Текст книги "Министерство будущего"
Автор книги: Ким Робинсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 39 страниц)
102
После встречи в Сан-Франциско, окончательно отойдя от дел, Мэри взвесила, каким путем лучше вернуться в Цюрих. Спешить незачем. Она поискала рейсы в сети и неожиданно наткнулась на имя Артура Нолана, пилота дирижабля, с кем ее познакомил Фрэнк у себя на квартире. Дирижабль совершал кругосветное путешествие и на следующей неделе намечал остановку в Сан-Франциско. Маршрут вел в Арктику, оттуда в Европу, на восток Африки и в Антарктиду.
Мэри отправила сообщение с запросом, можно ли присоединиться к туру, пилот ответил «разумеется, буду рад новой встрече».
На борту все называли пилота капитан Арт. Он встретил Мэри на площадке у склона горы Тамальпаис, где его воздушный корабль был привязан к мачте, сопроводил по телетрапу на борт, провел к смотровой каюте на носу жилого отсека по длинной галерее, занимавшей почти всю длину подвески, играющей роль огромного киля. Подвеску называли гондолой. В смотровой каюте с ее прозрачными стенками и полом уже собралась, закусывала и болтала небольшая группа пассажиров. Вылазка на природу, да и только. Мэри постаралась не судить предвзято и запомнить имена представленной дюжины пассажиров, в основном скандинавов.
После знакомства капитан Арт сообщил, что следующую остановку сделает на лугах Сьерры, чтобы посмотреть на обнаруженную в этом месте росомаху – очевидно, это животное считалось у них особенным. Пассажиры встретили новость с воодушевлением.
Вскоре корабль отчалил. Очень странное чувство – постепенный подъем над заливом, покачивание на ветру, совершенно не похожее на полет авиалайнера или вертолета. Необычно, но интересно. Ощущение мощной тяги, электромоторы по обе стороны гондолы разгоняли дирижабль в зависимости от ветра до скорости двести километров в час.
На восток, через залив и часть города. Потом через дельту. Вид напомнил Мэри макет северной Калифорнии, который она видела в прошлом, только на этот раз ландшафт внизу был настоящим, бескрайним. Дельту, нескончаемое камышовое болото, рассекали на сегменты полосы солеустойчивых деревьев, остатки бывших островов и каналов. Зеленая трава с белесыми кончиками, ряды деревьев, протоки, V-образный след плывущих животных. Арт сказал, что это бобры. Каюта была оборудована смотровыми трубами, в них без труда можно было увидеть, что дельта кишит всякой живностью. Люди сюда наведывались редко. Калифорния внесла свой вклад в проект «Половина Земли». О размерах дельты можно было судить по Маунт-Дьябло, горе, возвышающейся на юго-западе. Она была огромна. У западного горизонта еще торчали зубцы Фараллоновых островов, на севере – черная кочка Маунт-Шаста, с южной стороны правой границей центральной долины служила береговая гряда, левой – Сьерра-Невада. Неохватные просторы. Похоже было, что Калифорния запросто выполнит норматив «Половины Земли».
А вот и сама центральная долина. Природные коридоры напоминали дикие лесополосы, разделяющие гигантские прямоугольники посевных полей и садовых хозяйств. Шахматная доска с желтыми и зелеными клетками. Дальше на востоке в сады вклинивались холмы – первые отроги маячащей впереди темной стены Сьерры. Воздушный корабль набирал высоту в зависимости от рельефа, проплывал над лесами дикорастущих дубов и вечнозелеными зарослями, склоны холмов прорезали глубокие каньоны с отвесными стенками. На самых высоких пиках сверкал снег.
Арт опустил дирижабль в Тулумне-Мидоуз, у заснеженной высокогорной рощи, усеянной чистенькими гранитными куполами. Ведущие сюда сухопутные дороги еще не открылись, пассажиры были в роще совершенно одни. Не считая семейства росомах.
