Текст книги "Фэнтези 2018. Вор и убийца. В двух томах (СИ)"

Автор книги: Корвин Флейм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 50 страниц)

Глава 5. Загорье

К вечеру значительно похолодало. Там за горами, в северной части старой Арнии, еще господствовала осень; в Загорье же ощущалось скорое приближение зимы. Небо затянуло тяжелыми свинцовыми тучами.

Холодный воздух пронял сразу, как перевалили через Долгий хребет. Каменная гряда разделяла материк на две примерно равные половины. Южная часть горного массива состоит из высоких отвесных скал и совершенно непригодна для жилья. Севернее скалы опускаются до холмов. Эту часть гор и холмы с давних пор населяли многочисленные, враждующие меж собой племена. Более развитые южане долго пытались покорить горцев, но раз за разом терпели неудачу. Пока не появился порох.

– Снег скоро выпадет, – сказал Фосс. – В этих краях он может пролежать все три зимних месяца и не растает. Мне такое по душе, лучше, чем вечная слякоть и сырость по ту сторону гор.

– Я читал, что раньше в эльфийских лесах снега не видели.

– Теперь он там есть, – мрачно заметил мой компаньон по походу в Запустение. Фосс сплюнул. Близкая встреча с проклятыми лесами рождала совсем не радужные мысли и в нем.

Королевский тракт вел наш небольшой караван с Таможенного перевала вниз. Горы мы уже практически покинули. Нас окружал холмистый лес, и ни одного поселения в округе. Зато деревья по обе стороны от дороги срублены на пятьдесят шагов от обочины.

– Чтоб никакая тварь не смогла подобраться незамеченной, – пояснил Оливер.

Я непроизвольно посмотрел в сторону низких пеньков и покрепче сжал рукоять своего клинка. Хорошо хоть тракт полон людей, навстречу часто попадались и одинокие путешественники, и длинные вереницы купеческих повозок. Из Арнии в Загорье вела единственная дорога.

Фосс сказал, что этот край присоединил к своим владениям дед нынешнего короля, покончив с вольницей диких горцев.

Дикими их считали и сейчас. По меньшей мере, склонными к бунтам. Считали справедливо, так как мятежи или попытки оных предпринимались горцами с завидной регулярностью, поэтому Загорье являлось единственным графством, которое отделялось от остального королевства таможней. Горцам запрещалась посещать все остальные земли Его Величества Герарда V без "гостевого патента", что выдавался арнийскими чиновниками в столице Загорья.

В то же время самому распоследнему босяку дозволялось ходить средь бела дня вооруженным до зубов. Арнийское Сумеречье являло собой место опасное для людей, как и все другие земли на границе с Запустением. И, разумеется, оружный человек более склонен к бунту, чем бессловесный холоп.

Наша охрана осталась за таможней. Лишние глаза не нужны, тем более что Загорье отличалось от юга почти полным отсутствием разбоя. Хотя, признаться, управляться с лошадьми вдвоем очень неудобно.

Мы везли мушкеты. Прошлой ночью, еще до таможни, я незаметно для других выяснил содержимое ящиков. По моим подсчетам выходило, что в ящиках, груженных на лошадей, лежало пятнадцать десятков стволов этого новейшего оружия.

Мушкеты появились недавно, от аркебуз их отличал больший калибр и новый ружейный замок, увеличивающий скорость стрельбы. Никакая армия Большого Орнора еще не использовала мушкеты в заметных количествах. Цена каждого кусалась, и сто пятьдесят этих дорогих стволов в пересчет на серебро стоили целого состояния. Кому мы везли их, я не знал и, по правде говоря, это меня мало волновало.

– Ты не задумывался, почему по ту сторону гор Запустение не тревожит людей? – спросил я.

– Церковники говорят, что дыхание Тьмы, – тон Фосса сделался одновременно и насмешливым и пафосным, – останавливается их молитвами. А за горами обитают сплошь грешники-дикари да каторжане, и молитв всего святого братства на них не упасешься.

– Все это странно, – произнес я.

– Странно, – согласился бывший наемник, – но поразмышлять о том сможешь позже. Лошади опять сбиваются в кучу, а мы должны добраться до крыши над головой засветло. Застать ночь в пути опасно.

Растолкав уставших животных, мы продолжили путь.

