Текст книги "Из рода Свирх. Дикарка (СИ)"
Автор книги: Кирра Уайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Глава рода, одетый в три халата, символизирующие единство рождения, жизни и смерти, стоял в отдалении с горящим факелом в руках и ждал, пока Вееки завершит обход. Дрожащие блики огня и тени от деревьев чертили на его сурово-спокойном лице древние знаки.
Но вот целительница завершила обход и отошла к остальным селянам, которые окружали коады. В толпе раздавались приглушённые рыдания родственников умерших. Громко они своих уже оплакали, теперь же следовало покориться и утешиться тем, что души близких уходят в Небесный лес, где изобилие дичи, всегда лето, а трава мягкая, словно женский волос.
Коады зажгли одновременно в нескольких местах. Проложенное сухой травой дерево быстро занялось, и скоро на Площади пылали три высоких костра. С чёрным дымом к Небесному лесу потянулись души умерших. Селяне отступили на несколько шагов назад. Огонь выстроил преграду между нами и мёртвыми, теперь их души разговаривали со стражами Небесного леса, которые взвешивали на весах совершённые при жизни добрые и плохие поступки. Если чаша весов с добрыми перевешивала, душу пропускали в Небесный лес. Если оказывалось больше плохих либо они были такими тяжкими, что не имели прощения, душа становилась вечной скиталицей. Неприкаянная металась она между Земным и Небесным лесами. Летом её слёзы оседали по утрам на траве росой, зимой опутывали ветви деревьев пушистым инеем – и не было ей успокоения.
Я украдкой взглянула на Раалу, которая сидела на земле между коадами. Селяне отступили от неё как от прокажённой и Раала оказалась на пустой полосе – точно на Пожарище. Она сидела, подобрав под себя ноги и опустив голову так низко, что волосы полностью закрыли лицо. Когда пламя коад взметнулось вверх, Раала вздрогнула от жара и сделала порыв подняться. Мне даже показалось, что сейчас она взойдёт на коаду к своему отцу. Я бы на её месте так и сделала. Но Раала так и осталась сидеть на земле.
– Я найду тебя, Рейнар Деган! – прошептала я. – Найду и убью. Твоя горячая кровь будет стекать по моим рукам, и я умою ею лицо. Это будет мой самый счастливый день.
Внезапно над погребальными кострами возникло слабое голубоватое сияние. Оно разливалось словно зарево, поднимаясь всё выше, охватывая верхушки деревьев, а за ним, как за полупрозрачным занавесом, танцевали тени.
– Стражи приняли души людей рода Свирх, – торжественно произнёс Глава рода. – Они на пороге Небесного леса.
По толпе пронёсся вздох благоговения.
Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, я повернула голову и увидела брата Аристо. Он стоял чуть в стороне от всех, держа за руку Роома. Мальчик смотрел на сияние широко распахнутыми глазами, но на его лице не отражалось никаких чувств.
Встретившись со мной взглядом, брат Аристо чуть улыбнулся. Я почувствовала лёгкую дурноту и отвернулась.
Тем временем, Глава подошёл к Раале и встал рядом, возвышаясь будто утёс. Раала медленно подняла голову и остановила на нём помутневший взгляд.
– Раала, духи Леса решили твою судьбу, – провозгласил Глава. – В час, когда Красный Воллах Одо и Голубой Окхари встретятся на небесах и встанут в одну линию, ты примешь смерть от меча Маары.
Глава 12
Империя Дирош. Окраина города СухО.
Деган перешагнул через кучу гниющих яблок, которые лежали посреди дороги. Кто-то уже прошёл по ним, оставив след от сапога. Здешний народец не отличался чистоплотностью. Рождались в мусоре, жили и после смерти присоединялись ко всеобщему гниению.
– Умеешь ты, Имп, выбирать «душевные» местечки, – пробормотал Деган.
Определённо из всех мерзких городишек, где Имп прежде назначал встречи, этот было вершиной.
