Текст книги "Неравная игра"

Автор книги: Кит А. Пирсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

9

Шестеренки в моей голове лихорадочно вращаются, но тело словно парализовало. Здоровяк являет собой огромное и, увы, непреодолимое препятствие между мной и улицей.

Кажется, я влипла.

– Я… Э-э… – Вот и все, что удается из себя выдавить.

– Какого хрена следишь за мной? – рокочет великан.

Голос его всецело соответствует облику: суровый и грубый.

Он делает шаг вперед, не сводя с меня своих почти неестественно голубых глаз.

Рохле в лондонском спальном районе не выжить, да и в журналистике, коли на то пошло. Но это совсем другая весовая категория.

– Отойди! – выдавливаю я. – А то закричу!

– Да ори себе на здоровье. Когда фараоны нарисуются, ты уже все выложишь, а меня только и видели.

Еще один шаг.

– Так как разрешим нашу проблему? По-хорошему или по-плохому?

Глядя ему в глаза, сую руку в карман и молюсь про себя, чтобы телефон оказался там. Ага, размечталась.

С ужасом ожидаю следующего шага, но тот внезапно замирает.

Озираюсь по сторонам на предмет возможных путей бегства, благо что великан стоит себе словно манекен. Проходит несколько секунд, и я уже начинаю серьезно подозревать, что его хватил удар, настолько он неподвижен и отсутствующий у него взгляд.

Однако здоровяк столь же внезапно выходит из транса.

Он мерит меня взглядом и спрашивает:

– Как тебя зовут?

– Эмма.

Выражение его лица несколько смягчается, и теперь оно не до усрачки свирепое, а просто жуткое.

– Слушай, я тебя не трону. Просто хочу знать, почему ты за мной следишь.

Есть ли смысл врать? Брошу-ка я ему косточку и посмотрю на реакцию.

– Уильям Хаксли.

– При чем тут он?

– Я была там. В тот день, в конюшне.

– И что с того? – только и пожимает он плечами.

– Я хочу знать, что там произошло.

– Зачем?

– Я журналистка.

– А, мог бы и догадаться. Из какой газеты?

– «Дейли стандарт».

– Эту не читаю. Спортивный раздел больно короткий.

– Обязательно передам ваш отзыв.

По губам великана пробегает подобие улыбки.

– Вот что, пупсик, Билл Хаксли – хороший парень, ищи компромат в другом месте.

– И я должна поверить вам на слово, мистер?..

– Зови меня Клемент.

По крайней мере, теперь я знаю его имя – если оно настоящее, конечно.

– И да, тебе лучше поверить мне на слово, – назидательно продолжает великан. – Если не хочешь напрасно потратить время или вывести меня из себя.

Выводить его из себя вовсе не хочется, но с какой стати мне ему верить? Я по-прежнему жажду ответов – а значит, придется пойти на риск.

– Не желаете опрокинуть по стаканчику, Клемент?

– Без обид, но ты несколько старовата.

Не сразу нахожусь с ответом.

– Простите?

– Да тебе ж наверняка полтинник.

Страх немедленно сменяется возмущением:

– Какая наглость, мне сорок шесть!

– Ну, почти.

Теперь моя очередь испепелять его взглядом.

– Сами-то! В зеркало давно смотрелись?

Клемент снова улыбается, на этот раз достаточно широко, чтобы обнажить ряд пожелтевших от никотина зубов.

– Ну, пошли. Выпью пинту, если угощаешь.

– Я вовсе не на свидание вас приглашаю. – огрызаюсь я. – Просто выпить.

– Ну да, ну да.

Раздраженно закатываю глаза. Дело сдвинулось, но, хотя мне уже не так страшно, лучше оставаться начеку.

– Возле станции есть паб. Может, туда?

– Да как скажешь.

Я киваю на переулок.

– Без обид, но я после вас. Не люблю сюрпризов, – предупредила я.

– Пожалуйста.

Клемент разворачивается и топает по переулку. Я дожидаюсь, пока он не выйдет на улицу, и только тогда двигаю следом, не сводя с него взгляда. Мои меры предосторожности совершенно не производят на него впечатления.

В целости и сохранности я достигаю тротуара. Теперь придется поддерживать разговор.

– А как, если не секрет, вы догадались, что я слежу за вами?

– Да потому что сыщик из тебя дерьмовый.