Наши лошади приближались к небольшому городку с крепким высоким частоколом и дозорными башенками по всей окружности стен. За укреплением прятался Первый Приют.

У ворот с десятком стражников, вооруженных копьями и короткими аркебузами, толпились последние путники, спешившие укрыться от приближавшейсяя ночи за деревянными стенами.

– Успели, – облегченно вздохнул Фосс. Дорога за нашей спиной была пуста.

В ворота прошли без лишних проволочек и мзды, привычной по опыту общения с городской стражей из всех остальных виденных мной городов. Стражники в плоских железных шлемах и кожаных куртках с нашитыми металлическими бляшками бегло осмотрели наших лошадей. Но ящики не вскрывали. Старший десятка довольствовался бумагой, выписанной на таможне.

– Пропустить! – рявкнул он. – Да пошевеливайтесь, беременные мухи!

Во всем остальном десятник был настоящим стражником. Кому он адресовал мух, осталось загадкой, вполне может быть и нам, добропорядочным торговцам.

– Стань тут с лошадьми, – сказал мне Оливер. – Нас уже должны ждать. В "Белой вазе". Трактир средней паршивости, зато без проходимцев и карманников с улицы за столами. Я туда. Найду человека, которому поручено озаботиться нашим устройством на ночлег, и обратно.

Ворота выходили на небольшую квадратную площадь. В разные стороны расходились прямые мощенные булыжником улицы, на которых могли спокойно разминуться две телеги. Почти все дома бы двухэтажные и крыты добротной черепицей. У некоторых первый этаж сложен из оштукатуренного камня.

Обычный процветающий городок на пути оживленного торгового тракта, кабы не черты присущие именно Загорью. Все дома имели на окнах массивные ставни с запорами изнутри, их как раз сейчас активно затворяли. Многие подворья также были полностью обнесены крышей. Так, чтобы она переходила в забор. По сегодняшним разговорам с Фоссом выходило, что Первый Приют типичный городок Арнийского Сумеречья.

На улицах и площади полно фонарей. Фонарщики степенно переходили от одного светильника к другому, разжигая в каждом огонь. Местные жители определённо опасались темноты и не жаждали оставаться с ней наедине.

–... оно так, ночью здесь безопасно, – беседовали двое купцов-лекантийцев, которые прошли через ворота перед нашим караваном. Один из них втолковывал другому о Первом Приюте, – Запустение далековато, да стража ходит по улицам все ночь. Фонари к тому ж. Но береженного бог бережет, до рассвета без лишней надобности нос на улицу не суй.

Из ближайшего проулка протопали сапоги дюжины городских стражников. Те же копья и кожаные куртки, что и у охраны ворот. Стражники хмуро покосились на люд, мнущийся на площади и двинулись дальше, еще более мрачно пялясь то на тени в углах домов, то на вечернее небо. Городок напоминал крепость, готовящуюся к осаде.

Веселое местечко – это Сумеречье. А Запустение еще веселей?

Показался Фосс. Оливер шел в сопровождении грузного горца, в котором я узнал Акана – тюремщика, препроводившего меня в руки кардинала. От надзирателя в нем мало что осталось. Кожаная куртка, обитая по краям темным мехом, какую тут носит каждый второй; высокие сапоги, короткий меч и засапожный нож придавали ему облик настоящего горца.

– Я из здешних, – ответил он на невысказанный вопрос и представился. – Акан Рой.

– Дальше мы двинемся вместе, – произнес Оливер, – до самого конца.

Напоминание о цели похода отнюдь не согнало с глаз толстяка озорного блеска Сейчас Акан вызывал у меня симпатию, и дело даже не в том, что горец помог спастись от пуль: просто мне всегда нравились веселые толстяки. Я даже обрадовался, узнав, что он идет с нами.

Толстяк повел нас к "Белой вазе". Трактир с широким крытым двором располагался на пятой улице от южных ворот. Городок состоял как будто из одних постоялых дворов. На любой кошелек и вкус, роскошные трактиры соседствовали бок о бок с куда более скромными.

Судя по количеству гостиниц, горожане жили за счет приема путешественников и купцов на постой. Первый Приют являлся первым и единственным пристанищем на дороге от таможни вглубь графства.

