Текст книги "Тайное пристанище (ЛП)"
Автор книги: Коулс Кэтрин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
Мелинда на секунду опешила.
– Это будет дорого, Кай. Ты уверен?..
Я достал бумажник и положил на стол чёрную кредитку, марку которой она знала без подсказок.
– Сними любой аванс, какой потребуется, чтобы начать.
Она моргнула пару раз, потом взяла альбом и открыла ноутбук.
– Знаю одного поставщика в Лос-Анджелесе. У него недавно была партия редких черных бриллиантов. Попробую узнать, сможет ли доставить сегодня или завтра. Придётся оплатить курьера с перелётом.
– Без проблем, – ответил я сразу.
– Как только камень будет у меня, я сразу возьмусь за оправу. Позвоню, когда будет готово.
Сердце больно дернулось.
– Спасибо.
– Знаешь её размер? – спросила она.
Я сунул руку в карман и достал тонкое колечко с эмалевыми полевыми цветами.
– Она иногда носит его на безымянном. По нему сможешь определить?
Фэл оставила его у меня дома после одного из наших киномарафонов. Я не вернул. Не хотел думать, почему. Теперь хоть вышла из этого польза – пусть и сомнительная.
Мелинда приподняла брови, беря кольцо.
– Это ведь Фэллон, да?
Я кивнул.
На её лице появилась теплая улыбка.
– Ей повезло.
– Это мне повезло.
Плевать, что всё это – ради показухи. Я всё равно буду дорожить каждым мгновением рядом с ней. Потому что потом они останутся у меня навсегда – единственное, что согреет, когда придётся отпустить.
12 Фэллон
Навигатор моим усталым голосом сообщил о повороте, ведущем в обветшалый район Роксбери – городок в нескольких милях от Спэрроу-Фоллс. Я почти слышала, как Кай кричит у меня в голове, что ехать сюда одной – безумие. Но было утро, а его самого рядом не было уже несколько дней. От него пришло всего одно сообщение.
Кайлер: Прости, Фэл. Я придурок. Спасибо, что всегда прикрываешь мне спину. Я соберу рекомендации и остальные документы, если ты начнешь оформление. Привезу всё, как только будет готово.
Что, черт возьми, это значит? Он хочет «жениться» или нет? Но, как бы ни путался он в чувствах ко мне, с сестрами у него всё было предельно ясно. У меня уже лежали письменные показания от всей нашей семьи – мамы, Лолли, братьев и сестер, и даже письмо от Энсона, изобилующее заумными терминами психологии, чтобы судья почувствовал себя идиотом, если не отдаст девочек Каю. Даже Джерико написал заявление, от которого у меня сжалось горло, – о том, как Кай стал для него примером и помог выбраться из дна.
Похоже, Каю я больше не нужна. И, наверное, это к лучшему. Ведь теперь, когда я знала, что мои чувства взаимны, мне было как никогда трудно держать себя в руках. Его слова застряли в памяти, звуча снова и снова с того момента, как он ушел с той задней террасы:
«Я мечтал о тебе с шестнадцати. Ты была единственным светом в моей темноте. Единственным хорошим, что у меня было.»
В груди будто что-то ломалось – в том самом месте, где, казалось, держалось всё остальное. Там, где жил Кай. Ничто не ранит сильнее, чем осознание: человек, которого ты любила четырнадцать лет, возможно, любит тебя тоже – но эта любовь всё равно недосягаема. Как я могла попросить его рискнуть единственной семьей, что у него осталась?
Навигатор велел повернуть направо, и я сжала руль сильнее: район становился всё мрачнее. На покосившемся крыльце сидела группа парней, ждавших машину. Когда та остановилась, самый молодой, не больше шестнадцати, спустился вниз, сунул что-то водителю и получил наличные.
Я стиснула зубы. Позвоню Трейсу по дороге обратно, попрошу связаться с начальником полиции Роксбери, пусть хотя бы проедутся мимо.
– Ваша цель – слева, – объявил телефон.
Я осмотрела улицу и нашла нужный дом – облупившийся фасад, лысая трава. У ворот стоял небритый мужчина, возившийся с мотоциклом. Я остановилась у тротуара напротив, сняла телефон с держателя. Упряма – да, но не дура.
Я: Пробую последний раз связаться с Лесом Дженсеном. Район так себе. Я на 133 N Spruce St.
Телефон пискнул раньше, чем я успела потянуться за сумкой.
