Текст книги "Корпорация цветов"
Автор книги: Константин Соргунов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)
– Я не знаю, как я сюда попал, – зачем-то сказал я. Вероятно вид у меня был несколько нелепый, потому что дрэи переглянулись и издали горлом странные булькающие звуки. Полагаю, это был смех.
– Ты уже был здесь, – утвердительно сказал дрэй. – Видел. Знаешь.
– Я ничего не знаю, – сказал я устало. – Я просто хочу домой. Моя дочь одна. Дочь… вы знаете, что такое дети?
– Дети, – удивлённо повторил он, словно бы пробуя слово на вкус. – Дети?
– Да, дети, ребёнок, – быстро кивнул я. – Маленькая девочка одна в квартире. Я должен вернуться к ней.
– Тогда иди, – сказала дрэйка. – Возвращайся в свой аларин.
При этих её словах кровь бросилась мне в лицо. Я с трудом смог удержаться от того, чтобы не кинуться на дрэйку со сжатыми кулаками. К счастью, я быстро взял себя в руки и только сказал раздраженно:
– Я не знаю, где дом! Это ваш мир, черт бы его побрал. Я попадаю сюда уже третий раз не по своей воле. Я не хочу больше сюда приходить! Почему это место не оставляет меня?
Дрэйка посмотрела на меня с интересом, по крайней мере я увидел в её глазах явное любопытство.
– Ты из тех, кто строил золотой мост? Ты из аюров?
– Нет, – чуть ли не закричал я. – Я просто ищу дорогу домой!
– Два дня назад здесь проходил другой пришлый, – продолжала она, не слушая меня. – Он хочет построить золотой мост.
– Построить заново, – поправил её дрэй. – Но нам не нужен мост. Этого нет в замысле.
Слово "замысел" он сказал очень значительно. Я не понимал, что он имеет ввиду, но меня бросило в холод.
– Я ищу дорогу, – снова сказал я, переходя на шепот. – Мне не нужны ни мосты, ни замыслы. Я просто хочу вернуться домой.
– Тогда иди, – равнодушно сказала дрэйка. Я сделал шаг назад, но тут дрэй коснулся рукой её шеи.
– Ахт, – сказал он на выдохе. – Ахт инаги. Смотреть. Видеть. Это он. Он пришел.
Дрэй сделал руками жест, будто бы разгонял густой дым. Дрэйка заинтересованно на него посмотрела и сказала вопросительно:
– Аи?
– Он. Должен видеть, – кивнул дрэй. – Это их условия. Их ахго тин. Так сказал отец.
– Хорошо, – спокойно сказала дрэйка и к моему вящему изумлению стала меняться. В детстве я часто плавил в костре куски полиэтилена, которым моя бабушка закрывала грядки с огурцами. Полиэтилен не горел, а медленно плавился, вливаясь в пылающие палки густой темнеющей массой. Нечто похожее происходило сейчас с дрэйкой. Мне показалось даже, что я чувствую запах горения.
Её глаза вспыхнули и будто превратились в расплавленный металл, который медленно потёк по лицу вниз, оставляя на синей коже дымящиеся полоски. Губы изогнулись как в ухмылке и начали таять, обнажая зубы и черные десны. Нос стал мягким и стёк на подбородок, а потом и вся кожа на лице вздыбилась тонкой коркой и плавно сползла на шею. В течении нескольких секунд я с ужасом созерцал полностью обнажившийся мозг, затем с него сошли два тонких пласта полупрозрачного вещества и воздух вокруг дрэйки задрожал, как воздух над пылающим костром. Весь её облик таял и истончался, с неё обильно стекала прозрачная и густая жидкость. Я смотрел как завороженный на тошнотворную картину, разворачивающуюся прямо передо мной. Когда отваливался очередной пласт костей и жил, вокруг тотчас начинал собираться дрожащий воздух. Наконец дрэйка, потеряв последний кусок плоти, оказалась в вибрирующем коконе. Он покрывал её тело словно тонкой тканью, из-под которой, несмотря на кажущуюся прозрачность, ничего нельзя была рассмотреть. Потом по кокону прошла яркая сиреневая вспышка и он начал распадаться сверху вниз, обнажая существо, находящееся под ним.