Деган усмехнулся случайно возникшему каламбуру: гостиница, где ждал его напарник, называлась «На вершине». Название было особенно примечательным из-за того, что в городе не наблюдалось никаких возвышенностей. Казалось, он лежит на огромной ладони. Не зря говорили, что его название происходит от древнего слова «сухей», что означало «рука просящая».
Из подворотни выпрыгнула и шмыгнула под ноги крупная серая тварюга. В последний момент шарахнулась от Дегана в сторону, зашипев и сверкнув фиолетовыми глазами. Свет болтавшегося в небе Угрюма посеребрил её свалявшуюся шерсть, сделав почти красоткой. Деган притопнул на тварюгу ногой, но она и без того уже исчезла в другой подворотне. Дегану внезапно вспомнилось, что лесовики называют ночное светило Голубым Окхари. Поэтично, не то что здесь – ночью Угрюм, днём Живун. Никакой романтики. Деган подавил вздох. Наедине с собой он мог признаться, что за неполный день, проведённый у лесовиков, влюбился в их закрытый, незатейливый мирок, где все просты и открыты. Ему было по-настоящему жаль, что он не родился и не вырос там, под сенью вековых, разумных деревьев. Наблюдая за селянами через открытую дверь лечебницы, Деган думал, что без сомнений поменял бы свою жизнь на жизнь одного из лесовиков. У них есть семья, им есть кого любить и защищать – а ему... Ему каждый раз оставались пустота да пакетик с голубыми кристаллами дегана. Если растолочь их в порошок и вдохнуть, то провалишься в прекрасное небытие. В честь этого порошка он когда-то и взял себе прозвище. Давно это было, очень давно, во времена, когда...
– Стоп, – сказал он себе. – Рановато я расслабился. Работа завершена, только когда получены теталы*, а они не получены.
Деган остановился посреди дороги, поставил на землю пухлый саквояж из хорошей кожи и, оглядевшись по сторонам – не видит ли кто – встряхнулся словно крупный пёс. Мысли встали в правильном порядке. Так-то лучше. Деган достал из саквояжа сложенную вчетверо карту и камень-светляк. Подсветив себе, проверил, не потерялся ли в хаосе улиц Сухо. Попутно с неудовольствием отметил, что сила камушка подходит к концу. Эти, из новой партии оказались гораздо слабее прежних, их хватало на одну – две ночи, после чего приходилось сдавать для подпитки. Деган подозревал, что причина не в плохом месторождении, как оправдывались продавцы камней, а в том, что камни продают по третьему, а то и четвёртому кругу, они давно отработали своё. Словно подтверждая его мысли, камушек мигнул и совсем потух.
– Ну же, малыш, только не сейчас, – пробормотал Деган. – Дай мне ещё раз рассмотреть карту этой жопы мира.
Свет Угрюма был недостаточно сильным, чтобы прочитать названия улиц. Деган поднёс карту ближе к глазам и постучал камнем о колено. Камень от изумления вспыхнул зелёным, после чего потух окончательно. Однако Деган успел выхватить взглядом название «улица Благочестия». Гостиница «На вершине» располагалась как раз там.
В конце улицы раздался стук колотушки сторожа. На пути Дегана это был уже четвёртый обход.
«Видят боги, сей паршивый городишка – самый охраняемый в империи Дирош, – хмыкнул про себя Деган. – Я даже в Будре столько сторожей не встречал. Но как раз этот сейчас весьма кстати».
Он вновь сложил карту вчетверо, убрал за пазуху и стал ждать приближение сторожа. Наконец, тот подошёл. Это был мужчина лет пятидесяти с бледным лицом, кожу на котором точно стянули вниз, отчего нижние веки опустились, открывая белки глазных яблок. Высокий, в большом плаще до пят, делавший его в два раза себя шире, он казался ходячей будкой с лампой. Сторож взмахнул колотушкой – продолговатой дощечкой с привязанным за тесёмку деревянным шариком. Раздался стук.
– Стой, кто идёт! – крикнул он и поднял лампу выше, стараясь рассмотреть встречного.
