Текст книги "Сто килограммов для прогресса (СИ)"

Автор книги: Константин Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 81 страниц)

– Вот она, Тана, Еремей, город твоей мечты. К причалам подходить не будем, станем не доходя, где рыбаки. Ты на лодке с людьми сходи, разведай. Меха продавать не спеши, а вот лошадей продать придется, обратно мы с ними не поднимемся.

Стали собираться, рассказываю Еремею, но и для всех на будущее:

– Там татар много, но это город и рынок, никто ни на кого не нападает, но опасаться надо. Татары будут и дикие и ордынцы, но кидаться на них не надо. Не надо ходить в одиночку по безлюдным местам, могут дать по голове и очнешься в колодках на галере. Там целый рынок рабов, это куда вас гнали (это я молодежи). Среди рабов много наших, православных. Кидаться спасать их тоже не надо, против нас тогда вся эта сила будет, показываю я на город. Чтобы бороться с этим, надо самим стать сильными. На рабский рынок лучше вообще не ходите.

Ушли вчетвером, Еремей уже ходит с посохом, но еще сильно хромает. Мы сидим, ждем, уху варим, Пушкина слушаем. Темнеет уже, нервничать начинаю. Лодка идет. Наши! Все четверо, все целы.

– Рассказывай Еремей!

– Ух какой рынок! Шкура бобра знаешь сколько стоит! На деньгу пересчитать надо, но больше сорока. Хлеб дорогой, ржи мало, больше пшеницу продают. Соль не дорогая, можно обратно взять. А наших лошадок можно продать по семьдесят или больше. Дороже чем в Москве! Хотя у них за городом табуны стоят.

– А оплата как у них? Серебро?

– Можно серебром, но надо у менялы проверять, при мелких покупках невыгодно, а можно их монетой, она серебряная, но без веса идет, так считать – удобно очень. Большая – лира называется, маленькая – сольда.

– Сольдо – поправил я.

Уже несколько веков на Руси нет обращения монет, гривны, рубли и деньга – это не монеты, это меры веса серебра. При сделки купцы еще и оплату серебром взвешивали. При мелких покупках серебро оценивали «на глазок.»

– А знаешь, Еремей, тут до Кафы меньше пятисот верст осталось. А Тана супротив Кафы, это как Рязань супротив Москвы. Там за бобра еще больше получишь. И диковины всякие там продают.

– Так как мы пройдем? Там же море!

– Морем можно пройти. Надо продать лошадей, разобрать катамаран – сделать опять два струга, с катамараном не справимся, да и осадка уменьшится – волна там. Выйдем из дельты Дона, пойдем налево – у восточного берега Меотийского озера. Если сильный ветер и волна, переждем на берегу. Потом, смотри здесь, пролив узкий, по хорошей погоде быстро переплывем – и мы в Воспоро. Потом уже вдоль берега Таврии – и Кафа рядом.

– Так сможем пройти? – Еремей загорелся.

– Сможем, только грести надо, течения там нет, ну если ветер попутный – парус в помощь. И надо бочки купить, воду с собой брать, вода в море соленая – ее пить нельзя.

– Как соленая? Как посолили? Это можно уху не солить?

– Она горько-соленая, там соли еще другие. Ну немного в уху можно добавить. Еще в ней хорошо огурцы солить. Ладно, потом расскажу. Если идем – надо готовиться.

Уже темнеет, решили – все завтра. Еремей с людьми поужинал, загнали коней на платформу и немного отошли от берега. Встали на якорь, выставили усиленный караул.

Утром встали – все нормально, ночью лодки мимо проходили, люди по берегу ходили, но никто не напал. Пристали к берегу, варим завтрак, вывели лошадей – наверное, они больше на судно не вернутся. Дрова в костре – последние. Мы, обычно, подбираем сухие коряги на дрова – а тут все чисто – город в себя вбирает.

