила у него сачок.
– Надо же, и правда умер, – согласился Аарон. Он повернулся ко мне и крепко обнял. – Мне очень жаль, детка; хочешь, я сам его смою?
Видимо, он считал это рыцарским жестом. Я отказалась и вывернулась из его рук.
– Нет, не хочу, – горько ответила я.
Внезапно я начала винить его в смерти Шеклтона. Может, мне просто хотелось на кого-то наброситься, или я выплескивала злость за все те случаи, которые слишком легко сошли Аарону с рук. А может, он действительно был виновен. В конце концов, он последний общался с Шеклтоном, – я попросила Аарона позаботиться о рыбке, когда он собирался заскочить ко мне за зимними вещами.
– Ты покормил его, как я тебя просила? – бросила я ему в лицо.
Аарон растерялся.
– Кого? Шеклтона? – Похоже, он тянул время. – Ну да, конечно, детка. Послушай, я знаю, что ты расстроена. Мне очень жаль...
У него виноватый голос или мне кажется? Уверена, Аарон его не покормил, лишив Шеклтона пищи, столь необходимой для постоянной битвы со смертью. Он забыл, так же, как постоянно забывает зарядить свой сотовый, так же, как будет забывать забрать нашу дочурку Рили из детского сада. Это невыносимо.
– Мне надо побыть одной, – нелогично произнесла я, вытирая глаза.
Аарон, похоже, здорово удивился.
– Ладно, конечно, – ответил он. – Сейчас, оденусь только.
Он ушел, и я тут же об этом пожалела. Неужели я выгнала его? Надеюсь, он не решит, что это навсегда. Что я натворила? Теперь передо мной расстилалось долгое, снежное, похмельное воскресенье, и мне оставалось лишь в гордом одиночестве пялиться на дохлую рыбку, пока мой парень где-то шляется в поисках других развлечений. Ужасный поворот событий, и я сама во всем виновата. К тому же от выпитых эггногов болел желудок – очередное доказательство, что у меня, возможно, развивается лактозная непереносимость.
Все закончилось краткой и простой церемонией спуска Шеклтона в унитаз в благочестивом сопровождении «Сада осьминога» «Битлз». Глядя, как Шеклтон по спирали навсегда уносится из моей жизни, я искренне молилась и размышляла о рыбьем рае. Каким бы он ни был, надеюсь, моему маленькому стойкому исследователю понравится новое путешествие.
Потом я уселась за компьютер и принялась искать новости о поражении обструкционистов и принятии законопроекта. Я ужасно переживала из-за смерти Шеклтона, но смогла вновь радоваться и гордиться нашими последними достижениями и очень хотела почитать об этих самых достижениях. Но мое самодовольство быстро прокисло. Практически все статьи хвалили Брэмена. Очевидно, его комментарии «не для протокола» оказали желаемое действие. Ему удалось обмануть журналистов и внушить им, что главной движущей силой был он.
Что еще хуже, большинство статей включали отвратительные слова анонимного сотрудника Брэмена, рассказавшего, что во время битвы за проект «Р.Г. и его работнички мертвым грузом висели у Брэмена на шее. Они дилетанты, и нам пришлось потратить массу времени, убирая за ними».
Какая мерзость! Я так и знала, что надо было встрять и рассказать правду. Брэмен ничего не говорил прямо, но сотрудники его – определенно говорили. Эти слова попахивали Натали. Да как она посмела?! Редкостная низость, даже для злобного бабаробота. Аарону повезло, что он ушел, иначе я вылила бы всю подогретую ярость на него. Я миллион раз спрашивала, как он может работать с такими законченными сволочами. Ее злобные и тупые слова – настоящая подлость, не говоря уже о том, что они лживы. Мы работали вместе, и законопроект приняли, какого же черта Натали поливает нас грязной клеветой и отравляет вкус победы? Неужели надо играть по таким правилам? Если да, то я требую изменения правил. И возмещения морального ущерба, пожалуйста.
Лишь одна статья не превозносила Брэмена и не включала омерзительную цитату – статья Чарли Лотона в «Вашингтон Пост». Я удивилась. Для меня Лотон был связан с самыми неприятными и непорядочными вещами, поэтому я была уверена, что он окажется среди преступных элементов. Возможно, он собирается начать жизнь заново. Но хотя я ценила, что он написал более справедливую статью, чем остальные, это не оправдывало его былых преступлений. Я по-прежнему ненавидела его. О боже, как я погрязла в ненависти за эти дни! Вряд ли это полезно для здоровья. Я посмотрела на аквариум Шеклтона, и меня захлестнуло непереносимое чувство утраты.
