Текст книги "Неравная игра"

Автор книги: Кит А. Пирсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

– Честно говоря, директорат для меня темный лес, но все равно больше остальных напрашивается мой шеф, Дэймон Смит. Именно он и уволил меня, и потому столь быстро сообщить Тиму о выполнении задания мог тоже он.

Клемент задумчиво поглаживает усы.

– Слишком очевидно, тебе не кажется?

– Ох, откуда же мне знать. В этом-то и проблема: с четырьмя претендентами легко промахнуться.

– Тогда возвращаемся к плану А. Нагрянем к твоей цыпочке, вдруг что стоящее расскажет.

– А если нет?

– В алфавите еще много букв.

Что верно, то верно, вот только у нас всего три дня, чтобы их перебрать, после чего придется принимать решение – а делать это мне очень и очень не по душе.

17

Клемент остановил свой выбор на двойной порции яичницы с чипсами, плюс четыре тоста с маслом. Я довольствуюсь сандвичем.

Вопреки огромной разнице в весовых категориях ланча, великан приканчивает свой первым.

– Уровень холестерина у вас наверняка зашкаливает.

– Чего-чего уровень? – хмурится он.

– Вы не знаете, что такое холестерин?

– А должен?

– Если не хотите отдать концы от сердечного приступа на следующей неделе, тогда да, лучше знать.

– За меня, пупсик, не беспокойся, я – бессмертный.

– Точно так же думал один мой друг, Эрик, и не далее чем полгода назад я присутствовала на его похоронах.

– Может, двинем? – предлагает Клемент, уводя разговор в сторону от своего нездорового образа жизни. Как это типично для мужчин.

– Да, пожалуй, пока вас не хватил удар.

Покидаем кафе и направляемся к станции подземки.

Я с трудом подлаживаюсь под шаг великана.

– Вы идете так быстро, чтобы доказать, что здоровы? – пыхчу я.

– Не, просто не терпится добраться.

Забег завершается на платформе линии Бейкерлоо.

Ехать всего две станции, и через пятнадцать минут мы выходим из павильона «Южного Кенсингтона».

– Далеко? – осведомляется великан.

– Если пойдем нормальным шагом, меньше десяти минут.

Мы направляемся в сторону Сидней-стрит, и я, пользуясь случаем, принимаюсь расспрашивать Клемента.

– Раз уж теперь вы столько обо мне знаете, может, пооткровенничаете в ответ?

– Что-то не секу, о чем ты.

– Хм, я практически ничего о вас не знаю.

– И что же ты хочешь знать?

– Вы женаты или нет? А дети у вас есть?

– Я холост. Детей нет.

– Думаете обзаводиться семьей?

– Уже нет, но когда-то пытался. Думаю, пупсик, для меня этот поезд ушел.

– Вовсе не обязательно. В наше время от мысли о потомстве отказываются гораздо позже. У меня есть подруги за сорок с небольшим, и они обзавелись семьями совсем недавно.

– А сама-то как?

– Для меня-то точно поздно. Мой биологический будильник уже прозвенел. Но у мужчин-то по-другому, верно? Вы можете сеять свое семя еще парочку десятилетий.

– Ага, особенно если ты Мик Джаггер.

– Это точно, – смеюсь я. – Кстати, раз мы затронули эту тему, какая музыка вам нравится?

– Любая, кроме того дерьма, что нынче крутят по радио.

– Ужас, правда? Если и есть что-то положительное в моем увольнении из «Дейли стандарт», так это то, что больше не придется слушать в комнате отдыха отстойную музыку коллег.

– Так плохо?

– Клемент, они же еще практически дети, у них не выработался вкус. Я как-то поболтала о музыке с одним пареньком, Арчи, и к слову упомянула Пола Янга. Так он даже не знал, кто это такой, – представляете?

– А кто это?

– Арчи?

– Не, Пол Янг.

Я так и останавливаюсь как вкопанная.

– Простите, вы только что спросили меня, кто такой Пол Янг? Да он же пять раз попадал в первую десятку хит-парадов!

– Никогда не слышал про этого чувака.

– Да бросьте, Клемент! – смеюсь я. – Как же можно было не слышать о Поле Янге? В восьмидесятых он был суперзвездой.

– Вот честно, пупсик, мне ничего не говорит его имя.