Дирижабль прикрепился к мачте, торчащей из снега рядом с Куполом Лемберта. Два члена экипажа осторожно опустили воздушное судно пониже и привязали его к швартовочным тумбам. Из двери на боку гондолы выехал трап, пассажиры окунулись в холодный безветренный воздух и ступили на белый снег.
– Что росомахи едят зимой? – спросил Арта один из пассажиров, оглядывая белые снежные складки и крутые гранитные стенки. – Здесь не видно никакой еды, если только они не питаются сосновыми шишками. Или впадают в спячку?
– Не впадают. И чувствуют себя зимой прекрасно, – ответил Арт. – У них густой мех, ноги как снегоступы. Зимой охотятся на мелких млекопитающих, выкапывая их из-под снега, но чаще находят крупную падаль. Питаются мертвечиной. Зимой погибает довольно много животных.
Туристы шли по насту за капитаном. Тот на ходу посматривал на экран телефона, второй рукой придерживая на плече зрительную трубу. Вдруг он замер и сделал жест остановиться. Все застыли на месте. Из чащи, прыгая в глубоком снегу, вынырнули три черных зверя. Как собаки, только ноги очень короткие. Похоже, мамаша и два отпрыска. Широкие спины, рыжевато-черный мех. По бокам полосы более светлой шерсти. У матери палевая полоса пересекала лоб.
Самка остановилась и вдруг принялась неистово копать снег. Неподалеку от них горячий источник растопил снежный покров, обнажив грязный участок почвы с коркой коричневого льда по краям. По-видимому, в зимнюю пору животные приходили сюда на водопой. Мама-росомаха сунула голову в выкопанную ямку и что-то начала из нее тащить. Ага, труп оленя, до весны скрытый снегом. Росомаха терпеливо, помогая себе лапами и зубами, вытащила его наружу. Сколько силы в таком маленьком тельце. Самка начала раздирать мертвую плоть, детеныши скакали вокруг и пытались подражать матери.
– В прежние времена росомаху называли «несыть», – тихо объяснил Арт. – Этот зверь всегда набрасывается на еду с большим аппетитом, раздирает добычу на части и съедает все подчистую, не оставляя даже костей. В уголках рта у них есть особые зубы, помогающие рвать мясо, а челюсти имеют такую силу, что способны раскусить любую кость. О ненасытности говорит и латинское имя росомахи – Gulo gulo. – Нам очень повезло застать эту сцену, – тихо проговорил Арт. – Росомахи здесь по-прежнему большая редкость. С 40-х годов прошлого и до начала нынешнего века они полностью перестали встречаться в Сьерре. И вдруг ночные камеры на озере Тахо засекли появление отдельных особей, но это были бродяги-одиночки, брачные пары по-прежнему не появлялись. В наше время росомахи встречаются и в верховьях, и в низовьях хребта. Им немного помогли с переселением, и теперь они, похоже, окончательно вернулись.
– Оленей здесь, должно быть, тоже много, – предположила Мэри.
– Много. Как и везде. По крайней мере здесь у них есть естественные враги – пумы, койоты.
Пассажиры по очереди смотрели в трубу, наблюдая за пиршеством семейки росомах. Зрелище не для впечатлительных натур. Детеныши озорничали, как делают все дети в их возрасте. «Первогодки, – уточнил Арт. – На следующий год мамаша их прогонит». Низкий рост и короткие лапы не придавали зверькам грациозности. Они напоминали выдр, которых Мэри видела в зоопарке, и манеру передвижения выдр на суше, зато в воде выдры были вылитая грация. У росомах же есть только суша. И никакой грации. Разумеется, если смотреть с человеческой точки зрения. В то же время росомахи ловки, уверены в себе и жизнерадостны, невзирая на снег. Ничего и никого не боятся. Дикие звери у себя дома, вернувшиеся в родные края после векового отсутствия. Соединительная ткань мира.
Мэри отошла в сторону, продолжая наблюдать. На мгновение ее отвлекла мысль о Фрэнке, горных козах и сурках. Вид животных вернул ее к реальности. Малыши теребили мать, резвились. Как глубоко заложена во всех млекопитающих потребность в детских играх. Интересно, детеныши саламандр тоже играют? Мэри и вспомнить не могла, когда играла в последний раз – детство отодвинулось так далеко, – а сейчас вдруг вспомнила, как пинала мячик во дворе. Точно.