Обеденный зал "Белой вазы" оказался самым заурядным, такой же, как в тысяче других подобных заведений. Меж столиков в табачном дыму бегали услужливые девицы в белых чепцах с приятными округлостями за передниками. У выхода подпирал стенку вышибала с перебитым носом. Хозяин таверны навис грудью над стойкой. Он аж лоснился от удовольствия, оглядывая полный, гудящий басом зал своего заведения.

Из кухни аппетитно тянуло, в животе заурчало. Я занял свободный столик и, похлебывая темный эль, любезно принесенный веселой молодухой, ждал своих компаньонов. Они устраивали лошадей и, зная мою неуклюжесть в обращении с этими упрямыми животными, сразу отправили меня сюда.

Посреди зала потасканного вида певичка бренчала на лютне что-то монотонное. Гостям представление нравилось, торговый народ одобрительно кивал словам незатейливой песенки о хитром купце и глупом бандите. А кроме купцов и их помощников в "Белой вазе" никого и не было.

Я блаженно вытянул под столом ноги – наконец-то не в седле – и принялся набивать трубку табаком.

– Да чтоб тебя!..

Вслед за злобным рыком раздался грохот падающего тела. Большого тела. Какой-то здоровяк споткнулся об мои вытянутые ноги. Сейчас случится драка. Первый день в Загорье получается очень похожим на мое прибытие на Костяной Краб. Бракемарт и поясной кинжал слегка вышли из ножен под столом. В драке, особенно уличной или кабацкой, ночная крыса могла удивить любого, а после и удавить. Я был лучшим среди ночных крыс.

Однако любой вор должен избегать стычки. Вору следует быть незаметным.

– Прошу прощения, – я встал из-за стола одновременно с тем, как поднялся упавший.

С нехорошим прищуром на меня пялился здоровенный детина с типично арнийскими соломенными волосами. Семифутовый амбал с широкими плечами и массивной нижней челюстью. Всю левую часть лица пересекал старый шрам. Поверх охотничьей куртки из грубой кожи на широком ремне висели два ножа, а из-за спины торчал короткий лук. Куртка была залита элем.

– Еще раз прошу прощения, – повторил я, – готов заплатить за пролитый эль...

Здоровяк схватил меня за руку, потянувшуюся к кошельку:

– Погоди, милейший.

Я выдернул руку из лапы арнийца. По-хорошему разойтись не удастся. К моему лицу приблизился небритый шрам и два зло сощуренных глаза.

– Одной монетки Джону Шраму маловато-то будет! На Крабе за такое дороже брали!

На Крабе? Значит, он из берегового братства. Или врет, чтоб напустить страху. Пираты слыли самыми отчаянными головорезами.

– Эй! Вы! Оба! – трактирщик, размахивая руками, спешил к нашему столику. За его спиной с дубинкой в руках шагал еще один вышибала, первый протискивался через кольцо обступивших нас постояльцев. Торговцы были не прочь поглазеть на драку. – Всех гостей мне распугаете!

– Они не из пугливых! – крикнул трактирщику арниец и снова повернулся ко мне, обдав перегаром и чесночным духом. Толпа одобрительно загудела. Представление может состояться!

Тяжело дышавший трактирщик и двое его молодцов оказались рядом с нами.

– Не беспокойтесь, уважаемый! – кровь отхлынула от моего лица, что означало сильную злость. Не понятно чем, но меня разъярила рожа со шрамом, внутри я кипел от бешенства. Только внешне холоден. Крыса не должна выставлять наружу эмоции. – Мы не причиним ущерба вашему приличному заведению.

Обнажив сталь, я нарочито медленно положил на стол оголенные кинжал и бракемарт, а затем поднял руки ладонями вверх до уровня груди. Со стороны данный жест казался призывом к примирению. Однако на Костяном Крабе это было приглашением к схватке. Я указывал, что буду драться кинжалом и бракемартом.

Толпа разочарованно вздохнула. Но вышибалы приблизились к моему столу вплотную. Их хозяин по-прежнему смотрел на зачинщиков волнения с видом недоверчивого хорька, лысиной чувствует, что ссора только разгорается.

– За стражей уже позвали, – сообщил он.

Я незаметно отодвинул от себя лавку, на которой сидел, она не должна мешать. Мой взгляд был прикован к арнийцу. Тот смотрел на стол с двумя клинками и бормотал проклятья. Он все понял. Он точно был на Крабе!

– Мы продолжим разговор на улице, – произнес Шрам и потянулся к своему оружию, чтобы положить его на доски около моих клинков.