– Ладно, а как насчет Ховарда Джонса или Ника Кершоу? Уж о них-то вы слышали?

– Да тоже как-то мимо меня прошли.

– Боже, ваша юность прошла в амишской общине?

– Типа того.

Я только и закатываю глаза, и мы идем дальше. Пару минут спустя сворачиваем на Сидней-стрит.

– Нам до конца улицы, – сообщаю я.

О чем я совершенно не задумывалась в плане предстоящего визита, так это о реакции Стейси на участие в разговоре моего товарища.

– Не поймите меня превратно, Клемент, но, может, вам лучше подождать снаружи?

– Это почему же?

– Нам выпала одна-единственная возможность разговорить Стейси, и я опасаюсь, что при вас она не станет откровенничать.

– А ты знаешь, о чем будешь ее спрашивать?

– Просто буду действовать по ситуации.

– Ладно, так и быть, поторчу снаружи, только не пропадай на весь день. Вам, телочкам, только дай потрепаться, потом не остановить.

– О, так я уже телочка? Это повышение?

– Так, все! – В его глазах мелькает озорная искра. – Проваливай!

Не желая поощрять его сквернословие, прячу ухмылку и ограничиваюсь обещанием:

– Я недолго.

Стейси прямо с порога заявляет, что у нее только пятнадцать минут, и снова проводит меня на кухню, на сей раз без предложений напитков и дежурных любезностей.

Мы садимся за стол. Со столь ограниченным сроком мне необходимо строго держаться золотой середины между деликатностью и ясностью.

– Я понимаю, Стейси, у вас мало времени, так что сразу к делу. В одном моем расследовании всплыло имя вашего отца.

– Что за расследование?

– В данный момент это не имеет значения. Важно то, что у меня возникли кое-какие вопросы касательно самоубийства Лэнса Нитеркотта.

– Продолжайте.

– Знаю, что вам нелегко, но не показалось ли вам странным, что ради самоубийства он поехал на машине в такую даль, к этому путепроводу?

– Он не поехал. Машину он продал еще за несколько месяцев до того, все равно из-за постоянного пьянства не мог садиться за руль.

– Ах, вот оно как. Как же он туда добрался? И, коли на то пошло, почему он вообще выбрал такой способ для сведения счетов с жизнью, если можно было придумать что-нибудь попроще и поближе к дому?

– Без понятия. Я интересовалась и у следователя, и у коронера, ни один не смог дать внятного объяснения.

– Версия умышленного убийства рассматривалась?

– Нет, никакие факты не указывали на такую возможность.

– Возможно, на тот период.

Девушка настороженно прищуривается:

– Не понимаю.

– Вы, случайно, не знаете, ваш отец состоял в каких-нибудь клубах?

– Он играл в гольф и, кажется, несколько лет состоял в масонской ложе. А почему вы спрашиваете?

– Потому что я обнаружила его имя в списках клуба, деятельность которого расследую. Ради вашей безопасности подробности вам лучше не знать, однако мне не понаслышке известно, что председатель этого клуба не гнушается угроз, как и нарушений закона.

– И вы считаете, что этот человек мог быть причастен к смерти моего отца?

– На данный момент утверждать это я не берусь, однако хотела бы выяснить, был ли связан ваш отец с другими членами клуба.

– Откуда же мне знать?

– У меня есть список состоящих в клубе, и я надеялась, вдруг какое-то имя покажется вам знакомым. Возможно, кто-то из них регулярно контактировал с мистером Нитеркоттом в предшествующие его самоубийству месяцы.

– Боюсь, вы хватаетесь за соломинку, Эмма. Под конец жизни отец вел едва ли не затворнический образ жизни. Только и выходил, что в паб или винный магазин.

– Это займет всего пару минут!

– Хорошо, – вздыхает девушка.

Достаю из сумочки блокнот и сразу раскрываю его на столе, пряча обложку. Затем принимаюсь зачитывать фамилии.

– Так у вас только фамилии? – перебивает меня Стейси.

– Увы, да.

Она качает головой, однако я не сдаюсь. Десять страниц. Двадцать. Тридцать. Ни одна фамилия девушке ничего не говорит.

Примерно на середине записной книжки мне становится очевидно, что терпение Стейси на грани. Я лишь ускоряюсь.

– Коннор.

Ноль реакции.

