Текст книги "Тайное пристанище (ЛП)"

Автор книги: Коулс Кэтрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

– О, малышка, – прошептала Фэл, поглаживая ее по спине. – Все хорошо. Я в порядке. Даже больше чем в порядке – потому что рядом все, кого я люблю.

– Н-никто не должен тебя пугать, э-это нехорошо, – пролепетала Грейси сквозь слезы.

Фэллон покачала ее на руках, пока Клем пододвинулась ближе и устроилась между нами.

– Знаю, Грейси. Но теперь я не боюсь.

– Х-хорошо, – всхлипнула та.

Я поднял взгляд на Хейден. Она стояла, как вкопанная. Лицо побелело, руки дрожали.

– Я подумала, что вы нас возвращаете, – прошептала она.

– Что? – выдохнул я.

– Что вы нас возвращаете. – В глазах блестели слезы. – Я подумала, что это последний ужин. Что вы скажете, будто мы вам в тягость.

Я вскочил и в два шага оказался рядом, заключив ее в объятия.

– Ты никогда не будешь для меня слишком. Ты – моя сестра.

– Я была такой стервой по отношению к тебе, – разрыдалась она.

– Нет. Ты просто боялась.

Все тело Хейден содрогалось от рыданий.

– Я поверила ей. Рене. Когда она сказала, что ты нас не хочешь. Я ей поверила.

Я обнял сильнее.

– Всё хорошо. Ты не знала.

– Должна была знать! – выкрикнула она, захлебываясь слезами. – Должна была!

– Теперь знаешь, – сказал я, удерживая ее, гладя по спине. – И мы начинаем заново. С самого начала. Навсегда.

– Навсегда?

– Да. – Я провел рукой по ее спине. – Мой адвокат уже готовит документы. Как только дадут добро, я подам на усыновление. Но только если ты согласна.

Хейден подняла глаза, не отпуская мою рубашку.

– Я... согласна.

– Точно?

Она кивнула, всхлипывая.

– Мне здесь нравится. С тобой я чувствую, будто наконец могу где-то принадлежать.

Черт побери.

– Хейден, – выдавил я. – Ты уже принадлежишь. Мне. Теперь и всегда.

33 КАй

Я вытер голову полотенцем, пытаясь хоть немного выжать воду из волос. Болело всё тело. Но боль сидела глубже – будто проросла в самую душу.

После того, как Фэллон едва не погибла, Хейден сорвалась, а Клем с Грейси наплакались вволю, я чувствовал себя так, будто меня снова и снова швыряли о скалы. Но семейка Колсонов, как всегда, сплотилась и вытащила нас всех.

Мы поели, посмеялись. Они рассказывали девочкам забавные истории из детства, заставляя моих сестер чувствовать себя частью нашей семьи, потому что теперь они и были ею.

Повесив полотенце, я быстро почистил зубы и вышел в спальню. Застыл на месте, увидев, как Фэллон возвращается в комнату. На ней была очередная нелепая пижама, которая каким-то образом умудрялась выглядеть чертовски сексуально.

– Это пижама с динозаврами? – спросил я, уголки губ дрогнули.

Щеки у нее порозовели.

– Ты же знаешь, я обожаю Парк юрского периода.

– Потому что у тебя отменный вкус. Лучший фильм всех времен.

– А я думала, лучший – Крепкий орешек? – парировала она.

– Крепкий орешек – лучший рождественский фильм. А Парк юрского периода – лучший вообще.

Ее губы дрогнули в сдержанной улыбке.

– Буду знать.

Мы стояли в тишине спальни, не зная, кто сделает первый шаг. Но когда Фэллон начала теребить край пижамы, выдавая нервы, я не удержался – просто раскрыл руки.

Она не колебалась ни секунды – подошла и прижалась ко мне. Иногда я клялся, что наши тела будто созданы друг для друга. Она такая маленькая рядом со мной, но мы словно две половинки одного целого, подходящие только друг другу.

– Что ты делала там? – спросил я, не отпуская ее.

– Хотела еще раз заглянуть к девочкам. Убедиться, что они спят.

Невидимый кулак в груди сжал сердце сильнее.

– Им чертовски повезло, что у них есть ты.

– День был тяжёлый… но кажется, что-то сдвинулось.

Я переплел пальцы в ее шелковистых светлых волосах.

– Иногда нужно пережить плохое, чтобы по-настоящему почувствовать хорошее.

