Текст книги "Неравная игра"

Автор книги: Кит А. Пирсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Я встаю и смотрю на Клемента в надежде, что он уловил какую-нибудь деталь, которая позволит нам двигаться дальше. Несколько помятый бывший полицейский восполнил определенные пробелы в наших знаниях, однако лист «Клоуторна» по-прежнему остается удручающе чистым.

Великан, однако, качает головой. Что ж, в запасе у меня лишь один вопрос:

– Томас, имя Деннис Хоган вам что-нибудь говорит?

– Кое-что, да, – вздыхает он. – Вот уж у кого дурная слава.

– Дурная слава?

– Знаю я совсем немного, да и то по слухам. Так вот, согласно им, Деннис Хоган являлся одним из основателей клуба «Клоуторн», еще в конце шестидесятых.

Я-то думала, что мое мнение о собственном отце ниже некуда, но нет – разверзаются новые бездны. Что ж, по крайней мере, понятно, откуда у него взялся блокнот.

– Так.

– Хогану одному из немногих была известна подлинная личность Таллимана. Всем остальным он представлялся Алланом Тимом, но это псевдоним.

– Это я поняла.

– Судя по всему, Деннис Хоган основательно разругался с Таллиманом. Он оказался в тюрьме, когда попытался покинуть клуб.

– Нет-нет, вы путаете. Деннис Хоган вышел из клуба, потому что оказался в тюрьме за изнасилование и убийство проститутки.

Томас Ланг смотрит на меня так, будто я не поняла соль шутки.

– Не совсем так, – говорит он. – По слухам, Деннис Хоган угодил за решетку, потому что Таллиман его подставил.

19

Пожалуй, ударь меня ни с того ни с сего Клемент под дых, даже это оказалось бы менее ощутимым, нежели откровение Ланга.

– Так Хогана подставили? – уточняет великан.

– Почти наверняка. Дело кончилось тем, что ему дали восемнадцать лет. Опять-таки, если верить слухам, Хоган угрожал предать гласности деятельность «Клоуторна», в котором к тому времени состояло уже достаточно по-настоящему влиятельных людей. Кроме того, осуждение Денниса Хогана послужило действенным примером, что ожидает болтунов и нарушителей установленного порядка. Возможно, теперь вам понятнее, почему я отправился в ту поездку с Лэнсом Нитеркоттом – у меня не было выбора.

Клемент, заметив мои округлившиеся глаза, переспрашивает:

– Короче говоря, Деннис Хоган посрался с этим Таллиманом, и в итоге его упекли на восемнадцать лет?

– Так я слышал.

Я вдруг теряю всякий интерес к тому, что еще может поведать Томас Ланг.

– Мне… мне нужно идти.

Великан склоняется над бывшим полицейским и что-то рычит – надо полагать, настоятельно советует позабыть о нашем визите, – но я уже не слушаю.

Бегство из клаустрофобического коридора облегчения не приносит. Увы, я могла бы хоть в чистое поле удрать, и все равно стены продолжали бы давить на меня.

На автомате бреду по дорожке и выхожу за ворота. За неимением ничего лучшего, усаживаюсь прямо на багажник своей машины и пытаюсь осмыслить только что узнанное об отце.

Совершенно неожиданно ящик Пандоры в виде Денниса Хогана, долгие годы надежно хранивший всю мою ненависть, всю мою горечь, оказался взломанным, и содержимое разлетелось во все стороны.

– Пупсик, ты в порядке?

Поднимаю взгляд на подошедшего Клемента.

– Нет. Какое там…

Он усаживается рядом.

– Насколько понимаю, ты даже не догадывалась?

– Нет.

– Что с Лангом-то делать будем? Могу вернуться и как следует потрясти его снова, вдруг еще что расскажет.

– Не надо… Просто поедем отсюда.

– Давай-ка сюда ключи. Ты не в состоянии вести машину.