– О.

– Когда поезд проходит через тоннель, окна превращаются в зеркала, замечала?

– Э-э…

– И витрины тоже могут служить зеркалами.

– Пожалуй, мне лучше вернуться в полицейскую академию.

– Да, не помешает.

Будь Эрик жив, ей-богу, так и прибила бы за то, что не рассказал мне о таких элементарных вещах!

– Простите за любопытство, вы здесь живете?

– Не, для меня тут слишком скучно.

– Кого-то навещали?

– Не-а.

– По работе приехали?

– А ты и вправду любопытная баба, – хмурится Клемент.

– Я – журналистка. Работа у меня такая.

– Не поспоришь.

– Так что вы здесь делаете?

Мы сворачиваем за угол, и, когда я уже не жду ответа, он произносит:

– Искал кое-что.

– Нашли?

– Нет, зато подвернулось кое-что другое.

– А если подробнее?

Клемент качает головой и ускоряет шаг – вероятно, с расчетом загнать меня и таким образом избавиться от вопросов. Его тактика срабатывает безупречно, и у дверей паба меня уже прошибает пот.

К моему удивлению, он открывает передо мной дверь, и мы вместе проходим к стойке.

– Так чем мне вас угостить? – спрашиваю я.

– Пинтой пива.

Заказываю пиво и бокал вина. Похоже, о редакции на сегодня можно забыть. Делаю себе мысленную пометку отправить Дэймону сообщение с оправданиями, которые еще предстоит состряпать.

Клемент тем временем удобно устраивается за столиком возле выхода. Видать, на сегодня его квота рыцарства исчерпана, и мне приходится нести напитки самой.

– Спасибо, – говорит он, облегчая мою ношу на пинту.

– Ага, всегда пожалуйста.

Либо он не улавливает сарказм, либо предпочитает не замечать. Сажусь напротив.

– Не возражаете, если я буду записывать наш разговор?

– Возражаю.

– Ну, ладно.

Ходить вокруг да около бессмысленно, и я сразу беру быка за рога:

– Можете рассказать, что в тот день произошло в конюшне?

– Умерла одна чувиха, – вполголоса отвечает Клемент. – Вот и все.

– Как она умерла?

– Несчастный случай.

– Я ее видела. У нее из груди торчал нож!

– Говорю же, несчастный случай.

Он произносит это твердо, но без агрессии. Не зная его, не могу определить, врет он или нет. Как бы то ни было, повторять вопрос бессмысленно.

– Ладно, допустим. Но как там оказался Уильям Хаксли?

– Просто не повезло, – пожимает Клемент плечами. – Но он не делал ничего противозаконного. И здесь тебе снова придется поверить мне на слово.

Трудно смотреть прямо в глаза и врать, но Клемент не отводит взгляд. На столь близком расстоянии я могу в полной мере оценить его глаза, совершенно не вяжущиеся с остальным лицом – словно два сверкающих сапфира, утонувших в складках потрепанного кожаного портфеля.

– Послушай, пупсик. Я понимаю, что у тебя работа, но, повторяю, Билл хороший парень. Брось это дело.

Ну уж нет, пока я не собираюсь ничего бросать. Похоже, настало время прибегнуть к безотказному средству – эмпатии.

– Скажите, Клемент, вы где выросли?

– Как и ты, на северном берегу.

Его ответ застает меня врасплох.

– Откуда вы знаете, что я из северного Лондона?

– У тебя высшее образование?

– Да, я закончила университет.

– Но из рабочей семьи?

– Хм, да.

– Так и думал. Всю жизнь, поди, пыталась избавиться от говорка.

А эта гора мяса, оказывается, отнюдь не лишена мозгов и наблюдательности. Давным-давно, когда меня еще волновало, что думают обо мне другие, трущобный говорок был для меня настоящим крестом. В колледже и университете я старалась тусить со студентами с правильным выговором в надежде в конце концов его перенять. До сих пор мне казалось, что это мне удалось.

– Ладно, мистер умник, вы меня раскусили. Я живу в Килберне, но выросла в Харинги.

– Можно вывезти девушку из Лондона… Так?

– Пожалуй. Ну а вы – у вас что за история?

– Длинная… и сложная.

– Я не спешу.

Клемент прихлебывает пиво и отвечает:

– Как-нибудь в другой раз.

Что ж, зайдем с другой стороны.