– Может, ты и прав. Но я бы не отказалась пожить просто в хорошем хоть немного.

Я коснулся губами макушки.

– Я бы тоже. Как ты себя чувствуешь?

– Уставшая, но в порядке, – ответила она тихо.

Я направил ее к кровати и откинул одеяло.

– Давай, ложись.

На губах Фэллон мелькнула улыбка.

– А сказку на ночь расскажешь? Ты ведь здорово умеешь менять голоса.

Я рассмеялся, обходя кровать, чтобы лечь рядом.

– Нет. Но включу Сверхъестественное на телефоне, пока ты не уснешь.

Она улыбнулась во весь рот и устроилась, прижимаясь ко мне.

– Ты всегда знаешь, что мне нужно.

Я поцеловал ее в макушку. Хотел бы только быть тем, кого она действительно заслуживает.

Фэллон была повсюду. Вокруг, внутри меня – ее запах, тепло, вздохи. Я двигался в такт с ней, когда ладонь скользнула между ее бедер, нащупав ту точку, от которой вспыхивал огонь. Пальцы обжигало, всё в ней было почти невыносимо.

Тихий стон коснулся слуха – что-то между сном и пробуждением. Тело само подалось вперед, и стон стал глубже, настойчивее. Её спина прижалась к моему животу, и член болезненно дернулся.

Глаза распахнулись.

Комната была всё еще окутана темнотой, лишь первые розоватые лучи пробивались сквозь окна. Я ничего не видел – но чувствовал всё.

Моя рука была под пижамными штанами Фэллон, скользила по влажному жару.

– Черт, – сорвалось с губ.

Фэллон застыла, мгновенно проснувшись.

Я попытался убрать руку, хотя это было последнее, чего я хотел.

– Прости. Я...

Ее пальцы сомкнулись на моем запястье.

– Пожалуйста. Не останавливайся. Не отнимай у меня то, что нужно.

Господи.

Мой член пульсировал, требуя одного – того, чего никогда не получит. Но отказать Фэллон я не мог ни в чем.

Моя рука вновь двинулась – пальцы раздвинули ее, скользя в том самом тепле, и я наслаждался каждым мгновением.

– Воробышек... – с хрипом выдохнул я.

– Пожалуйста, – прошептала она.

Мое самообладание рассыпалось в пыль. Я вошел в нее двумя пальцами и едва не выругался снова. Она сжала меня так крепко, так жадно, так идеально.

– Хочешь кончить?

– Да, – выдохнула Фэллон.

Я двигался в ней, бедра сами тянулись вперед, мой член оказался между ее ягодиц. Фэллон застонала и прижалась сильнее, давая мне то трение, от которого я терял разум.

– Рай, – прошептал я ей в ухо. – Сжимаешь мои пальцы, будто никогда не отпустишь.

– И не отпущу, – выдохнула она между прерывистых вдохов.

И, Господи, это звучало как обещание, за которое я готов был цепляться, хоть и знал – не имею права.

Мои пальцы входили и выходили, её тело изгибалось, подчиняясь собственным желаниям. Она двигалась свободно, без тени стеснения, просто беря то, что ей нужно.

Она встречала меня каждым толчком, и я не удержался – вторая рука скользнула под её топ. Я обхватил ладонью грудь, сдавил, прижимаясь к её спине еще плотнее.

– Ты чертовски совершенна. Кожа – как шелк. А соски... – я застонал. – Я с ума схожу, как хочу их вкусить.

Я накрутил между пальцев нежный пик, играя и дразня.

– Кайлер... – мое имя сорвалось с её губ, как молитва. И это запалило меня дотла.

Пальцы двигались глубже, шире, скользя по внутренним стенкам.

– Скажи, чего хочешь. Что тебе нравится. Покажи мне.

Фэллон сжала моё запястье, направляя мои движения. Она вела меня – медленнее, шире, глубже, пока губы её не приоткрылись в беззвучном стоне.

Вот в чем было наше с Фэллон. Мы знали те части друг друга, что прятали от света. Между нами не было ни стыда, ни запретов – только понимание и доверие.

Постепенно её пальцы ослабли, и я понял, что научился – как всегда, у неё.

Я подстроился под её ритм, дыхание сбивалось, член ныл от напряжения. Вторая рука соскользнула с груди к её бедрам, нашла тот самый пульсирующий центр. Фэллон издала тихий, почти болезненный звук, когда я коснулся её клитора.

– Не останавливайся. Кайлер. Не смей останавливаться.