Мамаша вела себя с небрежным терпением, не обращая внимания на то, как детеныши влезают ей на спину, возятся, кубарем скатываются вниз. Малыши фыркали и тыкались носами маме в живот, та отгоняла их небрежным взмахом передней лапы. Хозяева зимы. Им все нипочем, и нечего бояться. Арт говорил, что росомаха способна обратить в бегство медведя, пуму или волка. Там, где ступила ее лапа, ей нет равных.
Капитан Арт относился к зверькам с благоговением, которое отзывалось в душе Мэри радостью. Он растворился в моменте. Спешить некуда, ради этого они сюда и летели. Еще раз шевельнулась память о Фрэнке и совместной поездке на луг под Флимсом, на этот раз без горечи. Мэри была благодарна, что Фрэнк позвал ее туда и познакомил с этим удивительным человеком. Она почувствовала холод, первые щипки голода и малую нужду. Но ведь прямо перед ней резвились росомахи. Когда еще такое увидишь.
Арт опомнился и повел их обратно к дирижаблю, когда солнце уже скрылось за макушками деревьев. К этому времени все реально замерзли и, греясь в гондоле, устроили импровизированную вечеринку. Подчиняясь ветру, корабль полетел на восток, воздух под ними насытился розовым «альпийским» светом.
Курс на север, потом на восток через пустыню, Скалистые горы, плоскую прерию, до самой тундры. Граница между великими бореальными лесами и тундрой имела странный, убогий вид. Арт объяснил, что вечная мерзлота во многих местах подтаяла, из-за чего появился феномен «пьяного леса» – деревья росли криво и в разные стороны. Потом все пространство внизу заняли озера. Озер было больше, чем суши. При виде огромной водной глади казалось, что цель «Половины Земли» вот-вот будет достигнута, что проект фактически выполнен. Это не соответствовало действительности, но человек всегда судит по тому, что видит перед собой. Люди заполонили планету, как саранча. Нет, не совсем так. В городах – похоже на то, но не здесь. На такой большой планете реальность способна представать в разном облике.
Новый портовый город за Полярным кругом назывался Маккензи-Прайм и смахивал на бывшую промзону. Единственный док длиной шесть километров, утыканный кранами для обслуживания контейнеровозов. Открытие Северного Ледовитого океана для судоходства породило одну из самых необычных зон эпохи атропоцена. Сюда заходили в основном контейнеровозы, переделанные под солнечную энергию и автоматическую навигацию, медлительные, но надежные. Дальний транспорт с нейтральным показателем углеродной эмиссии – грех жаловаться. И практически некому – местного населения в Арктике мало, на всем побережье Северного Ледовитого океана проживало меньше миллиона человек: инуиты, саамы, атапаски, инупиаки, якуты, русские, американцы, канадцы, скандинавы.
Цвет воды в океане, до северного горизонта свободном ото льда, был желтый – большой шок для новоприбывших. Вид отвратительный – как будто кто-то разлил ядохимикаты, на самом же деле вода поменяла цвет из-за геоинжиниринга, став самым наглядным свидетельством геоинжинерной мысли в действии, заодно вызвав вал критики. Однако прогрев океана, лишенного ледяного покрова, сам по себе способен безвозвратно превратить планету в сплошные джунгли. Все модели подтверждали этот вывод, поэтому, согласно протоколам Парижского соглашения, было решено воспрепятствовать этому процессу и выпустить в воду пигмент, поглощающий свет. Желтизна мешает солнечным лучам проникать в толщу воды и даже отражает часть из них обратно в космос. Для окрашивания больших пространств пигмента требуется не так уж много. Искусственные и натуральные пигменты разлагались за летний сезон постепенно, что позволяло принимать решение о повторной окраске лишь в следующем году. Красители на нефтяной основе были дешевы в производстве, являлись слабыми канцерогенами. Натуральные красители изготовлялись из коры дуба и тутового дерева без использования нефтепродуктов и были немного ядовиты. По мере накопления сведений люди варьировали применение двух видов. Экономия энергии и тепла в плане альбедо была невероятной: альбедо (где единица – это полное отражение, а ноль – полное поглощение) увеличилось с 0,06 для открытой воды до 0,47 для желтой. В космос вернулось колоссальное количество энергии. Соотношение выгоды на единицу затрат невозможно выразить никакими графиками.
