Текст книги "Тайное пристанище (ЛП)"
Автор книги: Коулс Кэтрин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Я глубоко вдохнула, чувствуя, как головная боль возвращается с новой силой.
Элли коснулась моей руки:
– Ты делаешь все правильно. Ты создаешь для девочек настоящий дом. Им безумно повезло, что у них есть ты.
– Спасибо, Элли. Надеюсь, ты права.
– А вот и святоша собственной персоной, – раздался поблизости женский голос, полным яда.
Я обернулась и увидела Рене, идущую ко мне. На ней были мини-юбка и тонкая майка – должно быть, она замерзала. Но в янтарных глазах полыхала злость. Хотя глаза у Рене не были похожи ни на глаза Хейден, ни Клем, ни Грейси. И уж точно не на Кая. В них не было ни искры – только пустота, подходящая ее душе.
– Думаешь, сможешь настроить моих девочек против меня? – прошипела она. – Они любят меня, они нуждаются во мне. И я их верну.
Я смотрела на женщину, которая причинила столько боли невинным, и изо всех сил старалась не поддаться ненависти, не сорваться. Хотелось бросить ей в лицо, что девочки давно не нуждаются в ней. Что теперь у них наконец появится то, что им действительно нужно – семья и дом, где безопасно и спокойно.
Я встретила ее мертвый взгляд и убрала из голоса все эмоции:
– Как скажешь, Рене.
Моя холодность взбесила ее еще сильнее – на щеках выступили багровые пятна.
– Ты еще получишь по заслугам, выскочка, – прошипела она. – Думаешь, ты лучше меня?
– Да, – ответила я резко. – Не потому что родилась не там, где ты, а потому что не обращаюсь с людьми, как с мусором.
Губы Рене скривились в презрительной усмешке:
– Думаешь, сможешь его «очистить»? Сделать из него приличного человека? Он всегда был отбросом. Не стоит и того дерьма, что у меня под подошвой.
В голове зазвучали слова Кая со вчерашнего вечера: «Ты думаешь, я не привык к тому, что на меня смотрят, будто я не стою грязи на их ботинках?»
Сердце сжалось так, что я на секунду решила – это сердечный приступ. Вот оно. Откуда он впервые услышал всю эту грязь. Откуда в нем засели эти лживые слова. От женщины, которая должна была быть его матерью.
– Правильно, – продолжала Рене, – ты ведь видишь, кто он есть на самом деле. Пустое место. Он принесет тебе только боль и горе. Как и мне. Надо было догадаться, что я ношу в себе дьявольское отродье, и выбросить его, пока была возможность.
Ярость обрушилась на меня, как удар. Я не из тех, кто прибегает к насилию. На девяносто девять и девять десятых процентов я против него. Но в этот момент я уже рванулась вперед.
Только хватка Элли на моей руке спасла Рене от кулака в лицо.
– Не надо, – шепнула она. – Это поставит тебя под удар.
Рене расхохоталась – звонко, зло:
– Смотрите, как бесится! Потому что знает – я права.
– Ошибаешься как никогда, – прорычала я. – Кайлер – это все. И ты упустила самый большой дар своей жизни – возможность знать его.
Рене сморщила нос, словно почувствовала дурной запах:
– Запомни, с кем связалась, стерва. Спи с открытым глазом, если уж вляпалась в него.
19 Кай
Я встал со стула и щелкнул перчатками, выгибая спину. Черт. Старею. Когда-то двухчасовой сеанс ничего не значил, а теперь поясница ноет, если не сделать пару перерывов на растяжку.
– Мужик, это лучшая работа, что мне когда-либо делали, – сказал Майкл, разглядывая тату, изгибавшуюся у него на левой груди. – Я ведь просто набросал тебе какие-то идеи, а ты сделал… идеально.
Его глаза блеснули, и я понял почему.
– Самую трудную часть сделал ты, – тихо сказал я. – Нашел, что должно быть в этой татуировке. Почему она так важна.
Имя его покойной жены, Оливии, было в центре рисунка, но тату значила куда больше. Как и настенные росписи, что я делал в Haven, она вплетала в себя множество символов их жизни: георгины – ее любимые цветы, Эйфелеву башню – место, где он сделал предложение, их уютный домик в Кармеле, отсылки к двум дочерям и десятки мелких деталей, понятных только им двоим.
Глаза Майкла наполнились слезами.
– Спасибо, что позволил. Это было… как сеанс у психотерапевта.