Мое имя прозвучало как приказ, и я подчинился. Круги, касания, давление – я дразнил её, пока другая рука работала глубоко внутри. Тело Фэллон задрожало, словно она пыталась удержаться, но я шепнул:

– Отпусти. Хочу почувствовать тебя всю. Каждую гребаную секунду.

Огонь вспыхнул под кожей, когда она издала звук, который невозможно было назвать человеческим. Её мышцы сжались вокруг моих пальцев, руки вцепились в простыни. Тело выгнулось, голова откинулась, спина прижалась ко мне.

Мое тело не выдержало. Её оргазм поджег фитиль моего, и я взорвался вместе с ней – без проникновения, без слов, просто в унисон.

Это было лучше любого чертового ощущения в жизни.

Фэллон содрогалась, вытягивая из меня каждую каплю, не давая спрятать ни одной эмоции. Как всегда.

Но когда я открыл глаза, пальцы всё еще были в ней и меня охватил ужас. Леденящий, обжигающий, парализующий.

Нет. Нет, нет.

Слишком хорошо. Слишком правильно. Слишком чисто.

Не для меня.

Я вытащил пальцы, страх обжег изнутри. Я не позволю себе разрушить её. Не запятнаю. Не передам ей свою тьму.

– Прости, – выдохнул я. – Я не могу.

Сбросил с себя одеяло и, как трус, убежал.

34 Фэллон

Прости. Я не могу.

Эти слова кружили в голове, как острые лезвия. Каждый оборот резал изнутри, оставляя после себя раны, которые не заживают.

Прости. Я не могу.

Боль раздирала меня, хотя тело все еще гудело. Этот контраст – между восторгом и пустотой – тянул на самое дно, туда, откуда уже не всплывают.

Дверь в ванную тихо щелкнула. Кай не хлопнул – он был совершенно спокоен, когда закрыл дверь. Когда закрыл нас.

В груди поднялось другое чувство – ярость.

Он не имел права. Не имел права притянуть меня, дать надежду, а потом снова оттолкнуть. Не имел права ставить точку, бросив в мою жизнь эти три слова, словно гранату.

Я сбросила одеяло и рывком встала. Тело все еще дрожало – внутри меня жил тихий гул, вибрация, сосредоточенная в груди, на кончиках пальцев, между бедер.

Я проглотила этот жар и распахнула дверь ванной.

Кай поднял голову. Он стоял у раковины, яростно тер руки. На столешнице – бутылка ополаскивателя. Все ясно. Он стирал следы. Стирал нас.

Двое играют в эту игру.

Я схватила бутылку, отвинтила крышку и сделала большой глоток. Огонь в горле показался даже приятным, хоть какая-то замена той боли, что жгла меня изнутри.

Сплюнув, я громко поставила бутылку на место.

– Знаешь что? Не помогло. Я все еще чувствую твой вкус. Чувствую твои руки. Твои пальцы во мне.

– Воробышек... – выдавил он.

– Потому что ты живешь во мне. – Слова вырвались, как выстрелы. – Сколько бы я ни пыталась тебя вырвать или выжечь – ты остаешься. Ты часть меня.

В глазах Кая вспыхнула паника, янтарь стал ярким, почти золотым.

– Черт. Я не могу... Я разрушу тебя, Воробышек. Я не могу тебя испортить. Ты – единственное хорошее, что у меня есть.

Боль накрыла новой волной – не телесной, а душевной, оглушающей. Я смотрела на него – и сердце рвалось.

– Кайлер, – прошептала я, делая шаг ближе, несмотря на то, что он пытался отступить. – Ты делаешь меня лучшей версией себя. Сильной. Смелой. Такой, какая я есть. Ни одна часть тебя не способна меня разрушить.

Он яростно тряхнул головой, руки сжались, ногти впились в кожу.

– Она во мне. Эта тьма. Они вбивали ее в меня – каждым ударом, каждым унижением. Я не позволю, чтобы она легла на тебя.

Я схватила его руку, удерживая, не давая себя ранить.

– Ты не тьма. И если ты делишься со мной своей болью, это для меня только одно – честь. – Я прижала его ладонь к груди, туда, где всегда чувствовала его. – Я ненавижу, что тебе больно. Но когда ты позволяешь мне это видеть, держать вместе с тобой – это дар. Потому что так я по-настоящему знаю тебя. Вижу, что ты пережил, и как вырвался из той пропасти, в которую тебя бросили.