Геоинжиниринг эффективен? Да. Уродлив? Несомненно. Опасен? Вероятно.
Необходим? Да. С другой стороны, так постановило международное сообщество на основании системы международных договоров. Еще одно изобретение, еще один эксперимент по управлению экосистемой Земли, тонкой настройке Геи.
Мэри взглянула на жуткое зрелище из гондолы дирижабля и тяжело вздохнула. Чудной мир. «Зачем вы нас сюда привезли? – спросила она капитана. – Чтобы показать это?»
Арт покачал головой, слегка покоробленный намеком.
– Как всегда, чтобы посмотреть на животных.
Всего пару часов спустя они уже летели над стадом карибу, занимавшим тундру от горизонта до горизонта. Арт признался, что нарочно опустил дирижабль на нужную высоту – примерно 150 метров, – чтобы усилить зрительный эффект. С этого расстояния казалось, что животных миллионы и они заполонили всю планету. Олени мигрировали на запад, выстраиваясь в длинные вереницы, напоминающие вымпелы или ленты, и собираясь в большое стадо всякий раз, когда натыкались на водную преграду. Поразительное зрелище.
На юг, через Гренландию.
По пути попадалось множество других аэростатов. Гигантские автоматические транспорты, круглые «летающие деревни» с кольцами балконов, настоящие воздушные клиперы, движимые парусами и воздушными змеями, обычные монгольфьеры с их привычной радужной раскраской. Никаких правил насчет размеров и формы аэростатов пока не существовало. Арт заметил, что дизайн воздушных судов пока еще пребывает в стадии Кембрийского взрыва. Воздухоплавание привлекает многих, пришлось установить коридоры и высоты движения, как в прошлом делали для авиарейсов. Воздушное пространство наполнилось людьми, а следовательно, и бюрократическими рогатками. Главное, что оно свободно от углеродных выбросов.
Мэри все больше прислушивалась к тому, что Арт рассказывал пассажирам или клиентам. Он провел на своем дирижабле бо́льшую часть жизни. Мэри прикинула, что ему, должно быть, около шестидесяти, так что время для такой оценки еще не наступило, сказанное больше похоже на заявление о намерениях, чем подведение жизненного итога. Арт ей нравился. Щуплый, угловатое лицо, крючковатый нос, залысины. Потрясающе голубые глаза, аристократический вид, милая застенчивая улыбка. Он напоминал ей Джойса Кэри на фото, которое отец держал на полке вместе с книгами любимого автора. Вопреки званию капитана корабля и главного натуралиста Арт выглядел застенчивым человеком. Редко заводил разговор о чем-то, кроме животных и географии, что естественно для его положения, однако за все время путешествия Мэри так и не узнала от него никаких личных подробностей, приходилось довольствоваться собственными умозаключениями. Арт однозначно был ирландцем. Однажды Мэри не выдержала и спросила напрямик. Капитан ответил, что родом из Белфаста, отец – протестант, мать – католичка.
«Он неспроста предпочитает небеса», – подумала Мэри. Бежит от общества? Ищет убежище, уединение за облаками? По прошествии лет, видимо, почувствовал себя уж слишком одиноко и решил проводить туры. Такова была теория Мэри. Потом, видимо, решил посвящать в прелести заоблачной жизни других, пассажиры служили для него компанией, играли роль собеседников. Он многое знал и умел рассказать, научить других радостям и очарованию птичьего бытия. Полярная крачка – вот он кто, вечно в перелете с одного полюса на другой и обратно. Налетался в одиночку и пару лет назад нанял в Лондоне координатора мероприятий, который бронировал для него туры и портовые стоянки.
