Текст книги "Тайное пристанище (ЛП)"

Автор книги: Коулс Кэтрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Я со всей силы ударила локтем назад. Незнакомец охнул, но не отпустил.

– Не в этот раз, Фэллон. На этот раз он узнает, что значит потерять всё.

46 КАй

– Хей Хей, ты сможешь сшить нам такие платьица принцесс на Хэллоуин в следующем году? – попросила Клем, указывая на заставку с женщиной в настоящем платье-кекс.

Хейден швырнула в нее кусочек попкорна.

– Посмотри, какое оно пышное. Шить его будет пять миллионов часов.

– Я могу помочь, – предложил я.

Хейден посмотрела на меня с опаской.

– Ты хочешь помочь мне…шить?

– Почему бы и нет? – немного обидевшись, ответил я.

– У тебя же огромные руки, – заметила Хейден. – Сомневаюсь, что ты сможешь продеть нитку в иголку, не говоря уже о том, чтобы прошить все эти тонкие слои фатина.

Я практически услышал, как Элли в уме уже бы сунула «шутку про то, что она сказала». Она и Лолли были одной головы, когда речь шла о неуместных репликах.

– Можно купить швейную машинку, – предложил я. – Это, наверное, помогло бы.

– Я знаю идеальную простую машинку, – подсказала Нора.

Хейден сжала губы – видно было, что она сдерживается, чтобы не рассмеяться.

– Что в этом смешного – видеть меня за швейной машинкой? Подумай о всех сложных тату, что я делаю людям.

Улыбка сорвалась у Хейден.

– Я просто представляю тебя сидящим на какой-нибудь маленькой табуретке, закутанным в фатин и бешено шьющим.

– Что значит «бе-ше-но»? – спросила Грейси, удивлённая.

– «Бешено» значит громко, экстремально или сумасшедше, – мгновенно объяснила Клем.

Я повернулся к одиннадцатилетней и спросил:

– Как ты узнала?

Она пожала плечами.

– Если не знаю слово во время чтения, я его ищу.

– А я говорил тебе недавно, какая ты невероятная гениальная? – спросил я.

Щёки Клем порозовели, но она кивнула.

– Ты говорил.

– Умница ты, – похвалил я. – У тебя потрясающий мозг.

Взгляд Клем скользнул в сторону.

– Что? – мягко надавил я.

– Мама всегда говорила, что я – уродина, – прошептала Клем.

В глубине меня вспыхнул гнев, когда вспомнил все лжи, которые Рене вливала мне в голову годами. Что я заслуживал того насилия, что она и Рекс мне устраивали. Что я всё портил. Меня убивало, что мои сестры пережили то же самое. Это было последнее, что они заслуживали. Я открыл рот, чтобы сказать ей это, но Грейси опередила меня.

– Мама – большая лгунья, на лгуньях штаны горят, – проворчала Грейси.

Уголки губ Хейден поднялись.

– Маленькая Джи права. И она нам не мама. Уже нет. Она никогда не делала того, что делает мама. Так что давайте перестанем её так называть.

Сердце мое сжалось от боли, но вместе с тем я был невероятно горд ими – всеми. Потому что они поднимались после всего, через что прошли. Я не проморгнул, как у Норы заблестели глаза.

Грейси повернулась в кресле, её плед в радугу колыхнулся вместе с ней.

– Кай Кай? – тихо спросила она.

– Да, Маленькая Джи? – ответил я.

Она втянула нижнюю губу между зубов, как это иногда делает Фэллон, нервно. Но я не торопил её. Дал ей столько времени, сколько нужно, чтобы подобрать слова.

– Я знаю, что ты – наш брат, но можно ли нам называть тебя Папой и Фэллон Мамой? Или Папа Кай Кай и Мама Фэл?

Невидимый кулак стиснул моё сердце так, что оно, казалось, вот-вот разорвётся. Хоть бы одно это пожелание я и не ждал никогда.

– Грейси, мне была бы честь, если бы ты захотела так называть меня, – прошептал я.

– Правда? – удивилась она.

– Правда. Но я не против и Кай Кай в придачу. И уверен, Фэл почувствовала бы то же, если бы ты называла её Мама Фэл. – Я посмотрел на двух других сестёр. – Это не значит, что вы обязаны. Называйте как хотите. Ну, может, не «придурок».

Клем захихикала.

– Я хотела бы называть тебя Папой. У нас никогда по-настоящему не было такого.