Глаза Кая наполнились слезами.

– Не могу, Воробышек. Не могу причинить тебе боль.

– Единственная боль – когда ты уходишь, – прошептала я. – Тогда будто выдираешь из меня душу.

Слезы скатились по его щекам, исчезая в щетине.

– Ты – единственное место, где я могу дышать. Ты мой воздух.

Я подняла руку и стерла его слезы.

– А ты – всё мое. С того дня, как ты нашел меня в лесу, кричащую от страха. Ты дал мне безопасное место, когда я думала, что его больше нет.

– А ты дала мне дом. Во всех смыслах – дом. – Его рука легла поверх моей. – Знаешь, почему я зову тебя Воробышек?

– Потому что ты сказал, что нашел меня по песне. – Хотя то был вовсе не песня, а крик – мой отчаянный крик.

Кай покачал головой.

– Не только поэтому. Воробьи – символ надежды. Ты всегда была надеждой для меня. Мое пристанище. Место, куда я возвращался снова и снова, даже если мог держать тебя только в самых потайных уголках души.

Каждое его слово ложилось на кожу, будто выжженное, оставляя след – не рану, а память.

– Кайлер...

– Я не хочу бежать. Не хочу бежать от того, что между нами. Но чертовски боюсь все испортить. Разбить так, что не собрать. Воробышек, вчера тебя преследовал человек. Стрелял. Из-за того, что ты связана со мной. Ты должна была сбежать. Подальше.

– Но я не сбежала. – Я провела пальцем по его щеке. – Я здесь. И не уйду. Что бы ни случилось, мы справимся. Вместе. Есть тьма – мы похороним ее. Так глубоко, что свет туда больше не доберется. Потому что нет ничего, чего мы не сможем сделать, если держимся за одно и то же.

Кай опустил лоб к моему, выдохнув все, что было внутри.

– Воробышек... Всегда была только ты. С самого первого дня.

Я чуть отстранилась, вглядываясь в его лицо.

– Я пытался, – прошептал он. – Каждый раз, когда подпускал к себе другую женщину, мне становилось физически плохо.

Я невольно усмехнулась.

– Я блеванула на кеды Бобби Купера, когда пыталась потерять девственность. Видимо, мое тело тоже не принимает никого, кроме тебя.

Тело Кая напряглось, как натянутая струна.

– Фэллон… ты…

– Девственница? – внутри поднялась неловкость, но быстро улеглась. Это же Кай. С ним можно было говорить обо всем. – Если не считать вибратор… то да.

Из его груди вырвался глухой рык, и он рывком притянул меня к себе.

– Я не спал ни с кем с пятнадцати лет. Похоже, когда встретил тебя, ты забрала не только мое сердце, но и всё остальное.

У меня отвисла челюсть.

– Не может быть. Ты же все время где-то шатался с Джерико и другими. Вокруг полно девушек.

– Вокруг – да. – Он обхватил мое лицо ладонями. – Не буду врать, я пытался. Думал, так будет лучше, если мы оба пойдем дальше. Но, Воробышек, я не смог. Есть причина, почему Джерико зовет меня Священником. Любые руки, кроме твоих, вызывали отвращение. В итоге я просто сдался. Дал тебе поверить, что у меня кто-то был.

– Кайлер Блэквуд, я тебя прибью.

Он рассмеялся – низко, глухо, так, что внутри все затрепетало.

– Воробышек, ты дважды заставила меня кончить в штаны с тех пор, как мы живем вместе. Так что считай, квиты. И это после четырнадцати лет, когда я ходил вечно возбужденный из-за тебя.

Я хотела рассмеяться, но внутри зародилось новое беспокойство.

– Что такое? – спросил Кай, глядя мне в глаза.

– А если... мы несовместимы? – я прикусила губу.

Кай мягко высвободил её из зубов.

– Есть много вещей, которых я боюсь. Но этого – точно нет.

– Правда?

– Правда. – Он скользнул губами по моим, едва касаясь. – Хочешь проверить?

Что-то теплое и пьянящее зашевелилось внутри, разжигая огонь, начавшийся еще утром.

– Да, – прошептала я.

Он выругался, и я нахмурилась.

– Разве «да» – плохой ответ?

Его губы снова коснулись моих, щетина обожгла кожу, посылая по телу дрожь. Кай провел шершавым пальцем по линии моей челюсти.

– Просто... у меня нет презерватива. Вот почему я выругался.

– Я принимаю таблетки, – улыбнулась я.