Есть ли у него страховка и права? Почем знать, да и плевать, на самом деле. Протягиваю Клементу ключи и бессильно валюсь на пассажирское место.

Отодвинув до предела водительское сиденье, Клемент усаживается за руль. Повозившись с регуляторами кресла, он поворачивает ключ зажигания и устремляет на меня взгляд своих голубых глаз:

– Хочешь поговорить – поболтаем. Хочешь посидеть и подумать – буду молчать.

После чего перекидывает через свою бочкообразную грудь ремень, и мы трогаемся.

Спустя десять минут до моего затуманенного сознания вдруг доходит, что я даже не вспомнила про навигатор. Клемента, однако, его отсутствие совершенно не смущает, и он знай себе ведет по старинке, ориентируясь по знакам.

По достижении магистрали великан нарушает молчание:

– Как ты там, пупсик?

– Голова вот-вот взорвется.

– Еще больше чертовых вопросов?

– И слишком много.

– Еще не поздно положить этому конец. Отошли блокнот – и можешь жить себе дальше.

– Вот только смогу ли? Час назад, наверное, смогла бы, а теперь… Бог его знает. Клемент, я как в тумане.

– Значит, продолжаем копать дальше.

– Но где?

– Разве это не очевидно?

– Сейчас мне ничего не очевидно.

– Ну как же, пупсик. Твой папаша, судя по всему, был одним из последних людей на земле, кто знал подлинную личность этого Таллимана. Вот и поворошим его прошлое, вдруг что подвернется.

– Так себе план…

– Верно, не ахти какой, но даже если не раскусим Таллимана, быть может, выясним, что же произошло на самом деле. Все лучше будет, чем совсем ничего не знать.

Единственное, что я сейчас знаю наверняка, это то, что ничего не знаю наверняка. Если у человека есть душа, то моя превратилась в вакуум, когда все казавшееся мне непреложной истиной рассыпалось карточным домиком. Пускай это и не совсем нормально, но своему нынешнему состоянию я предпочла бы прежние горечь и негодование.

– Я ощущаю себя такой… потерянной, Клемент.

– Не ты одна, – тяжело вздыхает он в ответ.

Он без предупреждения резко поворачивает руль влево, и машина устремляется поперек двух полос. Под неистовые гудки и визги шин мы выруливаем на съезд с магистрали.

– Какого хрена? – воплю я, убедившись, что сердце не выскочило у меня из груди.

– Да потом заправок долго не будет. Подумал, ты не откажешься от чашки чая.

– Чашки чая? Да после такого маневра мне нужен чертов валиум! Вы могли нас угробить!

– Ну это вряд ли.

Справедливости ради, это лихачество хотя бы временно отвлекает меня от нахлынувших эмоций. Мы отыскиваем свободное место на стоянке, и едва лишь Клемент глушит двигатель, я тут же конфискую у него ключи.

– Думаю, дальше поведу я.

– Как хочешь.

– С чего это вам так чаю захотелось?

– Нужно поговорить – понять, что делать дальше.

– Можно было сделать это и в машине.

– Поссать в машине мне тоже можно было?

Ответ написан у меня на лице.

– То-то вот. Пошли.

И с этим Клемент выбирается с водительского места. Похоже, от чашки кофе втридорога мне не отвертеться, хочу я этого или нет.

Мы заходим в кафешку, и я заказываю напитки, в то время как великан отправляется на поиски туалета. Через пять минут он возвращается, едва ли не светясь от удовольствия.

– Ну вот, совсем другое дело. – Клемент усаживается за стол и заглядывает в бумажный стаканчик. – Это что, чай?

– Вроде бы.

– Ладно, сойдет.

– А что вы говорили в машине про чувство потерянности?

– Пупсик, моя персона на повестке дня не стоит.

– В некотором смысле стоит, Клемент. По непонятной причине вы решили мне помочь, и по возможности мне хотелось бы оказать вам ответную услугу.

– Я помогаю тебе ради себя, вот и все.

– Может, объясните? Каким образом?