Первым, что я увидел, когда кокон раскрылся, были глаза. Голова женщины была запрокинута, глаза, направленные вверх, горели зловещим синим огнём. Боковым зрением я видел, что дрэйка изменилась до неузнаваемости, но никак не мог отвести взгляда от её горящих глаз. Но вскоре пламя в них потухло и я с изумлением увидел, что передо мной стоит молодая женщина со светлой кожей, свежим гладким лицом и тёмно-каштановыми волосами, собранными в аккуратный пучок. На женщине был строгий деловой костюм светло-бежевого оттенка. Но метаморфоза от чудовища к симпатичной женщине меня изумила не так, как удивили её ноги. И дело было не в том, что вместо костлявых изогнутых конечностей у неё появились стройные и длинные ножки. Меня почему-то поразило то, что женщина была в туфлях на шпильках. Не знаю почему, но некоторые самые, казалось бы, обыденные вещи могут сильно меня напугать. И дело не в самих вещах, что может быть страшного в обыкновенных женских туфлях на шпильке, дело скорее в том, где именно находятся эти вещи. К примеру, я уверен, что астронавт, впервые ступивший на поверхность Марса, будет до смерти напуган розовым плюшевым мишкой, если встретит такового, сидящего рядом с каким-нибудь кратером. Тогда я чувствовал себя в роли этого самого космонавта. Я смотрел на роскошные ноги женщины, в которые превратилась ноги дрэйки, и чувствовал, как живот покрывается гусиной кожей. Я видел её тонкие щиколотки, видел наливные икры, видел округлые колени, видел, наконец, юбку в широкую складку, но ничего не пугало меня так, как её туфли на высокой и тонкой шпильке. Готов поклясться, что я бы не испугался, увидев на месте дрэйки двухголовую собаку или ребёнка с клешнями. И то и то было бы куда как более уместно на берегу неземного моря в месте, которого не было ни на одной карте. А вот туфли на шпильках были совершенно нездешними. И от этого мне было жутко.
Женщина в костюме посмотрела на меня в упор, и от её взгляда мне стало почему-то легче. Лицо её было строгим и серьёзным, губы поджаты. Она смотрела на меня с тем выражением, которое я видел множество раз. Это была спокойная сосредоточенность делового человека. Почему-то у женщин редко получается выглядеть корректным служащим. Как бы скромно они не одевались, деловые женщины всегда выглядят или распутными красавицами, или серыми мышками. Впрочем, последние редко задерживаются в мире бизнеса. А феминистки (или никсы) с их якобы мужскими повадками обычно оказываются женщинами, которым ещё не удалось раскрыть свой женский потенциал. Но рано или поздно это происходит и ещё одной мужеподобной дамой становится меньше.
А женщина в костюме не была ни мышкой, ни тигрицей. Она была спокойна и уравновешена, на её лице не было ни единой морщинки, сообщающей о внутреннем напряжении. Рядом с дрэем она казалась потрясающе красивой и маленькой, как девочка, хотя в ней было не меньше ста семидесяти сантиметров без учета шпилек.
– Кто вы? – просто спросил я, стараясь не смотреть на её туфли.
– Меня зовут Елена Голубева, – сказала женщина приятным ровным голосом. На её губах появилась дежурная улыбка. – Корпорация цветов приветствует вас.
Я смотрел на неё, чувствуя, как мою спину заливает холодный и липкий пот. На несколько секунд я закрыл глаза, а когда открыл их, ничего не изменилось. Передо мной по-прежнему стояла аккуратная и серьёзная молодая женщина, рядом с ней стояло огромное скелетообразное чудовище. Я увидел, как из носа дрэя сочится тёмно-синяя жидкость.
– Мы приносим свои извинения за то, что вынуждены принимать вас в такой неподходящей обстановке и предлагаем вам пройти в главный офис нашей компании.
– Нет, я, – мне пришлось облизнуть внезапно ставшие сухими губы, – я просто хочу вернуться домой.
