Текст книги "Тайное пристанище (ЛП)"

Автор книги: Коулс Кэтрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Я не мог отвести взгляд. Она была чертовски красива. Настоящее дыхание жизни. Хотелось запомнить каждую линию, каждое изгибание. Грудь – чуть светлее её золотистой кожи, соски затвердели от прохладного воздуха.

– Вот, – сказала Фэллон, прикасаясь кончиками пальцев к ложбинке между грудями. – Я всегда чувствовала тебя здесь. В хорошие и в плохие времена – именно здесь. Это место всегда было твоим.

Чёрт. Она убивала меня – самым прекрасным способом.

– Наверное, потому, что ты всегда был в самом центре всего для меня. Мой якорь. Моё убежище.

– Воробышек, – хрипло выдохнул я.

Она подошла ближе, взяла мою ладонь и прижала к этому месту.

– Это твоё. Я – твоя. Так же, как ты – мой.

– Что… – я сглотнул ком в горле. – Что ты хочешь здесь набить?

Фэллон сильнее прижала мою руку.

– Слово Haven. В обрамлении цветов кизила и воробьев.

– Ничего красивее я не могу представить, – прошептал я. – Для меня будет честью оставить это на твоей коже.

– Навсегда, – ответила она.

Я едва коснулся её губ.

– Навсегда.

39 Фэллон

– Ты разрисовал потолок, – сказала я, глядя вверх на фреску, которую, я знала, нарисовал Кай. Он включил обогреватель, пока готовил рабочее место для татуировки, и, хотя я могла бы смутиться из-за того, что лежала на его кушетке совершенно обнажённая, рядом с Каем не было ни стыда, ни неловкости. Перед ним не нужно было ничего скрывать.

Уголок его губ дрогнул – та самая кривая улыбка, которую я так любила.

– Подумал, раз люди будут смотреть на этот потолок часами, пусть хотя бы будет на что любоваться.

– Это не просто красиво, – прошептала я, пока он готовил инструменты и натягивал черные перчатки. – Это завораживает.

На потолке переплетались цветы и лианы, среди которых угадывались разные детали и символы. Можно было рассматривать их бесконечно, открывая всё новые мелочи.

Кай поднял трафарет.

– Последний шанс передумать или сбежать.

Я покачала головой.

– Я готова.

– Тогда встань.

Я поднялась, чувствуя, как край кушетки касается задней стороны бёдер.

Кай смочил бумажное полотенце из пульверизатора.

– Сперва немного спирта. Будет холодно.

Я кивнула, и он провёл по коже вдоль грудины и по бокам груди. Кожа покрылась мурашками, соски затвердели.

– Надеюсь, ты понимаешь, как сильно я тебя люблю, если собираюсь делать тебе татуировку, когда у меня стоит, – пробормотал он.

Из меня вырвался смешок, пока он бросал полотенце.

– Прости?

Он наклонился и быстро коснулся моих губ.

– И правильно.

Кай поднял одноразовую бритву.

– Нужно побрить участок, чтобы не мешали мелкие волоски. Не возражаешь?

Моё дыхание участилось.

– Нет.

Он встретился со мной взглядом.

– Ты полностью контролируешь процесс. Захочешь – остановлюсь. Не спешим. Не обязательно делать всё за один раз.

Я выдохнула, пытаясь отпустить волнение. Знала, что он прав, но мне хотелось, чтобы его след остался на моей коже. Чтобы это стало чем-то нашим.

– Я готова.

Лезвие скользило по коже лёгкими касаниями, словно пальцами.

– Ещё немного спирта, – сказал Кай хрипло. – А потом обезболивающий гель, он же поможет трафарету закрепиться.

Я не могла отвести взгляда. Всё в Кае было завораживающим – его точность, сосредоточенность, то, как он двигался. Он аккуратно наложил трафарет между моих грудей и прижал к коже, разглаживая неровным пальцем, чтобы рисунок перенёсся ровно. Каждое движение отзывалось в теле невидимой натянутой струной, но я не отводила взгляда от Кайлера – от линии его челюсти, от едва заметного движения скулы, от того, как в янтарных глазах переливались золотые искры.

Он осторожно снял бумагу и отступил, глядя на результат. Потом взял меня за бёдра и подвёл к зеркалу в полный рост у стены. У меня перехватило дыхание.

Что-то в этом моменте – я, обнажённая до пояса, и Кай, смотрящий на меня с почти благоговейным выражением, – хотелось сохранить навсегда.

