Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.7"
Автор книги: Кир Булычев
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 50 (всего у книги 59 страниц)
Что могло быть в нем? Какая срочность заставила послать самолет вдогонку за «Измаилом»?
– Какая может быть срочность, чтобы послать самолет за нашей калошей? – услышал Андрей голос, вторивший его мыслям.
Это Иван Иванович бесшумно подошел и встал рядом.
– Я проснулся, – сказал крестьянский сын, – потому что не люблю неожиданностей. Почему бы «Измаилу» останавливаться посреди моря?
– Сейчас узнаем, – сказал Андрей.
Иван Иванович пошел вперед по палубе.
– Ты куда? – спросил Андрей.
– Попробую подняться на мостик и подслушать, – сказал Иван Иванович. – Может быть, им сейчас не до меня.
Андрей не стал ничего говорить, только пожалел, что эта мысль пришла не ему – не бежать же теперь следом за Иваном?
Так что Андрею оставалось лишь наблюдать.
Андрей повернулся к морю. Гидроплан начал разгоняться, поднимая своими лаптями белые бурунчики, – он несся по мелкой ряби все быстрее и вот, под возгласы сестер и взмахи их белых платочков, взлетел наверх, сделал круг над «Измаилом» и взял курс на юго-запад. Андрей долго смотрел ему вслед, пока гидроплан не превратился в точку и не исчез в чистом синем небе.
Становилось тепло, хоть шел всего восьмой час.
Медсестры отошли от борта – вернулись к своим обязанностям.
Андрей увидел, как с мостика быстро спускается группа людей, возглавляемая самим капитаном «Измаила» Белозерским. Белая борода капитана развевалась от быстрого движения, за ним спешили два офицера, и замыкал шествие Иван Иванович, который уже вел себя так, словно следование в кильватере за капитаном – его привычное занятие. Когда группа проходила мимо Андрея, из-за надстройки выбежали два матроса и присоединились к шествию.
Тут уж и Андрей решил не тушеваться. Он пошел за капитаном, и когда офицер, шедший рядом, спросил его:
– Вы зачем?
Андрей ответил:
– Надо! – Он был убежден, что надо, что чрезвычайное происшествие каким-то образом связано именно с их экспедицией.
Уверенность не обманула Андрея – процессия вошла в коридор, что вел к каюте профессора Авдеева. Перед его дверью все остановились. Капитан постучал костяшками узловатых пальцев в дверь и, когда никто не откликнулся, постучал куда громче.
– Что? Что? – донесся испуганный голос из-за двери.
– Это я, Иван Петрович, – ответил капитан. – Капитан второго ранга Белозерский. Я прошу вас немедленно отворить дверь.
– Что вы, что вы! – послышался ответ – глухо – через дверь. – Вы забываете, что сейчас всего семь часов утра?
– Меня не волнует, сколько сейчас часов утра, – сказал капитан. – Откройте и попросите вашу супругу быстро одеться.
– Я удивлен, – сказал Авдеев, приоткрывши дверь, чтобы удобнее было переговариваться. Авдеев был в длинной ночной рубашке, на голове красный байковый колпак, и усы уложены в особые футлярчики, чтобы не мялись, – зрелище было более чем комическое, и один из офицеров, помоложе, не удержался, громко фыркнул.
Авдеев смотрел на капитана и офицеров снизу вверх, его черные глаза метали молнии, он сорвал футлярчики с усов, те разлетелись в стороны, как черные тараканы.
– Госпожа Авдеева, – сказал капитан, – мне надо войти! Если вы не оденетесь сами, то я войду, не обращая на вас внимания.
– Евграф Михайлович! – не выдержал тут Авдеев, отказавшись от формальных обращений. – Вы что, рехнулись, что ли?
Тогда капитан Белозерский отстранил маленького плотного Авдеева в сторону, шагнул в каюту, затем обернулся и поднятой ладонью приказал остальным ждать в коридоре. И захлопнул за собой дверь.
Оставшиеся в коридоре молчали. И понятно почему – все надеялись услышать, о чем будут говорить в каюте, ведь никто толком не знал, что привело капитана в каюту в столь неурочный час.