Вспомнил я про парус, надо бы на косой парус перейти, а то только попутный ветер работает или бакштаг. Пока уха варится, отвязали от реи парус, разложили на берегу. Решил геометрическую задачу, как сделать треугольник из прямоугольника одним швом без потерь. Раскроил, раздал младшим девченкам по цыганской иголке, ниток из трофейных тряпок надергали, сказал сшивать. Я нацепил на себя все доспехи и еще трофейный разукрашенный кинжал на пояс. Катамаран отогнали от берега, встали на якорь. Позавтракали и двинули в город. Я, Еремей, Аким и Пров на лодке, Игнат и двое воев на лошадях, связав лошадей в караван. Место встречи на рынке для скота и Игнат и Еремей знают. Подошли к центру, высадились втроем и Пров сразу отошел и встал метрах в тридцати от причала, там еще колья вбиты в дно, он к ним привязался. Наверное, колья специально для этого.

Идем по городу, по моим меркам это деревенька, но людей много. Крепость смешная – маленькая глинобитная. Отвык я уже от такого многолюдья. Идем медленно – Еремей хромает. Я иду впереди, изображая важного господина. Аким и Еремей с саблями на охрану похожи. Ну Еремей похож, а Аким самая настоящая охрана. Добрели до скотного рынка, увидели своих, рядом с ними какие-то люди. Оказалось, надо пошлину заплатить. Я достал самые мелкие монетки, поторговались с мытарем, отдали четыре монетки. Продажу коней доверил Еремею, сказал только – продавай за лиры, пусть продешевим немного, но на закупке выиграем. Сам пошел с Акимом по рынку приценится. Лошадки – простецкие от семи лир и до пятидесяти за арабского скакуна. Коровы – пять-семь лир, волы – четыре. Овцы совсем дешевые – пятнадцать сольдо, если много, то по десять-двенадцать сольдо. В одной лире двадцать сольдо.

Еремей с бойцами идет, продал лошадей, вышло по шесть лир пять сольдо за лошадь. Восемь лошадей было моих, так что у меня приличная горсть монет, настоящих монет, а не весового серебра. Еремей тоже повеселел.

Пошли обратно, на центральный рынок. Дорвался до рынка с деньгами, но сдерживал себя как мог. Купил пеньковой веревки для такелажа, нитку льняную для шитья, льняные рубаху и полотенце для себя, горшочек меда – детям, соли купил, и полмешка пшеничных дрожжевых лепешек. Полотна льняного купил, так чтобы шести девкам на сарафаны хватило. А то ходят в дырявых, эротично конечно, но меня позорят. И кусок холстины немного потолще.

Увидел несколько торговцев с металлом. Стал пересчитывать цены в привычные единицы – получилось комбинировано – граммы серебра за пуд металла, хотя они взвешивают в талантах – это около двадцати пяти килограмм. Медь – около двухсот граммов серебра за пуд, железо кричное – около сорока, железо заморское (или даже сталь) – около восьмидесяти. Свинец! Очень дешевый – около шестидесяти грамм серебра за пуд. От жадности купил килограммов пять. Вспомнил про воск для смазки пуль, вернулся к медам, купил брусочек. Еремей себе что-то тоже покупал, по мелочи. Приценились к бочкам – недорого, завтра купим. На скотном рынке продавцы были почти все татары, а на центральном татар мало, в основном греки, генуэзцы, армяне, черкесы, аланы. На рабский рынок глянули издалека и не пошли, чтобы сердце не бередить.

Вроде все необходимое купили, пошли на причал, смотрю около входа в дом стоит женщина южно-европейской наружности и одетая очень специфично, одна грудь оголена. Что это? Рядом мужик, грек вроде, увидев мой интерес стал нахваливать женщину, показывая товар лицом и не только, прямо на улице и приглашая зайти внутрь. Точно публичный дом! Внутри еще шесть «сотрудниц». Грек, на смеси латыни и греческого проводит интенсивную рекламную кампанию. Объяснил своим спутникам – удивились и смутились. Спросили у грека – «сколько?» – говорит что десять сольдо, латинские числительные я в Тане быстро вспомнил.