– Убедись, что тебе нравится расположение, – хрипло сказал он.

Он превратил моё тело в произведение искусства. Слово haven было написано изящным шрифтом – в нём чувствовались мы оба: где-то смело, где-то мягко. Цветы кизила повторяли те, что были вытатуированы на его груди, только мои будут с легким розовым оттенком. А воробьи, кружившие вокруг бутонов, – такие же, как у него за ухом, но в моих любимых цветах.

– Я… – я не находила слов. – Я чувствую себя красивой.

– Воробышек, – прошептал Кай.

Я встретила его взгляд.

– Мне нравится. И я люблю тебя.

– Больше, чем слова, – ответил он.

– Я готова, – тихо сказала я.

Кай кивнул, снова обхватив мои бёдра, но теперь поднял меня, словно я ничего не весила, и уложил на кушетку. Наклонился, коснулся губами моих, снимая перчатки.

– Настоящий подарок.

Я улыбнулась, когда он выпрямился, выбросил использованные перчатки и натянул новые. Потом взял машинку для татуировки.

– Начну с тонкой иглы – обведу контуры, пока трафарет не стёрся. Только не забывай говорить, если что не так, ладно?

Я сглотнула и крепче вцепилась в край кушетки. Иглы всегда пугали меня. И дело было не в них самих, а в том, что в десять лет я очнулась в больнице, вся проткнутая трубками и капельницами, с сотрясением мозга и узнала, что отец и брат погибли. А Коуп был ранен. Олень на дороге изменил всё.

Кай переплёл свой мизинец с моим.

– Я рядом.

– Расскажи, что я почувствую.

– Как глубокую царапину от кошки. Больше всего будет жечь, если пройдусь по одному месту несколько раз. Но потом наступает притупление, будто лёгкий транс. Некоторые даже говорят, что это приятно.

Я сжала его мизинец.

– Сделай из меня искусство, Кайлер.

– С величайшим удовольствием, Воробышек.

Первое прикосновение иглы вызвало целую бурю внутри. Мне стоило огромных усилий не вздрогнуть. Но Кай был рядом, говорил со мной мягко, шаг за шагом.

– Всё отлично. Как по шкале боли от нуля до десяти?

– Четыре, наверное. Терпимо, – призналась я.

Пульс выровнялся, дыхание стало ровнее.

– Почти закончил контур. Выглядит потрясающе. Твоя кожа – идеальный холст. Чернила ложатся как по маслу.

Я улыбнулась.

– Думаю, ты просто предвзят к моей коже.

Кай отодвинул машинку и поцеловал меня сбоку груди, противоположной рисунку.

– Ещё бы.

Я рассмеялась, пока он менял насадку и налива́л новые краски. Их стало больше – яркие, живые. И вместе с этим росло во мне пламя.

Постепенно боль отступила, уступая место странному спокойствию, эйфории. Я чувствовала лёгкое жужжание машинки, ритм иглы, шорох его движений по моей коже. Всё слилось в одно. Не существовало ни времени, ни пространства – только мы.

Когда Кай наконец отложил машинку, он пододвинулся ближе.

– Лучшее, что я когда-либо сделал.

Он бережно нанёс мазь на свежие линии, потом снял перчатки и поднял зеркало.

– Мой Воробышек во всех своих красках.

У меня перехватило дыхание. Если раньше я чувствовала себя красивой, то теперь – будто заново родилась. Чернила легли плавно, повторяя изгибы тела, словно всегда были частью меня.

– Я никогда ничего так не любила.

Улыбка Кая смягчилась, когда он обернул татуировку прозрачной пленкой.

– Нет ничего прекраснее, чем видеть свой рисунок на тебе. Мой след. Вечный.

Бёдра сами сжались – от жара, что за эти часы накопился внутри.

– Воробышек… – предостерегающе произнёс Кай. – Ещё немного сведёшь эти красивые ножки, и у нас будут проблемы.

Я подняла взгляд, глаза горели.

– Может, я и хочу проблем.

В ответ в его взгляде вспыхнуло золото.

– Ты уверена? Потому что я хочу попробовать, что с тобой сделали мои руки и иглы.

– Пожалуйста, – выдохнула я, грудь тяжело вздымалась.

Кай поднялся, подтащил к изножью кушетки стул, не отрывая от меня взгляда.