Горло сжалось, жар пронзил меня.

– Я бы с радостью стал для тебя кем-то таким.

Хейден сжала пальцы в пледе.

– Думаю... я бы хотела. Мы ведь тоже никого не имели. Не по-настоящему.

– Хей, у нас была ты, – возразила Клем. – Но теперь тебе не придётся этим быть. Ты можешь жить, играть, быть подростком.

Чёрт. Клем была невероятно мудра для своих лет. Хейден пожертвовала детством, чтобы заботиться о сестрах. Но теперь ей это не нужно. Она может быть просто сестрой.

Я дотронулся до её руки.

– Пора жить для себя. Делай то, что хочешь ты.

Глаза Хейден блеснули, она посмотрела на меня.

– Я люблю тебя.

Я обнял её крепко.

– Я тоже люблю тебя.

– Это даже лучше, чем фильм, – прошептала Клем.

– Мы же всё равно его посмотрим, да? – встревоженно спросила Грейси.

Я рассмеялся, отпуская Хейден.

– Конечно. Пойду посмотрю, что Фэл так задерживает. Может, решила печь брауни. – Я бы на неё не променял надежды.

– Оооо, брауни, – счастливо воскликнула Клем.

– Я с тобой, – согласилась Нора. – Если Фэл не печёт, я сделаю.

Я засмеялся и побежал вверх по лестнице двумя ступеньками за раз. Подходя к кухне, увидел напитки на стойке, но Фэллон не было.

– Воробышек? – позвал я, направляясь к гаражу. Дверь в него была открыта, лампы горели.

Я застыл: ещё одна дверь была приоткрыта – боковая, ведущая наружу. Кровь в ушах зазвучала, взгляд разбегался по пространству, но Фэллона нигде не было.

Я уже мчался, босые ноги врезались в бетонный пол гаража, холод не ощущался. Мой взгляд зацепился за панель сигнализации – в спине пробежал ледяной ужас. На экране горело: Отключена.

Сердце стучало в груди так, будто вот-вот вырвется наружу. Это было неправильно. Система стояла на охране двадцать четыре часа в сутки с тех пор, как напали на Фэллон. Мы не оставляли шансов.

Я вылетел на улицу – датчики включили прожекторы, но вокруг не было ни души. Ни единой живой души.

Выдернув телефон, я нажал на номер Трейса. Всё тело стянуло, словно удав сдавил грудь. Но я всё же побежал к передней части дома, пока телефон звонил.

Я ждал увидеть патрульную машину. Гравий впивался в ступни, но я не обращал внимания.

– Всё в порядке? – послышался голос Трейса в трубке.

Слова не могли пройти через горло. В этот момент я увидел патрульную машину – и человека, которого знал годами, заместителя Флетчера, лежащим на земле, истекающим кровью.

Я упал на колени, пытаясь найти пульс.

– Отправьте всех, – проглотил я. – Немедленно. У него Фэллон.

47 Фэллон

Непонятный звук бил в виски, вытаскивая меня из беспамятства. Я моргнула – сквозь сомкнутые веки пробивался свет, и из-за этого из горла вырвался стон. Звук стал громче. Не стон – больше похоже на приглушенный крик.

Я заставила себя открыть глаза, пытаясь понять, где нахожусь. Место было незнакомым. Старые, тонкие стены, когда-то, вероятно, белые, теперь пожелтели от времени. По швам я поняла, что это старый дом-фургон или трейлер.

Окна были заклеены фольгой – не видно ни внутрь, ни наружу. Зато их обрамляли занавески с цветочным узором, будто из восьмидесятых. Я нахмурилась, и от этого боль в голове только усилилась. Повернула голову – и увидела ее. Женщину, кричавшую сквозь повязку из банданы. Женщину, которую я знала.

– Рене? – хрипло выдавила я.

Она продолжала кричать, будто это могло помочь.

Я попыталась поднять руку, чтобы успокоить ее, и только тогда осознала, в каком положении нахожусь. Запястья и лодыжки были стянуты к стулу – металлическому, с мягким сиденьем, обтянутым пластиком, чтобы ничего не впиталось. Еще одна реликвия восьмидесятых.

Крики Рене стали громче.

– Замолчи, – рявкнула я. В голосе смешались приказ и мольба. Женщина напротив мгновенно стихла. – Дай мне секунду. – Я дышала часто и прерывисто, стараясь прийти в себя.

