Текст книги "Времена и люди (Дилогия)"

Автор книги: Кирилл Апостолов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

Времена и люди

Книга первая
ВРЕМЕНА ГОДА В ЮГНЕ

I

Он постучал и, не дожидаясь ответа, нажал на массивную латунную ручку двери.

– Вероятно, вам уже сообщили… Я – главный агроном.

Председатель встал, секунду-две постоял в недоумении, словно что-то припоминая, и шагнул навстречу высокому стройному человеку.

– Вот, товарищ партийный секретарь, наш новый главный агроном.

– Здравствуйте и добро пожаловать, – сказал, вставая, партсекретарь. – А ведь ваш приезд на прошлой неделе не случаен, верно? Значит, прежде чем стать руководителем хозяйства, вы успели кое-что о нем разузнать?

– Да, я приезжал не случайно. Хотел сперва увидеть, подойдет ли мне район, – пробормотал Сивриев, сильно, тяжело и слегка шепеляво выговаривая слова.

А председатель уже схватил его руку и крепко, с какой-то юношеской энергией тряс ее.

– Э-э, что было, то прошло. Главное – вы здесь. Я уже надоел там, в отделе, начальник все меня успокаивает: «Столько ждал, бай[1]1
  Бай – обращение к старшему, уважаемому человеку. – Здесь и далее примечания переводчиков.


[Закрыть] Тишо, потерпи еще. Найдем тебе подходящего специалиста». Слава богу, свершилось… Ну, а теперь рассказывай: откуда сам, женат ли, есть ли дети? О работе не спрашиваю – видно, что не новичок, если тебя так далеко нащупали.

– Хасковский я, – ответил Тодор Сивриев, смущенно приглаживая кончики пышных усов.

Губы у него были сухие, обветренные, разжимались неохотно.

«Не словоохотлив», – с удовольствием отметил про себя бай Тишо.

«Себе на уме», – подумал Нено, окинув новичка насмешливым взглядом.

– Мне нужно еще кое-что сделать сейчас. А завтра давайте вместе объедем села. Можно?.. Так где мой кабинет?

Председатель и секретарь переглянулись. У бывшего главного агронома не было своего кабинета – сидел он в общей комнате специалистов.

– Оставайся здесь, – предложил бай Тишо. – Поставим еще один стол. Видишь, места тут много.

– Нет, лучше отдельно. Иначе мы только мешать друг другу будем.

– Погоди!

Председатель почти вытолкнул в дверь секретаря, и оба исчезли. Спустя четверть часа бай Тишо вошел, запыхавшись, и торжественно возвестил:

– Пожалуйста. Здесь, в моей!..

Сивриев вспомнил, что, когда приезжал сюда в прошлый раз, в этой уютной солнечной комнате встретила его секретарь председателя – тоненькая миловидная девушка с некрасивым, но симпатичным лицом. На окне тогда стояла ее маленькая сумочка. Вот и теперь эта девушка появилась в дверях. Извиняясь, сказала, что зашла взять свои вещи.

До вечера Сивриев успел подготовить выписку типов почв по селам, а для Югне и Нижнего Хиляднова (здесь у них самые производительные культуры) вычертил отдельно целую карту.

Утро после первой ночи под югненским небом поразило Сивриева своей необычайностью. То, что виднелось за окном, не было ни днем, ни ночью, а напоминало густые пещерные сумерки. С высоты четвертого этажа взгляд охватывал половину Югне и везде встречал эту неподвижную ровную серость.

А село еще спит. Агроном и сам знает, что всюду, где выращивают табак, зима – единственное время года, когда люди могут отоспаться.

Еще рано. Он снова ложится на тахту и поворачивается к громадным окнам, сквозь которые смотрит на него отвратительный бесцветный сумрак. Надо попросить, чтобы повесили шторы, думает он и усилием воли заставляет себя закрыть глаза.