Голоса гулко доносились из-за двери, они были приглушены, перебивали друг друга, потом наступила пауза – Андрей понял, что капитан показывает Авдееву письмо, полученное им с гидроплана. Молчание длилось минуты три – после этого снова возникли голоса.
Затем дверь в каюту открылась – в ней стоял Белозерский.
– Я еще раз говорю, – сказал он, – во избежание опасности, риска я прошу всех посторонних удалиться – и в первую очередь вас, мадам! – Это относилось к профессорше.
– И не подумаю, – ответила та, – это клевета!
– Мы все проверим и выясним, клевета или нет, – произнес капитан, разглаживая белоснежные усы. – Но рисковать вашей особой я не намерен. И вообще попрошу всех посторонних удалиться. Приступайте, прошу вас, лейтенант Прохоров.
Вперед вышел молодой лейтенант с напряженным бледным лицом.
– Господин Прохоров – наш минер, – сказал капитан. – Ему будут помогать два нижних чина, которые также разбираются в минах. Заходите, господа… то есть граждане.
Во время монолога Авдеевы все же покинули свою каюту и стояли в коридоре, где было тесно, но никто не хотел отходить от двери.
Лейтенант Прохоров остро взглянул на профессора, который ему не нравился, и спросил:
– Сколько у вас кают?
– У меня? Одна.
– Сколько кают у вашей экспедиции?
– Вот эта, – сказала Ольга Трифоновна, – потом каюта Карася, каюта Российского с Берестовым.
– У кого в каюте есть груз – ящики, мешки?
– И чемоданы? – спросил Андрей.
– Да, – сказал за Прохорова капитан Белозерский. – Нас все интересует.
– У всех есть, – сказал Андрей.
– Тогда будьте готовы представить эти вещи для осмотра, – сказал капитан.
– Но вы объясните нам наконец, почему нас подвергают обыску! – сказал Андрей.
– С удовольствием, – сказал капитан, которого обуревало нетерпение. – У меня есть сведения, что в одно из мест, принадлежащих вашей экспедиции, подложена бомба.
– Нет, я не поверю, не поверю! – сказала Ольга Трифоновна.
– Мой долг – принять меры, – сказал капитан.
– Попрошу не отлучаться, – сказал Прохоров, глядя на Андрея и Ивана Ивановича, – как только мы кончим здесь, перейдем к вам.
– Бред сивой кобылы, – сказал Иван Иванович, – неужели вы думаете, что я сам подложил бомбу и теперь ее перепрячу?
– Я ни о чем не думаю, – сказал Прохоров. – Приступайте! Посторонних, включая ваше высокоблагородие, – последнее относилось к капитану, – прошу покинуть коридор. Соседние каюты пусты?
– С этой стороны пуста, а здесь – мы с Российским, – сказал Андрей.
– Мичман, – обратился Белозерский к другому офицеру, – выведите людей из соседних кают, но тихо, умоляю вас, тихо – скажите, что прорвало трубу и нужен ремонт, понятно?
– Так точно, – ответил офицер.
Пока офицер поднимал соседние каюты, Андрей разбудил Российского сам. Прохоров и солдаты заперлись в каюте Авдеева.
Ольга Трифоновна рыдала, Авдеев, накинувший халат поверх ночной рубашки, обнял ее и повел, утешая, прочь.
Иван и Российский ждали в салоне.
– Это какая-то шутка, – сказал Иван, – кто-то хочет поглядеть, что у нас в багаже, – я точно говорю. Грабь награбленное! Это революция! Хотел бы я знать, кто провернул такую операцию. Но предупреждаю: я их не пущу копаться в моих вещах!
Иван Иванович объяснил, что капитан Белозерский решил нажиться за счет Метелкина.
– Но там был военлет Васильев! – сказал Андрей.
– Какой еще военлет! – огрызнулся Иван. – Что это меняет?
Андрей не стал объяснять, но он знал, что, если письмо привез военлет Васильев, значит, послала военлета Аспасия. А зачем Аспасии губить Метелкина?
Изгнанные из кают соседи Андрея перешептывались и ругались, стоя в салоне вокруг рояля. Авдеевы сидели, обнявшись, на большом диване.
Андрей отошел в коридор, откуда было удобнее наблюдать за дверью в каюту Авдеевых. Вряд ли он боялся взрыва – взрыв находился за пределами воображения.
Дверь в каюту приоткрылась – высунулась голова Прохорова. Капитан Белозерский, который как раз подходил к двери, спросил:
– Ну что?
– Кажется, адская машина, – сообщил Прохоров. И этим сразу изменил ситуацию на борту транспорта «Измаил».
Капитан Белозерский замер, стал выше ростом, рявкнул, не подходя ближе:
– Вы уверены?
– Она тикает, – сказал Прохоров.
– А на какое время поставлена? – спросил он.
– Как же я увижу! – рявкнул Прохоров.
– Остановить работы, – приказал капитан. – Надо срочно эвакуировать всех вокруг и приготовить шлюпки на воду.
Капитан провел дрожащей рукой по лбу, и Андрей понял, насколько он стар и растерян.
– Если мы остановим, – сказал Прохоров, они разговаривали, разделенные десятью метрами гулкого коридора, – эта штука может рвануть в любой момент. Лучше вы идите наверх на палубу, но молчите. А мы попробуем.
– Голубчик, миленький, Прохоров, – сказал капитан, – вы же понимаете: если что, я вам по гроб жизни буду обязан – у меня триста раненых на борту… Господи, нам бы до Батума доплыть!
За его спиной, оттолкнув Андрея, возник Авдеев.
– Я попрошу, – сказал он, не услышав предыдущего разговора, – обращаться с экспедиционным имуществом осторожно!
– Идите вы к чертовой матери! – закричал капитан тонким голосом и замахнулся на Авдеева сухим кулачком.
Тот опешил и, пятясь, засеменил в салон под защиту жены.
Прохоров закрыл дверь и исчез в каюте. Капитан сделал было движение, чтобы уйти прочь, но не смог – он оперся спиной о стену и быстро дышал, как загнанная собака. Андрей вспомнил, что на столе в салоне стоит графин, прошел туда и быстро, не глядя вокруг, налил воды из графина в стакан.
– Что там? – спросил Иван.
– Адская машина, – шепнул Андрей.
– Этого еще не хватало! А мне надо в каюту, взять одну вещь.
– Лучше быть поближе к лодкам, – сказал разумно Российский.
Иван сделал было движение следом за Российским, но потом передумал и кинулся в коридор – его дверь была первой от угла, – капитан смотрел перед собой и не заметил Ивана. Иван нырнул в каюту. Андрей поднес стакан с водой капитану.
– Спасибо, – сказал тот, не глядя на Андрея и не заметив, кто принес воду. Он пил маленькими глотками, потом протянул стакан Андрею. В это время Иван выбежал из каюты. Он прижимал к груди плоский кожаный чемодан.
Андрей стоял, держа стакан в руке. Капитан смотрел на закрытую дверь. «А я зачем здесь стою? – подумал Андрей. – Я же не должен сходить с этого корабля последним».
Андрей понес стакан в салон – салон уже опустел: видно, все поспешили наверх. Над головой стучали шаги – Андрей понял, что по кораблю начала распространяться паника.
Надо подняться наверх, сказал он себе и вместо этого – ну что за кошачье любопытство – вновь шагнул в коридор. И увидел, что капитан стоит у каюты Авдеевых. Дверь туда отворилась, и навстречу капитану вышел лейтенант Прохоров.
– Вы здесь, ваше высокоблагородие? – спросил он.
– Здесь, – сказал капитан тихо.
– Ну тогда заходите, поглядите. – Прохоров был расслаблен и спокоен – Андрей почти подбежал к двери и скользнул внутрь следом за капитаном. Прохоров не возражал.
Посреди каюты стоял смеющийся солдат и держал в руке будильник. Круглый будильник. Будильник четко тикал. Слышно было во всей каюте.
– Что? Что это? – спросил капитан.
– Адская машина, – ответил Прохоров. – Издеваются, понимаешь? Гады, издеваются, шутники чертовы!
Он выхватил будильник из руки солдата и шмякнул им об пол. Будильник неожиданно весело зазвенел.
– Ну зря вы, ваше благородие, – сказал солдат, – я бы его домой взял.
– Я не понимаю, – сказал капитан и тут же полез в карман, достал черный бумажник, вытащил оттуда два червонца.
– Мы выслушиваем ящики, в одном тикает – значит, чертова машина! Ну мы и перепугались, – сказал Прохоров.
– Наклали в штаны, вашество! – радостно сообщил солдат, глядя на червонцы.
– Возьмите, голубчики, – сказал капитан, – выпейте за мое здоровье. Вы же сколько Божьих душ спасли – дайте я вас поцелую!
Пока капитан целовал покорно наклонивших головы солдат, Андрей спросил Прохорова:
– А что, в ящике ничего больше не было?
– Почему? Было. Табак. И тряпки.
– А он не мог взорваться?
– Да как же, черт побери, может взорваться будильник?
– В этом должен быть смысл, – сказал капитан. – Только мы его не знаем.
По коридору бежал мичман.
– Евграф Матвеевич! – кричал он издали. – По «Измаилу» слухи носятся – люди требуют вас.
– Господи, ну скажи им, что все в порядке! Все в по-ряд-ке! Я сейчас же выйду. Вот видите, – сказал капитан, оборачиваясь к Андрею, как к сообщнику. – Люди в море очень подвержены панике. Что я им скажу? Я вас попрошу, молодой человек, отыщите вашего профессора и заведите к себе в каюту – в любое место, где его не увидят, – они же с супругой порождают панику, как тигры в овечьем стаде.
Далеко идти за профессорской четой не пришлось. Авдеевы нашлись у трапа за салоном, окруженные небольшой толпой перепуганных и преисполненных невнимательным сочувствием пассажиров.
– Немедленно! – громко и властно сказал капитан, завидя их. – В каюту, в каюту, в каюту! Нервный припадок – еще не основание бегать по кораблю и устраивать панику. Вот доктор подтвердит. – И капитан широким жестом представил собравшимся Берестова. Андрей вынужден был признать мудрость капитана – лишь медицинский авторитет мог успокоить людей.
– Да, – сказал Андрей, стараясь не улыбаться, – я попрошу вас в каюту, Иван Петрович, и вас тоже, Ольга Трифоновна.
Заплаканная княгиня Ольга спросила:
– А там все кончили?
– Ольга Трифоновна, – вмешался капитан, – вам все почудилось, именно почудилось. Господин доктор вас проводит.
Авдеев посмотрел на Андрея подозрительно – он не понимал, зачем понадобился такой маскарад, но опасался сказать лишнего.
Авдеевы пошли по коридору обратно в сопровождении Андрея, а капитан остался у трапа, преградив дорогу любопытным, так что источник раздражения и паники был надежно изолирован.
– Что там? – спросил Авдеев. – Этот кошмар кончился, да? Ничего не нашли?
– К сожалению, нашли, – сказал Андрей.
– Что?
– Андрей, как вам не стыдно! Вы обязаны сохранять к нам лояльность, – взмолилась Ольга Трифоновна.
– Да, – поддержал ее муж. Они держались за руки – короткий Авдеев и гренадерская княгиня Ольга, – в этот момент страха они забыли о своих сложных отношениях с окружающим миром – они превратились в немолодых испуганных детей.
Капитан Белозерский догнал их – видно, ему удалось успокоить пассажиров. Андрей как раз открыл дверь в свою каюту. Капитан втолкнул профессорскую чету внутрь.
– Ну что там нашли? – Авдеев требовал правды, обращаясь уже к капитану.
– Кому-то, – сказал капитан, – очень нужно было, чтобы содержимое вашего груза было предано гласности, чтобы тюки и ящики были вскрыты при множестве свидетелей, и там, внутри, оказался бы будильник. Это смешно и грозит вам гражданской смертью. И, как я понимаю, не только вам.
Тут капитан спохватился, что дверь в каюту открыта и в дверях все еще стоит Андрей.
– Простите, – сказал капитан бесцеремонно и захлопнул дверь. Щелкнул замок. Андрей мог бы и возмутиться, но ему стало смешно: все они – от такого величественного и чистого в помыслах капитана Белозерского до московского профессора Авдеева, – все они были связаны одной ниточкой корысти, воровства, контрабанды. Вокруг кипела революция, полыхали страсти, страна катилась в пропасть, а они спешили нажиться. Уж лучше Иван Иваныч, циничный крестьянский сын, собирающий денежки на свое имение, которое сожгут крестьяне раньше, чем новый барин успеет в него перебраться.
Но какова их солидарность! Каковы возможности! Послать гидроплан из Трапезунда вдогонку за «Измаилом», потому что пользоваться радиотелеграфом слишком опасно – новость бы дошла до слуха тех, кому о ней слышать не дозволено.
Иван Иванович шел по коридору. В руке он держал свой чемодан.
– И что они нашли? – спросил он.
– Будильник, – сказал Андрей.
Они вышли на палубу. К удивлению своему, Андрей увидел, что солнце уже поднялось довольно высоко – по голубому небу быстро бежали кучевые облака. «Измаил» уже снова набрал ход – впереди виден был голубой берег Батума – он потерял воздушность.
Иван Иванович отошел в тень надстройки и поставил чемодан на палубу.
– Сколько осталось ходу, интересно? – сказал он.
– Я думаю, часа через два будем в Батуме, – сказал Андрей. – Интересно, они могли нас в самом деле взорвать?
– Это не так легко, – ответил Иван Иванович. – Надо протащить на транспорт сотню фунтов взрывчатки и разместить ее не в каюте, а в более жизненно важном месте корабля. А так любительски транспорт не взорвешь. Попугать – можно! И наверное, они потирают руки.
– А зря потирают – наши оказались хитрее, – сказал Андрей, подставляя солнцу лицо: лучи приятно нежили и грели кожу.
– Ты голодный? – спросил Иван.
– Страшно. Но вряд ли у них что есть. Потерпим до Батума.
Иван вытащил из кармана пиджака тряпку, в ней была луковица и кусок хлеба.
– Это очень демократично, – сказал он. – Но, наверное, ваше сиятельство не откажутся.
– Не откажусь, – сказал Андрей.
И в этот момент некто, обладающий невероятно наглой силой, толкнул их сзади. Потеряв равновесие, они упали вперед.
«Измаил» как будто налетел со всего хода на скалу или на берег, хотя под ним было триста саженей глубины, белый фонтан брызг поднялся выше мачт – транспорт наткнулся на плавучую мину, и так неудачно, что взрывом разворотило весь нос, куда тут же хлынула вода. Натолкнувшись на взрыв, корабль начал, теряя скорость и будто обезумев, совершать эволюцию, разворачиваясь кормой, – все медленнее по мере того, как нос «Измаила», погружаясь в воду, заставлял палубу наклоняться.
Но это заняло все же несколько минут.
* * *
Страх пришел к Андрею впервые именно в тот момент. Раньше им двигало любопытство. Он не терял способности наблюдать за людьми. Здесь же все было иначе – через секунду после взрыва он испугался. Испугался настолько, что между ним и всем миром вдруг возникла тонкая, почти прозрачная и в то же время странно непроницаемая стена, как бывает при горячке, – гул в ушах и в голове, слабость в ногах и некая замедленность движений рождаются телом и мозгом, чтобы легче спастись, чтобы не отвлекаться ни на что, кроме своего спасения.
Андрей не помнил раньше такого страха – раньше были испуги. Ты испугался упасть с обрыва и карабкаешься, цепляясь за корни, – это быстрый, преходящий испуг, о котором не помнишь через десять минут. Ты испугался пройти через кладбище, но прошел – и забыл. Здесь же был страх, который командовал тобой. В нем не было вариантов – через сколько-то минут транспорт потонет, и нужно оказаться либо в шлюпке, либо, держась за что-то, на поверхности воды – только не остаться на «Измаиле», который утянет за собой, в глубину, всех, кого сможет.
Андрей провел себя по груди и плечам, соображая в то же время, не забыли ли они внизу в каюте чего-нибудь необходимого. Руки не зря совершили это движение – ведь Андрей был лишь в брюках и сорочке, и карманы его были пусты. Впрочем, денег или ценностей у него не было… где портсигар?! Где портсигар?..
Конечно же, он в кармане тужурки – во внутреннем кармане тужурки, рядом, в том же застегнутом кармане, где лежат документы и оставшиеся сто рублей.
Корабль все более кренился вперед, и Иван Иванович, подняв свой чемодан, крикнул:
– Надо ближе к шлюпкам!
Шум воды, шум двигателей, крутящихся все более натужно, все растущий шум от множащихся человеческих криков создавали оглушительный и в то же время неслышный звон в ушах и голове.
– Мне надо вниз! – сказал Андрей Ивану.
– Ты сошел с ума! Что ты там забыл?
– Надо.
– Через пять минут ты уже не выберешься.
Андрей все это понимал, и все в нем требовало бежать следом за Иваном – прыгать в море, спасаться… Но внизу остался портсигар, который неожиданно показал Андрею, что уже обладает над ним некоей властью, необъяснимой доводами рассудка.
– Назад! – отчаянно закричал вслед Андрею Иван Иванович, но Андрей уже не слышал его. Он кинулся вниз по трапу – благо они не успели далеко отойти от него – с таким отчаянием и обязательностью, будто в глубинах тонущего корабля остался его собственный ребенок.
Навстречу поднимались люди – Андрей видел их лица, но не в состоянии был их запомнить, словно смотрел на них сквозь кисею, а столкновения с ними он лишь отмечал в сознании.
Он пробежал пустой салон и оказался в длинном, почему-то наклонном коридоре, по которому бегали – именно бегали, как будто не в силах найти выход, люди, а затем он удивился, потому что из безликой массы людей выделился капитан Белозерский, который вырывался от Авдеева, повисшего на нем. За Авдеева держалась его супруга и однообразно кричала – это было карикатурно и неестественно и потому еще, что Авдеевы были облачены в халаты поверх ночных рубашек, а капитан был при полном параде – он кричал Авдеевым:
– Милостивые господа, милостивые господа, я буду вынужден применить силу!
Андрей готов был прийти на помощь капитану, но внутреннее нетерпение заставило пробежать мимо – ворваться в каюту. Куртка висела на спинке стула, и Андрей начал натягивать ее, никак не попадая в рукав. В то же время он обшаривал глазами каюту, ища, что бы еще взять с собой, но брать-то было нечего. Корабль ощутимо вздрогнул и еще более накренился. На столе лежала большая черная записная книжка Российского – туда он записывал свои мысли по поводу расшифровки важных надписей. Она поехала к краю стола. Андрею стало жалко, что труд Российского пропадет, он схватил эту книжку и почувствовал облегчение, как ребенок, нашедший в углу под кроватью закатившийся туда красивый шарик.
Наконец он попал в рукав, натянул тужурку, стукнул себя ладонью по карману, где лежал портсигар, и от этого сразу успокоился. Андрей понял, что если корабль сейчас быстро пойдет ко дну, увлекая его за собой, то он успеет перенестись с помощью портсигара на несколько дней в будущее и у него будет шанс выплыть. Андрей, уже не суетясь, открыл дверь в коридор и был удивлен тем, что там темно, – видно, вода добралась до жизненных центров транспорта и электричество выключилось.
Андрей помнил, куда бежать, и даже примерно знал, сколько шагов от каюты до салона. Он побежал и тут же врезался в какого-то человека, который глухо вскрикнул и попытался вцепиться в Андрея, но Андрей вывернулся.
– Идите за мной, сюда! – крикнул он.
– Иду, иду, – откликнулось сразу несколько голосов.
Вот и салон. Здесь светло – дневной свет вливается в иллюминаторы. Видно, насколько круто накренился «Измаил» на нос – у лестницы образовалась кучка кричащих и мешающих друг другу людей. Теряя равновесие, они мешают друг другу подняться наверх и уже не понимают, что им надо сделать, чтобы спастись.
Андрей подбежал к людям, топтавшимся у лестницы, и резко рванул на себя толстого мужчину, который застрял на подъеме и, вцепившись в соседей, полностью перекрыл лестницу.
– Спокойно! – закричал Андрей что было сил, но не его голос, а освобождение лестницы сыграло основную роль – люди кинулись наверх, толкаясь чемоданами, схваченными в спешке и безумии вещами. Уже поднявшись наверх, в ослепительное, доброе солнечное утро – в такое утро не бывает трагедий, в такое утро люди не могут погибать, – Андрей увидел вдруг не людей, а вещи, которые люди несли, чему они отдали предпочтение. У некоторых были чемоданы, и малые и, чаще, объемистые – вот пожилая чета, еле живые, волокут чемодан, который размером больше их самих, – словно собираются на этом чемодане плыть, как на плоту. А этот мужчина несет картину – в большой массивной золотой раме – картина плохая, даже Андрею это понятно, – но почему-то именно она воплотила сейчас для этого человека самое дорогое, что нужно унести с тонущего корабля. Мимо пробежала женщина в шубе, надетой на один рукав, второй рукой она прижимала ребенка…
Палуба накренилась настолько, что на ней было трудно стоять.
Андрей ринулся к борту, где более всего толпился народ. Но добежать не успел, потому что увидел, как совсем молоденькая сестра милосердия в невероятном отчаянии и напряжении сил волочит носилки с раненым, другой конец носилок отстукивает по ребристой поверхности палубы – будто барабанщик учится стучать; у раненого забинтована голова – расширенные страхом и волнением глаза блестят, и он невнятно повторяет: «Брось, брось… оставь…», и в этом слышна его отчаянная надежда, что девушка не оставит его – хотя по здравом размышлении непонятно, куда она может оттащить носилки – как будто часть палубы утонет обязательно, а другая, может быть, и спасется. Андрей, не размышляя, подхватил носилки, и они отнесли их к борту.
– Спасибо, – сказала девушка. Она стояла рядом с носилками, опустив руки, безмерно уморившись. Раненый закрыл глаза. Они победили, они дошли до барьера.
Откуда вообще взялись эти носилки?
Андрей поглядел в сторону тента на верхней палубе… Но ведь там койки – отлично видно, как высокий священник с крестом в руке осеняет койки, и раненые глядят на этот крест, надеясь на его силу и утешение. Правда, не все – некоторые, кто может двигаться, ползут, подпрыгивают, карабкаются к борту – за ними белыми хвостами волочатся бинты – и вклиниваются в толпу, что бушует у борта, надеясь на место в шлюпке.
Андрей перегнулся через поручень – до воды еще далеко. Андрею никогда не приходилось нырять с такой высоты, но, наверное, времени терять уже нельзя. Андрей поглядел вперед: горизонт поднялся, он был куда выше палубы – это от крена, – нос уже ушел в воду почти до палубы, и корабль вот-вот потеряет устойчивость и тогда – Андрей видел это на фотографиях – колом пойдет в воду.
Крик вокруг стоял несусветный – Андрей смотрел, как люди ползут по шлюпбалкам, по тросам – муравьями, – срываются в море, кричат, исчезают, так и не добравшись до шлюпок. На глазах у Андрея шлюпка, переполненная людьми, перевернулась – медленно и ловко, как дельфин, желающий скинуть с себя докучливых наездников.
В толпе у борта Андрей увидел и Авдеевых – они бились за место поближе к шлюпкам. Госпожа Авдеева – голова ее возвышалась над толпой – тянула за руку мужа и расталкивала прочих. Андрей подумал, что, если транспорт сейчас не перевернется и не потонет, они все же добудут себе место в шлюпке. Капитана рядом с ними не было – он, наверное, наверху на мостике, потому что даже самый бестолковый и трусливый капитан в тот момент, когда его корабль тонет, оказывается на мостике. В этом есть какой-то капитанский рок, оправдывающий капитанов за все дурное, что они сделали ранее.
Корабль задрожал, как бы примеряясь, чтобы удобнее уйти в теплую воду, и сквозь крики, несущиеся от борта, Андрей услышал страшный вой, долетающий снизу сквозь иллюминаторы, и он понял, что это крик сотен раненых, заточенных на нижних палубах, у которых нет никаких шансов вырваться наружу.
Господи, какой высокий борт у «Измаила»! Ты стоишь, словно на крыше четырехэтажного дома! Может быть, найти трап на нижнюю палубу и спуститься туда, чтобы безопасно прыгнуть в воду?
И Андрей, понимая уже бессмыслицу таких надежд, потому что времени на это никто ему не даст, поймал себя на том, что бежит вдоль борта, ища ход вниз. Он в отчаянии остановился. «Нельзя!» – кричал он себе. Может, даже вслух. «Измаил» все быстрее скользил внутрь моря, стараясь спрятаться там от солнца, избавиться от криков и отчаяния, он не в силах был терпеть крики людей.
Может быть, Андрей и дальше терял бы время и погиб на «Измаиле», если бы не увидел, как молоденькая сестра милосердия, также подбежавшая к борту, вдруг начала совершать непристойные движения – она схватилась обеими руками за подол своей черной юбки и подняла ее, выпрямившись, показав длинные стройные ноги в серых с завязками чулках и панталоны, обшитые по краю розовыми кружевами. Андрей даже замер – оказывается, и в смертный миг человека можно удивить настолько, что он забывает о гибели. Андрей смотрел – без вожделения, а потрясенный зрелищем, которого не могло случиться на «Измаиле». Но в следующий момент девушка стащила через голову платье – вместе с нижней сорочкой, – тогда Андрей понял, что она раздевается для того, чтобы платье не утянуло ее на дно. Девушка отбросила платье. Сзади несся вопль толпы – там все еще дрались за место в шлюпках. Девушка легко перемахнула через поручень – Андрей смотрел на нее как околдованный, – она держалась одной рукой за железные перила, другой перекрестилась. Затем сильно оттолкнулась от борта и по дуге – все быстрее и круче – полетела вниз к воде. Андрей, склонившись, наблюдал за ней, молясь, чтобы она не разбилась о воду.
Поднялся фонтан брызг. Не отрывая взгляда от воды и жаждая увидеть, как покажется голова девушки, Андрей повторил ее действия: не расшнуровывая, он стащил с ног ботинки, сорвал с себя тужурку – потом в последний момент портсигар как бы завопил: «Не забывай!» Андрей переложил его в карман брюк – туда же – хоть все равно промокнут – документы. И теперь уж ничего не удерживало его – да и времени на раздумья не было. Андрей четко повторил движения девушки. Он оттолкнулся от борта и полетел. Полет был долгим – он успел о многом подумать, пока летел к воде, но о чем думал – не запомнил. И тут последовал сильный удар, выбивший из него воздух и чуть не погубивший Андрея. Тут же он начал погружаться вниз и слишком рано заработал руками, чтобы вернуться на поверхность – его еще влекло вглубь, а он уже пытался вырваться, и на то уходила энергия и запас воздуха. А когда он начал все же подниматься наверх, то уже не выдержал и вдохнул воды – но, к счастью, в тот момент, когда его голова уже дотронулась до ее поверхности. Кашляя и отплевываясь, теряя сознание от того, как больно рвались бронхи от смеси воды и воздуха, он все же оказался на поверхности, он был жив, кашляя, он вернул себе умение дышать, откинув голову и проведя ладонью по глазам – он смог открыть глаза – он был жив!
Но как только Андрей открыл глаза, он сообразил, что борт «Измаила» слишком близок к нему – буквально нависает над ним – руку протяни и дотронешься. Андрей отчаянно замахал руками, чтобы отплыть как можно дальше, – и по мере того, как он плыл, к нему возвращался разум и способность соображать.
Андрей перевернулся на спину – теперь «Измаил» был метрах в пятидесяти – еще близко. Корабль оставался на плаву, хотя нос его скрылся под водой, а корма поднялась настолько, что был виден бешено вращающийся винт. Андрею хотелось увидеть отважную сестру милосердия – неужели ее утянуло вглубь?
Понять ничего не удалось – Андрей был в воде не один; в отдалении виднелись другие черные шарики – человеческие головы, а еще дальше была видна перегруженная шлюпка, ощетинившаяся головами, как ежик иголками, – а совсем далеко Андрей увидел серую полосу – борт миноносца, который спускал шлюпки, но опасался подойти ближе к транспорту.
Андрей поплыл прочь от «Измаила», уверенный, что спасется.
Вдруг, не оборачиваясь, он понял, что сзади произошло нечто страшное. Андрей оглянулся и увидел, что «Измаил», встав вертикально и скидывая с себя букашек – человечков, что еще цеплялись за палубу, не смея покинуть ненадежную сушу корабля, замер на три или четыре секунды и вдруг как отрезанный ухнул в воду – гвоздем, железным штырем, и море ухнуло, кинувшись на то место, которое он только что занимал. Андрей не смотрел более: он быстро поплыл прочь и не слышал, но ощущал всей шкурой, как кричат раненые в чреве «Измаила».