Ноа: Я бы поехал с тобой.
Ноа: Можешь подождать? Я подъеду.
Я взглянула на мужчину – он уже смотрел на меня, настороженно, с прищуром. Слишком поздно.
Я: Всё нормально. Он снаружи, опасности нет.
Ноа: Напиши сразу, как закончишь. Нет, позвони.
Я поморщилась. Нечестно было перекладывать на него ответственность, но я бы сделала то же самое ради него.
Схватив сумку, я вышла из машины и нажала на брелок. Мужчину я узнала сразу – по фото из досье. Лес Дженсен. За плечами у него целый букет: хранение наркотиков, угон, вооружённое нападение, избиение. Всю жизнь то садился, то выходил – почти копия бывшего Рене, отца Кая, Рекса Блэквуда.
У Рене был определённый тип – самый худший из возможных.
Лес поднялся, окинул меня взглядом с головы до ног, будто я стояла перед ним голая, хотя на мне были широкие брюки и плотный свитер. Солнце грело, но на улице не больше десяти градусов.
– Вам помочь? – спросил он хрипло.
– Лес Дженсен?
– Смотря кому надо.
– Я Фэллон Колсон. Работаю…
Его зелёные глаза сузились.
– Это ты мне названиваешь без конца.
– Виновна, – попыталась я сохранить спокойствие. – Я хотела…
– Может, я бы и ответил, знай я, что ты такая симпатичная.
Скулы свело, мышцы задергались под кожей.
– Хотела поговорить с вами о ваших дочерях – Хейден, Клементина и Грейси. Их изъяли из семьи.
Пальцы Леса, перепачканные смазкой, сильнее сжали какой-то ключ.
– Что эта сука натворила на этот раз?
Похоже, любви между ними не осталось, но я постаралась не выдать эмоций.
– Ей предъявлены обвинения в жестоком обращении с детьми, создании опасных условий, нападении и хранении наркотиков.
– Её проблемы, – буркнул он и снова наклонился к мотоциклу, будто разговор его не касался.
Я крепче сжала ручку сумки.
– Мы подаём прошение о лишении Рене родительских прав.
– Правильно делаете.
– В таких случаях мы обращаемся к ближайшим родственникам – узнаём, не хотят ли они взять опеку.
Лес взглянул на меня.
– У меня нет времени на детей. Ни денег, ни места.
Облегчение волной прокатилось по телу. Думать о нём в роли опекуна я всё равно не могла. Я достала из сумки папку.
– Вы можете подписать отказ от родительских прав. Тогда, если кто-то из родственников возьмёт девочек, с вас не будут взыскивать алименты.
Он поднялся, нахмурившись.
– С моих денег никто ничего не получит.
– Это и гарантирует документ. Но вы также теряете право подавать на опеку в будущем. Нужно будет лишь подтвердить решение в суде.
Он выхватил папку.
– Дай ручку.
Пальцы у меня дрожали, когда я протянула ему. Лес быстро расписался, сунул бумаги обратно и зыркнул зло:
– Не смей на меня смотреть свысока, сучка. Ты понятия не имеешь, через что я прошёл.
Я сглотнула, стараясь не отступить.
– Вы правы. Не имею.
– Девчонкам лучше будет в приюте. Поверь.
И вот тогда я увидела – он, по-своему, пытался поступить правильно. Я выдохнула.
– Я сделаю всё, чтобы они попали в хорошие руки.
Челюсти у него заходили ходуном. Потом он отвернулся, снова наклонившись к мотоциклу.
– Делай что хочешь.
Сердце сжалось. За Хейден, Клем и Грейси – за всё, чего им не хватало в жизни. И даже немного – за Леса, который теперь навсегда упустит шанс видеть, как растут его девочки.
Я убрала папку в сумку и поспешила к машине. Через секунду уже сидела за рулем, молясь, чтобы старый мотор завёлся. В последний момент этого мне не хватало.
Машина заурчала, и я выдохнула. Нажав на кнопку гарнитуры, произнесла:
– Позвони Ноа.
– Звоню Ноа Майерсу, – безжизненно произнес голос телефона.
Он ответил ещё до второго гудка:
– Ты в порядке?
– Да, – выдохнула я.
– Звучишь не очень убедительно.
Я включила поворотник.
– Он подписал отказ от родительских прав.
Ноа помолчал, понимая, что в этом есть и благо, и горечь.