Нас посадили между гостиной и кухней. Обе комнаты тоже будто застряли во времени. На диване – рыже-коричневый бархат и пятна, от которых мутило. Напротив – старый телевизор в деревянной рамке.

Кухня выглядела не лучше: обшарпанные шкафы, линолеум, потемневшая столешница из формайки. Но при этом – удивительный порядок, словно здесь жил сержант, фанат дисциплины. Всё замерло во времени. И это не имело смысла.

Я стала искать хоть какую-то подсказку, кому принадлежит этот дом, и заметила фотографию – ту самую, что раньше делали в торговых центрах. Мальчишке на ней было лет восемь – между возрастом Грейси и Клем, – но я бы узнала Кая где угодно. Темные волосы, янтарные глаза.

Вот только не было той кривоватой улыбки, которую я любила. Всё тело мальчика было напряжено. И я поняла почему. Мужчина за его спиной сжимал плечо и в глазах Рекса Блэквуда читалось чистое зло. Рене же, напротив, выглядела отрешенной, взгляд стеклянный. Вероятно, под кайфом.

– Это был твой дом? – прохрипела я. Что бы этот ублюдок ни вколол мне, горло снова саднило.

Рене кивнула, глаза покраснели от слез.

– Ты все еще владеешь им? – Я пыталась сложить картину воедино, но мысль, что Рене могла удержать дом, вместо того чтобы продать его ради дозы или чего угодно еще, казалась нелепой.

Она покачала головой.

– Продала?

Снова нет.

– Банк отобрал?

Кивок.

Значит, либо банк перепродал его со всем содержимым, либо здесь кто-то поселился незаконно.

– Ты видела, кто нас забрал? – спросила я.

Рене отчаянно закивала, глаза расширились.

– Ты его знаешь?

Ее губы сжались, будто она пыталась вспомнить, но потом она покачала головой.

Значит, не из тех, кто был связан с ней и Рексом раньше. Наверняка что-то, связанное с подпольными боями.

Я проверила, насколько туго связана. Пластик врезался в кожу – больно до крови. Кому бы мы ни попались, ему было наплевать, пострадаю я или нет. Что неудивительно.

Я затаилась и прислушалась. Кажется, поблизости никого не было. С заклеенными окнами было не понять, есть ли поблизости люди, способные услышать крик, или я только выдам себя.

Я снова посмотрела на Рене. – Здесь есть другие дома? Кто-нибудь услышит, если я закричу?

Ее янтарно-карие глаза наполнились слезами. Она покачала головой.

Черт. Я дернула сильнее – бесполезно. Только кожу содрала.

– Можешь попробовать зубами разорвать повязку?

Я не знала, что нам даст возможность говорить, но хоть какой-то шанс придумать план.

Рене нахмурилась, но все же вцепилась зубами в ткань, пока я осматривала комнату. Передо мной были входная дверь и боковая – обе видны. Если кто войдет, я замечу. И тут я увидела другое.

Камеры.

Самые обычные, какие ставят, чтобы смотреть за питомцами. Одна из них дернулась – и кровь застыла в жилах. Роудс как-то купила такую, чтобы наблюдать за своей собакой Бисквит, и я знала: через них можно не только смотреть, но и слушать.

Я склонила голову, надеясь, что человек по ту сторону не умеет читать по губам.

– Здесь камеры, – прошептала я.

Рене застыла.

– Продолжай снимать повязку, – процедила я сквозь зубы.

Она кивнула, вся дрожа, но продолжила. Зубами поддела ткань, и та наконец поддалась – половина упала вниз. Достаточно, чтобы говорить.

– Он нас убьет, – прошептала она.

– Как он выглядит?

– Я... у него татуировки, и он злой. Он…

Входная дверь с грохотом распахнулась и ударилась о стену.

– Злой? Я не злой. Я вершитель справедливости.

Я попыталась сложить пазл в голове. Я узнала человека в дверях и не узнала одновременно. В его карих глазах бушевала такая ярость, какой я никогда раньше не видела.

– Эван? – хрипло прошептала я.

48 Кай

Люди. Так много гребаных людей.

И ни один из них не знал хоть что-то, что могло бы привести нас к Фэллон. Ни один не имел понятия, кто этот чудовище.

Провод питания камеры у ворот был перерезан. У похитителя был либо мой код от сигнализации, либо умение его взломать – скорее второе, если верить словам Декса, что у них, скорее всего, есть технические навыки. Он всё ещё возился с усилением защиты.

