Текст книги "Неравная игра"

Автор книги: Кит А. Пирсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

36

Какое-то время мы с великаном молча таращимся на мертвецки бледного пенсионера. Уж не знаю, о чем думает Клемент, но лично я мысленно перебираю способы, которыми так и убила бы Эрика. Потом принимаюсь расхаживать по комнате, сводя воедино известные мне факты.

Наконец останавливаюсь в паре метров от старика.

– Ты… Ты, гребаный… О боже!

Слов мне не подыскать, зато действие напрашивается само собой. Я с такой силой влепляю пощечину Эрику, что от резкой боли в ладони у меня даже перехватывает дыхание. Старику, впрочем, куда больнее, поскольку он с криком отшатывается.

– Усади его! – рычу я великану. – Мне нужны ответы.

– Не тебе одной! – бросает тот и с готовностью волочет Эрика обратно в угол.

Без долгих церемоний Клемент толкает старика в кресло, а я делаю несколько глубоких вздохов и собираюсь с мыслями. Теперь-то предсмертные слова Терри Брауна обретают смысл. Когда я спрашивала его, кем является Таллиман, мне показалось, что он ответил что-то вроде «бери», но на самом деле журналист пытался произнести «Бертлз». И где только были мои глаза? Мне следовало обо всем догадаться в ту же секунду, как Эрик появился на пороге этой комнаты.

– Прости, – начинает он скулить. – Мне правда жаль…

– Заткнись, на хрен! – взвизгиваю я. – Рот раскрывать будешь только тогда, когда я тебе разрешу!

Вновь принимаюсь расхаживать по комнате, сопоставляя детали истории. Хотя многие и складываются друг с другом, общая картина от меня все же ускользает. Мне надо успокоиться. Закрываю глаза и дожидаюсь, пока дыхание не выровняется.

– Так, – наконец объявляю я Эрику более-менее нормальным голосом. – Сейчас я буду задавать тебе вопросы, и ты будешь на них отвечать.

Он кивает.

– И на тот случай, если у меня возникнет хоть малейшее подозрение, что ты мне лжешь, тебе стоит вспомнить одно решающее обстоятельство.

– Что за обстоятельство? – осторожно спрашивает старик.

– Для всего мира Эрик Бертлз мертв. И если сегодня ночью ты окочуришься по-настоящему, никто ничего не заметит.

Эрик вцепляется в подлокотники так, что белеют костяшки – по-видимому, до него только доходит вся серьезность его положения. А мне тошно даже смотреть на него. Ведь его виновность превращает в насмешку буквально все, что я знала. Многие годы я равнялась на него, доверяла ему, почитала его. И все это от начала до конца было ложью. Человек, о котором я скорблю уже полгода, оказывается тем же самым, за кем я и охочусь – председателем клуба «Клоуторн».

Вытаскиваю из-за стола стул, водружаю его перед Эриком и усаживаюсь. Клемент занимает позицию возле его кресла. О побеге старику и думать нечего.

– Итак, начнем, – говорю я. – Но сперва я хотела бы узнать, ты предпочитаешь, чтобы тебя называли Эриком или Таллиманом?

Старик предпочитает отмолчаться.

– Довольно банальное прозвище, тебе не кажется? С какой стати ты вообще его выбрал?

Снова молчание. Я поднимаю взгляд на Клемента, и он улавливает посыл и угрожающе гудит:

– Давай, отвечай ей, пока я не вышел из себя!

– Ладно, – вздыхает Эрик. – Прозвище меня совершенно не заботило, хотя, как мне представляется, оно и придавало некоторую таинственность моему положению. Люди боятся неизвестного. Некоторые дети не могут заснуть из-за злого буки, а некоторые взрослые – из-за Таллимана. Точнее, не могли, коли столько времени прошло…

– Что ж, рада, что хоть с чем-то разобрались. А теперь поведай нам, зачем тебе понадобилось фабриковать свою смерть.

– У меня действительно не оставалось выбора. Полиция в конце концов убедилась, что слухи о клубе «Клоуторн» отнюдь не беспочвенны, в то время как наше влияние на них уже заметно ослабло. Некий детектив чересчур близко подобрался к истине и моему разоблачению. Моя безвременная кончина и, хм, несчастный случай с отважным полицейским остановили расследование, вот только правду можно скрывать лишь до поры до времени – тебе ли, Эмма, этого не знать.