Является председатель бай Тишо и прежде всего предлагает пойти позавтракать: он-то уже завтракал, однако ради компании можно было бы и добавить чего-нибудь к домашней сытной, но однообразной еде.

В кафе Тодор Сивриев выпивает только чашку кофе и закуривает сигарету. Бай Тишо заказывает себе два пончика, два кусочка баклавы[2]2
  Баклава – сладкий пирог с орехами в сиропе.


[Закрыть], большую кружку бузы[3]3
  Буза – безалкогольный напиток.


[Закрыть] и проглатывает все это с таким аппетитом, словно целую неделю не ел, а после, раскрасневшийся, умиротворенный, принимается объяснять Сивриеву, как вредно курить натощак.

Сивриев перебивает:

– С чего начнем?

С чего? Да с чего он сам пожелает, только сперва хотел председатель обрисовать ему будущее края, а потому прежде всего лучше бы побывать на ушавских виноградниках в Раеце.

– Нет, на сегодня мне хватит земель Югне и Нижнего Хиляднова, – обрывает его главный агроном. – И то лишь тех, что по течению Струмы. Вот здесь – в излучине. Ну, может, и этого плато. – Он водит пальцем по нечеткой карте.

– А-га! Здесь, верно, Хилядница. Ангел, – обращается председатель к шоферу, – давай-ка рули на Хилядницу.

Выезжают из села, и когда уже несутся по серпантинам Желтого Мела, бай Тишо вдруг говорит:

– Хилядница!.. Эх, побольше бы нам такой землицы. Столько же людей прокормили бы, сколько кормим.

До полудня они объезжают поля.

Обедают в ресторане. После обеда председатель снова спрашивает:

– Сейчас куда? В Раец?

– Хотелось бы посмотреть какое-нибудь село в предгорье, – отвечает Сивриев, – ну, к примеру, Моравку.

– Туда дорога не очень-то…

– Тем лучше. Двинули?

Оставив джип в трех километрах от села, они идут пешком. Колея, ни узкая, как тропинка, ни достаточно широкая, чтобы могла проехать машина, поползла по неровной безводной местности. С обеих сторон подступали страшные, покрытые морщинами голые холмы, лишь кое-где стыдливо задрапированные жиденькими дубками.

И чем только люди живут, думает Сивриев, да здесь и камень никуда не годится – крошится, точно слюда… Моравка! Название что надо, лучше не выдумаешь[4]4
  Моравка – лужайка (болг.).


[Закрыть].

И как отзвук на эти его мысли раздается голос бай Тишо:

– Холмишки-то тут, конечно, не очень, однако есть и неплохие участки.

– На них что выращивают? Табак?

– И табак, и зерновые. В основном рожь. А сельцо все ж таки заслуживает свое имечко! Особенно когда зазеленеет, когда цветы полевые распустятся – сорняки там да душица всяческая…

У Сивриева нет времени любоваться красотами окрестного ландшафта, но по пути он все же заглядывает в несколько сельских дворов. Там сушат и хранят табак. Поняв, что именно в этот день моравская бригада сдает последнюю партию, а бригадир пока еще на приемном пункте, он торопит спутника в обратный путь.

Их отправляют на лошадях, малорослых, с короткими толстыми шеями и буйными гривами – местная балканская порода.

– Ты не гляди, что они вроде бы так себе, никакие, – словно оправдывается бай Тишо, трясясь всем своим грузным телом на спине коренастой гнедой кобылки. – По крутым склонам они – ну точно дикие козы! Такого конька пустишь – и уж не мешай больше: и обманное место перешагнет, и склизкую траву минует. А эти породистые – им и невдомек, что такое подъем, а что спуск, дуют себе напрямки. И на первом же взгорке – язык вон! Точно как у горожан на экскурсии…

На третьем километре они пересаживаются в свой джип, а моравчанин, провожавший их, привязывает лошадок друг за другом, садится верхом на первую и трусит обратно, наверх.

Бригадира на приемном пункте они не застали, но эксперт там, и Сивриев входит к нему.

