Текст книги "Неравная игра"

Автор книги: Кит А. Пирсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

– Я должна сделать это, Клемент. Понимаю, расследование опасно, но мне нужны…

– Тебе нужны ответы. Я понимаю.

– Правда?

Он подается вперед и ловит мой взгляд.

– Неведение – это проклятие. Поверь мне, я полностью тебя понимаю.

Мне вспоминается первое правило Эрика в журналистике: никому не доверяй, ничему не верь. Я не готова полностью доверять Клементу, равно как и его рассказам, но есть в его глазах нечто завораживающее, способное подорвать чью угодно решимость.

– Как вы говорили, Тим этого так не оставит. А я не собираюсь ему уступать.

– Я бы выпил за это, пупсик, вот только стакан пуст.

В доказательство он демонстрирует свою посуду.

– Клемент, на дворе двадцать первый век. Если надеетесь, что я собираюсь изображать из себя прилежную домохозяйку, вы глубоко заблуждаетесь.

– Ах да, времена изменились, – отзывается великан с усмешкой.

– И значительно.

– Но, может, прежние все-таки были лучше?

Я встаю и убираю со стола тарелки, тем самым перечеркивая собственное заявление секундной давности.

– Без машины времени этого мы никогда не узнаем. Но лично я считаю, что без бытового расизма, отключений электричества и трехдневной рабочей недели в целях его экономии только лучше.

– Тут я не спорю, но если нынче все так замечательно, почему же тогда никто не радуется? Газеты почитаешь, так в стране свирепствует эпидемия депрессии!

– Не все так просто.

– То-то и оно! А в прошлом жизнь была проще, стало быть, лучше.

– Вы, я погляжу, специалист по современной истории?

– Еще какой, ты удивишься.

– В наше время меня мало что способно удивить. Ладно, идемте, покажу вашу спальню и научу наливать себе виски.

Великан встает с кресла и потягивается. Без дополнительных сантиметров каблуков чувствую себя как чихуахуа в компании ротвейлера.

Мы проходим в гостевую спальню, также служащую домашним офисом и хранилищем для излишков моего гардероба.

– Он гораздо удобнее, чем выглядит, – беззастенчиво вру я, раскладывая диван-кровать.

– Да потянет.

– Вам что-нибудь нужно? Зубная щетка? Сменная одежда?

– Не-а.

– Хорошо. Что ж, вас еще дожидается стаканчик, а потом, думаю, не помешает пораньше лечь спать. Кажется, завтрашний день будет долгим.

Наливаю ему на кухне вторую порцию виски и отправляюсь в уборную.

Стоит мне усесться на унитаз, как в голову приходит мысль: «Ты что, совсем рехнулась?»

Уборную я покидаю, так и не найдя ответа.

15

Один из нас спал хорошо, и это была не я.

Ночка выдалась суровым испытанием как для моего тела, так и для рассудка. Я металась и ворочалась, изводимая голосом прославленного документалиста Дэвида Аттенборо, описывающего исходящие из гостевой спальни звуки: «С приходом ночи саванну сотрясает оглушительный рев антилоп гну, у которых сейчас гон».

Вопрос, который я задавала в туалете накануне вечером, встает с новой остротой, когда я осоловело вваливаюсь в гостиную.

– Охренеть. Паршиво выглядишь, пупсик.

Мой гость чувствует себя как дома, растянувшись на диване в одной футболке, трусах и носках.

– Как мило с вашей стороны, Клемент, что вы обратили внимание на мое состояние. Возможно, дело в том, что мне удалось поспать в лучшем случае часа два.

– Что, сомневалась в своем решении насчет «Клоуторна»?

– Только в той его части, где согласилась пустить в дом мужчину, чей храп измеряется шкалой Рихтера.

– Чем-чем измеряется?

– Неважно. Где ваши джинсы?

– В спальне. Да не волнуйся, их еще несколько дней можно не стирать.

Я сверкаю на него глазами.

– Я вовсе не за этим спрашиваю! Не могли бы вы это убрать, пожалуйста?

– Что именно?

Киваю в направлении оскорбляющей мой взор детали.

– Черт, – фыркает Клемент и запихивает свое торчащее хозяйство в трусы. – Наверное, резинка ослабла.

– Так же, как и моя воля к жизни. Кофе будете?