Но у нас всё равно не было ничего. Перед глазами всё плыло, пока люди сновали по комнате в отделении шерифа. Выглядело это место как обычная переговорная, но сейчас оно стало штабом. Мы воевали с неизвестным врагом, которого не могли ни увидеть, ни понять.

Я ничего не чувствовал. Всё во мне будто вырубилось, окаменело. Потому что я не мог существовать в мире без Фэллон – моего воробья, моего убежища.

Декс сидел за столом, перед ним два ноутбука. Один экран менялся сам собой – будто шёл какой-то поиск. Пальцы Декса метались по клавишам второго, иногда замирая, словно мозгу нужно было догнать скорость рук.

Энсон мерил шагами пространство перед доской с уликами, двигаясь в своём ритме – похожем на ритм Декса, но всё же другом. Иногда он резко останавливался, вглядывался в фото или отчёт, собирая в уме куски пазла, как умел только он.

Габриель тихо говорил с несколькими помощниками, лицо – каменное. Харрисон Флетчер был в больнице, цеплялся за жизнь. Никто не знал, выживет ли он, и весь отдел это чувствовал.

Передо мной мелькнула фигура, но я не сразу понял, кто это. Пришлось моргнуть несколько раз, прежде чем я различил тёмные волосы, зелёные глаза и знакомое выражение беспокойства.

Трейс.

– Говори со мной, – сказал он тихо.

Эти слова ударили будто кулаком. Он не понимал, насколько они близки к тем, что всегда говорила Фэллон. «Расскажи мне».

Это мягкое требование было сильнее любого приказа в моей жизни. И теперь я не знал, услышу ли я его снова.

– Я сейчас не важен, – мой голос звучал мёртво, даже для меня самого. В нём не было ни света, ни жизни.

– Ты всегда важен, – возразил Трейс.

Я просто смотрел на него, не в силах вымолвить ни слова. Потому что всё, что имело значение, – это Фэллон. Она и безопасность моих сестёр. Хоть я и знал, что девчонки под защитой. Команда Холта Хартли из Anchor Security уже прибыла, мой дом кишел копами. Там же было и большинство семьи Колсон. Все ждали.

Где-то внутри поднялось мерзкое чувство, и в голове зазвучали старые голоса: «Ты всё портишь. Всё, к чему прикасаешься. И всегда будешь».

Я почти поверил этим лживым шепотам.

Но тут в памяти всплыл голос Фэллон:

«Сильный. Смелый. Добрый. Нежный. Забавный. Умный. Красивый. Любящий. Всё, о чём я могла мечтать. Всё, что я хотела бы для себя. Для девочек».

Фэллон никогда бы не позволила мне сдаться тьме. Никогда бы не захотела, чтобы я дал демонам победить. Так что ради неё – я буду драться.

– Я не могу её потерять, – выдохнул я. Голос был едва слышен, что-то между шёпотом и хрипом, но внутри это прозвучало как рёв.

Трейс подошёл ближе и сжал мои плечи.

– Ты не потеряешь. Никто из нас её не потеряет.

– Я любил её с того момента, как впервые увидел, – хрипло сказал я. – Она стояла у ручья и кричала. В ней было столько боли. И правды. Я никогда не знал никого, кто был бы таким настоящим.

Трейс нахмурился.

– Кричала?

– Через пару лет после того, как потеряла отца и брата. Не хотела нагружать других. Просто... должна была выпустить всё изнутри.

В его глазах мелькнуло понимание.

– И с тобой она могла это сделать.

Он не спрашивал, но я всё равно кивнул.

– И я с ней. Может, потому что в тот момент она была такой яростной, бесстрашной. Ей было всё равно, что подумают другие. Она чувствовала и не прятала. И я понял, что могу выложить перед ней всё. Она видела меня и не судила.

– Значит, вы… – Трейс сглотнул. – Вы знали друг друга ещё до того, как ты переехал к Норе?

– В тот день, когда мой отец попытался меня убить… – глаза обожгло, но я удержался. – Я поцеловал Фэллон впервые. И будто душа очистилась. Она дала мне воздух.

– Кай, – хрипло выдохнул Трейс.

– Ты же знаешь правила. Я не мог рисковать, что кто-то узнает, и меня выкинут из дома Норы. Кому, кроме неё, нужен был бы парень с таким прошлым?

Глаза Трейса блеснули, но он не ослабил хватку.

