Текст книги "Фэнтези 2018. Вор и убийца. В двух томах (СИ)"

Автор книги: Корвин Флейм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 50 страниц)

Глава 11. Путь проклятых

Матерь Церковь учит о Спасении души. Старик заставлял меня ходить на службу в кафедральный собор Лерпо почти каждое воскресенье. Я пробовал возражать, ведь в юном возрасте множество гораздо более интересных вещей, чем пребывание в храме. Спрашивал, зачем ночной крысе воцерковлённость, о которой в соборе постоянно твердили святые отцы, и как совместить веру в Бога Отца и Бога Сына с почитанием Харуза? Лукаво улыбаясь, Старик пояснял, что без Харуза не будет его магии, и тут же задавал вопрос, как обстояло со Спасением души в древние времена, когда люди и не слыхивали о Святой Церкви? Я пытался ответить, но все, что приходило в голову, на поверку оказывалось очень неубедительным. Тогда Старик советовал воспринимать службы как часть образования, где вместо зубрежки книг – песнопения священников.

Истинным сыном Матери Церкви я так и не стал. Нет, я не отрекался от Бога Отца или Бога Сына, не проклинал Священное Писание, но моя жизнь обходилась почти без молитв. Я редко вспоминал двуединство Святого Духа, гораздо чаще – Харуза, а церковники называют его не иначе как демоном из Преисподней. Церковь говорит, что упоминание дьявольских имен в мыслях или вслух равно общению с чертом. Души подобных людей прокляты, как проклята падшая душа Люцифера и присных его демонов, вурдалаков, оборотней и всей нечистой силы. Но до встречи с отцом Томасом Велдоном инквизиторы мной не интересовались, а я мало кого посвящал в тайны воровской магии и уж совсем не произносил имени Харуза, окажись кто-нибудь поблизости.

Наложила ли на меня тень смертного греха воровская магия полузабытого бога из прошлых веков? Проклята ли моя душа? А душа жертвы вампира или верного долгу и присяге ратника, чей меч унес жизни десятков врагов? Я не мог ответить на эти вопросы и вряд ли когда-нибудь отыщу способ найти истину. Да и буду ли искать эту истину? Обычно жизнь не оставляет время на блуждание в высоких материях и толкает к приземленным решениям, когда нужно быстро действовать и не ломать голову над устоявшимся порядком вещей.

В Загорье каждый знает, что укушенный вампиром или раненный когтями и клыками иной нежити обречен превратиться в упыря. Либо найти упокоение и обрести Спасение своей проклятой души в лоне Церкви, и лучше всего спасают души инквизиторы из аббатства Маунт.

Если судить по набожности горцев, позиции конгрегации Вселенской инквизиции в Сумеречье куда сильнее, чем в остальных частях Большого Орнора, не говоря о колониях. Инквизиторов боялись и ненавидели. Скорее по старой памяти, ведь уже сотню лет их окружает лишь кровавая слава былого, а дела нонешние почти незаметны. Однако глупо отрицать людскую неприязнь к красным крестам, но только не к северу от Долгого хребта. За горами инквизиторов не воспринимают неизбежным злом и у них, действительно, ищут Спасения души своих несчастных родственников или товарищей. Даже Акан решительно отказывался предпринимать что-либо для вызволения Фосса, пока думал, что бывший наемник стал жертвой вампира.

Проклятые души доставлялись в аббатство Маунт, располагавшемся в одном дневном переходе на юго-восток от Бранда. Человек с проклятьем на душе никогда не возвращался из аббатсва. Толстяк рассказывал, что ни родственникам, ни друзьям ни за какие деньги не дозволялось видеться с угодившим в Маунт.

Многие идут туда добровольно. Для меня это абсолютно непостижимо. Трудно, невозможно представить, что по собственной воле отправлюсь в тюрьму до конца своих дней, а Рой говорил об этом совершенно спокойно. В словах толстяка даже появилась толика благодарности, когда он упомянул, что инквизиторы иногда зовут родню на похороны упокоившегося в стенах их аббатства. Горцы не понаслышке знали, что такое нежить, и проявляли полную покорность Церкви.