– Чай, пожалуйста. С молоком и тремя ложками сахара.

– Я сделаю вам чай, если вы соизволите надеть джинсы.

– А, ну да, – хмыкает великан, – незачем тебе перевозбуждаться перед завтраком.

– Еще чего!

Сокрушенно качая головой, плетусь на кухню и ставлю чайник. В ожидании, когда закипит вода, зябко кутаюсь в халат и пытаюсь внести хоть какую-то ясность во вчерашний хаос. Достаточно одной минуты аналитических построений, чтобы лишний раз убедиться в мудрости выражения «утро вечера мудренее».

Что ж, стараюсь стряхнуть негатив, который, несомненно, можно списать на нехватку сна и кофеина Как наставлял меня Эрик: «плюнь на сомнения и иди к цели». В данном случае таковой является репортаж, способный запустить мою карьеру в стратосферу. Нужно всего лишь позабыть о сомнениях – угрозах Тима, проживании с Клементом.

Второе из упомянутых сомнений объявляется на кухне – слава богу, в джинсах. Я протягиваю ему чашку с чаем.

– Так какие планы? – осведомляется великан.

– Магазин с телефонами открывается в полдевятого, сейчас попью кофе, приму душ, и пойдем туда.

– Погоди, а завтрак?

– Если хотите, приготовьте тосты. Может, еще что найдете.

– Пожалуй, я пока перебьюсь.

– Вот и прекрасно. Из редакции я позвоню Стейси и договорюсь о визите к ней после работы. Вы по-прежнему хотите меня охранять?

– Сделка есть сделка.

– Мне сложно представить, что Тим решится предпринять что-либо средь бела дня, но раз вы настаиваете…

– Настаиваю. Посмотрю телик, пока ты очухиваешься.

Клемент исчезает за дверью. Я допиваю кофе и направляюсь в ванную. Зрелище в зеркале, увы, подтверждает, что великан не погрешил против истины.

После душа протираю запотевшее зеркало и пытаюсь хоть как-то урегулировать проблему. Когда-то я могла выйти из дома, воспользовавшись лишь блеском для туб. Теперь же приходится прибегать к реставрационным работам, достойным потолка Сикстинской капеллы. Конечно же, стареть дерьмово, но, полагаю, альтернатива гораздо хуже.

Через пятнадцать минут я наконец-то могу позволить себе покинуть ванную. Отыскиваю в шкафу один из своих любимых нарядов для работы – темно-красное платье миди, подчеркивающее части моего тела, которые мать-природа пока пощадила.

Напоследок снова смотрюсь в зеркало. Не сногсшибательно, конечно же, но много лучше, нежели полчаса назад. Отправляюсь в гостиную.

Клемент изволит оторваться от телевизора:

– Неплохо припарадилась, пупсик.

– Вот спасибочки! – отзываюсь я насмешливо. – Только не увлекайтесь комплиментами, а то совсем вгоните девушку в краску.

– Пожалуй, комплиментами тебя в краску не вгонишь.

– Вот здесь вы правы. Так мы идем?

Великан встает и выключает телевизор.

– Все равно затрахали меня до смерти.

– Что смотрели-то?

– Новости.

– Что-нибудь интересное?

– Сплошь политическое дерьмо, пупсик. Я и половины не понимаю.

– Большинство понимает еще меньше. Идемте же.

Надеваю пальто, и мы спускаемся в яркое и свежее утро, которое можно было бы назвать великолепным, не находись мы в Килберне.

– У вас нет куртки? – интересуюсь я у Клемента, когда мы выходим на улицу. – Мерзнете же небось.

– Не, я не чувствую холода.

Не очень удивляюсь этому, с учетом его медвежьего телосложения.

Единственный продавец в магазине занят с клиентом. Чтобы не терять времени, я принимаюсь самостоятельно изучать витрины в поисках подходящего мобильника.

– Зачем так много? – удивляется Клемент.

– Людям нравится, когда есть выбор, наверное.

Он останавливается перед айфонами последних моделей.

– Мать моя женщина! – потрясенно гудит он. – Тысяча триста фунтов! Да за такие бабки можно купить вполне пристойную тачку!

– Ага. К счастью, для ваших целей айфон совершенно не требуется.