Дрэй положил свою костяную лапу мне на плечо. Не сжал, но я почувствовал на себе смертоносную тяжесть. Мне показалось, что ещё немного и его пальцы войдут в моё плечо как нож в масло.
– Мы настоятельно предлагаем вам пройти в наш офис для демонстрации. – сказала женщина, не переставая улыбаться.
– Для демонстрации чего? – пролепетал я.
– Мы всё покажем вам через несколько минут, – загадочно сказала женщина, глядя на меня сквозь тонкие стёкла очков. Я понятия не имел, когда на её носу оказались очки в изящной золотой оправе, но сейчас это интересовало меня меньше всего. Сейчас я даже не думал о собственной дочери. Мои мысли занимали её ноги, обутые в туфли на шпильках. Это ужасало меня, но чем больше я о них думал, тем больше находил в этой мысли возбуждающего. Длинные ноги женщины-оборотня в изящных маленьких туфельках. С ума сойти!
В руках у женщины, назвавшейся Еленой, неизвестно откуда появился блокнот и ручка.
– Ваше имя?
– Игорь, – сказал я, делая глубокий вдох. – Послушайте, что всё это…
– Фамилия?
– Кравцов.
– Семейное положение?
– Вдовец. Послушайте, Елена…
– Пожалуйста, только отвечайте на вопросы, – сказала женщина, не меняя радушного тона. – У вас есть дети?
Упоминание о детях подействовало отрезвляюще. Я совершенно забыл о руке дрэя, покоящейся на моём плече и сказал раздраженно:
– Какого черта вы спрашиваете? Я говорил вам, что у меня есть дочь и я должен пойти к ней!
– Как зовут вашу дочь? – спросила женщина, быстро делая в блокноте какие-то записи.
– Анастасия! – закричал я. – Мне нужно к моей дочери! Кем бы вы ни были, поймите, мне нужно к моей дочери!
– Род занятий?
– Да пошла ты!
Внутренне я сжался, ожидая быстрого возмездия за свою выходку. Но никаких репрессий со стороны дрэя не последовало. Его рука всё так же лежала на моём плече. Женщина передо мной приветливо улыбалась и держала ручку наготове.
– Род занятий?
Мне вдруг стала смешно.
– Какой идиот составлял эти вопросы? В них нет логики. Ты даже не спросила про мой возраст. Ну на кой черт тебе моя профессия? Ну скажу я тебе, что я отельер, и что это тебе даст? Ты знаешь, что такое отель? Да кто ты вообще такая? Елена Голубкова? Не смеши ради бога. Полагаю, ты можешь прикинуться кем угодно. Прикинуться человеком. Но ты не человек и человеком тебе никогда не стать. Дешевка.
Я сплюнул. Дрэй убрал руку с моего плеча. Женщина сняла очки.
– Мне очень жаль, что вы, Игорь, не хотите с нами сотрудничать. Наша компания предусматривает ряд санкций в случае нежелания взаимной работы. Но мне бы не хотелось применять их к вам.
Она впервые искренне и даже озорно улыбнулась.
– Даже несмотря на сказанное вами.
– Что вам от меня надо? – спросил я, чувствуя, как на меня всей тяжестью наваливается усталость. – Почему это место не оставляет меня в покое?
– Вы наблюдатель, – спокойно сказала Елена. – И должны наблюдать. Таковы условия.
– Я не хочу быть никаким наблюдателем! – заорал я. – Мне нужно домой! Моя дочь…
На моё плечо снова опустилась тяжелая рука дрэя. Но на этот раз она не ограничилась просто похлопыванием, когтистые пальцы распороли мне кожу и сжали голое мясо. Боль была настолько острой, что в первый момент я задохнулся. А потом начал кричать.
– Ахт, – быстро выдохнула Елена. Краем глаза я заметил, что лицо её на долю секунды изменилось – под миловидным образом проявилась мертвенно-бледная кожа.
– Я пойду с вами! – закричал я.
– Хорошо, – дежурно улыбнулась женщина. Меня отпустили.
Истерзанное плечо горело огнём, но кровь не текла, края раны зарубцевались практически сразу, как только дрэй отнял руку.