– Правду? – фыркаю я. – Да откуда тебе слово-то такое известно?

Эрик благоразумно молчит.

– Насколько я понимаю, что Алекс был твоим крестником, ты тоже сочинил?

– Вовсе нет. Если тебе нужны доказательства, могу показать нашу с ним фотографию, когда он был еще подростком.

Его ершистый тон склоняет меня к мысли, что он не врет.

– Тогда скажи мне, зачем ты втянул его во все это?

– Его отец являлся членом «Клоуторна». Более того, он один из всего лишь трех человек знал мою подлинную личность. После гибели родителей Алекс обнаружил отцовский дневник, где весьма подробно расписывалась деятельность клуба. Парень предъявил мне записи, и мне пришлось все ему рассказать. Я потратил столько времени на карьеру Алекса в том числе и потому, что его молчание пришлось покупать. Именно я помог ему получить должность в телекоммуникационной компании, когда его полная непригодность для журналистики стала очевидной.

– Дай догадаюсь: ты кого-то шантажировал в этой компании?

– Я сделал, что было необходимо.

– И Алекс действительно знал, что ты планируешь сфабриковать собственную смерть?

Эрик медленно кивает, и я вспоминаю поведение Палмера на похоронах – которые на самом деле таковыми и не являлись. Сейчас-то я понимаю, что на скорбящего он совсем не походил, но тогда я отнесла его небрежность на сложные отношения с умершим.

– Поправь меня, если я ошибаюсь: это ведь Алекс сказал тебе, что я запостила фотографии блокнота?

– Именно так. Еще он сообщил, что удалил их.

А я-то думала, что у меня крыша поехала. Теперь мне ясно, что Алекс подобрал мой пароль – что было абсолютно несложно, поскольку мое простецкое кодовое слово оставалось неизменным еще со времен нашей с ним совместной работы, и он его знал. Полагаю, Палмер не удалил мой второй твит лишь потому, что в нем я выложила только фотографию обложки, да и наверняка ему не хотелось возбуждать у меня липшие подозрения. Как бы то ни было, сейчас этот вопрос первоочередным мне не представляется.

– Чего я только не делал, чтобы уничтожить даже малейшие свидетельства о «Клоуторне», – продолжает Эрик. – И вдруг всплывает этот чертов блокнот.

– Ты знал, что он попал к моему отцу?

– Догадывался. Алекс составил программу, извещавшую о появлении фамилии Хоган в государственной базе данных по скончавшимся. И как только ему стало известно о смерти Денниса, он вычислил его последнее место жительства. Вот только риелтор не впустил его в квартиру. Алексу удалось договориться об осмотре, но к тому времени ты уже забрала все вещи Денниса.

– И это Алекс вломился в мою квартиру в мое отсутствие?

– Нет, Терри Браун.

– Почему Терри?

– Потому что, в отличие от Алекса, у него имелись навыки взломщика. Терри сказал, что заглянул в каждую коробку и во все карманы, но записной книжки не нашел. Я и успокоился – решил, что у Денниса блокнота уже не было и что о вещице можно позабыть.

– Пока Алекс не увидел пост в Твиттере.

– Верно. К счастью, тогда я как раз вернулся в Англию, чтобы заняться кое-какими делами.

– Что значит вернулся?

– Я не живу в Великобритании, это было бы слишком рискованно. Я живу… Скажем так, в стране с более благоприятным климатом.

Что ж, данное обстоятельство объясняет загар Эрика. Но тоже отнюдь не возглавляет список необходимых мне фактов.

– Так это ты приказал спалить мою квартиру?

– Тебя несколько раз предупреждали, чтобы ты отдала блокнот. Поджог был лишь крайней мерой.

– И, конечно же, это ты инициировал мое отстранение от работы в «Дейли стандарт»?

– Я надеялся, что угроза остаться без работы удержит тебя от дальнейшего расследования. Господь свидетель, я перепробовал все, чтобы донести до тебя, во что ты ввязываешься. Даже велел Алексу предложить тебе работу, но ты все равно продолжала играть с огнем. Почему ты не могла просто угомониться?

– Это моя работа, играть с огнем.

– И бросать в него людей? – насупливается Эрик.