Кай замер и посмотрел на меня серьезно, глаза цвета янтаря стали мягкими.

– Я проходил медосмотр пару месяцев назад. Ты уверена? Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности. Во всех смыслах.

Сердце дрогнуло. Я потянулась к краю его футболки.

– Я уверена. Я хочу тебя. Хочу наконец получить ту часть тебя, которую ты все это время удерживал. – Я сняла с него футболку и уронила ее на плитку.

– Воробышек... – хрипло выдохнул он, скользя руками к пуговицам моей пижамы. – У тебя уже есть всё мое.

– Нет, – прошептала я, проводя пальцами по его плечу, по узорам татуировок. – Но сейчас будет.

Кай потянул меня ближе, держа за ткань.

– У тебя было всё всегда. Даже если я никому не говорил. Всегда. Всё. – И его голос дрогнул, будто каждая буква была признанием, вырванным прямо из сердца.

Глаза защипало, когда он стянул с меня пижамную майку – она упала на пол, словно перо, подхваченное ветром. От смены температуры и от его взгляда, прожигающего кожу, соски мгновенно затвердели.

Шершавой ладонью Кай накрыл мою грудь, большим пальцем провел по соску, очерчивая круги.

– Я столько раз представлял, как ты выглядишь. Рисовал тебя в голове снова и снова. Даже пару раз перенес на бумагу.

Где-то внутри поднялась теплая волна – удивление, перемешанное с восторгом.

– Ты рисовал меня?

Кай не отвел взгляда, пальцы все так же двигались, сводя меня с ума.

– Воробышек, на чердаке шесть коробок блокнотов, и в каждом – только ты.

Жар снова вернулся, но теперь он был другим – прекрасным.

– Кайлер…

– Люблю, когда ты произносишь мое имя, – пробормотал он и опустил руки к поясу моих штанов. Медленно, нарочно медленно стянул их вниз – вместе со всем остальным. – Всё еще чертовски блестишь, – выдохнул он хрипло. – Запоминаю каждую линию. Каждый изгиб.

– Кайлер, – снова сорвалось с моих губ.

Он поднялся, подошел к душу и включил воду, проверяя температуру. Затем пальцы зацепились за резинку спортивных штанов, и я застыла, глядя, как он их стягивает. Его член выпрямился, напряженный, как струна.

– Но мы же только что… то есть… ты же уже…

– Воробышек. – Его голос стал низким, с хрипотцой. – Я не занимался сексом очень, очень долго. Так что энергии во мне… предостаточно.

Из меня вырвался смешок, когда он притянул меня в душ и под струи воды. Его губы встретили мои без малейшего колебания. Это был не тот поцелуй, что случался по утрам, когда я чувствовала, как его решимость тает в полусне. Нет – сейчас всё было по-другому. Он отдавал себя мне осознанно, без тени сомнения.

Я отстранилась, проводя ладонями по его широкой груди, наслаждаясь рельефом мышц под пальцами и рассматривая татуировки, которые он обычно скрывал. Его кожа была как головоломка – рисунок переходил в рисунок, переплетаясь, сливаясь, образуя единое целое. И чем дальше я смотрела, тем больше находила знакомых символов, спрятанных в этом хаосе.

И тут я поняла, почему он никогда не ходил без рубашки. Ни в спортзале, ни даже на днях у бассейна у Коупа. Он всегда отшучивался, мол, солнце портит краску, но теперь я знала правду.

Дело было не только в воробье за ухом или в клубнике на предплечье. На груди у него распускались цветы дерена. Моё ожерелье – стрела – обвивалось вокруг реалистичного сердца, бьющегося прямо под этим местом. А чуть ниже я увидела пачку клубничных Sour Patch Kids и мармелада мишек.

На его коже было всё. Маленькая аптечка – точь-в-точь такая, какую я каждый день носила с собой в школу, чтобы обрабатывать его ссадины. А на ребрах – крошечные пластыри, будто разбросанные случайно. На правой стороне груди – губы, сложенные в форму лука. И множество других скрытых деталей, на поиски которых, я понимала, уйдут недели – если не месяцы.

А потом я застыла. На его боку была татуировка – мой портрет. Голова запрокинута, глаза закрыты, будто я подставляю лицо солнцу.

– Кайлер, – выдохнула я, пересохшими губами.

– Мне нужно было чувствовать тебя рядом. Даже когда ты была не моя. Когда я не мог к тебе прикоснуться, не мог держать тебя. Но всё равно – должен был чувствовать. – Он взял мою руку и опустил ее к своему бедру.