Великан качает головой:

– Да что ж такое стряслось с людьми?

– Не понимаю…

– Видишь ли, раньше люди просто помогали друг другу. Друзья, соседи, а иногда даже полные незнакомцы. Это называлось «сделать доброе дело». А теперь у каждого свой интерес. Что не так, если кто-то помогает ради самой помощи, а?

Вспоминаю свое детство в трущобах. Порой наступали времена, когда нам всерьез угрожал голод, но всегда выручали соседи и подкидывали пачку овсянки или банку консервов. Почти все семьи в нашем районе жили на грани нищеты, но вот в доброжелательности недостатка определенно не возникало. Тогда люди действительно старались помогать друг другу.

– Старые добрые денечки, да?

– Именно так.

– Не поймите меня неправильно, Клемент, но… со стороны возникает ощущение, будто современная жизнь вам не по душе, во всех ее проявлениях. Этому есть какая-то причина?

– Мне казалось, мы собираемся обсудить твои дела.

– В психологии это называется уклонение – очень удобно, если хочешь избежать неприятного разговора.

– Но говорить-то все равно придется.

Великан многозначительно молчит, так что я вынуждена отозваться:

– Да уж, придется.

Он потягивает чай и морщится.

– Ну так приступим?

– К чему?

– Переключимся на твоего папашу?

– Будь у меня выбор, я бы перевела часы назад на прошлую неделю, когда название «Клоуторн» мне абсолютно ничего не говорило.

– И ты еще смеешь пенять мне, будто я зациклен на прошлом.

– Я же не в прямом смысле. Я просто… Просто не хочу ворошить прошлое. Ничего путного из этого не выйдет. Даже если моего отца и подставили, он все равно уже умер, ну и какой смысл копаться?

– Тогда тебе придется и дальше жить в неведении. А насколько мне представляется, пупсик, такой расклад тебя не устроит.

– Вот уж не думала, что вы такой проницательный!

– Ну, когда поживешь достаточно долго, становится понятно, что движет людьми.

– И вы считаете, будто знаете, что движет мной?

– Думаю, да.

Я откидываюсь на спинку и скрещиваю руки на груди.

– Что ж, давайте послушаем.

– Ты боишься вины.

– Да конечно! – фыркаю я. – И за что же мне чувствовать себя виноватой?

– Что всю свою жизнь ты ненавидела отца, в то время как он, возможно, вовсе и не был таким мерзавцем, за которого ты его держала. А перед покойником не извинишься, никакому счастливому воссоединению не бывать. Это-то тебя и изводит.

– Двадцать минут назад я, пожалуй, и согласилась бы с вами, но с тех пор у меня было время подумать. Даже если его и подставили – если верить пересказу слухов, – то что же произошло после его освобождения? Да он просто решил держаться в сторонке, потому что был трусом! Уж поверьте мне, я не ошибалась в своей ненависти к этому человеку, так что виноватой себя совершенно не чувствую!

– А если бы он явился к тебе с объяснениями?

– Скорее всего, схлопотал бы по роже.

– Жестко.

– Послушайте, Клемент! – не выдерживаю я. – Моя мать считала его виноватым дальше некуда, так же, как и двенадцать присяжных вместе с судьей. И я скорее поверю им, нежели слухам от продажного полицейского!

– Ну а если все они ошибались? Забудь пока про этого Таллимана. Ты должна выяснить, что же произошло на самом деле, ради себя самой и ради своего папаши. Потому что, если у ненависти, что ты вынашивала всю свою жизнь, не было обоснованной причины, она просто сожрет тебя изнутри.

– Хорошо, и что будет, если я выясню, что ошибаюсь? Как и все они. Что будет, если я выясню, что отец действительно был невиновен?

– По крайней мере, будешь знать. Ты его дочь, и пока не узнаешь, кем он был на самом деле, не поймешь и себя.

– О боже, Клемент, только не начинайте сеанс психоанализа! Это вам не идет.

– Не волнуйся, это со мной не часто.