– Росс.

Нет.

– Паттерсон.

Тоже нет.

– Ланг.

И тут по лицу девушки пробегает смутная тень узнавания.

– Стейси? Вам эта фамилия о чем-то говорит?

– Да, – отзывается она. – Только этот Ланг никогда не встречался с моим отцом.

Сердце у меня так и падает, и я разочарованно уточняю:

– Вы уверены?

– Разумеется, потому что я сама встречалась с ним уже после смерти отца. Томас Ланг, заместитель начальника столичной полиции, курировал расследование самоубийства.

– Что, сам заместитель начальника столичной полиции?

– Да. А почему вас это удивляет?

– Хм, довольно необычно, что следствие о заурядном самоубийстве контролировал столь высокопоставленный полицейский чин.

– Отец, как-никак, был известным человеком, хоть и пил. Как мне кажется, полиция хотела продемонстрировать, что серьезно расследует его смерть. Это была всего лишь пиар-кампания – больших шишек привлекли ради создания видимости, будто подобное их волнует.

Пока я обдумываю объяснение Стейси, перед глазами у меня вдруг встает сцена в паддингтонском пабе: Клемент рассказывает мне про «Клоуторн». Он тогда говорил, что среди членов клуба числятся и «полицейские шишки».

Я ощущаю «звоночек», но не показываю виду. Если существует хотя бы малейшая вероятность, что расследованием смерти Лэнса Нитеркотта занимался член «Клоуторна», Стейси знать об этом ни в коем случае нельзя. Девушка она чересчур своенравная и эмоциональная и вполне может оборвать эту ниточку, прежде чем я успею ее отследить.

– Эмма?

– Ах, простите, Стейси. Не обращайте внимания. Вы правы, если он не знал вашего отца, то мне он ни к чему.

Уже на полном автомате зачитываю остальные фамилии из блокнота. С каждой минутой девушка насупливается все заметнее, однако больше никаких зацепок не предоставляет.

– Что, это все? – брюзжит она, когда я прячу блокнот обратно в сумочку.

– Боюсь, да. Мне жаль, что я лишь напрасно вас обнадежила.

– Как и мне, Эмма, – огрызается девушка, вставая из-за стола. – А теперь я попрошу вас уйти.

Стейси даже не пытается скрыть раздражение и досаду, без всяких церемоний выпроваживая меня за порог. Я оборачиваюсь попрощаться, однако дверь захлопывается у меня перед носом, не успеваю я и рта раскрыть. Похоже, писать биографию Стейси Стэнуэлл мне определенно не светит.

Выхожу на Сидней-стрит, где с кислой миной слоняется Клемент.

– Восемь минут! Я впечатлен, пупсик!

– Не думаю, что Стейси того же мнения.

– Хреново прошло?

– Для нее, скорее всего, да, а вот я как будто кое-что разузнала.

– Пойдем отсюда.

На обратном пути я рассказываю о полицейском, контролировавшем расследование самоубийства Лэнса Нитеркотта.

– Здесь я с тобой согласен, пупсик. Хрена с два такая шишка заинтересуется обычным самоубийством, если только…

– Если только, допустим, он не хотел направить расследование в определенное русло. Разумеется, это всего лишь версия, но что, если мистер Нитеркотт не спрыгнул с путепровода, а его туда доставили и… помогли? Это объясняло бы, почему он просто не наглотался таблеток дома.

– Слишком много «если».

– Согласна, но фамилия Ланг не такая уж и распространенная, а Нитеркотт в Лондоне и вовсе один. Ничего себе совпадение, а? Фамилии обоих в блокноте, и один курирует расследование самоубийства другого!

– Ну да, ну да.

– Стоит приглядеться к Лангу, как считаете?

Мы останавливаемся на углу, и я набиваю в поисковой строке Гугла «заместитель начальника столичной полиции Томас Ланг». Страницу результатов открывает фотография представительного мужчины с массивной головой, серыми глазами и аккуратно расчесанными на косой пробор седыми волосами. Несомненно, официальный снимок лондонской полиции, судя по черному кителю со знаками различия, приличествующими его высокому рангу. Под фотографией в выдержке из статьи в Википедии описывается впечатляющий карьерный рост полицейского.

– Он уже в отставке.

– Тогда проще.

– Что проще?

– Поговорить с ним.