– Могу я тогда поинтересоваться, чем человек вроде вас зарабатывает себе на жизнь?

– Да чем придется.

– Весьма смутный ответ.

– Дай жизнь у меня довольно смутная.

– Уже вижу. Но, насколько понимаю, вы не из тех, кто работает от звонка до звонка?

– Что верно, то верно.

Его руки говорят о том же, эдакие заскорузлые грозди бананов с бессчетными шрамами.

– Что-нибудь связанное с охраной?

– Типа того.

– Для гастролирующих групп?

– С чего ты взяла?

– Да хотя бы из-за вашего наряда. А уж когда я видела в последний раз такие потрясающие баки, и не припомню. Дайте угадаю: работаете в охране старых рок-групп вроде «Ху» или «Лэд Зэппелин»?

Вместо ответа Клемент снова потягивает пиво и со скучающим видом оглядывает паб.

– Хотя бы тепло? – не унимаюсь я.

– Я решала, – смягчается он наконец. – Среди прочего.

– О, как интересно. И что же вы решаете?

– Проблемы.

– И что, у мистера Хаксли возникла проблема, которую он хотел решить?

Ход рискованный, однако момент мне представляется весьма подходящим.

– Слушай, ты оставишь его в покое или нет?

– Пыталась. Не получается.

Внезапно великан подается вперед, положив руки на стол.

– Ты веришь в судьбу? – спрашивает он.

– Вообще-то, нет.

– И я не верил, но вот что тебе скажу: сдается мне, ты следила сегодня за мной не без причины, но вовсе не из-за Билла Хаксли.

– Что-что? Да нет же, именно из-за него!

– Это ты так думаешь, а я готов поспорить, что по другой причине. Просто ты пока ее не знаешь.

Что это было, самое низкопробное заигрывание в истории человечества? Может, ему и правда нравятся женщины постарше. Только обратился не по адресу.

– Да, конечно, – фыркаю я. – Спасибо большое, но о судьбе у меня имеется собственное представление.

Клемент лишь вскидывает брови и залпом допивает пиво.

– Ну это мы еще поглядим. Ладно, мне пора.

– Что? Подождите…

Он встает и закидывает рюкзак на плечо.

– Пора назад, пупсик. Дела, дела.

– Куда назад?

– В Лондон.

– Так и мне туда! Мы сможем продолжить наш разговор в поезде?

– Если хочешь, садись рядом, но мне нужно вздремнуть. Сегодня ночью у меня работенка.

Прежде чем я успеваю подняться, он уже двигает к дверям. Допиваю вино и спешу за ним.

Спешить приходится до самой платформы.

– Спасибо, что подождали, – задыхаясь, шиплю я.

– Поезд будет с минуты на минуту. Не хотел его пропустить.

В подтверждение его слов действительно показывается состав.

Минуту спустя мы уже сидим друг напротив друга в душноватом вагоне. Клемент устраивается поудобнее, явно намереваясь проспать всю дорогу до Лондона.

– Прежде чем вы заснете, можно еще один вопрос?

– Только быстро.

– То, что вы искали здесь… Это было в книжном магазине?

– Не знаю. Возможно.

– И что же именно?

– Это уже второй вопрос.

– Да бросьте, Клемент.

Он глубоко вздыхает.

– Книга, раз тебе так хочется знать.

– И вы тащились сюда ради какой-то книжки? Вы об «Амазоне» слыхали когда-нибудь?

– Я же не полный идиот. Это река такая, в Южной Америке.

– Ха-ха, очень смешно.

Великан моего веселья не разделяет и с каменным лицом отворачивается к окну.

– Что за книга-то?

– Библия, – бурчит он.

– Вы не производите впечатление верующего человека.

– Ну да, такой вот я, полный сюрпризов.

Клемент откидывается на спинку и закрывает глаза, давая понять, что разговор окончен.

Лично у меня засыпать в транспорте никогда не получалось, ни в каких его видах, потому я сосредотачиваюсь на сочинении сообщения Дэймону – мол, подвернулось кое-что интересное, – после чего под аккомпанемент посапывания великана погружаюсь в созерцание мелькающих за окном пейзажей.

