Текст книги "Ударная волна"

Автор книги: Клайв Касслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

45

На окраине Парижа, на десятом этаже сплошь остекленного здания, сооруженного в форме пирамиды, за длинным-предлинным столом из эбенового дерева заседали четырнадцать мужчин. Безукоризненно одетые, обладающие громадной властью, невероятно богатые и малоулыбчивые, они обменялись рукопожатиями и незначительными фразами, прежде чем приступить к делу. Это были члены совета по торговле, известного в узком кругу как «Учреждение», – организации, взявшейся за создание единого глобального экономического правительства. Обычно они собирались три раза в год; сегодняшняя встреча была чрезвычайной.

Собравшиеся в зале мужчины представляли международные корпорации и высшие эшелоны государственной власти. Из всего совета, лишь один из директоров, представлявший южноафриканский картель, занимался исключительно продажей качественных бриллиантов. Бельгийский промышленник из Антверпена и индус-застройщик из Нью-Дели действовали как посредники «Учреждения», осуществлявшие мощный нелегальный поток промышленных алмазов в блок стран, где правили исламские фундаменталисты, стремившиеся создать свои собственные ядерные системы уничтожения. Миллионы этих небольших промышленных алмазов были поставлены блоку из-под полы для изготовления высокоточных приборов и оборудования, необходимых для создания таких систем. Алмазы побольше, подиковеннее и качеством повыше шли на финансирование волнений в Турции, Западной Европе, Латинской Америке и ряде стран Южной Азии или в любой иной горячей точке, где подрывные политические организации могли бы подыграть множеству иных интересов «Учреждения», в том числе и продаже оружия.

Все эти мужчины были известны средствам массовой информации, все были знаменитостями в избранных ими сферах деятельности, однако никого из них не связывали с принадлежностью к «Учреждению». Это было тайной, известной только мужам, собравшимся в зале, и их самым преданным сотрудникам. Они перелетали через океаны и континенты, ткали свои паутины во всякого рода странных местах, собирая дань и накапливая неслыханные прибыли.

Молча и внимательно слушали они сообщение председателя совета – миллиардера, возглавлявшего немецкую банковскую фирму, – о кризисе, угрожавшем рынку алмазов. Величественный лысый мужчина, он говорил неторопливо на отличном английском – языке, который понимали все собравшиеся независимо от национальности.

– Господа, Артур Дорсетт угрожает важнейшей сфере нашей деятельности. Если он выбросит больше сотни тонн алмазов на розничный рынок по нищенским ценам, как то, судя по донесениям нашей разведки, он готов сделать, данный сектор «Учреждения» рухнет полностью.

– И как скоро такое случится? – спросил шейх из богатой нефтью страны на Красном море.

– Из надежных источников мне известно, что восемьдесят процентов товара Дорсетт пустит в продажу через сеть своих магазинов менее чем через неделю, – ответил председатель.

– Сколько нам предстоит потерять? – задал вопрос японец, глава необъятной электронной империи.

– Для участников бизнеса – тринадцать миллиардов швейцарских франков.

– Боже праведный! – стукнул кулаком по столу француз, руководитель одного из крупнейших в мире домов женской моды. – И у этого австралийского неандертальца хватит сил устроить такое?

Председатель утвердительно кивнул:

– По всем сведениям, товара для задуманного ему хватит.

– Ни за что нельзя было позволять Дорсетту действовать вне картеля, – высказался американец, бывший государственный секретарь.

– Урон наносится, – согласился представитель алмазного картеля. – Мир драгоценностей, возможно, никогда уже не станет таким, каким мы его знаем.

– Что, у нас нет никакого способа скрутить Дорсетта до того, как он рассует свои камни по магазинам? – спросил его японский бизнесмен.

– Я направил к нему эмиссара с предложением выкупить все его запасы.

– Ответ получен?

– Пока нет.

– Вы кого отправили? – поинтересовался председатель.

– Гейба Страузера из фирмы «Страузер и сыновья», почтенного международного торговца алмазами.

– Надежный человек и умелый торговец, – заметил бельгиец из Антверпена. – Мы вместе с ним много сделок провернули. Если кто и может приструнить Дорсетта, так это Гейб Страузер.

