Текст книги "Пасьянс на красной масти"

Автор книги: Кирилл Шелестов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Не в силах выдерживать дальше взгляда Храповицкого, она уперла локти в колени и, наклонившись, спрятала в ладони лицо. Рыжие волосы рассыпались по плечам и рукам. Вся ее поза выражала отчаяние и упрямство.

– Что делать будем? – растерянно обернулся к Храповицкому Плохиш.

– Пусть берет сливки и возвращается! – невозмутимо ответил Храповицкий, ничуть не тронутый ее рассказом. – Разве есть другие варианты?

– Где я возьму эти сливки! – глухо выкрикнула она, не отрывая ладоней.

Плохиш почесал затылок. Было заметно, что он симпатизирует девушке.

– Вов, давай так поступим, – примирительно заговорил он. – Она останется со мной. Не возражаешь? А к Васе мы пошлем другую. Мало ли у нас этого добра! Слышь, ты это, – обратился он к Лене, все еще отчужденно сидевшей на диване. – Иди найди пару телок посимпатичней и пошли их наверх. Скажи только, пускай сначала зайдут на кухню и меда там возьмут. Медом будут его мазать! У меня тут меда немерено, – по-хозяйски пояснил он. – Мои пацаны местный рынок прикрутили, деревенский. А откуда в деревне покупатели! Денег-то нет ни у кого. Ну и забирают у барыг чем попало! Мед он тоже пригодится. Зимой. Пацаны простывают же на «стрелках».

– У меня там одежда наверху осталась, – скороговоркой сказала Лена, поднимаясь.

– Да черт с ней, с одеждой! – взвился Плохиш. – Завтра заберем!

Она бросила косой взгляд на Храповицкого и поспешно выскочила в зал, боясь, что Плохиш передумает. Храповицкий молчал, неодобрительно хмурясь.

– Да ладно тебе, Володь, – принялся уговаривать Плохиш. – Зачем на них давить! А то ездить перестанут.

– Они же не по любви ездят, а за деньги, – возразил Храповицкий, пожимая плечами. – Может, ты им платишь мало?

Вопрос прозвучал довольно резко. Плохиш заерзал.

– Нормально плачу, – неуверенно пробормотал он.– Их распускать тоже ни к чему. Кстати, Володь, ты мне только контингент не порти, а? – В его голосе зазвучала тревога. – Я имею в виду, много денег не давайте. А то вы там у себя привыкли. Долларов сто за ночь, и хватит! Разбалуются.

– Ну и жмот же ты! – усмехнулся Храповицкий, получив подтверждение своим подозрениям. – Уличные больше получают!

– Да перестань выдумывать! – оправдывался Плохиш. – Дело же не в деньгах! Сколько вон их по городу! Их ведь еще кормят, поят. Обращаются с ними по-человечески. К тому же мы не проституток привозим. Ты смотри, им такое не скажи! Слезы, знаешь, какие будут!

В этом Плохиш был прав. Я не помнил, чтобы кто-нибудь из девушек, приезжавших за деньги на наши вечеринки, считал себя проституткой.

– Сами-то возьмете кого-нибудь? – заботливо спросил Плохиш, переводя разговор и желая замять возникшую неловкость. – Не зря же их отбирали!

Храповицкий подумал. По его лицу было видно, что он еще не отошел оттого, что Плохиш заступился за девушку, осмелившуюся ему противоречить.

– Нет, наверное, – наконец лениво решил Храповицкий. – К кому-нибудь из своих поеду.

– Что, не понравились? – переживал Плохиш. Он явно уже был не рад, что вмешался.

– Да нет, нормально все, – смилостивившись, утешил его Храповицкий. – Просто у меня график. Последние дни догуливаю! Скоро семья приедет.

Девушек, подобных сегодняшним, он действительно брал редко, и только когда сильно напивался.

6

После его отъезда Сырцов тоже засобирался домой.

– Я бы остался, да жена скандалить будет, – пояснил он. – Она у меня ревнивая.

Ко мне вновь подсел Виктор. За последний час он, видимо, дозрел до какого-то решения в отношении меня.

– Поехали куда-нибудь, побезобразничаем! – предложил он. Он был в том градусе опьянения, который был ему необходим для его наиболее злых и наглых выходок. Наверное, благоразумнее было бы уклониться, но меня разбирало любопытство.