Время от времени, однако, взгляд мой помимо воли отвлекается на нового знакомого. Не погрешу против истины, если назову его чудаковатым, и вкупе со свойственной ему грубоватой прямолинейностью это странным образом ободряет. Чего не скажешь о категорическом отказе говорить о Уильяме Хаксли. Уму непостижимо, с какой это стати человек из низов готов защищать богатого политика-консерватора, пускай и бывшего. Если, конечно, Клемент не говорит правду и говорить действительно не о чем.

Меня вдруг охватывает жуткое ощущение, что мне уже никогда не удовлетворить свою жажду истины.

Поскольку заняться все равно нечем, а связь пока есть, открываю почтовый ящик – и тут же раскаиваюсь. Помимо обычного шлака меня ожидает очередное задание Дэймона: снова интервью у «знаменитости». На этот раз у жены неизвестного мне футболиста Премьер-лиги, которая готовится представить собственную модную коллекцию.

Вот как, как, на хрен, подобную требуху можно выдавать за новости? Я что, пропустила собрание, на котором настоящую журналистику вычеркнули из списка должностных обязанностей и заменили на стряпню важных новостей из пшика? Да и кому, черт побери, охота читать подобный вздор? Уж точно не мне, и писать об этом тоже не хочу!

Как бы меня это ни убивало, я трачу полчаса времени и бочку терпения – из-за неустойчивого сигнала – на поиски сведений о бывшей модели, Мэдисон Марш. По крайней мере, смогу отчитаться Дэймону хоть о каких-то результатах за сегодня, если он вдруг спросит.

– Что стряслось, пупсик? У тебя лицо, прямо как отшлепанная задница.

Отрываюсь от смартфона и вижу, что Клемент уже вернулся из царства Морфея.

– Вы всегда такой милый?

– Всегда. Так в чем дело?

– Да ничего особенного, по работе.

Он долго смотрит на меня, попирая все приличия.

В вагоне становится на пару градусов жарче.

– Небось, интересная у тебя работа?

– Когда-то была. Теперь не очень.

– Поэтому-то ты так и возбудилась на Билла Хаксли?

– Отчасти. Интересные сюжеты попадаются редко.

Какое-то время он размышляет над моим ответом, затем снова таращится в окошко. Через несколько секунд, впрочем, меняет тему разговора:

– Как твоя фамилия?

– Почему это вас интересует?

– По той же причине, по которой ты за мной следила, – из любопытства.

– Хоган.

– А, так ты пэдди?

– Фамилия ирландская, если вы это имеете в виду, – хмурюсь я. Еще не хватало, чтобы он сыпал расовыми оскорблениями на весь вагон.

– Значит, родители у тебя пэдди?

– Прекратите произносить это слово!

– Почему?

– Потому что называть так ирландцев – оскорбительно.

– Вовсе нет. У меня был кореш-ирландец, Шон, так мы его только так и называли. Он не возражал.

– Разумеется, Клемент, он просто боялся вам возразить.

– Очень сомневаюсь. Крутой был чувак.

– Был?

– Да однажды взял и сорвался домой. Сказал, хочет вступить в ИРА.

Я трясу головой.

– Замолчите!

– Да что такого я сказал? – возмущается великан.

– Хватит сыпать стереотипами об ирландцах. Еще, чего доброго, начнете уверять, будто ваш приятель любил «Гиннесс» и картошку на завтрак.

– Как ни странно…

– Хватит!

– Да и пожалуйста. Я всего лишь поддерживал разговор.

Мы погружаемся в неловкое молчание. Чересчур неловкое.

– Отвечая на ваш вопрос, в моей семье ирландцы по отцовской линии. С его родителями я никогда не встречалась, но сами они из Корка, а в Лондон переехали сразу после войны.

– А как твоего отца звали?

– Деннис. Деннис Хоган.

– Ясно.

И с этим Клемент вновь закрывает глаза и остающиеся пятнадцать минут поездки дремлет.

Пробуждается он, когда за окном уже проплывает платформа «Ватерлоо».

– Хорошо поспали?

– Ага, пасиб.

Он встает и потягивается, раскинув длиннющие, как у орангутанга, ручищи. Раздается скрежет тормозов, двери открываются, и Клемент подхватывает свой рюкзак.

– Спасибо за пиво, пупсик. До скорого!

– Подождите. Не могли бы вы оставить свой…

Прежде чем я успеваю закончить предложение, он уже покидает вагон. Убегает от меня во второй раз – ровно в два раза больше, чем я кому-либо прощаю. И все же что-то в Клементе произвело на меня впечатление. Есть в нем нечто интригующее – на манер автокатастрофы, скажем так.