– Тогда будь умницей. Лежи идеально спокойно, пока я тебя пробую. Потому что мой идеальный холст нельзя испортить.

Дыхание сбилось – не от паники, как раньше, а от чистого, острого желания.

Янтарный взгляд Кая не отрывался от меня, пока он снял один ботинок, потом другой. Затем – носки, по одному, неторопливо. Всё это падало на пол, тяжелый стук подошв гулко отозвался в комнате, смешавшись с гитарным рифом старого рок-хита.

Он провел ладонями вверх по моим ногам, не отводя взгляда. Потом накрыл ладонью промежность, поверх джинсов. Глаза его закрылись, дыхание стало тяжелым.

– Воробышек, ты горишь, – выдохнул он. – Можно обжечься… но я с гордостью понесу эти ожоги.

Я утонула в ощущении его ладони, двинула бедрами навстречу, и от трения по телу пробежали искры. Казалось, что весь день под моей кожей кто-то растягивал тонкие проволоки – одно прикосновение, и я взорвусь.

Кай открыл глаза – чистое золото, сплошное желание.

– Скажи, что я могу попробовать тебя, – хрипло произнес он.

Дыхание сорвалось, и остался только один ответ:

– Да.

Его рука скользнула от бедер вниз, и ловкие пальцы расстегнули пуговицу на моих джинсах. Во рту пересохло, когда Кай медленно потянул за молнию. Я слышала каждый металлический зубец – даже сквозь гитарные рифы и тянущиеся строки старой песни, звучавшей в студии. И чувствовала их – крошечные вибрации пробегали по всему телу.

– На счет три, Воробышек, – тихо сказал он. – Подними бедра. Только осторожно… не двигай этой прекрасной грудью слишком сильно.

– Хорошо, – выдохнула я.

Его пальцы зацепились за пояс джинсов и кружевных трусиков, в тон лифчику.

– Раз... – я напряглась.

– Два... – мышцы будто застыли под кожей.

– Три.

Я подняла бедра, и Кай стянул с меня джинсы одним уверенным движением – вместе с кружевным бельем. Когда он отбросил всё это на пол, его взгляд прошелся по моему телу, будто кисть художника по холсту, вычерчивая каждую линию, каждый изгиб.

– Мог бы смотреть на тебя вечно, – тихо произнёс он. – Никогда не устану запоминать каждую впадинку, каждый изгиб. Как линии сходятся и расходятся. Самое прекрасное творение – на этой земле и за её пределами.

– Кайлер, – прошептала я.

Он подтянул к себе стул, сел и опустился ниже. Бёдра сомкнулись сами собой.

– Не смей, – прорычал он, обхватывая мои голени ладонями. – Не прячься. Лучший подарок, который ты мне даёшь, – это когда открываешься полностью. Показываешь свой огонь и свой страх. Своё мягкое сердце и ту дикую силу, что в тебе живёт. Тело. Душу. И если ты думаешь, что я не хочу запомнить твою красоту во всех её проявлениях, – ты ошибаешься.

Дыхание сбилось, грудь поднималась в судорожных рывках.

– Разреши мне увидеть тебя, Воробышек. Всю. Я не гордый – могу и попросить.

Медленно, будто ломая невидимые цепи, я разжала бёдра.

Кай втянул воздух сквозь зубы.

– Черт, какая же ты красивая. Болит, да?

– Да.

– Я помогу тебе с этим, – сказал Кай и одним уверенным рывком потянул меня вниз по кровати. Он перекинул мои ноги себе на плечи, оказываясь лицом к лицу с самой уязвимой частью меня.

– Черт, какая ты идеальная. Уже дрожишь. Моя девочка любит свою татуировку.

Я тихо рассмеялась.

– Кажется, я могу втянуться. Особенно если всё будет заканчиваться вот так.

– Думаю, это можно устроить, – пробормотал Кай, проведя кончиком носа по внутренней стороне моего бедра. Меня пронзила дрожь – сладкая, волнующая. Его пальцы скользнули между моими складками, дразня, играя, заставляя всё тело откликаться.

Кай высунул язык, обвёл им мой клитор и тихо простонал:

– На вкус – как свобода.

Еще одно мягкое движение, острое, как вспышка тока.

– Как первый легкий вдох после бури.

Он закружил языком снова, чуть сильнее, и шепнул:

– Как всё, чего я когда-либо хотел.