– Вы пойдете с нами, – сказала Елена. – Вы пойдете с нами, и будете делать то, что и должны.
Я ничего не ответил. Женщина взяла меня за руку чуть повыше локтя и повела вдоль берега. Дрэй шел позади меня, и я спиной чувствовал его тяжелый взгляд. Все мысли куда-то испарились и осталась только гнетущая усталость. Я не думал о дочери, не думал о том, куда мы идём. Больше всего в тот момент меня занимал маленький камешек, попавший в ботинок. Я думал о камешке, мечтал остановиться и вытряхнуть его, и больше не думал ни о чем.
Минут сорок мы шли по берегу зловеще-спокойного моря, а потом перед нами выросла огромная стеклянная стена. Поначалу я её даже не заметил. Елена остановилась так резко, что я едва не стукнулся лбом об толстое стекло.
– Осторожнее, – сказала женщина с притворным беспокойством. – Мы почти пришли.
Она отпустила меня и вытянула вперёд обе руки, так, что коснулась стекла кончиками пальцев. Я услышал противный скрежет, который бывает, если провести мелом по школьной доске. Заскрипели невидимые механизмы, и стена пошла вверх, взметнув целое облако песка и пыли. Я не уверен, где именно кончалась стена, но, кажется, она уходила в море на несколько сотен метров.
А за стеной был небоскрёб, хотя вначале я не поверил своим глазам. Стена медленно уходила вверх, море оставалось неизменным что за прозрачной стеной, что без неё, мрачный каменистый берег был тоже без изменений. Но через стену не было видно огромного небоскрёба, хотя я видел чаек, летающих прямо перед ним.
– Пойдемте, – любезно сказала Елена, когда стена поднялась достаточно высоко, чтобы мы могли пройти под ней, не наклоняясь. Я что-то невнятно буркнул, и мы пошли прямиком к небоскрёбу. Дрэй остался стоять по ту сторону стены, вперив в небо равнодушный взгляд.
Небоскрёб был самым обыкновенным зданием из тёмно-серого бетона. В нём было около сорока этажей, окна с затемнёнными стёклами и узенькие карнизы, опоясывающие небоскрёб. На уровне четвёртого этажа висел широкий плазменный экран, на котором беспрестанно крутился какой-то рекламный ролик. Над экраном была широкая растяжка с надписью на незнакомом мне языке. Буквы были оранжевыми, фон ярко-зелёным. Слева на растяжке была эмблема, при виде которой меня бросило в дрожь. Три цветка – люпин, роза и лесной колокольчик переплетались между собой. Я узнал её, и мне стало жутко. Я вспомнил Нарин.
Елена отвела меня к подъезду со стеклянной крышей и колоннами из цветного стекла. Массивная железная дверь была абсолютно гладкой и без какого-либо намёка на замочную скважину или хотя бы ручку. По центру её была толстая пластина из нескольких ярких полосок, наклейка над ней гласила "корпорация цветов ритм один". Женщина достала из кармана пластиковую карточку и быстро провела ей по ярко-красной полосе. Раздался тихий щелчок, и дверь неслышно открылась. Мы вошли в просторный холл, освещенный оранжевым и зелёным светом.
– Добро пожаловать в Корпорацию Цветов, – произнёс приятный механический голос, эхом отдающийся в холле. – Мы рады приветствовать вас.
– Здесь я вас оставлю, – сказала Елена, подарив мне ещё одну неискреннюю улыбку. – Подождите несколько минут, за вами придут.
Я ничего не ответил, решив, что разумнее всего будет хранить молчание. Я играл на чужом поле и опасался того, что любое сказанное мною слово может быть расценено не так, как мне бы хотелось. Я был чужой здесь и у меня не было никакого желания вступать в какой бы то ни было контакт. Я подчинялся обстоятельствам – и только.