В каком-то смысле так и было. Именно в такие моменты мое искусство становилось волшебством. Оно могло лечить, давать людям вечную связь с тем, кого они потеряли. Я улыбнулся ему:
– Осталось пару сеансов, чтобы закончить. Увидимся через несколько недель?
Он кивнул, натянул рубашку.
– Еще раз спасибо. У тебя дар.
Когда Майкл поднялся к Беару, чтобы оплатить и записаться на следующий прием, Пенелопа отлипла от стены.
– Он прав, – сказала она. – У тебя действительно дар. Смотреть, как ты работаешь, когда входишь в поток, – это что-то особенное.
Похоже, она все-таки простила меня за мою прямоту на днях.
Я принялся убирать рабочее место, протирая инструменты.
– Хорошо, когда делаешь то, что любишь, верно?
– Аминь, – отозвался Джерико со своего места, где он набивал татуировку женщине, решившейся на первую тату в семьдесят три.
Пенелопа промолчала, но я чувствовал на себе ее взгляд. Она просто стояла и смотрела, как я двигаюсь. Это начинало раздражать.
– Что-то нужно? – спросил я, бросив салфетку с дезраствором в мусор.
Она сместилась, выставив бедро вперед так, что между джинсами и топом мелькнула полоска живота. Слишком нарочито – явно специально. Обычно такие вещи меня не напрягали, хотя я всегда ценил более честный подход. Только смысла в этом не было.
Какая бы красивая женщина передо мной ни стояла – похожая на Фэл или полная ее противоположность – они никогда не были ею. И в какой-то момент я просто перестал пытаться. От этого только больнее.
– Может, выпьем и поговорим? – спросила Пенелопа, еще сильнее выгибая бедро.
– Если нужно обсудить рабочие вопросы, можем назначить встречу в офисе, – уклончиво ответил я.
Ее нижняя губа надулось в вызывающую гримасу:
– Раньше ты не отказывался сходить со мной выпить.
Сказала так, будто между нами что-то было. Не было. Я действительно когда-то заходил в Sage Brush вместе с ней, Джерико и Беаром, пока Пенелопа не начала слишком явно демонстрировать свои намерения.
– Ну, принцесса Пен, – вмешался Джерико, – времена у старика Приста изменились. – Он поднял голову. – Хотя, думаю, больше я тебя Пристом не назову, да?
– Слава богу, – пробормотал я.
Пенелопа выпрямилась, теряя вызывающую позу.
– О чем он вообще?
– О том, что я сделал предложение Фэллон, и она сказала «да».
Беар радостно хохотнул, поднялся из-за стола и подошел, чтобы обнять меня.
– Ну наконец-то ты заполучил эту женщину!
Я хлопнул его по спине:
– Не мог больше рисковать, что ты подкупишь ее своими печеньками.
Беар расхохотался:
– Я обязан был попробовать. Таких, как она, больше нет.
– Я не идиот.
– Иногда бываешь, – подмигнул он.
– Ладно, соглашусь, – усмехнулся я.
Пенелопа стояла с отвисшей челюстью:
– Я всегда знала, что у вас что-то странное.
– Осторожнее с тоном, девочка, – предупредил Беар.
Она скорчила гримасу:
– А вы не находите это, черт возьми, ненормальным? Это же почти инцест.
– Зависть проступает, Пен, – бросил Джерико. – Они стали приемными братом и сестрой, когда Каю было шестнадцать. А знали они друг друга и раньше. Повзрослей уже.
Женщина, которую он татуировал, подняла глаза от книги:
– По-моему, звучит как шикарная любовная история.
– Еще бы, – кивнул Джерико. – Так и есть.
– Расскажите все. Я обожаю эпичные романы.
Он ухмыльнулся:
– У меня есть вся подноготная, мисс Шарлотта.
– Господи, – пробормотал я.
– Теперь слухи точно пойдут, – заметил Беар.
Я знал. И у каждого, как обычно, будет мнение.
Пенелопа бросила на меня презрительный взгляд, закинула сумочку на плечо:
– Мне пора домой.
Я ничего не ответил. Я устал от ее выходок – во всех смыслах. Больше не собирался ходить на цыпочках вокруг чужих чувств.
Когда за ней закрылась дверь, Беар хлопнул меня по плечу:
– Забей. Она больше не твоя проблема.
– Знаю. Но проблем все равно хватает.
Беар выглянул в темноту за окном:
– Может, стоит поискать кого-то другого на пирсинг и модификации.