Я вскакиваю и спешу за ним, однако платформа уже забита битком, и у двух единственных работающих турникетов мгновенно образуются очереди. Когда я наконец пробиваюсь в вестибюль вокзала, его и след простыл.

– Ага. До скорого, Клемент, – бурчу я себе под нос. Без полного имени и каких-либо контактов, очень сомневаюсь, что это «скоро» вообще наступит.

Остается только плестись в подземку.

Можно, конечно, поехать в редакцию, но совершенно нет настроения. Если уж так и так светят неприятности, почему бы не оттянуться на всю катушку и не закосить работу полностью? Уж лучше поехать домой и разобраться с грудой отцовской одежды, что свалена на кровати. По крайней мере, день пройдет не совсем зря. Не говоря о том, что вещам покойника не стоит залеживаться в моей квартире дольше необходимого.

И я решительно направляюсь на свою линию подземки.

Для поднятия духа всю дорогу домой прикидываю, куда заманчивее удрать на деньги от продажи шмоток. В это время года приятным теплом можно насладиться в Марокко или в Греции. Или на Мальте.

Когда я сворачиваю за угол и выхожу на свою улицу, решение, однако, так и не принято.

Мой дом – викторианское строение из красного кирпича, последнее в ряду себе подобных. Весь первый этаж занимает кофейня, поэтому вход в квартиру сзади, через служащий парковочным местом жалкий клочок асфальта, который риелтор при продаже нагло пытался выдать за внутренний дворик. В действительности это не отличающаяся чистотой площадка, где подле мусорных баков перекуривают работники кофейни.

Приступаю к привычным раскопкам в сумочке в поисках ключа. Однажды я все-таки соберусь и выкину весь этот хлам, что таскаю с собой изо дня в день. Ключ отыскивается, как раз когда я подхожу к двери.

Поднимаю взгляд и замираю на месте.

Похоже, ключ мне не понадобится.

10

Дверь приоткрыта от силы на сантиметр – вполне достаточно, чтобы не заметить в утренней спешке.

Я точно заперла ее?

Пытаюсь вспомнить, как уходила из дома, однако приключение с Клементом вытеснило предшествующие события в недосягаемые глубины памяти.

Думая о том, что теперь это, возможно, место преступления, распахиваю дверь ногой и прислушиваюсь, не доносится ли каких звуков сверху лестницы. Выжидаю примерно минуту, однако слышу только шум транспорта со стороны фасада.

– Эй! – кричу я, задрав голову.

Проходит несколько секунд, на лестнице по-прежнему тихо. Не то чтобы я ожидала, что на верхней площадке нарисуется взломщик и вежливо меня поприветствует. Но что он перепугается и бросится наутек, это представлялось вполне вероятным. И, исключая прыжок из окна второго этажа, выбраться из квартиры можно только по этой самой лестнице.

Подняться или вызвать полицию?

Снова кричу наверх, и снова тишина в ответ.

Если квартиру обнесли, то злоумышленники, судя по всему, уже скрылись. Пожалуй, прежде чем вызывать полицию, лучше проверить самой. Вряд ли блюстители порядка шибко обрадуются, если выяснится, что я просто забыла закрыть дверь.

Поколебавшись еще несколько секунд, я заключаю, что если и являюсь жертвой, то скорее собственной паранойи. Решено. Делаю глубокий вздох и начинаю подниматься по ступенькам.

Гостиная выглядит в точности такой, какой я ее оставила – неубранной. Как и кухня. Письменный стол и бугристая диван-кровать в гостевой спальне стоят на своих местах. Подхожу к своей спальне.

Не могу похвастаться обширной коллекцией драгоценностей, а те, что есть, особой ценности не представляют. Тем не менее вид нетронутой шкатулки на комоде вызывает у меня вздох облегчения. Осматриваю остальное: как будто все на своих местах. Честно говоря, единственное, что можно было бы украсть, – это костюмы Денниса Хогана, а они так и лежат грудой на кровати, нетронутые. Вроде бы.

Я почти уверена, что, помня об потенциальной стоимости, разложила их на кровати аккуратно, чтобы не помять. Теперь же костюмы свалены в кучу. И еще кое-что: коробки, что я аккуратно выставила возле шкафа. Три штабеля по четыре? Точно помню, что я сложила их в четыре по три!