– Что-что?

– Терри Браун был хорошим другом. Он не заслуживал такой смерти.

Не веря своим ушам, я вспыливаю:

– Во-первых, если Терри Браун был таким хорошим другом, какого черта ты шантажировал его, чтобы он выполнял для тебя грязную работу?

– Ну, шантаж – это слишком громко сказано. Я просто дал понять Терри, что ему придется заняться тобой, а иначе нас всех разоблачат. Разумеется, ему не хотелось, чтобы его былые грешки стали достоянием гласности.

– Шантаж, угрозы… Называй это как хочешь, Эрик, но мы оба прекрасно знаем, что ты использовал имеющийся у тебя компромат, чтобы заставлять других заниматься грязной работой.

– Я всего лишь попросил старого друга оказать мне услугу, и теперь он мертв.

– Чушь, тебе не повесить его смерть на нас!

– Вы там были! – рявкает старик. – И не смей отрицать, Алекс рассказал мне.

Пускай роли это уже не играет, но Эрик только что подтвердил мои подозрения, что Палмер отслеживал меня по мобильнику.

– Да, мы там были, – соглашаюсь я. – Но убили его не мы. Терри нанял какого-то подростка-торчка – сначала ограбить меня, а потом сжечь мою квартиру. Мы вычислили этого паренька, и он рассказал, что твой хороший друг угрожал причинить вред его престарелой бабушке. Хочешь верь, хочешь нет, но юнец не впечатлился и застрелил Терри.

Эрик озадаченно нахмуривается. Судя по всему, он поспешил с выводами, прознав о смерти Терри.

– Погоди-ка… Жених Джини. Ты организовал наезд на него, потому что решил, что мы убили Терри? Ведь так ты ей сказал – око за око?

– Да… – бурчит он, сконфуженно ерзая в кресле. – Признаю, я не до конца разобрался в ситуации.

– Еще как не до конца!

– Алекс сообщил мне, что тебе помогает этот… мужчина, – хнычет старик, кивая на Клемента. – Вот я и решил, что это он застрелил Терри.

– Ты ошибся, и из-за этого я потеряла хорошую подругу.

– А я потерял крестника, Эмма, – огрызается Эрик. – Собственно, из-за «Клоуторна» я лишился всего, так что не думай, что мне удалось остаться безнаказанным.

Выражение его лица снова меняется: теперь оно подавленное, едва ли не раскаивающееся.

– И еще я потерял друга в тебе, – печально продолжает он. – Я всегда воспринимал тебя как дочь, которой у меня не было. Мне кажется, Алекс ревновал к нашим отношениям, хотя ни разу и не затрагивал эту тему.

– А я считала тебя отцом, которого у меня никогда не было. Да вот получается, о тебе я знала еще даже меньше, чем о своем настоящем отце.

– Я опасался, что ты раскроешь кое-какие его секреты. Должен сказать, больше всего я сожалею о произошедшем с Деннисом. Он был хорошим другом, пока…

Меня осеняет еще одна догадка, и эта-то уже сродни удару под дых.

– Черт! – ахаю я. – Так это был ты!

– Что я?

– Это ты подставил моего отца!

Эрик выпрямляется в кресле и смотрит мне в глаза.

– Нет, Эмма, я не подставлял его!

– А я тебе не верю! И я предупреждала, чем тебе грозит вранье! – Какое-то время я сверлю его взглядом, едва ли не задыхаясь. И потом срываюсь на крик: – Слушай меня внимательно! С меня хватит! Если не расскажешь, что произошло с моим отцом, я выйду отсюда и оставлю тебя один на один с Клементом и его ножом!

– Теперь это не имеет значения.

– Еще как имеет, черт побери! – продолжаю я бушевать. – Эрик, я хочу знать правду!

Над моими словами он размышляет слишком долго.

– Так, на хрен! – не выдерживаю я и поворачиваюсь к Клементу. – Делай с ним что хочешь. Как закончишь, выбросим его труп в море.

И с этим я встаю и направляюсь к двери.

– Подожди! Пожалуйста… Подожди! – мямлит Эрик. – Я только и думаю, что о тебе, Эмма! Как и сам «Клоуторн», кое-что из прошлого лучше не ворошить.