– Поехали, – согласился я беспечно. – Здесь мы уже все видели!

– Плохиш! – крикнул через стол Виктор. – Мы девчонок заберем, штук шесть-восемь? Не возражаешь?

– Берите хоть всех! – Плохиш широким жестом разбросал руки в стороны. – Для друзей последнее отдам!

Виктор кивнул Юле, которая давно суетилась между подружками, о чем-то с ними таинственно перешептываясь. Поручение, данное ей вскользь Виктором, добавляло ей значимости в глазах остальных девиц, и она важничала.

– Пошли скорее, девчонки! – зашипела на них Юля. Отобранный ею по своему усмотрению контингент из нескольких девушек торопливо похватал сумки и, оправляя на ходу одежду, засеменил к выходу.

– Николаша, поедешь с нами куролесить? – предложил Виктор младшему Лисецкому. – Разомнемся чуток!

Николаша, который еще не знал опасности кутежей, затеянных Виктором, с готовностью вскочил и, пошатываясь, закосолапил следом. Все происходящее было ему внове, и он боялся хоть что-нибудь упустить.

– Пахом Пахомыча нужно прихватить! – вспомнил Виктор, когда мы уже выходили. – Куда ж мы без него?!

Он поманил пальцем охранников.

– Вытащите из-за стола Пахом Пахомыча, – приказал он. – И сажайте в свою машину. Только не надо его одевать. Пусть так едет.

Мы с Виктором расположились на заднем сиденье его довольно неудобного громоздкого «Хаммера». В отличие от Храповицкого, предпочитавшего элегантные автомобили со сглаженными формами, Виктор, подчеркивая свою любовь ко всему грубому и угловатому, ездил на огромных тряских машинах. Однажды он даже купил по пьянке в какой-то воинской части списанный за ненадобностью бронетранспортер. Но прокатиться на нем по улицам города у Виктора так и не получилось. Некоторое время бронетранспортер красовался перед входом в наше вооруженное агентство, потом нам позвонили из милиции, попросив не пугать граждан, и древнюю военную машину куда-то отогнали.

Николаша сел в мой «БМВ» рядом с Гошей. Девушек набили в машины охраны. Туда же погрузили и сонного Пахом Пахомыча.

– Как ты думаешь, а у Плохиша в номерах видеокамеры есть? – поинтересовался Виктор, когда мы тронулись.

– Может, и нет при его скупости, – ответил я. – Да девчонки, похоже, и так ему все рассказывают.

– Вот дурак! – даже крякнул Виктор. – Я бы установил! Обязательно! Разве можно такую возможность упускать!

– Компромат собираешь?

– Ага! – кивнул он с удовольствием, нисколько не смущаясь. – Обожаю подглядывать! Страх люблю чужие тайны! Может, это у меня еще с тех времен осталось, когда я мясо рубил, а? Тогда все из-под полы продавали, а прилавки пустыми были. Вот я и привык, что самое главное люди прячут. Ведь на публике все притворяются. Ваньку ломают. И Храповицкий, и ты, и я, и губернатор, – все! А когда дома за собой дверь закроем, Боже мой! Что вытворяем! Ну, как подменили нас! Куда что подевалось? Откуда что взялось? Возьми, к примеру, того же Васю. Послушать его, ну прямо сексуальный разбойник! Все массажные салоны знает, телефоны шлюх в записную книжку не помещаются. Вахтеры наши от него под лестницу прячутся, чтобы, походя, не изнасиловал. А две Васины жены Васю на побегушках держат. Крутят им как хотят. Он и пикнуть не смеет. Как?! Почему?! Разве такого жеребца в стойле удержишь?

Виктор бросил на меня хитрый взгляд, словно задал мне неразрешимую головоломку. Но я нарочно молчал. Не дождавшись моего ответа, он не выдержал.

– Да потому что он в постели полный ноль! – торжествующе объявил Виктор. – Легче вагон разгрузить, чем его растормошить. Вот он и пытается изобразить из себя записного бабника! Понимаешь, о чем я говорю? Так всегда бывает! Да это не только с женщинами. Это во всем! Чем больше показухи, тем меньше настоящего. И сильнее всего люди боятся, что об их слабости кто-то догадается!

