Текст книги "Неравная игра"

Автор книги: Кит А. Пирсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

13

Мой здоровый цинизм неудержим, и я фыркаю:

– Кому-кому? Таллиману?

Клемент кивает, по-прежнему мрачный как туча.

– Ах, ну да. Это типа Бэтмена или Супермена? – от души потешаюсь я.

– В «Клоуторне» нет ничего смешного. Уж поверь мне, пупсик.

– Если это не карточная игра, что же это тогда, мистер умник?

– Тебе понадобится еще выпивка.

К моему величайшему раздражению великан встает и направляется к барной стойке. Ненавижу недосказанности. В ожидании его возвращения возобновляю поиски сигарет, и, как раз когда громада Клемента нависает над нашим столиком, помятая пачка наконец-то отыскивается.

– Вот, – ставит он передо мной второй стакан бренди.

– Давайте же, хватит держать меня в неведении. Кто этот ваш загадочный Таллиман?

Не обращая внимания на мой сарказм, великан усаживается за стол и основательно прикладывается к своему бокалу.

– Итак, пупсик. Перво-наперво: ты не должна никому говорить, что заполучила записную книжку Таллимана. И «никому» означает «никому»!

– Договорились, – фыркаю я, закатывая глаза. – Просто расскажите, ради Бога!

– «Клоуторн» – клуб, открытый еще в конце пятидесятых, – понизив голос, объясняет Клемент. – Сначала это была просто тусовка бизнесменов, где они встречались и перетирали всякую свою фигню.

– Вроде клуба профессиональных знакомств, что ли?

– Не знаю, что это такое, может быть. Так вот, где-то в конце шестидесятых они решили сменить направление и для начала избавились от членов, которых сочли недостаточно важными. Изменили правила приема, чтобы к ним всякая шелупонь не совалась. В общем, стали типа масонов, только вступить гораздо труднее. Тогда у них и появился девиз Favent in gratiam.

– Хм, я не сильна в латыни.

– Означает «услуга за услугу».

– Поверю вам на слово. Продолжайте.

– Короче, богатые и авторитеты могли там обмениваться всякими услугами. По слухам, среди его членов были министры, директора банков, полицейские шишки, медиамагнаты, судьи Верховного суда, ну и крупные дельцы – в общем, все, кто обладал властью и влиянием.

– Как будто ничего зазорного. К чему же секретность?

– Они же не просили друг у друга забежать в магазин, пупсик, или одолжить пятерку-другую. Эти ребята могли закрыть судебное дело, обвалить акции или организовать травлю в прессе. Какие, по-твоему, они оказывали друг другу услуги?

– Вы хотите сказать, члены этого клуба нарушали закон?

– Да какое, на хрен, нарушение закона. На членов «Клоуторна» закон не распространялся. Коррупция во всей своей красе.

– Хорошо, а пресловутый Таллиман чем занимался?

– Этот был там самым главным, типа председателя, наверное. Надзирал за всеми членами клуба. Контролировал обмен услугами и следил за соблюдением правил. Отметки в блокноте показывают, сколько услуг оказано и получено каждым членом.

Я беру записную книжку и перелистываю страницы. Буквы «О» и «П» сверху каждой из них как будто согласуются с рассказом Клемента.

– Значит, вы утверждаете, что фамилии в блокноте принадлежат высокопоставленным деятелям, состоявшим в клубе коррупционеров? Которые нарушали закон, оказывая и получая услуги?

– Примерно так.

– А этот «Клоуторн» все еще существует?

– Не знаю, и, честно говоря, пупсик, даже если и существует, ты ни за что этого не выяснишь.

– Почему же?

– Это тебе не какой-то заурядный частный клуб. В справочниках его адреса не найдешь, а его члены дали клятву хранить тайну.

– Откуда же вы столько о нем знаете?

– Так я практически ничего и не знаю. Только знаю… то есть знал кое-кого в свое время. Ходили всякие слухи на районе. Как-никак, если слухи такие упорные, обычно что-то за ними да кроется.

С последним, по собственному опыту, не могу не согласиться. Некоторые из моих лучших репортажей как раз и основывались на обрывочных сплетнях из различных источников.

– Нет дыма без огня?

– Вот-вот, а уж насчет «Клоуторна» дыма хватало.