Итальянец, владелец флота контейнерных судов, бесстрастно пожал плечами:

– Сколько мне помнится, в начале восьмидесятых продажа алмазов резко упала. Америка с Японией переживали жестокий спад, и спрос упал, вызвав затоваривание у поставщиков. В девяностых, когда экономика наладилась, цены снова подскочили. Неужели история повторится?

– Мне ваше замечание понятно, – признал председатель, откинувшись на спинку кресла и скрестив руки на груди. – Только на сей раз потянуло ледяным ветром, и все, чье благосостояние зависит от алмазов, на нем окоченеют. Мы выяснили, что Дорсетт вложил больше ста миллионов долларов в рекламу по всему свету. Высокая стоимость бриллиантов скоро станет делом прошлого, поскольку публике вот-вот начнут промывать мозги соответствующим образом.

Француз тяжко вздохнул:

– Я знаю, что мои топ-модели смотрят на драгоценные побрякушки как на надежное вложение денег. Если бы не эти камушки, мне пришлось бы покупать им дорогие спортивные машины.

– Что кроется за странной стратегией Дорсетта? – подал голос генеральный директор крупной авиакомпании из Юго-Восточной Азии. – Он же не дурак?

– Глуп, как гиена, ждущая, что льва сморит сон, после того как сожрет половину добычи, – ответил немец-председатель. – Мои банковские агенты узнали, что Дорсетт купил процентов семьдесят – восемьдесят копей, добывающих драгоценные самоцветы.

По залу пронесся шумок – свидетельство того, что сообщение оценено по достоинству. Каждый из сидевших за столом сразу уловил суть замысла Артура Дорсетта.

– Чертовски просто, – пробормотал японский электронный магнат. – Он обесценивает бриллианты, чтобы взвинтить цены на рубины и изумруды.

Российский предприниматель, сколотивший состояние на том, что за гроши приобрел закрытые алюминиевые и медные рудники в Сибири и открыл их, используя западную технику, позволил себе усомниться.

– Для меня все это звучит так, будто… Как это у вас, на Западе, говорят?.. Дорсетт дерет с Петра, чтобы заплатить Павлу. Он что, в самом деле надеется получить такую прибыль от продажи самоцветов, что она с лихвой компенсирует убытки от обесценивания бриллиантов?

Председатель кивнул японцу, и тот ответил:

– По просьбе нашего председателя я дал задание своим финансовым аналитикам прогнать цифры через наши системы данных. Как бы то ни было удивительно, Артур Дорсетт вправе рассчитывать на прибыль от двадцати до двадцати четырех миллиардов американских долларов. Все зависит от состояния экономики.

– Боже праведный! – воскликнул британский медиамагнат. – Я даже представить себе не могу, что делать с прибылью в двадцать четыре миллиарда долларов!

Немец рассмеялся:

– Я бы пустил ее на покупку вашей недвижимости.

– Вы могли бы отправить меня паковать вещички на мою ферму в Девоншире за малую толику этой суммы, – парировал британец.

Слово взял представитель Соединенных Штатов. Бывший государственный секретарь и признанный глава одного из богатейших семейств Америки, он был отцом-основателем «Учреждения».

– Мы имеем представление о том, где находится товар Дорсетта в настоящее время?

– Поскольку он назначил крах рынка через несколько дней, – отозвался южноафриканец, – я думаю, необработанные камни находятся на пути к его магазинам.

Председатель перевел взгляд с итальянского барона морских перевозок на азиатского авиационного магната:

– Кто-либо из вас, господа, располагает сведениями о судоходных операциях Дорсетта?

– Я глубоко сомневаюсь, что он перевозит бриллианты по морю, – сказал итальянец. – Но даже если это и так, из порта на склад товар доставляется по суше.

– На месте Дорсетта я переправлял бы камни по воздуху, – согласился азиат, – чтобы набить алмазами каждый крупный город.

– Мы могли бы перехватить его самолеты, – предложил бельгийский промышленник. – Однако для этого нужно знать летное расписание. Невозможно прекратить все грузоперевозки.

Азиат отрицательно покачал головой:

– По-моему, перехват самолетов проблему не решит. Дорсетт наверняка зафрахтовал целый воздушный флот в Австралии. Боюсь, что мы запираем ворота уже после того, как корова убежала.

Председатель обратился к южноафриканцу, представлявшему алмазный картель:

– Складывается впечатление, что великой иллюзии приходит конец. Действительно, не веки же вечные обманываться насчет истинной ценности бриллиантов.