Клемент нависает над стариком:

– Слушай сюда, дядя. Я голоден, и все это до усрачки мне надоело. И у меня абсолютно нет желания задерживаться здесь дольше необходимого. Выкладывай, что ей нужно, или я прямо сейчас с этим покончу.

Эрик сникает.

– Хорошо, – тихо произносит он. – Но помни, мы заключили сделку. Как только ты все узнаешь, я ухожу.

– Что-то не припомню ничего такого, – отзываюсь я.

– Так ты хочешь знать или нет? Твой приятель не единственный, кому здесь надоело.

– Мне уже плевать. Просто выкладывай чертову правду.

Я снова усаживаюсь на стул, и старик делает судорожный вздох и начинает:

– Мы с Деннисом являлись членами предшественника «Клоуторна», и мы совместно решили, что клубу необходимо сменить курс. Твой отец был амбициозным человеком, и систему взаимообмена услугами он считал очень перспективной. Вот только наше предприятие обернулось отнюдь не таким, каким ему изначально представлялось.

– Ты имеешь в виду коррупцию?

– Не стал бы называть это коррупцией, но, в целом, да. Деннису все меньше нравилось, как формировался состав клуба, однако ко времени, когда ему это окончательно надоело, «Клоуторн» уже прочно утвердился как место для поисков… хм, скажем так, подходящих людей с творческим подходом к решению различных проблем.

– Тогда-то он и захотел отойти от дел?

– Помимо разочарования в новых тенденциях, на него еще и повлияла твоя мать.

– Каким же образом?

– Своей беременностью… тобой. Деннис только и хотел, что остепениться и вести тихую семейную жизнь.

– А ты не мог этого допустить, – взрываюсь я, – и поэтому подставил его, верно?

– Уж не знаю, с чего ты это взяла, но ты ошибаешься.

– Я скажу тебе, Эрик, с чего я это взяла. Это подтвердил член «Клоуторна».

Понятия не имею, в курсе ли он, что мы нанесли визит Томасу Лангу. Впрочем, судя по его озадаченному выражению лица, данное обстоятельство ему неизвестно.

– Томас Ланг, – продолжаю я. – Он рассказал, что моего отца подставил Таллиман.

– А, теперь понятно, – фыркает старик, качая головой. – Для такого высокого поста в полиции Томас Ланг был невероятно туп. Сколько ни складывал два и два, всегда получал пять.

– Ты хочешь сказать, что он соврал?

– Вовсе нет, он всего лишь плохо осведомлен. Уж ему-то менее всех прочих следовало обращать внимание на слухи и сплетни. Да, твоего отца подставили, но клянусь Богом, я к этому абсолютно не причастен. Признаю, слухи я не опровергал, просто чтобы держать в шорах остальных членов клуба. Ты должна мне поверить, Эмма, я не имею никакого отношения к тому, что твой отец оказался за решеткой.

– Кто же тогда его подставил?

– Это мог быть кто угодно. Когда мы с твоим отцом только разрабатывали систему взаимообмена услугами, то решили, что во избежание нарушений и злоупотреблений один из нас должен оставаться неизвестным. Мы бросили монетку, и я стал Таллиманом, а Деннис – публичным лицом клуба. И поскольку твоему отцу были известны определенные сведения, утечкой которых ряд весьма влиятельных людей ни в коем случае не хотели рисковать, его решению покинуть «Клоуторн» отнюдь не обрадовались. Думаю, любой из тех людей и мог его подставить, чтобы гарантированно лишить возможности разоблачить их делишки в клубе. Он не только на много лет сгинул в тюрьму, но и был полностью лишен доверия – ну кто поверит осужденному насильнику и убийце?

А как мне поверить человеку, уже выставившему себя изощренным лжецом? Пожалуй, последний вопрос поможет мне окончательно решить, принимать ли версию Эрика или же нет.

– Как же он тогда заполучил блокнот и, самое главное, зачем?

– Вскоре после освобождения Деннис вломился в этот самый дом и украл записную книжку. Вполне возможно, еще и сфотографировал все записи услуг, полученных и оказанных членами клуба.

– Зачем?

– Могу лишь предположить, чтобы вычислить того, кто подставил его, и доказать свою невиновность. Тем не менее у него ничего не вышло, и тогда он принялся планомерно шантажировать членов «Клоуторна». Поэтому-то, Эмма, твой отец и прятался всю оставшуюся жизнь. Полагаю, за годы он выжал из своих бывших одноклубников миллионы фунтов. А я только и хотел, что заполучить блокнот обратно, чтобы наконец-то покончить с «Клоуторном».