– И когда это было?

– Давно уже.

– А можно поточнее?

– Можно, только это все равно не важно – во всяком случае, для тебя.

Двадцать пять лет работы в журналистике делают человека закоренелым скептиком. Без проверки и перепроверки фактов в моей профессии делать нечего, и, как бы интригующе ни звучала клементовская история, она вполне может оказаться досужим вымыслом.

– И вы считаете, что меня пытались ограбить потому, что Аллан Тим захотел вернуть свой блокнот?

– Ага.

– Ну, хорошо. Оставим на время вопрос, как эта вещица оказалась в кармане пиджака моего отца. Но почему Аллан Тим просто не купил блокнот, как мы условились? Почему подослал юнца отнять у меня сумочку и телефон?

– Ты у нас журналист, пупсик. Тебе лучше знать.

Четыре сотни фунтов, надо полагать, капля в море по сравнению с информацией, изложенной в блокноте, – если верить Клементу, конечно. Аллан Тим мог бы просто встретиться со мной, расплатиться, и я бы пошла себе, пребывая в блаженном неведении.

– Все это не имеет смысла.

– Кое-что имеет: откуда этот тип вообще узнал, что блокнот у тебя?

– Сказал, что увидел в моем… Ох, блин!

– Что?

– Я выложила фотографии записной книжки в Твиттере.

Клемент морщится, как будто я ответила на норвежском.

– У меня в телефоне хранятся фотографии блокнота, в том числе и некоторых страниц с фамилиями. Поэтому-то Аллан Тим и не стал покупать его – ему нужен был и мой телефон!

– Вполне разумно.

– Разумно, только если все это правда.

– Ты можешь предложить какое-то другое объяснение?

– Отсутствие другого объяснения не делает вашу историю правдивой. И потом, если «Клоуторн» такой секретный клуб, какого черта Аллан Тим назвался настоящим именем?

– Вовсе нет. Еще не врубилась, что ли?

– Во что я должна врубиться?

– Я сказал, что слышал это имя, и теперь мне понятно, почему оно показалось мне знакомым.

– И почему же?

– Аллан Тим – не настоящее имя, это анаграмма слова «Таллиман».

Я предпочитаю убедиться в этом сама и какое-то время мысленно переставляю буквы.

– Вот черт! И вправду анаграмма…

– Теперь веришь?

Я невольно улыбаюсь, вновь ощущая «звоночек».

– Если эта история про клуб «Клоуторн» правда, у меня в руках сенсация столетия!

Великан едва не давится пивом.

– Ты что, охренела?

– Что такое?

– Ты вообще слушаешь, что я тебе говорю? Серьезно, пупсик, лучше не впутывайся в это, если жить хочешь!

– Вы могли бы мне помочь. Ведь именно этим вы и занимаетесь, решением проблем?

– Ага, и твою решить проще простого. Забудь про клуб.

– А как же записная книжка? Если все это правда, этот Аллан по-прежнему хочет ее вернуть.

Клемент откидывается на спинку и чешет затылок. Размышления отнимают у него с полминуты.

– Да, он этого так не оставит, – признает наконец он. – Даже если ты скажешь ему, что избавилась от блокнота, вряд ли он поверит. Лично я бы не поверил.

– И что же мне делать? Ждать следующего ограбления?

Мой вопрос влечет за собой возобновление почесывания затылка.

Пока Клемент ломает голову над выходом из положения, сама я задумываюсь над оборотом, который принимает достаточно невинно начавшаяся история. И быстро убеждаюсь в прискорбной недостаточности сведений, чтобы хотя бы намекнуть кому-либо на ставшее мне известным. Истории подобного масштаба требуют месяцы, а то и годы расследований. Я же, можно сказать, лишь краем уха услышала про некий гипотетический клуб высокопоставленных коррупционеров. Фактов у меня попросту нет.

– Знаете что, Клемент? Как говорится, нападение – лучший вид защиты.

– Еще говорят, поспешишь – людей насмешишь. К чему ты ведешь?

– К тому, что нечего мне рассиживаться. Не хочу постоянно озираться по сторонам, пока этот Аллан Тим планирует, как бы заполучить свой блокнот.

– И что ты предлагаешь?

– Выйти на Тима самой.

– Может, расскажешь как?