Я изредка косился на Роя, пытаясь заглянуть в его душу. Поднимет ли он руку на церковников, когда дело дойдет до освобождения Оливера? Толстяк ничем не проявлял малодушия, и я практически уверился в нем. Тем более что после долгой скачки в седле мне стало не до размышлений об Акане.

Рой купил двух жеребцов. Высокие крепкие кони спокойно выдержали трехчасовой бег рысью, чего не скажешь обо мне. Я спрыгнул на землю, едва пустили лошадей шагом, чтобы не загнать их в мыло, и теперь с большим удовольствием двигался пешком. Рой предпочел остаться в седле.

– Собрался на своих двоих всю дорогу оттопать? – ехидно кривляясь, поинтересовался толстяк. Выглядел он свежо и бодро; не скажешь, что скачка доставляла ему видимые неудобства. – Гляди, через час снова пустимся рысью. Кони как раз отдохнут.

Я проронил ругательство, что вызвало у Роя новый приступ веселья.

– Когда мы их нагоним? – спросил я, перебивая смех горца. После столь долгой тряски в седле рожа у меня должна быть прекислая. Погоня – отнюдь не размеренный ход купеческого каравана. Спина и зад ужасно ныли, словно это я тащил на плечах коня, а не наоборот. – И много ли вооруженных головорезов сопровождает инквизиторов?

Рой посерьезнел:

– Какая будет охрана, не знаю. По времени расклад такой...

Рой замолчал и задумался, едва шевеля губами. Горец считал в уме.

– Ноябрь, считай, кончился. В пять часов пополудни стемнеет. К этому времени они должны прибыть в Маунт, – произнес он. – Мы же покинули Бранд часов в десять. Через два или три часа нагоним.

– У нас почти не будет времени, чтобы укрыться где-нибудь до темноты.

– Продолжим ехать ночью, – Акан помрачнел.

Порыв осеннего ветра нагнал холода. Я поежился и плотней закутался в шерстяной плащ. Свинцовые тучи тяжело нависали над головой. В воздухе дышалось уже по-зимнему; чувствовалось, что скоро пойдет снег, но лишь бы не сегодня. Без мороза дорога быстро превратиться в грязевую кашу, мы увязнем и не сможем догнать инквизиторов. Хотя и без распутицы дела обстояли не лучшим образом. Мы встретим эту ночь под открытым небом, что в Загорье является смертельно опасной прогулкой.

Возможно, Рой был прав, когда говорил, что надо сперва все обдумать, а потом уже вытаскивать Фосса из-за стен аббатства, но не бросаться в погоню. День, два или даже мясяц ничего не решат. Я хотел было сказать ему об этом, да оставил соображения при себе. Пустое. Нет смысла возвращаться назад. За спиной поднятый на уши Бранд, там ищут двух беглецов. Потеряли Шрама и, как виделось теперь, опрометчиво кинулись в погоню. Мне казалось, что Рой думает в эти минуты о том же. Толстяк шептал сквернословия и хмуро смотрел на деревья.

Я невесело оглянулся на чащу по обе стороны от дороги. Лес из сосен и елей вперемешку с голыми березами и осинами вплотную подступал к узкой проселочной дороге в две колеи. Безветренная тишина. Я поймал себя на ощущении, что как будто придавлен безысходностью.

Единственную дорогу, которая вела к аббатству, Акан назвал Путем проклятых. Она была практически безлюдной и полной противоположностью торговым трактам Загорья, вокруг которых чащу вырубали на десятки шагов. Там кипела жизнь, здесь мы одни. Изредка наш маршрут пересекался такими же узкими дорогами, иногда лесными тропами, и ниодного людского дома окрест.

– Куда отправимся, когда отобьем Фоса? – спросил я.

– К Манроку, как и уговаривались. Стоянка его рода к северо-востоку от здешних краев, на границе с Запустением. В семи днях пути от Бранда, если телегой ехать. Там рядом имеется местечко Дорнок. То ли большая деревня, то ли городок. Впрочем, не важно, – бросив взгляд на небо, Рой принялся набивать табаком трубку с коротким, толстым, под стать себе, мундштуком. – Просто запомни это название. В Дорноке в любой таверне узнаешь, как добраться до Морока.

– Неделя пути, – пробормотал я, – и еще эту ночь пережить.