Внутренне я разрываюсь. Веры Эрику у меня практически нет.

С другой стороны, не могу и отрицать, что его рассказ целиком согласуется с узнанными об отце сведениями: его крупные вложения в «Фонд НТН», роскошная квартира в Чизике, склонность к дорогим вещам и тайное убежище в Бетнал-Грине. Все это действительно свидетельствует в пользу заявления Эрика, что весь остаток жизни отец вытягивал деньги у коррупционеров и скрывался от них.

– Я ведь предупреждал тебя, Эмма, – добавляет старик. – Порой правда оказывается не такой, как нам хочется.

– Что верно, то верно, – огрызаюсь я. – Только вряд ли тебя волновало именно это.

– Я ничего не могу изменить. Честное слово, я сожалею, что все так обернулось.

– Хватит, Эрик. Я уже достаточно наслушалась.

– Тут ты права. Думаю, теперь мне лучше уйти.

Бросаю взгляд на Клемента. Он пожимает плечами и говорит:

– А что нам с ним делать? Чего бы этот козел ни натворил, он не наша проблема, пупсик. Пускай убирается, и мы заберем папки и свалим отсюда.

– Значит, пускай уходит безнаказанным?

Великан упирается взглядом в старика.

– Он заплатит за свои дела. Может, не сегодня, не завтра, но однажды получит по полной программе. Вот увидишь!

– Вечные адские муки, да?

– Типа того.

37

Клемент приказывает Эрику встать. Тот медленно поднимается с кресла, а затем поворачивается ко мне и заявляет:

– Нужно взять ключи от машины Алекса.

– Зачем?

– Я приехал сюда из аэропорта Борнмут на такси. Если возвращаться так же, машину подадут хорошо если только через час. Наверняка никто из нас не хочет торчать здесь столько времени.

– Ладно. И где эти ключи?

– Полагаю, по-прежнему у него в кармане.

В кои-то веки Эрик оказывается прав: мне действительно не хочется проводить в его обществе ни единой лишней минуты, и в особенности пока мы будем работать с документами, что разрушат его карточный домик. Пускай себе улетает в теплые страны, все равно после публикации моей сенсационной разоблачительной статьи его дни на свободе будут сочтены.

Достаю телефон и, прежде чем старик успевает воспротивиться, фотографирую его.

– По старой дружбе, – ухмыляюсь я.

Разумеется, незачем сообщать ему, что снимок послужит подлинным украшением грядущей статьи. Ожидают его вечные адские муки или же нет, уж я-то позабочусь, чтобы муки выпали ему еще при жизни.

Клемент велит Эрику «топать впереди», и все вместе мы покидаем кабинет и по коридору направляемся к выходу. Старик с усилием сдвигает дверь на пару сантиметров, и через открывшуюся щель в помещение тут же врывается поток холодного воздуха.

Уже вступает в свои права вечер, а небо по-прежнему затянуто серыми облаками. Задерживаться на холоде настроения у меня нет совершенно – как, похоже, и у Эрика, который весьма проворно для своего возраста устремляется по лужайке в сторону сарая. Недалеко от трупа Алекса он, однако, замедляется, а потом и вовсе останавливается. Внезапно сникнув, оборачивается к нам.

– Не возражаете, если я немного посижу? – тихо произносит Эрик. – Мне нужно попрощаться с ним.

– Только одну минуту, – смягчаюсь я и чуть отступаю назад.

Хрустнув суставами, старик опускается на колени и склоняется над мертвым крестником. Мне становится немного не по себе от осознания, что его убил, пускай даже и без умысла, стоящий рядом со мной человек, и я отворачиваюсь от печальной сцены.

За лужайкой, метрах в пятидесяти от нас, к серому небу примыкает темно-бирюзовая полоска. А на самом горизонте я различаю слабые огни какого-то корабля. Его капитан либо храбрец, либо безумец, что вышел в такую погоду в море.

– Ты в порядке? – спрашивает Клемент.

Огоньки вдали исчезают, и я поворачиваюсь к великану.