– Помогите мне разузнать о «Клоуторне». Если я добуду убедительные доказательства деятельности клуба, сам блокнот станет не столь важен, так же как и Аллан Тим, кем бы он там ни был.

Призыв мой исходит скорее от сердца, нежели от рассудка. Я слишком полагаюсь на человека, едва мне знакомого, и хватаюсь за историю, которая запросто может оказаться лишь плодом его воображения. Тем не менее я готова рискнуть. Потенциальный выигрыш слишком грандиозен, чтобы пренебрегать подвернувшейся возможностью.

Внимание великана сосредотачивается на капельках конденсата, сбегающих по холодному бокалу.

– У меня есть деньги, Клемент. Я могу вам заплатить.

– Дело не в бабках, – бурчит он.

– В чем же тогда?

– Я всего лишь один мужик.

– Да, зато какой мужик!

Великан поднимает на меня взгляд, секунду-другую мы смотрим друг другу в глаза, и он снова переводит взгляд на бокал.

– Что ж, – фыркаю я, – тогда я сама.

Сочтя разговор законченным, забираю со стола блокнот и пачку сигарет и бросаю их в сумочку. И когда уже встаю, Клемент вдруг тянется через стол и хватает меня за руку.

– Два условия, – вздыхает он.

Я опускаю взгляд на его руку. Любой другой мужчина за подобный поступок уже схлопотал бы пощечину, однако хватка Клемента скорее обнадеживает, чем раздражает.

– Слушаю.

– Во-первых, ты постоянно остаешься у меня на виду.

– Будет неловко, когда кому-то из нас понадобится в туалет.

– Я совершенно серьезно, пупсик.

– Допустим, но мне же нужно будет ездить на работу.

– Я буду провожать тебя и встречать по окончании рабочего дня.

– Хорошо, как-нибудь переживу. Второе условие?

– Мне нужен телефон. Самый простой. Просто на случай, если тебе понадобится срочно мне позвонить.

– У вас нет мобильника?

– Пока не было необходимости.

– Как же тогда с вами связываются?

– А со мной никто не связывается.

Он наконец-то отпускает мою руку, и я снова сажусь за стол.

– Телефон можно будет купить утром. У меня рядом с домом как раз есть магазинчик.

Клемент кивает.

– Так мы договорились?

– Похоже на то.

– Замечательно.

Хоть это и не совсем «звоночек», но сердце у меня радостно трепещет. Наконец-то удалось ухватиться за что-то стоящее! Хотя, судя по мрачному выражению напарника, моего энтузиазма он не разделяет.

– Клемент, вы уверены, что хотите мне помогать? По вам не скажешь, что вы горите желанием.

– Это вопрос не желания, пупсик, а необходимости.

– Вас никто не заставляет.

– Неужто? – бурчит он и встает. – Мне нужно покурить. Идешь?

Я не заставляю себя упрашивать. Остаточный шок и две порции бренди разожгли у меня зверскую жажду никотина.

Мы пересекаем зал и выходим в уменьшенную версию тюремного прогулочного дворика.

– Какой очаровательный пивной сад, – комментирую я. – А это ведро с окурками – просто шик!

Клемент пропускает мой сарказм мимо ушей и выуживает из нагрудного кармана сигареты. Я выковыриваю сигарету из своей многострадальной пачки и прикуриваю от любезно предложенной зажигалки.

Первая затяжка вызывает неописуемые ощущения. Я всецело признаю, что курение – ужасная привычка, и все же не думаю отказываться от нее, поскольку сократила ежедневные десять сигарет до четырех-пяти в месяц.

Какое-то время мы молча курим. Возобновлять разговор приходится мне.

– Деньги, разумеется, пополам.

– Деньги?

– Истории вроде этой могут принести целое состояние.

– Пупсик, я же сказал тебе, деньги меня не интересуют.

– Да бросьте. Деньги нужны всем.

– Мне только и нужно, чтобы хватало на выпивку, сигареты и еду.

– А ипотека?

– Я зарабатываю вполне достаточно, чтобы снимать себе хату.

– Ах, у вас нет собственного жилья?

– Не-а. Никогда не было и не будет.

– Но ведь это крайне недальновидно. Осмелюсь предположить, пособие вам не полагается, на что же вы собираетесь жить, когда выйдете на пенсию?