Южноафриканец, от которого можно было бы ждать проявления разочарования, напротив, улыбнулся:

– Нас списывали со счетов и раньше. Наш совет директоров считает это небольшой осечкой, не более того. Алмазы действительно на веки вечные, господа. Попомните мои слова: цена на качественные камни снова поднимется, когда блеск сапфиров, изумрудов и рубинов потускнеет. Картель выполнит свои обязательства перед «Учреждением» за счет других наших минеральных ресурсов.

Личный секретарь председателя вошел в зал и что-то тихо сказал шефу. Тот кивнул и обратил взгляд на южноафриканца:

– Мне сообщили, что ответ от вашего эмиссара для переговоров с Артуром Дорсеттом пришел в виде посылки.

– Странно, что Страузер не связался со мной напрямую.

– Я попросил принести посылку, – сказал председатель. – Полагаю, нам всем не терпится узнать, сопутствовал ли мистеру Страузеру успех в переговорах с Артуром Дорсеттом.

Через некоторое время секретарь возвратился, держа квадратную коробку, перевязанную красно-зеленой лентой. Председатель повел рукой в сторону южноафриканца. Секретарь подошел и поставил коробку на стол перед председателем алмазного картеля. К ленте была прикреплена открытка. Южноафриканец вскрыл конверт и прочел вслух:

 
Есть известняк, есть мыльный камень,
есть градина лучистая, и есть плитняк.
А Страузеру на язык попал
тот, что дешевле навоза стал,
камень драгоценный – как сера, бесполезный.
 

Южноафриканец замолк и задумчиво уставился на коробку.

– Это совсем не похоже на Страузера. Он никогда не страдал легкомыслием.

– Не могу сказать, что он и в стихотворных шутихах силен, – фыркнул французский кутюрье.

– Не тяните, открывайте коробку, – бросил индус.

Развязав ленту и подняв крышку, южноафриканец заглянул в коробку. Лицо его побелело. Он вскочил на ноги так стремительно, что с грохотом опрокинулось высокое тяжелое кресло. Пошатываясь, он метнулся к окну и распахнул створки. Его стошнило.

Пораженные, все поспешили к месту, где он сидел, и заглянули в коробку. Некоторые тут же последовали примеру южноафриканца, у кого-то от ужаса свело лицо, кто-то, сам некогда жестоко расправлявшийся с конкурентами, отвернулся. В коробке лежала окровавленная голова Гейба Страузера с выпученными глазами и бриллиантами во рту.

– Похоже, переговоры Страузера успехом не увенчались, – с трудом произнес японец.

Через несколько минут, оправившись, председатель вызвал начальника службы безопасности «Учреждения» и велел убрать жуткую коробку. Потом он оглядел собравшихся, которые понемногу пришли в себя и расселись по местам.

– Прошу вас хранить увиденное в строжайшей тайне.

– А что делать с этим мясником Дорсеттом? – выпалил российский предприниматель, раскрасневшись от злости. – Его надо наказать.

– Согласен, – поддержал его индус. – Отмщение должно стать нашей первейшей обязанностью.

– Ошибочно действовать скоропалительно, – урезонил их председатель. – Неразумно привлекать к себе внимание, увлекшись местью. Один просчет в ликвидации Дорсетта – и вся наша деятельность станет достоянием гласности. Полагаю, будет лучше подобраться к Артуру Дорсетту с другой стороны.

– Что вы предлагаете?

– Подождать его выхода на сцену.

Председатель недовольно нахмурил брови:

– Не понимаю. Я полагал, что речь идет о переходе в наступление.

– Избавившись от алмазных запасов, Дорсетт полностью уничтожит свои резервные активы, – пояснил голландец. – Ему потребуется по меньшей мере год, чтобы поднять цены на драгоценные камни и получить прибыль. Мы тем временем полностью завладеем алмазным рынком, сохраним наши запасы и последуем примеру Дорсетта, прибрав к рукам всю оставшуюся добычу драгоценных самоцветов. Будем конкурировать с ним. Как сообщают мои промышленные шпионы, Дорсетт сосредоточился на драгоценностях, лучше известных широкой публике, и упустил из виду более редкие камни.

– Вы могли бы привести пример более редких камней?

– Александрит, зеленый гранат, цаворит и красный берилл – это из того, что сразу приходит на ум.