Вылазки на природу, значит. Мэри по-прежнему не отпускали сомнения. Такие путешествия были не в ее духе. Вряд ли она согласится еще раз. Пусть даже остальные пассажиры приятные люди – норвежцы, китайцы, семья из Шри-Ланки. И все горели желанием увидеть мир с воздуха, особенно животных этого мира.
Земля велика. На их высоте, при их скорости грандиозность планеты проявлялась во всей красе. Масштаб, конечно, дело относительное. Голубая горошина, пылинка в лучах солнца – все это правда, однако с их точки наблюдения Земля выглядела огромной. Если попытаться обойти ее пешком, за всю жизнь не покроешь больше крохотной части. Зато сейчас они парили над ней, как орлы.
– Какие мы дураки, – сказала Мэри однажды вечером Арту.
Он удивленно вскинул брови. Час был поздний, они остались одни в смотровой кабине, все остальные ушли спать. Так уже случалось раз или два, складывалась новая привычка – тайный уговор поболтать наедине.
– Я так не думаю.
– Думаете-думаете. Иначе зачем устраиваете эти полеты?
Арт опять удивился. Мэри поняла, что другие пассажиры такие темы не затрагивают.
– Вас что-то вынудило уйти в небеса? – наседала Мэри.
– А-а… Лучше не будем об этом.
Мэри отступила, почувствовав, что перегнула палку, наткнулась на стену.
– Вы любите красоту, – продолжала она. – Я это вижу. Здесь действительно красиво.
– Это правда, – поспешно согласился Арт. – Сам до сих пор не привыкну.
– Повезло вам.
– Согласен. Особенно сегодня вечером.
Мэри рассмеялась.
Арт был еще достаточно молод и легко краснел. Мэри много раз видела такой тип кожи раньше. Ее бабка отчаянно краснела до девяностолетнего возраста.
После этого вечера привычка укоренилась. Когда все уходили спать, Арт и Мэри задерживались в смотровой кабине пропустить последний стаканчик. Внизу открывался превосходный вид. Стоило притушить свет, как мир под ногами становился различимым. Особенно когда светила луна. В ее свете и земля, и океан обретали мистический вид – блестки отражений, темные силуэты, и те, и другие по-своему неповторимые.
Маленькая смотровая кабина имелась и на макушке большого корпуса между солнечными панелями, что позволяло Арту и пассажирам смотреть на звезды в безлунном небе. В ранней фазе Луны, когда от нее оставался лишь тонкий серп, Арт водил пассажиров любоваться звездным куполом в верхнюю кабину. Однажды, когда туристы разошлись по каютам, он пригласил посмотреть на новую Луну Мэри. Низко на западе стелился Млечный Путь, над восточным горизонтом восходил Орион, все это страшно далеко от городов, просто невероятно, сколько звезд видно с высоты полутора километров. Небо здесь было совсем другое – первобытное, одушевленное. Арт много знал о созвездиях и стоящих за ними древних мифах. В кабине был установлен телескоп, который поворачивался туда, куда указывал рукой капитан, однако в тот вечер Арт не стал им пользоваться. Он научил Мэри находить галактику невооруженным глазом – вот она, на севере, возле Кассиопеи.
Однако чаще они сидели в «дублерке», как он называл основную смотровую кабину, и смотрели на Землю. В то время, когда они пролетали над Атлантикой, Исландией, Гебридами и, наконец, Ирландией, куда ни она, ни, возможно, Арт не собирались возвращаться, потом над Бискайским заливом, Мэри обычно желала всем спокойной ночи, уходила к себе в каюту воспользоваться санузлом и, если надо, переодеться, после чего пробиралась по тайной лестнице, которую ей показал Арт, и полученным от него же секретным кодом открывала дверь смотровой кабины на носу, где, кроме них, в этот час никого больше не было.