– В данный момент совершенно без понятия. Спроси эдак через месяц.

– А мы все еще будем разговаривать через месяц?

– С учетом всех обстоятельств… вероятно.

– Это хорошо, я вроде как надея…

Клемент внезапно осекается на полуслове. Челюсть у него отвисает, глаза округляются. У меня мелькает мысль, уж не хватил ли его удар, о котором я его столько раз предупреждала. Предположение подкрепляется тем, что великан нетвердо пятится назад, а затем падает на землю.

И тогда я понимаю, что свалил великана отнюдь не удар. Из живота у него торчат два металлических гарпунчика, от которых тянутся едва различимые проволочки.

Увы, похоже, Эрик нас сделал. Вовсе он не прощался с крестником, равно как и не собирался искать ключи от машины. На самом деле он надеялся, что Алекс прихватил с собой хотя бы один тазер, предварительно перезарядив его. Его расчет оправдался, и теперь Клемент, подобно выброшенной на берег рыбе, бьется в конвульсиях от разряда в несколько тысяч вольт.

Едва лишь я собираюсь обернуться, чтобы удостовериться в своей версии, как в меня врезается что-то массивное. Я немедленно поскальзываюсь на мокрой траве и растягиваюсь на земле метрах в полутора от Клемента.

Когда же поднимаю взгляд, старик уже восстанавливает равновесие. Совершенно не обращая на меня внимания, он опускается на колени перед Клементом и лезет к нему в карман.

При любых других обстоятельствах подобная бестактность окончилась бы для него столь же плачевно, как если бы он додумался сунуть руку в капкан на медведя. Однако великан временно парализован, и Эрик беспрепятственно достает то, к чему все это время и стремился, – пистолет.

Поднимаемся на ноги мы одновременно, и старик не мешкая берет меня на прицел.

– Давай, пошла, – приказывает он.

– Куда?

Он машет пистолетом в сторону, где я буквально минуту назад созерцала отважный кораблик.

– Туда.

Меня разом охватывает паника.

Понятия не имею, сколько продолжается действие удара тазером, но теперь моя единственная надежда на спасение – Клемент. Мне необходимо выиграть время.

Я медленно поднимаю руки, однако остаюсь на месте.

– Эмма, даже не думай меня динамить, – едва ли не взвизгивает Эрик. – Живо пошла!

Он обегает вокруг меня и встает сзади. Я ощущаю, как меж лопаток мне упирается дуло пистолета.

Выбора у меня не остается, и я медленно делаю несколько шагов. Убирать оружие старик и не думает.

– Эрик, чего ты хочешь?

Ответа не следует. Может, он просто не расслышал из-за ветра, и я повторяю вопрос.

– Заткнись. Или пристрелю на месте.

Мы молча направляемся к краю лужайки. С каждым шагом полоска темно-бирюзового моря становится все шире. Я хочу повернуть голову и посмотреть, не зашевелился ли Клемент, однако Эрик давит пистолетом мне в спину еще сильнее.

Расстояние до конца лужайки неумолимо сокращается. Ветер крепчает, моя паника растет.

Шесть метров.

Пять метров.

Четыре.

Три.

Когда же мы подходим к самому краю, я наконец вижу, что за ним находится. И мне приходится собрать всю свою волю в кулак, чтобы устоять на ногах, поскольку находится там крутой обрыв высотой метров двадцать пять – тридцать. Под откосом тянется скопление каменных глыб, по меньшей мере вдоль всей лужайки, на которой мы сейчас стоим. Я в ужасе смотрю вниз. На полосу скал одна за другой яростно налетают бурные волны – такие высокие, что на какое-то время камни полностью исчезают под пенящейся водой. Море, куда ни глянь – сущий хаос из темных валов и белых гребней.

– Повернись, – приказывает Эрик.

Ни секундой дольше не желаю смотреть в жуткую бездну и потому разворачиваюсь даже с некоторой охотой – только для того, чтобы увидеть зрелище не менее ужасающее: целящегося прямо мне в грудь старика. Пока я созерцала пучину, он отступил шагов на десять от меня и теперь приказывает:

– Прыгай.

– Что?

– Что слышала.

Я оглядываюсь через плечо, затем снова смотрю на Эрика.

– Ты спятил? Это же будет… Самоубийство!

– Умничка. Смысл именно в этом и заключается.