– Ваше мнение, господа? – спросил председатель.

Британский издатель подался вперед, крепко стиснув кулаки:

– Чертовски здравая мысль! Наш алмазный спец попал в точку, предложив способ обыграть Дорсетта в его же собственной игре, обратив себе на пользу временное падение цен на бриллианты.

– Значит, договорились? – Председатель расплылся в ехидной улыбке.

Четырнадцать поднятых рук и четырнадцать голосов подтвердили:

– Да.

ЧАСТЬ IV
ТРАГИЧЕСКИЙ КОНЕЦ РАЯ

46

16 февраля 2000 года

Гонолулу, Гавайи

Рыжеволосый сержант морской пехоты, одетый в выгоревшие шорты и расписную рубаху-гавайку, сидел и тянул из банки пиво, не отрываясь от телевизора. На экране мелькали кадры фильма, записанного на видеокассету. Сержант вальяжно раскинулся на софе, которую выпросил в роскошной гостинице гавайского острова Ланаи, когда в ней затеяли ремонт. Смотрел он «Дилижанс», эпический боевик с Джоном Уэйном в главной роли. На голове морпеха красовался шлем, купленный в Гонолулу в магазине электронной техники, навострившемся обращать виртуальную реальность в действительность. Подключив шлем к видеомагнитофону, он словно влез в телеэкран, смешался с актерами. Сержант «лежал» бок о бок с Джоном Уэйном на крыше дилижанса и «отстреливался» от преследующих индейцев, когда раздался громкий зуммер. Неохотно стащив с головы шлем, сержант оглядел четыре монитора системы охраны – на них были изображены стратегические подходы к засекреченному объекту, который он охранял. На третьем мониторе показалась машина, ехавшая по грунтовой дороге, тянувшейся через ананасовое поле до самых ворот объекта. Позднее утреннее солнце сверкало на переднем бампере, а за машиной поднималось облако пыли.

Всего несколько месяцев службы понадобилось сержанту, чтобы довести исполнение своих обязанностей до совершенства. За три минуты, которые машина катила по дороге, он переоделся в тщательно отглаженную форму и встал по стойке «смирно» у ворот, преграждавших путь через туннель в жерло давно потухшего вулкана.

Приглядевшись, он увидел, что подъехала штабная машина ВМФ. Подойдя к ней, заглянул в боковое окно:

– Это запретная зона. У вас есть разрешение на въезд?

Водитель в белоснежной матросской форме ткнул большим пальцем себе за спину:

– Все необходимые документы на проезд у капитана первого ранга Ганна.

Человек деятельный и деловой, Руди Ганн не стал терять драгоценное время на получение разрешения на разборку громадной тарелки-антенны внутри вулкана Палаваи на острове Ланаи. На распутывание бюрократического клубка, для того чтобы выйти на ведомство, в ведении которого находилась антенна, и на перепалку со службой, ответственной за эксплуатацию станции космической связи, потребовался бы месяц беспрестанных хождений. А потом понадобился бы следующий, совсем уж невозможный шаг – отыскать чиновника, который решился бы взять на себя ответственность за разрешение демонтировать тарелку и передать ее во временное пользование НУМА.

Ганн избавился от бесполезной волокиты просто: дал распоряжение печатному бюро НУМА изготовить поддельную, официально-внушительную на вид, накладную в трех экземплярах, дающую НУМА право на передислокацию антенны в другое место, на гавайский остров Оаху, для секретного проекта. Документ был заверен подписями нескольких рабочих-печатников, наделенных пышными фиктивными титулами. То, на что в обычных условиях ушел бы почти год, прежде чем последовал официальный отказ, заняло менее полутора часов, причем львиная доля времени ушла на подбор шрифтов.

Когда Ганн в форме капитана первого ранга Военно-морского флота подъехал к воротам у входа в туннель и предъявил разрешение на демонтаж и перемещение антенны, сержант, в чьем распоряжении находилась брошенная станция, стал помогать ему, как того требовал воинский долг. Помощь его стала еще более деятельной, когда он оценил роскошные формы Молли Фарадей, сидевшей рядом с Ганном на заднем сиденье. Если у него и мелькнула мысль вызвать вышестоящего офицера для официального распоряжения, то тут же улетучилась при виде колонны тяжелых грузовиков с кузовами-платформами и портального крана, следовавших по пятам за штабной машиной. «Распоряжение на операцию такого масштаба давалось, должно быть, на самом верху», – решил сержант.