– О!

Пока мы занимали оборонительную позицию, но если хотим чего-то добиться, необходимо перейти в наступление. Вот только у меня имеются серьезные опасения касательно методов Клемента.

– Клемент, нам ни в коем случае нельзя нарушать закон.

– Какое нарушение закона? Просто зайдем, поговорим.

– Думаете, он так просто расколется и признается в причастности к самоубийству Нитеркотта и в членстве в клубе коррупционеров?

– Смотря как поставить вопрос.

– И как?

– Например, хочется ли ему провести остаток жизни в инвалидном кресле или нет.

– Ну да, этого я и боялась.

– Пупсик, это не те люди, с которыми можно в игрушки играть. И в подобной ситуации страх – лучшее оружие.

– И что же у нас за ситуация такая?

– Если хочешь разоблачить «Клоуторн», тебе придется разрывать звено за звеном.

– И Ланг слабое звено?

– Пока что единственное звено.

– С этим я не спорю. Вот только в отставку он вышел совсем недавно, и наше расследование закончится ничем, если мы сами окажемся на допросе у его бывших коллег.

– Именно поэтому нельзя осторожничать. Мы должны напугать этого мужика до усрачки, чтобы ему не пришло в голову позвонить корешам.

– Вашу логику я понимаю, вот только…

– Тим вроде как не особо миндальничал, когда натравил на тебя того недоумка?

Что верно, то верно. Подтверждением тому служит бордовый синяк у меня на пояснице.

– Хорошо. Будь по-вашему, но обещайте, что не переусердствуете. А то единственная потенциальная ниточка к «Клоуторну» обернется некрологом.

– Обещаний не даю, но я знаю, что делаю.

Рада слышать, что по крайней мере один из нас знает.

18

Умение отыскать адрес требуемой личности – насущный хлеб журналиста, и когда мы подходим к станции подземки, я уже знаю, что Томас Ланг проживает в деревушке под Хемел-Хэмпстедом, в сорока километрах к северу от Лондона.

Остаются лишь два вопроса: когда и как?

– Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, пупсик.

– Но как мы узнаем, что он дома?

– Не знаю, как теперь принято, но обычно-то люди просто берут трубку.

– И что мы ему скажем, Клемент? Здрасте, мистер Ланг, вы дома? Можно мы зайдем и слегка вас отметелим?

– Не можешь без сарказма?

– Или сарказм, или надо идти и стучаться к нему в дом.

– Все или ничего. Не знаешь, наш клиент женат?

– Сейчас уточню.

Статья в Википедии быстро предоставляет ответ.

– Развелся четыре года назад, про новые отношения ничего не говорится.

– Это хорошо. Тогда он, скорее всего, живет один.

– Что ж, будем импровизировать?

– Посмотрим. Тачка у тебя есть?

– Хочешь поехать на машине?

– Ага. Вдруг его все-таки не окажется дома, хотя бы будет где переждать. Все лучше, чем околачиваться на улице.

Составив план действий, мы спускаемся в подземку.

Назад к дому возвращаемся незадолго до двух. Без лишних промедлений усаживаемся в машину, и я ввожу в навигатор адрес Ланга.

– Всего полчаса езды.

– Слава яйцам! Здесь не шибко-то просторно.

– Может, поедем на вашей?

– У меня нет тачки.

– Тогда не жалуйтесь.

Задним ходом выезжаю с парковки, в то время как Клемент пытается устроиться поудобнее.

– Ну почему у всех чувих такие крошечные тачки?

– Дело не в машинах, в ваших габаритах. Чем, черт побери, вас кормила мама?

– Да мало чем.

– Может, это генетика. Ваш отец тоже был здоровяком?

– О своем папаше я знаю столько же, сколько и ты о своем.

– О, простите.

– Да не извиняйся. Я уже давным-давно свыкся с этим.

Можно было бы попытаться развить тему, но по своему опыту знаю, как неприятно отвечать на подобные вопросы. Включаю радио, чтобы покончить с искушением и тишиной.

– Как насчет Пола Янга?

– Не, пасиб. А есть «Слейд»?

– Да вы и вправду одержимы семидесятыми! Почему, если не секрет?

– Так просто.

– Вам самому-то не кажется, что для вашего возраста увлечение несколько странное, а? И кстати, сколько вам лет?