Мои пальцы вцепились в края кушетки, когда Кай ввел в меня два пальца. Он двигал ими медленно – внутрь, наружу, – потом описал круг, точно так, как я когда-то направляла его руку в нашу первую ночь. Этот мужчина ничего не забывал.

Но теперь он добавил новое движение: вращая кистью, он чуть согнул пальцы, скользнув ими вниз по внутренним стенкам. Из груди вырвался звук – не то стон, не то тихий всхлип.

Кай тихо замурлыкал, прижимаясь губами к моему клитору, и волна новых ощущений пронеслась по телу. Его язык начал двигаться быстрее, описывая короткие круги, и мышцы внутри меня задрожали.

– Кайлер… – выдохнула я.

Он простонал, прижимаясь к самой чувствительной точке, а потом втянул её в себя, глубоко, настойчиво, языком – то дразня, то требуя. Кай добавил третий палец, и я выгнулась дугой.

– Не двигайся, – приказал он. – Позволь мне позаботиться о тебе.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки, но всё же кивнула. Его пальцы снова заскользили – то медленно, то резко, то закручивая, то тянув вниз. Движения были непредсказуемыми, и тело вспыхивало от каждой новой волны жара.

Изо всех сил я вцепилась в край кушетки, когда губы Кая сомкнулись на моем клиторе. Его язык надавил и я больше не смогла сдерживаться.

Я разорвалась. Огонь и лед обрушились одновременно. Все тело сжалось, будто в судороге, а потом взорвалось и казалось, я рассыпалась на части, чтобы сложиться заново, другой, новой.

Кай двигался со мной, улавливая каждую дрожь, растягивая волны наслаждения, заставляя их длиться дольше, чем я думала возможно. Пока из меня не выжалось всё.

Я тяжело дышала, открыла глаза и увидела на потолке его работу, его рисунок. Кай был повсюду. Вокруг меня. Во мне. Часть меня.

Он медленно вынул пальцы, провел языком по ним, глядя прямо на меня.

– Черт, к этому я мог бы привыкнуть, Воробышек.

Я улыбнулась, глядя вниз.

– Похоже, я окончательно подсела на татуировки.

40 Фэллон

– Все мои подружки теперь хотят такие же ланч-боксы, как у меня, – сообщила Грейси, пока я помогала ей забраться в машину. – Хей-Хей, ты могла бы сделать им тоже красивые?

Я бросила взгляд на слегка растерянную Хейден, сидевшую на переднем сиденье.

– Знаешь, из этого можно устроить настоящий бизнес. Подзаработаешь на дополнительные часы на льду.

Хейден наклонила голову.

– Звучит не так уж плохо.

Правда была в том, что Кай оплатил бы ей любое количество занятий. Ему бы это только в радость. Но мы говорили о том, что Хейден нужно чувствовать, будто она тоже что-то делает сама, стоит на собственных ногах. Для брата, который мечтал дать ей всё, это будет непросто.

– Я им сказала, что это кин-кин-уги, – заявила Грейси, запнувшись на слове.

– Кинцуги, – поправила Клем.

Грейси нахмурилась.

– Так я и сказала.

Клем закатила глаза, но улыбка у неё не исчезла.

– Можно попробовать то же самое с глиной.

– У меня не так много золота, чтобы чинить посуду, – засмеялась Хейден.

– Мы можем смешать золотую краску с клеем, – возразила Клем.

– Мне кажется, это отличная идея, – поддержала я, усаживаясь за руль. – В Роксбери есть место, где можно бить тарелки ради удовольствия. Сначала разобьём, потом склеим обратно.

– Серьёзно? – удивилась Хейден.

Клем выглянула с заднего сиденья.

– А если мы переедем к мисс Норе, всё равно сможем туда сходить?

Чёрт. Чёрт. Чёрт.

После совета с Роуз мы приняли тяжёлое решение – завтра девочки переедут на ранчо Колсонов. Мы не могли рисковать, подвергая их хоть какой-то опасности. Мы с Каем всё равно сможем возить их в школу, а Нора – приводить к нам на ужины и кино, но жить они будут у неё, пока этого психа не поймают.

– Мы будем делать всё, как обычно. Даже читать сказки на ночь, – заверила я Клем. – Просто хотим быть максимально осторожными.

– То есть, чтобы дурацкая система подумала, будто вы хорошие родители, – буркнула Хейден. – А вы и есть лучшие люди, что были в нашей жизни.

– Она права, – тихо добавила Грейси.

