Текст книги "Министерство будущего"
Автор книги: Ким Робинсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 39 страниц)
63
Мы пришли к Мэри через минуту после полуночи, постучали, чтобы разбудить, выяснилось, что она не сомкнула глаз. В хижине было темно и холодно, охранники переговаривались нервным шепотом. «Альпинисты всегда встают в этот час, – заверила ее Приска, – чтобы забраться повыше еще до восхода солнца».
Приска и Сибилла отвели Мэри в душевую и обвели вокруг ее туловища детектором. Оставшись в одном нижнем белье, Мэри дрожала от холода. Затем проверили всю приготовленную для нее одежду и все вещи, которые она возьмет с собой. Их было совсем немного. Телефон охранники попросили оставить в хижине, пообещав отдать его позже. Как и личную одежду. «Маячок» вроде бы не обнаружили, но Мэри все равно посоветовали оставить на месте все, что не потребуется в течение дня.
Хозяева хижины снабдили гостью теплой одеждой, горными ботинками, накладными шипами-кошками и парой верхних комбинезонов на пуху. Комбинезон напоминал космический скафандр. Выдали также каску альпиниста и крепящуюся к поясу и бедрам обвязку.
– Мне не нравится ваш план, – призналась Мэри.
– Все будет хорошо, – заверила Приска. – Фрюнденйох не такой уж сложный.
– Что-то вы темните, – усомнилась Мэри. Она уже усвоила, что «не сложный» в переводе со швейцарского, когда речь шла об Альпах, означало «охренительно трудный». А «йох» означало «перевал». То есть еще выше ледника, к которому они вчера ходили, был некий проход между горами. В скальной стенке, образующей часть гребня горного массива Бернский Оберланд, над ледником имелся вырез. Если знать, куда смотреть, его можно увидеть даже из хижины. Еще вчера Мэри заметила, что черная скала под вырезом выглядела совершенно отвесной. Несложный перевал – ага!
В два часа утра они вышли в студеную ночь. Луна спряталась, при свете звезд бассейн мерцал, словно источал свой собственный черный свет. Фонари на касках рассекали темноту лучами, выхватывая впереди неровные круги и эллипсы каменистой почвы. Мэри шла в связке между Томасом и Приской. Сибилла и Юрг двигались рядом во второй связке. У всех на касках горели фонари, поэтому путники разговаривали, не поворачивая головы.
После нескольких часов подъема по каменистому склону и недовольного пыхтения Мэри согрелась – за исключением носа, ушей, пальцев на ногах и кончиков пальцев рук. Группа вышла к подножию остатков ледника. Потом вскарабкалась наверх по боковой морене, состоявшей из разрозненных валунов, ненадежно скрепленных замерзшим песком. После этого предстояло взобраться по ледяной боковине на сам ледник. Наклон в сорок пять градусов, если не больше, лезть требовалось, пользуясь кошками. Мэри ни с чем подобным раньше не сталкивалась. Охранники присели, помогли ей пристегнуть накладные шипы к ботинкам, сунули в руки ледоруб. Мэри ткнула носком поверхность стенки, шипы впились в лед и держали крепко. Энергичные толчки ногами позволяли подниматься по склону как по приставной лестнице, только вместо перекладин она опиралась на концы тупоносых ботинок с шипами. Как интересно. Тук-тук-тук – Мэри быстро поднималась вверх по склону ледника. Помощь привязанного к ней канатом Томаса, который уже стоял наверху пологой вершины, делала подъем вообще плевым делом.
Потом Мэри шла в группе с остальными по макушке ледника, шипы застревали во льду на каждом шагу. Иногда нога немного проваливалась и, пробив слой слежавшегося снега, застревала. «Это – фирн, – сообщила Приска. – Удобно идти». Странное заявление. Мэри предпочитала голый лед, за который шипы хорошо держались, не погружались на всю глубину. Ей приходилось рывками высвобождать ступни и на каждом шагу задирать ноги повыше, чтобы не зацепиться за кромку и не упасть. Опустив ногу и вонзив шипы, она уже не могла оттолкнуться и заставить подошву скользить, сколько бы ни пыталась. Это внушало чувство надежности. Выданные ей ботинки были великоваты, во время ходьбы ступни в ботинках чуть-чуть смещались туда-сюда.
Все это доставляло массу неудобств, было непривычным. Мэри сомневалась в нужности всей затеи, но не хотела спрашивать вслух, чтобы не подумали, будто она критикует. Если ей грозила опасность, то такая же опасность грозила всем остальным, однако спутники не покидали ее, выполняли свою работу. Поэтому Мэри делала все, что ей скажут, без лишних жалоб. Уже сам факт, что ее опекуны сочли эвакуацию необходимой, наводил на пугающие мысли. Она гнала их от себя, стараясь сосредоточиться на льду под ногами и дыхании.