В один из вечеров внизу проплыли Геркулесовы столбы, обрамляющие вход в Гибралтарский пролив. Небольшие глыбы Гибралтарской скалы и Джебель-Мусы возвышались над черной водой, как часовые. Арт рассказал историю возникновения Средиземного моря. Раньше между Африкой и Европой пролегала сухая низина, потом, когда ледниковый период закончился, а уровень океанов поднялся, воды Атлантики перевалили через препятствие и затопили плоскую равнину. За два года поток в тысячу раз мощнее Амазонки – сорок метров в секунду – прорезал канал глубиной триста метров, вода прибывала до тех пор, пока не заполнила все свободное пространство, выровняв уровень с внешним.
– Когда это произошло?
– Говорят, около пяти миллионов лет назад. О датах до сих пор идут споры.
– И никогда не прекратятся.
Мэри внимательно посмотрела на собеседника. Арт неожиданно разговорился. Начал рассказывать о конце последнего ледникового периода, пятнадцать тысяч лет назад, когда гигантские озера талой воды на поверхности великого ледяного щита прорвали ледовые запруды и хлынули в океаны чудовищными потоками, изменив климат на всей планете. В это время уровень воды в Средиземном море поднялся достаточно высоко, чтобы вода перевалила через Босфорские холмы и всего за несколько лет образовала Черное море, затопив местность, населенную людьми, что породило миф о Ноевом ковчеге.
Арт тараторил без умолку. Видимо, от нервов. «Может, он сам сухая долина, ждущая наводнения? – подумала Мэри. – А я тогда кто? Атлантический океан? Где мой уровень? Он поднимается? Я сейчас хлыну через край и затоплю собой Арта?»
Угадать невозможно, да и спешить с решениями нет нужды. Они собирались лететь в Антарктиду, а пока еще не добрались даже до экватора. У них было время. Мэри могла со вкусом взвесить новую мысль, примерить к ней разум и тело. Прежде чем вернуться в свою каюту в тот вечер, она быстро нагнулась и чмокнула капитана в макушку.
Миновали Атласские горы и восточную часть Сахеля, где из Атлантики и Средиземного моря качали воду, создавая соленые озера и марши. Соленые озера в пересохших бассейнах? Интересный эксперимент. Положение определенно менялось. В Сахеле заметно сократилось количество пыльных бурь, которые несли песок и пыль из пересохших бассейнов в Атлантику, лишая пищи определенные виды планктона. Неожиданные последствия? Нет. Непредвиденные. Последствия люди научились ожидать, хотя точно предсказать пока не могли.
Пустыня внизу была испещрена вытянутыми озерами. Зелеными, коричневыми, голубыми, синими. Как кошачьи лапки. К берегам и выступам жались маленькие городки. Землю зелеными и желтыми кругами, как вышитым одеялом, покрывали орошаемые поля. «Сообщают, что местная культура переживает новый расцвет, – сказал Арт. – Опросы показали, что местные жители влюблены в новые озера, особенно молодежь. Если бы не озера, то, говорят, уехали бы куда глаза глядят. Земля умирала, ее убивал окружающий мир. Теперь она будет жить».
Наступил красный рассвет, разделенный двумя темными массивами, вздымающимися выше дирижабля: эфиопское плоскогорье слева, горы Кения и Килиманджаро справа. Пока они проходили по этому коридору, Арт рассказал о первой повести Жюля Верна, принесшей молодому писателю известность, «Пяти неделях на воздушном шаре». А также о более поздних работах – «Таинственном острове» и «Робуре-Завоевателе», где фигурируют путешествия на воздушных судах, как и в «Путешествии вокруг света за восемьдесят дней». Арт упомянул и «Вторжение моря», повествующее о нагнетании морской воды для создания озер в Сахаре, – этот процесс они сами наблюдали всего несколько дней назад. Романы Жюля Верна с детства очаровали Арта, подсказали мысль о содержании жизни. Он выучил французский, чтобы прочесть их в оригинале. Проза Верна намного лучше, чем можно судить по ранним корявым переводам.
– И вот результат, – воскликнул один из пассажиров. – Мы на борту с капитаном Немо!