– Что? Но почему… Ты же мог просто уехать… Зачем ты это делаешь?

– Потому что ты не оставила мне выбора. Правду о «Клоуторне» ни в коем случае нельзя раскрывать. Так что прости, Эмма.

– Да тебе-то что за дело до разоблачения? Ты уедешь в… куда ты там собирался. И потом, ты же сам сказал, что вечно правду скрывать не получится!

– А мне вечно и не надо. Вполне хватит достаточно долго, чтобы хорошенько оттянуться на пенсии.

– Но… Ты же будешь скрываться, на другом конце света!

– О нет, Эмма, все равно я не могу допустить разоблачения «Клоуторна». Ты даже не представляешь, какая волна мести поднимется, если ты попытаешься выдать членов клуба! Многие из них без борьбы ко дну не пойдут, а если в конце концов и пойдут, то уж постараются и меня с собой утащить.

– Я… Хорошо, я брошу расследование! Оставлю здесь все эти записи и больше никогда не заикнусь о «Клоуторне».

– Прости, Эмма, – повторяет он. – Риск слишком велик, а уж тебя-то я прекрасно знаю.

– Эрик, пожалуйста!

– Прыгай. Живо!

Мое мнение о бывшем наставнике и без того упало ниже некуда, но происходящее сейчас просто за гранью воображения. Он на полнейшем серьезе хочет, чтобы я сиганула с обрыва и убилась.

– Что с тобой произошло, Эрик?

– Я теряю терпение.

Старик делает шаг вперед. Мне отступать некуда – еще полметра, и я отправлюсь в последнее путешествие к скалам внизу. Бросаю взгляд через плечо Эрика на лужайку. Увы, Клемент по-прежнему лежит там же, где и отключился. В сумерках даже не разобрать, пришел он в сознание или нет. Нужно продолжать тянуть время, и мне только и остается, что попытать удачи в рулетке.

– Ну давай тогда! – ору я. – Пристрели меня!

– Думаешь, не пристрелю? Как ты совсем недавно выразительно дала понять, Эрик Бертлз мертв, так что можно смело сказать, терять мне нечего.

Старик поднимает пистолет дулом вверх и стреляет. Инстинктивно – и, надо полагать, неосознанно – я пригибаюсь, хотя он сделал лишь предупредительный выстрел, не намереваясь застрелить меня.

– Давай, прыгай. – рявкает он. – Мертвой или живой, ты все равно слетишь с этого обрыва.

Я медленно поворачиваю голову к бездне за спиной. По крайней мере, пускай решит, будто я обдумываю его безумный приказ. Окидываю взглядом камни внизу и еще раз убеждаюсь, что даже если мне и удастся выжить после прыжка – что, вообще-то, практически невозможно, – мои шансы удержаться на плаву в таком бурном море практически нулевые. Самое лучшее, на что стоит надеяться, – это мгновенная смерть от падения. Это уж точно предпочтительнее, нежели сначала переломать все кости, а потом захлебнуться.

– Пошевеливайся, Эмма! Я не собираюсь ждать всю ночь.

Несмотря на трагизм ситуации, его небрежная манера меня бесит.

– Пошел на хрен! – огрызаюсь я. – Давай поменяемся, и я посмотрю на твою решительность!

– Мне и здесь неплохо, спасибо.

Снова бросаю взгляд за старика, и он оборачивается посмотреть на предмет моего интереса. Затем безучастно комментирует:

– Он тебя не спасет. Но к твоему заплыву присоединится.

Поодаль на лужайке в сумерках все еще различается фигура Клемента. Я пытаюсь понять, изменилась ли его поза с прошлого раза, когда я смотрела на него. Если только самую малость, да и то неточно. Увы, это не тянет даже на проблеск надежды.

Эрик мерит меня взглядом.

– Ну так ты готова?

– Прыгнуть с обрыва и разбиться насмерть? Естественно, нет!

Похоже, у меня осталась единственная возможность. И я смогу ей воспользоваться, только если получится взбесить старика, как это когда-то удавалось Алексу.

– Я знаю, почему ты хочешь, чтобы я спрыгнула. Потому что ты гребаный трус!

– Что-что?

– Все мурыжишь и мурыжишь. Давно бы уже пристрелил меня да скинул труп вниз. Если бы у тебя были яйца!