– Я вышел на пенсию уже давным-давно.

– Что? Вы же сказали, что работаете решалой. Это ведь постоянная работа, разве нет?

– Не, это скорее… Как же называется… Призвание, вот.

– Поэтому вы и не хотите получить с меня плату?

Великан глубоко затягивается и отвечает:

– Скажем так, мои жизненные цели отличаются от общепринятых, и деньги среди них не значатся.

– Принято, но если вы вдруг передумаете, предложение остается в силе. Так, с чего начнем?

– Ты меня спрашиваешь? Как-никак, это твоя затея.

Замечание грубоватое, но вполне справедливое, если учесть, что сама я пока о планах и не задумывалась.

– Мне нужно поссать, – добавляет Клемент. – А тебе лучше пораскинуть мозгами, пока этого не сделали другие.

Он бросает окурок и оставляет меня наедине со своими мыслями.

Без воодушевляющего ощущения «звоночка» меня охватывает суровое осознание, что соблазнительные зацепки или очевидные ниточки для расследования у меня напрочь отсутствуют. Помимо рассказанного Клементом, известно мне всего ничего, что определенно не тянет на фундамент для развития сюжета.

Аллан Тим явно не вариант для начала расследования, поскольку о нем ничего не известно. Единственным источником вдохновения остается блокнот.

С ходу напрашивается вопрос: как он оказался в кармане пиджака Денниса Хогана?

Я вспоминаю об Эрике и задумываюсь, как бы он поступил в данной ситуации. Загадки подобного рода как раз и доставляли наибольшее удовольствие моему наставнику, вот только он отличался аналитическим умом, а я всегда больше полагалась на чутье. И сейчас чутье подсказывает, что ответы мне придется искать в том месте, куда я надеялась больше не возвращаться.

Тушу сигарету и направляюсь обратно в паб.

Клемент уже вернулся за столик.

– Повторим?

– Тогда твой черед заказывать, пупсик.

– Эмма.

– Эмма?

– Так меня зовут. Просто у меня сложилось ощущение, что вы забыли мое имя, раз постоянно называете пупсиком.

– Такая уж у меня манера. Тебя это напрягает?

Несколько недель назад в своем супермаркете я стала свидетельницей разговора между покупательницей и администратором. Женщина жаловалась, что мужчина-кассир по меньшей мере дважды назвал ее «милочкой», видимо, вразрез с ее феминистскими принципами. Помню, про себя я пожалела беднягу, единственное преступление которого заключалось в проявлении дружелюбия. Что же до покупательницы, о ней мнение у меня сложилось предельно простое: зловредная коза.

Я одариваю Клемента улыбкой:

– Нет, не напрягает.

Когда я уже возвращаюсь с выпивкой, меня запоздало озаряет:

– Клемент, когда вы сказали, что я должна постоянно оставаться у вас на виду, что именно вы имели в виду?

– Можешь не волноваться, в туалет с тобой не пойду.

– Что ж, это обнадеживает, но что насчет всего остального времени?

– У тебя диван есть?

– Хм, есть.

– Теперь он мой. Во всяком случае, пока все это не закончится.

Пожалуй, мне слишком не терпелось заручиться поддержкой Клемента, и я не истолковала первое условие как отмашку на его переезд ко мне.

– По правде говоря, мне это не очень-то по душе.

– Думаешь, мне по душе?

– Просто… Я уже много лет живу одна, а своего последнего парня все-таки знала чуть дольше суток.

– Тебе решать, пупсик, только помни, что на тебя всего полчаса назад напали в переулке. В следующий раз это может произойти в твоей спальне, и тобой займется кто-нибудь посерьезнее.

Я лихорадочно соображаю, как бы поделикатнее дать задний ход, и в этот момент в сумочке звякает телефон. Радуясь возможности отвлечься от мыслей о совместном проживании с Клементом, роюсь в сумочке.

Эсэмэска со скрытого номера гласит:

Оставь блокнот на столе и уходи. Это твой последний шанс легко отделаться.

14

Порой людям не нравится, что ты пишешь. Имейлы, письма, сообщения через социальные сети – вне зависимости от носителя, я получала практически все виды угроз, какие только способно породить больное воображение. Такая у меня работа, и я давно уже к этому привыкла.