– Да, – без рисовки сказал Арт. – Однако надеюсь, что я не так же мрачен. – Последнюю фразу он произнес, метнув на Мэри молниеносный взгляд. – Надеюсь, что я больше похож на Паспарту. Тот уживался со всеми без малейших проблем.
С юга нависала серо-зеленая масса пиков Кения и Килиманджаро, одна гора имела абсолютно плоскую макушку, вторая – почти плоскую. Ни там, ни там не было ледников и признаков снежного покрова. Снега Килиманджаро канули в прошлое. На их возвращение можно надеяться только в далеком будущем.
Зато великие равнины Восточной Африки кишели живностью. Да, этот полет – настоящее воздушное сафари. Слоны, жирафы, антилопы большими стадами кочевали от реки к реке. «В некоторые из этих рек воду качают из других мест, – тихо объяснил Арт. – Опресняют морскую воду на побережье и подают по трубам в истоки, чтобы спасти реки от высыхания, а стада от смерти». Засуха продолжалась уже двенадцать лет подряд.
Потом Мадагаскар. Восстановление лесов на большом острове было начато еще прошлым поколением. Жизнь плодородна, склоны холмов за это время обросли густым лесом, выглядели темными дебрями. Арт сказал, что перемены произошли буквально у него на глазах, малагасийцы вместе с кубинцам и жителями других островных стран теперь распространяли свой опыт по всему миру. За их команду играли Индонезия, Бразилия и западноафриканские страны. «Возврат к дикой природе – вот как они это видят», – сказал Арт.
Вечером, когда Мэри присоединилась к нему в «дублерке», Мадагаскар уже закончился, но в воздухе еще витал аромат пряностей. Арт оглянулся на остров, подобно морскому чудищу выгибающий покрытую ворсистой шерстью спину. Капитан был явно доволен. Некоторое время они потягивали виски, наслаждаясь свойской тишиной. Потом поговорили о других путешествиях Арта. Он расспросил ее о пешем бегстве через Альпы – известной истории из ее профессиональной жизни. Мэри вкратце рассказала про озеро Эшинензее, Томаса и Сибиллу, перевал Фрюнден. «А через Альпы вам летать приходилось?» – поинтересовалась она.
– Пару раз. Слишком трудно. Альпы очень высокие. И погода переменчивая.
– Я влюблена в Альпы. Они стали моей страстью.
Арт взглянул на нее с легкой улыбкой. Робкий ирландец. Этот тип людей был ей знаком и нравился. Ее всегда привлекали мужчины, державшиеся особняком, избегавшие прямых взглядов. В прошлом Артура, возможно, произошло какое-то событие, заставившее его замкнуться в себе. Но ей все больше нравился «необитаемый остров», на котором он уединился. Точнее, Мэри понимала, почему он нравится Арту. Воздухоплаватель был моложе ее, но достаточно зрел, чтобы находиться во временном пространстве, которое навскидку ощущалось как единое для них обоих.
Мысли промелькнули и исчезли. В остальном Мэри просто смотрела на океан и громадный, постепенно уходящий вдаль остров. И все-таки мысли вели в определенном направлении. Она попыталась пройти по их следам, словно выслеживая дичь. Внутри шевелилось желание. Или скорее любопытство первооткрывателя? Охотничий азарт? Надежда на контакт? Арт прервал ее раздумья, встав и заявив, что устал. Пора идти спать. Он первым пошел к главной галерее, пожелал спокойной ночи и направился к своей каюте.
«Да, не телепат ни разу», – подумала Мэри. В молодости за ней водилась способность притягивать людей телепатически. А может, дело было во внешности, феромонах. Как у животного в течке. В ее возрасте такое больше не случается. Ничего, спешить некуда.
До самого конца путешествия между ними так и не произошло ничего особенного. Иногда вечерами они встречались в кабине поболтать, но эффект Мадагаскара не повторялся – они ушли слишком далеко на юг.