Я Еремею объяснил, что мужиков всех надо сюда, а то в коллективе ситуация напряженная в сексуальном плане. Еремею денег жалко. Грек, думая что мы сомневаемся снизил цену до девяти сольдо. Я Еремею говорю – с меня две лиры для твоих людей, это его убедило. Грек узнал что будет больше двадцати клиентов – снизил цену до восьми сольдо. Теперь нужно логистику продумать, чтобы быстрее всех мужиков привезти и увезти, и чтобы по одному не ходили. Хорошо до причала близко, метров сто пятьдесят. Конвейер наладился, лодка носится челноком, по пять человек за рейс. Еремей так серьезно:

– Я это…, проверю как там… это.

– Давай, давай – поддержал купца, сдерживая улыбку.

Часа за два управились, заодно покупки перевезли. Собрались на катамаране, смотрю – у мужиков реакция разная – кто ошалевший, кто в блаженном ступоре. Но в основном, просто довольные и на девок посматривают с превосходством и пренебрежением – мол «видали мы…» Девки нервничают.

Дело к вечеру, надо готовить обед-ужин, а рыбы мало наловили, тоже влияние города. Решили барана забить, вроде как праздник – лошадей продали. И надо катамаран разбирать, жалко даже, хотя он и расшатался в последнее время. Хотим завтра отплыть, надо сегодня разобрать. Да и дров нет, перила сразу на дрова пошли, бульон варим, в бульон крупы поменьше специально, хлеб же есть. Девчонкам показал как ликтрос вшивать, по периметру паруса, и стык прошить хорошими нитками еще раз надо. До темна не успеют, завтра дошьют. Пока ужин варился платформу уже разобрали, но струги стянули вместе – привыкли уже. Стали ужинать, я достал лепешки, расстелил полотенце, нарезал хлеб – каждому по большому куску. Вкусный бульон, по куску баранины, пшеничный хлеб, по ложечке меда – как мало надо людям для счастья. Многие мои такого в один день никогда не ели!

Баранью шкуру выскоблили и золой натерли. Соли теперь много, пол таланта купили (12 кг), две старых шкуры засолили, теперь не испортятся. А шкуры нужны, на палубе спать жестко, да и холода скоро, август вроде на днях или уже начался.

Подошла Ратмира с претензией:

– Ты малым девкам по иголке подарил, а мы с Евдокией чем хуже!

Я? Подарил? Да просто роздал. Забываю, что хорошие иголки здесь довольно дороги. Слышал выражение про средневековье – «у каждого портного есть иголка, если у портного две иголки – это хороший портной». Надо подарки раздавать. Собрал девок. Сначала иголки – чтоб у каждой была цыганская игла и средняя игла. Потом ткань, поделил на всех девченок, только Ратмире дал полуторную долю, вроде начальница и сама она покрупнее. Сказал, что будут шить себе сарафаны, но сначала парус дошить.

Обрадовались, загалдели, отрезы у себе прикладывают. Ратмира шепчет – еще бы нитки тонкой – а то «парусная» очень толстая. Завтра не забыть докупить.

Пацаны еще остались – выдал каждому персонально по рыболовному крючку и куску лески, ну хоть что-то. Леску к крючкам привязывал сам.

А парней и мужиков сегодня одарили профессионалки, надеюсь, что только приятным одарили.

Ночевали опять на якоре. Утром сварили уху, поели, расцепили струги и пошли, не доходя причала встали «на рейде» и пустили лодку – Акима и трех бойцов. Аким закупил товары «по списку» и на телеге привез на причал. Две дубовых бочки литров по двести пятьдесят (одна бочка Еремею), два дубовых ведра, шайку-тазик дубовую, нитки тонкие, мешок лепешек, полмешка пшена, и две бараньих тушки, без шкур они дешевые – по девять сольдо. Еще мясники на рынке опускают тушку в бочку с рассолом ненадолго, получается соленая тонкая корка, не солонина, но не портится несколько дней, холодильников-то нет.

Мы как увидели Акима с телегой на причале, быстро подгребли, загрузили все и сразу отчалили. Прощай, Тана.

Подплыли к правому берегу, там вода почище, наполнили бочки пока еще пресной водой. А два новых дубовых ведра для кипяченой воды – давно пытаюсь приучить своих пить кипяченую воду, да тары не хватает. У Еремея ведро есть, а у нас только мое ведро из нержавейки, котел от татар и два маленьких титановых котелка. Теперь на следующей стоянке накипятим воды, и поставлю на палубе три ведра с кружкой из нержавейки, литров тридцать пять выходит, на двадцать восемь человек на полсуток хватит, если кто будет пить некипяченую – накажу.