Но эта угроза звучит иначе. Реальнее.

Медленно поворачиваю голову и осматриваю зал. Захудалый дешевый паб в четверг вечером, и никто из двух десятков посетителей не выглядит инородным телом: жилистые старики с прокуренными пальцами, лысые мужики с пивными животами и топорными татуировками, парочка квохчущих мегер-блондинок – крашеных, естественно. Все до одного погружены в собственный унылый мир.

Пододвигаю телефон Клементу, чтобы он прочитал полученное послание. Пробежав текст, великан следует моему примеру и окидывает взглядом помещение.

– Вот он, пупсик, шанс свалить и позабыть о «Клоуторне».

Мне следовало бы испугаться, однако путь страху преграждает эмоция совсем иного рода.

– Клемент, вы любите парки аттракционов?

Судя по непонимающему взгляду, нет.

– А я люблю. На самых высоких и быстрых американских горках я прямо как рыба в воде.

– К чему это ты?

– Этим сообщением меня хотели запугать, но добились обратного эффекта. Предостережение лишь подтверждает, что я напала на нечто значительное, и это меня заводит.

– Значит, кайфуешь от угроз?

– Да нет же! Я взволнована, потому что именно этого ждала всю свою журналистскую карьеру. Такая возможность выпадает лишь раз в жизни!

– Которая вот-вот может трагически оборваться, если ты не оставишь чертов блокнот на столе.

Вполне возможно, мне действительно следовало бы прислушаться к совету Клемента и бросить это дело. Так же, как и Нилу Армстронгу следовало прислушаться к предупреждениям об опасностях на пути к Луне и остаться дома. Без риска ничего стоящего не достичь, и чем больше награда, тем выше риск.

А я всего лишь получила сообщение с угрозами и вовсе не собираюсь отправиться в космос на огненном столбе выгорающего ракетного топлива.

– Я не могу бросить это, Клемент. Просто не могу.

Он качает головой.

– Надеюсь, диван у тебя удобный.

Недавнее беспокойство о совместном проживании с едва знакомым мужчиной теперь представляется не столь существенным. Я принимаюсь за расследование, чего бы мне это ни стоило.

– Есть вариант получше дивана. У меня в квартире гостевая спальня, и она в полном вашем распоряжении.

Сомневаюсь, что перспектива спать на бугорчатом диване-кровати служит для Клемента решающим доводом, однако следует покорный вздох. Пускай вид у великана и хмурый, но он определенно в деле.

– Значит, так, – объявляет он приказным тоном. – Ты будешь меня слушаться и делать, что я говорю. Понятно?

– Понятно.

– Прямо сейчас мы встаем и уходим. На улице ни на шаг от меня, пока не поймаем такси. Ясно?

Клемент определенно наслаждается своей ролью телохранителя. При всей трогательности его поведения, весьма сомневаюсь, что оно уместно. Но почему бы ему не подыграть?

– Ясно.

Он поднимается и кивком велит следовать за ним. Я подчиняюсь.

Выйдя из паба, великан внимательно осматривает улицу на предмет потенциальных угроз. Сочтя уровень риска незначительным, он велит держаться рядом, и мы двигаемся в направлении станции подземки «Паддингтон».

В Лондоне больше двадцати кэбов, и поймать один из них несложно. Уже через минуту мы усаживаемся в черный автомобиль.

По дороге большей частью молчим: Клемент таращится в окошко, я же анализирую последствия своего решения. Как говорится, лучше жалеть, что сделал, чем жалеть, что не сделал. И в данный момент я искренне надеюсь, что мне не придется раскаиваться, что я не оставила записную книжку в пабе.

– Как думаете, что теперь он предпримет?

– Смотря по обстоятельствам. Он знает, где ты живешь?

– Вряд ли… Черт!

– Что еще?

– Когда я вчера пришла домой, дверь была приоткрыта. Тогда я решила, что просто забыла ее запереть, но теперь меня терзает отвратительное чувство, что кто-то все-таки рылся в вещах моего отца.

– Ты живешь со своим стариком?

– Господи, нет! Долгая история, но суть я расскажу.

Однако рассказ приходится отложить, поскольку машина уже въезжает на мою улицу. Пока я расплачиваюсь с водителем, Клемент выбирается наружу и осматривается.