– Наверное, так лучше, с учётом его прошлого. И теперь у Кая появляется шанс.
В его голосе слышалось сомнение насчёт второй части.
– Есть новости по Рене?
– Обвинения предъявлены, и подано ходатайство о лишении её родительских прав. Это хорошее. Плохое – она вышла под залог.
Пальцы судорожно сжали руль.
– Думаешь, она попытается найти девочек? – Не имело значения, что это будет нарушением судебного запрета. Некоторые родители не знали границ.
На том конце зазвонил чей-то телефон – его быстро приглушили, и Ноа продолжил:
– Думаю, ей плевать. Хотя могу ошибаться. Я предупредил школы. И миссис Маккензи тоже.
– Хорошо. Это правильно. Я еду к ним – хочу проверить, как они, и всё им объяснить.
– Ты уверена, что это разумно?
Каждый куратор решал такие ситуации по-своему: кто-то предпочитал ограждать подопечных от лишней информации, другие верили, что честность – залог доверия. Я всегда выбирала середину – говорила ровно столько, сколько соответствовало возрасту и не пугало детей, уже слишком рано повзрослевших.
Но с Хейден, Клем и Грейси всё было иначе. Им нужна была правда. Хотя бы старшим. Они прожили не по годам тяжелую жизнь и безошибочно чувствовали ложь.
– Хейден уже давно мать Клем и Грейси, – сказала я тихо. – Если я исключу её из процесса, потеряю их доверие навсегда.
Ноа тяжело вздохнул.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Я тоже на это надеялась. Ведь сейчас судьба сестёр Кая была в моих руках. И если я оступлюсь – я себе этого не прощу. Да и он, наверное, тоже.
13 Фэллон
Я поднялась по дорожке к дому Маккензи и увидела Рона во дворе – он подрезал увядшие цветы. Услышав шаги, поднял голову и улыбнулся:
– Рад тебя видеть, Фэл. Как дела?
– Всё неплохо, – соврала я. На деле моя жизнь трещала по швам. – А у тебя?
– Не жалуюсь. Разве что кости уже не слушаются, а дел – прорва.
Я рассмеялась:
– По-моему, ты выглядишь бодрее многих.
– Вот скажи это Эдит. Она всё твердит, чтоб я берег силы.
– Передам непременно.
– Девочки в доме, уроки делают.
Я кивнула и, взглянув в окно, увидела, как Хейден помогает Грейси, а Клем что-то сосредоточенно пишет в тетради.
– Как они последние дни?
В серых глазах Рона мелькнула грусть.
– Послушные. Тихие. Делают, что скажешь.
– Но? – мягко подтолкнула я.
– Слишком уж послушные. Дети в их возрасте должны хоть иногда шалить, – буркнул он.
Я согласилась. После безопасности самое важное, что нужно этим девочкам, – возможность снова быть детьми.
– Мы над этим поработаем.
– Вот и ладно. – Рон кивнул. – Иди, Эдит вроде на кухне. Испекла печенье.
– Двойное шоколадное? – спросила я с надеждой.
– А как же.
– Она у нас святая, – улыбнулась я и направилась к двери. – Это Фэллон, – позвала я, входя.
Эдит выглянула из-за угла, улыбаясь тепло и по-домашнему:
– Рада тебя видеть.
– Взаимно. Говорят, где-то тут водится двойное шоколадное чудо.
Она засмеялась:
– Видимо, у меня было предчувствие, что ты заглянешь. Девочки в гостиной, там и тарелка.
Я поняла, что она нарочно облегчает мне вход – и поблагодарила легким сжатием руки, проходя мимо.
В гостиной на меня уставились три пары янтарных глаз. Ударило прямо в грудь – все трое, как две капли воды, Кай.
Сжав ремешок сумки, я улыбнулась, стараясь, чтобы улыбка была настоящей. Эти девочки распознали бы фальшь за секунду.
– Слышала, здесь печенье раздают.
Грейси тихо хихикнула:
– Я уже три съела.
– О, я побью твой рекорд, – сказала я, подходя ближе. – Мне по силам пять.
Клем, подняв голову от тетради, склонила губы в улыбке:
– Шоколад вызывает зависимость. Есть исследования.
Я опустилась на пол рядом и поставила сумку.
– Не говори мне такое, я уже безнадежно подсела.
Грейси снова рассмеялась:
– Я тоже.
Я повернулась к Хейден, наблюдавшей за мной настороженно.