У меня в груди всё сжалось – от боли и гордости одновременно.

– Вы чудесные. И именно поэтому мы должны позаботиться о вас как следует. Это ненадолго. А в выходные пойдём бить посуду.

Грейси склонила голову.

– Я вообще-то хочу что-нибудь побить.

Я рассмеялась. Остаток дороги до школы мы провели, обсуждая, как всё устроим на выходных. Я не была уверена, как Кай отреагирует, но, увидев восторг девочек, наверняка поддержит.

Я бросила взгляд на телефон в держателе – вдруг написал Кай. У него сегодня утром была встреча с адвокатом, чтобы обсудить бумаги по усыновлению: штат уже начал процесс лишения Рене родительских прав. Но от него всё ещё не было ни слова.

Сделав глубокий вдох, я попыталась успокоиться и свернула на парковку у школы. Мы быстро доехали до входа. Я вышла, чтобы помочь Грейси, пока Клем и Хейден уже выбирались сами.

Грейси обвила меня руками.

– Я люблю тебя, Фэллон.

Слова прозвучали неожиданно, без всякого повода, и пронзили прямо в сердце. Я крепко обняла её.

– А я тебя люблю больше, чем двойной шоколад с орео.

Грейси расплылась в улыбке.

– Правда?

– Правда, – подтвердила я.

– Пошли, – позвала Клем. – Опоздаем!

Грейси отпустила меня и побежала за сестрой. Хейден махнула рукой и направилась к другому зданию. Господи, какие же они замечательные.

Я уже собиралась вернуться в машину, как краем глаза заметила вспышку цвета – ярко-розовую пуховку. Женщина в ней смотрела на меня с такой ненавистью, что у меня внутри всё застыло. Рене.

Я приготовилась идти прямо в школу, чтобы предупредить руководство, но Рене быстро юркнула в седан с помятым бампером и боком, завела мотор и уехала.

Сзади раздался гудок – тот самый нетерпеливый водитель, что однажды сигналил Каю. Я бросила на него свой самый убийственный взгляд, но, в отличие от Кая, испугать его не удалось. Пришлось просто сесть в машину и написать Трейсу о том, что видела Рене. Он или кто-то из офицеров сможет заглянуть к ней и вынести предупреждение.

Помедлив немного, я наконец выехала со стоянки и направилась в департамент опеки. Примерно на полпути телефон пикнул. Я бросила взгляд на экран, надеясь увидеть сообщение от Кая. Но это была Роуз.

Стараясь не разочароваться слишком сильно, я нажала кнопку на руле:

– Прочитай сообщение.

Из динамиков машины прозвучал механический голос:

– У вас одно новое сообщение от Роуз Хоули. Роуз пишет: «Доброе утро, Фэл. Поступил вызов: две сестрички нуждаются в срочном размещении. Их мама приняла передозировку, сейчас везут в больницу. Можешь встретиться с Ноа по адресу Вайчес-лейн, 6233?»

Я нажала другую кнопку.

– Без проблем. Уже еду. Буду через десять минут.

Но странное, липкое чувство тревоги не отпускало. И не только из-за бедных девочек, чью мать сейчас увозили на скорой. Ещё и потому, что мне предстояло столкнуться с Ноа. Но рано или поздно это всё равно случилось бы – лучше уже сейчас.

Доехала я быстрее, чем ожидала, но, когда свернула к старому домику, там стояла только одна машина – тёмно-синяя, похожая на неприметный полицейский седан. Видимо, Ноа ещё не успел.

Припарковавшись, я вышла из машины, прихватила сумку, куртку и ключи. Подул холодный ветер, пронизывая до костей. Едва я подошла к двери, изнутри донёсся плач. Детский. Грудничка.

Бедняжка, должно быть, перепуган. Я попыталась вспомнить, что у меня с собой: подгузники, смесь – точно, а вот игрушек, кажется, нет. Постучала дважды, но плач становился только громче. Видимо, офицер не услышал.

Я попробовала ручку. Замок поддался. Я знала, что не должна входить без подтверждения, что полиция уже внутри, но ребёнок плакал так отчаянно, что сердце не выдержало. Потянув дверь, я шагнула внутрь.

Только через секунду поняла, что что-то не так. В доме было слишком холодно. Слишком темно. И вовсе не было мебели.

Пока я осознавала это, времени на бегство уже не осталось. Что-то с силой ударило в меня, впечатав в стену. В глазах вспыхнули искры. Удар был таким сильным, что я даже не успела поднять руки.