Он делает глоток чая и пристально смотрит на меня.

– Ну так что? Делать-то что будем?

Что ж, разговор с Клементом, по крайней мере, хоть сколько-то развеял туман, что затянул мне мысли по бегству из «Можжевельника». Я по-прежнему не уверена, хочу ли знать правду о Деннисе Хогане, однако реальность такова, что меня по-прежнему шантажируют, и остается еще достойная расследования история. И двух этих причин более чем достаточно для продолжения начатого. Возможно, я всего лишь обманываю саму себя, однако такие доводы принять куда проще.

– Наверно, продолжать копать.

– А ты мне нравишься, пупсик, – улыбается великан. – Ты не сдаешься.

Его слова звучат столь искренне, что меня заливает краска.

– Хм, ладно, – закашливаюсь от смущения я, – и что дальше?

– Ты вроде как рассказывала, твой старик снимал квартиру в Чизике?

– Да, верно.

– Стоит оттуда и начать, переговорить с агентом по недвижимости.

– Ага, вот только сомневаюсь, что он станет нам помогать.

– Да ну? – вскидывает брови Клемент.

Против воли улыбаюсь.

– Вообще-то, вы вполне можете убедить его передумать, а я бы не отказала себе в удовольствии при этом присутствовать.

– Тогда прямо сейчас и отправимся к нему?

– Мы не можем просто взять и вломиться к нему в контору. Зная ваши методы, совершенно уверена, что свидетели нам ни к чему.

– Это верно. Как же нам тогда выманить этого чувака?

– Дайте мне минуту.

Открываю на смартфоне браузер и нахожу сайт риелторского агентства, где работает Майлз Дюпон. Просматриваю предложения и, обнаружив продающуюся квартиру в Чизике, звоню по номер в шапке страницы.

– Здравствуйте, могу я поговорить с Майлзом Дюпоном? Скажите ему, пожалуйста, что это Эмма Хоган.

Через несколько секунд мой знакомый риелтор отзывается, и дружелюбия его голос отнюдь не источает:

– Здравствуйте, мисс Хоган. Не ожидал услышать вас снова.

– Ах нет, я беспокою вас вовсе не насчет квартиры отца.

– О, это приятно слышать. Так чем могу помочь?

– Меня заинтересовало одно из ваших предложений. Когда я в ту среду в поисках нужного адреса каталась по району, он меня просто очаровал. Короче говоря, меня захватила идея проживания в Чизике, и мне прекрасно подходит квартира, что вы продаете на Честерфилд-Роуд.

– Хм, мне и в голову не пришло, что вы подыскиваете жилье.

– До среды я и не искала. Во всяком случае, активно. Несколько лет я снимала квартиру и все пыталась определиться, где же лучше пустить корни. И вот теперь твердо решила обосноваться в Чизике. В банке у меня отложены средства, так что я готова заключить с вами сделку.

Мне только и нужно, что забросить наживку легкого агентского вознаграждения.

– В таком случае, – уже чуть ли не блеет риелтор, – вам необходимо осмотреть квартиру.

– Замечательно! Быть может, у нас получится сегодня днем?

– О да, с этим предложением мешкать не стоит, уже многие интересуются.

«Лживый говнюк».

– Если вам удобно, я могу подъехать через час.

– Разумеется, удобно. У меня сохранился ваш телефон, так что я отправлю вам точный адрес.

– Спасибо, Майлз.

– Всегда к вашим услугам. С нетерпением ожидаю встречи через час.

«И твоего знакомства с Клементом».

Я отключаюсь.

– Договорилась?

– Ага. Мы встречаемся с ним в пустой квартире.

– Класс.

– Так как мы построим беседу?

– Ты, пупсик, задаешь вопросы, а я вдохновляю его на ответы.

Допиваю свой основательно остывший кофе.

– Годится. Поехали!

20

– Да что такое с этой гребаной дорогой? – не выдерживает великан.

– Вы, я вижу, не поклонник М25?

– Почему ограничение скорости здесь постоянно меняется?

– Клемент, черт побери, когда вы в последний раз ездили по кольцевой?

– Сомневаюсь, что вообще хоть раз.

– Да бросьте! Как вы ухитрились прожить всю жизнь в Лондоне и ни разу ей не воспользоваться?

– Ну, какое-то время я не водил.

– Ага, это заметно, – усмехаюсь я. – Это же так называемая «умная дорога», якобы таким образом регулируется поток.

– Да какой в этом толк? Если, блин, просто сделать сто десять постоянно, все бы добирались быстрее!

– Наше дело маленькое.

Он лишь качает головой и чертыхается остаток пути. Лондонские пробки по пятничным вечерам кого угодно из себя выведут.

Мы прибываем на Честерфилд-Роуд и паркуемся по указанному адресу лишь за несколько минут до назначенной встречи. «Мерседеса» Майлза Дюпона пока не видно.

– Красивый район, – делится наблюдением Клемент.

– Красивый и чертовски дорогой.

Запрашиваемая цена построенной по специальному заказу квартиры приближается к семизначной цифре – жить на красивой зеленой улице недалеко от центра Лондона стоит денег.

С минуту мы просто сидим и наслаждаемся тишиной, нарушаемой лишь пощелкиванием остывающего двигателя. Наконец, позади нас паркуется белый «мерседес», и в зеркало заднего вида я вижу, как из автомобиля выскальзывает Майлз Дюпон.

– Так, вперед!

Мы с Клементом покидаем машину и подходим к зданию, где нас дожидается намеченная жертва, пребывающая в блаженном неведении касательно предстоящего допроса с пристрастием.

– Приятно снова с вами повидаться, Майлз.

Он с воодушевлением пожимает мне руку, однако его фальшивой улыбочки как не бывало, стоит ему осознать, что я не одна.

– Привет, братан, – гудит Клемент, протягивая свою лапищу.

Риелтор неохотно отвечает на рукопожатие.

– Рад знакомству, мистер…

– Бастин. Клифф Бастин.

Поскольку великан представляется вымышленным именем, только один из нас понесет ответственность, если наша скромная вечеринка выйдет из-под контроля. Майлз приглашает нас следовать за ним, и мы входим в подъезд.

– Квартиры здесь соорудили лишь семь лет назад, и во всем здании их только пять, – сообщает риелтор, открывая дверь.

– Как насчет звукоизоляции? – осведомляется Клемент.

– О, здесь она просто уникальная! Можно слушать рейв в гостиной, и соседи даже не заметят.

– Вот и хорошо.

Мы поднимаемся за Майлзом на второй этаж, где он открывает дверь под номером три.

– Только после вас!

Переступаем порог и оказываемся в невыразительной прихожей.

– Квартира несколько лет сдавалась, поэтому отделка здесь так себе.

Вот здесь он не врет.

– Давайте начнем с гостиной, – предлагает наш провожатый.

С Клементом в качестве замыкающего мы перемещаемся в просторную пустую комнату с огромным окном от пола до потолка, напротив которого располагается арка на кухню. Ковер песочного цвета и бледно-кремовые стены в помещении создают атмосферу полнейшего уныния.

– Прямо чистый холст! – находит позитив в расцветке Майлз. – Как считаете?

Клемент закрывает дверь и встает перед ней. Пока ушлый риелтор не тревожится, что оказался в ловушке. Ничего, совсем скоро заволнуется.

– Мне нужно кое о чем расспросить вас, Майлз, – с улыбкой начинаю я.

– Не стесняйтесь!

– Об аренде моего отца.

– Вот как?

– Вы же должны были проверить его, верно?

– Да, это так.

– И куда вы отправляли запросы?

– Прошу прощения, – хмурится мужчина. – Я что-то недопонимаю, вы же интересовались покупкой квартиры!

– Вообще-то, нет. Просто нам необходимы сведения, имеющиеся в вашей картотеке на моего отца – прежний адрес, рекомендации, список мест работы. В общем, все.

– Это информация конфиденциального характера, мы не можем раздавать ее кому попало.

– Еще как можете, – подключается Клемент. – И поверь мне, ты так и сделаешь.

– Что такое? Вы мне угрожаете?

– Типа того.

Майлз лезет во внутренний карман пиджака – несомненно, за мобильным телефоном.

– Не надо никому звонить, братан. Не советую.

Что-то подсказывает мне, что Майлз Дюпон не любит, когда ему указывают, как поступать. Помедлив мгновение, он решает все-таки рискнуть, и рука его исчезает за пазухой. Дерзкая ухмылка сохраняется на его физиономии на протяжении тех двух секунд, что требуются Клементу шагнуть от двери и схватить его за плечо.

– Я тебя предупреждал.

Он заворачивает своей жертве руку за спину, а для пущей убедительности придерживает строптивца за воротник.

– А, черт! – вопит Майлз. – Больно! Пусти!

– Скажешь, что нам нужно?

– Не могу. Я рискую не только работой!

– Ответ неверный.

Смещение руки вверх еще на пару сантиметров приводит к новому отчаянному воплю.

– Крикливый попался, – с досадой констатирует Клемент. – Если у тебя в тачке завалялись плоскогубцы, можно будет вырвать ему язык.

Я подхожу и смотрю в упор на риелтора.

– Не хотелось бы пугать вас, Майлз, но, кажется, он не шутит.

– Это возмутительно, – скулит тот. – Вы не смеете!

– Ну почему же? А что вы сделаете?

– Я… Я заявлю в полицию!

– Вот только без языка это будет затруднительно.

– Знаешь что, пупсик, – вмешивается в нашу мирную беседу Клемент. – Глянь-ка на кухне, нет ли там открывашки. Возни побольше, чем с плоскогубцами, но сойдет.

Снова смотрю на нашу жертву:

– Последний шанс.

– Хорошо-хорошо, – сникает он.

– Вот и умничка, – улыбаюсь я и треплю его по щеке. – А теперь вы сделаете следующее: позвоните в свою контору и попросите прислать вам на почту все имеющиеся сведения о моем отце. Все, что есть. А потом перешлете их мне. Ясно?

– Ясно! – шипит он.

Я перевожу взгляд на Клемента.

– Сколько нужно времени, чтобы отрезать язык?

– Обычно минута-две.

– А яйца?

– Их-то я за несколько секунд оттяпаю.

– Чудесно. Майлз, вы слышали? Если хотя бы намекнете на свои затруднительные обстоятельства, до приезда полиции у моего друга будет еще уйма времени, чтобы провести вивисекцию. Понятно?

Бедолага кивает.

– Вот хорошо. Звоните.

Свободной рукой Майлз неловко достает телефон и делает звонок, на протяжении которого я не свожу с него глаз – просто убедиться, что обойдется без сюрпризов.

– Через пять минут, – сообщает он, пряча телефон в карман.

– Прекрасная работа!

Я киваю Клементу, и он отпускает риелтора.

– Вы ведь понимаете, что как ближайший родственник мистера Хогана вы могли просто подать официальную заявку на информацию, которой мы располагаем?

– У меня на это нет ни времени, ни терпения. Да и потом, так гораздо веселее, правда ведь?

Судя по гримасе, Дюпон моего мнения не разделяет.

Нам остается только ждать. Клемент прислоняется к двери, а Майлз безучастно таращится в окно. Никогда еще сигнал мобильника о доставленном сообщении не приносил мне такое облегчение.

Риелтор снова извлекает свой смартфон и осведомляется насчет моего электронного адреса. Затем стучит по экрану, и через пару секунд я получаю письмо с прикрепленной папкой.

– Ну, вот и все.

Клемент, однако придерживается другого мнения и внезапно хватает Майлза за лацкан пиджака.

– Гони бумажник!

– Я не ношу наличных, – блеет несчастный агент.

– Бумажник. Живо.

Майлз подчиняется.

– Мне не бабки нужны. Твой адрес.

– Что? Зачем?

– Для страховки, – буднично объясняет мой сообщник, изучая водительские права нашей жертвы. – Проболтаешься кому о нашем разговоре – неважно кому, – и я нагряну к тебе с плоскогубцами.

– Я никому не расскажу… Обещаю!

Клемент швыряет бумажник на пол и отпускает лацкан сшитого на заказ пиджака Дюпона.

– И тебе лучше сдержать свое обещание.

С этим мы оставляем Майлза Дюпона проверять целостность своего портмоне.

В машине мне не терпится просмотреть полученные сведения, однако у Клемента другие представления о первоочередных делах:

– Давай сначала найдем какой-нибудь паб. Думаю, по пинте мы заслужили.

– Хорошая мысль. Но сначала оставим машину у квартиры.

– Хочешь, поведу? Быстрее доберемся.

– Клемент, я и так на грани нервного срыва. Так что лучше поведу я, если не возражаете.

На преодоление десяти километров по Лондону уходит сорок пять минут – лишнее напоминание, почему в городе я редко пользуюсь машиной. Я паркуюсь за домом, и мы сразу же отправляемся в «Три подковы». Даже не знаю, что для меня в данную минуту важнее – изучить информацию из агентства или же опрокинуть бокал вина, да побольше. Положа руку на сердце, второе, наверное, сейчас гораздо нужнее.

Местная забегаловка на Клемента впечатления не производит.

– Терпеть не могу такие бары. На брюхе шёлк, а в брюхе щёлк.

– Смысл этой пословицы всегда оставался для меня несколько туманным.

– Да раскрашенная пустышка. Кстати, в свое время было у меня несколько таких же вот телочек.

– Да что вы говорите.

Решительно отказываюсь от всякого намерения ограничиться одним-двумя бокалами и заказываю бутылку красного вина. Клемент, как всегда, заказывает пинту светлого пива. Устраиваемся за столиком подальше от офисных работников, количество которых ввиду сокращенного пятничного дня неумолимо возрастает. Наверное, где-то в другой части города Джини будет подбивать моих бывших коллег так же вот посидеть в каком-нибудь пабе. В кои-то веки я ощущаю укол зависти, что меня не приглашают – да теперь уж никогда и не пригласят, коли меня вычеркнули из платежной ведомости.

– Твое здоровье, пупсик.

Я чокаюсь с Клементом, одновременно принимаясь стучать по экрану смартфона.

– Взаимно. Так, посмотрим, что у нас тут.

В распакованной папке всего лишь три файла. Открываю первый документ, под названием «Работа». Читать здесь совсем немного, однако удивляться есть чему.

– Он работал главным бухгалтером в конторе под названием «Фонд НТН» в Клеркенуэлле.

– Главным бухгалтером? Это объясняет, как он оказался в «Клоуторне» – спец по припискам всегда полезный знакомый.

– Возможно. Но это не объясняет, как ему удалось получить столь ответственную должность. Заведуй я фирмой, точно не захотела бы нанимать себе бухгалтером человека, проведшего восемнадцать лет за решеткой.

– Смотря что за контора.

Гуглю «Фонд НТН».

– Это благотворительная организация для бездомных.

– Приятно узнать, что у твоего папаши имелось чувство юмора.

– Что вы имеете в виду?

– Как там говорится, благотворительность начинается дома?

Замечание было бы забавным, не задевай оно за живое.

Мое мнение о Деннисе Хогане всегда носило характер приговора, и я никогда не задумывалась о его карьере. Часть моего защитного механизма сводилась к мысли, будто без матери и меня он ведет собачью жизнь. Дорогое жилье в Чизике и непыльная офисная работа, однако, свидетельствуют, что его жизнь после тюрьмы была полной противоположностью собачьей.

Большой глоток вина несколько смягчает чувство горечи во рту.

– Наверно, с этой фирмы и следует начать.

Клемент согласно кивает, и я открываю второй файл.

Это оказывается скан паспорта. Дата рождения подтверждает, что умер отец в возрасте семидесяти семи лет, что значительно больше, нежели выпало на долю моей несчастной матери.

Увеличиваю на экране фотографию и вглядываюсь в изображение человека, которого никогда не видела во плоти. Жидкие седые волосы, запавшие глаза в обрамлении морщин на лице землистого цвета. И даже для снимка на паспорт выражение лица чересчур мрачное.

– Клемент, – вздыхаю я и поднимаю телефон, – познакомьтесь с Деннисом Хоганом.

Он рассматривает лицо покойного, на которого теперь мы возлагаем надежды. Опыт, однако, мне подсказывает, что обольщаться не следует.

– Не знаю, хорошо это или плохо, пупсик, но вы не очень похожи.

– Так себе комплимент.

Закрываю фотографию и принимаюсь за третий документ, «Рекомендации». Информации здесь самая малость.

– Это тоже может оказаться полезным. Его предыдущий адрес и имя домовладелицы.

Клемент подается вперед и щурится на экран.

Нэнси Хокинс, Веллингтон-Роу, Бетнал-Грин.

– По крайней мере, это в Лондоне.

– Стоит нагрянуть.

– Сначала посмотрю, живет ли сама мисс Хокинс по этому адресу.

Открываю сайт, за годы работы не раз доказывавший свою неоценимость в качестве инструмента расследований. Проверка подтверждает, что Нэнси Хокинс является единственным жильцом по приведенному в файле адресу на Веллингтон-Роу, Восточный Лондон. Указывается и ее возраст.

– Да, она живет там же, и одна.

– Превосходно.

– Клемент, это же всего лишь старуха. Думаю, на этот раз ваше вмешательство не потребуется.

– Я бы на твоем месте не был столь уверен. Райончик тот еще.

– Уж как-нибудь справлюсь с семидесятилетней бабулей. И, кстати, в Бетнал-Грине я бывала.

– В свое время там было сурово. Близнецы Крэй, что в шестидесятых заправляли всем Лондоном, как раз выходцы оттуда.

– Жаль, что они уже умерли. Бьюсь об заклад, им было бы что рассказать.

– Они были кончеными подонками, но ничего особенного, пупсик. Хочешь узнать маленький секрет?

– Вся в нетерпении.

– Штука в том, – заговорщицки подается вперед Клемент, – что Ронни Крэй был гомиком.

– Гомиком?

– Ну этим, голубым.

– Вы хотите сказать, «гомосексуалом». Что до сексуальной ориентации Ронни Крэя, она уже всем известна.

– Вот как? – хмурится великан.

– Именно. И, не могу не заметить, политкорректность вас как будто тоже стороной обошла.

– Да я за ней просто не поспеваю! Пользуешься себе словом, и вдруг раз! – оно, видите ли, оскорбляет какого-нибудь говнюка.

Вот здесь я всецело понимаю Клемента. Не далее как в прошлом месяце мне самой велели удалить из статьи оборот «белее белого» – из опасений, что таковой может задеть чьи-нибудь чувства. Друзья и коллеги у меня – самой различной этнической принадлежности, сексуальной ориентации и религиозных убеждений, и никто из нас нынче не уверен, какими выражениями можно безбоязненно пользоваться. Терминология превратилась в минное поле.

– Ладно, гей он или нет, – возвращаюсь я к теме расследования, – но у нас появилась пара зацепок, которые не мешало бы проверить. Возможно, сначала стоит наведаться в благотворительную организацию, а потом заглянуть к Нэнси Хокинс в Бетнал-Грине.

– Вполне дельный план, пупсик.

– Больше у нас все равно ничего нет. Когда предлагаете отправиться?

– Это уж ты сама решай.

Перевожу взгляд с бутылки вина на пустой бокал.

– Давайте отложим на завтра.