Внизу расстилался бескрайний океан, судно забирало в западном направлении, чтобы ветром не сдувало с курса. Противоборство заставляло клипер дрожать и раскачиваться пуще прежнего. Однажды утром, проснувшись, Мэри прошла в смотровую кабину и увидела на юге берег Антарктиды. Все собрались у носового окна. Океан заметно потемнел, стал почти черным, что само по себе выглядело странно и где-то даже зловеще. На юге низкой белой стеной поднималась земля – белое поле в черных крапинах, черней неприветливого океана. Крутой откос из льда и камня тянулся с запада на восток насколько хватало глаз.
Антарктида. Начало осени, минимум льда в море, хотя, когда они продвинулись дальше на юг, повсюду попадались айсберги. Никакой системы – просто куски чего-то белого в черной воде. Изредка попадался айсберг неправильной формы нефритового или бирюзового оттенка. Некоторые из айсбергов были покрыты колониями – или косяками? – крохотных, как точки, пингвинов. В одном месте они увидели стаю грозных лоснящихся касаток. На плоских айсбергах иногда попадались тюлени Уэдделла, похожие на распластавшихся слизняков. У некоторых к бокам присосались слизняки поменьше. Мамаши с детьми. Братья и сестры, здравствующие на льду. Если они, конечно, здравствуют.
Потом пошла собственно Антарктида – белая, зловещая Ледяная планета.
Нереально увидеть посреди ледяной пустыни шесть гигантских авианосцев, выстроенных шестиугольником, точно союз городов-государств, окруженных сателлитами, судами поменьше – ледоколами, буксирами и еще какими-то, слишком маленькими, чтобы рассмотреть.
Очевидно, из авианосцев с их ядерными силовыми установками и в тысячу раз большим весом, чем у ледоколов, получались хорошие полярные станции. Морской лед такому чудищу, ледоколу от бога, не преграда, оно могло уплыть в любую минуту, но никуда не уплывало. Вместо этого авианосцы поставили на якорь у побережья Антарктиды, превратив в плавучие жилые городки и базы снабжения различных стойбищ в глубине континента – все переброски с побережья вглубь делались по воздуху.
Дирижабль проплыл над городом авианосцев и приземлился на снежную поверхность твердой суши. Пассажиры вышли из клипера на снег. Слепит, морозит, но не холоднее, чем в ветреный зимний день в Цюрихе.
Кругом – обтянутые материей домики, коробки с синими стеклами. Начальство стоянки с радостью приветствовало Мэри, чествуя ее как заступницу, что ее рассмешило. С капитаном Артом, нередким гостем в этих краях, они тоже были хорошо знакомы.
Операция по торможению ледника увенчалась успехом. Движение ледяных полей замедлилось. Все это невозможно было бы сделать без поддержки военного флота. Авианосцы сыграли роль передвижных поселений. Огромные суммы денег, потраченные на их строительство, не пропали впустую. Мечи на орала, так сказать.
– Это по-швейцарски, – одобрила Мэри. – А насосную станцию покажете?
– Разумеется. План посещения уже составлен. Это наша достопримечательность.
Все пассажиры Арта поместились в одном углу гигантского вертолета. Надели шлемы, расселись вдоль борта с маленькими иллюминаторами, и вверх! Не так, как на клипере, – быстро. Потом долго летели над однообразной белой равниной, Мэри слушала, как пилот и экипаж буровой что-то обсуждают на непонятном языке. Черная вода скрылась позади.
– Почему океан здесь такой черный? – спросила она в микрофон шлема.
– Никто не знает.
– Мне кто-то говорил, что вода в этих местах такая чистая, а дно так глубоко, причем прямо у берега, что видно самую темную часть океана, куда не достают солнечные лучи. Исключительная чистота воды позволяет заглянуть в бездну.
– Правда?
– А еще я слышала, что планктон здесь черный, из-за него и вода черная.
– В некоторые дни она такая же синяя, как везде.
– Что вы говорите!
Вертолет начал снижаться. Снег или лед – куда ни глянь. И вдруг россыпь черных точек. От точек порванной паутиной тянулись черные нити. Эти точки и нити не позволяли цивилизации ухнуть в пропасть.