– Пожалуй, ты прав, – пробормотал я.
– Вот и отлично, – сказал Джерико, заканчивая сеанс. – Готово, мисс Шарлотта. Беар вас рассчёт, инструкции по уходу у вас есть. Если что – заходите или звоните.
Шарлотта наклонилась и чмокнула его в щеку:
– Спасибо. Кажется, я втянулась.
Джерико усмехнулся:
– На это и был расчет.
Когда она пошла к стойке, он подошел ко мне и понизил голос:
– Ты что-нибудь слышал от Трейса?
Живот скрутило, но я покачал головой:
– Ни слова.
– Ну, у Орена ведь врагов пруд пруди. Мы же не можем быть подозреваемыми, да?
Конечно, можем. У нас обоих были записи. Не убийство, но и не просто «мелкое хулиганство».
– Трейс сделает все, чтобы нас быстро очистили, – сказал я.
Джерико провел рукой по шее, сжимая мышцы так, будто хотел выжать тревогу.
– Надеюсь, он найдет кого-то другого, на кого можно смотреть. И побыстрее.
Я тоже.
– Гляньте-ка, кто соизволил нас посетить, да еще и в семь утра в субботу, – крикнул Матео, ухмыляясь до ушей.
Я показал ему средний палец, проходя в зал.
– Ну да, я не фанат утренних подвигов. И что с того?
– Ленивый, ленивый, ленивый, – пробормотал он. – Придется переучиваться теперь, когда ты «играешь в дом».
Слово играешь больно резануло. Где-то между раздражением и тревогой. Эван снял лапы, на которых Матео отрабатывал удары, и нахмурился:
– Бро, выбирай слова, когда говоришь о Фэл…
Матео отмахнулся:
– Да ладно. Я к ней с уважением. Просто переживаю: думал, у меня еще были шансы стать мистером Торресом. До сих пор зализываю рану.
– Лезь в ринг. Как только разомнусь – догоню. – И бился я сегодня без всяких поблажек.
Эван повернулся к нему:
– Ты идиот, знаешь?
Они начали препираться, как давно женатая пара, пока я разминался на беговой дорожке. Но раздражение после слов Матео не проходило. Вины его в этом не было – просто подколол.
Дело было в другом. Пройдет несколько месяцев, и какой-нибудь парень пригласит Фэллон на свидание. А потом – кольцо. Семья. Все как положено.
От одной этой мысли мутило. Я уже видел это раньше – ухажеры, свидания, редкие бойфренды. Но теперь все будет хуже, потому что я знал, какая она на вкус.
– Эй! Ты тормозишь, потому что боишься? – поддел Матео.
– Нет. Просто твой наряд слепит глаза, – пробурчал Джерико, ввалившись в зал.
Эван нахмурился:
– Все нормально?
Джерико вернул темные очки на место:
– Вчера перебрал. Надо пробежать, а то весь день трупом буду.
Я наблюдал, как он кое-как залезает на дорожку, и внутри закралось беспокойство. Если он снова так пьет – дело плохо.
– Эй, у меня просто чувство стиля, в отличие от вас, – не унимался Матео.
Я усмехнулся, забираясь в ринг:
– Кто-то называет это стилем, кто-то – преступлением.
Матео ткнул в меня перчаткой:
– О, за это ответишь.
– Попробуй.
Мы надели перчатки и капы, начали спарринг. Сначала легко, пока не втянулись, но вскоре удары и пинки стали настоящими.
– Ну же! – выкрикнул Матео. – Это все, на что ты способен?
Я ответил боковым ударом ногой, заставив его отступить.
– Так, так, – он выпрямился и подпрыгнул на носках. – Видимо, даже с кандалами на ноге ты еще не мертв.
Я бросился вперед с джебом и хуком, но он успел поймать момент и врезал мне в ребра. Я застонал и выпрямился, стараясь не потерять концентрацию.
– Теряешь хватку, друг, – пропел Матео.
Я нанес прямой, но он уклонился, и я выругался.
Матео лишь расхохотался, отскакивая в сторону.
В этот момент у входа мелькнула знакомая белокурая голова. Я отвлекся всего на секунду – и пропустил мощный удар в челюсть. Перед глазами вспыхнули звезды.
Я пошатнулся, пытаясь прийти в себя.
– Да какого черта, Матео?! – раздался знакомый, злой до предела голос.