– Вы продолжите здесь, и только разговор!

Черная перчатка опустилась на плечо арнийца и крепко сжала его.

Засопев, Шрам резко обернулся. За его спиной стояли Фосс и Акан.

– Мы приехали, – в тихом голосе Оливера слышался лязг стали. Бывший наемник отпустил плечо арнийца и с демонстративной небрежностью снял перчатки, бросив их на столешницу. Но его взгляд не отпускал Шрама.

– Это он, – Рой кивнул в мою сторону.

Арниец покосился на меня, громко выдохнул и рухнул на лавку за соседним свободным столом.

– Эля мне! – по-звериному прорычал он ближайшей подавальщице. – Мяса и бобов!

Акан устроился рядом с ним и принялся что-то негромко втолковывать. Толпа разочарованно загудела. Но представление окончилось, так и не начавшись. Гости "Белой вазы" возвратились к прежним занятиям: к еде, питью да разговорам. Умолкшая было певичка вновь заголосила, всеобщее внимание снова обратилось к похождениям ушлого купца.

– Разумеется, мы компенсируем все случившиеся неудобства и с вызванной стражей тоже уговоримся, – Фоссато поставил точку в препирательствах с хозяином постоялого двора. Несколько звонких монет перекочевало в его руки.

– Само собой, обычное дело, – теперь владелец "Белой вазы" согласился с доводами Оливера, – просто старые знакомцы давно не виделись и на радостях от встречи чуть повздорили.

Еще раз нарочито вздохнув от скудости "компенсации", трактирщик удалился.

– А ты, Николас, чего стоишь? – сказал Фосс, обернувшись в мою сторону. Я как раз спрятал клинки в ножны. По понятиям, принятым на Крабе, обнаженная в пылу перепалки сталь не должна возвращаться в ножны, не умывшись кровью, и косые взгляды с соседнего столика давали понять, что к этому спору мы еще вернемся. Рано или поздно, но я и не возражал. Джон Шрам не понравился мне с первого взгляда.

– Он из лучших следопытов, кто ходит в Запустение, – Фосс устроился рядом.

– Один такой?

– Нет, не один, есть еще несколько. И почти все из тех, кого можно было найти, пойдут с нами. До конца похода Джон и остальные будут оберегать твою шкуру пуще собственной.

Фосс многозначительно замолчал. До конца похода? А что потом? Потом мы сможем выяснять отношения сколько вздумается? Либо... Свидетели всегда лишние. Однако и я предпочел промолчать.

Ужин так и прошел. Почти в полной тишине, изредка прерываемой ничего не значащими фразами.

С рассветом мы и десятки других путешественников седлали лошадей. Утро выдалось холодным и ясным. Ничего не напоминало, что на многие лиги вокруг столь опасное Сумеречье, та же житейская суета, что и везде.

Покинув северные ворота Первого приюта, наш караван продолжил путь к столице графства. Рой поведал, что до него еще семь дневных переходов. Первый приют являлся коронным городком, потому что строился и содержался исключительно из королевской казны. Чтобы защитить путников и торговые караваны от ужасов ночной поры, корона заложила восемь перевалочных пунктов на дороге от гор до столицы Загорья.

Все остальные городки назывались также незатейливо: Второй Приют, Третий, Четвертый... С момента основания они быстро обросли тавернами и постоялыми дворами, налоги которых также шли в королевскую казну. Конечно, стекаясь сперва в Бранд и водвор генерал-губернатора Загорья. Теперь часть денег непременно осядет в мошне Конрада Дамана, а, следовательно, и в моем кошельке. По возвращении из Запустения... Если вернемся... Я навещу дом старого знакомого, вдруг там появятся какие-нибудь новые интересные бумаги, и заодно пополню запас своих монет.

Главный город Арнийского Сумеречья располагался у самой границы с Северной маркой – владениями Огсбургов, чья молодая и быстрорастущая империя являлась бельмом на глазу старых монархий Большого Орнора. Пять лет назад огсбурги отхватили у Леканта владения в Сумеречье и превратились в западных соседей Арнии. С тех пор аппетиты огсбургского императора Карла Первого вроде бы поутихли, благо, что Ревентоль держал в Загорье внушительные силы королевских войск и наемников. Но слухи ходили всякие.