– Думаете, он снова подошлет кого-нибудь ко мне в квартиру? – спрашиваю я, присоединившись к нему на тротуаре.

– Кто его знает, но это уже было бы рискованно. Ты вызовешь полицию и привлечешь лишнее внимание.

– Что же тогда ему остается?

– Полагаю, нащупает у тебя слабое место и надавит. Семья-то далеко живет?

– Нет у меня семьи.

– Друзья?

– Да кто где.

– Тогда, пупсик, подождем и посмотрим. А что на ужин?

Как он еще способен думать о еде, выше моего понимания, но было бы хамством его не накормить.

– Закажем что-нибудь на вынос. Идемте.

Мы обходим кофейню, и, к моему облегчению, дверь в квартиру оказывается запертой. Перед подъемом я вдруг вспоминаю о тревожном обстоятельстве несколько иного рода.

– Сразу должна извиниться за беспорядок. Я не ожидала гостей.

– Да я не привередливый. Могу приклонить голову где угодно.

Сконфуженно улыбаюсь и устремляюсь вверх по лестнице. Сзади раздается топот тяжелых ботинок Клемента.

На верхней площадке, однако, он настаивает на предварительной проверке комнат, на протяжении которой я дура дурой мнусь у собственного порога. Заглянув за каждую дверь, через несколько секунд великан добирается до моей спальни.

– Милые трусики, – бросает он через плечо.

– А?

– Да на батарее. Тебе стоит обзавестись сушилкой для белья.

Поспешно выключаю свет на площадке, чтобы скрыть вспыхнувшие щеки.

– Э-э… Хотите выпить?

– Ага!

Клемент с ухмылкой закрывает дверь в спальню, а я сконфуженно плетусь на кухню, где понимаю, что созерцать практически пустой холодильник долго невозможно.

– Вино подойдет?

– Да я скорее собственной мочи хлебну. А пиво есть?

– Боюсь, нет, зато есть кое-что покрепче – водка и виски. Кажется, где-то и текила завалялась.

– Тогда виски. Без воды и льда.

Достаю из серванта винный бокал и стакан. Клемент осматривает помещение, привалившись к дверному косяку. Никогда еще собственная дверь не казалась мне такой маленькой.

– Давно здесь живешь? – осведомляется он.

– Уже довольно давно.

– Я работал какое-то время в Килберне, всего в нескольких кварталах отсюда.

– Правда? И где именно?

– В клубе. Только он, кажется, закрылся.

– Даже и не знала, что поблизости был клуб. Как он назывался?

– «Канарейка».

Разливаю напитки и передаю Клементу стакан.

– Готова поспорить, с «Клоуторном» он не имел ничего общего.

– Разве что там был стриптиз.

– Класс. И чем вы там занимались, осмелюсь поинтересоваться?

– У владельца возникли проблемы с бандитами: запугивали девчонок, навязывали крышу.

– Дайте догадаюсь: вам полагался и приятный бонус?

– Не стану тебя обманывать.

Какой бы захватывающей ни представлялась трудовая биография Клемента, нас все же ожидают более насущные вопросы.

– Пойдемте в гостиную.

Мы проходим обратно через площадку, и я быстро убеждаюсь, что на батарее не разложено поношенное белье, после чего приглашаю гостя в комнату.

– Присаживайтесь.

Клемент небрежно оглядывает стены и мебель, после чего устраивается в кресле. Я скидываю туфли и плюхаюсь на диван.

– Несколько не то, что я ожидал, – комментирует он.

– В смысле?

– Лишь пара фотографий, голые стены, никаких финтифлюшек… Больше похоже на хату мужика.

Замечание, кстати, верное. Никогда не считала свою квартиру домом. Для меня это просто место, где я могу коротать одинокие вечера и переночевать. Мне хватает.

– Одного человека для создания дома недостаточно, Клемент.

– За это и выпьем, – провозглашает великан и поднимает стакан.

Вынуждена признать, приятно все-таки, когда есть с кем поднять тост, даже если этот кто-то амбалистый незнакомец с манерами пещерного человека.

– Ладно, пупсик, выкладывай свою историю. Только я с голоду умираю, так что побыстрее.

– Тогда я закажу еду. Что вы хотите?

– Китайскую лапшу.

– Рисковый вы мужик, Клемент. С кетчупом, или предпочитаете коричневый соус?