– Значит, вы оба отпустили то, чего хотели.

– Я не думал, что заслуживаю её. Думал, испорчу, запятнаю, утяну за собой в ту тьму, что тяну с детства. И, наверное, частично был прав…

– Ни черта подобного, – резко перебил он и встряхнул меня. – Ты помог ей расправить крылья. Никто не верит в неё так, как ты. Никто не любит её сильнее. И так было всегда.

– Мы делаем друг друга лучше, – прошептал я, и слёзы прорвались, катясь по щекам. – Я не могу её потерять. Она мой воздух. Мой огонь. Она делает лучше всё и всех вокруг.

Трейс обнял меня крепко, почти до боли.

– Я не позволю вам потерять друг друга. Не сейчас, когда вы наконец получили то, что должны были иметь с самого начала. Мы её найдём.

Я хотел ему верить. Боже, как хотел. Хотел верить, что всё закончится чудом. Я выдохнул и отстранился.

– Мне нужно немного воздуха. Сейчас вернусь.

Я прошёл сквозь толпу, не замечая взглядов сочувствия и тревоги. Вышел на улицу и втянул ледяной воздух. Но это было не то. Не как с Фэллон. Её поцелуи очищали душу, давали дышать. Этот воздух был просто холодом. Но, может, его хватит, чтобы продержаться, пока я не верну своего воробья.

Телефон пикнул. Я вытащил его. Пропущенные вызовы, десятки непрочитанных сообщений – но последнее заставило сердце остановиться.

Воробышек: Хочешь увидеть её живой? Вернись туда, где всё началось.

Под текстом – фото. Фэллон, привязанная пластиковыми стяжками к стулу, в доме, где я вырос. В моём личном аду.

Светлые волосы. Тёмно-синие глаза. Кожа чуть бледнее обычного. И всё равно – до боли красивая. Мой воздух. Моя жизнь.

Воробей: Скажешь хоть слово Трейсу или полиции и я пущу ей пулю в голову, не моргнув.

Я уже двигался. Вытащил ключи, разблокировал пикап. Это была ловушка. Я знал. Но у меня не было выбора.

Если за её жизнь нужно отдать мою – пусть выстрелит хоть миллион раз. Я приму всё. Лишь бы она успела вырваться.

Но если брат узнает, он не подпустит меня и на километр. Значит, он не должен знать.

Я завёл мотор и направился туда, где не был больше десяти лет. Туда, куда клялся никогда не возвращаться.

На полпути я вытащил телефон. Открыл переписку с Трейсом и включил запись.

– Знал, что ты не отпустишь, но мне пришлось. Я не могу оставить её одну. Это всегда была Фэллон. И всегда будет. Мой воздух. Я не смогу жить в мире, где её нет. Он держит её в моём старом доме. Торопись.

Я нажал «отправить» и молился, чтобы они успели.

49 Фэллон

Вспышка на задней панели телефона ослепила меня. И только тогда я поняла – по чехлу, усыпанному яркими конфетками, – что это мой телефон. Сердце грохотало в груди, как сумасшедшее.

– Что ты делаешь, Эван? – мой голос звучал так, будто я выкурила пачку сигарет и запила всё это бутылкой текилы.

Он опустил телефон, выключил его и сунул в карман.

– Всегда одно и то же. «Что ты делаешь? Зачем ты это делаешь?» А потом начинается нытьё: «Пожалуйста, не убивай меня». Скука смертная. Предсказуемо до тошноты.

Мысли кружились в голове, но не складывались в логичную картину. Эван был почти на десять лет моложе Кая. Он не мог быть замешан в тех подпольных боях. Разве что у него был старший брат или отец, связанный с этим?

Эван усмехнулся, оскалился, будто безумец.

– Вижу, шестерёнки в голове закрутились. Но ты задаешь не те вопросы.

Рене издала звук – то ли возражение, то ли предупреждение. Я не успела понять.

Эван молниеносно вытащил пистолет и направил его ей в голову.

– Заткнись, стерва. Я два дня слушал твои вопли – с меня хватит. Хотел, чтобы твое присутствие добавило поэтичности справедливости, но и мертвая ты сгодишься.

Рене затряслась, и на джинсах расползлось тёмное пятно.

Эван скривился с отвращением.

– Серьёзно? Жалкое зрелище. Почти такое же жалкое, как Кай, который, видимо, думал, что я не найду код от его сигнализации там же, где он хранит все пароли в своём офисе.