В свете фонаря на плаще Дегана вспыхнул знак дома Сингай – две змеи, переплетённые вокруг шара. Сторож смущённо кашлянул и проронил:
– Доброй ночи, господин.
– У вас тут и добрые имеются? – с насмешкой спросил Деган.
Сторож как-то жалостливо улыбнулся, будто боялся, что его начнут бить. Не затягивая паузу, Деган сказал:
– Подскажи-ка братец, как мне попасть на улицу Благочестия?
Сторож моргнул и посмотрел ему за спину, словно надеялся увидеть там коня – в самом деле, как это благородный господин и пеший? Не найдя коня, сторож произнёс:
– Улицу Благочестия? Дык вы на ней, господин.
– Отлично, – Деган широко улыбнулся. – А далеко ли мне до гостиницы «На вершине?»
– Так эдоть, – сторож заволновался, радуясь возможности угодить человеку из Великого дома, у которого уж точно должны были цераты*. Глядишь, пару подбросит. – Налево идите. Как улица закончится, там и гостиница будет.
Он махнул рукой, в которой держал колотушку. Колотушка от взмаха глухо стукнула.
– Спасибо, – поблагодарил Деган, доставая из кармана холщовый мешочек с монетами.
Сторож облизнулся, точно собака в ожидании кости. Затем спрятал колотушку под свой необъятный плащ и протянул освободившуюся руку. Деган насыпал в неё горсть монет.
– Спасибо, господин! – воскликнул сторож, не ожидавший такой щедрости. – Позвольте, я вас провожу.
– Не надо, тебе ещё улицы обходить дозором.
– Что верно, то верно, господин. Как птица принесла весть об убийстве судьи, так нас эдоть, всех на ноги подняли.
Деган метнул на него острый взгляд, радуясь, что темнота скрыла выражение глаз. Итак, весть об убийстве Зойдака долетела уже и до этого клоповника. Он представил, что творится сейчас в Тарганен. Империя гудит, как потревоженный улей: кто-то притворно плачет за убитым; другие, не таясь, злорадствуют. Этот засранец многим успел в жизни напакостить. Шутка ли, Имп принял на него заказ ещё две зимы назад, да ещё и сразу от трёх клиентов, но до сих пор Дегану не удавалось подобраться: всегда окружённый охраной, параноидально трусливый, Зойдак не давал возможности застать себя врасплох. Вернее, почти не давал.
Деган дорого отдал бы за то, чтобы узнать, что такого важного обсуждалось у лесовичков, что судья махнул туда инкогнито и почти без охраны. Конечно, с ним был Старший брат Ордена Зиккур и это должно было дать гарантии защиты. Однако, Деган лучше других знал, что не дало.
Определённо, он не пожалеет теталов, если появится возможность узнать, что такого исключительно важного обсуждалось в волшебном лесочке. Заплатит информатору столько, что его карманы провиснут до земли. Но – это потом. А сейчас надо встретиться с Импом.
– А сколько у нас простого люда мрёт, никого не трогает! – вклинился в его размышления сторож. – Вона дочь мельника удавили и в реку скинули, так до сих пор и не нашли душегуба! Ещё и Ленты детства взял с неё на память.
Ленты детства по традиции входили в праздничный наряд девочек до двенадцати лет. Значит, бедняжку ещё и с праздника похитили.
– Никто даже не чешется, Пожарище их возьми! – в сердцах воскликнул сторож, но тут же испугался, что ведёт себя слишком дерзко и замолчал.
– Давно с девчушкой вашей так? – спросил Деган.
– В начале весны, а теперь считай лето на убыль пошло, – ответил сторож и посмотрел на него с надеждой.
«А вдруг господин из столицы важная шишка и пришлёт кого разобраться?» – без труда прочиталось на его лице.
На то, чтобы кого-то прислать, у Дегана полномочий не было. Но он на миг представил, как придёт к Карлу и попросит того замолвить перед дядюшкой, начальником ведомства стражи, словечко об убитой девочке из Сухо. Карл, даром, что числится в друзьях, посмотрит на него, как на сумасшедшего.