– Сорок с чем-то.

– Значит, вы родились в семидесятых, как и я. Не могу похвастаться яркими воспоминаниями об этом десятилетии.

– А я помню, – вздыхает Клемент. – Как будто это было вчера.

– Да бросьте, вы же тогда были совсем ребенком. Лично у меня в памяти только и отложилось, что рождественская реклама игрушек, которых у меня не было, да еще эти ужасные мясные консервы! Мы как будто только ими и питались.

– Мясные консервы?

– Колбасный фарш, тушенка, эта отвратная свинина в желе. Черт, меня выворачивает при одной лишь мысли о ней!

– А мне нравились консервированные пироги. Они, кстати, до сих пор продаются.

– Альбомы «Шоуваддивадди» тоже продаются – но кому охота их покупать.

Я замедляюсь на сужении двух полос в одну. Какой-то тип на «ауди» пытается проскочить вперед меня. Не на ту напал! Я держусь чуть ли не впритык к бамперу машины впереди, и мой маневр встречается неистовым гудком.

Опускаю окошко и выкрикиваю рекомендацию по вождению:

– Отвали, козел!

Поток замирает, и водитель «ауди» не упускает возможности отреагировать на мой любезный совет. Он вылезает из машины и, опираясь на крышу, осведомляется:

– Тебе чего, больше всех надо?

Именно такого персонажа я и ожидала увидеть: на пятом десятке, с красной рожей и лысиной. И, вероятно, микроскопическим членом…

– Не хрен лезть без очереди!

– Кончай истерить! – вопит он в ответ. – У тебя критические дни, что ли?

Его комментарий для меня красная тряпка, простите за каламбур. Я выбираюсь наружу, оглушительно хлопнув дверцей, и ору:

– А ну, подойди сюда и повтори!

Ухмылка на его физиономии исчезает, а через долю секунды и он сам. Затем следует щелчок запираемых замков.

Я наклоняюсь и бросаю ему в пассажирское окошко:

– Ссыкло!

И с чувством полного удовлетворения усаживаюсь обратно за руль.

– Полегчало? – осведомляется великан.

– Да, спасибо. Не терплю таких мудил-шовинистов. Без обид.

Поток наконец-то двигается, и я на секунду задумываюсь над собственным заявлением.

– Клемент, а почему вы остались в машине?

– Ты хотела, чтоб я бросился тебя спасать?

– Вовсе нет.

– Тогда в чем же дело?

– Просто большинство мужчин выскочили бы из машины и наорали на того мужика.

– Я не большинство.

– Это да, но на мой вопрос вы так и не ответили.

– С этим козлом разбиралась ты, ну и смысл мне был соваться?

– Хм, потому что мужчины вроде вас чувствуют себя обязанными заступаться за беззащитных женщин.

– Мужчины вроде меня?

– Шовинисты.

– Вот так всегда, на хрен, – фыркает великан, скрещивая руки на груди. – И это говорит журналистка. Тебе стоит почаще заглядывать в словарь.

– Не поняла? – хмурюсь я.

– Шовинист, если мне не изменяет память, это вроде как тот, кто считает баб глупее и бестолковее мужиков, да?

– Э-э, я…

– Послушай, пупсик, да у тебя яйца тверже, чем у большинства знакомых мне мужиков, ну и сообразительнее ты большинства из них. Поэтому-то я и остался в чертовой тачке. Я что, шовинист из-за этого?

– Не из-за этого, конечно, а из-за своего языка.

– А вот и нет! – рявкает он. – Это просто слова. Со своим языком я ничего не могу поделать, но это вовсе не значит, что я пещерный человек!

Я явно задела Клемента за живое, впервые вижу его искренне возмущенным. И я понимаю почему.

Немного выжидаю, пока он не успокоится, и чистосердечно раскаиваюсь в содеянном:

– Простите, Клемент. И спасибо вам.

– За что?

– Простите за то, что вела себя как сварливая баба, а спасибо за комплименты.

– Да не за что.

– Вы гораздо… сложнее, чем кажетесь поначалу. Я говорю это в положительном смысле.

– Да ты еще и половины не просекла, пупсик.

– Надеюсь, вы все объясните мне, когда мы разоблачим «Клоуторн».

– Посмотрим.