– Вообще-то, Эмма, ты ошибаешься. Ты спрыгнешь, и полиция решит, будто ты покончила с собой. А если твое тело прибьет к берегу с пулевым ранением в груди, они начнут копать, чего мне не хотелось бы.

– Восхищаюсь твоей откровенностью.

– Вот только время уходит, так что выбора у меня не остается. Господи, Эмма, ты до самого конца остаешься геморроем!

– Мне жаль тебя разочаровывать, но я не стану прыгать.

Эрик злобно таращится на меня, однако я различаю в его взгляде ту же нерешительность, что заметила раньше в доме. Необходимо этим воспользоваться.

– Хладнокровное убийство – не твой стиль, верно? – начинаю я. – Ты предпочитаешь прятаться в кустах, пока грязную работу за тебя выполняют другие. Люди вроде Терри Брауна, Алекса Палмера, Томаса Ланга… И не будем забывать про Лэнса Нитеркотта! Трое из них мертвы – и все из-за твоей сраной трусости!

– Эмма, не надо передергивать. Один из них умер потому, что был пьяницей-нахлебником и не хотел возвращать долг. А двое других погибли, потому что ты сунула свой нос в мои дела.

– Нет, Эрик! Если я что и вынесла из расследования деятельности «Клоуторна» насчет носов, так это то, что ты ни разу не осмелился высунуть собственный! Какого черта, даже это идиотское имя Таллиман было лишь еще одним способом спрятаться! Не так, что ли?

– Заткнись!

– Сам подумай: не поэтому ли моему отцу расхотелось заниматься «Клоуторном»? Столько мутных сделок, и каждый член клуба подвергает себя опасности – все, кроме тебя, Эрик! Ты был таинственным Таллиманом, который знал все грязные секреты, но ни разу не рискнул собственной задницей! Только самолюбие, и ни грамма смелости – мой отец не мог не разглядеть твоей трусости!

– Я тебя предупреждаю!

Кажется, настал критический момент.

– Что, задевает за живое, а? Готова поспорить, ты обделался, когда понял, что мой отец украл блокнот! И когда узнал, что он оказался у меня!

– Ты ничего не знаешь.

– Ах-ах, – продолжаю я вовсю издеваться. – Мой папочка спер особый блокнотик Таллимана? Ты тогда заплакал, а, Эрик?

Даже в тусклом свете я различаю у него на виске пульсирующую жилку.

– Знаешь, Эмма, – ухмыляется старик, – ты вся в своего папашу.

– В смысле?

– Такая принципиальная и такая доверчивая. И точно так же, как я лишил жизни твоего папашу, я лишу и тебя.

Мой насмешливый настрой как рукой снимает.

– Что ты хочешь этим сказать… Как это ты лишил жизни моего отца?

– Неужто все еще не поняла? – подначивает Эрик. – Это же я повесил на него убийство проститутки.

– Что… Но зачем?

– Затем, что этот лицемерный кретин хотел не просто покинуть «Клоуторн» – он хотел его закрыть. И пригрозил разоблачить наших членов. И потому я лично попросил о нескольких услугах, вследствие чего твой папаша угодил за решетку. А в качестве благоприятного побочного результата от него отреклась твоя мать – ей почему-то не понравилось, что он оказался у проститутки на квартире. Впрочем, с учетом того, что злополучную труженицу перед смертью изнасиловали, неудивительно, что от Денниса отказалась и собственная жена.

Пускай Эрик и не застрелил меня, но его откровение просто убийственно.

– В защиту твоей матери могу лишь сказать, что улики против ее муженька получились просто сокрушительными, – с довольной ухмылкой продолжает он. – А самым приятным для меня было сойтись с тобой. Ты даже представить себе не можешь, как это убивало Денниса. Только представь себе: человек, разрушивший его жизнь, еще и занял его место!

– Я тебе не верю… Да кто же подобное стерпит?

– А что он мог поделать? Твоя мать ясно дала понять, что ты и слышать о нем не желаешь, в то время как у меня хранилось единственное доказательство его невиновности, поэтому он меня и пальцем тронуть не смел. Ему только и оставалось, что наблюдать со стороны, как я завоевываю доверие его драгоценной дочурки. Согласись же – восхитительное наказание за кражу блокнота, а?