Фэллон не остановилась. Прежде чем я успел сказать, что со мной все нормально, она схватила одну из лап Эвана и залезла в ринг. Через секунду уже лупила Матео.
– Так с друзьями себя не ведут!
Он поднял руки, защищаясь кое-как:
– Мы просто спарринговали!
Она ударила сильнее:
– Ты видел, что он отвлекся! Это не мастерство, это грязная игра!
– Так ему! – крикнул Эван.
– Врежь по яйцам! – подал голос Джерико.
Фэллон лишь злее махнула лапой:
– Берегись теперь! Я тебе…
Я подхватил ее за талию и приподнял:
– Спокойно, Воробышек.
– Господи, – пробормотал Матео. – Ты меня пугаешь.
– И правильно! – крикнула Фэллон.
Я рассмеялся:
– Осторожнее, у нее характер с километр длиной.
– И не забудь об этом! – отрезала она.
Матео потер висок:
– Ладно, ладно.
Я опустил Фэллон на пол, вынул капу и убрал в чехол.
– И все-таки, что ты здесь делаешь, кроме как спасать мою честь?
Она шагнула ближе, повернула мою голову и осмотрела челюсть:
– Ты в порядке? Он хорошо приложил.
Я пару раз разжал и сжал челюсть. Больно, но не критично.
– Отличный урок: никогда не опускай защиту.
– Особенно рядом с предателями, – сказала она громко.
– Иисус, – снова простонал Матео.
– Малыш, – позвал я, зацепив пальцем ее поясную петлю и притянув к себе. – Скажи, зачем пришла.
После слова малыш ее лицо смягчилось. Это было не то, как она реагировала на прозвище Воробышек, но в глазах вспыхнул другой огонь.
– Элли услышала от мистера Андерсона. Завтра привезут всю мебель. Она устраивает семейный день покраски – хотим успеть сделать настенные рисунки в комнатах девочек до доставки. Роуз звонила, сказала, что с документами все в порядке. Если проверка дома пройдет успешно, мы получим опеку.
Все мое тело напряглось, будто в него разом вонзились тысячи крошечных молний.
– Это происходит, – прошептал я.
На лице Фэллон расцвела улыбка – яркая, светлая, теплая.
– Происходит.
И все это – благодаря ей. Она отдала все, чтобы это стало реальностью. Я не стал сдерживаться и поцеловал ее. Соврал себе, будто делаю это из-за публики, но знал правду. Я просто хотел. Мне нужна была она. Больше всего на свете. Она – мой воздух. Благодаря ей я дышу.
Мои пальцы погрузились в ее волосы, губы нашли ее губы, язык жадно скользнул внутрь, впитывая этот вкус, этот воздух. Я пил ее, хватал руками все, до чего мог дотянуться.
Эван присвистнул, и Фэллон, вспыхнув, отпрянула.
– Все, пропал ты, – сказал он, смеясь.
Матео покачал головой:
– Грустно смотреть, как падает достойный мужчина.
Фэллон прищурилась:
– Я налью тебе острый соус прямо в капу. Не сомневайся.
20 Фэллон
В истинном духе семьи Колсон дом Кая гудел – музыка, голоса, веселье и щепотка хаоса. Спор о том, какую музыку включить, был ожесточенный. Арден требовала свой дэт-метал, от которого половина семьи бежала бы в панике. Элли предлагала один из своих поп-плейлистов девяностых – я была бы «за», но Трейс едва не умолял этого не делать. В итоге мама воспользовалась своим материнским правом и поставила старые хиты – компромисс, с которым все смирились хоть как-то.
Лолли крутанулась с кисточкой, разбрызгав розовую краску по комбинезону:
– Вот это мой трек! У меня с ним самые сладкие воспоминания.
– Ради всего святого, не делись ими, – взмолился Коуп, аккуратно закрашивая спицу колеса обозрения на стене в спальне Грейси.
Арден и Линк принесли рисунок, который Грейси сделала в продленке у Арден – именно он стал вдохновением для фрески. На нем девочка нарисовала себя, Хейден и Клем на ярмарке – «вещь, которая делает меня счастливой». Элли тут же набросала сцену на стене, и вся семья дружно взялась за кисти.
– Надеюсь, у нас с тобой будет еще много таких воспоминаний, – сказал Уолтер, подмигнув и проходя мимо Лолли. Старый повар из The Mix Up не сдавался, несмотря на то, что она наотрез отказывалась остепениться.
Лолли выставила кисточку в его сторону:
– Даже не думай, старый хрыч. Не собьешь меня с моего творческого пути.