– Здорово оказаться хоть в какой-то компании, – широко улыбнулся сержант. – Скука сильно заедает, пока я на дежурстве, не с кем словом перемолвиться.

– Вас тут много? – ласково спросила Молли, выглянув в заднее окошко.

– Всего трое, мэм, – по одному на восьмичасовую смену.

– А чем вы занимаетесь в свободное от дежурства время?

– На пляже валяемся по большей части, а то, если повезет, девчушек одиноких снимаем в гостиницах.

Молли рассмеялась:

– Вас часто отпускают с острова?

– Раз в тридцать дней. А потом, до возвращения на Ланаи, пятидневный отпуск в Гонолулу.

– А когда в последний раз посторонние наведывались на станцию?

Если сержант и понял, что его допрашивают, то виду не подал.

– Месяца четыре назад какой-то малый с ксивой Агентства национальной безопасности приезжал и шнырял тут. Меньше двадцати минут пробыл. После него – вы первые.

– Нам надо демонтировать антенну и вывезти ее отсюда ближе к вечеру, – сказал Ганн.

– Позвольте спросить, сэр, для чего ее разбирать будут?

– А если бы я вам сказал, что на металлолом?

– Ничуть не удивился бы, – ответил сержант. – Ее уже несколько лет никто не ремонтировал и не обслуживал. У старой тарелки такой вид, будто над ней все стихии поработали.

Ганна забавляло поведение морского пехотинца, обрадовавшегося возможности поговорить с незнакомцами.

– Сержант, вы позволите нам проехать и начать работу?

Он отдал честь и нажал кнопку автоматического открытия ворот. После того как штабная машина скрылась в туннеле, он махнул рукой водителям грузовиков и крана. Когда последняя машина скрылась в глубине вулкана, сержант закрыл ворота, зашел в дежурку, переоделся в шорты и рубаху и нажал вдавленную кнопку «пауза» на видеомагнитофоне. Приладив на голову шлем, он прокрутил пленку немного назад и вновь оказался рядом с Джоном Уэйном в умопомрачительном бегстве от индейцев.

– Пока все идет гладко, – сказал Ганн Молли.

– Как вам не стыдно было говорить этому милому молодцу, что антенна пойдет в утиль? – укорила она его.

– Я просто сказал «что, если».

– Если нас возьмут, то обвинят в подделке официальных документов, перекрашивании подержанной машины в цвета официального передвижного средства ВМФ и похищении государственной собственности… – Молли примолкла и, словно сама себе не веря, покачала головой. – Да нас повесят на памятнике Вашингтону.

– С удовольствием пойду на это ради спасения почти двух миллионов человек от ужасной смерти, – сказал Ганн без какого-либо раскаяния.

– А что будет после того, как мы отразим акустическую волну? – спросила Молли. – Возвратим антенну на место?

– Ни на что другое я и не согласился бы. – Ганн взглянул на нее, словно удивившись такому вопросу, а потом расцвел дьявольской улыбкой. – Если, конечно, мы не уроним антенну на дно моря.

А вот там, где действовал Сэндекер, все и на десятую долю не шло столь же гладко. Глава НУМА, положившись на старинную традицию взаимовыручки на военном флоте, попробовал убедить командные сферы одолжить ему на время авианосец «Теодор Рузвельт» с экипажем. На каком-то этапе просьбу президента страны и командующего Тихоокеанским флотом сунули под сукно.

Сэндекер мерил шахами кабинет адмирала Джона Овермейера в Перл-Харборе с яростью медведя, у которого забрали медвежонка и увезли в зоопарк.

– Черт побери, Джон! – возмущался Сэндекер. – Адмирал Бакстер из Комитета начальников штабов уверил меня, что дал добро на использование «Теодора Рузвельта» для установки акустического рефлектора, что дело это решенное. Теперь вы тут сидите и говорите, что мне авианосец не дадут.

Овермейер, не уступавший в упрямстве и решительности любому фермеру из Индианы, раздраженно всплеснул руками:

– Незачем винить меня, Джим. Могу показать вам полученные приказы.

– Кто их подписал?

– Адмирал Джордж Кассиди, начальник Сан-Францисского военно-морского района.