Было очевидно, что знание Васиного секрета наполняло Виктора неизъяснимым чувством презрения к своему партнеру.

– Слишком прямолинейное объяснение, – небрежно ответил я, чтобы его позлить.

– А вот и нет! – усмехнулся Виктор, ничуть не задетый. Он чувствовал себя в своей колее и не давал себя сбить. – Или, допустим, Пахом Пахомыч! Врет нам, что разводится с женой и оставляет ей квартиру. Чтобы мы его, значит, пожалели и сквозь пальцы смотрели на то, как он ворует. А супружеский, так сказать, долг, считай, каждую ночь исполняет! Топчет свою дражайшую половину. И еще рычит при этом так, что дети у соседей плачут! – Виктор обернулся и погрозил пальцем в сторону другой машины, в которой ехал Пахом Пахомыч. – Ух, какой безобразник! И финансами, кстати, она у него распоряжается! Телка у него, правда, тоже есть, постоянная. Как же такой орел без постоянной телки? Но с ней он не откровенничает. И жмется, подлец. Денег ей мало дает. Год уже к ней ныряет, а до сих пор даже машины не купил. Интересно?

– Как-то не очень прилично, – признался я.

– Конечно, неприлично! – убежденно заявил Виктор. – А что вообще прилично? Воровать? Врать? Гаремы заводить? Только мы почему-то это каждый день делаем и нормальным считаем! И ты, и я! А подсматривать, значит, тебе не прилично! Зачем же ты тогда в душу к людям лезешь? Ты ведь у нас на этом специализируешься, правда? Только у тебя свои методы, а у меня свои. А ты, кстати, знаешь, что Пахомыч тебя ненавидит?

– Меня? – удивился я. – За что же? Я же, кажется, единственный, кто регулярно пытается за него заступиться.

– А вот за это и ненавидит! – поучительно заметил Виктор. – И правильно делает! А ты не лезь! Если бы ты не заступался, то все это, глядишь, за дружескую шутку бы сошло. Атак получается унижение. И кого прикажешь ему за это винить? Нас, что ли, с Храповицким? Так мы же его начальники! А ты – нет! Свидетель его позора.

– Да ты, может быть, все выдумываешь? – высказал я вдруг мелькнувшую догадку. – Провоцируешь, как обычно?

Виктор ничуть не обиделся.

– Может, и выдумываю, – лукаво согласился он. – А может, и нет. Ты сам попробуй. Хотя бы разок. Сам потом будешь бегать, дырки в спальнях друзей сверлить!

– Значит, это все-таки ты у меня тогда прослушку установил! – утвердительно произнес я, вспомнив инцидент годовой давности. В свое время, когда я притащил на работу обнаруженные в своем доме «жучки», он возмущался вместе с другими и валил все на ментов и конкурентов.

На сей раз он не стал отпираться.

– Ну да! – отозвался он с радостным бесстыдством. – Кто же еще! Кому ты, дорогой друг, нужен, кроме меня?! – В приливе самодовольства он даже легонько потрепал меня по руке. – Но ты меня, кстати, разочаровал! Совсем разочаровал, – протянул он с деланным укором, качая головой. – Не ожидал я от творческого человека такой преснятины. Я-то думал, ты вон какой! А ты – вон какой! Никакой фантазии в постели! – Он театрально вздохнул, скорбя об отсутствии во мне должной изобретательности. – Позор твоей профессии! Надо тебе кассет порнографических, что ли, подогнать? Хоть поучишься на досуге.

– А ты ожидал, что я мальчиков вожу и составляю заговоры по свержению начальства? – осведомился я с невольным раздражением. – Что ж, извини. В следующий раз предупреди, когда решишь подсматривать, я уж для тебя постараюсь!

Видя мою реакцию, он отрывисто засмеялся.

– Да ладно, с кем не бывает! – великодушно обнял он меня. Я инстинктивно отстранился, и он хохотнул, чрезвычайно довольный, что сумел меня уязвить. – И даже не пробуй меня поразить! Сам подумай, что ты можешь показать мне такого, чего бы я еще не видел?

– Ты, кажется, полагаешь, что уже все на свете видел? – осведомился я с нескрываемым сарказмом.

– Про людей? – переспросил он небрежно. – Про людей, да! Все видел! Ну, то есть, все абсолютно!