Лиза вытащила меня из дома. Я согласилась сходить с ней в Национальный музей естественной истории. Это было бескорыстное предложение – она знала, что я обожаю этот музей. В качестве ответной услуги я решила отвлечься от собственных проблем и во время экскурсии сосредоточиться на ней.
– Кстати, как Райан? – спросила я, когда Лиза задрала голову и уставилась на африканского слона в главном зале музея.
Слон мне нравился, но по-настоящему меня тянуло в зал динозавров – разглядывать загадочные названия видов. Моим любимым был Albertosaurus .
– Если честно, я начала в нем сомневаться, – ответила она.
Правда? Хорошая новость. Это долгожданное разоблачение?
– Вот как? – небрежно переспросила я. – Почему?
Она неуверенно поморщилась.
– Ну, мне поднадоела его ненадежность. В смысле, он любит пофлиртовать, поэтому я не должна воспринимать все слишком серьезно, но он клеится к другим бабам, даже когда я с ним, – обиженно пояснила Лиза. – Ну, то есть не всерьез, – бросилась оправдываться она. – Если бы они знали, что он шутит, но они ведь не знают, поэтому странно на меня смотрят. Или, может, я просто параноик.
Уверена, что нет.
– Ты не должна так жить, – попробовала я.
– Да, я знаю, – вздохнула она. – Аарон так делает?
– Нет, – осторожно ответила я. – Но у всех свои недостатки. Аарон тоже не идеален.
– Это уж точно, – фыркнула Лиза.
– В смысле? – удивилась я.
Мне всегда казалось, что Лизе нравится Аарон.
– Нет-нет, ничего, – быстро произнесла она.
Я ей не поверила. И действительно, она глубоко вдохнула, откашлялась и уточнила:
– Ну, просто... он не очень тебе подходит. – И тут же добавила: – А может, и подходит. Но, может, и нет.
Она не смотрела на меня, и я знала, что ей приходится бороться с собой, чтобы сказать это. Признаки борьбы помогли мне держать свою ярость в узде. Лиза моя лучшая подруга. Странно, конечно, что беседа так быстро перешла с вопросов о ее любовнике на вопросы о моем. Я никак не могла отделаться от чувства, будто Лиза что-то знает.
Недавно я поняла, что стараюсь поменьше думать о нашем с Аароном будущем, потому что оно кажется мне туманным и неопределенным. Это значит, что я встречаюсь не с тем человеком? Или что надо ловить момент, наслаждаться юностью и веселиться? Последнее нравилось мне больше. Я знала, что Аарон не идеален, но идеальных людей не бывает. И разве не логично, что любовь на Холме, как и все остальное, включает в себя взаимные уступки? Это место переполнено компромиссами, неудивительно, что их дух прокрался и в наши отношения.
– Да, может, и нет, – ответила я наконец. – Пока рано говорить. Но что ты собираешься делать с Райаном?
Лиза пожала плечами и помотала головой.
– Попробую посмотреть на него непредвзято.
Похоже, это лучшее, что каждая из нас может сделать на данный момент. Когда мы дошли до выставки Брайля в зале открытий, Лиза все же взглянула на меня. В ее глазах таилась боль.
– Я всегда выбираю ужасных мужчин? – жалобно спросила она.
Я радовалась, что мы вернулись к разговору о ней, но мне было тяжело видеть ее неподдельное горе.
– Конечно, нет, – соврала я. – Просто трудно найти мужчину, который по-настоящему заслуживал бы такое сокровище, как ты.
Последнее было правдой. Лиза умела выбирать совершенно несносных парней, но это вовсе не означало, что она их заслуживает. Я не знала, как ей помочь, – оставалось только молиться, что хороший человек появится на ее пути до того, как она слишком привяжется к одному из своих недоразумений.
– Спасибо, – благодарно вздохнула она.
Наступило утро понедельника, и я радовалась возвращению привычного распорядка. Я видела, что коллеги смотрят на меня по-другому. Даже Жанет словно стала относиться ко мне серьезнее. Я старалась не увлекаться и не представлять, будто я – новая местная рок-звезда, но это оказалось непросто. Я всегда хотела быть рок-звездой. Они с совершенно серьезными лицами могут называть себя Слэш или Эдж[69].