– Какое, к черту, имеет ко всему этому отношение жалкий кабинетный плут, распоряжающийся паромами?

– Кассиди не распоряжается паромами, – устало возразил Овермейер. – Он командует всеми вспомогательными силами на Тихом океане.

– Но вам-то он не указ, – резко ответил Сэндекер.

– Непосредственно – нет; только если он сочтет, что ему наступили на мозоль, выход в море транспорта с припасами и амуницией для всех моих кораблей отсюда и до Сингапура может оказаться без причины задержан.

– Не пудрите мне мозги, Джон. Кассиди и пальцем не посмеет шевельнуть, и вы, черт возьми, это отлично знаете. Да вся его карьера насмарку пойдет, если он только позволит себе быть невыдержанным.

– Думайте как хотите, – сказал Овермейер. – Только в данном случае это ничего не изменит. Я не могу дать вам «Теодор Рузвельт».

– Даже на жалкие семьдесят два часа?

– Даже на семьдесят две секунды.

Сэндекер внезапно перестал метаться по кабинету, уселся в кресло и пристально посмотрел Овермейеру прямо в глаза.

– Джон, будьте откровенны со мной. Кто вяжет мне руки?

Явно расстроенный, Овермейер не выдержал взгляда и отвернулся:

– Не мне об этом говорить.

– Туман начинает рассеиваться, – усмехнулся Сэндекер. – Понимает этот Джордж Кассиди, что он выступает в роли злодея?

– Нет, насколько мне известно, – честно признался Овермейер.

– Тогда кто в Пентагоне стеной встает против моей операции?

– Такого от меня вы не слышали.

– Мы вместе служили на «Айове». И знаете, что я ни разу не выдал тайны своих друзей.

– Я буду последним, кто не поверит вашему слову! – не колеблясь, воскликнул Овермейер. На этот раз он ответил на взгляд Сэндекера. – У меня точных сведений нет, но приятель из Военно-морского центра испытания оружия намекнул мне, что зачехлил вас сам президент – после того как какой-то безымянный кляузник из Пентагона скинул вашу просьбу об авианосце в Белый дом. Еще мой приятель предположил, что ученые, близкие к президенту, считают вашу теорию акустической чумы вилами по воде писанной.

– Неужто они не ведают, что люди и немыслимое число морских животных уже погибли от нее?

– Очевидно, нет.

Сэндекер обмяк в кресле и сделал глубокий выдох.

– Вот и получил я нож в спину от Уилбура Хаттона и президентского Национального научного совета.

– Простите, Джим, только из вашингтонских кругов слушок пошел, будто вы вроде фанатичного чудака. Вполне может статься, что президент намерен убрать вас из НУМА, чтобы посадить на ваше место кого-нибудь из своих политических дружков.

Сэндекеру показалось, будто над ним вознесся топор палача.

– Что с того? Моя карьера значения не имеет. Неужто мне ни до кого не достучаться? Неужто я не в силах убедить вас, адмирал, что через три дня вы и все моряки, которыми вы командуете на острове Оаху, умрете в страшных мучениях?

Овермейер взглянул на Сэндекера с великой скорбью. Тяжело поверить, что твой друг сошел с ума.

– Джим, честно говоря, вы меня пугаете. Я хочу верить вашему суждению, только кругом полно разумных людей, считающих, что у вашей акустической чумы столько же шансов приключиться, сколько и у конца света.

– Если вы не дадите мне «Теодор Рузвельт», – ровным голосом проговорил Сэндекер, – мир для вас перестанет существовать в субботу в восемь часов утра.

Овермейер мрачно покачал головой:

– Простите, Джим, у меня руки связаны. Верю я вашему предсказанию Судного дня или не верю, только вам чертовски хорошо известно, что я не могу ослушаться приказов, исходящих от верховного главнокомандующего.

– Раз вам не удается меня убедить, то, пожалуй, я лучше уйду. – Сэндекер поднялся с кресла, направился к двери, потом обернулся: – У вас здесь, в Перл, есть семья?

– Жена и две внучки в гостях.

– Дай бог мне ошибиться, только на вашем месте, друг мой, я бы отправил их с острова, пока есть время.

К полуночи гигантская тарелка была разобрана всего наполовину. Жерло вулкана было ярко освещено, слышался шум работающих генераторов, звяканье металла о металл и ругательства бригады монтажников. Работа шла в неистовом темпе. Служащие НУМА в поте лица сражались с ржавчиной за болтовым крепежом. Никто не помышлял ни о сне, ни о еде. Пили только кофе, черный, как море вокруг.