Оставляю ошарашенного Клемента перед дорогущими изделиями «Эппл» и нахожу отдел, где, видимо, наркодилеры отовариваются своими одноразовыми телефонами. Самый дешевый стоит всего двадцатку, примитивнее некуда – обычная кнопочная трубка.

– Клемент! – зову я своего телохранителя. Он подходит, и я указываю на мобильник. – Сойдет?

– Звонить по нему можно?

– Хм, да.

– А еду он может прислать, как твой?

– Это вряд ли.

– Эх, ладно, потянет.

Появляется второй молоденький продавец, и я указываю на выбранный телефон. Разумеется, продавец не может не попытаться втюхать мне устройство подороже, но тщетно. В качестве наказания за навязчивость, я прошу его продемонстрировать Клементу, как обращаться с мобильником. Я как-то видела саперов за обезвреживанием бомбы – даже они нервничали меньше.

Наконец, отоварив Клемента по крайней мере одним бытовым аспектом двадцать первого века, мы покидаем магазин и направляемся к станции подземки. И хотя Тим не дает о себе знать, великан остается начеку.

– Вы служили в армии? – интересуюсь я.

– Разок мотался в Олдершот на футбольный матч. Пивные вполне на уровне, но сам городок – та еще дыра.

– Я, вообще-то, не об этом, – хмыкаю я. Олдершот, этот «дом британской армии», и вправду одна огромная военная база.

– Я похож на того, кто бывал в армии?

– Нет, вы похожи на Лемми из «Моторхэд», но, опять-таки, я не об этом спрашиваю.

– Нет, не был.

– Где же вы научились всему, чем занимаетесь?

– В школе жизни.

– Это обнадеживает. А можно поточнее?

– Тебе нужно знать лишь то, что у меня есть работа и я намерен ее выполнить.

– Кстати, да, мы пока еще не разбирались в ваших мотивах.

Мы как раз достигаем станции подземки, и Клемент останавливается.

– Слышала пословицу про разглядывание зубов у дареного коня?

– Конечно.

– Ну так и не разглядывай.

– Хорошо. У меня всего лишь пытливый ум, только и всего.

– И не говори, – фыркает великан. – Теперь идем.

Жестом руки приглашает меня пройти первой. Быть может, все дело лишь в новизне, но мне приятно ощущать, что кто-то готов прикрыть мне спину.

Поездка в подземке и последующая прогулка от «Гайд-парк-корнер» проходят без происшествий, и вот мы уже стоим на крыльце редакции «Дейли стандарт».

– Шикарно! – комментирует Клемент, рассматривая четырехэтажное здание девятнадцатого века.

– Это, конечно же, не Флит-стрит, но мне доводилось работать в местах и похуже.

– Когда заканчиваешь?

– Да по-разному. Я позвоню, когда выяснится.

– Хорошо. Кафешка тут есть какая поблизости? За полный английский завтрак убить готов!

Я уже собираюсь напомнить ему, что мы находимся в Белгрейвии, но тут двери распахиваются, и на крыльце возникает одна из моих коллег из поколения нулевых.

– Доброе утро, Эмма.

Неофитка учения феминизма, Бриджет – молодая репортерша и самопровозглашенный борец за права всего и вся. Хм, а у слова «борец» какой феминитив?

– Доброе утро, Бриджет.

Девушка не проходит мимо, как мне хотелось бы, а по какой-то причине топчется рядом. Сегодня ее наряд еще даже строже обычного, да и короткая стрижка, и суровые черты отнюдь не добавляют ей миловидности.

– В общем, – изображаю я улыбку, – я вам позвоню, Клемент.

– Ага, ты уже говорила, – отвечает он, не улавливая намека поскорее сматываться.

– Клемент, – встревает, задрав голову, Бриджет. – Довольно необычное имя. Откуда оно?

– Не знаю, пупсик.

– Простите? – хмурится она.

– Я сказал, что не знаю.

– Вы назвали меня пупсиком! – взрывается Бриджет. – Я, по-вашему, похожа на какую-то куклу?

– Ну на Барби ты точно не похожа.

Явственно оскорбленная, девушка поворачивается ко мне. Я прикрываю рот рукой и изображаю кашель, чтобы подавить смех.

– Ты слышала, что он сказал? – продолжает бушевать сильная и независимая. – Вели своему приятелю извиниться!

– Прости, Бриджет, – фыркаю я. – Он пока еще в стадии обработки.