Перспектива провести ночь на лесной дороге беспокоила меня гораздо больше, чем нападение на инквизиторскую стражу. Краем глаза уловил движение слева от себя, то Рой непроизвольно проверил, как скользит в ножнах короткий горский меч.

– Крышу до глубокой ночи найдем. Места здесь не столь безлюдны, как кажутся, – произнес Рой.

– Надеешься или знаешь?

– Знаю, – с уверенностью сказал толстяк, выпуская первое колечко дыма. – Как у всякого монастыря, вблизи аббатства Маунт множество сел и хуторов. Отыщем, где укрыться или даже переждать погоню. Слово старого контрабандиста!

Толстяк подмигнул и вдруг замурлыкал похабную песенку. Поди, не врет! Я немного успокоился. Темнота, которая к вечеру накроет округу, являлась самым слабым звеном в нашем, с позволения сказать, плане. Однако, выясняется, что не столь уж плохи наши дела.

Я едва удержался от предложения снова пустить коней вскачь. Нужно скорей нагнать Фосса!

– Они! – негромко воскликнул Рой и одернул поводья жеребца, вмиг переводя его на медленную рысь.

Я остановил бег лошади не столько ловко. Мой конь недовольно захрапел и, тряхнув мордой, зло покосился на седока.

Мы проскакали примерно два часа, как снова пустили коней рысью. На последнем участке пути дорога немного расширилась, больше не петляла веревкой и часто шла прямыми отрезками. Справа и слева от колеи даже появилась вырубка. Только по-прежнему не видать ни случайных путников, ни каких-либо селений.

Горец сквернословил, не переставая. Аббатство совсем рядом! Но мы, наконец, увидели нашу цель! Впереди на расстоянии сотни шагов неспешно двигалась крытая повозка с парой лошадок в упряжи, а за ней ехали два всадника, вооруженные мечами и луками. Типичные горские куртки и шаровары выдавали в них купеческую стражу. Однако это был не торговец. На серой ткани тента красной краской был нарисован большой крест.

– Пистоли заряжены? – зачем-то хрипло переспросил Рой. Его голос был напряжен.

Я кивнул. Мы уговорились, что пистоли будут у меня. Догоняем повозку, я наставляю оружие на конвоиров и скручиваем охранников их же ремнями вместе с монахами, что должны находиться в телеге. Завязываем глаза тряпками и, освободив таким образом Фоссато, укатываем подальше от аббатства. Потом, по уверению Роя, он найдет людей, которые переправят пленников к стенам Маунта. Когда уляжется волна поисков пропавших инквизиторов.

Рой настаивал, что кровь проливать не будем. Он явно обрадовался, когда обнаружили, что конвоиров всего двое. Я в спор не вдавался, однако принятое решение не выглядело разумным. Но без крови, значит без крови. Я вор, а не убийца. Лишь убедился в верности утренних подозрений – Акан не желал поднимать руку на церковников.

Только как бы повязали охрану, окажись в ней десяток человек? Вопрос повиснуть в воздухе не успел, потому что мы пришпорили лошадей. Толстяк двигался в нескольких шагах позади меня, чтобы ненароком не навести стражников на ненужные мысли. А они вели себя совершенно беззаботно, увлеченно обсуждали что-то, не смотрели по сторонам; и не обернулись даже, хотя не могли не услышать за спиной топот подков.

Я вплотную приблизился к охранникам, до них оставалось не более шести-семи футов. Ехавший по правую руку оглянулся, осмотрел меня без какого-либо интереса и вернулся к болтовне со своим напарником. Телега мирно и размеренно скрипела колесами. Я бросил взгляд на толстяка. Рой кивнул мне и наполовину вытащил из ножен клинок. Глубоко выдохнув, я отпустил поводья, выхватил из-за пояса оба пистоля и нацелил их в спины конвоиров.

В следующее мгновение длинная стрела вонзилась в шею охраннику, который только что равнодушно оглядывался. Из пробитой артерии ударил алый фонтан, убитый упал на загривок своего коня. Я вдруг понял, что миг назад уловил летящий свист и вибрацию воздуха у щеки. Стрела пронзила воздух в каких-то дюймах от моей головы.