Он посерьезнел и прибавил:

– И ты даже вообразить не можешь, насколько это скучно!

Он скривился и сделал распространенный жест, как будто его тошнило. И опять в его тоне мне послышалась прежняя больная и тоскливая интонация, как совсем недавно в кемпинге. – А знаешь, кто самый опасный человек в нашей конторе? – неожиданно проговорил он. – Сроду не догадаешься! Сырцов!

Я вновь не сумел скрыть изумления.

– Шутишь? – недоверчиво посмотрел на него я. – Он же тихоня!

– В том-то вся и штука! – закивал Виктор с загадочным выражением лица. – Постоянной любовницы у него нет. Жене он ничего не рассказывает. И плетет ей небылицы о том, что денег зарабатывает мало. Хотя он у нас получает столько, сколько тебе и не снилось! На что, спрашивается, копит? И куда девает?

– На что же? – осведомился я с преувеличенной заинтересованностью, делая вид, что не заметил шпильки по поводу разницы в зарплате.

– Выясню! – пообещал Виктор и хлопнул себя по колену ладонью. – Непременно! Должна же быть какая-то отдушина у человека! Не может же он все в себе носить и от всех таиться! Где-нибудь обязательно сорвется!

Он некоторое время помолчал, жуя губами, что-то обдумывая. Потом выражение его лица переменилось. Он повернулся ко мне и посмотрел на меня особенным взглядом, словно все, сказанное им до этого, было лишь пустяками, прелюдией к чему-то главному и потрясающему, чем он собирался поразить меня сейчас.

– А Вовкину тайну хочешь знать? – выдохнул он, заговорщицки понижая голос. – Храповицкого-то? Хочешь? Признайся! Ведь до смерти охота!

Он издевательски подмигнул.

– Нет, – поспешно ответил я, не задумываясь. – Не хочу.

– Почему же не хочешь? – недоверчиво поднял брови Виктор. – Не верю. Врешь! Ведь это же как здорово, выведать тайну начальника! Его главную слабость! Да после этого он в твоих руках, со всеми потрохами.

– Нет! – повторил я твердо. Мне почему-то стало ужасно неприятно, как будто меня принуждали к чему-то постыдному. – Я не роюсь в грязном белье. Тем более, если речь идет о близких людях.

– А я вот роюсь! – воскликнул Виктор упрямо. – И ты роешься, хоть и отпираешься! Не притворяйся передо мной. Мы с тобой слишком похожи для этого. Я тебя насквозь вижу!

Он не сводил с меня испытующего взгляда своих помутневших глаз.

– Надеешься, что я тебе сам выболтаю? – насмешливо настаивал он. – А ты и капитал приобретешь, и невинность сохранишь? Думаешь, самый хитрый?

Я подался вперед и похлопал по плечу его водителя.

– Останови! – потребовал я. – Мне пора выходить!

– Езжай! – рявкнул Виктор. Он сделал над собой усилие и растянул губы в недоброй улыбке. – Вот и еще одну твою тайну я узнал. Опять ты себя выдал! Как все-таки с тобой просто! Боишься, значит, правды! Трусишь! Екает в тебе сердишко. Не такой, выходит, ты смелый, как хочешь казаться!

Он удовлетворенно откинулся на сиденье, запрокинул голову и вытянул ноги.

– Ну а как насчет моего личного секрета? – осведомился он. – Любопытно? Я же тебе не близкий человек! Враг, можно сказать. Секрет врага дорого стоит. Ох как дорого!

Весь этот разговор уже давно раздражал меня. Я поневоле втягивался в его игру. Пора было положить этому конец.

– А твой секрет я и так знаю! – возразил я как можно равнодушнее.

– Да ну? – ухмыльнулся Виктор. – И в чем же он состоит, скажи на милость?

Он явно не верил мне. Я еще несколько секунд потянул, давая ему потомиться.

– Ты, Виктор, какой-то надорванный человек, – заговорил я, стараясь выбрать доброжелательный тон. – Тебя почему-то совесть мучает. Как будто ты что-то гадкое совершил в жизни и простить себе не можешь. И тебе страшно важно вновь и ^новь убеждаться, что все остальные не заслуживают твоего уважения. Что они мельче и подлее. Как будто чужой грех прибавляет тебе святости. Но в проницательности тебе не откажешь. Иное дело, что она у тебя особого рода. Злая какая-то. Ты чужие слабости очень легко угадываешь. Только тут ты сильно заблуждаешься.

– И в чем же я заблуждаюсь? – скосил на меня глаза Виктор.

– Да очень просто, – продолжал я. – Ты вот считаешь, что если подсмотрел чей-то порок, то уже все понял про человека. А ты понял лишь одну его сторону. Всего лишь одну черту. Может статься, не самую важную. Сути она не исчерпывает, но тебя это уже не интересует. Знаешь, кто чаще всех ошибается в людях? Следователи и судьи. Потому что им все врут. И они уверены, что все люди – лжецы. Но это же не значит, что люди только и делают, что врут! Когда они выходят из кабинетов следователей, то очень часто говорят правду. Или, скажем, кто-то дал слабину с женщиной. Ты уже готов считать его слабаком! А он всего лишь дал слабину с женщиной.

Не больше. И кстати, я тебе вовсе не враг, – прибавил я, улыбнувшись. – Это слишком сильно сказано. Скорее, я стараюсь держаться от тебя подальше. Что тебя, кстати, особенно бесит. Ты бы хотел, чтоб я тебя любил. Или, по крайней мере, ненавидел. Равнодушие тебе непереносимо.

– Я тоже к тебе безразличен, – проговорил он, зевая. Я даже прыснул, до того ненатурально он выглядел в

эту минуту. Он понял, что его притворство не удалось, и тоже улыбнулся.

– Ну, не люблю я тебя, – признал он с каким-то даже добродушием. – Ужасно не люблю. Можно сказать, не выношу. Видишь, я честнее тебя! – похвалился он. – Ну что, тебе полегчало?

– Да нет! – откликнулся я. – Я расстроился. Я надеялся, что мы поженимся.

– А ты знаешь, почему не люблю? – допытывался он.

– Конечно, – отозвался я легко.

– Почему? – требовательно спросил Виктор.

Я видел, что он заводится. Теперь преимущество переходило на мою сторону. Мне нравилось его дразнить. В этом смысле мы с ним действительно были похожи. Я закинул ногу на ногу, посмотрел в окно и закурил, не спрашивая его разрешения.

– А почему тебе важно сейчас поговорить со мной? – ответил я вопросом на вопрос. – Не с Васей, не с Храповицким? А со мной? И именно сегодня! Вчера же тебя не тянуло на откровенность.

– Почему? – повторил он, раздражаясь.

– Потому что во мне есть то, чего ты не можешь купить за все свои деньги. И ты от этого бесишься. Ты богатый человек, мой начальник, а никак не можешь испытать чувства превосходства, столь тебе необходимого. А этими выборами я как будто у тебя победу украл! Ты уже готовился меня размазывать. Вчера, не вытерпел, позвонил, чушь порол по телефону. Как мальчишка! Ты так жаждал моего унижения! И вдруг опять провал! Обидно! Поэтому тебе до смерти важно сейчас доказать мне, что ты изнутри лучше, чем я. Тоньше. Что ты плачешь над стихами, одиноко гуляешь в дождь и приводишь домой бездомных животных. И как только ты это докажешь, себе или мне, не важно, ты сразу успокоишься. Потому что получится, что ты обладаешь всем, чем я, по твоему мнению, так горжусь. Но у тебя еще и денег больше! Значит, ты – главнее! Какой же ты чудак, Виктор! Мог бы и не доказывать. Я готов это признать без всяких оговорок. Я-то не стремлюсь к превосходству. И в дождь не гуляю. И бродячих собак терпеть не могу!

Некоторое время Виктор сосредоточенно смотрел перед собой, взвешивая мои слова.

– Нет! – наконец решительно объявил он. – Ничего ты обо мне не знаешь! И совесть меня не мучает! Нет у меня совести! Я вообще в этот бред не верю. Кстати. – Он хитро сощурился. – А Вовку, по-твоему, совесть мучает?

– Ловишь? – усмехнулся я. – Ждешь, что начну расписывать достоинства начальника? Уверен, что не мучает! В чем-то он умнее нас всех, но внутри устроен по-другому. Он весь нацелен на победу. Съел врага и забыл! Без гнева и пристрастия! И твоей чувствительности у него никогда не было. Иначе, он бы не смог двигаться вперед. И под кожу другим он заглядывать не любит и не хочет. Инстинктивно боится, что это его размягчит, мешать будет. Что придется сочувствовать тем, кого он обрек на съедение.

Виктор одобрительно кивнул.

– Может, и так, – подтвердил он. Вдруг новая мысль пришла ему в голову.

– А сам-то ты? – с нажимом спросил он. – Тебя самого совесть мучает?

– Мучает, – признался я. – Довольно часто.

– Неужели ты ее нам не продал? – театрально ахнул Виктор.

– Я пытался, – ответил я честно. – Но так, чтобы совсем, не выходит! Все время что-то остается на донышке.

Виктор победно потер руки. Он почему-то сразу развеселился.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

Мы затормозили возле «Миража». Самый помпезный ресторан города казался Виктору, в его нынешнем разгоряченном состоянии, наиболее подходящей ареной для будущих подвигов.

– Сейчас покуражимся! – пробормотал он, высаживаясь.

Его тон не сулил «Миражу» бурного веселья. Помня о том, что мне самому приходилось скандалить в этом ресторане, и испытывая запоздалое чувство вины, я от всей души пожелал, чтобы сегодня мы оказались единственными посетителями.

– Между прочим, я действительно домой по пьянке бездомных собак привожу! – проворчал Виктор, потягиваясь и разгибая спину.

– Мог бы и не говорить! – хмыкнул я. – Люди, подверженные острым вспышкам жалости, обычно очень жестоки.

– Больно мудрено для меня! – отмахнулся он. – Ты бы мне что-нибудь насчет мордобоя подсказал!

Конечно, он отлично понял меня, хотя и не подал виду. Хуже было то, что насчет своей готовности к мордобою он, похоже, не шутил. Дурная энергия его переполняла и искала выхода.

Мы дождались Николашу и вошли в зал, сопровождаемые торжественным метрдотелем, который, раскланиваясь перед нами, не чуял, глупый, нависшей над ним беды. Кстати, привычка стелиться перед богатыми людьми в надежде, что тебе перепадет часть его благосостояния, является распространенной в новой России ошибкой. Богатство у нас не имеет ни истории, ни культуры. Давая обслуге сто долларов на чай, новый русский считает, что приобретает право на ее жизнь и смерть и может помыкать ею как хочет. И если уж вы приняли незаслуженные деньги, то в его глазах вы взяли на себя обязательства. Выполнить которые вам, может статься, будет и не под силу.

Народу в «Мираже», по счастью, почти не было. Негромко играла живая музыка. За одним из столов сидела компания женщин лет по тридцати. Представителей противоположного пола с ними не было, и они оглянулись на нас троих с явным любопытством.

Чуть поодаль располагались две немолодые пары. В одном из мужчин я узнал чиновника областной администрации, кажется, из департамента культуры. Он кивнул нам и почтительно улыбнулся.

Через минуту в зал крикливой стайкой впорхнули девушки, и погрустневшие зрелые дамы сразу утратили к нам интерес.

– Может, вам в банкетке накрыть? – предложил метрдотель.

– Да нет, мы хотим к народу поближе, – отозвался Виктор, опускаясь за стол в середине зала.

Официанты сдвинули для нас столы и расставили стулья. Девушки с шумом расселись. Юля заняла почетное место рядом с Виктором.

– А где Пахомыч-то? – спохватился Виктор.

– Да спит в машине, – ответил один из его охранников.

– Сюда его! – велел Виктор, оживляясь.

Через минуту двое охранников под руки ввели Пахом Пахомыча все в том же развевающемся халате и надвинутой на лоб банной шляпе. В чинном белом зале, возле мирно журчащего фонтана, полуголый и пьяный Пахом Пахомыч смотрелся дико. Отпущенный охраной, он стоял, подбоченясь, шатаясь и обводя присутствующих ничего не понимающими вытаращенными глазами.

Одинокие дамы за столом возмущенно зашептались. На пожилых супругов появление Пахом Пахомыча тоже не произвело благоприятного впечатления.

– Какое безобразие! – негодующе заметила жена чиновника, дородная и церемонная, в блестящем платье, которое она считала вечерним.

Муж посмотрел на нее умоляюще. Время от времени по просьбе губернатора мы перечисляли в департамент культуры приличные суммы на различные театральные мероприятия и концерты. Чиновник предпочитал с нами не ссориться.

– Они думают, что если они богатые, то, значит, им все можно! – поддержала его жену ее подруга.

Виктор только того и ждал.

– Почему же безобразие?! – радуясь скандалу, через весь зал крикнул он. – Это – звезда стриптиза! Испанец, между прочим. Дон Педро Гомец. Такая его фамилия. Только что давал представление во Дворце культуры. Билетов, кстати, было не достать. Прямо с концерта. Устал вот маленько.

Пахом Пахомыч тяжело замычал.

– По-испански выражается! – продолжал Виктор громко, так, чтобы его все слышали. – Говорит, что вы ему нравитесь!

Последнюю фразу он адресовал непосредственно жене чиновника. Она фыркнула и демонстративно отвернулась. Чиновник покраснел и опустил глаза. Девушки и Николаша посмеивались, хотя и не без смущения.

– А может, все-таки лучше в банкетку? – робко подал голос метрдотель. – А то у вашего друга вид, так сказать, не очень подходящий.

– Чем же он не подходящий! – возмутился Виктор. – Иди сюда, Пахомыч! – позвал он.

Услышав знакомый голос, Пахом Пахомыч сделал несколько неверных шагов и рухнул на стул.

– Ума не приложу, почему такой красавец может кому-то не нравиться! – обиженно заговорил Виктор, распахивая халат на волосатой груди Пахом Пахомыча. – Европа по нему с ума.

– Ну пожалуйста, войдите в мое положение! – скулил метрдотель.

Виктор достал из кармана двести долларов и сунул их ему в ладонь. Тот заколебался.

– Меня же с работы выгонят! – зашептал он в отчаянии, ломая руки.

Виктор добавил еще сто. Тот вздохнул и сунул деньги в боковой карман.

– Только я вас очень прошу, – умоляюще проговорил он. – Пожалуйста, можно сегодня обойтись без, так сказать, происшествий!

– Чего ты выдумываешь?! – хлопнул его по плечу Виктор. – Мы люди воспитанные. Культурные. Мясо рубим!

Ничуть не успокоенный, метрдотель отошел, оставив нас на попечение официантов. Девушки, схватив меню, наперебой заказали коктейли и засыпали официантов вопросами относительно содержания блюд, как будто это не они всего час назад поднялись из-за стола. Виктор с Николашей попросили коньяка для себя и Пахом Пахомыча.

– Ну что будем дальше делать, девчонки? – подзадоривал Виктор.

– А что надо-то? – игриво подвинулась к нему Юля, ощущавшая себя начальницей над остальными.

– Догола разденетесь? – предложил Виктор.

– А денег дашь? – дерзко спросила она.

– По двести долларов дам, если разденетесь и вытащите танцевать мужа той тетки, что сейчас выступала.

– Виктор, перестань, – попытался я его урезонить. – Он безобидный мужик.

– Да брось ты! – нетерпеливо поморщился он. – Ну, так как, девчонки?

– Ну что, разденемся? – Юля с вызовом посмотрела на остальных. Те на мгновение замялись.

– А можно только по пояс? – неуверенно спросила толстая накрашенная блондинка.

– По пояс нельзя! – категорически заявил Виктор. Он достал деньги и положил их на стол. Девушки с вожделением уставились на пачку долларов.

Официант принес выпивку.

– Иди, закажи белый танец, – дернул его за рукав Виктор.

Составив бокалы, официант пошел к оркестру и что-то пошептал музыкантам. Заиграла плавная мелодия.

– Ну! – подбодрил Виктор. – Считаю до трех! Или раздеваетесь, или я забираю бабки! Раз!

Юля уже стягивала майку через голову. Следом за ней наперебой бросились раздеваться и остальные.

– А теперь – белый танец! – объявил клавишник.

– Трусы хоть можно оставить? – взмолилась толстая блондинка, торопливо расстегивая юбку.

– Красные?! – грозно воззрился на нее Виктор. – За красные трусы – штраф!

И уже через секунду стайка совершенно голых девушек под музыку окружила столик, за которым сидела пожилая чета.

– Потанцуйте с нами!

– Мы вас приглашаем! – понеслось оттуда наперебой. Схватив чиновника, они силком волокли его из-за стола. Его жена, вскочив, что-то выкрикивала и била их по рукам. Подруга ей помогала.

Николаша сомлел от ужаса и восхищения.

– Вот это да! – только и смог выговорить он. – Вы что, всегда так отдыхаете?!

Виктор поморщился.

– Скучно! – вдруг решил он. – Пойдем куда-нибудь, Андрей!

– А как же я? – перепугался Николаша. – Я что, тут один останусь?

– Почему один! – пожал Виктор плечами. – В окружении красивых женщин. С отличным собеседником. – Он легонько пихнул Пахом Пахомыча, и тот упал лицом на руки. – А хочешь, домой езжай, к папе. На вот тебе, на мороженое.

Он достал из сумки еще денег, бросил их на стол, и мы удалились, оставив за своей спиной оторопевших официантов, растерянного Николашу, пьяного Пахом Пахомыча и толпу поспешно одевавшихся у столика девушек. На других посетителей я даже не решился оглянуться.

2

– Езжай-ка в «Корону»! – сказал Виктор своему водителю, когда мы снова оказались в машине.

– Может быть, прервемся? – предложил я. В ответ он только укоризненно глянул на меня. Он явно ощущал себя лишь на старте приключений.

«Корона» была мрачным ресторанчиком на отшибе, пышно именуемым ночным клубом. В отличие от других заведений подобного рода она работала круглосуточно и без выходных. К тому же здесь для привлечения посетителей показывали стриптиз.

– С Николашей ты мог бы и помягче, – попенял я Виктору.

– А почему я должен с ним церемониться? – высокомерно осведомился Виктор. – За что его уважать? За его папашу? А я и папашу его не уважаю. Вор, хитрец и скряга. За деньги удавится. За должность продаст жену родную с сынком в придачу. Интересных людей вообще можно по пальцам сосчитать. Основную массу составляет планктон. Едят, пьют, спят, совокупляются. Ни чувств, ни мыслей. Можно ли любить планктон? Или ему сочувствовать? Глупо!

Он наклонился вперед и потеребил водителя. .

– Скажи, зачем ты живешь? – доброжелательно спросил он, как будто интересовался, который час.

– Не знаю, Виктор Эдуардович, – растерялся тот. – Так просто живу. Как все.

Виктор с удовлетворением откинулся на сиденье.

– Вот, пожалуйста, – презрительно подхватил он. – Спроси на улице тысячу людей, и они ответят тебе то же самое. Чем они отличаются от водорослей? Тем, что умеют разговаривать? Да, может, лучше бы не умели!

– Пример не самый убедительный! – возразил я. – Задай такой вопрос в понедельник на совещании наших директоров, и они тоже не найдутся, что ответить!

– А я, знаешь ли, не ботаник! – капризно оттопыривая губу, отозвался Виктор. – Я в планктоне не разбираюсь! Водоросли они и есть водоросли! Кто из них министр, кто дворник, какая разница! И по половому признаку растения не делю. Мне все едино! Беда в другом! – вздохнул он. – В том, что это и есть самая главная тайна, которую я, наконец, понял. После всех своих подглядываний и подслушиваний!

Он прервался и замолчал, растирая себе виски.

– Так что же это за тайна? – потеребил я его, опасаясь, что он опять провалится в давешнее депрессивное состояние.

– Тайна в том, что никакой тайны у людей нет! – объявил Виктор. Он произнес эту банальность так, словно сообщал о великом открытии, способном перевернуть мироздание. Я даже не нашелся что ответить.

– Не понимаешь?! – сочувственно покивал головой Виктор. – По глазам вижу. Молодой еще, глупый. – К слову сказать, он был всего лет на пять старше меня. – Беда, что мы окружены планктоном. И кроме него, ничего другого в мире не существует! Никаких других людей, кроме этих! Вот от чего мне так пресно! Вот почему я места себе не нахожу!

– Как же так? – удивился я. – Ты же мне только что рассказывал…

– А что я тебе рассказывал? – перебил он. – Об особенностях растительного организма? Та водоросль спит больше, та жрет иначе. Вот и вся разница! Оболочка, может, и разная. Сущность та же. И все! Одна только физиология! Какая скука!