Сначала он думает только узнать приблизительную цену проданного Моравкой табака, но, пока роется в бумагах, наталкивается на нечто такое, что сразу же приводит его к главному вопросу земледелия – районированию культур. Если расчеты подтвердят его предположения, работы будет уйма. Поэтому он спешит поскорее закончить здесь, пойти в дом приезжих, где временно остановился, и попытаться осмыслить то, что все еще вызывает его сомнения.

Утром, невыспавшийся, с подпухшими глазами, Тодор Сивриев спускается из своего обиталища на четвертом этаже и просит председателя дать ему кого-нибудь на подмогу. Потом он закрывается в комнате и не показывается несколько дней, точно отшельник.

Бай Тишо, проходя на цыпочках мимо его двери, внимательно слушает рассказы секретарши, Таски. А плановичка и главбух не могут толком работать, ибо является Таска и то и дело, стоя у них над душой, требует: «Главный агроном просит…», «Главный агроном сказал…» И сперва она, а за ней и другие начинают называть его для краткости Главным, и так – до конца недели, когда впервые Сивриев предстает перед правлением – теперь уже для всех просто Главный. Бай Тишо знакомит его со всеми и, поскольку предварительно повестка дня не объявлялась, дает ему слово.

Сивриев закуривает. Ровным глуховатым голосом заводит речь о том, что не согласен с существующими методами руководства хозяйством.

– Везде какая-то раздробленность, разъединенность. Каждая бригада выращивает всего понемножку. Неужто это – современное социалистическое предприятие? Возьмем табак, основную культуру. Каждому двору – план. Да, но цена за килограмм табака из Моравки и Водилцев – один лев две стотинки при средней для хозяйства лев девяносто. А урожай – семьдесят килограммов при среднем для хозяйства сто тридцать. В то же время в Югне и Хиляднове, где отличные условия для этой культуры, засевается по шестьсот декаров овса и четыреста декаров картофеля. В иные времена и в иных местах такое хозяйство давно бы обанкротилось.

Достав новую сигарету, он долго мнет ее в пальцах, прежде чем закурить.

– Или возьмем рассаду табака, разбросанную по горам и долам…

– Табак у нас на семейном подряде, – вступает бай Тишо, словно бы оправдываясь. – Ежели собрать грядки в одну точку, бабам надо будет сколько времени на дорогу тратить… Я вижу, ты в расчетах силен, вот и посчитай, какова будет потеря времени. А так грядки у них под самым носом.

– Правление, – заканчивает Сивриев после двухчасового монотонного говорения, – обязано какие-то вещи решить немедленно. Предлагаю первое: перевести в Моравку и Водилцы овес и картофель. Второе: в Югне и в Верхнем Хиляднове выращивать преимущественно табак. Третье: рассаду сосредоточить в Верхнем Хиляднове и Ушаве на больших площадях, пригодных для машинной обработки. Вот так.

В наступившей тишине слышно едва уловимое потрескивание сигареты Главного. Затягиваясь, Сивриев обводит взглядом присутствующих. В конце стола, по диагонали от него, сидит моравский бригадир. Во взгляде его ясных глаз, во всем его облике горца – выражение согласия, которое сейчас особенно нужно Сивриеву. Наверное, этот табак и его порядком измучил. Главбух уткнулся глазами в скатерть. Он меньше всех, видно, доволен решением. Представители Ушавы и Хиляднова сидят, точно прячась друг за другом, лиц их Сивриев не видит: профиль – еще не весь человек. Прямо перед ним, на дальнем конце стола, – секретарь общинного комитета партии Нено Михайлов. Сивриев непрерывно чувствует на себе его убегающий, насмешливый взгляд (но, может, у него просто глаза косят?). Что означает его полуулыбка – доброжелательность, снисходительность или явную неприязнь?

– Ну вот, вы слышали нашего главного агронома. Может, он и не во всем прав – он у нас недавно… Однако я хочу, чтобы вы поняли, что слова его – от чистого сердца и что заботится он не о себе – о нас обо всех. Я, к примеру, его слова так воспринимаю. Жизнь и работа нас поправят, ежели потребуется. Теперь – вам слово.

Добрый голос председателя вдруг снимает нервное напряжение и разъединяющий людей холодок.

– По конкретным предложениям возражений у меня не много, – начинает Нено. – Но с общей оценкой я не согласен. Югне – не то хозяйство, а бай Тишо – не тот председатель, о которых можно говорить так снисходительно, так свысока.

Сигарета, зажатая зубами Главного, слегка вздрагивает, и огонек спички гаснет прежде, чем он успевает прикурить.

II

Стоя посреди моста, бай Тишо смотрит вниз, на воду, на медленное, спокойное течение ее темной поблескивающей массы. А раньше, вспоминает он, на этом месте была огромная скала, она разрезала реку, которая шумела из-за этого днем и ночью. Когда закладывали опоры для теперешнего моста, некоторые хотели среднюю опору поставить прямо на эту скалу. Какую бы сделали ошибку! Уж года три-четыре, как скалы нет – во время вешнего паводка обломила ее река, унесла и сейчас течет себе плавно, спокойно, лишь изредка вздрагивает еле заметной дрожью, точно отгоняя надоедливых мух. Вот так, со вздохом думает бай Тишо, вроде бы и не было преграды, вроде бы вода никогда о нее и не разбивалась…

– Чего нос повесил?

Рядом стоит Нено.

– Да вот думаю, доколе нас жизнь подводить будет. То ли она нас – то ли мы ее… Помнишь ведь, был тут здоровущий камень, а сейчас – нет его как нет. Кто же кого подвел, а?

– Гм, кто кого… Ты со стороны сада идешь?

– Ага.

– А Главный где?

– Где, где… В канцелярии, – раздраженно буркает председатель. – Вот для чего ему отдельная-то комната понадобилась. Чиновник он, не агроном, потому как настоящий агроном – на поле, с людьми, а не в канцелярии. Да, так о чем я: кто кого подводит? Ждали мы его, как глотка воздуха, как воды свежей, – его или другого кого… Специалиста! А он – вон он каков…

– Может, Голубов больше бы к месту пришелся?

– Да вот – уперся начальник отдела. Так и отрезал. «Не подходящий, – говорит, – Симо для главного агронома, ему, мол, главное – за юбками бегать. В самый ответственный момент побежит и дело бросит». – «Мы, – говорю, уважаемый, недостатки его получше тебя знаем, да специалистов-то откуда взять?» – «Не спеши, – говорит, – столько ждал – подожди еще малость». Вот и дождались… Знать бы наперед, кто явится!

– Говорят, он даже ночью работает – лампа у него допоздна горит…

– Работает! Спроси тронутого – тот тебе тоже скажет, что работает: из пустого в порожнее переливает.

– Да брось ты. Подождем – увидим.

– Нено, я уже столько лет председатель. Собери все часы, которые я за столом провел, – и, голову наотрез даю, меньше выйдет, чем у Сивриева за десяток дней. А насчет того, чтобы подождать… Подождем, конечно, что ж нам еще остается.

В самом конце моста, опершись спиной о парапет, стоит высокая стройная женщина, поглядывая в их сторону.

– Это, кажись, птичница? Мария?

– Она. Похоже, тебя ждет. Иди, да и мне пора.

И они расходятся в противоположные стороны.

Мария, обернувшись, стоит на пути бай Тишо.

– Я про брата моего Филиппа хочу с тобой поговорить. Отслужил в армии, третий месяц уже не работает. Наивный, думает, кто-то ему работу на тарелочке поднесет.

– Он земледелию учился?

– Да, техникум закончил.

– И чего он ждет до сих пор?! – восклицает якобы гневно председатель, а в светлых его глазах вспыхивают веселые искорки. – Да таких, как он, днем с огнем не найти!.. Передай, чтобы завтра же меня нашел.

– Скажу.

Она поворачивается уходить, но голос председателя останавливает ее.

– О себе что-нибудь скажи. Как поживаешь, легче тебе стало? Сейчас вы с Парашкевом только вдвоем…

– Ну и что, что вдвоем?

– Некому вам палки в колеса ставить. Молодые вы, еще устроите свою жизнь.

Отчаянно махнув рукой, Мария спешит прочь – шаг у нее твердый, мужской, а сама тонкая и гибкая, словно тростинка.

Вечерний поезд, выскочив из ущелья, обдает село запахом гари и с воем несется в долину, все шире распахивающуюся к югу. Бай Тишо смотрит на часы – снова опоздал этот, так сказать, скорый поезд. И сам он как этот поезд – ничего не успевает…

На другое утро Филипп ждет его возле входа в правление, у лестницы.

– Доброе утро. Вчера вы сестре моей сказали… Велели, чтобы я пришел.

– Значит, такими вас из армии выпускают?

– Какими это?

– А такими – белоручками.

– Да я всего-то третий месяц как демобилизовался! – отвечает Филипп, пряча руки в карманы.

В просторном кабинете бай Тишо садится за письменный стол, а Филиппу указывает на стул напротив.

– Та-а-ак… Техник по земледе-е-елию, – тянет председатель. – Ну вот что. Знаю я одного бригадира, который везде с блокнотом ходит, не с блокнотом даже – с крохотным таким блокнотиком. Заставил жену пришить карман к рубашке, вот на этом месте. Специально. И знаешь, что у него в этом блокнотике? Вопросы к таким, как ты, начинающим специалистам. Проверочные.

– Да я… Вам, конечно, известно…

– Все мне известно, и хватит об этом. Назначаю тебя агрономом в Ушаву. Ясно?

– Так точно! – отвечает парень по армейской привычке.

– Вот и ладно. А покуда отправляйся, собери вещички. После обеда туда машина идет с минеральными удобрениями. И я поеду – сам представлю тебя тамошним.

Филипп выходит. Бай Тишо довольно потирает руки: теперь и в Ушаве свой специалист. Вероятно, надо сообщить об этом главному агроному Сивриеву? Нет, лучше сюрприз преподнести. Да и что сообщишь о парне, которого и сам до сего дня знать не знал?

В Ушаву они приезжают уже затемно.

– Не гаси! – говорит бай Тишо, когда шофер собирается выключить фары. – Пусть люди нас видят.

– Пусто-то как! Ни живой души, – подавленно отмечает Филипп, оглядывая площадь. – И в пивной пусто… Трезвенники!

– Погоди, еще явятся.

И действительно, вскоре на площади собирается целая толпа мужчин. В расстегнутых на груди рубашках, разгоряченные, они стекаются группами человека по четыре, по пять, постепенно окружая прибывших.

Бай Тишо представляет Филиппа:

– Парень из Югне. Доколе ваш бригадир будет меня насиловать бесконечными своими вопросами? Небось знаете его блокнотик?

Мужики хохочут.

– Я, конечно, председатель, да ведь не господь всеведущий, верно? Вот и привез специалиста – пусть ему теперь экзамены устраивает.

Жители Ушавы, низкорослые, смуглые, с длинными прямыми носами (местная порода!), выстроились возле председателя, точно глиняные горшки, только головами кивают.

– Агроном тут меня спрашивал, почему в пивной нет никого. Трезвенники, говорит.

– Ха-ха-ха! – взрываются хохотом полтора десятка глоток.

– И меня в свое время эти товарищи так же подвели, – продолжает бай Тишо. – Приехал я под вечер. Ну и ну! Кругом пусто, ветер верховой режет – аж с ног сбивает. И пивная пуста – как вот теперь. Меня это и обеспокоило, и обрадовало; обеспокоило, потому что приехал я важное собрание проводить, а обрадовало – потому как и сам не пью, и таких людей люблю, которые устояли перед зеленым змием. Да, но получилось точно так же, как и сейчас. У вас или у ваших отцов, – обращается он к обступившим его мужчинам, – тоже расстроились посиделки с горячей ракией. Из-за меня… И тогда – как и сейчас – от всех крепко попахивало!

Является наконец бригадир бай Костадин и забирает нескольких человек на разгрузку машины.

После мужских «посиделок» разговор заходит о процентах, которые в этом году хозяйство будет выплачивать табаководам. Потом бай Тишо спрашивает о навозе, на хорошем ли месте, хорошо ли перегорел, а то ведь неперегоревший навоз – как плохое окучивание, после него сорняки да бурьян вместо богатого урожая. Незаметно подводит беседу к Раецу и к тому, что́ ушавцы там делают в данный момент.

– Ломаете? – говорит председатель назидательно. – Все межи перепутали? А дальше что, как все в порядок приведете? Пожалуй, лучше у вас получается посидеть да пососать горячей грозданки[5]5
  Грозданка – виноградная водка.


[Закрыть], чем…

– Да нет, нет! – протестуют несколько человек одновременно.

Через час возвращается грузовик. Бай Тишо, отведя бригадира в сторону, долго что-то шепотом ему втолковывает. Потом пожимает руку каждому в отдельности и уже из кабины грузовика бросает:

– И чтоб агронома слушали, ясно вам?

– Да ясно, ясно…

Он просит шофера высадить его возле правления. Но окна уже темны – и на нижних этажах, и наверху, где живет Главный. Уборщица забыла включить фонарь над входом, и сейчас все здание тонет во мраке. Председатель заглянул со стороны внутреннего двора – там тоже темно. Поскользнувшись, он чуть не падает: лужи покрылись ледком. Хоть к полудню солнышко и пригревает, а в обеденные часы дрожит над полями трепетное прозрачное марево, зима пока в силе. Ну, еще денек-другой, и увидим – повернет ли к весне, размышляет бай Тишо, посматривая на тонкий серп месяца.

Он пересекает шоссе и только собирается подняться по цементной лесенке на железнодорожную насыпь, как вдруг видит, что сверху спускается человек – высокий, чуть ссутулившийся.

– Сивриев! Ты, что ли?

– Я. Кто это? – раздается в темноте приглушенный бас.

Оба одновременно отскакивают к канавке, потому что мимо проносится машина.

– А я тебя искал. Гляжу – в окнах темно.

– Я из ресторана. Что случилось?

– Да ничего плохого. – Голос бай Тишо предательски вздрагивает. – У тебя еще один агроном будет.

– Что, Голубов приехал?

– Кончится у него переподготовка – приедет. А пока я тебе о новом агрономе толкую. В Ушаве. Его сестра птицефермой заведует. Видишь, – улыбается бай Тишо, – не было ни гроша – и вдруг алтын…

– Что это за агроном, о котором я ничего не слыхал?

– Ну, не целый агроном… – тянет председатель. – Скажем так: пол-агронома, техникум он закончил.

– По какой специальности?

– Я не спрашивал.

– Не спрашивал, а назначаешь участковым агрономом? А может, он строитель?

– Нет, нет. Агроном. Наш техникум закончил.

В темноте слышно, как Главный, сопя, роется в карманах, ищет сигареты. Потом зажженная спичка на миг освещает хмурое его лицо.

– Видишь ли, хоть ты и председатель, ты не имеешь права решать такие вопросы через мою голову.

– А я-то хотел порадовать тебя… Дай, думаю, проверну это дело, сюрприз устрою.

Главный агроном исчезает, не сказав ни слова на прощанье. Только кашель его, дребезжащий кашель курильщика, подсказывает, что он уходит туда, где потонуло во мраке правление с незажженным фонарем.

Бай Тишо чувствует вдруг, каким тяжелым был сегодняшний день. Усталость, навалившись, заставляет его присесть на корточки. Ноги, что ли, слабеют?..