Тогда девица вновь обрушивается на Клемента:

– Мужчины вроде вас вызывают у меня лишь отвращение!

– Без обид, пупсик, – флегматично пожимает плечами великан, – но и я от тебя не в восторге.

Девушка багровеет от ярости, но не находит подходящих слов.

Клемент поворачивается ко мне:

– До скорого.

Затем адресует Бриджет улыбку:

– Подобрала бы ты себе платье покрасивей – может, и подцепишь кого.

Вынеся модный приговор, великан величаво удаляется.

– Мне пора, Бриджет. Увидимся позже.

Я оставляю девушку на крыльце и всю дорогу до рабочего места посмеиваюсь про себя. Увы, мое веселье тут же прерывает Джини.

– Привет, Эмма. – Обычной жизнерадостности в ее приветствии что-то не слышно.

– Доброе утро, Джини. У тебя все в порядке?

Я опасаюсь, что сейчас последуют душераздирающие подробности мелочной ссоры девушки с женихом, и утыкаюсь в экран компьютера.

– У меня-то да, но должна предупредить тебя: Дэймон рвет и мечет.

– Потому что я пропустила утреннюю летучку?

– Правда, не знаю, но он был очень недоволен, что ты не явилась.

– Сильно недоволен?

– Ты ведь знаешь, что по пятницам я заказываю пирожные и Дэймон обычно просит кремовый рожок?

– Хм, да.

– А сегодня он выбрал тарт с заварным кремом. Эту штучку он заказывает только в дурном настроении.

– Ого, это уже серьезно… Спасибо за предупреждение!

С ободряющей улыбкой спроваживаю Джини и решаю проверить, не поступило ли послание от Аллана Тима, но тут раздается внутренний звонок. Снимаю трубку:

– Эмма Хоган.

– Ко мне в кабинет. Живо!

Не успеваю я и воздух в легкие набрать, как раздаются гудки. Черт, Джини была права, Дэймон и правда взбешен.

Встаю из-за стола, придумывая линию защиты. Всю мою жизнь отец был для меня абсолютно бесполезен, однако в данный момент его недавняя кончина предоставляет удобное оправдание. Нагоняя с легкостью можно избежать, сославшись на смерть родственника. Железобетонный метод.

Направляюсь в кабинет шефа и врываюсь к нему без стука:

– Где пожар?

– Закрой дверь и садись, – командует он.

Это что-то новенькое. Раньше мне никогда не предлагали стул в начальственном кабинете.

Что ж, удобно устраиваюсь, пока Дэймон стучит по клавиатуре. Совершенно не обращая на меня внимания, он напряженно таращится в экран, отвлекаясь пару раз на приглаживание волос. Наконец, мое терпение лопается:

– Я думала, это срочно.

– Так и есть, – сухо отзывается он и на этот раз удостаивает меня взглядом.

– И что же?

– Перейду сразу к делу. Это официальный дисциплинарный вызов, и ты имеешь право требовать присутствия третьего лица, например, представителя профсоюза, коллеги…

– Ну ничего себе! Погоди-ка, Дэймон. Ты объявляешь мне официальный выговор за получасовое опоздание?

– Если ты позволишь мне закончить…

– К твоему сведению, – снова перебиваю я его, – сегодня утром я опоздала, потому что узнала о смерти отца!

Сделав ход конем, откидываюсь на спинку стула в ожидании пристыженной мины и лебезящих извинений шефа.

– Прими мои соболезнования, – как ни в чем не бывало продолжает Дэймон. – Но к нашей встрече отношения это не имеет.

– Нет, имеет! Я опоздала, потому что мне пришлось общаться с риелтором, сдававшим отцу квартиру.

Строго говоря, насчет причины я не вру – только насчет дня, когда это произошло.

– Это к делу не относится.

– А что относится?

Он смотрит на экран.

– Согласно нашему журналу звонков, вчера в 11:22 ты звонила в благотворительное учреждение, расположенное в Сандауне на острове Уайт. Верно?

Понятия не имела, что звонки сотрудников регистрируются.

– Хм, возможно.

– И одним из управляющих упомянутого учреждения является некий Уильям Хаксли.

– Э-э…

«Вот черт!»