Идем по протоке через дельту, течение слабое, гребцы на весла налегают. Надо до темна из дельты выйти, а то узости, камыши – страшновато. Лодку тащили на веревке сначала – не удобно, на извилинах реки за дно цепляет, а то и за берег. Куда же ее деть? Хотел поднять на корму – там рулевое весло, подняли на нос поперек, перевернули и привязали. Немного неудобно рулевому плохо видно, но есть впередсмотрящий.

Часов в пять вырвались на простор – вот он, Азов. Мои ошалели от увиденного – прямо и вправо берега не видно, слева берег вдалеке. Огромный водный простор.

– Это море? – спрашивают.

– Это маленькое море, дальше будет море побольше.

Дождались струг Еремея, показал ему на юго-запад – туда идем, до земли верст десять. Но там очень мелко, надо место искать, чтоб к берегу подойти.

Еще два часа гребли, гребцы уставать стали. Стали подходить к берегу, струг днищем цепляет, пошли вдоль берега, шестом глубину проверяем. Увидели мысок впереди – подошли ближе к берегу, метров десять грязи осталось. Чтобы меньше грязь таскать, на берег сошли только Ратмира-повар и парни, таскать котлы и ведра. Хорошо, лошадей нет, а то ила по колено. Рыбы наловили прилично, на ужин всем хватит, у Еремея рыбаков нет, только гребцы, ловим и на его долю. А у меня пацаны рыбачат наперегонки. Сварили уху, накипятили воды, объявил, что: «пить только из этих ведер, этой красивой кружкой. Кто будет пить сырую воду, будет наказан. Наказание еще не придумал, но оно будет суровым.» Сразу набежали пить воду, но это из-за кружки, наверное. Ели на борту, тех кто сходил на берег, заставил грязь с ног смывать. Пока ужинали – темнеть стало. Решили пройти в сумерках верст пять, и там встать на якорь, а то наш костер далеко видать. Переночевали на якоре нормально, никого не видели. Тут мели кругом, лодки все по центру таганрогского залива ходят. Утром по кусочку хлеба и водой запили и вперед.

Пошли вдоль берега, ветер поднялся, восточный, бакштаг, почти попутный то есть. Парус еще вчера дошили, надо попробовать поднять. На топе мачты приделана железная скоба, в нее протянута пеньковая веревка – фал, завязана кольцом – вот так примитивно, но работает. Привязали к нему фаловый угол нашего стакселя. На струге мачта очень низкая, четыре метра, и это при общей длине более семнадцати метров. Так что парус нас получался учебным – на ход корабля влиял не сильно, даже очень учебным. К тому же моряком я был исключительно теоретическим, диванным. Так, книги читал про парусники, была мечта про свою небольшую яхту, но это была сильно далекая мечта. Так что ученик с учебным парусом, только струг и море – настоящие. Да, вот тебе твоя мечта, яхта не самая маленькая, экипажа – толпа, вперед!

Так, вернемся к парусу, из-за низкой мачты у нашего стакселя нижняя горизонтальная шкаторина была длиннее вертикальной задней. При этом, галсовый угол паруса до носа сильно не доставал. Зато был выбор куда крепить – к левому борту или к правому, в зависимости от галса, это расширяло возможности, особенно при бакштаге. Я надел перчатки, на всякий случай, и с помощью трех мужиков поднял парус. Парус сразу наполнился, закрепили фал, и стали искать оптимальное положение. Чтоб гребцы не мешали, дал команду «суши весла». Нашли положение, закрепили шкоты. Струг идет узлов четыре-пять, это без весел! Правда, стаксель работает как прямой парус. Гребцы довольные – течения нет, а грести не надо, струг сам идет.