Наши пальцы вместе провели по чернильной полосе, опоясывающей его мускулы. Я сразу узнала почерк. Свой почерк. Моё имя – снова и снова, по кругу, вокруг его бедра.

– Ты всегда владела мной, Воробышек. Я просто хотел помнить это. Хотел, чтобы твое имя было на мне навсегда.

Я провела пальцами по его коже, по буквам, которые сама когда-то писала, по своему имени.

– Когда? – прошептала я.

– В день, когда мне исполнилось восемнадцать.

Я подняла взгляд.

– Кайлер...

– Я люблю тебя. Всегда любил.

Боль и счастье сошлись в одно пламя.

– Я тоже тебя люблю. Всегда только ты.

Мои пальцы обхватили его член, скользя вверх и вниз. Кай закрыл глаза, откинул голову.

– Ты сведешь меня с ума.

Я поцеловала ямку у его горла.

– А ты – меня.

Я сжала сильнее, и он застонал:

– Воробышек, если продолжишь, всё закончится раньше, чем начнется.

Я улыбнулась, прижимаясь к его шее:

– Привыкаю к тому, что обладаю такой силой.

Рука Кая легла мне на талию, заставляя отпустить его. Он приподнял меня и, двигаясь назад, уселся на каменную скамью у задней стенки душевой кабины. Посадил меня на себя, чтобы я оседлала его. Его пальцы нашли мою щель, а взгляд – мое лицо.

– Самое прекрасное создание на свете. Гибкое, мягкое, совершенное.

Он поднял руку и сжал мою грудь, большим пальцем проводя по напряженному соску.

– Буду изучать все способы, как ты реагируешь на мои прикосновения. Запоминать, как ты изгибаешься и замираешь.

– Кайлер... – прошептала я, когда его пальцы обвели мой вход.

– Никто никогда не произносил мое имя с любовью, пока ты не превратила его в музыку, которая принадлежит только тебе.

Глаза защипало, дыхание сбилось.

– Пожалуйста.

– Ты готова, Воробышек? Узнать, что мы создаем вместе?

– Я ждала этого больше половины жизни, – ответила я, и, произнеся это, вдруг поняла, что это не только радость, но и горечь – ведь мы могли потерять это навсегда. Но я не позволила себе думать о потерянном. Я хотела жить этим мгновением – каждым его даром, потому что мы слишком долго были без них.

Я оперлась одной рукой на его плечо, а другую подняла к его губам, проведя пальцами по нижней, чтобы запомнить ощущение, когда мы наконец закрепим то, что всегда было между нами.

– Ты ведешь, – прохрипел Кай. – Сама говоришь, чего хочешь, что нужно. Если станет слишком – остановим. У нас впереди вся жизнь.

Слезы застлали глаза, когда он направил себя к моему входу. Кончик уперся туда, но Кай не спешил – дал мне решать.

– Не торопись. Мы никуда не спешим.

Это было почти невозможно – при всей жажде, что копилась годами. Но я не хотела пропустить ни секунды. Провела кончиками пальцев по его губам, когда медленно опустилась на него. Почувствовала всё – натяжение, легкую боль, наполненность. И то самое ощущение, что бывало всегда, когда он рядом, – будто я чувствую весь мир.

Его янтарные глаза не отрывались от моих, пока он полностью не вошел в меня.

– Никогда в жизни я не чувствовал большего, чем сейчас. Когда знаю, что мы связаны всеми возможными способами. Воробышек...

Я накрыла его губы своими и начала двигаться. Боль и напряжение растворились в жаре, кровь вспыхнула, тело загорелось от огня, что он разжег во мне.

Я брала и брала, пока не пришлось оторваться от его губ, чтобы вдохнуть. Спина выгнулась, и я опустилась глубже, впуская его целиком.

– Вот она, моя девочка. Находит именно то, что ей нужно… и возвращает это мне, – выдохнул он и наклонился, захватывая губами сосок. Новая, ослепительная волна ощущений вспыхнула внутри меня.

Искры пробежали по каждой нервной клетке, когда я ускорила движения. Кай подстроился под меня, и мы нашли общий ритм – отдавая и принимая, создавая между собой идеальное равновесие. Всё во мне натягивалось, скручивалось в плотный узел.

– Как ты двигаешься... – выдохнул Кай, хрипло, прерывисто. – Будто мы созданы танцевать именно так.