Дорога постоянно петляла и шла по многочисленным холмам то вверх, то вниз. Лес вдоль тракта все также был тщательно вырублен. Сразу за первым Приютом начали попадаться фермы и деревни горцев. От них веяло прочностью и зажиточностью, но в то же время какой-то вечной тревогой или даже настороженностью. На окнах висели тяжелые закрывающиеся изнутри деревянные ставни, такие же, как у виденных ранее трактиров. Дворы, открытые небу, почти не попадались.

На третий день пути в полдень Запустение впервые напомнило о себе, уж для меня так точно. В трех десятках шагов от развилки дорог тлело пепелище. Рядом на вбитой в землю палке висела табличка с надписью на горском наречии.

– Во имя Бога Отца и Бога Сына! Здесь предана очищающему огню ведьма Цирта Лоудон из Верхнего Ручья, – перевел Акан. – Путник, произнеси молитву за Спасение ее души и ради надежды на Прощение!

Рой слез с коня и принялся читать молитву, мы последовали его примеру. Моя молитва звучала где-то в глубине сознания. Мысли становились все тягостнее: от осознания цели нашего путешествия, от мрачности и дикости окрестных мест, от их мракобесия. От образа отчаявшейся женщины, которую тянет на костер жестокая толпа. Я никогда не жаловался на излишнюю впечатлительность, но почему-то сейчас мне казалось, что ради Спасения души сожгли совсем невиновного человека.

Мои спутники закончили с молитвами. Осенив себя знамением, я вскочил в седло.

– Иногда это необходимо, – чрезвычайно серьезно произнес Акан. Веселый сотоварищ, травивший в дороге анекдоты и забавные истории куда-то исчез. – Тут с подобным не шутят.

Никто ему не ответил, даже обычно громкоголосый Шрам был погружен в себя.

Скоро наше путешествие стало сопровождаться каким-то едва слышным, но запредельно тоскливым воем. Периодически он переходил в захлебывающееся рыдание, и то были не волки или какие-нибудь иные звери.

– Ведьмина душа плачет, – сказал Акан.

– Голодная, – Шрам осклабился в мою сторону.

– Её ведь предали смерти под молитвы во Спасение и Прощение? – спросил я.

Вой действовал мне на нервы. Неужели это, и правда, душа сгоревшей женщины? До самого последнего времени хотелось верить, что россказни о Запустении изрядно преувеличены.

– А если не молились? Вдруг забыли? А, вор? – снова оскалился Джон. Он не упускал возможности бросить мне какое-нибудь язвительное замечание, но черту, за которой на Крабе случалась смертная схватка, более не переходил. То ли им верховодило чувство долга перед Антуаном, то ли опасался Фосса, а, может, увидел во мне опасного противника. Тоже ведь с Краба!

Я решил не замечать арнийца до конца путешествия. Сначала дело, потом личное. Лучший следопыт изрядно повысит шансы на возвращение из Запустения.

– Почему бы тебе не отправиться в лес? – продолжил Шрам. – Прочтешь молитву и...

– Давай вперед! – грубо перебил его Фосс. Шрам не смел перечить, бывший наемник заставлял уважать себя одним только взглядом.

Вой раздался ближе и с противоположной стороны от дороги.

– И все же? – я непроизвольно проверил наличие в седельных сумках пистолей.

– За её душу молились, но там проклятые земли, – Акан махнул в сторону севера, – совсем рядом. Посему всегда держи оружие наготове.

– Но и про молитву не забывай, – вставил Оливер. – Это тебе монах говорит, пусть и бывший.

Встревоженными ни Рой, ни Фосс не выглядели. Как и Шрам. На многолюдный тракт нечисть днем не нападала. Впереди и позади нас в обе стороны двигались путники.

К вечеру мы благополучно добрались до Четвертого Приюта.

Следующие дни в дороге казались заурядными. Наш караван мирно шел на север. Тракт становился все оживлённее. К вечеру мы должны достигнуть столицы Загорья.

Днем Сумеречье выглядело умиротворенным, чего не скажешь о ночи. Мгла, что висела темной стеной над лесом за частоколом, чудилась еще мрачнее, чем раньше. Лунный свет никак не мог пробиться сквозь небо, затянутое тучами.