– Поправь меня, если я ошибаюсь, но не посылал ли я тебе шесть месяцев назад электронное письмо, в котором запрещал любые контакты с Уильямом Хаксли?

– Может, и посылал.

– Уверен, что посылал, и мне доподлинно известно, что ты прочла предупреждение, потому что наш айтишник проверил почтовый сервер.

Он поймал меня за руку, и теперь мне не поможет даже футбольная команда умерших родственников.

– Ладно, – вздыхаю я, – твоя взяла, Дэймон. Влепи мне выговор, и мы снова займемся своими делами.

– Выговора не будет.

– Замечательно. Тогда я пошла заниматься своими делами.

– С этого самого момента ты временно отстраняешься от исполнения обязанностей.

– Я… что-что?

– И трудовой договор с тобой почти наверняка будет расторгнут на следующей неделе, по завершении формального расследования и рассмотрения всех обстоятельств твоего нарушения.

Слова «отстраняешься» и «расторгнут» эхом гуляют у меня в голове, пока я только и в состоянии, что ошарашенно взирать на Дэймона.

– Что? – наконец выдавливаю я. – Нет!

– Сама напросилась. Правила можно нарушать лишь до поры до времени, но рано или поздно они напомнят о себе и вопьются тебе в задницу.

– Это…

– Несправедливо? Отнюдь. Мы действуем строго по правилам.

По правилам или нет, но если он думает, будто я так легко сдамся, он глубоко заблуждается.

– Все это чушь, и ты прекрасно знаешь это. Да, я разговаривала с Хаксли, но по совершенно иному вопросу, не имеющему никакого отношения к происшествию полугодовой давности. Если ты внимательнее изучишь свой драгоценный журнал звонков, то увидишь, что моя беседа с ним продолжалась от силы минуту-две.

– Не имеет значения. Тебе недвусмысленно запретили с ним связываться и предупредили о последствиях нарушения.

– Ну нет, я этого не потерплю! Это же всего лишь мелочный предлог, который ты так долго выискивал, чтобы отделаться от меня, верно?

Дэймон подается вперед, положив локти на стол.

– Как бы мне ни хотелось присвоить себе лавры, на самом деле я получил указание сверху. Похоже, клуб твоих поклонников в совете директоров сыт по горло твоими выходками.

Откровение шефа что иголочный укол для моего демонстративного неповиновения, и я едва ли не физически ощущаю, как сдуваюсь на стуле.

– У тебя две минуты на сбор личных вещей, – продолжает начальник. – Из редакции тебя проводят.

– Но, Дэймон… Пожалуйста…

– Не трать время понапрасну. Здесь я бессилен. – Он встает и кивает на дверь. – И давай поскорее покончим с этим.

Все еще пребывая в оцепенении, я медленно поднимаюсь и на ватных ногах направляюсь к выходу.

– Ах да, Эмма, – мурлычет Дэймон. – Еще кое-что.

Поворачиваюсь к нему.

– Надеюсь, ты не возражаешь, но мне всегда хотелось это сказать.

– Что сказать?

Он указывает на меня пальцем и с вальяжной улыбочкой объявляет:

– Ты уволена!

16

Вынуждена признать, увольнение – опыт ужаснейший.

И в моем случае таковой обернулся особенно ужасным по трем причинам. Во-первых, мне пришлось чуть ли не в буквальном смысле «пройти сквозь строй»: все до одного сотрудники таращились, как я плетусь по проходу редакционной студии с картонной коробкой в руках. Во-вторых, вид у Джини при этом был что у брошенного щенка – да девушка едва не плакала! Ну и в довершение, выпроводить меня из чертогов «Дейли стандарт» Дэймон поручил ухмыляющейся Бриджет.

Вышвырнутая на крыльцо редакции со своими пожитками, я напоминаю себе, что формально меня еще не уволили. По шкале иллюзорных позитивных моментов данное обстоятельство, впрочем, пребывает на одном уровне с колоссами утешения вроде «на этой работе свет клином не сошелся» и «главное не победа, а участие».

Вот же ж, мать твою.

Блин, блин, блинский блин!

Кожей чувствую на себе взгляды десятка пар глаз со второго этажа. Могу себе представить, о чем думают мои любезные коллеги: вот и пришел конец старушке Эмме Хоган, последнему из динозавров.