Встревоженная, я присаживаюсь на краешек кровати. Может, у меня начались проблемы с памятью? Сколько я наслушалась жутких историй о ранней деменции у людей моего возраста – да даже моложе! Да, случается редко, но случается. Более того, моей бабушке по материнской линии, Ирен, на шестом десятке поставили именно такой диагноз, и она не дотянула даже до пятидесяти восьми.

А может, я понапрасну волнуюсь и это обычный стресс. Уж наверняка проявились бы и какие-то другие симптомы, если бы было о чем беспокоиться по-настоящему. Забывчивость дело обычное, а сегодня утром я спешила. Быть может, я помню, что хотела все аккуратно разложить, а сейчас передо мой реальная картина, оставшаяся после суматошных сборов женщины средних лет, боящейся опоздать на работу.

Боже, отпуск мне просто необходим.

Убедив себя, что меня никто не грабил и что я еще не совсем в маразме, достаю смартфон и ищу магазин подержанной одежды.

Подтвердив по телефону, что они действительно готовы купить любую качественную одежду, извещаю, что вскорости подъеду.

Помимо костюмов и обуви, нужно еще посмотреть одежду в коробках, где мне уже попадались свитера. Занятие малоинтересное, но, если выручу дополнительные средства на коктейли у бассейна, покорпеть, пожалуй, все-таки стоит.

Взяв на кухне с десяток пакетов, чтобы перебрать вещи, снимаю крышку с первой коробки, которая оказывается той самой, в которую я уже заглядывала. Три свитера отправляются в мешок, пара дорогих рубашек туда же. Остальное оказывается нижним бельем, майками и носками, которые запихиваю в другой мешок, чтобы выбросить.

Открываю следующую коробку, и крышка выпадает у меня из рук. На меня смотрит моя собственная фотография в серебряной рамочке. На снимке я моложе – помнится, я использовала его для своей фейсбучной аватарки несколько лет назад. И это не последнее фото: в коробке обнаруживается еще с десяток фотографий Эммы Хоган в рамочках, все с моей страницы в Фейсбуке.

Находка несколько обескураживает.

Зачем Деннис Хоган выставлял их в своей квартире? Намеренно мучить себя? Или же тешиться фантазиями, притворяясь гордым отцом?

Бред какой-то.

В третьей коробке обнаруживаются альбомы с газетными вырезками, о которых упоминал Майлз Дюпон. Все они заполнены в хронологическом порядке написанными мной статьями и репортажами, включая опубликованные много-много лет назад в провинциальной газете. Я внимательно просматриваю первый альбом, посвященный началу моей карьеры. Старые вырезки уже успели пожелтеть от времени.

Усаживаюсь на кровать и минут на десять погружаюсь в чтение давно позабытых опусов, сочиненных наивной, но отчаянно дерзкой юной журналисткой. Занятие сродни просмотру старых школьных табелей, и меня охватывают смешанные чувства – ностальгическая гордость и некоторая грусть о преданных идеалах.

Весьма скоро, однако, мои мысли обращаются к самому поводу для этих неожиданных воспоминаний. Все эти находки похожи на вещи любящего заботливого отца, гордящегося своим чадом, но Деннис Хоган и близко не соответствовал данному описанию. Быть может, фотографиями и газетными вырезками он пытался облегчить угрызения совести? Надеюсь, не удалось и чувство вины мучило его до последнего вздоха.

Во мне вновь вспыхивает гнев, и я остервенело набрасываюсь на остальные коробки, однако ничего ценного или интересного уже не нахожу. Отсутствие новых свидетельств душевных терзаний Денниса Хогана даже вызывает некоторое облегчение.

Распределив вещи по пакетам, отступаю и обозреваю плод трудов своих. Картина складывается такая, что отец покинул сей бренный мир, мало что имея за душой. Деньги у него явно водились, но имущества не скопил. Несколько мешков и коробок – не ахти какой жизненный итог, никак не сравнимый с упущенной столь омерзительным образом возможностью нормальной семейной жизни.

Загрузив вещи в машину после утомительной беготни по лестнице и трижды перепроверив, что входная дверь заперта, отправляюсь в Майда-Вейл.