Он ухмыльнулся:
– Как я сбил тебя на днях?
Щеки Лолли порозовели:
– Это была минута слабости.
– Минута гениальности, – возразил Уолтер. – Выходи за меня.
– Нет.
– Выходи за меня.
– Нет.
Я не смогла сдержать улыбку:
– Однажды ты сдашься, Лолли.
– Закрой рот, девочка, – фыркнула она. – То, что вы с Каем решили связать себя узами брака, не значит, что и я захочу. Я люблю быть связанной только в другом смысле.
У Кая дернулись губы, когда он опустил кисть:
– Лолс, ты круче всех, кого я знаю.
Она повела бедрами, и краска снова брызнула во все стороны:
– Еще бы! Вот дождитесь моего подарка к новоселью – он просто крышесносный.
– Лолли… – предупредила я, раскрашивая часть сахарной ваты на стене.
– Не вздумай мешать моей музе, дорогуша. Ее не обуздать, – отмахнулась она и перешла к кабине колеса обозрения.
Коуп ухмыльнулся, рисуя перекладину аттракциона:
– Думаю, Уолтер как раз пытается.
Лолли фыркнула:
– Этому старому хрычу меня не догнать.
– Считаю это вызовом, любовь моя! – отозвался Уолтер.
Я улыбнулась:
– Не уверена, Лолли. По-моему, Уолтер – единственный, кто способен держать твой темп.
– Еще не доказал, – парировала она. – Вот когда сдаст со мной экзамен по тантрической йоге – тогда поговорим.
Коуп передернул плечами:
– Господи, пожалуйста, прекратите.
Я рассмеялась, а Кай подошел ближе, и лицо его стало мягким. Он провел большим пальцем по моему щеке. Дыхание сбилось. Мне казалось, я все еще чувствую вкус его поцелуя – мята и Кай.
– Краска, – прошептал он.
– Только не ты, – простонал Лука, влетая в комнату вместе с Кили и Элли.
Кили сморщилась:
– Теперь они, наверное, будут целоваться постоянно.
– Ага, – вздохнул Лука. – Сопли-слюни день и ночь.
Уголки губ Элли дрогнули:
– Какую травму мы нанесли этим бедным детям.
Лука кивнул:
– Надо ввести правило: никаких поцелуев в доме. Что скажешь, дядя Кай?
Лолли пригрозила ему кисточкой:
– А вот нет, мой маленький ледяной принц! Пусть наслаждаются хорошими вещами, пока могут. Не мешай.
Я покраснела:
– Лолли!
– Что? – притворно удивилась она. – Разве бабушка не может хотеть, чтобы внучка познала зверя с двумя спинами? Это же полезно для здоровья.
Кили нахмурилась:
– Почему у зверя две спины?
– Наверное, потому что у него две головы, и он страшный, – рассудительно сказал Лука.
– А при чем тут поцелуи? – не унималась Кили.
Элли уже тряслась от беззвучного смеха:
– Лолли, тебе самой придется объяснять это Трейсу. Удачи. – Потом махнула нам: – А вы, голубки, идите-ка со мной. У меня для вас сюрприз.
При слове голубки я уставилась в пол. Но Кай взял меня за руку, переплетая пальцы:
– Мне стоит бояться? Лолли случайно не украсила всю стену стразами?
– Вот это идея! – крикнула Лолли нам вслед.
– Пожалеешь, что подкинул ей мысль, – пробормотала я.
– Не напоминай, – простонал Кай.
– Как твоя челюсть? – спросила я, пытаясь разглядеть, не проявилась ли синюшность под щетиной.
Он наклонил голову, встретившись со мной взглядом, и уголки его губ дрогнули:
– Воробышек, я бы сто раз получил по лицу, лишь бы еще раз увидеть, как ты наводишь страх на Матео.
Я улыбнулась:
– Лучше не проверять. Страх в Матео я могу нагнать и просто так, для развлечения.
– Полезно для его самомнения.
– И не говори, – буркнула я. – Слишком самоуверенный для собственного блага. Но, кажется, за этим кроется что-то другое. Будто он все время пытается себе что-то доказать.
Мы спустились вниз, где мама и Трейс клеили обои в кухонной нише.
– Потрясающе получается! – позвала Элли.
Мама улыбнулась:
– Покажешь им сюрприз на улице?
– Уже все готово, – кивнула Элли.
Мама радостно взвизгнула:
– Совершенство!