Смотрю, Еремей нас догоняет потихоньку, они подняли свой прямой парус и гребут еще, поравнялись с нами, весла подняли, идем вровень – они на прямом, мы на косом, ветер попутный, площадь парусов одинаковая. Клевать рыба стала хорошо, или это восемь рыбаков так влияют? Состав улова тоже поменялся, я даже не назову породы. Вроде ядовитых нет – все в котел пойдут. Мы же толком не завтракали, есть захотелось, надо приставать. Увидели мыс, пристали близко, без особой грязи. Ухи наварили, воды накипятили, быстро поели и вперед, пока ветер попутный. Целый день шли под парусом, иногда гребли, к вечеру вышли к устью реки Ея. А реку не видно – то ли озеро, то ли болото – все тиной заросло. В устье островок голый, местами песчаный – на нем остановились, ухи опять сварили, поели, думаем идти ночью или нет. Решили – нет, это не река, опасно, встали ночевать. Сказал еще начать баранину варить, что бы утром время не тратить.

Утром встали, вскипятили баранину, бульон с крупой выпили, мясо оставили на обед и отчалили, ветер слабый, гребем. Проходим место будущего Ейска, небольшое селение есть, но мы далеко от берега, плохо видно – проскочили мимо. Ветер усилился, бросили грести, само идет. Пацаны рыбу ловят, и по одному Пушкина читают под присмотром Ефима. Младшие уже нормально читают, а парни по складам. Я арифметику провел, вычитание начали. Девчонки дошивают сарафаны, на носу повесили кошму на форштаг, внутри переодеваются. Дошили, вышли все в новых сарафанах, молча красуются. Ну вот, другое дело. Пообедали мясом на ходу. Подходим к Должанскому мысу, готовились-готовились, все равно проскочили в море на полверсты, спустили паруса и против ветра гребем к берегу. Подошли вплотную к берегу, ветер немного слабее, гребем, гребцы уже устали, но если не грести – ветер сносит в море. Додумались – подошли еще ближе к берегу, воткнули в дно шест, (а их у нас много осталось), петлю накинули – стоим отдыхаем. Гусевский струг подошел – так же «заякорился». Так и пошли дальше – полчаса гребем – минут пятнадцать отдыхаем. Сколько прошли до вечера – непонятно, ориентиров нет, однообразный прямой берег. Вечером причалили, уху сварили-съели. Воды в бочках мало, только на утро и обед хватит, и все. Гребцы сразу попадали спать – умаялись, давно так не гребли.

Пацанам скучно, читать я не разрешаю – сумерки, так они стали соревноваться наизусть куски из сказок Пушкина рассказывают. И вдруг понял я, что говорят они на русском языке девятнадцатого-двадцать первого веков, а не на том говоре, под который я подстроился, когда Федю встретил. С акцентом небольшим, но это гораздо ближе к моему родному наречию чем к «фединому». Значит это эффект стихов Пушкина, если бы была проза, ее можно прочесть по-разному, а в стихах рифма и размер довольно жестко задают произношение. Нет, конечно я поправлял произношение слов, когда Ефим начинал читать, но немного. Может они даже сначала воспринимали это как иностранный язык, понятный но другой. Но яркость языка и интерес к сюжету, в условиях информационного голода, втянула пацанов в мой русский язык.

И девчонки тянутся за пацанами, тоже читают наизусть, произношение друг другу поправляют. Причем не только в стихах, но и в повседневном разговоре. Говорить на языке Пушкина стало модным в нашем мирке.

Особенно девчонкам нравится начало «сказки о царе Салтане…», там где «Я б для батюшки-царя родила богатыря», и на меня издалека зыркают. Заметил еще, младшие девки ко мне сами не подходят, я так понял что старшие, Ратмира и Евдокия им запрещают, но так, не явно, под другими предлогами, этим я, вроде как, отказал, так они младших «к телу» не подпускают, ревнуют. А там есть симпатичные, правда, молодые слишком, ладно, потом, еще не вечер.

Выставили посты и уснули. Утром встали пораньше доели уху и вперед, пока ветер слабый. Через час видим селение впереди, подошли ближе – юрты татарские, шесть штук, стадо овец вдалеке. Мы подошли к берегу и встали напротив. К нам подошли два татарина, дети и женщины у юрт остались. Татары без сабель, только луки за спиной и ножи на поясе, оружие не достают – смелые. Игнат им кричит, про воду спрашивает. Долго не можем понять друг друга. Наконец Игнат говорит:

– Колодец у них, так воду не дадут, серебро хотят.