Я выстрелил во второго конвоира. Стремительно понесшиеся события толкнули нажать на спусковой крючок пистоля помимо моей воли. Второй охранник кулем свалился на землю. Одна нога запутались в стременах, и испуганная лошадь понеслась вперед по дороге, волоча за собой мертвое тело. Конь первого убитого с хозяином на спине также поскакал в направлении аббатства.

– Возницу! – раздался крик Роя.

Шпоры чересчур сильно ударили в бока и пустили жеребца в галоп. Я судорожно вцепился одной рукой в поводья, отбросив в сторону разряженное оружие. Уже через несколько шагов осадил коня и едва сам не вылетел через его голову. Но остановить жеребца удалось.

Повозка тоже замерла. На меня уставились двое. Перепуганный, бледный инквизитор, совсем юный, и монастырский служка с длинным прутковым хлыстом в руках. Из-под шапки крестьянина в беспорядке выбивались длинные седые волосы, но мужик был все еще крепок и широк в плечах. Он недобро и почти без боязни смотрел на меня. Я направил пистоль в их сторону и для наглядности качнул дулом сначала на служку, потом на монаха. Бросать им угрозы или приказы я не стал. Пытаясь совладать с конем, сбил дыхание и теперь мог выдавить из себя лишь сиплый выдох.

Не сводя взгляда с возницы и инквизитора, я отчаянно пытался успокоить возбужденного рысака, который перетаптывался на месте и все норовил крутануться. После попадания стрелы в первого конвоира и моего выстрела минуло не более десяти ударов сердца. Дьявол! Откуда взялся неизвестный лучник? И он где-то рядом!

По дороге со стороны Бранда неспешно ступала пара лошадей с крайне приметными всадниками. Барамуд и его раб Крик! Я с удивлением воззрился на них, забыв и про пленников, и про своего жеребца, отчего рысаку все-таки удалось обернуться вокруг своего хвоста.

Рой направил своего коня навстречу нежданным гостям, он легко правил конем коленями и стременами. В руках горец сжимал меч и кинжал. Выражение лица Роя было недобрым.

Гном, напротив, приветливо махнул Акану и сказал что-то рабу. Внешне эльф никак не отреагировал на сказанное. Поперек его седла лежал полунатянутый лук с наложенной на тетиву стрелой, её наконечник смотрел на толстяка. Непроницаемое лицо эльфа не предвещало ничего хорошего. За плечами перворожденного был приторочен колчан со стрелами.

– Вы, оба, – бросил я, – живо с телеги!

Юный инквизитор молнией спрыгнул на обочину. Мужик медлил, он упрямо, с вызовом смотрел на меня. Наверно, рядом кистень припрятан. Я демонстративно направил ствол пистоля меж его глаз. Не до сантиментов!

– Давай без глупостей! – заговорил я излюбленной фразой дорожных грабителей.

– Слушай его! Ради всего святого! – взмолился монашек, хватая за рукав видавшего виды крестьянского кафтана, и едва ли не силой стащил возницу на землю.

– Теперь идите. Медленно идите!

Я ткнул дулом в сторону прибывших всадников. Рой и гном с эльфом сближались с видом бойцов на ринге.

На сей раз меня послушались беспрекословно. Как только они отступили от телеги, я покинул седло, переложил рукоять пистоля в левую ладонь, обнажил бракемарт и последовал за пленниками, укрываясь за их спинами, словно за щитом. Пускай меткость эльфийских стрел испытают сначала они. Откровенная низость моих действий совершенно не беспокоила: на кону жизнь и смерть, а церковник и служка для меня никто.

Обретя неожиданную свободу, мой жеребец, победно заржал и рванул в сторону. Я не привязал поводья к телеге! Но не до него, вдох и выдох, близость смерти отринула прочь возникшую досаду.

– Эй, Рой! – раздался бас гнома. – Это ж мы! Вам на помощь пришли!

Барамуд снова помахал рукой и раззявил бородатый рот в подобии улыбки, да при этом отстегнул от ремня на крупе лошади клевец; с изогнутым книзу клювом и топорищем длиной в руку. Эльф застыл в прежнем положении. Стрела также лежит на тетиве. Я шел вперед за живыми щитами. Инквизитор тихонечко подвывал и бормотал молитву, мужик передвигал ногами молча.