– Кили и Лука теперь тоже захотят, – заметил Трейс.
– Шепу можно открыть побочный бизнес, – рассмеялась мама.
Любопытство распирало, и мы с Каем пошли за Элли на заднее патио. С него открывался вид на пруд, но была и тропинка к боковому двору – просторному, идеальному для игр. Туда Элли и направилась.
– Шеп и Энсон последние дни не отходили от этого проекта, – объяснила она. – Собирали отдельные детали, чтобы сегодня все установить.
Я ничего не понимала, пока за деревьями не показалась постройка. Из груди вырвался восхищенный вздох. Перед нами стоял игровой комплекс – настоящий замок. Деревянная конструкция повторяла архитектуру дома: башенки, шпили, тот же оттенок синевы. Четыре вида качелей, две горки, скалодром, веревочная лестница и подвесной мост.
Шеп и Энсон стояли рядом, довольные, как дети. А Тея и Роудс наверху высаживали астры в ящики-кашпо, прикрепленные снаружи. Тея помахала рукой, сияя:
– Думаю, попрошу Шепа сделать такой же для меня!
– Не удивлюсь, – сказала я. – Это невероятно.
Я посмотрела на Кая – у него ком стоял в горле, глаза блестели от переполнявших чувств.
– Это… – он сглотнул. – Это все, что у них должно было быть всегда.
Шеп шагнул вперед и крепко обнял его:
– А теперь они это получат. Всё, что даст им понять: их любят и о них заботятся.
Кай обнял его в ответ, пытаясь взять себя в руки:
– Спасибо.
– Да это было чертовски весело, – усмехнулся Шеп.
У Энсона уголки губ поднялись:
– Надо предлагать такой бонус в наших новых домах.
– Вообще-то идея не из худших, – кивнул Шеп.
Роудс провела рукой по цветам:
– Наверное, долго не проживут, но нам хотелось добавить немного ярких красок к сегодняшнему открытию.
Густые бордовые астры выглядели потрясающе на фоне бирюзовых стен.
– Красота, – сказала я, встречаясь взглядом с Роудс.
Она кивнула и тут же отвернулась, съехала по прямой горке вниз и направилась к дому:
– Пойду помогу Трейсу и Норе.
Я нахмурилась, почувствовав, как внутри шевельнулась тревога. Коснулась руки Кая:
– Сейчас вернусь.
Он нахмурился, но кивнул.
Я быстро побежала за Роудс – и правильно, потому что она шла так быстро, будто спешила сбежать.
– Ро! – позвала я.
Она не остановилась, пока я не схватила ее за локоть, заставив обернуться.
– Что происходит? – спросила я, когда она наконец встретила мой взгляд. На лице – ничего. Пустота.
– О чем ты? Я просто сказала, что пойду помогать в доме.
Я вглядывалась в нее, пытаясь разглядеть, что прячется под этой маской.
– Ты меня избегаешь.
Губы Роудс плотно сомкнулись, будто она сдерживала все, что чувствует.
– Нет.
– Да. Ты даже не ответила на мем, который я тебе прислала – про собаку с тревожными какашками. А ведь Бисквит – вылитая она. Ты всегда отвечаешь на мои мемы.
Ро отвела взгляд в сторону.
– Что я сделала? – прошептала я. – Если я виновата, скажи, я все исправлю. – Она была моей лучшей подругой, моей сестрой. Мы прошли через все вместе. И мысль, что я могла ее ранить, просто убивала.
Напряжение в плечах Роудс чуть ослабло, и она повернулась ко мне.
– Не верится, что ты не сказала, что встречаешься с Каем.
Вина ударила, как грузовик. Мне едва не подкосило ноги. Мы с Ро делились всем. Я понимала, что ей будет неприятно, если я что-то утаю, но не ожидала, что она воспримет это так болезненно.
Внутри началась война – между желанием защитить ее и необходимостью быть честной перед той, кто с семи лет была мне семьей.
Я понизила голос до едва слышного шепота:
– Я не сказала, потому что мы не встречаемся.
В груди вспыхнула боль – там, где сплелись все чувства к Кайлеру.
– Это все понарошку.
Глаза Роудс распахнулись.
– Понарошку?
Я кивнула, закусив губу.
В ее ореховых глазах мелькнуло понимание:
– Ради девочек.
– Ради девочек, – повторила я шепотом. – Но… – я запнулась, не зная, как объяснить. Мне нужно было, чтобы кто-то знал правду. Чтобы она знала. Ведь она была «моим человеком» задолго до Кая. – Но и не понарошку тоже.