Не сказала бы, что Клемент надулся, но разговор затухает. Лично я помалкиваю по той причине, что пытаюсь хоть сколько-то разобраться в человеке, сидящем рядом. В свою журналистскую бытность я встречалась с самыми разными людьми – добрыми, подлыми, героическими, запутавшимися, отзывчивыми, глупыми… Последних, пожалуй, было больше всего. И хотя я знакома с Клементом лишь несколько дней, могу твердо сказать, что с такими судьба меня еще не сводила.

Мы подъезжаем к Эбботе-Лэнгли, но я продолжаю теряться в догадках.

– Еще пара минут, – объявляю я, когда мы проезжаем центр деревушки.

– Вот и хорошо. Хоть ноги разомну.

Навигатор предупреждает о повороте налево, и через сотню метров по невыразительной полусельской дороге мы сворачиваем направо на узкую улочку. Наша цель, коттедж «Можжевельник», располагается, судя по всему, в самом ее конце.

Пока мы приближаемся к дому, я вдруг обращаю внимание, как сильно у меня взмокли ладони за последние несколько километров. До этого меня отвлекал разговор с Клементом, и я даже не вспоминала о стоящей перед нами задаче. Когда же до конечного пункта остаются считаные секунды, сердце так и готово выпрыгнуть из груди.

Проезжаем последние несколько метров на черепашьей скорости. Слева от нас тянется луг, за которым высится лес. Справа за высокой живой изгородью с фермерскими воротами маячит «Можжевельник». На поворотном круге в конце улочки останавливаюсь и глушу двигатель.

– Ну вот и приехали, – нервно выдавливаю я.

– Неплохое местечко, пупсик. Тихо, соседи в отдалении, движения нет.

– Господи, да вы говорите прямо как серийный убийца на разведке!

– Поверь мне, я очень не хочу, чтобы кто-то умер.

Не совсем убежденная, выхожу из машины. Не считая шороха листвы на легком ветерке, стоит почти полная тишина, и внезапный хлопок закрытой Клементом пассажирской дверцы бьет прямо по моим натянутым нервам.

– Значит, так, пупсик, – инструктирует меня великан. – Постучишься в дверь, я пока буду стоять в сторонке. Как он откроет, убедись, что это он, и сразу отходи вправо. Остальное на мне. Усекла?

– А если он не один?

– Если откроет кто-то другой, просто скажи, что заблудилась и ищешь дорогу.

– Да, а вдруг откроет он, а его подружка на кухне?

– Предоставь это мне.

Я плетусь за Клементом к воротам.

Стоит нам оказаться за оградой, и «Можжевельник» предстает перед нами как на ладони. Столь манерное название коттеджу определенно не подходит, поскольку это основательное симметричное строение из красного кирпича, с дверью посередине и окнами по бокам. Более важным обстоятельством, впрочем, является белый БМВ на подъездной дорожке. Автомобиль свидетельствует, что кто-то дома. Будем надеяться, этот «кто-то» Томас Ланг и есть.

По мощеной дорожке подходим к двери, и Клемент отступает в сторонку. Сама дверь современная, из белого пластика и с глазком, и хотя такая конструкция и позволяет экономить на ремонте, эстетику викторианского здания она попросту уродует.

– Готова? – шепчет великан.

– Нет, – шепчу я в ответ, нажимая на кнопку звонка.

Слышатся шаги, лязгает задвижка, и дверь распахивается.

На пороге возникает мужчина. Тот самый представительный господин с массивной головой, серыми глазами и аккуратно расчесанными на косой пробор седыми волосами. Китель, надо полагать, вышел в отставку вместе с ним, и его сменил голубой свитер.

– Чем могу помочь?

– Мистер Ланг? – спрашиваю я.

– Да.

Делаю широкий шаг в сторону, Ланг в недоумении смотрит на меня, и тут появляется Клемент.

Все происходит буквально в одно мгновение.

Великан просто-напросто врывается в прихожую мимо бывшего полицейского. Когда опешивший хозяин приходит в себя, уже поздно: Клемент находится внутри. Теперь Лангу только и остается, что заорать:

– Ты кто такой, черт тебя возьми? Чего надо?

Его вопли могут привлечь нежелательное внимание, и поскольку хозяин сосредоточен на более существенной угрозе, я беспрепятственно захожу в дом и закрываю за собой дверь.