– А ты? Любишь шоколад?
– А кто не любит? – уклончиво ответила она.
Клем закатила глаза:
– Это её любимое на свете.
Я улыбнулась:
– Прекрасный выбор. Я сама без ума от сладкого. Больше всего люблю мармелад – особенно клубничных Sour Patch. Могу жить на одних мишках Gummy. Но шоколад – моя вторая любовь. Как-нибудь сходим в The Pop за двойными шоколадными шейками. Они волшебные.
В глазах Хейден мелькнул интерес, но она тут же его спрятала.
– Ты ведь не просто так пришла?
Прямо к сути. Умная, внимательная – с нужной поддержкой она могла бы добиться чего угодно.
– Хотела рассказать, что происходит и что может быть дальше.
Хейден выпрямилась, мгновенно собранная.
– На Рене подали обвинения?
Я заметила, как она не произнесла «мама».
– Да. Её отпустили под залог, пока суд решает, что делать дальше. Но если вдруг увидите её поблизости – сразу сообщите мне, Маккензи или в школу, ладно?
Грейси придвинулась ближе к Хейден, и та обняла её за плечи. А глаза Клем вспыхнули злостью.
– Мы же не вернёмся к ней?
– Мы делаем всё, чтобы этого не случилось. Но последнее слово за судьёй. Возможно, он захочет поговорить с вами. Только если вам будет комфортно, – объяснила я.
Пальцы Клем сжали карандаш.
– Я поговорю. Расскажу всё, какая она.
– Клем, – тихо сказала Хейден. Грейси шмыгнула носом.
– Это правда. И я больше не собираюсь молчать, – резко бросила Клем.
Хейден протянула руку:
– Хорошо. Только не сейчас. – Она посмотрела на меня. – А Лес? Мы ведь не пойдём к нему?
Перед глазами всплыл тот небритый мужчина у мотоцикла.
– Нет. Не пойдёте.
– Потому что он не хотел нас? – в голосе Хейден зазвенело ледяное раздражение.
Всё внутри сжалось. Ни один ребёнок не должен чувствовать себя нежеланным – особенно от тех, кто обязан любить.
– Он понимает, что не сможет дать вам жизнь, которую вы заслуживаете.
Хейден усмехнулась:
– Значит, нас ждёт система.
– Есть разные варианты, – ответила я спокойно. – Один – я подыщу вам семью для долгосрочной опеки. Но есть и другой.
– Какой? – насторожилась она.
Сердце колотилось в груди. Я готовилась перевернуть их мир.
– У вас нашёлся родственник, который хочет подать заявление на опеку. Сводный брат. Кайлер Блэквуд.
Реакция оказалась не той, что я ожидала. Ни удивления, ни радости. Лицо Хейден застыло, Грейси уставилась в колени, Клем сжалась, как пружина.
– Он не возьмёт нас, – прошептала Клем. – Мама говорила, что он не хочет с нами ничего общего.
Я едва удержала ярость – она прожгла меня, как бензин, поднесённый к пламени. Но заставила себя дышать ровно.
– Это полная чушь, – сказала я тихо.
– Конечно, – фыркнула Хейден. – Поэтому он так часто навещает нас, да?
Я встретила её взгляд, стараясь, чтобы она увидела правду.
– Он не знал, что вы существуете. Если бы знал – был бы рядом. Поверь мне.
Хейден скривилась:
– Да он просто прячется в своей идеальной семье. Наверняка говорит, что хочет нас, чтобы выглядеть хорошим парнем.
– Хейден, – мягко произнесла я. – Я знаю Кая с четырнадцати лет. За все эти годы я не видела его таким убитым, как тогда, когда сказала, что у него есть сестры. Девочки, которые нуждаются в нём. Он ещё вас не видел, но уже готов ради вас на всё. Это правда.
Грейси выглянула из-за плеча сестры:
– Мне нравятся его рисунки. Тот, на стене у зала, очень красивый.
Сердце болезненно сжалось. Значит, она видела его работы и думала, что брат не хочет знать о ней.
– Он обрадуется, когда я ему это скажу.
– Мы можем с ним встретиться? – тихо спросила Клем.
Я с трудом вдохнула.
– Он мечтает встретиться. Но нужно подождать, пока всё официально утвердят.
Лицо Хейден снова окаменело.