Холл, в котором я оказался, походил на приемную в частной клинике. Сверкающее стекло и пластик, скользкий кафельный пол и яркие лампы, вмонтированные в потолок. Сходство с клиникой добавляли и многочисленные плакаты, висящие на стенах. На них изображалось человеческое тело в разрезе, различные неизвестные мне механизмы и отдельные органы. Надписи на плакатах я разобрать не мог, язык, на котором они были написаны, был мне незнаком. Буквы немного напоминали греческие и каждое слово начиналось с заглавной буквы. Овальная стойка, за которой в любой клинике обычно стоит очаровательная девушка-администратор, пустовала. Меня удивило, что за стойкой не было ни компьютера, ни телефонного аппарата, но я не стал заострять на этом внимание. Я опустился на стул с мягким сиденьем и стащил с ноги ботинок. Вытряхнув проклятый камешек вместе с песком на блестящий пол, я немного размял измученную ногу руками и надел ботинок обратно. Как оказалось вовремя, потому что раздался гулкий стук каблуков и в холл вошла невысокая женщина в деловом костюме. Лицо у неё было симпатичным, но невыразительным, рыжеватые волосы собраны в сложный узел на затылке.
– Игорь? – спросила меня женщина. Я кивнул. – Мы ждём вас. Пойдемте.
Я встал и мрачно зашагал за ней. Занятный своими мыслями, я не особенно её рассматривал, но успел отметить, что она, как и Елена, носила туфли на шпильках. Мы шли по длинным коридорам, тоненькие каблучки мелодично цокали по кафельному полу. Странно, но в этом огромном здании, кажется, не было лифта, зато лестниц и переходов сколько угодно. Я так и не понял, на какой мы с ней пришли этаж, но уверен, что шли туда не меньше получаса.
– Меня зовут Надежда, – на ходу сообщила мне провожатая. Я снова промолчал, но она, кажется, и не ждала моих слов. Она шла с прямой как палка спиной и походка у неё была ничуть не женская. В её движениях не было ни грации, ни плавности, словно передо мной шагала не молодая женщина, а заводная игрушка.
Надежда привела меня в полукруглую залу с мягкими диванами, стоящими вдоль тёмно-синих стен. Большие напольные лампы светили довольно ярко, но свет их был мягким и не резал глаза.
– Они сейчас придут, – сказала Надежда, жестом предлагая мне присесть. Я сел в самый дальний и тёмный уголок залы. Женщина постояла несколько секунд, глядя на меня так, будто бы хотела что-то спросить. Потом на её губах появилась странная улыбка и она, резко повернувшись на каблуках, быстро пошла прочь из залы. Я остался один.
В полной тишине прошло пять минут, потом десять, полчаса, час. В иной ситуации я бы уже не знал, куда себя девать, потому что если я что-то и ненавижу, так это ждать. Но тогда я просто тихо сидел, вжавшись спиной в мягкую спинку дивана, и старательно вызывал в памяти самые нейтральные воспоминания. Мне казалось, что это поможет мне остаться спокойным и не сойти с ума. Я думал о Насте, думал о том, что скоро наступит лето и мы с ней поедем в Ялту. Почему-то мысли о лете были наиболее умиротворяющими. Я давно заметил, что с нашей питерской зимой, которая длиться по полгода, начинаешь как-то по-особенному ценить ясное летнее солнце. Возможно, это только моя личная особенность, но весной, греясь под ещё нежаркими солнечными лучами, я испытываю большое наслаждение. А зимой скучаю даже не столько по теплу, сколько по золотому свету солнца. Моя Настя, напротив, солнце не жалует, и ещё лет в шесть выпросила меня купить её тёмные очки. Я не считаю это светобоязнью, в самом деле, её ведь не раздражает яркий свет лампы в моей комнате. Нет, дочь не любит именно сам солнечный свет, а вот почему, ума не приложу.
В таких мыслях я провёл ещё около часа. Наконец прямо передо мной открылась дверь и на пороге показалась блондинка со строгим лицом. Как и две предыдущие женщины, одета она была в деловой костюм и туфли на шпильках. Волосы её были точно также забраны в пучок, на шее висел шнурок с маленьким золотым ключиком. Кажется, это было просто украшение, но я не уверен.
– Здравствуйте, – сказала женщина с любезностью, не выходящей за рамки обычной вежливости. – Меня зовут Екатерина. Извините, что заставила вас ждать.
– Что вам от меня нужно? – устало спросил я. – Почему бы вам не оставить меня в покое?