С высоко поднятой головой и расправив плечи, я гордо шагаю прочь – не имея ни малейшего понятия куда, и что мне теперь вообще делать. Метров через тридцать, однако, горькая обида уступает место другой тревоге.

Окинув взглядом улицу, нахожу укрытие в подъезде ресторана, который распахнет двери клиентам еще только через пару часов. Достаю телефон, набираю номер Клемента и слушаю гудки, гудки, гудки.

– Ну давай же, давай!

Я уже готова сдаться, когда он наконец отвечает:

– Пупсик?

– Вы где?

– В кафе возле Гайд-парка. Что стряслось?

– Меня уволили. Можете встретиться со мной?

– Конечно, где?

– Я недалеко от редакции, возле ресторана «Красавица луна».

– Дай мне пять минут.

Вместо гудков я слышу пищание случайно нажатых кнопок, перемежающееся с чертыханиями Клемента. Наконец, нужная клавиша найдена, и звонок завершается.

Остается лишь ждать и утопать в собственных унылых мыслях. Несколько очевидных вопросов тем не менее не заставляют себя ждать. С какой стати потребовалось проверять сделанные мной звонки и кто дал на это указание? С трудом верится, что Дэймон старательно следил за моими разговорами на протяжении полугода, пока ему вдруг не выпала удача. Да я звоню пятьдесят раз на дню, не станет же он тратить целые часы на просмотр записей в смутной надежде, что мне взбредет в голову позвонить Уильяму Хаксли! Шеф меня не любит, согласна, но не до такой же степени!

Кроме того, он сам признался, что приказ пришел сверху, и с учетом событий последних нескольких дней это не может не вызывать серьезное беспокойство.

Смартфон подает сигнал эсэмэски. Открываю послание:

Дисциплинарный вопрос будет закрыт, если вернешь блокнот и забудешь про «Клоуторн». Это тебе не по зубам, не суйся.

Ошарашенно перечитываю текст дважды.

Вот и ответы на вопросы, которыми я задавалась лишь мгновение назад. И на их место встают более тревожные. Если это сообщение от Аллана Тима, то как, черт побери, он так быстро пронюхал, что меня только что вышвырнули с работы?

Объяснение только одно: у него есть информатор в редакции.

– Боже мой!

Данное умозаключение порождает дальнейшие вопросы. Является ли инициатором проверки моих звонков непосредственно Тим? Иными словами, не потребовал ли так называемый Таллиман оказания ответной услуги?

В третий раз перечитываю сообщение. Имя отправителя скрыто, однако в конце текста указывается анонимный абонентский ящик. По опыту мне известно, что установить владельца такого адреса практически невозможно.

– Привет, пупсик! – раздается вдруг голос Клемента.

От неожиданности чуть не роняю телефон.

– Черт! Вы меня напугали!

– Извини. Ты в порядке?

– Вообще-то нет.

– Я тоже. Мне пришлось оставить половину завтрака.

– Ах, какой ужас! – взрываюсь я.

– Еще какой! Может, ломанемся к тебе? По пути ты все и выложишь.

Без всяких подсказок великан наклоняется и подхватывает мою картонку. Я уже начинаю усваивать, что Клемент обладает способностью в одно мгновение переходить из режима бесчувственного засранца в режим джентльмена.

– Спасибо.

Мы идем к подземке, и я описываю ему сцену в кабинете Дэймона, а затем сообщаю про полученное буквально через пару минут после выхода из редакции предупреждение.

– Ну теперь-то, пупсик, ты признаешь?

– Что признаю?

– Ты ведь решила, будто я заливаю тебе про «Клоуторн».

– Вовсе нет.

– Да ладно тебе, – фыркает Клемент. – Ты подумала, что это какая-то шутка и что я только нагоняю страху.

– Что ж, угрозу я, пожалуй, действительно недооценила.

– Вот-вот.

– Но это же вмешательство в мои личные дела! У меня такое чувство, будто надо мной надругались!

– Я еще раз повторяю: ты связалась не с какими-то бойскаутами. У этих козлов глаза и уши повсюду.

– Как выясняется.

– Впрочем, коли речь зашла об угрозах, могло быть и хуже, – философски замечает Клемент.

– Хуже? Да меня шантажируют, изводят угрозами, и в этом замешан кто-то из «Дейли стандарт»! Как еще могло быть хуже?