Холод ужаса сковал грудь. Вот как он проник в дом. Кай запирал кабинет, но у Эвана всегда был комплект ключей.

– Какие же вопросы я должна задавать? – прохрипела я, стараясь вернуть его внимание на себя и хоть немного сбить накал.

Он повернулся ко мне, медленно убирая оружие в кобуру. Тогда я заметила нож на его бедре. Рот пересох. Те, кого убили… зарезали. Наверное, этим самым лезвием.

– Ты должна спросить, что сделал Кайлер, чтобы заслужить это, Фэллон.

Я задышала чаще, но задавила страх. Главное – тянуть время. Это всё, что я могла выиграть.

– И что же он сделал?

Глаза Эвана сузились.

– Он, блять, не ценил меня. Я ради него всё делал.

Мысли метались, пытаясь понять его логику. Что Кай мог не ценить?

– Всё, что ты делал для него в Haven?

Эван усмехнулся.

– Не помешало бы, если бы он хоть иногда говорил спасибо. Но я не об этом. Я говорю о настоящей работе. Я делал всё, чтобы его защитить. Всё, чтобы он был в безопасности.

Меня замутило от его слов, но я старалась сосредоточиться – искала любую возможность. Проверила путы в который раз – без толку. Стул слегка качнулся, но был на удивление крепким для своего возраста.

Эван начал нервно ходить по комнате, проводя рукой по волосам.

– Когда тот ублюдок Орен начал лезть к Каю и Джерико, я разобрался.

– Ты убил его, – выдавила я, чувствуя, как дрожит голос.

– Да, блять, убил, – рявкнул он. – Потому что иногда нужно делать грязную работу, чтобы защитить тех, кого любишь. Кай мог бы поучиться у меня. Похоже, стал слишком мягкотелым.

Я прикусила язык, чтобы не ляпнуть что-нибудь лишнее, и почувствовала вкус крови.

– Ты хотел его защитить?

– Да, блять, – выкрикнул он, лицо покраснело. – Этот кусок дерьма сказал, что другие всё ещё хотят вернуть Кая в клуб. Сделать его полноправным членом байкерского братства. Думали, имя Кая даст им вес.

– Кай никогда бы не стал частью этого, – тихо ответила я, стараясь успокоить бешено колотившееся сердце.

– Я не собирался рисковать. Не собирался его терять из-за этих ублюдков.

В его голосе было нечто странное. «Потерять его». Как будто Кай принадлежал ему. Что это значило? Он говорил, что любит Кая. Но… как именно?

– Я даже тебя защищал, – продолжал он. – Следил за тобой после работы, вдруг эти сраные Reapers решат напасть на того, кто дорог ему больше всего.

– Ты был на мотоцикле. Ты стрелял по грузовику, – догадка вспыхнула, одна за другой.

– Тот идиот чуть не врезался в тебя. Я защищал тебя, – Эван стал ходить быстрее. – Я не позволил бы им навредить ему. Навредить тому, что принадлежит ему. Я хотел защищать его так же, как он защищал меня. Я оставлял ему записки, рассказывал, что делаю. Показывал, что слежу за ним. Спрашивал, кто следующий, но он не отвечал.

Вот оно, кусочек пазла.

– Ты должен был заботиться о нём, – осторожно сказала я.

Эван резко остановился и обернулся.

– Но он этого не заслуживает. У него всё хорошо, и он не должен был этого иметь.

Страх снова вспыхнул во мне, но я удержалась.

– Почему?

– Почему? – он почти взорвался. – Ты же видела его! Где его гребаная преданность? Я всегда прикрывал его, а теперь? Ему наплевать на меня. Он слишком занят своей новой, блядской семьёй, чтобы помнить о старой.

Я пыталась понять ход его мыслей, но в этом не было логики.

– Ты чувствуешь, что Кай перестал уделять тебе внимание?

Глупость моего вопроса была очевидна даже мне самой. Убивать людей, нападать на меня – всё из-за того, что он не получал должного внимания?

Скулы Эвана ходили ходуном.

– Он выбросил меня, как мусор, ради своей новой семьи. Я так радовался, что Кай дал мне работу, думал, он верит в меня. А он просто хотел проводить время с теми девчонками, которых Рене родила. С тобой. Ему было плевать на меня. – Он ударил себя кулаком в грудь. – А я его семья. Я! Только я действительно знаю его.