– Сейчас вам всё объяснят, – улыбаясь, сказала блондинка. Она необычайно мягко выговаривала окончания слов, отчего её речь текла плавно и мягко. – Заходите.
И я зашел в огромный кабинет, одна из стен которого была панорамным окном. Оно выходило прямо на море, которое с высоты около двадцати метров казалось огромным бархатным полотном. Через толстое стекло не чувствовалась та зловещая угроза, которая исходила от морских волн, поэтому я не испытывал беспокойства. В кабинете не было никакой мебели кроме большого стола из красного дерева. На нём стояли лампа с зелёным абажуром и маленькая бронзовая собачка. Я подошел к столу и положил руки на малахитово-зелёную ткань, которой он был застелен. Екатерина смотрела на меня молча и словно бы испытующе.
– Что вам от меня нужно? – повторил я настойчивее. – Ради бога, скажите, что вам нужно?
Блондинка едва заметно улыбнулась мне краешками губ. В кабинет вошла ещё одна женщина, и только сейчас я заметил, что, помимо одежды и причесок, общего между женщинами на шпильках. Есть люди, глядя на которых им можно дать лет двадцать-двадцать пять, есть женщины, которых и в сорок с лишним можно спокойно назвать девушками. Но те четыре женщины, которых я встретил в призрачном мире, были того типа, когда про них можно сказать "молодая женщина" и никак иначе. Не знаю, отчего так получается, но, например, меня даже в юности не называли молодым человеком. Почему-то я всегда был "мужчина", иногда с пояснениями "мужчина в пальто" или "мужчина в спортивной куртке". Так и эти женщины. Они были молоды, возможно, даже слишком молоды, и всё же я не мог назвать их девушками. Это были молодые женщины и никак иначе. Все четверо.
Вошедшая была рыжеволосой и белокожей, на маленьком аккуратном носике ловко сидели очки в оправе с тоненькими зелёными дужками. Лицо было усыпано чуть заметными веснушками, которые её совершенно не портили. Портило другое – выражение лица, на котором явственно читалось плохо скрываемое пренебрежение. Но когда женщина взглянула на меня, глубокая складка на её лбу расправилась, в глазах засветилось удовольствие, а губы растянулись в улыбке. Улыбка, как ни странно, была вполне естественной. Именно эта улыбка моментально расположила меня к ней.
– Здравствуйте, Игорь, – сказала женщина, подходя ко мне вплотную и касаясь рукой моего плеча. Кажется, у них это было чем-то вроде обычного рукопожатия. Я поморщился, раненое плечо всё ещё болело.
Я снова ничего не сказал и, кажется, огорчил её своим молчанием. По крайней мере лицо блондинки немного потемнело, а улыбка померкла. Но она ни словом не дала мне знать, что недовольна мною, вместо этого обняла рукой за плечи и мягко, но настойчиво подвела меня к окну. Руки у неё были тёплые, но кончики пальцев холодные, как лёд.
– Взгляните, Игорь, – сказала блондинка, указывая на раскинувшееся перед нами спокойное море. – Не каждому человеке доведётся увидеть то, что видите вы сейчас.
– И что я вижу? – мрачно поинтересовался я.
Раздался лёгкий смешок. Блондинка стояла ко мне боком, чуть отвернувшись в сторону, так что я не увидел её лица, но был уверен, что она снова улыбается.
– Смотрите, Игорь, – снова сказала она. Её голос был довольно приятный, низкий, грудной и в меру мелодичный, голос женщины, а не юной девушки. – Смотрите внимательно.
Я смотрел прямо перед собой, но не видел ничего особенного, кроме бескрайнего моря.
– Наблюдайте, – говорила блондинка. – Смотрите, смотрите.
Мне начало казаться, что она говорит слишком ровно и гладко, как говорят автоматические голоса в метро, когда объявляют остановку. Поэтому следующие полчаса, когда она говорила, для меня были настоящей пыткой. Я привык слушать живую человеческую речь, с естественными интонациями, эмоциями, даже дефектами. Монолог длиною в полчаса, когда мне не разрешалось вставить ни слова, произносимый приятным, но механическим голосом, был необычайно труден для восприятия. Но то, что я сумел разобрать и понять, меня поразило.