– Заткнуть рот болтуну способов уйма. Они могли схватить тебя прямо на улице, отвезти в местечко потише да отрезать тебе ржавой бритвой соски.

Не знаю, способны ли женские груди физически содрогаться, но мои как будто пытаются.

– Бред! Клемент, вы пересмотрели фильмов про мафию.

– Ну да, точно.

– Ладно, общий посыл мне понятен, тут уж никуда не денешься. Вопрос в том, что нам делать дальше?

– Это уж тебе решать. Если хочешь, тебе предлагают легкий способ отступиться.

На первый взгляд, почему бы и нет – можно взять и отослать чертов блокнот и на следующей неделе как ни в чем не бывало вернуться в газету. И все же я действительно начинаю осознавать, что Клемент отнюдь не преувеличивал риски расследования деятельности «Клоуторна». А с ростом риска автоматически возрастает и потенциальная награда за разоблачение причастных к деятельности клуба – в том числе и его члена в «Дейли стандарт».

– Вот только если я верну им блокнот, на этом дело не закончится, так ведь? За мной постоянно будут следить, и мне придется жить под угрозой увольнения за малейшую провинность. И это при условии, что я вообще вернусь на работу.

– Насколько я могу судить, какое-то время у тебя есть, если уж тебе хочется продолжать копать. Даже если ты отправишь блокнот сегодня, его получат, самое раннее, в понедельник.

Пожалуй, он прав. В моем распоряжении целых трое суток, и терять уже нечего. По крайней мере, отвлекусь от тягостных раздумий о грядущем увольнении.

– Клемент, у вас есть какие-то планы на выходные?

– Я уже давным-давно не строю планов.

– Вот и прекрасно. Как насчет присоединиться ко мне в старом добром журналистском расследовании?

– На какой-то его стадии предполагается распитие спиртных напитков?

– Почти наверняка!

– Ну тогда я в деле.

Чуть более чем через час после выхода из дома мы снова возвращаемся на станцию «Килберн» и направляемся обратно на квартиру, несмотря на причитания Клемента о незавершенном завтраке.

– Дальше по улице есть кафе. Я угощу вас яичницей с чипсами, как только мы определимся с планами.

– Если дойду, – бурчит он.

Дома за отсутствием завтрака завариваю ему чай, для верности добавив пару шоколадных печенюшек. Зверь на какое-то время умиротворен, и мы перебираемся в гостиную.

– Ты собиралась позвонить той цыпе – Стейси вроде?

– Да, но сначала нужно продумать, что ей сказать. Совершенно незачем впутывать ее в эту историю, и лишний раз упоминать «Клоуторн» не хотелось бы.

– При условии, что ее старик состоял в клубе.

– Я уже проверила. Во всем Лондоне никого другого с фамилией Нитеркотт попросту нет. Это должен быть он.

– Допустим. И что в нем такого интересного?

– Самоубийство.

– Так.

– В общем, я задумалась над обстоятельствами и полагаю, Стейси задавалась тем же вопросом, что и я: зачем самоубийце из центра Лондона проделывать путь в двадцать пять километров до путепровода и сводить счеты с жизнью именно там? Почему не остаться дома и не проглотить пузырек каких-нибудь колес? Или, как вариант, он мог прогуляться пять минут до станции подземки и броситься под колеса поезда.

– То есть ты предполагаешь, что это было вовсе не самоубийство?

– У нас есть способ проверить, был ли у него мотив для самоубийства.

Достаю из сумочки блокнот и отыскиваю запись, относящуюся, как я надеюсь, к Лэнсу Нитеркотту.

– Ноль услуг в колонке «оказано» и две – в «получено». Вполне может быть, что от него стали требовать выплаты долга и поэтому-то он и начал пить. По словам Стейси, с работой у отца не очень ладилось – а значит, оказать ответные услуги не было возможности.

– Все это лишь теория, пупсик.

– На данный момент большего у нас нет.

– Тогда звони.

Допиваю кофе и пару секунд созерцаю экран смартфона. Нитеркотт – одна-единственная имеющаяся у нас зацепка. При разговоре со Стейси мне необходимо помнить об этом, равно как и о ее чувствительности в вопросах касательно отца.

Решительно набираю номер девушки, и через пять гудков раздается ответ:

– Привет, Эмма.

– О! Привет, Стейси!