Сенат принял бюджет и отправился на каникулы до следующего года, что утихомирило бурю, с начала сентября бушевавшую на Холме. Мы продолжали работать, но в воздухе витал дух отдыха и праздника. Я и не заметила, как до Дня благодарения осталось двадцать четыре часа.
У нас с Аароном снова все было хорошо. После того, как я вышвырнула его из квартиры, он купил мне цветы и в память о Шеклтоне сделал небольшой взнос в Общество Кусто. Но самое главное, он позвонил, чтобы выразить возмущение словами Натали.
– Я собираюсь поговорить с Натали. И с Брэменом. Я знаю, ты его не любишь, но его можно уговорить. Подобные вещи нельзя оставлять безнаказанными. Ложь Натали бросает тень на всех нас. Но главное, я никогда не прощу, что она оскорбила тебя. Ей это с рук не сойдет. Я не позволю.
Он искренне негодовал. Достойная поддержка и защита. Позже он описал мне свою ссору с Натали и то, как Брэмен согласился поднять этот вопрос на собрании. Конечно, я сама могу за себя постоять, но оценила, что Аарон вступился за меня. Как хорошо снова быть в его объятиях и чувствовать, что обо мне заботятся. Я прижалась к нему, мечтая лишь о том, чтобы не надо было уезжать.
– Ты будешь по мне скучать? – спросила я.
– Конечно. Без тебя здесь все не так, – ответил он, помогая мне собирать вещи, которые я сподобилась разбросать по всей его комнате.
Это случилось по пути в аэропорт. Оставалось проехать две остановки, я мирно дремала у него на плече в навеваемой подземкой сонной дымке. Аарон уткнулся носом мне в волосы.
– Милая, ты не спишь? – спросил он.
Я невольно дернулась и выпрямилась. Он только что назвал меня «милая»? Раньше он всегда называл меня по имени, «деткой» или «малышкой». Что означают эти новые нежности? Возможно, их надо обсудить?
– Как ты меня назвал? – недоверчиво спросила я.
Аарон выглядел неуверенно. Я слишком поздно поняла, что не стоило делать из мухи слона.
– Никак, – промямлил он.
Прекрасно, теперь я его смутила. Надо было не обращать внимания.
– По-моему, ты назвал меня «милая», и мне это очень понравилось, – сказала я мягко, поощряя его.
Он явно расслабился. Не стоило устраивать представление, но «милая» выбила меня из колеи. Это совсем не похоже на Аарона, поэтому я хотела убедиться, что правильно расслышала. Он нежно поцеловал меня и заверил, что правильно.
Мы слишком быстро доехали до пересадочной станции. Я неохотно оставила Аарона и принялась сражаться с толпой, пробираясь домой, в Цинциннати, и смутно радуясь, что я чья-то милая.
Поблекла слава
Родители встречали меня в аэропорту вдвоем, отчего мне показалось, что они действительно постарели. Обычно только у пожилых пар, оставивших позади бесконечные повседневные споры, хватает времени и терпения вместе посещать аэропорты. Поэтому я немного расстроилась, хотя рада была их видеть.
Когда мы выехали на автостраду, направляясь к ферме в пятидесяти милях от Цинциннати, я, единственное их дитя, уютно устроилась на заднем сиденье. Мама обернулась, чтобы полностью сосредоточиться на моей особе.
– Ты когда-нибудь ела индуцыпку? – взволнованно спросила она.
– Кого-кого? – недоверчиво переспросила я.
– Индуцыпку, – терпеливо повторила мама. – Это индюшка, начиненная уткой, начиненной цыпленком. Индуцыпка.
На секунду я представила, как мама участвует в состязании на дикцию. У нее очень четкое произношение.
– Вроде никогда об этом не слышала, – ответила я.
На самом деле я была совершенно уверена, что не слышала. Индуцыпка. Звучит как самый страшный параноидальный ночной кошмар члена общества защиты животных.
– Твоя мать решила приготовить ее завтра вместо обычной, старой, скучной индюшки, – объяснил отец, улыбаясь мне в зеркало заднего вида.
– Интересно, – заметила я. – Но, мам, ты ведь, кажется, вегетарианка?
Она упоминала об этом недели две назад. Я решила, что она тряхнула стариной – пошла по стопам Пола Маккартни. В последнее время о нем много пишут.
– Да, я попыталась, – кивнула мама. – И несколько дней действительно была вегетарианкой. Но потом я увидела по Историческому каналу, что вегетарианцем был Гитлер, и это показалось мне путем зла.