Нашел маленькую монетку в кошеле – показали татарам и показали две бочки, они в ответ – две монетки, договорились. Колодец метрах в пятидесяти от берега, вода слегка солоноватая но нормальная, прохладная. У нас только четыре ведра, устроили бег по кругу с ведрами и сменой бегунов. Я, Аким и Игнат охраняли. Наконец бочки наполнили, ведра накипятили и отчалили.

Через полчаса миновали мыс, и слева берег ушел вглубь. Говорю Еремею что это залив, можно срезать напрямик, но это верст тридцать. Я буду по компасу идти (курс 170 где-то), ты за мной. Там залив будет. Если будет сносить, бери левее – в берег попадешь. Компас надел на правую руку (на левой часы).

Пошли вперед, ветер чуть слабее чем вчера, и дует ровно в левый борт – галфвинд. Может парус попробовать? Надел перчатки, расставил людей. Я понял основной принцип косого паруса – это крыло самолета, поставленное вертикально. Ветер должен дуть в переднюю кромку и немного вовнутрь. Тогда сила будет направлена «из горба», почти под прямым углом к ветру.

Подняли парус, сначала нас сносило по ветру, но подкорректировали точки крепления шкотов и сильно натянули переднюю шкаторину, «крыло» заработало. Нас, правда, все равно сносило, но не сильно – градусов десять-двадцать. Наверное, из-за того, что у струга очень слабо выражен киль, почти плоскодонка. Стали подгребать двумя веслами справа – так по курсу идем. Но так нас гусевские обгоняют, но и гребут они в полную силу. Мы стали грести всеми веслами, только справа на два больше. Так мы отрываемся от Еремея. Так и гребем в часть силы, два гребца отдыхают – потом меняются. Уже виден дальний берег, куда мы направляемся, но еще часа два грести. Гусевские выдыхаются, отставать стали. Мы уже ушли вперед метров на пятьсот. Ничего, пока они придут мы уху начнем варить, не заблудятся – струг с парусом далеко видно.

Подходим к заливу, он тоже в тине зеленой, в него речка впадает наверное. Слева поселок небольшой, тоже юрты вроде. Справа пустой мыс, туда причалили. Уху варим, Еремея ждем.

Смотрю, у Ефима новое занятие, раскатал на палубе глину, плитка – квадрат сантиметров сорок. И стилусом пишет на нем. А перед ним другой пацан держит раскрытую книгу, так как у Ефима руки в глине. Подошел, смотрю – он переписывает «У лукоморья дуб зеленый». Причем копирует печатные буквы со всеми засечками, копирует довольно похоже, ровно, только медленно. Строчек десять уже «напечатал». Вот, думаю, выработает неправильную манеру письма, потом переучивай, тут глина, а там пером по бумаге писать придется. Остановил его мягко, похвалил. Сказал что в Воспоро куплю бумаги, дам настоящие перо и чернила. Будет писать по-настоящему.

Обрадовался он, конечно, теперь мечтает о бумаге.

Через час пришел Еремей, гребцы вымотанные – причалили и попадали на палубу. Уху им на струг передали, там едят. Еремей ко мне:

– Какой парус у тебя! Боком к ветру идет! Это латинянский? И без поперечины.

– Это новый такой, стаксель называется. (профессионалы бы меня поправили, может генакер это, но и так пойдет).

– Мне тоже такой сделать надо, вроде не сложно.

– Там управлять сложно, учиться надо. Можно даже против ветра идти, но я еще не умею.

– Нужное дело.

Поужинали, и в сумерках прошли еще верст пять на веслах вдоль берега. Заякорялись шестами и на ночевку встали.