– А что если очередная бумага «случайно» не пройдёт? Рене говорила, что просила у него помощи, когда Клем заболела, а он сказал, что ему всё равно.
– Он делает всё, чтобы пройти проверку. И даже если его не утвердят, он всё равно захочет быть в вашей жизни. Настолько, насколько вы позволите. И могу поклясться, Рене никогда не говорила ему о болезни Клем. Иначе он сам бы отвёз её к врачу.
В выражении Хейден мелькнуло неверие – тяжёлое, выработанное годами лжи и разочарований. Её никто никогда не защищал.
– Может, мы и не хотим к нему. Может, выберем приют, – бросила она.
Я замолчала. Меня грызло слишком многое. Я хотела дать Хейден выбор – позволить ей почувствовать, что хоть что-то в её жизни зависит от неё самой. Ведь у неё столько всего отняли. Но я знала, каковы шансы, что сестёр оставят вместе, если они останутся в системе: ничтожно малы. И чем дольше это продлится, тем выше риск, что их разлучат – одно неверное движение, новая семья, новая бумажка, и всё перевернётся.
Лицо Хейден побледнело.
– Ты не уверена, что сможешь нас оставить вместе, да?
– Мы всегда делаем всё возможное…
– Но ты не знаешь наверняка.
Грейси разрыдалась и забралась к Хейден на колени, вцепившись в неё, будто боялась, что я прямо сейчас их разлучу.
– Не отдавай меня, Хей-Хей! Пожалуйста, не отдавай!
Хейден обняла её крепче.
– Никто тебя не отдаст. Слышишь? Я рядом. Ты в безопасности. Всё хорошо.
Но Грейси плакала ещё громче, уткнувшись сестре в плечо. Клем взглянула на Хейден и прошептала:
– Мы должны хотя бы попробовать.
Хейден метнула в меня злой, беспомощный взгляд.
– Ладно. Скажи ему, пусть подаёт. А когда всё развалится – вспомни, чья это была идея.
Голова раскалывалась от чудовищного напряжения, мигрень будто пульсировала прямо под черепом, отдаваясь во всем теле. И дело было не только в физической боли. Страдание Хейден, Клем и Грейси осело во мне, поселилось под кожей – и так и должно было быть. Потому что, если я перестану чувствовать их боль, то перестану и бороться.
Я включила поворотник, сворачивая на парковку Департамента по делам детей и семей, и едва не врезалась в стоящую машину, когда увидела знакомый черный пикап и мужчину, прислонившегося к заднему бамперу. Потертая кожаная куртка поверх черной футболки – целая история, написанная на ткани, как и шрамы на его мотоциклетных ботинках. Широкие плечи, крепкие бедра – человек, с которым лучше не спорить. Щетина на угловатом подбородке стала гуще, чем в прошлый раз, а волосы, почти черные, взъерошены – явно от постоянных попыток заглушить мысли руками. Но остановили меня не они.
Его глаза. Янтарные, потемневшие до медового янтаря с прожилками боли. В них отражался груз ответственности и стая демонов, которых подняла вся эта история. Я бы отдала всё, чтобы усмирить вой в его душе. Но не знала, с чего начать.
Я сняла ногу с тормоза, припарковалась в конце ряда. Перед глазами плясали темные пятна – мигрень усиливалась. Не то, что мне сейчас было нужно.
Схватив куртку и сумку, я выбралась из машины. Кай уже ждал – стоял в конце парковочного места, не решаясь подойти ближе, будто не знал, приму ли я его.
– Привет, – только и смогла сказать. Слишком много всего бурлило во мне, между нами, вокруг. Я не доверяла себе сказать больше.
Кай молча смотрел, изучая меня. Никто не умел читать меня лучше, чем он. Потом распахнул руки. Хотелось заплакать, но я сдержалась и шагнула прямо в это знакомое, родное объятие.
Его руки сомкнулись вокруг меня мгновенно. Я вдохнула запах дубового мха, янтаря и кожи. Его губы едва коснулись макушки.
– Прости. Прости, что втянул тебя во всё это. Прости, что испортил то, что между нами.
– Ты ничего не испортил, – выдавила я. – Ради тебя я бы прошла сквозь огонь, Кайлер.
Его объятие стало крепче, стоило только произнести его полное имя.
– Хочу уберечь тебя от боли, Воробышек. Не хочу быть причиной хоть одной твоей слезы.
Я отстранилась, чтобы взглянуть в его глаза.