Жеребец горца медленно ступал к Барамуду. В двадцати футах от него Акан остановил коня, Крик и Барамуд тоже замерли и безмолвно наблюдали за моими пленниками, пока те не поравнялись с конем Роя.

Сейчас прольется кровь, и я шкурой чувствовал, что кровь потечет наша. Мы не доберемся до эльфа быстрей, чем он выпустит несколько стрел, кабы только не снять перворожденного из пистоля первым. Я покрепче сжал отполированную рукоять. Если верить легендам, эльф продырявит меня насквозь прежде, чем надавлю на спусковой крючок. Остается надеяться, что щит из двух тел даст мне шанс. Я старался не гадать, смутят ли пленники эльфа и замешкается ли тот на мгновение, выцеливаясь в меня, или перворождённый сразу засадит в них, чтоб потом подстрелить и меня. К дьяволу все мысли!

– Рой! Узнаешь нас? – опять попробовал заговорить Барамуд. Улыбка сползла с широкого лица гнома, он метал взгляд то на горца, то в мою сторону.

– Узнаю.

На дорогу упала гнетущая тишь, затих даже инквизитор. Я улавливал только собственное неровное дыхание и лошадиное похрапывание. Конь эльфа выглядел очень плохо, разгоряченное животное все в мыле. Лошадь неожиданно громко и хрипло засипела, отчаянно заржала. Задние ноги подкосились, конь начал заваливаться на землю. Из ноздрей загнанного до смерти животного потекла бурая жидкость.

Эльф покачнулся в седле и вдруг резко поднял лук. Я выстрелил.

– Дьявол! – вырвалось у меня. Промазал! Я понял, что пуля полетит мимо, еще до нажатия на крючок, но не смог остановить выстрел. Я видел, как Крик отпустил тетиву и с невероятной скоростью потянулся за второй стрелой.

Инквизитор и крестьянин рухнули передо мной без единого звука. Эльф бил точно в сердце. Третий раз положить стрелу он не успел, иначе оказался бы придавлен собственной лошадью. Крик ловко выпрыгнул из стремян и с кошачьей грацией откатился на три шага от бьющегося в агонии коня.

Я рванул к эльфу. Чтобы прикончить его клинком, пока он снова не выпустил стрелу! В ушах гремело эхо от пистольного выстрела. Навстречу понеслась лошадь гнома.

– В сторону! – заорал Рой.

Я легко отскочил, избегая копыт гномьего жеребца. Конь Барамуда блестел потом и тоже тяжело хрипел. Жеребец вдруг пронзительно заржал и встал на дыбы, выбрасывая гнома из седла. Горец метнул кинжал, и лезвие вонзилось в бедро лошади по рукоять. Сам толстяк тоже был на земле. Своего коня он держал под уздцы, прикрываясь им от эльфа.

Барамуд поднялся на ноги разъяренной горой, с клевцом и одноручной секирой. Его конь умчался. Гном бешено вращал глазами, с его уст на незнакомом языке несся поток брани. С оголенным кинжалом и бракемартом в руках я шагнул ему навстречу. Рой двинулся к нему, по-прежнему держа между собой и эльфом коня. Перворожденный натянул тетиву, граненный наконечник стрелы хищно блеснул. Однако Крик не стрелял. Эльф вертел головой и кивал на изгиб дороги со стороны Бранда.

К нам неслись полтора десятка всадников. Тюремная стража! Раздались три хлопка -пальнули из кавалерийских аркебуз. Все пули прошли мимо. С сотни шагов очень непросто попасть из такого оружия, зато их намерения стали предельно ясны. Они мчались убивать нас!

– Барамуд! – что было силы, прокричал Акан. – Бьем стражу! После меж собой разбираемся!

Гном зарычал, скрестил над головой секиру и клевец и повернулся взъерошенной бородой к всадникам.

Развернувшись на каблуках, эльф пустил по стражникам первую стрелу.

Глава 12. Крысоловы

– В лес! – снова прокричал Рой. Отбросив поводья своего жеребца, толстяк ломанулся к деревьям справа от дороги.