Чьи-то ладони сомкнулись на моей шее. Перед глазами – маска. Мёртвые глаза-пустоты. Ни единого шанса понять, кто под ней. Я попыталась пнуть нападавшего, хотя перед глазами уже темнело.

Он резко отпрянул, избегая удара, но зарычал:

– Он не заслуживает тебя. Не заслуживает счастья.

Голос был глухим, искажённым, не похожим ни на один знакомый. Звон в ушах, дыхание рвётся… и вдруг в голове отчётливо, как будто рядом, прозвучал голос Кайлера: Не дай ему победить. Руки вверх. Резко. Разорви захват.

Тело сработало раньше, чем разум. Я взметнула руки, и моя сумка угодила нападавшему прямо в лицо. Колено пошло вверх – чисто по отработанной с Каем схеме, ту, что мы делали вместе с Клем и Грейси в спортзале.

Мужчина согнулся пополам, зажимая пах, и я не стала ждать. Побежала. Изо всех сил. Вылетела наружу и рванула к машине. Руки дрожали так, что ключ едва не выскользнул, но он был при мне. И сумка – всё ещё на плече.

Мотор завёлся, гравий посыпался из-под колёс, когда я нажала газ до упора. Я не думала. Просто ехала. И, нажимая кнопку на руле, прохрипела:

– Позвони Кайлеру.

41 Кай

Я барабанил пальцами по рулю, снова и снова прокручивая в голове разговор с адвокатом. Целая буря чувств бушевала во мне. С одной стороны, она считала, что у нас с Фэллон отличные шансы на усыновление. Но была одна преграда – чудовище, которое по одному убирало членов клуба Reapers и, похоже, добралось до меня.

Чем скорее Трейс и управление шерифа округа Мерсер поймают этого ублюдка, тем лучше. Если нет, она сказала, что не уверена, что хоть один судья одобрит усыновление. А девчонки останутся между небом и землей.

Оказалось, Рене не явилась на несколько слушаний. Мой юрист уверила, что это ускорит процесс лишения её родительских прав. Судьи не любят, когда родители не появляются, особенно если вопрос стоит о том, заберут у них детей или нет.

Если честно, это был бы лучший подарок, который Рене могла бы сделать девочкам – и всем нам. Просто отпустить их. Она никогда не была матерью ни мне, ни им. Отпустить их – вот самое материнское, что она могла бы сделать.

Но я понимал, что это не обойдётся без боли для моих сестер. Однажды они узнают, что она даже не пыталась за них бороться. Не пришла. Не выбрала их. Мне оставалось надеяться, что та семья, которую мы создаем, станет для них утешением.

Так же, как я надеялся, что судья увидит, насколько я люблю своих сестер и как сильно хочу дать им настоящий дом – навсегда.

Когда это случится, мы отправимся на частный остров. Может, возьму всех Колсонов. Поедем на пару недель, будем греться под солнцем и праздновать, что мы семья. Потому что к тому времени мы, черт возьми, заслужим это.

Рингтон Фэллон прорезал тишину, и я нажал кнопку ответа прямо на руле.

– Привет, Воробышек...

– Он пытался меня убить...

Кровь в жилах застыла.

– Что? Кто? Где ты?

– Я... я не знаю кто. Не знаю, где он... я... я не знаю, где я...

Леденящий ужас пронзил меня, пока я съезжал на обочину и открывал на экране трекер с её местоположением.

– Я еду... с Уайчес-Лейн... я...

– Нашел тебя. Я еду. Не клади трубку. Ты видишь его за собой? – рявкнул я.

– Н-н-нет. Я н-н-не вижу его, – зубы у Фэллон стучали так сильно, что слова едва вылетали.

– Это хорошо, милая. Очень хорошо. Просто продолжай ехать. – Я снова выехал на трассу и вжал педаль газа в пол. Надеялся, что хоть один из заместителей Трейса меня заметит – тогда я выведу их прямо к Фэллон. – Ты увидишь, как я приближаюсь. Ищи мой пикап.

– А е-е-если он м-м-меня поймает?

– Он не поймает тебя, Воробышек. Я единственный, кто тебя поймает, понял? Только я. – Я сильнее надавил на газ, не думая ни о чем.

– Х-х-хорошо, – выдохнула она.