– Боль значит, что нам не всё равно. Что мы любим. Что живем. И я не променяла бы всё это на безболезненную пустоту.
Он смотрел на меня, будто искал что-то, что могла дать только я.
– Такая смелая, – прошептал он. Его брови сдвинулись, когда татуированным пальцем он провел по моему лбу. – Голова болит?
– Был день… из тех самых, – вздохнула я.
– Обедала?
Было уже за четыре, а я вспомнила лишь утренний бэйгл и печенье у Маккензи. Отвела взгляд.
– Фэллон, – низко, с угрозой произнес он.
Я посмотрела на него.
– Может, немного пропустила.
Губы Кая скривились в недовольстве.
– Поехали.
– Мне нужно в кабинет. Бумаги, отчёты…
– Потом. Сначала еда. И я хочу тебе кое-что показать.
Любопытство кольнуло.
– Что именно?
Один уголок его рта дернулся в той самой половинчатой улыбке, от которой у меня всегда подкашивались колени.
– Узнаешь, когда поешь.
– Это шантаж, – буркнула я.
Кай открыл дверь пикапа.
– Если в шантаже участвует двойной шоколадный шейк с «Орео», это уже не шантаж.
Я забралась в кабину.
– Тогда это взятка. И я готова её принять.
Он тихо рассмеялся, и от этого звука у меня побежали мурашки.
– Буду знать.
Кай закрыл дверь, обошел машину, говоря кому-то по телефону, и сел за руль.
– Сначала – The Pop. Потом – кое-что покажу.
– Шантажист, – пробормотала я.
– Взяточник, – поправил он.
– Какая разница, – вздохнула я.
Кай протянул руку и запустил пальцы мне под волосы, массируя шею.
– Голова болит настолько, что ты ворчишь.
Он попал в самую точку, и когда нащупал особенно болезненное место, я не сдержала тихий стон.
– Береги себя, Фэл, – прошептал он.
– Просто всё навалилось, – ответила я.
– Из-за меня.
Я покачала головой.
– Из-за того, что хочу, чтобы Хейден, Клем и Грейси получили дом, которого заслуживают.
Кай припарковался у The Pop и повернулся ко мне, его ладонь всё ещё касалась моей шеи, большой палец нажимал на точку под ухом.
– Любой ребёнок, который попадает к тебе, чертовски счастливчик.
Я сглотнула.
– Я сегодня их видела.
Пальцы Кая замерли, в глазах вспыхнула боль.
– Всё плохо?
– Маккензи о них заботятся. Когда я пришла, они ели двойное шоколадное печенье и выглядели довольными.
– Но? – он всегда чувствовал, когда за словами скрывалось «но».
– Рене сказала им, будто ты знал о них и не захотел иметь с ними ничего общего.
Я выдохнула быстро, будто рвала пластырь – он должен был знать, но эти слова я произносила с трудом.
Пальцы Кая дрогнули, потом он резко убрал руку, словно испугавшись, что может причинить боль.
– Ненавижу её, – выдохнул он. – Не хочу никого ненавидеть – это разъедает изнутри, – но я ненавижу её всей душой.
– Я сказала им, что она солгала. Что ты сделаешь для них всё.
Кай покачал головой, резко, с отчаянием.
– Не поверят. Пока не увидят. Пока не почувствуют. Слова ничего не значат для тех, кто вырос, как я. Все лгут, все предают, все делают больно. Они должны увидеть, что я не такой.
Я переплела свой мизинец с его.
– Увидят. Обязательно.
Кай смотрел на наши пальцы.
– Не остановлюсь, пока это не докажу.
– Я знаю.
– Надо взять еду, Воробышек.
Я не хотела его отпускать, но заставила себя. Сколько раз я уже это делала и всё равно было невыносимо.
С каждой минутой, что его не было, тревога внутри росла, будто я боялась, что он не вернется. Но когда Кай вышел из ресторана, я непроизвольно рассмеялась – последняя реакция, которой от себя ждала. Конечно, только Кай мог добиться этого.
Он нёс в обеих руках две огромные сумки и два подноса с напитками. Как он не споткнулся – чудо. Я открыла дверь и подхватила один из подносов.
– Что ты натворил?
Кай пожал плечами.
– Тебе нужен имбирный эль – от тошноты, диетическая Кола – для бодрости, вода – для восполнения сил и двойной шоколадный шейк – за послушание.