Я кивнула, и мама продолжила:
– Поэтому будь готова к индуцыпке, – предупредила она. – С ней придется немного повозиться.
Да уж, могу представить. Меня слегка замутило, когда я вообразила, как это готовят; хорошо бы родители взяли на себя самое сложное. А я за это приготовлю картофельное пюре и украшу дом.
Позже, разбирая у себя в комнате сумки, я обнаружила, что забыла зарядник для «Блэкберри». Учитывая, что родительская ферма слишком далеко от цивилизации – здесь даже сотовый не ловит, – я недолго огорчалась. К счастью, я еще помнила, как посылать электронные письма с обычного компьютера. К несчастью, родители разорвали контракт с провайдером, который я подарила им на годовщину свадьбы, решив, что это слишком дорого.
– Но ведь это я за него плачу, – возразила я.
– Мы знаем и ценим это, дорогая, – сказала мама. – Но мы пользуемся Интернетом не так часто, чтобы оправдать затраты. Ты не похожа на миллионершу.
Это правда, спору нет, но я-то эгоистично хотела, чтобы дома всегда был Интернет, на случай, если я нагряну. Однако сейчас его явно не было.
Похоже, я оказалась в электронном вакууме. Я подавила краткий приступ паники. Я не в ловушке, говорила я себе, а на отдыхе, черт побери.
– Ну хоть телефон у нас еще остался? – спросила я с притворным спокойствием.
Или они вернулись к более дешевым почтовым голубям?
– Конечно, золотко, – кивнула мама. – Неужели тебе есть кому звонить на выходных?
Я помедлила. Рассказать им про Аарона? Они обрадуются или заботливо закудахтают? Заранее не угадаешь, как все повернется. Родителям всегда прекрасно удавалось сажать моих парней в калошу, хотя к этому неизменному итогу вели разные пути. Мама начинала отчаянно трещать, словно торговка моими прелестями, отец держался холодно и осуждающе. Понятно теперь, почему мужчины часто обвиняют меня в неоднозначном поведении. Родители вырастили меня. Они просочились в мою кровь.
Впрочем, мне уже двадцать шесть, и если Аарон отречется от своего шефа и еще кое-что изменит, возможно, со временем он станет их зятем. Вероятно, пора сообщить о нем родителям.
– Ну, я встречаюсь с одним мужчиной, – начала я.
– Чудесно! – взвизгнула мама.
– Он что, один из этих вашингтонских придурков? – довольно резко спросил отец.
Ну вот, началось.
– Его зовут Аарон, он родом не из Вашингтона, но работает там уже четыре года. Он главный спичрайтер сенатора Брэмена, – спокойно сообщила я, подавив рвотный позыв при имени Брэмена.
Мне казалось, что я делаю доклад в школе. Не считая того, что я рассказывала о своем парне, а не о «Битлз». Британский рок, благодаря матери, стал первой и единственной музыкой моего детства. Мне нравились все группы, особенно «Битлз», в которых я влюбилась сразу и безоговорочно. В начальной школе это переросло почти в одержимость, так что все мои школьные доклады вплоть до седьмого класса были посвящены «Битлз». Напрасно учителя писали родителям записки с просьбами расширить круг моих интересов. Я спокойно выслушивала очередной выговор и начинала старательно готовить очередной устный доклад о ливерпульской четверке, и плевать хотела на родительское красноречие.
Пока я не узнала о Стиве Мартине, мир моих фантазий крутился вокруг Джона Леннона, Джорджа Харрисона, Ринго Старра и Пола Маккартни. Я до сих пор могла подпевать любой их песне, не пропуская ни одного слова, ни одного аккорда на воображаемой гитаре, но с возрастом – вероятно, к большому облегчению моих родителей и учителей – у меня появились и другие интересы.
– Мне не нравится Брэмен, – сварливо сказал отец. – Он какой-то скользкий.
Полностью согласна, но интересно, связана ли отцовская неприязнь с тем, что Аарон работает на Брэмена?
– Он выглядит так, словно только и делает, что причесывается, – продолжал отец. Ну да, у Брэмена довольно пышная шевелюра.
– Волосы – не самое страшное, – присоединилась мама. – Он всегда говорит с людьми свысока. Он несколько туповат.
Истинная правда. Я была согласна со всей этой критикой, но надеялась, что они не станут переносить неприязнь к Брэмену на моего потенциального мужа. Мне и самой это нелегко давалось.