Блондинка в очередной раз сказала "смотрите же", сжала мою руку повыше локтя и плавно заговорила:
– Вы попали сюда не в первый раз и, что бы вы там себе не вообразили, это произошло не случайно. Наша компания представляет интересы очень, гм, влиятельных людей, которые чрезмерно озабочены тем, чтобы все наши действия происходили в соответствии с существующими законами. А наша законодательная система такова, что ни одно преобразование не может обходиться без согласия тех, чьи интересы будут задеты в первую очередь. Ваш народ, то есть я хочу сказать, ваш мир, ваши люди, являются как раз теми, кто будет в большей степени подвержен нашим изменениям. Разумеется, мы не можем принимать в расчет ваши органы власти, потому что тогда бы нам пришлось задействовать слишком много ресурсов для того, чтобы придти к какому-то соглашению. Кроме того, ни одно из существующих ныне ваших государств не в состоянии принять решение, которое нас устроит. Ваша власть заинтересована в личной выгоде, интересы народа, тем более, чужого народа, её не интересуют. Вы можете считать, что имеете дело с завоевателями, и в таком случае можете считать также, что ваше присутствие здесь это всего лишь формальность, к которой обязывают нас наши законы. Но они не являются системой управления чем бы то ни было, у нас не предусмотрено системы взысканий и иных рычагов воздействия. Для нас закон это сродни религии, хотя для вас, конечно, религия и вера это совершенно другие, менее конкретные и осязаемые вещи. Объясню проще – если мы не будем соблюдать закон, наше существование может попасть под серьёзную угрозу. Закон это ритуал, а ритуалы мы уважаем.
Тогда мы создали проект "Ладья", для которого выбрали трёх детей, каждый из которых должен был стать наблюдателем. Одним из этих детей были вы, двое других, к сожалению, нам не подошли по умственным и физическим показателям. Мы знаем, что люди крайне эгоистичны и готовы хвататься за любую соломинку, лишь бы подтвердить собственную оригинальность, однако примите к сведению, что выбор был совершенно случаен и в том, что вы стали наблюдателем, нет вашей заслуги. Итак, вы наблюдатель от своего народа и своего вида. Вам предстоит увидеть в перспективе все перемены, которые должны свершиться в самое ближайшее время. Вы увидите все наши механизмы и все системы в действии, вы будете наблюдать за всем происходящим из эпицентра событий. После этого вам предстоит только признать, что никаких нарушений в нашей работе не было. Потом мы отправим вас домой, где вы сможете встретить всё известное вам в режиме настоящего времени.
– Погодите, а как я узнаю, что нарушений не было? – попробовал спросить я, но блондинка меня не слушала.
– Те двое, что были вместе с вами в проекте "Ладья" изначально показали гораздо более высокие результаты, нежели вы. Но к сожалению они оба обзавелись семьями и своими детьми, а родители как правило заинтересованы только в собственных детях и не представляют для нас интереса.
– Но у меня тоже есть дочь! – воскликнул я. На этот раз блондинка соизволила обратить на меня внимание.
– Да, разумеется, мы приняли в расчет то, что у вас есть ребёнок. Но во-первых вы последний из проекта и мы готовы пойти на некоторые уступки в отношении вас, а во-вторых вы особый случай.
– Это почему это я особый?
– Вы одиноки. Нет, не подумайте, отец-одиночка это не редкость даже для вашего народа, всё дело исключительно в вашем мировоззрении и мировосприятии. Обычно родитель чувствует себя сообща с ребёнком, воспринимает его как частичку себя и даже в самые черные минуты не считает себя одиноким. Но вы другой случай. Вы постоянно поддерживаете крепкую физическую и духовную связь с дочерью, вы искренне любите её, но при этом явственно ощущаете своё одиночество. И чем крепче ваша связь, чем сильнее любовь, тем холоднее у вас на душе. Мы наблюдали за вами и в короткий период вашего брака, но даже в одной постели с вашей женой ваша душа была открыта и понятна только вам.