Не могу не вспомнить старую поговорку «кому мусор, а кому и клад», когда переступаю порог секонд-хенда с трогательным названием «Снова любимые».

Меня встречает высокая стройная женщина, оказавшаяся хозяйкой магазина. Зовут ее Пенни. Она выходит на улицу и осматривает мой товар прямо в машине.

– Отменное качество и прекрасная сохранность! – воркует Пенни, изучая костюмы. Пожалуй, я не отказалась бы сыграть с ней в покер.

В магазине приходится ждать минут сорок, пока Пенни оценивает каждую вещь, но в конце концов она делает предложение:

– Тысяча четыреста?

«Ого сколько за ворох старых шмоток!»

– Ах, я надеялась на сумму несколько побольше. Видите ли, это отцу на памятник…

Естественно, мне плевать с самой верхушки «Шар-да», где похоронен Деннис Хоган, и я скорее спляшу на его могиле, нежели потрачусь на увековечение памяти этого человека в граните. Но личные чувства, разумеется, совершенно не мешают мне прибегнуть к коварному инструменту торга.

Пенни стучит по кнопкам калькулятора.

– Могу поднять до тысячи шестисот, но выше, боюсь, уже никак.

– Ладно, – вздыхаю я, – это уже что-то.

Если ад существует, то билет туда мне определенно уже забронирован, поскольку я не испытываю ни малейших угрызений совести, разыгрывая из себя скорбящую дочь ради денег.

Хозяйка отсчитывает шестнадцать сотен, и мы пожимаем друг другу руки. Я покидаю магазин с ворохом пустых мешков и распухшим от наличных бумажником.

Закинув пакеты в багажник, усаживаюсь за руль, и мне стоит определенных усилий удержаться от радостного вопля – вдруг Пенни наблюдает за мной через витрину, неловко выйдет. По дороге домой мои мысли заняты исключительно песчаными пляжами и крепкозадыми официантами.

Паркуюсь возле дома, достаю сумку и замечаю краем глаза блокнот, небрежно брошенный туда еще утром. Забираю его, чтобы выбросить вместе с остальными пожитками Денниса Хогана.

С облегчением убедившись, что дверь в квартиру заперта, поднимаюсь наверх. Определенно, сейчас не помешает кофе, и я направляюсь на кухню.

Отложив блокнот в сторону, прячу деньги в глубине ящика. Если действительно нагрянут грабители, сомневаюсь, что они станут копаться в старых счетах за коммунальные услуги и прочем хламе, для которого мне попросту лень искать подходящее место.

Пока греется чайник, от нечего делать беру блокнот и принимаюсь его листать. Содержимое его совершенно не отвечает моим ожиданиям. Вверху каждой страницы от руки написана, судя по всему, фамилия, под которой следуют две колонки. Левая озаглавлена буквой «О», правая – «П». В обеих колонках приводятся какие-то подсчеты – четыре вертикальные черточки, перечеркнутые горизонтальной, обозначают пять. На некоторых страницах отмечено только две или три, на других – десять-одиннадцать. Смысл букв остается совершенно непонятным.

Во всем блокноте около ста фамилий. Возможно, Деннис Хоган промышлял букмекерством и эти записи – учет долга игроков. Подобная версия вполне объясняет его доход, но это лишь версия.

Мне становится любопытно, и я разглядываю вытисненное на обложке слово – «Клоуторн». Оно абсолютно ничего мне не говорит, так вполне может называться, например, компания по производству письменных принадлежностей. Я гуглю слово в телефоне.

Результатов кот наплакал, и ни один из них не относится к канцелярским товарам. Только случайные пользовательские профили да игровые форумы для гиков. Что бы «Клоуторн» ни означало, название это настолько загадочное, что до него не добрались даже поисковые алгоритмы Гугла.

Я делаю шаг к мусорному ведру, намереваясь дополнить его содержимое блокнотом. И все же не делаю этого. Любопытство не позволяет мне оставить вопрос без ответа. Пусть это сущая ерунда, но теперь мне, хоть тресни, необходимо выяснить, что такое «Клоуторн» и что за подсчеты вел Деннис Хоган.

Фотографирую обложку блокнота и первые три страницы и выкладываю в Твиттер в надежде, что кто-то из моих восьмисот подписчиков что-то подскажет.

Дальнейшее расследование моего участия уже не требует, и я убираю блокнот в сумочку и приступаю к кофе.