– Да, Брэмен и правда ужасен, но Аарон очень даже ничего, – мягко сказала я.
– Я уверена, что он замечателен, солнышко, – ответила мама. – Расскажи мне о нем!
Отец вернулся к разгадыванию кроссворда, но я не сомневалась, что он прислушивается.
– Ну хорошо, попробую. Он красивый, умный, очаровательный и...
– Насколько красивый? – перебила мама. – У тебя от него прыщи на шее?
– Сыпь, мама, – раздраженно ответила я. – Да.
Мама кивала.
– Ты когда-нибудь говорила с дерматологом? – спросила она. – Ведь должен быть какой-нибудь крем.
Я уставилась на нее.
– Что? – невинно спросила она. – Ах да, извини, продолжай. Значит, он очень красивый...
– Да. Еще он честолюбивый, веселый и...
– Сколько ему лет? – спросил папа, доказав тем самым, что не так уж поглощен кроссвордом.
– Двадцать девять, – ответила я.
– Достаточно, чтобы поостеречься работать на такого человека, как Брэмен.
Интересная мысль. Пожалуй, пора сворачивать разговор об Аароне.
– Да, мы с ним расходимся в этом вопросе, но ведь в любви всегда приходится идти на компромисс, правда? Ладно, может, вы когда-нибудь с ним увидитесь и сами решите.
Папа всем своим видом выражал неодобрение, мама – ликование. Я надеялась, что раз мои отношения с Аароном отличаются от отношений с предыдущими возлюбленными, то разговор о нем свернет с накатанной колеи. Как бы не так. Очевидно, приезд домой по-прежнему означал возвращение к ролям, которые мы играли в нашей бесконечной семейной пьесе. Видимо, родители не сочли, что Аарон заслуживает переписывания сценария – что он не такой, как все, что отец может не злиться и не ругать его, а мать – не смущать меня расспросами. А сама я верю, что Аарон достоин таких жертв? Надо не пропустить момент, когда начнется второй акт.
Вечером, звоня Аарону, я прислушалась, не дышит ли в трубке мама. Она редко подслушивала, но время от времени не могла совладать с любопытством. Я решила, что дневные откровения о новом парне могут привести к подобному результату, поэтому была настороже. Мама никогда не умела подслушивать. По ее отношению к Интернету видно, что она не особо разбирается в современных технологиях. Вместо того чтобы выключить звук, она просто снимала вторую трубку и пыталась слушать очень тихо. Старательно храня молчание, она дышала все громче и громче, пока наконец не затыкала микрофон подушкой или одеялом. Я же невозмутимо разговаривала по телефону, и мой натренированный слух легко улавливал малейшие изменения.
Сразу я не услышала ее, но это и неважно, потому что Аарон по сотовому не отвечал. Я терпеть не могла, когда не получалось с ним связаться. Мое беспокойство усиливалось – и неприятно, и неуместно. Но я ничего не могла поделать. Я хотела знать, где он и почему не отвечает. А единственный способ это выяснить – дождаться его звонка и услышать ответ. Все это ужасно меня злило.
А еще я ненавидела функцию «Пропущенные звонки» в сотовых телефонах. После того кошмарного случая с автоответчиком в самом начале моей вашингтонской карьеры я страшно боялась, что техника выдаст мою манию. Каждый раз, когда телефон Аарона переключался в режим голосовой почты, я знала, что он записывает еще один пропущенный звонок с номера моих родителей, и поэтому старалась звонить не более шести раз.
Однако на законный шестой раз его телефон сразу переключился на голосовую почту, без всяких гудков. Это значило, что он выключил телефон или кто-то звонит ему одновременно со мной. В любом случае, хорошего мало. Если он выключил телефон, значит, увидел пропущенные звонки и понял, что я пытаюсь дозвониться. Конечно, он должен перезвонить. Я оставила сообщение, где разрешала позвонить мне на номер родителей. Если кто-то еще позвонил ему в то же время, то кто это был, и смог ли он дозвониться? Я решила, что могу нарушить правило и позвонить в седьмой раз, чтобы получить ответы на эти вопросы.
Сразу на голосовую почту. Хм, думаю, кто-то может продолжать названивать ему одновременно со мной. На восьмой раз – то же самое. Ладно, похоже, Аарон и в самом деле выключил телефон. Через двадцать мучительных минут я заставила себя больше не думать, почему он так поступил, вместо того чтобы прослушать мое сообщение и перезвонить. Я решила списать все на позднее время, утром разберусь, в чем тут дело.