В груди что-то болезненно сжалось, будто сердце не понимало, что ему делать.
– Кай…
Он встретил мой взгляд.
– Я всегда буду о тебе заботиться.
Давление в груди, в том самом месте, где жил Кай, стало почти невыносимым. Но я промолчала. Эти слова были слишком опасны – и для него, и для меня.
Он передал мне второй поднос со своими напитками, поставил пакеты у моих ног.
– Не знал, чего ты захочешь. Взял чизбургер, горячий сэндвич с сыром и индейку с овощами.
– Твоя фотография точно стоит рядом со словом «чересчур» в словаре, – буркнула я.
– Остатки заберешь домой, – возразил он.
– Спасибо.
Он не ответил, просто закрыл мою дверь и обошел машину. Мы ели прямо в пути – привычно: я разворачивала ему бургер, ставила картошку так, чтобы было удобно дотянуться. Разговор шёл легко, поверхностно. А Кай вел грузовик в сторону ранчо Колсонов.
Мы болтали о бриллиантовой мозаике Лолли для Коупа и снимке с УЗИ, который Арден прислала в общий чат, пока я лениво доедала сэндвич с сыром и запивала всё подряд – то колой, то водой, то шейком.
Кай скосил взгляд на мой сэндвич.
– Ты съела слишком мало.
– Работаю над этим. Медленно, но верно. Последнее, чего тебе хочется, – это чтобы я заблевала твою любимую детку.
– Не в первый раз, – сухо заметил Кай.
Я поморщилась.
– Даже не напоминай.
Он как-то раз забирал меня после особенно «весёлой» девичьей вечеринки, и я вывернула желудок прямо на переднее сиденье его грузовика. Кай тогда ни слова не сказал – просто отвёз домой, уложил, потом сам отдраил машину и всю ночь следил, чтобы со мной всё было в порядке.
Он ласково похлопал по приборной панели:
– Она пережила. После двух генеральных чисток подряд.
Я закрыла лицо руками.
– До сих пор не переношу запах Jack Daniel’s.
Кай рассмеялся, сворачивая на гравийную дорогу напротив ранчо Колсонов.
– Учту на будущее.
– Куда мы едем? – спросила я, выпрямляясь и вглядываясь вперёд.
– Доешь сэндвич – узнаешь.
Я демонстративно откусила огромный кусок, прожевала и проглотила.
– Готово. Говори.
– Хотел показать тебе дом, который я построил.
Я повернулась к нему. Его взгляд был прикован к дороге.
– А Шеп его не строил?
Он говорил, что нет, но сомнение всё же кольнуло – больно думать, что он мог поделиться чем-то таким важным с кем-то из моих братьев, а не со мной. Но Кай быстро покачал головой.
– Нет. Не хотел... Мне нужно было, чтобы это было моё. Я не был готов делиться.
Я нахмурилась, разглядывая его профиль, пытаясь понять, почему дом – простое, казалось бы, дело – стал для него тайной.
Мы ехали по гравийке ещё около километра, пока Кай не свернул на подъездную аллею. Перед нами выросли массивные ворота и всё в них кричало о нём. Дизайн был как татуировка на металле: горный пейзаж, по небу которого летели воробьи, а в центре – одно слово, вырезанное крупными буквами: Haven.
– Красота, – прошептала я.
– Рад, что тебе нравится. – Кай опустил стекло и набрал код на домофоне. Ворота мягко распахнулись, открывая асфальтовую дорогу, по обе стороны которой стояли стройные ели.
Деревья заслоняли обзор, и я поймала себя на том, что затаила дыхание, пока мы ехали всё глубже на территорию.
– Сколько здесь акров?
– Чуть больше сотни.
Я сглотнула, чувствуя, как першит в горле.
– На таком просторе и потеряться можно.
Я прекрасно понимала, во сколько обойдётся такой участок – особенно сейчас, когда половина Орегона рванула сюда за природой и простором.
– Иногда потеряться – именно то, что нужно, – произнёс Кай.
Его слова задели. Я перевела взгляд с дороги на него, пытаясь понять, чего он ищет в этом «потеряться». Так увлеклась, что даже не заметила, как впереди показался дом. Только когда Кай остановил машину.
Я повернулась и меня будто ударило током.
Перед нами стоял дом, в котором переплелись викторианский и ремесленный стиль: тёплое дерево, глубокий сине-зелёный цвет стен, высокие окна, резные детали. Полудом-полуособняк, часть замка, часть фермы и при этом всё вместе казалось нереально гармоничным. Именно такой дом я рисовала сотни раз и всё равно этот был ещё лучше.