Во сне меня мучили кошмары, очень яркие и словно наяву. История с сожженной ведьмой и криками её неупокоенной души соответствовала самым диким байкам про Запустение, какими любили пичкать друг друга по ту сторону Долгого хребта. Две ночи подряд во сне мне слышался вой мертвой ведьмы. А ещё каждую ночь кто-то ходит по крыше. Или нечто. В Сумеречье никто в здравом уме не решился бы гулять в это время по крышам.

Таясь и едва слышно ступая, нечто кралось прямо над нашими головами, затихало на время, потом двигалось опять. За это я мог ручаться. Магический слух Харуза не мог обмануть. Теперь Николас Гард спал с кинжалом в руках. Другой кинжал я прятал под подушку, а на расстоянии фута на спинке стула висел пояс с двумя заряженными пистолями и бракемартом.

– Дурные сны уже есть? – Фосс пристроил свою лошадь рядом, когда покинули очередной Приют.

– Не дурные, – признался я, – страшные.

– Страшные, – согласился он. – Здесь у каждого вновь прибывшего так. Первые дни ничего, а потом начинаются кошмары. После то ли привыкаешь, то ли еще что, но кошмары больше не беспокоят.

– А что же Запустение? Как там?

– Не знаю, – сказал Оливер. – В проклятых лесах мне побывать не довелось. Шрам может рассказать.

Я выругался.

– Он не расскажет. Но я хотел спросить о другом. По всем прежним разговорам, что довелось слышать, Запустение смертельно опасно. Однако ж Шрам из следопытов? Выходит, есть охотники побродить по эльфийским лесам, и оттуда можно выбраться живым?

Фосс согласно кивнул:

– В Запустение ходят. Ищут по руинам городов старое эльфийское серебро и золото либо мифрил, особенно ценят оружие и доспехи из мифрила. Иногда находят, но редко, и только самые отчаянные следопыты, кто решается забраться подальше. Самые отчаянные или глупые до безумия. Шрам один из таких. Необыкновенно смел и никогда не отступает от своего слова, на него можно положиться. Только после нашего возвращения из Запустения держи с ним ухо востро, он не прощает обид. Не знаю, почему, но у Джона на тебя зуб.

Я развел руками. Вернемся, посмотрим!

Оливер тем временем продолжил:

– Кроме того, в Запустение отправляются за различными травами, которые более нигде не растут. Лекари и маги дают за них неплохие деньги. Или за тушками и шкурами всякой живности. Еще по Запустению бродит нечисть, наткнуться ночью на упыря там самое обычное дело. Но, если за день забраться в лес как можно дальше, то становится гораздо безопасней. Есть места, где и вовсе не появляются твари, охочие до людского мяса. Таких мест не много, но хороший следопыт знает их все.

Фосс ткнул плетью в сторону Шрама, ехавшего вместе с Роем в голове каравана.

– Впрочем, тут, в Сумеречье, тоже нечего шляться по ночным лесам, – добавил Оливер.

– Далеко ли следопыты заходили в Запустение? – я давал себе зарок поменьше думать, что ждет в проклятом эльфийском лесу, но мысли постоянно возвращались к нему.

Оливер не ответил. Бывший наемник достал трубку, неспешно набил ее и разжег. Его лицо ничего не выражало. Я тоже молчал, ожидая ответ.

– Те, кто возвращались назад, заходили вглубь Запустения самое большее на три-четыре дня пути, – заговорил Фосс, выпустив первую струйку дыма, и пристально посмотрел на меня.

Мне, вору, а впоследствии и пирату, не раз и не два приходилось смотреть в глаза смерти. Я никогда не лез на рожон, не искал геройства, однако старался встречать смертельную угрозу лицом и с оружием в руках. И всегда риск смерти был ценой большого куша, ведь зря ночная крыса не рискует. Этому учил Старик, благодаря его науке меня приняли за своего на Крабе. Я не боялся смерти, но сейчас стало не по себе. Глазами Фосса на меня смотрела смерть.

– Нам предстоит забраться намного дальше, – негромко произнес он и вновь затянулся крепким табаком.

– Как далеко? Куда?

– Об этом позже, – ответил Фосс и добавил, – Кроме твоей удачи, вор, нам надеяться не на что.

– Она не подведет, – произнес я. Банальные и фальшивые слова, только ничего лучшего в голову не пришло.

– Не подведет, – согласился Оливер.

Уверенности в его голосе я не услышал. Нам предстояло невозможное.