– Конечно, ты его семья. Кай любит тебя…

– Он нихрена не любит! – выкрикнул Эван. – Ему плевать на меня. Я думал, он другой. Думал, доказал это, когда приютил меня после того, как я разрисовал его студию. Но он – такой же, как наш отец. Эгоистичный, жадный, разрушительный. Заботится только о себе, ублюдок.

Мир вокруг словно замедлился. Я чувствовала каждый удар сердца. Два глухих толчка – снова и снова. Кровь шумела в ушах.

«Он такой же, как наш отец».

– Твой отец? – выдохнула я.

– Наш гребаный отец, – прошипел Эван. Его подбородок задрожал, глаза наполнились слезами. – Я просто хотел, чтобы он любил меня, как брат должен. Я пришёл к нему, когда дома стало невыносимо. А у него было всё. И я взбесился. Начал рисовать на стенах его драгоценной тату-студии. А потом он обманул меня. Я подумал, что ему не всё равно. Что он хочет меня в своей жизни. А он просто заменил меня. Новые сестры. Новая жена.

– Эван, – прошептала я. – Кай – твой брат?

Он посмотрел на меня, и от слёз не осталось ни следа.

– Рекс Блэквуд – мой отец. Или был им. Кай – мой сводный брат. Должен был им быть. – Эван вынул нож из-за пояса, и металл сверкнул в свете лампы. – Но теперь он для меня никто. И он почувствует боль. Ту самую, что я чувствовал. Когда всё, во что верил, вырывают с корнем.

50 Кай

Жестокий ветер пробивал кожаную куртку, впиваясь холодом прямо в кости. Но никакой мороз не мог сравниться с тем, что я услышал за дверью.

– Рекс Блэквуд – мой отец. Или был. Кай – мой сводный брат. Точнее, должен был им быть. Теперь он для меня никто. И он почувствует боль. Ту же, что я чувствовал. Когда теряешь всё, во что верил.

Эван. Тот самый восемнадцатилетний пацан, напуганный, злой на весь мир, который однажды пришёл в мой спортзал, чтобы исписать его граффити. А потом, как мне казалось, изменился.

Эван. С которым я провёл бесчисленные часы, помогая ему выбраться из дерьма, закончить школу, поступить в колледж.

Эван. Парень, который стал мужчиной на моих глазах. И которого, выходит, я подвёл самым ужасным образом.

Я двинулся, не думая – просто распахнул дверь. Ту самую хлипкую дверь, которую Рекс и Рене захлопывали сотни раз – в припадках ярости. Когда Рекс срывался и исчезал на месяцы, оставляя меня на растерзание Рене – с её ненавистью и пощёчинами. Теперь я знал, где он пропадал: с другой семьёй. Я шагнул внутрь дома, и боль разъедала изнутри.

На виске у Рене зиял свежий порез – её ударили чем-то тяжёлым. В её тусклых янтарных глазах на миг вспыхнула надежда, но тут же потухла, когда за мной не вошла полиция.

Я увидел Фэллон и ноги подкосились. Пластиковые стяжки врезались в запястья и лодыжки, лицо мертвенно-бледное, но грудь всё ещё вздымалась. Она жила. Пока что. И я сделаю всё, чтобы так и осталось.

Она беззвучно произнесла: Со мной всё в порядке. Я люблю тебя.

Горло сжалось, будто кто-то скрутил его изнутри. Она, связанная, едва дышащая, всё равно думала обо мне.

– Значит, всё-таки умеет слушать, – прорычал Эван, наставив нож на Фэллон, зная, что она – мой главный рычаг. Он стоял посередине, на равном расстоянии от обеих женщин, не давая мне шанса приблизиться ни к одной.

Я прикинул – смогу ли добраться до него до того, как он успеет выстрелить.

– Даже не думай, – Эван выхватил пистолет из кобуры. Прицелился в Фэллон, а нож направил на Рене. – Дёрнешься – пристрелю обеих, а потом тебя.

Я смотрел на него – парня, которого считал почти сыном. А теперь передо мной стоял чужой.

– Ты мой брат? – прошептал я.

Эван резко кивнул.

– Почему ты не сказал? Я бы хотел знать. Я бы…

– Хотел бы знать, что в моих жилах течёт кровь Рекса Блэквуда? – зашипел он. – Того самого, кого ты ненавидишь сильнее всех? Даже больше, чем её? – Эван резко ткнул ножом в сторону Рене, и она вскрикнула. Этот звук вызвал у него смех.