Эльф и гном остались на месте и, глядя на них, я тоже замешкался. Барамуд тряс оружием в высокого поднятых лапищах, его раб опустошал колчан. Я зачаровано наблюдал, с какой потрясающей быстротой перворожденный стреляет по всадникам. Три из четырех стрел легли точно в цель. Эльф поразил двоих всадников и коня третьего, который на покошенных ногах с ходу врезался в дорожную пыль. Его наездник кубарем покатился вперед и угодил под копыта несшихся позади лошадей.

– В лес, уроды! В лес!

Рой ревел, не стесняясь в выражениях. Еще один конник получил стрелу. Лошади шли тяжело; это не ускользнуло даже от меня. Но они съели уже половину расстояния!

– В лес!

Я побежал сломя голову. Кони на полном скаку просто затопчут нас! Краем глаза уловил, что рядом несется эльф. Мы укрылись за деревьями на противоположной от Роя стороне дороги, куда широким шагом шествовал Барамуд. Он нарочито не смотрел на приближающихся всадников. Кровь и песок! Чертово гномье упрямство! Он не успевает!

Спустя несколько ударов сердца лошади домчались. Гному не хватило одного шага, чтобы спрятаться за деревьями. Сразу пятеро стражников повернули к нему; трое из них, осадив коней, вскинули аркебузы. Грянули выстрелы, и гнома толкнуло вперед. Барамуд упал на колено и, выронив секиру, схватился за ствол березы.

Двое спешились, в их руках блеснула сталь. Подойти ближе верхом мешали ветки раскинувшегося над гномом бурелома. Однако добить Барамуда им не удалось, навстречу с руганью выпрыгнул Рой.

Справа от меня раздался хруст ломаемых веток. Крик тоже выскочил из-за деревьев и сделал три шага к проселочной колее. Каждый шаг эльфа означал полет одной стрелы. Его стрелы вонзились в троих стражников с аркебузами, которые только что разрядили оружие по гному. Все рухнули с седел. Но происходящее вокруг себя эльф не замечал. Тройка других стражников пустила коней на перворожденного; последний из прискакавших остановил коня много дальше и кружил у телеги с Оливером. Еще двое ждали чего-то вдалеке, у изгиба дороги, где Крик и заметил погоню.

Я бросился вперед, чтобы прикрыть эльфа. Мысль, зачем мне это нужно, в голову тогда не пришла. Кони двух стражников медленно разворачивались в нашу сторону, всадники достали аркебузы. Похолодев, я обнаружил, что на меня нацелили два ружейных твола. Третий жеребец выглядел гораздо свежее и сразу вырвался вперед. Я в отчаянии метнул кинжал, прыгая в сторону под грохот стрельбы.

Они промазали, я – нет! Кинжал воткнулся прямо меж глаз лошади в паре шагов от Крика, который, натянув тетиву, выискивал удобный момент, чтобы стрельнуть в одного из двух противников Роя и не задеть толстяка. Ко всему, что происходило непосредственно вокруг себя, эльф был по-прежнему слеп и глух.

Наездник сраженной лошади оказался придавлен массивной тушей. Я опустил бракемарт, клинок убил его быстро. Мне удалось не смотреть в глаза обреченного, когда ударил под сердце. Так проще, я все же не мясник, чтобы легко забирать жизнь у поверженного и беспомощного врага.

Вытащив из ножен второй кинжал, я приготовился отразить атаку другого конного стражника, который с проклятьем отбросил разряженную аркебузу и, пришпорив свою кобылу, обнажил рейтшверт. Тяжелая шпага, даже скорее меч, отлично походила для рубки пешего; излюбленный клинок огсбургских рейтар.

Его лошадь не успела разогнаться, как он уже приблизился вплотную. Я без труда отступил в сторону и принял бракемартом падающий сверху рейтшверт. Затем, шагнув назад, поставил противника в невыгодное положение. Ему приходилось вытягиваться, потому что пустить коня ближе не удавалось. Уставшее животное плохо слушалось наездника, и несколько попыток сблизится вплотную успехом не увенчались. Каждый раз я делал шаг за спину, держась от крупа лошади на расстоянии вытянутой руки, и легко отражал выпады стражника, слабые и ненацеленные. Верховым он был плохим.