Ро нахмурилась:
– В каком смысле?
– Я люблю его с четырнадцати лет. Он был моим первым поцелуем. Он… он мое все.
Я видела, как она перебирает воспоминания, сопоставляет факты, и вдруг ее спина выпрямилась:
– Тот парень, которому ты помогала с учебой? К которому бегала на обедах? Я даже не подумала, что твои внезапные «пропадания» закончились, когда Кай стал жить у нас.
К глазам подступили слезы – тяжелые, как сама память. Они жгли изнутри.
– Он тогда просто… был рядом. Я не справлялась. Не могла привыкнуть к жизни без папы и Джейкоба. Перейти в старшую школу без них. Иногда я убегала к ручью между школами и кричала. Потому что дома не могла. Нигде не могла. – Я судорожно втянула воздух. – Однажды он увидел меня и сказал: «Кричи, Воробышек. Не дай этому утопить тебя».
– Фэллон… – прошептала Роудс.
– Мы стали встречаться у ручья. Я помогала ему с учебой. А с ним я просто была. Думаю, я дала ему место, где он мог хоть немного отпустить то, что происходило дома.
Ро подошла ближе, взяла мою руку:
– Самый настоящий подарок.
Я кивнула, чувствуя, как слезы все-таки прорываются.
– Мы впервые поцеловались в тот день, когда его поселили у нас. В тот день, когда его отец пытался его убить. – Говорить это было невыносимо. – Мы не могли рисковать. Если бы соцработница узнала, что между нами что-то есть, его бы перевели. А у детей с его прошлым шансов найти нормальную семью почти нет.
В глазах Ро стояли слезы:
– Ты отказалась от всего, чего хотела, ради того, чтобы он был в безопасности?
Слезы потекли по щекам, горячие, соленые.
– Я бы сделала это снова. И снова. Если бы это спасло его.
Роудс резко притянула меня к себе, обняла крепко:
– Мне так жаль.
– А мне – нет, – прохрипела я.
– Эй, – услышала я голос Кая. Он подходил медленно, настороженно. – Почему слезы?
Ро не отпустила меня, лишь повернулась к нему:
– Просто… я счастлива за вас.
Кай глядел с сомнением:
– Женщины странные.
Ро засмеялась и обняла меня еще крепче, шепнув прямо в ухо:
– Найди свое счастье, Фэл. Ты заслужила его больше, чем кто бы то ни было.
– Он не рискнет, – прошептала я так тихо, что Кай не мог услышать. – Боится все испортить.
Ро сжала меня сильнее:
– Заставь его прыгнуть. Просто борись. – Потом отстранилась и уже громко сказала: – У меня идея.
Кай подошел ближе, обнимая меня за плечи, словно проверяя, все ли в порядке:
– И это меня уже пугает.
Ро показала ему язык:
– Что, если вы поженитесь прямо здесь, завтра днем, до проверки дома?
– Завтра же привезут мебель, – напомнила я, хотя сердце уже билось быстрее.
– В восемь утра, – отмахнулась она. – Элли с Трейсом все примут, а я займусь свадьбой с остальными.
Я боялась поднять глаза. Слишком сильно этого хотела. Для него это могло быть просто частью игры, но для меня – всем.
Наконец я подняла взгляд. Вверх, выше, пока не встретилась с янтарным вихрем его глаз. Глаз, которые всегда видели все.
– Что думаешь, Воробышек?
– Я готова, если ты готов, – ответила я, чудом удержав голос от дрожи.
Кай наклонился и едва коснулся моих губ. Легчайшее касание, щекочущее кожу его щетиной. Но жар разлился по всему телу. Никто не мог заставить мое сердце биться так, как он. Никто не мог разжечь мою душу. И я знала – так будет всегда.
– Сделаем это, Воробышек.
21 Фэллон
Один из плейлистов Элли с поп-хитами девяностых звучал в воздухе, пока все женщины моей семьи суетились в главной спальне дома Кая. Саттон каким-то чудом раздобыла несколько временных гримерных столиков, чтобы она с Элли могли помочь всем нам с макияжем и прическами. Повсюду раздавались голоса, смех, звон кистей и заколок; все были в платьях, поверх которых накинули кардиганы – на улице было всего около шестнадцати градусов.
– Все равно считаю, что вчера мы могли бы устроить девичник в том ковбойском баре, – проворчала Лолли.