– Я рядом. Никуда не денусь, и ты – тоже, – ярость переполнила меня, сражаясь с паникой. И вдруг я увидел белый внедорожник.

Фэллон мчалась по дороге на бешеной скорости, слегка петляя.

– Вижу тебя, Воробышек. Вижу. Сбавь скорость. Прижмись к обочине.

– Мне страшно, – прохрипела она.

– Я знаю. Но я здесь. Я с тобой. Как всегда. Просто сбавь.

Белый внедорожник замедлился, и она резко свернула к обочине. Я не тормозил до последнего, пока не пересек полосу. Шины взвизгнули, когда я ударил по тормозам, и я выскочил из машины, бегом кинувшись к ней.

Я дернул за ручку двери, но она была заперта. Фэллон возилась с замком, будто целую вечность. Наконец, дверь открылась и она буквально рухнула мне в руки, в тот момент, когда вдали завыли сирены. Кто-то, должно быть, видел, как я лечу, как сумасшедший.

Фэллон всхлипывала, вцепившись в меня, словно в спасательный круг.

– Ты ранена? Скажи, где больно.

– Н-н-нет... не больно, – с трудом выговорила она, пока сирены становились все громче.

Я посмотрел вдоль дороги, пытаясь разглядеть, не преследует ли её кто-нибудь, но вокруг не было ни души.

Я провел рукой по её лицу, хотел немного отстранить, чтобы рассмотреть, и тут заметил это. Кожа была неестественно бледной, а вокруг шеи – багровые следы. Ярость вскипела во мне, и стоило огромных усилий загнать её обратно – туда, где живут демоны.

– Воробышек, – прохрипел я. – Твоя чертова шея.

– Я... я в порядке.

Вот она – пытается успокоить меня, когда кто-то только что душил её так, что лопнули сосуды под кожей.

– Ты не в порядке, – прорычал я.

Где-то хлопнула дверь, и ближайшая сирена смолкла.

– Кай?

Я обернулся, не отпуская Фэллон. Какое-то смутное чувство подсказало, что это заместитель Флетчер идет к нам, но я смог произнести только одно:

– Кто-то только что пытался убить мою жену.

42 Фэллон

Я наблюдала, как борьба Кая разыгрывается в татуированных пальцах, сжимающих мои. Ярко-белое больничное одеяло, которое добрая медсестра набросила на меня, когда я начала дрожать, служило сценой для этого представления. Он изо всех сил старался держать мои пальцы легко, но сжатие медленно усиливалось – в его руках брала верх либо ярость, либо страх. Потом ему приходилось принудительно ослабить хватку, и всё повторялось заново.

За годы я изучила пальцы Кайла: длинные и крепкие, мозолистые и широкие. Я видела, как он потихоньку добавлял татуировки, штрих за штрихом. Но я что-то упустила.

Я уставилась на палец с чёрным металлическим кольцом и лоскутами татуировок под ним. Это была гобеленная мозаика скрытых рисунков. Я заметила ещё одного воробья, выглядывающего из путаницы лоз и листьев, и инициалы, спрятанные в их изгибах. Ф.К.

– Ты носишь меня на безымянном пальце, – выдавила я.

Звук моего голоса заставил Кая поморщиться, и я не винила его. С каждым часом становилось всё хуже. Взгляд Кая скользнул к его руке.

– Есть только один человек, которого я когда-либо хотел видеть на нём.

Но в том, как он произнёс эти слова, чувствовалась какая-то до костей печаль – она покрывала каждую слог.

Я сильно сжала его руку, чтобы он понял: я держусь.

– Со мной всё в порядке.

Никто не спорил насчёт того, что меня нужно отвезти в больницу. Приехала скорая, и Кай сел в кузов вместе со мной. Демоны в его взгляде говорили мне не сопротивляться.

– Ты этого не знаешь. Нам предстоит КТ, чтобы убедиться, что с твоим чертовым мозгом всё в порядке. Так что ты не знаешь.

– Кайлер, – прошептала я.

Он провёл свободной рукой по лицу.

– Извини. Тебе не нужно этого. Не нужно…

Я снова сжала его руку, вложив в это всю силу.

– Позволь мне сказать, что мне нужно. Прямо сейчас мне нужно, чтобы ты был здесь и держал меня за руку. Чтобы ты не прятал от меня то, что чувствуешь.

Кай встретил мой взгляд, его янтарные глаза пылали.

– Последнее тебе не дам. Не сейчас.