Второго из стрелявших по мне я сейчас не видел. Для меня схватка сузилась до противостояния с одним противником, что очень нехорошо, потому что в любой миг мог пропустить удар в спину. Встретив рейтшверт в очередной раз, я скользнул ближе к стременам и по рукоять вогнал кинжал в бедро стражника. Человек и лошадь закричали одновременно. Длинное лезвие пригвоздил ногу наездника к крупу кобылы. Я схватил лошадь под уздцы, чтобы самому не угодить под копыта раненного животного, чьё тело била крупная дрожь.

Всадник выронил клинок и судорожно вцепился в рукоять кинжала. Он едва не выпал из седла, боль поглотила его целиком, и мне оставалась только прикончить потерявшегося в пространстве врага. Я воткнул саблю в живот и выдернул кинжал из окровавленной плоти. Стражник упал; почуявшая свободу кобыла ринулась прочь.

Рой рубился уже один на один. Левой рукой! Правая безвольно висела, рукав куртки выше плеча взмок. Стражник, что доскакал до телеги, сидел на земле, прислонившись спиной к заднему колесу, он был ранен, из плеча торчало древко эльфийской стрелы. Сам Крик добивал последнего из находившихся в седле – вскочив на коня за спиной стражника, перворожденный несколько раз погрузил в его бока пару охотничьих ножей. Лук и пустой колчан лежали на пожухлой осенней траве.

Я поспешил к Акану. Его противник затравлено оглянулся и пропустил выпад короткого горского меча. Мы прикончили их всех! Мы и стрелы эльфа! На лбу выступила обильная испарина, я весь взмок, иссушала жажда.

Грянул хлопок, потом еще один. Я равнодушно посмотрел на двух всадников, которые так и остались у поворота на Бранд. Трудно передать внутреннее состояние, только новые выстрелы казались чем-то неопасным, словно раздавались где-то далеко. Может быть, сыграла приглушенность звука пальбы, или то, что стражники развернули коней и скрылись из виду.

– Рой, как ты? – окликнул я толстяка.

– Ничего, – ответил горец, приподнимая плечо и согнув поврежденную руку в локте. Толстяк кривился от боли, но молчал. Рука двигалась и нестерпимых мучений не доставляла, значит, рана не должна быть серьезной.

– Что с гномом? – спросил я.

Барамуд сидел с закрытыми глазами в нескольких шагах на земле, упершись спиной об дерево. Гном что-то неслышно бормотал. Жив, но не смертельное ли у него ранение? Мимо прошел эльф, вытирая пучком сухой травы красные разводы на ноже. Лицо Крика эмоций не выражало.

– Надо сделать перевязку. Тебе и гному.

Я нагнулся к убитому стражнику, чтобы отпороть рукав камзола и сделать из рубахи бинты. Меч Роя поразил его в грудь, и кровь правую руку мертвеца еще не залила. Одет он был коричневую куртку городской стражи. Внимание привлекла черная траурная повязка выше локтя.

– Что это?

– Крысоловы. Их знак.

Я с удивлением воззрился на толстяка. Занятное известие для ночной крысы.

– Полсотни наемников при генерал-губернаторе, – пояснил Акан, – квартируют в казармах стражи и получают жалование, но не совсем стражники. Ловят беглых и иногда охотятся на контрабандистов, да выполняют особые губернаторские поручения, которым не нужна огласка. Та же контрабанда. Местных в крысоловы не набирают.

Я надрезал шов на рукаве мертвеца и потянул ткань в разные стороны, нитки шва лопались с громким треском. Рубаха мертвеца была в меру белой и чистой. Брезгливости не ощущалось. Не первый и, полагаю, не последний убитый рядом со мной.

Я вор, пират и попросту темная личность, как ни крути.

– Крысоловы – это личная гвардия загорских генерал-губернаторов, кормятся с губернаторской кухни, – продолжил толстяк, скидывая куртку, – с его казны же и половину жалования имеют. С недавних пор сидят на коште у Конрада Дамана, а, сегодня, как видишь, кто-то вспомнил об их изначальном предназначении и направил за нами. Аж треть отряда!

Не думаю, что Даман узнал про меня и натравил своих крысолов. Просто в Бранде кто-то не поленился сопоставить очевидное и организовал погоню по наиболее вероятному маршруту беглецов, либо вырвали эти сведения у Шрама. Я прогнал мысль о пытке. Для Джона лучшим исходом была бы быстрая смерть у дверей серой бастионной тюрьмы.