– Империя и без того перенаселена, – скажет он. – Если она была твоей любовницей, я пришлю для утешения дюжину таких же, а то и лучше.
Сторож понял его запинку, как надо, тяжело вздохнул и, сунув цераты под плащ, вновь достал колотушку. Говорить им больше было не о чем. Кивнув сторожу, Деган пошёл к гостинице.
«Зачем я спросил его про убийство девочки? – с раздражением подумал Деган, шагая по скользким от грязи и неплотно подогнанным друг к другу камням мостовой. – Какое мне до неё дело? Всё от привычки собирать информацию на случай, вдруг пригодится».
Но в душе он знал, что причина в другом: совершенно наивном желании не только мутить воду жизни, но и оставить на ней добрый след. А ещё из памяти не уходила Раала – девушка, которая пошла ради него против своего рода и традиций. Она напоминала Дегану приручённого зверя: то, как молча и внимательно смотрела в глаза, доверчиво засыпала на его груди, разметав по постели золото волос. Справедливости ради, Деган звал Раалу с собой – правда при этом от всей души надеясь, что она откажется. Он одиночка, ему не нужна такая обуза. Если бы Раала согласилась, он оставил бы её в первой попавшейся гостинице. Но она отказалась уходить. Плакала, смотрела с тоской, но отказалась. Сказала, что должна остаться в селении, если убежит сейчас, то все поймут, что она с ним заодно. Тогда её семья будет опозорена, а она любит родителей. Деган утешил её тем, что будет ждать в «Приюте роз». Но, само собой, и в мыслях не собирался туда приходить.
Всё испортил тот вертлявый пацанёнок. Он держал под надзором и дверь, и крышу. Деган попросил Раалу как-то отвлечь его, она прочитала заклинание, и пацанёнок вдруг сам себе свернул шею. Даже Дегану стало не по себе, хотя он в жизни повидал немало зверств. У Раалы же началась истерика. Девушка буквально билась головой об пол и вопила: «Что я наделала?! Я убила его! Убила!» Дегану пришлось зажать ей рот – иначе на её вопли сбежались бы все лесовики.
Сжав её голову в ладонях и глядя в глаза, Деган несколько раз внятно произнёс:
– Запомни, ты здесь ни при чём. Мальчика убил я. Поняла?
Она тупо смотрела ему в лицо, по щекам лились слёзы.
Деган знал, что если попадётся лесовикам, будет уже неважно, убивал он пацанёнка или нет. Его в любом случае взгреют по полной. Так зачем примешивать к этому девушку?
– Повторяй за мной. Мальчика убил Рейнар, – он прижался любом к её лбу.
Раалу сотрясала крупная дрожь.
– Ну?! – рявкнул Деган. – Повтори!
– Мальчика убил Рейнар, – сказала она одними губами, словно механическая кукла.
– Молодец, – Деган поцеловал её в лоб и отпустил. – Я оттащу его в кусты, чтобы не бросался в глаза.
...
Подскользнувшись на брошенной под ноги склизкой кожуре, Деган тихо выругался. Ему не нравилось, что проклятый лесочек и его жители так крепко засели в мыслях. Очень не нравилось.
– Работа выполнена, – шепнул он себе. – Сейчас получу свою долю и поеду туда, где много красивых женщин. Их губы солоны от тахо***, а по крутым обнаженным бёдрам стекают соки желания. Империя Гайли точно для этого подойдёт.
Губы помимо воли скривились в усмешке: империя размером с ладонь. Вспомнились рассказы о том, что некогда в Сивоне были две крупных империи, объединявшие многие народы. Потом небольшой горный народец Тарганен создал своих зловещих смертоносных птиц и перевернул мир. Теперь каждый клочок земли, не тронутой Пожарищем, желал называться империей. Взять хотя бы Дирош: помойка-помойкой, а с претензиями. В его северной части находился крупнейший карьер по добыче камушков, один из которых сегодня отказался осветить карту. Поэтому империя привлекала толпы алчных негодяев, мечтавших сколотить состояние или просто ограбить какого-нибудь лопуха-искателя, наслушавшегося историй про сказочный край Дерош, где любой может стать богачём.
Именно таким лопушком Деган и решил прикинуться для конспирации: чудаком и недотёпой, которого любая муха обидит. Такому бы сидеть дома в кресле качалке у мирно догорающего камина, но сумасшедшая звезда Дороги ведёт его из города в город, пока забавница Смерть не поставит подножку, и он не упадёт на полпути.
Сняв плащ со знаком великого дома Сингай, Деган убрал его в двойное дно саквояжа, а взамен выудил старую накидку с обтрепавшимся до бахромы капюшоном. Оттуда же появилась изрядно помятая, давно потерявшую форму шляпу. Когда Деган водрузил её на голову, широкие поля повисли над лицом словно абажур. Штаны и сапоги были заляпаны грязью настолько, что в них невозможно опознать дорогую ткань и хорошую кожу.
Именно поэтому Деган не приехал в Сухо верхом. У человека, каким он явится в гостиницу, коня быть не может.
Последнему изменению подвергся саквояж. Деган снял чехол, и дорожный спутник состоятельного человека превратился в сумку, сшитую из матушкиного ковра. Притом ковёр некогда действительно лежал на полу в комнате, где матушка Дегана любила заниматься рукоделием. На ковре изображалась битва: благородные рыцари на толстозадых лошадях теснили к быстрой горной реке жалких врагов. Деган помнил, как в детстве расставлял на ковре солдатиков и устраивал яростные побоища во имя дамы сердца – мамы, которая сидела неподалёку в резном кресле и её красивые белые руки порхали над пяльцами, вышивая цветы. Сейчас на ковре, из которого сшита сумка, было сложно разобрать какой-либо рисунок и только память Дегана сохранила виды побоища, блеск на латах благородных рыцарей и страх на бледных лицах побеждённых.
...
К тому времени, как Деган вышел к гостинице, поднялся ветер. В лицо полетели пыль и мелкий мусор, на соседней улице заскрипела ставня. Придерживая на голове шляпу, Деган поднял голову и осмотрел гостиницу. Под конец дорога пошла немного в гору, из-за чего гостиница возвышалась над соседними домами, чем таки оправдывала своё название. Деган взглянул на тёмные окна верхнего этажа, за одним из которых его должен ждать Имп. Они были знакомы много лет и славно куролесили, но однажды попали в засаду. Уйти удалось, однако Импа серьёзно ранили. Деган довёз его полуживым до городишки вроде Сохо, где было не достать даже чистой воды и единственным достоинством было то, что туда ещё не долетела весть о преступлении. Если откровенно, он вообще не должен был тащить с собой напарника. Они так условились заранее – если от кого удача отвернётся, и он словит стрелу или клинок, оставить без сантиментов. В их работе важна практичность. Вот только Деган не смог бросить напарника, хотя Имп, пока был в сознании, и хрипел: «Уходи сам! Со мной покончено».
Сняв комнату в дрянной, кишащей насекомыми гостинице, Деган сам, как умел, обработал крепкой выпивкой рану, зашил и был уверен, что напарник не выкарабкается. Слишком уж долго Деган вёз-трёс его по бездорожью, слишком уж много крови Имп потерял. К целителям и магам Деган не обращался – сдадут. Вместо этого, щедро заплатив хозяину гостиницы за молчание, поехал в Онгею*. На окраине стояли два каменных изваяния, оставшиеся от первых людей: богини Вера и Надежда. Подобно многим, Деган зажёг свечу, поставил её в розетку у ног Веры, и несколько раз обошёл статуи, задрав голову и всматриваясь в вырезанные на древнем камне лики богинь. Ветра и дожди сильно повредили их, сделав неразличимыми черты. На лицах угадывались только носы да впадины глаз. Зато выделялись могучие груди, длинные ноги-столбы и раздутые животы, словно каждая богиня была беременна.
Неизвестно, услышали ли богини его мольбу, или Имп оказался слишком живуч, да только переборол напарник горячку. Только на дело с тех пор сам стал не ходок. Быстро задыхался, сворачивался улиткой вокруг застарелого шрама. Поэтому с тех пор он стал заправлять переговорами с клиентами. Сам Деган клиентов не видел, не видели и они его. Вместе с Импом они продумывали детали и ходы отступления, но работу Деган выполнял в одиночку.
...
Стоило подойти к гостинице, из конюшни, послышалось тихое ржание. Деган узнал голос лошадки Импа – умная животина признала его по шагам. Там же должна ждать и лошадь для Дегана. Мысленно послав животинкам привет, он взял саквояж подмышку так, словно у того оторвалась ручка. Неудобно, зато образ дополняет. При входе он специально стукнулся о притолоку макушкой. Охнул, поправил шляпу, пожал плечами, будто удивлялся сам себе: надо же, какой я неловкий и, наконец, вошёл.
В гостинице воняло трупами. Конкретно так воняло. Махнув головой так, что поля шляпы вскинулись и вновь опустились, Деган окинул взглядом грязный вестибюль, стойку хозяина напротив двери и длинную накрытую потёртым ковром лавку для постояльцев, жаждущих заселиться в эту клоаку. На данный момент жаждущих не было. Кроме облокотившегося на стойку небритого детины лет тридцати в засаленной тужурке, в вестибюле вообще не было ни души. Деган подумал, что скорее всего, трупную вонь издают подходившие близко к земле воды, но складывалось ощущение, будто хозяин гостиницы спрятал в подполе расчленёнными жену и её любовника.
«Да уж, Имп, умеешь ты находить душевные местечки! – уже второй раз за вечер мысленно воскликнул Деган. – Готов поспорить, кроме тебя здесь других постояльцев нет».
Тем временем, хозяин гостиницы, (а детина в тужурке наверняка он и есть), сверлил вошедшего тяжёлым взглядом.
– Чего хотел, любезный? – спросил он простуженным голосом.
Деган охнул, словно только что его увидел, неуклюжей походкой подошёл к стойке. Под ногами заскрипел песок, отрывисто скрипнула половица, точно под полом вскрикнул кто-то недобитый и недорасчленённый. Встав так, что тень от шляпы закрывала почти всё лицо, Деган задержался взглядом на правой руке хозяина. Между большим и указательным пальцами была набита татуировка: голая женщина с распущенными волосами. Когда детина соединял пальцы, она наклонялась, выпячивая зад, когда разводил – выпрямлялась. Насколько Деган знал, такие татуировки любили набивать себе каторжники. Они в шутку называли их: моя краля всегда меня ждёт.
Наверняка у этого малого была припасена дюжина разных историй об усыпанном доблестями пути из каторжников в хозяева гостиниц. Но это всё чушь для наивных девушек. С каторги отпускают стукачей и крыс, чтобы, получив свободу, они продолжали работать на охранку, докладывая о подозрительных личностях. Не зря городишка стоял на границе империи и буквально кишел приезжими-проезжими.
– Мне бы комнату, – промямлил Деган.
– Можно и комнату, – лениво растягивая слова сказал хозяин, глядя на Дегана, как на раздавленное насекомое. – Цераты есть?
Женщина на татуировке вильнула задом. Казалось, они с детиной работают в паре.
– Д-да, – Деган торопливо порылся в кармане, достал тощий мешочек с цератами, стал торопливо развязывать его, но зажатый под мышкой саквояж мешал, и мешочек выпал из рук. Монеты раскатились по полу, несколько провалились в щели между досками. Деган и хозяин одновременно проводили их взглядами: первый сокрушённо, второй с презрением и насмешкой. Не выпуская саквояж из объятий, Деган присел на корточки и стал собирать цераты быстрыми, суетливыми движениями.
____
* Цераты – мелкие монеты, считаются основным денежным выражением мира Сивон.
**Тахо – алкогольный напиток.
**** Теталы – крупные монеты.
**** Онгеа. Часть света, где находится Орден братства Зиккур.