Она, оказывается, сохранила мой номер в своей адресной книге.

Прежде чем я успеваю раскрыть рот, девушка принимается взахлеб расхваливать мою статью – по-видимому, опубликованную только вчера. Несмотря на ее положительный отзыв, я даже не хотела подписываться под сим опусом, не говоря уж о его обнародовании.

– Очень рада, что статья оказалась полезной, Стейси. И спасибо большое за проявленную искренность во время нашей встречи.

– Нет, это вам спасибо, что вы сдержали свое обещание насчет моего отца. Нынче деликатность среди журналистов довольно редка.

– Хм, да, именно поэтому я и звоню… насчет вашего отца.

– И что же вы хотите мне сказать насчет него?

– Во время нашего разговора у меня сложилось впечатление, что вы не совсем доверяете заключению коронера о причине смерти.

– Вот как? – немедленно настораживается девушка.

– Я ошибаюсь?

– Со всем уважением, Эмма, к чему вы клоните?

– Я много размышляла о смерти Лэнса Нитеркотта и думаю, что вы, возможно, правы, сомневаясь в заключении властей.

– У вас есть какие-то доказательства?

– Знаете, это не телефонный разговор. Может, я загляну, когда вам будет удобно?

– Даже не знаю, – вздыхает она.

– Послушайте, мы только поговорим, и я обещаю, что все останется между нами. Мой интерес лежит совсем в другом, Стейси.

На протяжении нескольких секунд нервно ожидаю ответа девушки, слушая ее дыхание в трубке.

– Хорошо, Эмма. Приходите в час, но у меня мало времени.

– Спасибо! Тогда до встречи.

Завершаю звонок и поворачиваюсь к Клементу:

– Итак, мы едем!

– Отлично сработано, пупсик. Я тут еще подумал, пока блокнот у тебя, ты могла бы проверить, нет ли в нем фамилий из твоей конторы. Кто-то же настучал Тиму о твоем увольнении.

– Пожалуй, – отзываюсь я, слегка раздосадованная на собственную недогадливость. – Но в редакционной студии человек тридцать, и примерно столько же директоров и их заместителей в правлении. Быстро проверить не получится.

– А я думал, теперь такую фигню делают компьютеры.

И снова Клемент меня обходит.

– Знаете, вы гораздо сообразительнее, чем может показаться.

– А ты гораздо языкатее, чем может показаться.

– Спасибо.

Бросаюсь в спальню за ноутбуком.

– Так, просто сделаю таблицу в «Экселе». Продиктуете мне фамилии?

Передаю великану блокнот и по одной вбиваю фамилии в колонку, отмечая в параллельных соответствующие именам баллы.

На это уходит некоторое время, но с оцифрованными данными теперь достаточно только отыскать полный список имен, связанных с «Дейли стандарт». Открываю в браузере страницу персонала на сайте газеты. К счастью, здесь перечислены все сотрудники и члены директората с заместителями.

Вырезаю, форматирую, вставляю – и получаю еще одну колонку в созданной таблице.

– Ну вот, теперь можно запустить формулу, и программа высветит фамилии, имеющиеся в обоих списках.

Реакция Клемента заключается в уже привычном для меня непонимающем выражении лица. Решаю не утруждаться объяснениями и нажимаю клавишу ввода.

– Ох! – не сдерживаю я эмоций. – Сначала хорошую новость или плохую?

– Просто выкладывай, пупсик. Нечего всякой хренью страдать.

– Ладно. Хорошая новость в том, что результат есть. Плохая – в обоих списках три фамилии, и это Смит, Грант и Браун.

– Ну тогда на Тима и пашет кто-то из этой троицы.

– Э нет, не все так просто. В «Дейли стандарт» три человека с фамилией Смит: мой непосредственный шеф, Дэймон, и два члена совета директоров. Далее, некий Теренс Браун занимает должность заместителя директора. И последний – Данни Грант, причем он всего лишь стажер, так что его почти наверняка можно исключить.

– Итого, четыре кандидата? Три Смита и один Браун?

– Именно.

Копирую в таблице имена четырех претендентов в новую колонку. Помимо Дэймона и Теренса Брауна, это Джереми Смит, руководитель совета директоров, и Роджер Смит, заместитель директора.

– Может, кого-то из них подозреваешь особо? – интересуется великан.