– Потому что… мы… и есть, – выдавила я, задыхаясь от накатывающего жара. Ощущения становились слишком сильными, почти болезненными.

– Воробышек, – простонал он, – найди это со мной. Отпусти.

Его большой палец провел по моему клитору – раз, другой… и на третьем касании всё во мне разлетелось на осколки. Я, он, мы – все части нас сплелись и рассыпались, как свет, разбивающийся на тысячи бликов.

Кай выгнулся, вжимаясь в меня глубже, и я почувствовала, как он кончает. Мы растворились друг в друге, теряя всё, кроме этого момента. Но то, что нашли, было новым.

Это были мы.

Как объектив камеры, наконец сфокусировавшийся на единственном, что имеет значение. Как калейдоскоп, щелкнувший в идеальном узоре. Мир изменился в одно мгновение и осталась только красота.

35 Кай

– Смотрите на меня! – закричала Грейси, бросаясь на Джерико, который был полностью экипирован в защитные бойцовские накладки. Губы у Джерико дрогнули, когда она нанесла ему серию – джеб, апперкот, боковой удар.

– У этой маленькой воительницы характер что надо, – заметил Матео, снимая перчатки и тяжело дыша после тренировки.

Клем сузила глаза:

– Мы обе такие. Не забудь это.

Я с трудом удержался, чтобы не рассмеяться.

Хейден наклонилась к Фэллон:

– И все-таки, почему мои сестры терпеть не могут этого парня?

– Потому что он строил глазки Фэл, – с готовностью выдала Грейси. – Он на ее сиськи смотрел.

Эван издал сдавленный смешок, скрестив руки на груди:

– Эти двое тебя точно прикончат.

– Да понял я, понял, – буркнул Матео. – Фэллон занята. – И, закрыв глаза ладонью, добавил: – Всё, отныне я монах в её присутствии.

– Монах, ага, – усмехнулся Джерико. – Скорее уж евнухом станешь, чтоб это стало правдой.

Грейси нахмурилась:

– А кто такой ев... евнух?

Фэллон одарила Джерико выразительным взглядом:

– Спасибо тебе большое. – Потом повернулась к Грейси: – Неважно, малышка Джи. Не ломай голову.

– Не переживай, – вмешалась Клем. – Я в библиотеке посмотрю.

Я прикрыл лицо руками.

– Жди звонка от директора.

Хейден засмеялась:

– Удачи объяснить, как это вообще произошло.

Эван провел рукой по лицу:

– Я бы заплатил хорошие деньги, чтобы послушать этот разговор.

– Я бы показал тебе средний палец, но пытаюсь быть приличным старшим братом, – огрызнулся я.

Эван лишь ухмыльнулся:

– Может, закажем пиццу? Заодно обсудим программу для подростков.

Прошло две недели с того дня, как на Фэллон напал байкер, и с того, как мы наконец стали нами по-настоящему. За это время Эван практически с нуля собрал потрясающий план для нового молодежного проекта и почти без моей помощи, потому что я был сосредоточен на Фэл и своих сестрах. Джерико и Матео подставили плечо, и, хоть оба и ворчали, я знал – им это в кайф.

– Сегодня не смогу. Прости. Я пообещал этим прекрасным леди семейный ужин в The Pop. – Это стало у нас традицией – туда мы пошли в тот вечер, когда впервые почувствовали себя настоящей семьей. Теперь старались повторять хотя бы раз в неделю.

– Бросаешь нас ради красивых девушек, – вздохнул Матео. – Как неожиданно.

Я пожал плечами:

– Твоя рожа или моя семья – сложный выбор, да.

Грейси захихикала и кинулась ко мне:

– Хочу двойной шоколадный коктейль с Орео!

Я поймал её на лету, поднял на руки:

– Вот это я понимаю вкус! – И посмотрел на Эвана. – Есть что-то срочное, что не может подождать до встречи? Я могу позвонить после ужина. Знаю, я последнее время не лучший член команды.

Эван ухмыльнулся:

– Не переживай. Просто я тут потихоньку трачу тысячи долларов на новое оборудование, пока ты не смотришь.

Фэл обняла Хейден:

– Полностью поддерживаю.

Джерико бросил мне улыбку, чуть натянутую, но всё же улыбку:

– Мы справимся.

Матео подошёл к сумке у края ринга:

– Я просто считаю, что лицом проекта должен быть я. Женщины обожают мужчин, которые делают добро.