– Любой или оба. Пофиг, на самом деле.

Беру телефон, открываю приложение китайского ресторана и за пару секунд заказываю рагу для Клемента и свое любимое блюдо – сычуаньскую лапшу с курицей.

– Доставят через сорок минут, – сообщаю я, откладывая смартфон на журнальный столик.

– Что? Ты же ни с кем не разговаривала!

– Я через приложение заказала, для этого никаких разговоров не требуется.

– Просто потыкала в эту штуковину, и еду принесут?

– Вроде того.

– Охренеть! Может, мне все-таки не помешает такой.

Разобравшись с ужином, мой гость немедленно переходит к делу и озвучивает вопрос:

– Одного не пойму. Как Тим пронюхал, что мы сидим в том пабе?

– Наверно, за нами кто-то следил.

– Но я не заметил никого подозрительного.

– Может, тот доморощенный грабитель?

– Если только ему надоело жить.

– Ради денег люди готовы на удивительные глупости.

Телефон подает сигнал, что ресторан приступил к обработке заказа. Это я знаю даже не глядя на экран, поскольку пользуюсь данным приложением, пожалуй, чересчур часто.

В ожидании доставки ужина я рассказываю душераздирающую историю о Деннисе Хогане и о том, как блокнот попал мне в руки.

– И ты никогда не встречалась со своим папашей? – подытоживает Клемент.

– Не-а. И теперь уже не встречусь. Видела его фотографию, на этом все.

– Соболезную, пупсик.

С учетом, что для великана я практически незнакомый человек, искренности в его словах куда больше, чем можно ожидать.

– Спасибо, только для меня это вовсе не утрата.

Раздается дверной звонок, и я порываюсь пойти открыть, однако Клемент опережает:

– Лучше я прогуляюсь. Просто на всякий случай.

Я не успеваю даже возразить. Подозреваю, это внезапное проявление галантности – самая большая любезность, на которую он способен.

Слаба богу, это действительно курьер из китайского ресторана – мои опасения развеиваются, стоит мне услышать, что дверь открывается и закрывается с интервалом всего лишь в несколько секунд. Затем доносится топот Клемента по лестнице, и вот он уже собственной персоной возникает на пороге с бумажным пакетом в руке.

– Налетай!

Забираю у него пакет:

– Садитесь, я займусь.

На кухне раскладываю порции по тарелкам, возвращаюсь в гостиную и вручаю великану его безвкусную на вид еду.

– Класс!

Мне приходится включить телевизор, чтобы заглушить издаваемые Клементом звуки. Опустошив наполовину тарелку, он прерывается на глоток виски и спрашивает:

– Тим знает, чем ты зарабатываешь себе на жизнь?

– Наверняка, раз он написал мне на рабочий имейл. А почему вы спрашиваете?

– Пытаюсь прикинуть, каким будет его следующий шаг.

– При чем здесь моя работа?

– При том, что она определяет уровень угрозы. Будь я на месте Тима, блокнот в руках журналистки беспокоил бы меня куда больше, чем, скажем, барменши или водителя автобуса.

– Но ведь он думает, что я ничего не знаю.

– Но ты ведь попыталась это выяснить, не так ли? Вот в чем штука. Ты начала копать, а он в итоге выдал своими действиями, что в записной книжке вовсе не подсчет очков в какой-то дурацкой карточной игре.

Я обдумываю слова Клемента, а он вновь принимается за еду. С его заключением не поспоришь, и теперь мне ясно, что своим постом в Твиттере я, сама того не ведая, привлекла внимание Аллана Тима.

– И что вы предлагаете?

– Пока Тим для нас всего лишь тень. Нужно выяснить, что он за фрукт, и вот тогда мы сможем с ним разобраться. И лучше всего выйти на него через людей в блокноте.

– И вы думаете, что члены «Клоуторна» нам что-то расскажут? Серьезно?

– Пупсик, я умею вызывать на откровенность. Полностью развязываю людям язык за считаные минуты.

– Наверное, не стоит спрашивать о методах?

– Не, не стоит.

– Так и думала.

Бросаю на Клемента укоризненный взгляд, но он уже переключился на еду. Ненадолго, впрочем.

– Спасибо, пупсик, – бросает он, подавляя отрыжку. – Неплохая жрачка.