Ранение горца выглядело неопасным. Разрез длиной в палец хоть и глубок, но больше кровоточил и доставлял боль, чем представлял серьезную угрозу. Если только Рой не поймает гангрену.

– Кровь остановил, нужно найти мазь для ран, – я перетянул руку горца выше пореза и забинтовал повреждение. – В повозке инквизиторов должно что-то быть.

– Точно, – толстяк, кряхтя, натянул куртку. Боль он испытал все-таки серьезную, я недооценил тяжесть ранения, – и про Фосса мы подзабыли.

Прихватив меч и насвистывая песенку, Рой направился к телеге. Его нисколько не волновала смерть вокруг.

Крик склонился над гномом, тот бормотал на своем языке, взгляд Барамуда был какой-то осоловевший. Перворожденный сорвал с плеч хозяина всю одежду. Могучий торс Барамуда покрывала бурая корка, крови он потерял изрядно.

– Подстрелили меня, песьи выродки, – прохрипел гном, поймав мой взор. – Есть у тебя, что выпить? А то у него не допросишься.

Эльф с бесстрастным лицом заканчивал перевязку. В его наплечной сумке имелись и настоящие бинты, и мазь, толстый слой которой был намазан под белой льняной перевязью на лопатке, куда угодила пуля.

Я развел руками, впрочем, Барамуд не увидел этого, его взор помутнел и поплыл. Дьявол! Как же хочется пить. У одного из убитых нашлась полная фляжка эля. Я с наслаждением выдул половину, оставшееся опорожнил в глотку Барамуда. Пил он с жадностью.

Потом вдвоем, я и эльф тащили гнома до телеги. Тяжел же он! Словно гору на плечи взвалили. Барамуд пребывал в полубессознательном состоянии, но хотя бы самостоятельно переставлял ноги.

– Эй, Гард, сюда! – позвал горец. Его голос раздавался из-за тента.

– Сейчас!

Мы с большим трудом перевалили гнома на повозку к кучке соломы, где раньше сидели монашек и служка. Барамуд часто дышал, словно не хватало воздуха. Снизу доносились стоны раненного стражника. Дорога позади повозки напоминала место небольшого сражения: у тел убитых крысоловов фыркали четыре лошади. Остальные разбежались. Крысолов снова протяжно застонал.

Обнажив нож, эльф опустился на корточки перед ним. Я уловил выражение лица Крика. Маска бесстрастности исчезла, он предвкушал убийство с видимым удовольствием.

На жизнь стражника наплевать, но как-то не по душе, когда человека режут словно скот, пускай и врага. Крик поднял голову и улыбнулся. Красивый, с идеальными пропорциями лик и белоснежная улыбка, а в глазах смерть. Я отвернулся. Перворожденному есть за что платить людям жаждой убийства. Стон стражника оборвался.

Я залез на телегу и, одернув полог серого тента, забрался внутрь. На меня смотрел осунувшийся, бледный Оливер. С небольшой щетиной, что в здравии для него было немыслимо. Бывший наемник полулежал на носилках, Акан подбил под его спину одеяло и подушку. Второе одеяло прикрывало ноги. Фосс был одет в дорожную одежду, какую носил, пока добирались до Бранда. Сам Рой примостился рядом.

– Рад тебя видеть, вор, – негромко произнес бывший наемник. Говорил он тихо. Заметно, что Оливер крайне ослаб, и даже слова давались ему с трудом, однако в глазах светилась прежняя несгибаемая воля.

Поприветствовав, я крепко пожал руку Фосса. Кажется, он действительно рад меня видеть.

– Я рассказал, что произошло, – сообщил горец.

– Помню только, подошел к окну... – заговорил Оливер и замолчал, пытаясь найти в памяти картинку из прошлого.

Вздохнув, я снова поделился воспоминаниями о событиях, которые случились в тот злополучный день в таверне "У кота". О шорохе над головой и схватке с таинственной фигурой. Когда заговорил о противнике в черном, Оливер напрягся, словно поймал ниточку воспоминаний, но спустя несколько ударов сердца вновь откинулся на подушку.