Я поняла – он не доверяет себе. Думает, что, если выпустить это наружу, оно утопит его.

Я водила пальцем круги по тылу его руки.

– Ладно. Не сейчас.

Штора раздвинулась в тот момент, когда он резким кивком указал мне на это.

– Тук-тук, – прозвучал женский голос, когда она вошла в маленький бокс. На вид ей было около пятнадцати? нет – середина пятидесятых: золотистая кожа и тёмные волосы с серебристыми прядями. – Я доктор Алварес. Как вы себя чувствуете, мисс Колсон?

– Пожалуйста, – прохрипела я. – Зовите меня Фэллон. Горло немного болит, но это всё.

– Раньше она морщилась, – вступил Кай. – Вы не могли бы дать ей обезболивающее?

Выражение доктора Алварес смягчилось.

– Болит ли что-нибудь кроме горла?

Я покачала головой и пожалела о движении, когда шея опомнилась.

– Только горло и шея. Может, немного болит от удара об стену.

Рука Кая судорожно сжалась вокруг моей.

– Хорошо. – Доктор Алварес подошла ко мне, вынула из кармана карманный фонарик. – Есть ли сейчас головокружение или тошнота?

– Нет.

Она направила свет в один глаз, затем в другой.

– Хорошая новость: по результатам КТ мозг выглядит совершенно здоровым и без повреждений. Я не вижу признаков сотрясения. Горло должно пройти через пару дней, но синяки на шее могут держаться пару недель.

Она мягко улыбнулась.

– Пейте больше чая с мёдом. Мягкая пища – суп, картофельное пюре. Можно принимать ибупрофен и парацетамол, а если будет хуже, я выпишу рецепт на более сильное обезболивающее.

– Вам не нужно…

– Воробышек, – оборвал меня Кай.

В его голосе звучала такая мольба, что я не решилась спорить.

– Принимать не обязательно, если не хочешь, но лучше иметь его на всякий случай. Есть ли риск зависимости? – спросила доктор Алварес. – Мы составим план, если есть опасения.

– Нет, ничего такого. Просто думаю, что мне оно не понадобится.

– Хорошо, тогда мы выпишем его на всякий случай. Если боль достигнет шести по шкале от одного до десяти, прошу – принимай. Подходит?

Я кивнула, и боль в шее усилилась.

Кай посмотрел на врача.

– Вы совершенно уверены, что нам не о чем беспокоиться? Может, есть то, чего не показывает КТ? Нужны ли дополнительные тесты? Я могу оплатить сам.

Мягкое выражение лица доктора переключилось на Кая.

– Мы ничего тревожного не видим. Такие инциденты всегда пугают, но Фэллон повезло. Она защищалась. Ей удалось уйти. Если появится спутанность сознания, рвота или головокружение – приведите её снова. Но я не ожидаю таких симптомов.

– Может, всё-таки оставить её под наблюдением, на всякий случай…

– Кайлер, – мягко сказала я. – Я не хочу оставаться в больнице. Хочу домой, в нашу кровать.

– Отдых – лучшее сейчас для Фэллон. И дома она, вероятно, лучше выспится, – отметила доктор Алварес. – Знаю, доктор Эйвери – ваш семейный врач. Уверена, он может навестить вас завтра.

– Я сейчас напишу ему, – сказал Кай, доставая телефон и раздражённо печатая одной рукой, всё ещё держа меня за руку другой.

Я умоляюще посмотрела на доктора Алварес, надеясь, что та поймёт, о чём я прошу.

Она слегка кивнула и повернулась к Каю. Когда он закончил текст, она сказала:

– Фэллон будет в полном порядке. Ей повезло, что вы рядом и приглядываете за ней.

Взгляд Кая на мгновение скользнул к доктору – в янтарных глазах был торжествующий мучительный вид.

– Вы правы. С ней всё будет в порядке.

Ни один из нас не заметил, что он промолчал относительно второй части её фразы. Доктор прочистила горло.

– Ладно. Я подготовлю бумаги на выписку. У вас в вестибюле целая команда ждёт. Хотите, чтобы я их оповестила?

Кай отодвинул стул.

– Я сам.

Я хотела было возразить, но быстро замолчала.

Кай наклонился, его взгляд зацепился за мою шею, когда он подошёл ближе. Он коснулся моих висков губами.

– Скоро вернусь.

Доктор Алварес задержалась, пока Кай выходил из бокса. Она послала мне понимающий взгляд.