– Кай, – прошептала я охрипшим голосом. – Это же мой дом.
14 Кай
Я пытался увидеть дом глазами Фэллон. Воссоздать в голове те кусочки, как она могла бы их сложить. И не мог не ёрзать на сиденье, думая, сочтёт ли она меня одержимым идиотом. Если да – будет права.
Фэллон распахнула дверцу и вышла из пикапа, направляясь к возвышающемуся над ней дому. В нём было волшебство и прихоть – редкое, особенное сочетание, как и у девушки, которая когда-то его придумала. Она и сама была соткана из такого же волшебства. Когда она подняла взгляд на трёхэтажное здание с круглыми башенками и балконами, её челюсть буквально отвисла.
– Кайлер… как мой дом стал настоящим?
Я сжал кулаки, удерживая это имя – то, как оно звучало на её губах, будто принадлежало только ей. В каком-то смысле так и было.
– Потому что я его построил, – ответил я хрипло, будто не произносил ни слова весь день.
Фэллон не обернулась, когда задала следующий вопрос:
– Зачем?
Вот он, момент истины. Я мог бы сказать всё, как есть. А мог бы смягчить, спрятать то, что было вложено в каждую доску и гвоздь. Я не хотел, чтобы она знала. Не хотел отдавать ей все карты – по множеству причин. Но и лгать ей не мог. Не сейчас, когда собирался просить о жертве, на которую не каждый решится.
Я проследил за её взглядом, пытаясь понять, на какой детали она остановилась.
– Когда я потерял тебя, потерял то, что было между нами, мне нужно было хоть за что-то держаться. Я решил, что если построю этот дом, если смогу жить в нём, то хоть как-то сохраню тебя рядом – ту тебя, какой ты была тогда. Но когда стройка закончилась, пару лет назад, я понял, что не смогу здесь жить. Без тебя – не смогу.
Я обернулся – и увидел блеск слёз в её глазах.
– Кайлер…
Сколько лет я хотел, чтобы она думала, будто я отпустил прошлое. Что она для меня важна, но я не тоскую по тому «почти», которое нас когда-то связывало. Что мы друзья, почти родные, и не больше. Но это была ложь.
Я называл братьев и сестёр Колсонов «брат», «сестра» – всех, кроме неё. Потому что она была всем, кем угодно, только не сестрой. Моё тело само отвергало это слово.
– Хотел подарить тебе этот дом, но тогда ты бы всё поняла, – хрипло выдавил я.
Её глаза, тёмно-синие и бездонные, метнулись ко мне.
– Поняла бы что?
– Всё, что я закапывал в себе четырнадцать лет.
Слеза скользнула по её щеке.
– Не обязательно всё так прятать.
– Обязательно, – ответил я тихо. – Ты знаешь это. Я знаю. Я не создан для того, чего ты заслуживаешь. Вокруг меня слишком много демонов.
– Чушь, – резко бросила она.
– Пожалуйста, – выдохнул я, уже не стесняясь мольбы. Потому что если она надавит в нужное место, всё рухнет. – Я не могу сражаться с тобой и за своих сестёр одновременно. Не могу бояться разрушить твою жизнь, когда должен быть сосредоточен на том, чтобы дать им ту, которой у меня не было, и помочь им выкарабкаться.
Её руки сжались в кулаки, тонкие пальцы казались хрупкими, но в них было больше силы, чем во мне. Она молчала долго, впитывая каждое слово, и наконец кивнула, осознав, что я прав.
– Хорошо.
Это было нечестно. Всё, чего я просил у нас, – чудовищно несправедливо. Но ради сестёр я пошёл бы на всё.
– Спасибо, – сказал я. Не добавил только одного: когда всё закончится, я отдам этот дом ей. Когда наше притворство подойдёт к финалу, Фэллон останется жить здесь, в доме своей мечты. Ведь в каком-то смысле именно она его создала.
Она кивнула. В этом кивке было столько грусти, что меня чуть не разорвало, но мой воробей, как всегда, подняла голову, собралась с духом и посмотрела на свет – она всегда выбирала свет.
– Он прекрасен. Лучше, чем я могла представить.
Это было хоть что-то. Недостаточно, но всё же что-то.
– Хочешь посмотреть, что внутри?