Блондинка немного помолчала, глядя на меня загадочным немигающим взором. Потом её губы искривились в едва заметной усмешке:
– Короче говоря, вы нам подходите. Проект "Ладья" закрыт, вступает в действие проект "Наблюдатель".
– Как вас зовут? – угрюмо спросил я. На щеках блондинки вспыхнул алый румянец.
– Ольга.
– Ольга, так Ольга, – задумчиво проговорил я и вдруг перешел на ты. – Оль, почему бы тебе просто не оставить меня в покое?
Она рассмеялась так, как будто бы я сказал что-то необычайно смешное.
– Кофе хотите?
– Хочу, – кивнул я.
Ольга улыбнулась, отпустила мою руку и прикоснулась ладонью к окну. Послышалось шуршание, как будто бы кто-то комкал в руках бумажный пакет, и сверху упала огромная сиреневая занавеска из лёгкой полупрозрачной ткани.
– Пойдемте.
Мы вышли из комнаты и пошли по длинному коридору, вдоль множества дверей и стеклянных перегородок. Иногда коридор сужался так, что мы могли пройти только по одному, а иногда переходил в целые залы со стульями и шкафами, расставленными вдоль стен. Наконец Ольга остановилась перед дверью, ничем не отличающейся от десятка предыдущих дверей. Никаких табличек на ней не было, дверная ручка и замочная скважина отсутствовали. Ольга с видимым усилием толкнула дверь и, когда та распахнулась, велела мне войти первым. Я вошел.
Мы оказались в небольшой проходной комнатке, в потолок которой был вмонтирован огромный бесшумный вентилятор, а три стены были сделаны из толстого стекла. За ними виднелись лестницы со ступенями из толстого стекла. Несколько женщин, одетых совершенно одинаково, быстро спускались вниз, зажимая под мышками папки в черных кожаных обложках. Но больше всего меня поразила одна сцена, невольным зрителем которой я стал. Вверх по стеклянным ступеням быстро поднималась светловолосая женщина, одетая точно также, как все остальные увиденные здесь женщины. За руку она тащила упирающуюся девочку лет десяти, совершенно мокрую и с заплаканным и красным личиком. Я был уверен, что девочка отчаянно кричала, но через толстое стекло не доносилось ни звука. В какой-то момент девочке удалось вырвать ладонь из цепких рук. Она бросилась по лестнице вниз, но ей навстречу поднималась ещё одна женщина с суровым и беспристрастным лицом. Девочка на мгновение остановилась, бешено озираясь по сторонам, потом упала животом на перила, перегнулась и плавно сорвалась вниз. На лице женщины, которая ещё несколько секунд назад держала руку девочки, застыло тупое недоумение. Она посмотрела вниз, потом обменялась с другой женщиной равнодушными взглядами и спокойно отправилась наверх. Я вопросительно посмотрел на Ольгу.
– А, это ничего, – отмахнулась она от меня. – Это бывает.
У одной из стеклянных стен стоял высокий столик на тонких стальных ножках. На нём стоял металлический кофейник, несколько стаканов и блюдо с круглыми поджаристыми булочками. Ольга любезно улыбнулась:
– Пожалуйста.
Я не стал церемониться, подошел к столу, налил кофе в высокий металлический стакан. Кофе оказался горячим, стакан нагрелся моментально и обжигал пальцы. Боль подействовала на меня отрезвляюще, по крайней мере обманчивое чувство нереальности всего происходящего начало сходить на нет. Я решил относиться к Ольге по-деловому, как к своей коллеге и не более того. Рабочая обстановка, какой бы она не была, всегда настраивала меня на нужный лад.
– Итак, что я должен делать?
– Наблюдать, – немного удивлённо сказала женщина.
– Это я понял, – снисходительно кивнул я. – Но, полагаю, в это понятие мы с вами вкладываем разные смыслы. По крайней мере для меня это всего лишь красивый термин, который может означать что угодно. В данный момент меня интересует, ожидаете ли вы от меня какого-то активного участия. Одним словом, я хочу знать, что конкретно я должен делать. Можете изложить по пунктам, если вам так будет удобнее.