Я нахожу, что вполне удовлетворила свой отнюдь не зверский аппетит, и отставляю тарелку на журнальный столик.

– Ты закончила?

– Больше не хочу.

– Тогда ты не против?

– Э-э…

Поздно. Остается лишь молча взирать, как великан стремительно расправляется с моей сычуаньской лапшой. На вкус, однако, не обращать внимания он не может, поскольку блюдо едва ли не валит с ног своей остротой.

– Ёксель-моксель, – выдавливает наконец Клемент. – Немного островато.

– В следующий раз будете знать. И примите мои поздравления.

– По поводу?

– Вы единственный на земле человек в возрасте до пятидесяти лет, кто еще использует выражение «ёксель-моксель».

– Да все так говорят.

– Нет, Клемент, уже никто так не говорит.

Не дождавшись внятного ответа, достаю из сумочки причину своих нынешних бед – блокнот в потертой кожаной обложке.

– Думаю, пора переходить в наступление.

Перелистываю первые страницы, и мне становится очевидно, что подыскать кандидата на допрос Клемента будет не так-то просто. Раздосадованно констатирую:

– В нашем плане небольшой изъян.

– Что такое?

– На страницах только фамилии. Что совершенно ничего нам не дает, если только не попадется совсем уж необычная.

– Черт.

Клемент снова устраивается в кресле, я же продолжаю просматривать фамилии, зауряднее которых сложно даже представить: Грант, Уильямс, О’Коннор, Эванс, Паттерсон и Харрис. Далее ничем не лучше: Мидлтон, Тёрнер, Хокинс, Ланг, Уоттс, Сондерс и… Нитеркотт.

– О боже!

– Ну что еще?

– Нашла! – вскрикиваю я. – Нитеркотт.

– Вариант, пупсик. Как будто действительно редкая.

– Все еще даже лучше. В начале недели я брала интервью у девушки, которую зовут Стейси Нитеркотт.

Взгляд Клемента выражает полнейшее непонимание.

– Ты можешь знать ее как Стейси Стэнуэлл, из реалити-шоу «В эфире Челси».

Объяснение не помогает.

– Ладно, не суть. До интервью я тоже о ней не слыхала.

– Дело не в этом. Ты говоришь, она девушка, а в «Клоуторн» женщины не допускаются. По крайней мере, изначально такое правило существовало.

– Тогда к списку их преступлений добавим еще и оголтелую сексуальную дискриминацию. Но я не Стейси имела в виду.

– А кого?

– Ее отца, Лэнса Нитеркотта. Он был выдающимся театральным режиссером, открыл миру многих талантливых актеров. Роль в постановке Нитеркотта практически являлась залогом успешной карьеры.

– Как-то сомнительно, что в «Клоуторне» кому-то могло приспичить выступать на сцене.

– Верно, но им вполне могло захотеться пристроить на видную роль своего ребенка или жену, да хоть любовницу. Разумеется, подобную возможность можно и купить, но если попросить одноклубника об услуге…

– А, усек. Похоже, с этим чуваком Нитеркоттом и вправду стоит побазарить.

– Стоило бы, вот только он некоторое время назад покончил с собой.

Клемент закатывает глаза.

– Обычно, пупсик, покойники болтливостью не отличаются.

– Разумеется, но вдруг Стейси показалось что-то странным в поведении отца за несколько месяцев до его смерти? Поговорить с ней все равно будет не лишним, вы так не считаете?

– Ладно, даже если он вовсе и не мужик из блокнота, мы как будто ничего не теряем.

– Пока это единственная зацепка, – отзываюсь я и снова принимаюсь за блокнот. – Хотя осталось еще несколько десятков страниц.

Увы, на этих десятках страниц мне не попадается ни одного реалистичного кандидата для допроса.

Закрываю блокнот и убираю в сумочку.

– Что ж, одно имя – лучше, чем ничего.

– Начало положено.

– Именно, Клемент. Думаю, мы установили первого потенциального члена «Клоуторна».

– И ты знаешь, что это означает?

Еще как знаю. Точка невозврата пройдена. И это словно первый восхитительный глоточек за день для алкоголика. А моя слабость – «звоночек», опьяняющий почище любого спиртного напитка. И противиться ему я не в силах.