– То есть ты не ради благих целей? – с улыбкой спросила Фэллон.

Матео расплылся в своей фирменной обаятельной ухмылке:

– А почему бы не совместить? И девушку найти, и детей спасти.

– Господи, – пробормотал я, когда он расстегнул сумку.

Раздался хлопок и в лицо Матео полетел шлейф малинового блестящего облака. Блестки осели на его коже, волосах, одежде.

Он выдал тираду по-испански, потом повернулся, выглядя так, будто ему сделали розовый пилинг.

– Фэллон, – рыкнул он.

Она лучилась от удовольствия:

– Просто показалось, что урок ты еще не усвоил.

– Воробышек, – простонал я, – этот блестящий ужас теперь повсюду. Мы месяцами будем выгребать розовую пыль из матов.

Фэллон только пожала плечами:

– Заслужили.

– Он выглядел как розовая фея, – радостно сообщила Грейси, когда мы поднимались по ступенькам к The Pop.

Клем расплылась в широкой улыбке, и на ее щеках вспыхнули веснушки.

– Скорее, будто единорог пукнул ему прямо в лицо.

– А как ты думаешь, – с любопытством спросила Грейси, – единорожьи пуки приятно пахнут?

Фэллон едва сдерживала смех, открывая дверь и придерживая ее.

– Думаю, они пахнут сладкой ватой.

Я только покачал головой:

– Вот ведь... о чем мы вообще разговариваем?

Хейден рассмеялась, входя в ресторан:

– Сам виноват. Захотел, чтобы мы жили с тобой – теперь все разговоры про пукающих единорогов на твоей совести.

Я обнял Фэллон за плечи.

– Горжусь этим.

Нас встретила знакомая официантка лет пятидесяти.

– А вот и наши новоиспеченные голубки!

– Мисс Джина, как же я рад вас видеть, – сказал я.

Она отмахнулась:

– Льстец. Просто обожаешь мои двойные шоколадные коктейли с Орео.

Фэллон засмеялась:

– Говорят, путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

– Тогда у меня уже должно быть двадцать предложений руки и сердца и хотя бы один «Ламборгини», – с улыбкой ответила Джина. – Девчонки, рада вас видеть! Поднимайтесь в тот большой уголок – я сейчас принесу меню и раскраски.

Грейси и Клем радостно закричали и помчались к лучшему столику.

– Спасибо, мисс Джина, – сказала Хейден. – Вам помочь что-нибудь донести?

– Всё в порядке, дорогая, просто неси свою попку к столику, – подмигнула та и повернулась к нам. – Хорошо выглядят. И такие вежливые.

– Это всё заслуга Хейден, – с гордостью сказал я.

Джина похлопала меня по плечу:

– Им повезло с тобой.

– Это мне повезло.

Фэллон прижалась ко мне ближе:

– Нам всем.

Мы устроились за столом, сделали заказ и с удовольствием налегли на бургеры, картошку и коктейли. Клем и Грейси наперебой рассказывали о новой качели в школьном дворе, а Хейден делилась, как Коул учит её новому хоккейному броску, когда приезжает в Спэрроу-Фоллс.

Когда мы уже доедали, и я клал деньги на счет, Фэллон внезапно напряглась. Я посмотрел на неё, пытаясь понять, в чем дело. Проследил за её взглядом и увидел знакомого мужчину за столиком неподалеку.

Ноа.

Я никогда его не любил. Всегда замечал, как он смотрит на Фэл. И знал – с ним что-то не так.

– Всё в порядке? – тихо спросил я.

Фэллон быстро подняла глаза.

– Да. Всё хорошо.

– Хочешь подойти поздороваться?

Она резко покачала головой.

– Не стоит.

Я сузил взгляд.

– Он что-то сделал, Воробышек?

Она прикусила нижнюю губу.

Черт.

– Он тронул тебя? – рыкнул я.

– Нет, нет. Просто… высказал своё мнение о нашем браке.

Пальцы сжали столовое серебро так, что зазвенело.

Фэллон положила ладонь мне на бедро:

– Всё в порядке. Роуз и Мила помогли поставить его на место. Просто не ожидала, что в нем столько осуждения.

Мне хотелось что-нибудь сломать. Желательно – его лицо.

Фэллон прижалась ко мне, обхватив мою руку.

– Всё хорошо, Кайлер.

– Ты же знаешь, что со мной делает, когда ты так меня называешь.

Её губы дрогнули в улыбке: