Текст книги "Неравная игра"

Автор книги: Кит А. Пирсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Вечер переходит в хаотичное потребление алкоголя и никотина, сопровождаемое постоянными сетованиями на громкость и современность музыки. По субботним вечерам «Три подковы» нанимают диджея, который сейчас и суетится в кабинке возле столовой. В десять часов расчищают пространство для тех, кто достаточно нагрузился для танцулек, и на танцпол гуляк, как правило, влечет не современный шум, но классика.

– Я просто тащусь от этой песни, – уже довольно невнятно признаюсь я, ссылаясь на такую вот классику из восьмидесятых, «Живем молитвами» Бон Джови.

Провыв в воображаемый микрофон припев, я кричу:

– Пойдем потанцуем!

– Под это? Да ты издеваешься.

– Это же классика!

– Не, пупсик, и рядом не стояла.

– Ладно. Пойдем попросим диджея что-нибудь поставить. Чего бы ты хотел?

– Тебе нравится регги? – спрашивает Клемент после некоторых раздумий.

– Э-э… Да. Вот уж не думала, что тебе такое по вкусу.

– У меня был приятель, который ставил регги постоянно. Вот я типа и проникся.

– Полагаю, это был не тот твой кореш-ирландец?

– Не, его звали Черный Брайан.

– Почему ты назвал его… А, он был чернокожим, да? И его звали Брайан?

– Как ни странно, да.

– Ну да, поняла. Так ты хочешь регги?

– Ага. Например, «Двустволка», «Дэйв энд Энзил Коллинз», – слышала?

– Хм… Кажется, да. Это инета… интро… инстро…

– Инструментал.

– Да, точно!

– Ты уже назюзюкалась.

– Ну, может, слегка.

– Уверена, что хочешь танцевать?

– На слабо берешь?

– Пошли, – смеется он и хватает меня за руку. – Посмотрим, на что ты способна.

Мы направляемся к кабинке, и великан выкрикивает заявку диджею. Тот отвечает поднятым большим пальцем, после чего мы дожидаемся на краю танцпола, пока не смолкнет Бон Джови.

По окончании песни диджей объявляет заказанный регги. Композиция явственно пользуется популярностью, поскольку площадка отнюдь не редеет. Мы присоединяемся к толпе, уже приплясывающей в предвкушении.

В первые же двадцать секунд я усваиваю два важных жизненных урока. Первый: танцевать под регги чертовски трудно. Я захожу с коронного покачивания бедрами, однако выглядит это так, будто я пытаюсь без рук сместить гигиеническую прокладку. Урок второй: виски и красное вино лучше не смешивать.

Голова у меня идет кругом, и я прибегаю к щадящим шагам из стороны в сторону. Клемент же отплясывает вовсю.

Отступаю назад и потрясенно взираю, как он полностью отдается музыке.

– Ни фига ж себе! – только и ахаю я.

Уж не знаю, задумывали ли «Дэйв энд Энзил Коллинз» для своей музыки танцевальное сопровождение, но если да, Клемент попал точно. Как человек его габаритов способен двигаться с такой легкостью и плавностью – выше моего понимания, и Клемент с задором и изяществом не оставляет камня на камне от моих предрассудков. Его трактовка музыки столь захватывающая, что в восхищении замираю не я одна. Толпа раздается, чтобы получше рассмотреть гиганта в джинсовом наряде.

Какую-то мою часть охватывает чувство, которое, как я знаю, предвещает лишь неприятности.

Длительность композиции составляет от силы пару минут. По ее окончании раздаются восторженные вопли, и несколько зрителей упрашивают Клемента разрешить им сделать с ним селфи. Судя по продолжительности дискуссии и явному замешательству, с понятием «селфи» он не знаком. Тем не менее он уступает.

После завершения фотосессии, под звуки следующей песни он наконец-то направляется ко мне.

– Ты в порядке, пупсик? Что-то вид у тебя бледноватый.

– Я… в порядке.

– Еще выпьешь?

– Пожалуй, мне уже достаточно.

– Тоже так считаю, – ухмыляется он. – Хочешь пойти домой?

– Да, пожалуй.

Весьма кстати он предлагает мне руку, поскольку пол под моими ногами вдруг начинает колыхаться. Словно утопающий за спасательный круг я цепляюсь за великана и следую за ним на улицу.

Прохладный воздух, однако, отнюдь не ослабляет опьянение.

– Э-э… Кажется, я немного перебрала.

– Не беспокойся. Я тебя доведу.

Ставить одну ногу перед другой мне с грехом пополам удается, и мы медленно продвигаемся по улице. Обычно дорога домой занимает не более пяти минут, но сейчас мне приходится сосредотачиваться на каждом шаге, и потому путешествие несколько затягивается. Но вот мы достигаем конца улицы, и как раз перед поворотом к моему дому я трагически упускаю из виду перепад высот на бордюре. И, разумеется, тут же теряю равновесие. От неожиданности отпускаю Клемента, и следом в действие вступает сила притяжения. Когда я уже, казалось бы, обречена припечататься лицом к асфальту, вмешивается мой ангел-хранитель и подхватывает меня за талию.

– Полегче, пупсик, – запоздало предостерегает великан, рывком поднимая меня к себе.

Сердце мое готово выскочить из груди – я отношу это на счет отсроченного шока. Что списать на шок не получается, так это то, что я вцепляюсь в отвороты его безрукавки и, задрав голову, как зачарованная пялюсь на него.

В рассеянном свете уличных фонарей меня буквально парализует вид его лица и шрама на виске, которого прежде я не замечала. Поднимаю руку и осторожно провожу по нему кончиками пальцев.

– Откуда у тебя этот шрам? – тихонько спрашиваю я.

– Играл в крикет.

– Что, правда?

– Нет, конечно.

– Тебя ударили?

Он закрывает глаза и едва заметно кивает. А когда через мгновение открывает их, они уже становятся другими. И я ясно вижу в них беззащитность.

– Как это произошло, Клемент? Мне-то ты можешь сказать.

– Да неважно, – отвечает он чуть ли не шепотом.

Я опускаю ладонь ему на щеку.

– Это было что-то плохое, да? Я вижу по глазам.

Снова слабый кивок.

Я поднимаю левую руку к другой щеке великана и замираю, обхватив ладонями его лицо.

– По-моему, тебе нужен кто-то, кто присматривал бы за тобой. Кто наполнял бы твою жизнь красками.

Если бы я задумывалась над последствиями, то, конечно же, не стала бы делать этого. И если бы была трезвой, тоже не стала бы. Однако ни то, ни другое не про мое нынешнее состояние, и я медленно привлекаю лицо Клемента к своему. Он не сопротивляется.

Наши губы сближаются, и я уже ощущаю тепло его дыхания. В голову мне ударяет его запах – ничего искусственного, просто мужской запах. Опьяняет так же, как и мерло.

Мне хочется посмаковать этот момент соединения наших губ: ожидание, предвкушение, наэлектризованность.

Клемент кладет мне руку на затылок, и я таю.

– Прошу прощения, – внезапно раздается позади хриплый голос. – Сэр, мадам!

Я поворачиваю голову, готовая обрушить град пьяных ругательств на посягнувшего на наше священнодействие. Вид полицейского в форме, однако, немедленно вводит меня в оцепенение.

– Прошу прощения за беспокойство, – продолжает констебль. – Можно вас на минутку?

Рука великана соскальзывает с моего затылка, и на меня обрушивается отрезвление вместе с реальностью.

– Хм, да, конечно.

Полицейский делает шаг к нам и раскрывает блокнот.

– В доме на Хай-Роуд имело место происшествие. Никого не заметили поблизости, кто вел бы себя подозрительно?

Ах, это сладкое слово «происшествие». Мне приходится напомнить себе, что моя журналистская карьера в данный момент пребывает в коме, с прогнозируемым смертельным исходом. Тем не менее даже если бы дела и обстояли по-другому, мне все равно предстоят более важные дела с Клементом.

– Боюсь, нет. Весь вечер мы пробыли в «Трех подковах».

– Случайно, не заметили по пути назад мужчину следующего описания: около двадцати лет, плюс-минус, высокий, худой, с козлиной бородкой, в темном худи «Адидас»?

– Нет.

Полицейский захлопывает блокнот. Вопреки всем моим стараниям, с языка у меня сам собой слетает вопрос:

– А что за происшествие?

– Пожар. Предположительно, поджог.

– На Хай-Роуд?

– Да. В данный момент пожарные расчеты производят проливку здания, но оно уже полностью уничтожено.

– Какой ужас!

– И не говорите! – усмехается констебль. – Карамельный моккачино у них был пальчики оближешь.

– У них?

– В кофейне.

– В какой кофейне?

– «Веселый бариста». Боюсь, латте у них можно будет заказать очень не скоро.

К горлу подступает желчь.

– Моя… Моя квартира…

Я хватаю ртом воздух и вцепляюсь Клементу в безрукавку, чтобы устоять на ногах.

– Она… была… Над этой кофейней.

25

Клемент так и не подпустил меня к обугленным руинам моего дома и удерживал за полицейским оцеплением, выставленным метрах в восьмидесяти от пожарища. Я кричала, плакала, била кулаками ему по груди. В конце концов полицейский подозвал парамедиков, и меня препроводили в машину скорой помощи. Разумеется, у меня диагностировали шоковое состояние.

– Ни в какую больницу я не поеду!

Молоденький и, наверно, симпатичный парамедик усаживается на каталку рядом со мной и мягко говорит:

– Эмма, это ради вашей же пользы.

– Нет. Мне нужно… разобраться… С делами. Со страховкой…

– Я присмотрю за ней, – раздается вдруг хриплый голос.

Поворачиваю голову к задним открытым дверям скорой: возле них на страже стоит Клемент.

– Ей нужно пройти обследование, – возражает парнишка. – Я настоятельно рекомендую…

– Я сказал, что присмотрю за ней.

– Как скажете. Но ей придется подписать заявление об отказе от госпитализации.

Мне вручают планшет, и я, даже не читая, корябаю внизу свою подпись. Поднимаюсь и на ватных ногах выбираюсь из фургона.

– Ты уверена, что в порядке? – хмуро осведомляется великан, беря меня под руку.

– До порядка мне как до луны, но в больницу я не поеду.

Он отводит меня под относительное укрытие автобусной остановки, торцевая стенка которой представляет собой подсвечиваемый рекламный щит, живописующий прелести страхования жилища. Мне, впрочем, отнюдь не до иронии ситуации, и я просто прислоняюсь к плакату, пока не отпустит головокружение.

Клемент молчит, в то время как я мужественно пытаюсь собраться с мыслями.

– Поджог, – выдавливаю наконец. – Почему?

– В девяти из десяти случаев, пупсик, поджигают из-за страховки. Если дела в бизнесе пошли плохо, только так и можно выкарабкаться.

– Но в кофейне отбоя от клиентов не было.

– Ну, может иметься и другая причина. Сделки за наличный расчет очень удобны для отмывания денег. Может, владельцы забегаловки торгуют наркотой или что другое мутят. Вот конкуренты и решили наступить им на горло.

Я качаю головой.

– Я знакома с владельцем, Дэйвом, такой не станет впутываться во что-нибудь сомнительное.

– Тогда не знаю. Но сейчас это не важно. Нужно разобраться с тобой.

Обычно-то я разбираюсь сама с собой посредством длительного отмокания в ванне с бутылочкой вина и последующим просмотром на диване какого-нибудь отстойного телешоу. Внезапно на меня обрушивается убийственная реальность: нет больше у меня ни ванны, ни дивана, ни самого дома.

Ничего больше у меня нет.

Чуть ли не против воли принимаюсь мысленно составлять опись своих потерь. Из практичного: абсолютно вся одежда, ноутбук, кухонные приборы, телевизор и личные документы, включая паспорт и свидетельство о рождении. Из сентиментального: фотографии мамы, украшения, экземпляр «Гарри Поттера» с автографом, что Эрик подарил мне на сорокалетие.

Следом обрушивается еще одно осознание: тысяча шестьсот фунтов наличными, припрятанные в кухонном ящике. Это и еще кое-что, связанное с отцом.

– Ох ты ж, мать твою! – исторгаю я стон.

– Что?

– Блокнот! Я оставила его на журнальном столике в гостиной.

– Хреново. Но ты же вроде переписала все…

– Да, на ноутбук. Который превратился к бесформенную кучку дымящегося пластика.

Клемент качает головой.

– А впрочем, таблица со списком членов «Клоуторна», возможно, сохранилась на моем облачном аккаунте.

– Где-где сохранилась?

– На облачном аккаунте. Это база данных в «облаке».

– Вот насчет облака ни хрена непонятно.

– Не бери в голову. Главное, что могла сохраниться копия моей таблицы.

– Где?

– В этом и заключается смысл облачного аккаунта – я могу получить доступ к своим файлам в любом месте с любого устройства.

Пока Клемент недоуменно хлопает глазами, я достаю из сумочки смартфон. Разблокировав экран, вижу уведомление о текстовом сообщении. Наверно, я пропустила его в хаосе, последовавшем после встречи с констеблем.

Стучу по иконке и читаю послание:

Я тебя предупреждал. Не суйся, а не то потеряешь не только дом.

Мне приходится прикладывать усилия, чтобы воздух поступал в легкие, но даже так я задыхаюсь.

– Пупсик, что такое?

Если до этого я не испытывала шока, то теперь-то, черт побери, он точно меня охватил. Протягиваю телефон Клементу.

– Это… это от Таллимана.

Он читает, и на лбу его пролегают глубокие складки.

– Не понимаю, – произносит великан. – На хрена ему было сжигать твою хату, если он дал тебе шанс отправить назад чертов блокнот?

– Откуда же мне знать…

Вспыхивают синие огни скорой помощи, и фургон уносится прочь. Возможно, мне все-таки следовало именно в нем сейчас и находиться.

От холода меня пробивает дрожь. Надо было надеть пальто потеплее, а не эту тонкую куртку. Но теперь это единственная моя верхняя одежда, а платье на мне составляет весь мой гардероб.

– Идем, пупсик.

– Идти? Куда?

– Ко мне.

– Но мне нужно поговорить с полицией.

– Да фиг с ними, завтра поговоришь. Тебе нужно согреться, и нам необходимо решить, что делать дальше.

– С чем делать?

– Со всем. Давай, пошли уже.

Он обнимает меня за плечи и ведет прочь от остановки. Метров через сто вонь едкого дыма заметно слабеет. А потом впереди появляется такси, и Клемент машет ему рукой.

Никогда еще я не усаживалась на заднее сиденье такси с таким облегчением. Тем не менее хотя в салоне и довольно тепло, меня по-прежнему бьет дрожь. Клемент снова обнимает меня и привлекает к себе. Как бы мне хотелось позабыть произошедшее за последний час и просто погрузиться в блаженное неведение. Я пытаюсь отвлечься на протяжении всех десяти минут поездки, однако каждую мою мысль обжигает осознание, что я лишилась абсолютно всего. И когда мы прибываем к месту назначения, внутри меня уже полыхает настоящий пожар, – пожар исступленного гнева.

Клемент расплачивается с водителем и чуть ли не вкрадчиво просит меня выйти из машины. На улице я осматриваюсь по сторонам. Подозреваю, оно и к лучшему, что сейчас темно. Паб располагается в самом конце вереницы обшарпанных таунхаусов и производит впечатление типичнейшей забегаловки средней паршивости. А его название, «Королевский дуб», неуместнее некуда. В поле зрения ни тебе деревца, а в ветхом строении уж точно ничего королевского.

Мы обходим питейное заведение, и Клемент ведет меня через деревянную калитку в маленький дворик, сплошь заставленный алюминиевыми пивными бочонками. Там мы направляемся к другой калитке, за которой обнаруживается основательно запущенный газончик и примыкающий к задней части строения небольшой флигель, размером с домик на колесах. Меня охватывают опасения, что именно во флигелек мы и направляемся.

Метров пять по разбитой дорожке, и мой провожатый извлекает из кармана ключ.

– Вот мы и дома.

Он отпирает дверь, щелкает выключателем и приглашает меня внутрь.

Предстающее моим глазам зрелище послужило бы прекрасной иллюстрацией для словарной статьи на слово «гнетущий». Куда ни глянь, всюду полнейший упадок. Потолок над головой испещрен пятнами плесени, а каждый угол затянут обширной паутиной трещин. Под ногами основательно заляпанный и в той же степени исшарканный ковер. На стенах, слева и справа, выцветшие обои, едва держащиеся на отсыревшей штукатурке. Впереди, у задней стены, взывает к милосердию убогий кухонный уголок со встроенным шкафом, все до одной дверцы которого перекошены. Из мебели в помещении диванчик с истертыми до поролона подлокотниками, журнальный столик да шпонированный сервант, подобный которому в последний раз я видела в домах где-то в начале восьмидесятых.

Клемент наклоняется и разжигает газовый обогреватель.

– Прогреется, глазом моргнуть не успеешь.

Затем он устраивает мне экскурсию по остальному жилищу: спаленка, размеры которой все же позволили обставить ее двуспальной кроватью и шкафом, да душевая, где плесени на вид больше кафеля. Мы возвращаемся в гостиную, в которой и вправду стало на пару градусов теплее, чем в холодильнике.

– Не ахти какое жилье, извини уж, пупсик.

Да уж, не ахти – по шкале жилищных условий ниже такого только сквот. И все же это дом Клемента, и с осознанием данного факта меня охватывает чувство безопасности: я в убежище. И, пожалуй, в своем нынешнем состоянии навряд ли бы я предпочла какое другое жилище.

– Все хорошо, и спасибо, что заботишься обо мне.

Явственно не привыкший к гостям, великан пару секунд чешет затылок, прежде чем указывает мне на диван.

– Наверно, тебе не помешает чашка сладкого чая, ну там, типа от шока.

Он проходит на кухню, включает чайник и достает из буфета две чашки, обрекая его тем самым на полнейшую пустоту. Из равным образом пустого холодильника извлекает пакет молока, откручивает крышку, нюхает содержимое и признает таковое вполне пригодным для чая.

В сторонке щелкает и шипит обогреватель, изо всех сил старающийся прогреть сырой воздух. Не стала бы ставить на него ни пенса: хоть выкачай до последнего кубического сантиметра газ со всего Ланкашира, все равно топлива для этой задачи не хватит.

Клемент возвращается к дивану с двумя чашками дымящегося напитка и присаживается рядом со мной.

– Вот, пей, – велит он и протягивает чашку. – Сразу полегчает.

Исполненная сомнений, но все же признательная, я потягиваю чай. Согревающий, крепкий и на удивление сладкий – именно то, что мне сейчас и нужно.

– Как себя чувствуешь?

– Даже и не знаю. Напуганной, разозленной, озадаченной… Но больше потрясенной.

– М-да, не тот вечерок, что я планировал.

– Да и я на такое не рассчитывала.

Мы смотрим друг другу в глаза и молчаливо соглашаемся, что сейчас не время размышлять о том, как мог бы пройти этот вечер. Возможно, корабль больше и не выйдет из гавани. Но посмотрим.

– В общем, – откашливается великан, – я тут подумал.

– Рада, что хоть один из нас в состоянии шевелить мозгами, потому что у меня в голове каша.

– Ага, но у меня-то нет, и я не перестаю задаваться двумя вопросами.

– Продолжай.

– Первый: откуда Таллиман прознал, что вечером тебя не будет дома?

– С чего ты взял, что он знал об этом?

– Он же послал тебе сообщение. А если собираешься запалить хату с жильцами, потом навряд ли будешь слать им письмо, поскольку они, скорее всего, будут мертвы.

– Хм, возможно…

– Вот и выходит, что он знал о твоем отсутствии. Откуда?

– Не знаю, – пожимаю я плечами. – Если только за квартирой не следили.

– На твоей улице это довольно сложно. Более вероятно, что кто-то был в курсе, что вечером ты уйдешь, и стукнул Таллиману.

– Да кто кроме Алекса мог знать-то? Он не подарок, конечно же, но у меня и мысли нет, что он может быть как-то связан с «Клоуторном». Он же такой чистюля.

– Раз ты так уверена, не буду на нем настаивать. Но ты рассказала про встречу еще одному мужику.

– Разве?

– По телефону этим утром.

– Терри Брауну? Ну нет, это нелепо! – фыркаю я. – Он был другом Эрика, а уж он-то в людях разбирался!

– Фамилия Браун ведь в обоих списках, так?

– Так.

– И он знал, что тебя не будет дома?

– Тоже верно.

– И почему же тогда подозревать его нелепо?

– Потому что… Даже не знаю… Чутье, наверно.

– Есть еще кое-что, – продолжает Клемент. – Мы полагали, что Таллиману сливает информацию кто-то из твоих коллег. Но может же быть такое, что стукача вовсе и нет, просто Таллиман в твоей газете и работает?

Я чуть не давлюсь чаем.

– Ну ты загнул, Клемент! Ты хочешь сказать, что Терри Браун, прославленный журналист, и есть Аллан Тим? Таллиман?

– Почему бы и нет. Сколько ему лет?

– Точно не знаю. Может, под семьдесят.

– Как он выглядит?

Достаю телефон и гуглю имя «Терри Браун». Через несколько секунд на экране появляется снимок с сайта «Рейтера».

– Вот он.

Я показываю фотографию великану. Несколько секунд он внимательно ее разглядывает, а затем принимается задумчиво поглаживать усы.

– Но ты говорил про два вопроса, – напоминаю я ему.

– Да, про два.

– Тогда давай послушаем второй. – Я выпрямляюсь, вся внимание.

– Помнишь, как фараон описывал того чувака, которого видели линяющим с пожара? Знакомым не показался?

Задумываюсь, однако эпизод встречи с полицейским безнадежно сгинул в тумане.

– Тебе придется напомнить мне, Клемент.

– Около двадцати лет, высокий, худой, с козлиной бородкой.

Непонимающе смотрю на него.

– Тот малолетний недоумок, что пытался грабануть тебя в Паддингтоне. Теперь вспомнила?

– Да под такое описание подпадает половина лондонских юнцов!

– Ага, вот только половина лондонских юнцов не получала бабки за твое ограбление. И, раз уж мы заговорили об описаниях, наш-то ушлепок как раз и повстречался с мужиком, что выплатил ему аванс, верно?

– Верно, и что дальше?

– И он описал этого мужика старым, жирным и с кривым носом.

– Так.

– А теперь взгляни-ка на фотографию снова. – Клемент кивает на мой телефон.

Послушно смотрю на снимок Терри Брауна. Было бы неправдой сказать, что он хорошо сохранился, и да, прославленный журналист определенно страдает от избыточного веса. И, что поразительно, нос у него, судя по неестественной форме, действительно по меньшей мере дважды был сломан.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать, но все это малоубедительно. Оба описания слишком общие.

– Сами по себе, возможно. Но этот мужик, Терри Браун, один всего лишь из двух, кто знал, что вечером тебя не будет дома. И нос у него такой же красивый, как и у того, кто заплатил нашему недоумку. Не слишком ли много совпадений, а, пупсик?

– Хорошо, давай на минуту предположим, что Терри Браун и есть Таллиман. Но это никак не объясняет, зачем ему понадобилось сжигать мою квартиру.

– Да ну? Ну как, вспомни, что ты ему говорила!

Насколько удается, прокручиваю в голове утренний телефонный разговор. Как будто ничего особенного – пока в памяти не всплывает эпизод с упоминанием имени Уильяма Хаксли.

– Он поинтересовался, стоил ли звонок Хаксли увольнения, и я ответила, что благодаря этому я вышла на кое-что интересное.

– Интересное?

– Да, я имела в виду встречу с тобой. Если бы не Хаксли, я бы никогда не познакомилась с тобой и так и не узнала, что за блокнот попал мне в руки. И про клуб «Клоуторн» тоже ничего не знала бы.

– Хм, получается, пупсик, это я во всем виноват.

– Не глупи. Это же я решила тогда не оставлять блокнот на столе в пабе. Меня предупредили, но я проигнорировала угрозу.

– Тут ты права.

– Так вот, – продолжаю я, – а потом я точно упомянула про некую улику, очень важную для моего журналистского расследования.

– И сказала, что не сдаешься.

– Совершенно верно. И как же лучше всего раз и навсегда избавиться от блокнота, а заодно и послать мне предупреждение посерьезнее, – кроме как не спалить мою гребаную квартиру?

Может, мы и подгоняем факты под версию, однако если ничего другого нет, подойдет любая соломинка.

– Ладно, Клемент, ты меня убедил. Я не отрицаю такую возможность, что Терри Браун и есть Таллиман.

– Вот и хорошо.

– Но.

– Но?

Я потягиваю чай и, пользуясь паузой, собираюсь с мыслями. На ум мне приходят несколько вопросов, которыми я и спешу поделиться с великаном:

– Предположим, Терри действительно Таллиман. И как же нам это доказать? Как-никак, мы говорим о человеке с безупречной репутацией. И с блистательной карьерой. Мы говорим о человеке, который десятилетиями занимался журналистскими расследованиями. Да он практически неприкасаемый! И уж точно не мог не замести полностью свои следы.

– Слабое звено, пупсик.

– О чем ты?

– Таллиман уже дважды использовал того паренька для грязной работы. Маленький гаденыш и есть слабое звено.

– Ты хочешь сказать, мы займемся поисками Джейдона?

– Ага. Найдем его и как следует потолкуем.

– Хм, тогда у нас две проблемы. Во-первых, как же мы его найдем? Во-вторых, мы ничего не знаем про человека, который ему заплатил.

– Он говорил, что повстречал того мужика, когда шел от букмекера на Напьер-стрит. Игроки, как правило, держатся одного букмекера – так мы его и отыщем.

– И что потом? Думаешь, он сможет рассказать больше, чем в прошлый раз?

– Есть только один способ выяснить это – отыскать говнюка и вдохновить на откровенный разговор.

Не бог весть какой план, и я по-прежнему не верю, что Терри Браун и есть Таллиман. На какие бы совпадения ни указывал Клемент, именно Терри помог мне устроиться в «Дейли стандарт», а потом годами прикрывал меня, когда надо мной сгущались тучи. Кроме того, он дружил с Эриком, а я ни за что не поверю, что Эрик сознательно связался с членом клуба коррупционеров, не говоря уж о его основателе.

Штука в том, что гнев служит мощным антидотом против здравого смысла. Даже если существует хотя бы процентная вероятность того, что именно Терри Браун нам и нужен, мне необходимо обратить свой гнев на что-то другое.

– Что ж, терять мне теперь нечего.

– Завтра же первым делом?

– Букмекеры работают и по воскресеньям?

– Не знаю.

С помощью Гугла выясняю, что на Напьер-стрит только одна букмекерская контора под названием «Тренчардс».

– Воистину, нет покоя нечестивым. Открывается в десять.

– Значит, к этому времени уже нужно быть там.

По утверждению плана Клемент пытается подавить зевок.

– Устал?

– Ага. А ты?

– С ног валюсь.

– Я сплю на диване, пупсик, а ты на кровати.

Жаль, что опьянения как не бывало. Так мне было бы гораздо проще объясниться.

– Я… Клемент, я не хочу оставаться одна. Не сегодня.

Он встает и протягивает мне руку.

– Идем.

Мы не раздеваемся. И больше не произносим ни слова. Я кладу голову великану на грудь, и он крепко меня обнимает.

Я лежу, слушая его сердцебиение, и у меня возникает чувство, что я не единственная, кто не хочет оставаться один.