Утром двинулись с попутным ветром на запад, ветер стабильный восточный, но Еремея предупредил – смотри, скоро берег влево уйдет, грести тебе придется. Проскочили верст пять и поворот, ветер сбоку, но даже лучше чем вчера – между галфвиндом и бакштагом. Нас даже не сносит, идем параллельно берегу. А гусевские гребут чуть быстрее чем мы под маленьким парусом. Через пару часов гребцы Еремея подустали, идем вровень – мы не гребем. Игнат кричит что они на «шест» встанут, отдохнут, догонят потом. Мы дальше пошли потихоньку. Немного подальше смотрим – речка впадает в море, без всякой тины. Попробовали – пресная, мутноватая правда. Поднялись по ней немного, но так чтоб море не терять из видимости, набрали воды. Вернулись к морю, начали обед готовить, а то толком не позавтракали. Решили сварить последнюю тушку барана, а то испортится. Варим и смотрим как струг Еремея приближается. Поели, гребцы гусевские все никак не придут в себя. Но берег уже на запад больше поворачивает. Еремей может попробовать с прямым парусом пойти. Между курсом и ветром градусов тридцать пять – сорок, многовато, но надо попробовать.

Подняли паруса, Еремея сносит немного, но если грести тремя-четырьмя веслами справа, то курс выдерживает. Мы поставили парус поперек ветра сначала, такая же картина как и у Еремея. Довернули парус еще сильней, теперь шкотовый угол ближе к носу чем галсовый, благо маленькие размеры паруса это позволяют. Пошли ровно, но не особо быстро, от гусевских немного отстаем. Часа через два берег стал уходить влево – мыс темрюкского залива прошли. Машу Еремею – пристали к берегу. Объясняю ситуацию – впереди большой залив, идти вдоль берега – дня два или три, причем первую половину им грести придется. А можно срезать – напрямик верст пятьдесят или шестьдесят. Но выходить с утра надо, чтобы за день дойти.

Решили выходить с утра, сейчас отдыхать и готовится. Уху варим, рыбу запекаем, воду кипятим – готовимся. Легли спать пораньше. Утром разбудили до рассвета, уха кипит. Уху выпили и по кусочку рыбы съели. Остальную рыбу с собой взяли.

На рассвете ветер слабый, пошли на веслах, забирая влево, к берегу. Через полчаса ветер усилился до обычного, вдали от берега даже сильнее. Стали поднимать паруса, но сначала связали струги веревкой, боялись потерять друг друга. Толстой веревки было только метров пятнадцать. Паруса поставили как вчера, Еремей справа и его уносит правее курса, мы можем идти левее, но медленнее гусевских. Пришлось подбирать даже места крепления троса между стругами, у нас в районе мачты правого борта, у Еремеяя, соответственно, левого. Получилась такая конструкция – гусевский струг тянет вперед и вправо, мы, чуть отставая, тянем влево. Все вместе идем по курсу без весел. Скорость скачет от четырех до шести узлов, в зависимости от ветра. Почему-то при усилении ветра нас больше тянет вправо, при ослаблении – влево, приходится подруливать.

Вдали от берега усилилась волна, и стали попадать брызги внутрь струга. Продольный профиль струга сильно выгнутый, корма и нос загнуты кверху. А посередине борт довольно низкий, туда и стали залетать брызги. Иногда приходила особо сильная волна, и через левый борт прилетало с полведра воды. Так мы можем и не дойти. Выдал парням котелок – вычерпывают. Все вещи и часть еще сухихи жердей-дров распихали в нос и в корму – там сухо. Вроде ситуация стабилизировалась.

Вдруг пацаны кричат – «парус», и за корму показывают. Смотрю – точно парусник сзади, вроде крупнее нас, тоже косой парус, но далеко – километра три или больше. За нами?! Погоня?! В крови забурлил адреналин. Я, Аким и Савва одели брони и собрались на корме. Решили пока не грести, что силы тратить, надо прояснить ситуацию. Парусник медленно нас догоняет, морской бой может быть очень неспешным. Вот уже около километра до него. Я достал оптический прицел и смотрю как в подзорную трубу. Четыре крата – ну хоть что-то. Парусник с высоким бортом, одной мачтой, косой латинский парус с гигантской наклонной реей. Из бортов весла торчат горизонтально, не гребут. Если они начнут грести – легко догонят. Даже если у них нет пушек, наши винтовки не помогут – их борт намного выше нашего – если абордаж – мы успеем перебить максимум десяток, и все. Нам – все. Могут просто протаранить.