– Это не ты, Эван, – я старался говорить ровно, спокойно. Хоть как-то выиграть время, пока Трейс не доберётся сюда с подмогой.

– Ты меня не знаешь! – выкрикнул он. – Не знаешь, через что я прошёл. Мать, которая появлялась только тогда, когда была настолько обдолбанной, что не могла встать с дивана. И отец, приходивший, только когда эта сука его выгоняла. И приходил, чтобы меня избить. Пока ты не засадил его за решётку. И тогда он исчез совсем.

– Мне жаль. Господи, как же жаль. Ни ты, ни я этого не заслужили.

– Я не заслужил! – взревел он. – Я был ребёнком. Я был невинен. И я думал, ты тоже. Но ты такой же, как он – эгоист, жадный, отвратительный. Как эта сука. Если бы она просто сдохла от передоза, ничего бы этого не случилось. Если бы она умерла, ты жил бы со мной. Ты бы меня защитил от него!

– Я бы попытался, Эван. Клянусь, я бы попытался, – прохрипел я.

– Не смей! – он царапал висок пистолетом. – Не лезь в мою голову. Не ври.

– Я не вру…

– Замолчи! – Эван двинулся так быстро, что я не успел ничего сделать. Он приставил пистолет к виску Рене и нажал на курок.

Выстрел расколол воздух. Пуля отбросила стул, и он рухнул набок.

Фэллон издала сдавленный звук, и пистолет Эвана тут же повернулся к ней.

– Не надо. Пожалуйста, не надо, – я умолял. – Сделай что угодно со мной. Только не трогай её. Она не заслужила этого. Фэллон всю жизнь помогает таким, как мы. Она хорошая. Самая хорошая.

– Замолчи, Кайлер, – всхлипнула Фэллон. – Прошу, замолчи.

Я поднял руки и медленно сделал шаг вперёд.

– Возьми меня. Моя жизнь твоя, только отпусти её. Прошу.

Что-то дрогнуло в его глазах, и я подумал, что, может быть, смогу достучаться.

И тут дверь и окна взорвались криками. Люди в тактическом снаряжении ворвались внутрь.

– Управление шерифа округа Мерсер! Бросай оружие!

Я узнал голос Габриэля – ровный, уверенный. Но взгляд не отрывался от Эвана. В его глазах вспыхнула паника, и пистолет дрогнул. Я понял – он не собирался сдаваться. Он хотел причинить боль. Но не ту, о которой я молил.

Я рванулся вперёд. Не к Эвану – к Фэллон. Потому что всегда только она. Мой центр тяжести. Мой воздух. Моё всё.

Я бросился, надеясь успеть. Но на полпути грудь пронзила ослепительная, жгучая боль – будто раскалённый прут прошил тело насквозь. Но я почти не почувствовал её.

Была только Фэллон. Её запах. Её прикосновение. Её любовь. Когда темнота накрыла меня, я знал одно: я жил по-настоящему, потому что любил её.

51 Фэллон

Все произошло сразу, как будто мир ускорился до предела, и я успевала ловить лишь обрывки – вспышки звуков, картинок, запахов. Треск выстрела. Кай, бросающийся на меня в прыжке. Крики, новые выстрелы. Запах крови в воздухе.

Кай рухнул на пол передо мной. На груди его серой футболки с логотипом Haven расплывалось кровавое пятно. Haven. Он был моим. И всегда будет.

Из горла вырвался крик – не человеческий, звериный. Я рванулась вперед, вместе со стулом, к которому была привязана, и грохнулась на пол. Удар пришелся на руку и бок, но я не остановилась – билась, рвала, пока пластиковые стяжки на запястьях не лопнули.

Я поползла к Каю. Его глаза были наполовину закрыты – он уходил.

– Прижать рану! – крикнула Бет, когда Трейс метнулся вперед, мертвенно-бледный.

Но я уже действовала. Прижала ладони к зияющей ране, пытаясь остановить кровь, удержать её внутри, потому что Кайлеру она нужна. Он должен дышать. Он должен жить.

Снаружи завыли сирены.

– Это скорая, – выдохнул Трейс, падая на колени.

И тут я заметила, как кровь растекается по полу, пропитывает мои джинсы на коленях. Хотелось вернуть её обратно, в него. Это была его кровь. Не моя.

– Не смей, – прохрипела я, наваливаясь всем телом на его грудь. – Не смей уходить. Ты обещал.