Группа с мерным хрустом поднималась все выше по леднику. Тишину нарушали только поскрипывание и тихий скрежет креплений и шипов. Однажды послышался грохот скатившегося камня. В остальном – полное безветрие и безмолвие. Черное небо, утыканное звездами. Фосфоресцирующее облако Млечного Пути у западного горизонта. Томас шел вдоль линии флажков, натянутой между палками, вставленных в жестяные стаканы, доверху залитые бетоном. Мэри поежилась при мысли, каково было тащить такую тяжесть на ледник: каждый стакан весил на вид не меньше двадцати килограммов. Кто-то же их расставил, чтобы обозначить путь к перевалу. Приска сообщила, что линия флажков указывает обход вокруг полей расселин. По мере движения льда флажки переносят на новое место, хотя данный ледник и не представлял собой большой угрозы, он практически весь растаял, превратившись в одно малоподвижное ледяное поле. Приска и Сибилла показывали ей соседние расселины, Мэри ничего не могла разглядеть. Небольшие впадины в снежном покрытии поверх льда, может, там и не лед вовсе, а фирн, Мэри пошла бы по ним, не задумываясь. А зря.
Проходя мимо очередного флажка, в свете фонаря она заметила, что и флажок, и стакан выкрашены краской оранжевого цвета. В свете звезд они выглядели серыми.
Через два часа группа поднялась на вершину ледника, откуда была видна черная скала с перевалом. Черный утес от кромки льда отделял неширокий провал с вертикальными стенками. Это – бергшрунд, объяснили попутчики. Хорошо известное препятствие при переходе с ледника на вершинную стенку, иногда непреодолимое. Хорошо еще, что у этого бергшрунда имелись неровные ступени, вырубленные в борту ледника, испещренные дырками от шипов и ведущие на дно небольшого темного ущелья, где черная скальная порода встречалась с ледяной массой. Коварный спуск. Приска и Томас держали Мэри за руки – следя за каждым шагом, она с благодарностью приняла поддержку. Ей хотелось воскликнуть: мне пятьдесят восемь лет, такие походы не для меня, я дитя города. Узкая полоска звездного неба над головой выглядела зловеще.
Группа, цепляясь шипами за трещины, начала подъем по каменному борту бергшрунда. Поначалу затея показалась Мэри рискованной, однако на самом деле ботинки держались за камень еще лучше, чем за лед. В скале обнаружились выемки на равномерном расстоянии друг от друга, как будто их вырубили люди. Приска заверила, что это не так.
Они влезли на стенку и, словно на крохотных ходулях, ширкая, двинулись дальше по почти плоским черным каменным плитам, окруженным с обеих сторон отвесными черными стенами. Путь напоминал коридор без потолка, выстроенный титанами. Охваченная азартом гида, подстегиваемого сюрреалистической жутью ситуации, Приска поведала, что разломы на стыках скальных пород позволяли леднику, когда он залегал высоко и покрывал всю эту часть хребта, подхватывать и выносить неприкрепленные каменные глыбы из прохода – скорее всего, на юг, где их вскоре можно будет увидеть. Выдавленная сбросовая глыба оставила на своем месте четкий прямоугольный, словно сделанный с помощью отвеса и уровня, пролом. Настоящая фантастика. Не говоря уже о том, что когда-то весь хребет, да и вообще все Альпы были покрыты морем льда – все, за исключением самых высоких пиков. Томас и остальные попутчики своим видом давали понять: подумаешь, обычный швейцарский перевал. Приска же им явно гордилась. Каждый перевал в Альпах имеет особый характер, рассказывала она. Большинство хорошо известны со Средних веков или даже раньше, не одну тысячу лет с тех пор, как люди впервые появились в этой гористой местности. Как, например, ледяной человек, чью мумию обнаружили на перевале после отступления ледника на востоке отсюда. Он шел через перевал пять тысяч лет назад. Шел да не дошел, мысленно поправила Мэри, но промолчала.
Группа проследовала через перевал Фрюнден как по коридору, ведущему в другой мир. Переход занял всего пять минут. «Еще тринадцать метров, и они поднялись бы на высоту трех километров над уровнем моря, – объявила Приска. – Люди здесь иногда подпрыгивают, шутят, что таким образом достали до трехкилометровой отметки». «Не просто люди – швейцарцы», – подумала Мэри. Она бы сейчас не смогла подпрыгнуть и на три сантиметра.
Когда группа вышла из проема, южную часть Альп уже затоплял рассвет – резкая утренняя желтизна. Воистину другой мир. Пики на востоке окрасились нежным розовым цветом, склоны, обращенные к другим сторонам горизонта, – лиловыми оттенками и пурпуром либо тонули во тьме. