Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.7"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 59 страниц)

А Лидочка, не в силах терпеть неизвестность, перебила его:

– Ахмет, скажи, что с Андреем? Где Андрей?

– Ты не знаешь?

– Ахмет, ты же его друг. Скажи правду!

– Я думал, что ты знаешь… или тоже…

– Ты его видел? Ты разговаривал с ним?

– Нет, но мне сказали… я думал…

– Врешь! – закричала Лидочка, как базарная торговка. – Врешь, негодяй! Вы все врете, вы все завидуете ему! Вы хотите, чтобы он умер!

И тут Лидочка увидела краем глаза, что Коля показывает пальцем у своего виска – показывает Ахмету, что она, Лидочка, не в себе. И Ахмет чуть заметно кивает.

– Не надо этих заговоров! – кричала Лидочка. – Я все понимаю.

– Эй! – сказал Ахмет обыкновенным голосом, видимо, зная, как тонки стены хижины. – Принеси воды.

Но Ефимыч уже поднялся – он вышел из хижины и вернулся со стаканом теплой воды, из которого уже поил Лидочку.

– Извини, – сказал Коля. – Давай в следующий раз все обсудим. Главное

– что мы встретились. Мне надо спешно вернуться в Севастополь.

– Погоди, – сказал Ахмет, – десять минут ничего не решают. Сначала ты ответь мне на пару вопросов.

Он стоял, сложив руки на груди и набычившись, словно Наполеон.

– Можешь не задавать, – сказал Коля. – Я знаю, что ты хочешь спросить. Есть ли у меня письма от Романовых Колчаку, которых Ялтинский совет подозревает в сговоре с Морским штабом и даже хочет их арестовать… Видишь, я тоже кое-что знаю. Больше того – к тебе приехал эмиссар из Ялты или из Симферополя – не знаю откуда. Фамилия его – Мученик. Я с ним знаком

– он из Севастополя. Я думаю, он тебе и заплатил, чтобы перехватить наш мотор и обыскать нас – а может, и пустить в расход. Ну что молчишь? Я в чем-нибудь не прав?

– Звучит глупо, – сказал Ахмет. – В твоих устах, эффенди, мои действия кажутся действиями необразованного бандита, а я, как всем известно, чуть было не окончил Сорбонну.

Ахмет отпустил длинные волосы, на нем был английский френч без погон, широкие щегольские синие галифе и блестящие сапоги.

– Я не хотел тебя обидеть, – сказал Коля. – Но как ты знаешь, от уровня вежливости смысл не меняется.

– Ах, как красиво! – отозвался Ахмет, но лицо, тревожно подсвеченное снизу лампой, было резким и зловещим. – Только учти, что меня нельзя нанять или купить. И моих людей тоже. Мы сознательные борцы за счастливое будущее свободного татарского народа.

– Ну вот, – усмехнулся Коля, – теперь ты заговорил еще красивее. Учти, я не возражаю против свободы татар Крыма.

– Боюсь, что ты не понял, – сказал Ахмет. – Мы требуем не только свободы – для всех, для татар, для русских, для хохлов, – мы требуем независимости Крыма.

– Как так независимости Крыма? Это что-то новенькое.

– Надо газеты читать. В Симферополе уже создан комитет.

– Ну хорошо, пускай независимость. Неужели это играет сейчас хоть какую-нибудь роль?

– Конечно, играет. Ты намекнул, что Мученик нас купил. Мученик не может купить Керимова, потому что они с Мучеником союзники. Оба они – и Мученик, и Керимов – боятся, что адмирал Колчак и его офицеры захватят власть в Крыму и задушат революцию, что они будут вешать на деревьях и татарских, и русских, и еврейских революционеров, а Керимову тогда висеть рядышком с Мучеником. Теперь ты понял, насколько это серьезно?

– Это теория, Ахмет. Это теория, которую придумали неполноценные люди. Есть Российская империя, и наш с тобой долг, Ахмет, вернуть ей величие и не дать ее распродать.

– Теперь наши позиции выяснились, герр фон Беккер, – сказал Ахмет и деланно рассмеялся.

Коля посмотрел на Ефимыча, тот сидел, глядя на пустую кружку. Он не мог не слышать. Но может быть, он не вслушивался?

– Я могу тебе сказать совершенно честно – я бывал на вилле императрицы. И не раз, – сказал Коля.

– Знаю, еще бы не знать.

– Если ты так информирован, то ты знаешь, почему я там бывал.

– Не подозреваю.

– У меня сложились свои особые отношения, – тут Коля замолчал, словно подбирал соответствующие моменту слова, – личные интимные отношения с одной молодой особой… Ну, влюбился я, черт побери! В княжну Татьяну.

– У нее коленки красивые? – спросил заинтересованно Ахмет и, не дождавшись ответа, сокрушенно добавил: – Опять опоздал! А ведь мы с ней были близки!

– Ты шутишь?

– Ни в коем случае, – ответил Ахмет. – И знаю, что ты лжешь. Не стал бы ты сейчас крутить роман с княжной или с кем-то из камарильи – слишком опасно. Не для тебя такая забава.

– Ахмет, нам пора ехать, – сказал Коля. – Ты не будешь нас задерживать? Дорога дальняя.

– Нет, – сказала Лидочка, глядя на Колю в упор. – Я останусь у Ахмета. Ахмет отвезет меня в Ялту. Хорошо, Ахмет?

Ахмет удивился – ему неясны были отношения Коли и Лидочки, он чувствовал недоговоренность, но не вмешивался.

– Хорошо, – сказал Ахмет. – Я, правда, в Ялту не собирался…

– Я прошу тебя.

– Хорошо! Я же сказал – хорошо!

– А я поехал в Севастополь, – сказал Коля.

– Да поезжайте вы все, куда хотите! Поезжайте! – Ахмета неожиданно охватила вспышка злости – непонятно к кому, – он выбежал из хижины, и сразу его резкий голос зазвучал снаружи – он по-татарски отчитывал тех, кто сидел у костра.

– Ты серьезно решила тут остаться? – спросил Коля. – Не боишься?

– Поезжай, Коля, хорошо?

– Ладно. Счастливо тебе оставаться.

– Спасибо, – сказала Лидочка, подходя к Ефимычу и протягивая матросу узкую ладонь.

– Не за что, – мрачно ответил тот. – Вы не расстраивайтесь так. Обойдется. Наверно, ошибка.

– Письмо, – сказал Коля. – Быстро, пока он не вернулся!

– Какое письмо? – не сразу поняла Лидочка.

– Которое я тебе дал. Да тише ты!

– Прости. – Лидочка стала доставать письмо. Коля стоял рядом, ему так хотелось рвануть на себя лиф ее платья, чтобы выхватить письмо, – именно чтобы выхватить. И Лидочка чувствовала его нетерпение – совсем иное, чем у мужчины, который мечтает о ней…

Коля выхватил у нее письмо – он не хотел быть грубым, но он очень спешил, и Лидочка понимала, что он прав: если кто-нибудь, в первую очередь Ахмет, увидит письмо, будет плохо.

Коля едва успел – он еще не вынул руку из кармана плаща, так и замер. Вошел Ахмет.

– Вы еще здесь? – спросил он равнодушно.

– До встречи, – сказал Коля, пожимая на прощание руку Ахмету. – Мне повезло, что я встретился с тобой.

– Тебе точно повезло, – согласился Ахмет.

– До свидания, Лидочка, – сказал Беккер.

Он поцеловал ей руку. Лидочка была так подавлена, что не успела ее отдернуть.

– Ефимыч! – сказал Коля и первым пошел к выходу из хижины.

Матрос вышел следом, не оборачиваясь и не прощаясь.

Закрылась дверь.

– Их не тронут? – спросила Лидочка.

– Конечно, их не тронут, – сказал Ахмет. – Письмо у тебя было?

Лидочка не ответила.

– Чего ты его защищаешь?

– Я его не защищаю. Мне все равно…

Заглянул молодой парень – Лидочка впервые увидела человека, грудь которого крест-накрест была перетянута пулеметными лентами.

– Все готово, – сказал он.

– Едем! – сказал Ахмет.

Пролетка стояла на дороге, дерево куда-то делось, автомобиль Коли тоже исчез.

– Они уехали? – спросила Лидочка.

– Конечно. Прости, у меня нет автомобиля. Помнишь, какой был? Помнишь?

– Ну конечно, Ахмет.

Молодой парень, обвязанный пулеметными лентами, уселся на облучок. Ахмет достал из-под ног кожух, накинул его на Лидочку.

– Будет холодно, – сказал он. – Тебе куда ехать? Домой?

– Нет, в гостиницу, – сказала Лидочка. – Ты разве не знаешь, что мои в Одессе?

– Знаю, что в квартире живут другие, – сказал Ахмет.

Парень в лентах зацокал на лошадей, легонько хлестнул одну, пролетка стала разворачиваться.

– Почему ты сюда приехала? – спросил Ахмет. – Я чуть язык не проглотил, когда увидел тебя. Я точно думал, что ты умерла.

Лидочка протянула руку, дотронулась до кисти Ахмета.

– Я теплая, – сказала она.

– Это просто чудо.

– Я ищу Андрея.

– Лидия, не шути.

– Тогда ты скажи мне – что случилось с Андреем. Только честно. Ведь я для этого осталась с тобой и попросила меня подвезти.

– А что сказал Коля? – ушел от ответа Ахмет.

– Он сказал, что Андрей погиб, он знает это наверняка. Поэтому он и стал Андреем Берестовым.

– Что?

– Ты и этого не знаешь? Ахмет, ты меня удивляешь – я сегодня встретила Колю впервые за много лет – и уже знаю. А ты не знаешь.

– Какой Андрей? Ты скажи по-человечески.

– Следователь Вревский – помнишь такого?

– Еще бы – он налет на дом моего дяди делал. Мотор реквизировал.

– Следователь Вревский передал Коле Беккеру документы Андрея, чтобы тот отвез их Марии Павловне. Но Коля попал в Севастополь и стал жить по документам Андрея. Потому что Андрею они уже не были нужны.

– Значит, что же получается – Андрей умер, а Коля стал Андреем?

– Он сказал, что как друг Андрея он имел на это моральное право. Что он его духовный наследник.

– Мерзавец он, а не наследник, – сказал Ахмет. – Жаль, что я раньше не знал – я бы ему высказал свою точку зрения!

– Но все это пустяки, все это не главное…

– Что же главное? – спросил Ахмет, хотя и знал ответ.

– Андрей. Что с ним случилось? Кому верить? Я ведь жду его.

– Я знал… до сегодняшнего дня думал, что Андрей умер. И даже был на его могиле.

– На могиле? Где?

– Я могу показать. Это не в Ялте.

– Ахмет, ты мне покажешь его могилу?

– Конечно, покажу. Я ходил туда, я рубль дал, чтобы за могилой смотрели. А то как Мария Павловна умерла…

– Мария Павловна?

– Она не пережила… Но ты в самом деле не знаешь?

– Клянусь тебе всем святым, что не знаю.

– А где же ты была три года?

– Далеко. Очень далеко. Ты отвезешь меня на кладбище?

– Завтра. Если я не приеду, значит, к тебе приедет мой связной, ты его знаешь.

– Кто?

– Хачик.

– Хорошо. Я буду ждать.

– Только ты не расстраивайся. Сейчас мне надо возвращаться, но я приеду. И может быть, Андрей и не умер? Ведь ты жива?

Пролетка въехала на окраинную улицу.

– Не переживай, – повторил Ахмет. – Все на свете так странно.

– Ты можешь меня здесь отпустить, – сказала Лидочка, – мне два шага осталось.

– Нет, я погляжу, как ты в гостиницу войдешь.

– А патруль тебя не остановит?

– Патруль меня не остановит. Я – человек-невидимка, читала?

И Ахмет засмеялся, по-старому, будто ничего и не было.

Беккер вернулся в Севастополь в половине третьего ночи.

Он остановил автомобиль у дверей Морского штаба, выключил мотор. С трудом, из последних сил, снимая кожаные перчатки, вылез из машины. Часовой, сонный и замерзший, перегородил штыком дверь.

– Ты что, не видишь? – спросил Беккер без злобы, но с глубокой уверенностью в том, что никакой часовой не посмеет его остановить. Он отвел штык вверх, не отпуская его, нагнулся и прошел под ним, как под низкой притолокой.

В вестибюле горела тусклая лампочка. Коля, стараясь шагать твердо, вошел в приемную адмирала. Лейтенант Свиридов, ночной дежурный, спал на черном кожаном диване, придвинув телефон к изголовью.

– Степа, – сказал Беккер, опускаясь в кресло возле дивана. – Степа, проснись. Скажи, где Александр Васильевич?

Степа вскочил, потянулся к телефону, потом сообразил, отпустил трубку и стал протирать глаза.

– У нее, – сказал он, прокашлявшись. – Сколько времени?

– Скоро три часа.

– Ты откуда?

– Из Дюльбера.

Свиридов запустил пальцы в черную шевелюру. Морщась от боли, он растаскивал ее по прядям.

– Что-нибудь случилось?

– Не задавай глупых вопросов, Степа. Позвони адмиралу.

– Ты с ума сошел, Берестов. Сам же сказал – три часа ночи, а ты его из теплой кроватки. Он же оторвет мне голову.

– Ты как думаешь – я приехал сюда в три часа ночи из Ялты, приехал один, потому что моего шоффера по дороге убили – сам я контужен и еле держусь на ногах, – приехал и разбудил тебя ради собственного удовольствия? Ради шуток?

– Шоффера убили? Ефимыча? Что случилось? Бандиты?

– Бандиты, из которых состоит вся Россия. Будешь звонить или нет?

– Может, ты сам?

– Ты дежурный – тебе положено.

Степа нагнулся, поднял с пола телефон, поставил его на край стола, но трубки не снял.

– Что-нибудь случилось с императрицей? – спросил он с повышенной заботливостью, будто собирался тут же нести ей стакан воды.

– Бери трубку! – закричал Коля. Глаза у него стали бешеные. Он начал расстегивать кобуру, пальцы его тряслись. – Я из этого нагана сегодня пристрелил трех человек! Одним больше, одним меньше – какая разница! Какая разница, Степа? Решается судьба России, а ты никак не можешь решить, положено или не положено будить адмирала?

Степа, не отрывая глаз от руки Беккера, которая ушла по ладонь в деревянную кобуру, схватил трубку.

– Девушка! – кричал он и крутил ручку вызова. – Девушка, вы меня слышите? Вы что, решили поспать? Алло! Алло! Ну вот… а то как сквозь землю провалились. Знаю, сколько времени! Лучше вас знаю. Срочно, четыре – двадцать четыре! Да, прямой. Да, из Морского штаба! Я лучше знаю, кто когда спит, а кто нет!

– Вот видишь, – сказал Свиридов, глядя, как Коля застегивает кобуру.

– А ты берсекнул!

– Чего? – не понял Беккер.

Свиридов уже пришел в себя. Он взял со стола зеркало и поглядел на себя. Покачал головой, недовольный видом синей ночной щетины, встрепанных волос, припухших век и мешков под черными глазами.

– Это особое состояние, в которое впадали древние викинги во время битвы. Такой герой крушил и своих, и чужих – после боя его обязательно убивали свои же. Понял?

– Разберемся, – сказал Коля. – Ну, скоро?

Свиридов отложил зеркало, прикрыл ладонью трубку и ответил:

– Это спросишь у беззубого.

И тут же, услышав ответ, другим голосом произнес:

– Простите, ради Бога, это Степа Свиридов. Да, случилось. Скажите, пожалуйста, Александру Васильевичу, что лейтенант Берестов просится срочно переговорить с ним. Берестов, да, Андрей Берестов. Сколько времени? Три часа ночи.

Свиридов протянул трубку Беккеру, а сам снова взял зеркало, прошел к дивану, сел, сапог на сапог, принялся выдавливать угорь из большого пористого носа.

Коля взял телефонную трубку. Она была теплой и пахла какой-то помадой

– видно, от Свиридова.

– Я вас слушаю, – хрипло произнес Колчак.

– Александр Васильевич, я только что прибыл из Дюльбера. Мне нужно поговорить с вами.

– Это настолько важно?

– Я не паникер, ваше превосходительство, – сказал Беккер.

– Та-ак… Дорогая, достань порошок аспирина, – сказал адмирал. – И стакан воды. Вы меня слушаете, Берестов? Прошу вас немедленно прибыть сюда. Сколько времени вам потребуется?

– Семь минут.

– Отлично. Я предупрежу охрану.

Ровно через семь минут Коля Беккер увидел одетого и будто бы еще не ложившегося адмирала Колчака.

– Здравствуйте, – сказал адмирал, оглядывая Колю. – Садитесь. На вас лица нет. Еще не спали?

– Не пришлось, Александр Васильевич. Такие события…

– Тогда рассказывайте. Только коротко.

– Ее Величество, – сказал Коля, который уже отрепетировал краткую речь, – получила сведения, что Ялтинский совет принял постановление об аресте всех членов царского семейства.

Колчак кивнул, будто именно этого сообщения и ожидал.

– Они будут арестованы сегодня. Для этого в Ялту подтянуты какие-то верные Совету части и отряды мастеровых. Возможно, и банды крымских татар.

Колчак поднял бровь.

– Они существуют, – сказал Коля. – Я их видел три часа назад.

– Продолжайте.

– Царское семейство будет перевезено в Симферополь, в тюрьму, затем, возможно, – на север.

– Временное правительство в курсе дел?

– Не знаю, – сказал Коля. – Вот письмо от императрицы.

– Я же просил – ничего не писать! – сказал адмирал.

Из полуоткрытой двери в гостиную проскользнула тонкая женская фигура в золотистом пеньюаре.

– Но сейчас особый случай, – возразил Коля.

– Особые случаи устанавливаю я, – сказал адмирал, протягивая руку.

Коля отдал ему письмо.

– Что же вы, лейтенант, – брезгливо произнес Колчак, – ногами его топтали?

– И ногами тоже, – сказал Беккер. – Ялтинский совет подстроил мне засаду на дороге. Руководил засадой известный эмиссар Совета Елисей Мученик. Он оставался, так сказать, за сценой. А произвел эту акцию отряд крымских татар. Так что для спасения письма – именно его они и искали – мне пришлось пойти на некоторые шаги…

– Какие?

– Я выкинул это письмо в кусты. В последний момент. Так что, обыскивая нас, они ничего не нашли.

– А шоффер? Не проговорился?

– Он не знал о письме.

– Вы держались за нашу версию?

– Да, я клялся, что бываю в Дюльбере из-за княжны Татьяны.

– Поверили?

– Вряд ли. У них свои люди во дворце.

– Разумеется, – согласился Колчак.

– А поручик Джорджилиани предложил Татьяне руку, сердце и политическое убежище в Грузии.

– Вот пострел! Наверное, из князей? Впрочем, там все князья.

– В Совете знают куда больше, чем им нужно.

– Обезумевшие гимназисты и местные шмули – ничего, мы их приструним. И как вам удалось вырваться?

– Мы воспользовались тем, что бандиты напились, и бросились бежать. К сожалению, в темноте погиб шоффер. Я добрался один.

– И письмо в темноте отыскали?

– Как видите, я помнил, где оно лежало.

– Вас не ранили?

– Моя пуля еще не отлита, ваше превосходительство.

– Далеко это было от Ялты? Я имею в виду засаду?

– Недалеко, версты три-четыре от Чайной горки.

Колчак разорвал конверт. Прочел письмо. После секундного колебания протянул его Коле. Коля понял – если у адмирала и были подозрения, он отверг их. Либо счел более выгодным забыть о них, когда каждый человек на счету.

Записка была по-русски, без подписи. Не очень грамотно императрица сообщала о том, что утром или в крайнем случае днем все они будут арестованы. Надежда на то, что Колчак пришлет за ними корабль, чтобы спасти. Иначе все может кончиться трагедией.

Увидев, что Коля кончил читать, адмирал протянул руку и взял у него письмо. Сложил, спрятал в карман.

– Может так случиться, что это письмо станет самой драгоценной реликвией в российской истории. А может быть – если мы с вами потерпим поражение, – за эту бумажку и гроша ломаного не дадут.

Коля провел рукой по глазам, как бы отгоняя дремоту. Он хотел спросить, может ли он уйти отдыхать. Но Колчак, угадав его мысли, сказал сам:

– Пока я буду собираться, Анна сделает нам кофе.

– Иду, иду, – раздался звонкий голос Темиревой. Она скользнула в комнату, неся поднос с кофейником и чашечками. Как и когда она успела сделать кофе – осталось тайной. Коля любовался ею. Свежестью, молодостью и особенно свойственной только очень знатным дамам и подругам великих людей статью.

– Пейте, Андрюша, – сказала она, улыбнувшись Коле, как доброму старому знакомому, – впрочем, они были почти ровесниками, – хоть и видела его второй или третий раз в жизни.

– Дай ему полстакана коньяку. Он перенервничал на службе России, – сказал Колчак, разливая кофе. – Но не больше, а то у него коленки подогнутся и он заснет.

Колчак молча выпил кофе. Он быстро ел и пил, как будто полагая, что принятие пищи – процесс ненужный и почти постыдный. Может быть, в нем сидел тайный чревоугодник.

Когда адмирал с Колей спустились вниз, машина уже ждала у подъезда, ворча мотором и заливая светом фар всю улицу.

– Прошу вас, лейтенант, – сказал высоким елейным голосом полковник Баренц, вкрадчивый начальник контрразведки. Коля поежился, зная, что Баренцу известно о нем куда больше, чем хотелось бы.

– Конечно. – Коля покорно пошел за полковником, злясь, что приходится тратить время на Баренца, когда в кабинете Колчака принимаются драматические решения.

Но по мере того как он рассказывал о ночных событиях, вспоминал, как все было, вспоминал свой страх и унижение, Коля все более проникался желанием найти и перебить всех этих татар. Об Ахмете он не думал – впрочем, Ахмет в городе, что ему делать в горах?

– Кстати, о вашем шоффере? – спросил Баренц, поправляя очки в тонкой золотой оправе. – Вы видели его мертвым?

– Я видел, как он упал, – сказал Коля. – Но у меня не было времени вернуться. Меня бы тоже убили.

– Возможно, возможно, – как врач, сомневающийся в рассказе пациента, произнес полковник.

– Может, он и жив, может, его взяли в плен. Но он упал. Я видел, как он упал. Больше я ничего не знаю.

Баренц оставил Колю в приемной и без доклада прошел в кабинет командующего, где оставался минут десять.

Коле хотелось спать, но в то же время перенапряжение заставляло пульс биться вдвое быстрее, чем обычно. Состояние Коли было близко к лихорадочному.

Коля подошел к окну. За окном еще не начало светать – только пятый час. В блестящих радиаторах и стеклах съехавшихся к штабу автомобилей отражался свет из окон штаба, словно это были не машины, а гигантские блестящие жуки.

– Лейтенант Берестов! – воскликнул Свиридов. – Пред светлые очи!

Колчак сидел за столом. Баренц стоял почтительно – чуть-чуть склонившись, как позволяло достоинство.

– Мы договорились с полковником, – сказал он. – Вы будете сопровождать отряд Баренца, который должен найти и обезвредить банду, что устраивает засады на главной дороге Крыма. Я полагаю это чрезвычайно важным. Как только операция будет закончена, отряд полковника Баренца и вы, Берестов, едете в Дюльбер. Остальные указания получаете только от меня в Дюльбере.

Внизу их с Баренцом ждал большой грузовик с высокими бортами. В кузове были положены доски, на которых в пять рядов сидели солдаты – сытые рожи из контрразведки. Коле приходилось их видеть. Коля подозревал, что их набирали из бывших полицейских и жандармов. Но в конце концов кто-то должен охранять порядок.

Баренц залез в кабину, за ним его помощник, поручик, но Беккера туда не позвали, хотя, если потесниться, хватило бы места и ему. Пришлось остаться в кузове вместе с нижними чинами. Утешать себя тем, что еще вчера ты ездил на своем авто с собственным шоффером. Кстати, мотор куда-то исчез. Его у подъезда не было.

Солдаты были в толстых шинелях, под ними фуфайки, на головах папахи – готовились по погоде. А Коля был только в тонком флотском плаще и фуражке. Так что воспаление легких – наверняка.

Но показывать, что страдаешь от несправедливого обращения какого-то полковника, нельзя. Коля не хотел даже поднимать воротник шинели. И терпел больше часа. Он сидел в первом ряду, от прямого ветра прикрывала кабина. Сонные, поднятые среди ночи солдаты сжались в кучу малу – Колю приняли в нее, вот он и не замерз, а заснул, как и все, и скоротал дорогу.

Когда проснулся, машина уже остановилась. Полковник Баренц в щеголеватой бекеше и серой папахе стоял на шоссе, запрокинув голову, негромко покрикивал на солдат, чтобы скорее вылезали, а солдаты нехотя просыпались, ежились, не хотелось отделяться от товарищей и вылезать на ночной холод.

Было зябко. С гор дул ледяной ветер. Облака неслись, выскакивая из-за хребта, и уходили к морю, разбегаясь по рассветному морозному небу.

Коля посмотрел на часы – почти восемь.

– Ну как, лейтенант? Приехали? – спросил Баренц, сонно и недобро щурясь. Гладкое желтоватое лицо с опухшими веками черных глаз, длинные баки и длинные черные ресницы придавали лицу контрразведчика нечто опереточное. – Где-то здесь вы попали в засаду?

Коля поглядел вдоль дороги. Слева – поросший лесом крутой каменистый склон, справа – откос вниз, к виноградникам. У самой воды несколько белых домиков. Тихо, только воет ветер.

– Как разберешься? – искренне сказал Коля. – Это же ночью было, а я не за рулем.

– Но когда ехали от засады к Севастополю, ведь вы были за рулем.

– Конечно, – сказал Коля. – Ефимыча убили.

Разговор был спокойный, деловой, но за каждым словом, особенно за построением фраз, Коля чувствовал подвох и допрос.

– Ну и как же мы найдем злоумышленников? – спросил Баренц, пощипывая конец бакенбарда.

– Я полагал, что по моему описанию вы все определили, господин полковник, – сказал Коля.

– Но мне же нужно проверить ваши показания.

– Могли обойтись без меня, – сказал Коля.

– Я выполняю приказ адмирала. Ему хотелось, чтобы за вами был глаз да глаз, – улыбнулся Баренц так, словно сейчас скажет: я пошутил!

Но Баренц так и не сказал.

– Теперь тише! Чтобы муха не пролетела! – приказал Баренц, и его солдаты – было их человек до тридцати – быстро и уверенно разделились на две шеренги и пошли по обеим обочинам шоссе.

Сзади послышался поскрип – показалась повозка, запряженная лошадкой и груженная мешками, – татарин ехал на базар в Ялту. Татарина согнали с дороги, Баренц быстро прошел туда и, пока солдаты копались в мешках, разговаривал с татарином. Тот отрицательно качал головой. Баренц настаивал, грозил. Татарин стал показывать вперед и выше дороги, и Коля понял, что он подтверждает: на поляне были люди. И тут Коля испугался даже больше, чем ночью. Тогда все произошло быстро и неожиданно, а сейчас будет бой, и в этом бою у него, Беккера, есть задача – неприятная и неизвестно как выполнимая – убить Ахмета, чтобы он не назвал Колю настоящим именем. Мысль о том, что ему необходимо убить школьного приятеля и соседа, была тошнотворной – хотелось отогнать ее, и Коля стал смотреть на то, как идут солдаты. Это их, солдатское дело – стрелять и убивать.

По жесту Баренца одна из шеренг стала ловко подниматься по склону, видно, желая обойти поляну с тыла.

И тут Коля увидел рядом с дорогой, параллельно ей, толстый ствол платана, срубленного еще недавно, – листья только чуть пожухли.

– Вот то дерево, – сказал Коля, – которым они дорогу перегородили.

– Молчите, – прошипел Баренц. – Без вас знаю. Ваше участие больше не понадобится. А то еще угодите под пулю…

И Баренц быстро пошел кустами, не поднимаясь прямо к поляне, а обходя ее.

Чуть помедлив, Коля все же пошел следом за солдатами, потому что хотел присутствовать при событиях. Но хоть чувство мести к татарским бандитам в нем не угасло, он понимал, лучше будет, если здесь никого не найдут и не будет стрельбы.

Коля старался идти тихо, ступать в след шедшему впереди солдату и воображал себя Лермонтовым при Валерике, Александром Марлинским, а может, безымянным героем кавказских войн, сосланным на Кавказ за тайную дуэль, за роман с Великой княгиней…

Впереди, где ничего не было видно и казалось, что кусты протянутся еще долго, раздался гортанный предупреждающий крик, потом выстрел, потом было сразу много выстрелов, и они звучали не только впереди, но и вокруг Коли, и ужас их заключался в том, что ни врагов, ни друзей не было видно. Коля отступил за толстое дерево и прижался к нему всем телом. Перед глазами, в пяти сантиметрах, была серая кора, и можно было различить каждое ее волоконце.

Выстрелы прекратились так же неожиданно, как начались.

Коля постоял некоторое время за деревом и осторожно пошел вперед.

Он не смотрел на часы и потому не знал, сколько времени продолжалась перестрелка.

На поляне ходили и стояли солдаты. Один из солдат сидел на траве, и санитар перевязывал ему руку. Солдат ругался, а его товарищ, наклонившись к нему, протягивал зажженную цигарку.

Баренц и его поручик стояли над двумя убитыми бандитами. Больше тел на поляне не было.

Коля подошел к Баренцу с замиранием сердца – он боялся увидеть Ахмета, потому что тогда получилось бы, что он предал товарища по гимназии. Но оба бандита были ему незнакомы. И Коля пожалел, что Ахмета среди них не было.

– Куда вы запропастились, лейтенант? – с раздражением спросил Баренц.

– Я уж за вами людей посылал.

Коля не стал ему отвечать.

– Вы кого-нибудь из них знаете?

– Нет, – сказал Коля.

– Жаль. Впрочем, это не играет роли – остальные успели уйти.

– А в хижине? – спросил Коля.

– В хижине пусто. Только чайник, – сказал поручик.

– Ладно, – сказал Баренц. – Будем считать, что змеиное логово, которое устраивало засады на верных слуг его превосходительства, нами уничтожено в отчаянном бою.

Коля понял, что Баренц вновь издевается над ним, но так ловко, что не придерешься, не скажешь: зачем вы меня обижаете? «Я? Вас? – скажет Баренц.

– Да вы с ума сошли». И все вокруг будут смеяться.

Коля огляделся, ему было неуютно – они стояли на открытом месте, а вокруг был чужой лес. И если Ахмет наблюдает за ними из леса, он может выстрелить. И скорее всего в Колю.

– Поехали, – сказал Коля. – Главные события будут не здесь.

– Тонко подмечено, прапорщик, – сказал Баренц, а Коля не стал поправлять его, потому что оговорка Баренца была не случайной.

Утренняя Ялта была оживлена даже более, чем положено в будний день. К скудному еще базару тянулись телеги и повозки, груженные перезимовавшим или тепличным товаром, с моря поднимались рыбаки, несшие корзины с пойманной на заре серебряной добычей. Немногочисленные покупатели собрались к площади перед беленым каменным входом рынка. Движение в другом направлении происходило ближе к городскому Совету. Грузовик контрразведки проехал неподалеку от Совета, и Коля увидел, как перед домом строится отряд красногвардейцев, состоящих из солдат, гимназистов и цивильных бездельников, многие из них с винтовками, а в стороне от толпы в окружении группы солдат стояли два пулемета-«максима».

Когда грузовик проезжал мимо, его сначала приветствовали криками, полагая, что это подкрепление, но когда грузовик не изъявил желания остановиться – над его бортами торчали папахи с кокардами, а в кабине можно было различить офицеров в шинелях с погонами, каковые были непопулярны среди революционеров, – то советские поняли, что едут их противники, и стали ругаться им вслед. На ступеньки Совета выбежал одетый в длинную серую шинель и в немецкой каске с шишаком сам Елисей Мученик, поднял кулак, грозя грузовику, и Коле захотелось вернуться, чтобы расстрелять Мученика. Но он понимал, что это не в его власти и даже не во власти Баренца, – куда важнее было успеть к Дюльберу прежде, чем Романовы будут арестованы.

Кто-то из революционеров выстрелил – то ли в воздух, то ли вслед грузовику, и выстрел далеко разнесся над Ялтой. Коля подумал, что он может разбудить Лидочку, и почувствовал к ней острую нежность. Вчерашний день был глуп и нервен, а сегодня он понял, что, несмотря на все, юношеское чувство не прошло бесследно.

Не доезжая до Дюльбера, грузовик свернул с дороги и замер в кустах. Солдаты ждали, не вылезая из кузова. Баренц приказал Коле взять одного из солдат и дойти до караульного поста – узнать, что творится во дворце. В случае чего – два выстрела.

Коля не стал спорить и обижаться, что выбрали его, а не поручика: Колю знали караульные и Джорджилиани.

Колино воображение не переставало строить драматические и весьма реальные картины засады у входа в Дюльбер, которой приказано уничтожать любого офицера, приближавшегося к дому императрицы. И его подозрения усилились, как только он увидел, что у ворот, которым положено быть запертыми, не было обычного часового. Ворота были приоткрыты, а вокруг было пусто.

Солдату тоже стало жутко. Он чуть замедлил шаги, чтобы отстать от Беккера, и тому это показалось забавным. Он засмеялся и пошел вперед. Если тебе отводят место храбреца, его приходится занять.

Коля пошел быстрее, в то же время мышцы ног его были напряжены, чтобы можно было отпрыгнуть в сторону при любом необычном звуке – щелканье затвора, окрике, даже выстреле…