Как только небольшой участок антенны снимался с главной опоры, кран тут же подхватывал его и укладывал плашмя на платформу ожидающего грузовика. После того как пять участков опускались один на другой и увязывались, грузовик покидал жерло вулкана и устремлялся к порту Каумалапау на западном побережье, где детали антенны грузились на небольшое судно для отправки в Перл-Харбор.

Руди Ганн, голый по пояс, обливаясь потом от ночной духоты и влажности, руководил бригадой рабочих, отсоединявших основной сердечник антенны от ее основания. Он постоянно сверялся с чертежами антенны подобного типа. Чертежи достал Хайрем Йегер, взломав компьютерную систему компании, которая проектировала и изготавливала эти гигантские тарелки.

Молли, переодевшаяся в защитного цвета блузку и шорты, сидела в палатке и по телефону мгновенно решала любые проблемы, возникавшие в ходе разборки и транспортировки частей на погрузочный причал. Она вышла из палатки и протянула Ганну бутылку холодного пива:

– У вас такой вид, что вам не помешает промочить горло.

Ганн благодарно кивнул и приложил бутылку ко лбу.

– Пока мы здесь, я, должно быть, литров двадцать жидкости поглотил.

– Жаль, нет тут Питта и Джордино. – печально сказала Молли. – Я скучаю по ним.

Ганн рассеянно уставился в землю.

– Все мы по ним скучаем. Я знаю, что у адмирала сердце на части рвется.

Молли сменила тему:

– Как продвигаются дела?

Ганн кивнул в сторону наполовину разобранной антенны:

– Она все еще плохо поддается. Дело пошло немного быстрее, когда мы поняли, как к ней подступиться.

– Ужас, – заключила Молли, окинув задумчивым взглядом фронт работ, – если попытка спасти тысячи людей кончится провалом. А ведь вполне может быть.

– Не ставьте крест на Джиме Сэндекере, – предостерег ее Ганн. – Белый дом может помешать ему заполучить «Теодор Рузвельт», но готов поспорить с вами на ужин при свечах и с тихой музыкой, что он отыщет что-нибудь взамен.

– Принимается, – слегка улыбнулась Молли. – В такой паре я рада буду оказаться в проигрыше.

Он удивленно взглянул на нее:

– Прошу прощения?

– Оговорка по Фрейду. – Молли устало улыбнулась. – Я имела в виду «в таком пари».

В четыре утра Молли приняла вызов Сэндекера. В голосе его не было ни малейших признаков усталости.

– Когда вы рассчитываете закончить?

– Руди считает, что последнюю секцию мы отправим на борт «Ланикая»…

– Куда? – перебил Сэндекер.

– «Ланикай», небольшой грузовой каботажник, который я арендовала для отправки антенны в Перл-Харбор.

– Забудьте про Перл-Харбор. Как долго вы еще будете там?

– Часов пять, – ответила Молли.

– Время поджимает. Напомните Руди, что у нас в запасе осталось менее шестидесяти часов.

– Если не в Перл-Харбор, то куда, мы идем?

– Берите курс на залив Халауа на острове Молокаи, – ответил Сэндекер. – Я нашел другую платформу для установки рефлектора.

– Другой авианосец?

– Даже кое-что получше.

– До залива Халауа меньше ста километров через пролив. Как вам это удалось?

– Судьбу покоряют те, кто не ждет милостей от случая.

– Говорите загадками, адмирал, – попеняла ему заинтригованная Молли.

– Просто скажите Руди, чтоб сворачивался и отправлялся на Молокаи сегодня не позднее десяти утра.

Как только она отключила мобильный телефон, в палатку вошел Ганн.

– Снимаем последнюю секцию, – устало сообщил он. – И уходим отсюда.

– Адмирал звонил, – известила она Ганна. – Велел нам везти антенну в залив Халауа.

– На Молокаи? – спросил Ганн, прищурив глаза.

– Так было сказано, – резко ответила она.

– Как по-вашему, что за корабль он вытащил из своей шляпы?

– Хороший вопрос. Лично я понятия не имею.

– Лучше нам оказаться в победителях, – пробормотал Ганн, – а не то придется всю шарагу закрывать.