Роудс бросила на нашу бабушку грозный взгляд:
– Тебе и так хватило игры «приколи пенис к красавчику». Радуйся, что мы вообще это позволили.
Тея поперхнулась от смеха:
– Ты так говоришь, будто она реально приколола что-то к стриптизеру.
– Господи, только не подавай ей идеи, – взмолилась мама.
Лолли довольно улыбнулась:
– А я уверена, что в Вегасе найдутся джентльмены, готовые поиграть в эту игру.
– Кто-нибудь предупредите Линка, пусть запирает свой частный самолет, – крикнула Саттон, нанося маме тени.
Арден рассмеялась, пока Элли вплетала в ее волнистые волосы крошечные косички:
– Боюсь, Линк бы наоборот подыграл. Он в восторге от проделок Лолли.
– Напомни мне, что у тебя лучший вкус из всех моих внучек, – сказала Лолли.
Серебристо-сиреневые глаза Арден озорно блеснули:
– Кажется, так говорить нельзя на свадьбе другой внучки.
Лолли фыркнула:
– Я раньше могла рассчитывать на Кая, но он вчера заявил, что стриптизера мне для Фэллон заказывать нельзя, так что он в черном списке.
Саттон застыла с кистью в руке:
– Не уверена, что среди местных стриптизеров ты вообще найдешь подходящих, Лолли.
Арден расхохоталась, придерживая округлившийся животик:
– Ну это хотя бы было бы забавно.
– Я могла бы попросить Линка отправить самолет в Вегас и привезти оттуда отборных, – не унималась Лолли. – Только премиум-стриптизеры для моей Фэллон.
Я покачала головой и поправила пояс халата:
– Думаю, обойдемся без того, чтобы кто-то тряс передо мной своим «добром». Но все равно спасибо за заботу.
Тея хихикнула, поправляя мой букет:
– А если он умеет вертеть им, как пропеллером самолета?
– Или заставить танцевать? – добавила Ро.
– Прекратите! – взмолилась я.
Мама рассмеялась, вставая со стула, на лице свежий макияж:
– Так, разговоры про мужские органы на сегодня закончились.
– Никогда не закончились, – возразила Лолли.
Мама строго на нее посмотрела, а потом подошла ко мне:
– Знаю, ты собиралась надеть розовое платье, но я хотела предложить тебе еще один вариант.
Я удивленно моргнула. Времени на покупку свадебного платья у меня не было, но то бледно-розовое, что я носила на свадьбу подруги прошлой весной, было вполне достойным.
– Тебе не стоило ничего покупать.
– Я и не покупала. – Мама взяла меня за руку и повела в пустую гардеробную – вернее, почти пустую. На вешалке висело одно-единственное белое платье. – Не обижусь, если оно не в твоем вкусе, но это то самое, в котором я выходила замуж за твоего отца.
– Мам… – прошептала я, подходя ближе. Платье было простое, но невероятно красивое – с короткими рукавами и вышитыми цветами, будто разбросанными по ткани.
– Мы с тобой примерно одного размера. И в этом платье уже столько счастливых воспоминаний, – сказала она, глаза ее увлажнились.
Я повернулась к ней и крепко обняла:
– Ты уверена, что хочешь, чтобы я его надела? Это ведь твое…
– Ничего не хочу сильнее, – ответила мама и осторожно сняла платье с вешалки.
Я сбросила халат и надела его. Она помогла застегнуть молнию, а я не могла оторвать взгляд от того, как вышитые цветы будто росли прямо из ткани. Казалось, я стою в поле диких ромашек.
Когда мама закончила, я обернулась. Ее ладонь взлетела к губам.
– Фэллон… – выдохнула она. – Ты потрясающая. – Голос дрогнул. – Отдала бы все, чтобы твой отец мог тебя увидеть.
Слезы защипали глаза.
– Я скучаю по нему.
Она обняла меня еще раз, тепло и крепко:
– Он здесь, милая. Мы носим его с собой в каждом шаге, в каждом выборе.
Я не могла не подумать – что бы он сказал, если бы знал, что я делаю на самом деле? Что слова, которые я произнесу сегодня, будут такими же фальшивыми, как сироп на снежном десерте. Но он всегда жил ради того, чтобы защищать других. Наверное, он бы понял.
И в каком-то смысле эти клятвы не были ложью. На бумаге этот брак закончится через несколько месяцев. Но в сердце он останется навсегда.