– Мы всего лишь хотим поговорить, мистер Ланг, – спокойно объясняю я.

Возможностей для маневра в узком коридоре у хозяина немного. Я блокирую выход наружу, Клемент закрывает путь в комнаты.

– Вы знаете, кто я такой? – рычит Ланг.

– Ага, знаем, – отзывается великан. – Поэтому и пришли.

Томас Ланг отнюдь не тщедушного сложения – под метр восемьдесят ростом, широкоплечий, пускай даже кабинетная работа и оказала на него свое пагубное воздействие. Тем не менее он профессионал и сразу берет себя в руки. Бывший полицейский окидывает взглядом Клемента, затем меня и, оценив ситуацию, бросается к входной двери.

Цели он не достигает.

Клемент хватает его за свитер и оттаскивает назад. Затем стремительно разворачивает свою жертву и припечатывает к стене, предплечьем надавливая на горло.

– А вот это было глупо.

Свободной рукой Клемент хватает Ланга за место, представляющееся мне весьма чувствительным у мужчин.

Отставной полицейский подтверждает мои анатомические познания тонким вскриком.

– Мы с тобой быстренько переговорим, дружище Томми, – повышает голос великан. – Будешь дергаться или врать – оторву яйца и засуну тебе в глотку. Усек?

Ланг кивает, насколько это ему удается с мощным предплечьем Клемента под подбородком.

– Вот и прекрасно. Ты один?

– Да.

– Итак, что тебе известно о клубе «Клоуторн»?

– О чем?

Клемент поворачивается ко мне:

– Покажи-ка ему, пупсик.

Я извлекаю блокнот из сумочки и быстро пролистываю страницы, пока не отыскиваю фамилию хозяина. Сую ему под нос:

– О чем-нибудь напоминает?

– Я… нет.

Опущенная рука великана заметно напрягается, и Ланг отзывается сдавленным воем.

– Попробуем еще разок. Что тебе известно про «Клоуторн»?

– Я… Я не могу. Они прикончат меня.

– Слушай, чувак, если не начнешь колоться, тебя прикончу я.

– Нам известно про Лэнса Нитеркотта, – вмешиваюсь я.

Разумеется, ничего нам не известно, но я надеюсь, что Ланг в своем плачевном положении не раскусит мой блеф.

– У меня не было выбора. На мне висел долг… А Лэнс не просыхал!

– Как нам найти Таллимана? – спрашивает Клемент, возвращаясь к главной цели нашего визита.

Глаза бывшего полицейского округляются – и не по той причине, что его гениталии зажаты словно в тисках.

– Я не знаю… Клянусь… Никто не знает!

– Ладно. Кто он?

Ланг закрывает глаза и с трудом сглатывает. После нескольких судорожных вздохов снова смотрит на нас.

– Я скажу вам… что вы хотите знать… Но, пожалуйста… я задыхаюсь…

Клемент убирает руки, избавляя свою жертву от весьма и весьма ощутимых неудобств.

– Сядь, – приказывает он. – Дернешься – попробуешь вот это.

Я уже и забыла про нож Джейдона, но именно его Клемент достает из кармана и демонстрирует Лангу.

– Хорошо-хорошо, – стонет тот, после чего сползает по стене и подтягивает колени к груди. Зрелище он представляет собой крайне жалкое – даже не верится, что это некогда второй человек в полицейской иерархии Лондона. Тем не менее несмотря на очевидность воплощаемой Клементом опасности, меня не оставляет чувство, что страх Томаса Ланга кроется в чем-то другом.

Подхожу поближе, приседаю на корточки и заглядываю ему в глаза.

– Почему вы так боитесь?

– Не знаю, кто вы такие и что вы затеяли, но вы понятия не имеете, с чем связались.

– Вот вы-то нас и просветите.

– Если он узнает, что я с вами разговаривал… мне конец.

– Он?

– Таллиман, кем бы он ни был. Некоторые позволяли себе несдержанность на язык, в прошлом… Их попросту уничтожили.

– Как Лэнса Нитеркотта?

Мужчина зажмуривается и медленно кивает.

– Продолжайте, Томас, – подстегиваю я его. – Мы слушаем.

Ланг открывает глаза и тяжело вздыхает.

– Хорошо. Что вам известно о «Клоуторне»?

– Очень мало, так что выкладывайте все.