Сколько же у них весел? Не видно, носом на нас смотрит. А нет, не носом, идет не на нас, а немного мимо. Пройдет между нами и берегом метрах в трехстах. От берега отрезают! Что же делать! Никак не уйти от погони, мы даже сманеврировать толком не можем. Сохраняю внешнее спокойствие, а в голове мысли мечутся.

Вот он уже у нас на траверзе – метров двести пятьдесят – триста. Посчитал весла – шестнадцать на правом борту, на левом, наверное, также. Какой-то флаг красно-белый на мачте – не разобрать – мелко. Хоть не пираты, но кто его знает. Пушечных портов не видно. Название есть, но тоже мелко – не разглядеть. А он не особо длиннее струга, но сильно выше и толще. Что-то он не маневрирует, неужели мимо! Вижу как на надстройке, на юте, люди стоят, на нас смотрят. Корабль удаляется. Вроде пронесло.

Наблюдаю еще несколько минут. Потом, отставив «подзорную трубу», солидно так говорю:

– Купеческий корабль это. Из Копы в Воспоро идет, или в Матрегу.

Мои зашумели, оживились, воду вычерпывают, рыбу ловят. А я осознал, что еще слишком слаб для этого мира. Но получил некоторые ориентиры для развития, если собираюсь работать здесь хотя бы несколько лет, то нужно иметь корабль по мощнее этого, с пушками. Основной транспорт в Черном море сейчас – каботажное плавание, и от этого никуда не деться. А вот корабль можно сделать получше. Хотя я тот еще корабел, но сходу могу сказать, что корпус надо делать уже и длиннее, одно это даст выигрыш в скорости. Латинский парус – долой, для манипуляций с тяжеленной реей нужна толпа моряков. Бермудский парус технологически пока очень труден, с деревянной-то мачтой, а вот гафельный – то что надо. И орудия делать сразу казнозарядными, с гильзами и капсюлями. Тогда пары орудий хватит, а если еще нарезные – фугасные, то вообще – «хозяин морей».

Замечаю что Аким немного нервничает, по сторонам украдкой поглядывает. Думал, еще корабли высматривает, но кажется мне, что из-за того, что берега не видно. Берег сзади – ушел в «горизонт», слева – еле просматривается. Мы в открытом море! Хотя это – Азовское «озеро». Это его греки так называют – Меотийское озеро. Да, представляю себе впечатления человека, для которого самая «широкая» вода – это Дон.

Ветер усилился еще немного, но хоть направление не меняет, стабильный восточный ветер, сухой очень, наверное, с ордынских степей дует. Волна захлестывать сильней стала, вычерпываем почти постоянно, вот еще зараза. Наши речные струги совсем не мореходны, борт очень низкий. Зато скорость поднялась, из-за попутных волн не понятна скорость, но километров десять в час или чуть меньше мы делаем.

Пообедали, по куску рыбы и по куску засохшего хлеба, водой запили. Проверил курс по компасу, вправо отклонились немного. Довернули левее – волна еще сильней стала бить. Вычерпывать стали интенсивней, но один котелок справляется, только черпальщики стали чаще меняться. Да, хотя бы борта нарастить у струга. А как тогда гребцам работать? Весла надо удлинять, банки выше ставить, или даже палубу сплошную. Остойчивость снизится. Балласта добавить. Осадка увеличится. Тогда по реке Воронеж и не пройдешь толком. Так что или река или море. Река-море – река-горе. Тогда для пути в Московское княжество нужна промежуточная база, как я и планировал, на Воронежской стрелке. И гальюн бы сделать, а то девки смущаются на борт садится, за кошму прячутся.

Часа через два ветер стих немного, перехлестывать почти перестало, черпальщики вздохнули с облегчением. Курс проверил – теперь левее идем. Но исправлять не стал, чтобы мимо Керченского пролива не промахнуться. Сколько мы прошли с неверным курсом – не знаю, лага нет, карту не веду, навигатор блин. Но мимо берега не промахнемся, хотя оказться где-то в Сиваше не хочется.