– Точно не знаю, но, кажется, лет десять-девять назад он закрылся, поскольку все его члены либо постарели, либо умерли. Однако за год или два до моей отставки один мой энергичный коллега из Агентства по расследованию тяжких преступлений организованных преступных групп вышел на след какого-то члена клуба и начал копать. Мне было велено сорвать его расследование, однако я мало что мог сделать, не привлекая к себе излишнего внимания. Поскольку я не справился с этим, в качестве выплаты долга мне пришлось подчищать хвосты.

– Так понимаю, одним из хвостов был Лэнс Нитеркотт?

– Я не убивал его! Это был несчастный случай!

– Да конечно, чертов несчастный случай! – встревает Клемент.

– Я всего лишь хотел его напугать, чтобы он перестал болтать. Лэнс совсем спился и в довершение начал трепаться о «Клоуторне» в пабе. В итоге им заинтересовалось Агентство. Вот мне и велели заткнуть ему рот, пригрозив обнародованием оказанных мне услуг.

– Вам оказывали услуги?

– Да, три, и я до сих пор раскаиваюсь, что получил первую.

– И что это была за услуга?

– Ты в своем уме? – взрывается Ланг. – Уж этого-то я ни за что не скажу!

– Так и быть, но придется рассказать, что произошло с Лэнсом Нитеркоттом.

Ланг тут же сник.

– Я не хотел этого, – едва ли не шепчет бывший полицейский.

– Ну же, Томас!

Мужчина поднимает голову и смотрит мне в глаза. За свою карьеру я интервьюировала достаточное количество людей, чтобы сразу же разглядеть признаки искреннего раскаяния. Рискну предположить, Лангу просто необходимо излить душу.

– Как-то вечером я… затолкал его в багажник своей машины и поехал к тому путепроводу. Хотел просто как следует припугнуть… Но я облажался. Свесил его через бетонный барьер, а он ухитрился врезать мне кулаком… Следовало быть настороже, но я забылся. Перед глазами у меня все поплыло, и на мгновение моя хватка ослабла… Когда же я попытался перехватить его, было поздно… Он упал.

Я бросаю взгляд на Клемента. Едва заметным кивком он дает понять, что тоже верит признанию Томаса Ланга.

– А что произошло с расследованием деятельности «Клоуторна»?

– Мне сказали, что оно зашло в тупик, хотя дело закрывать не стали. Думаю, у них были подозреваемые, но улик для предъявления обвинений недоставало. Также могу предположить, что Таллиман понял, что дни его сочтены, и решил уничтожить все следы существования «Клоуторна»… Но одну вещь он, как я вижу, все-таки упустил. Как к вам попал этот блокнот?

– Неважно. Важно отыскать его владельца.

– Кем бы вы ни были и что бы вами ни двигало, боюсь, вы лишь напрасно тратите время. Таллиман – призрак.

– Нет, Томас, он вполне себе человек во плоти. И в данный момент он преследует меня.

– Преследует? Что ж, мне вас жаль. Стоит ему лишь вцепиться в кого-то – и все, спасения нет.

– Это мы еще посмотрим. Опишите мне, как он выглядит.

– Откуда же мне знать, я с ним никогда не встречался!

– Что? Как это вы с ним никогда не встречались?

– Клуб действовал под завесой полнейшей секретности. При возникновении проблемы нужно было отослать письмо на абонентский ящик и дожидаться ответа. И если помочь в этой проблеме мог какой-то другой член «Клоуторна», Таллиман организовывал встречу обеих сторон, но сам никогда не показывался. И без крайней нужды даже имен не называлось. Я сам оказывал несколько услуг, и по крайней мере в двух случаях знал их получателей лишь по инициалам, и мое полное имя никогда не раскрывалось. Установить других членов клуба было практически невозможно, поскольку Таллиман стремился гарантированно исключить возможность шантажа. Как ни забавно, но сам-то он шантажом и занимался, как это выяснилось в дальнейшем.

– Правильно ли я поняла: никого из членов клуба вы не знаете?

Дабы лишний раз подчеркнуть необходимость честного ответа, Клемент звучно хрустит костяшками.

– Все еще живых – нет, клянусь. Только Таллиману были известны полные имена всех членов. В то время как в тайну его личности, насколько я могу судить, были посвящены лишь считаные единицы.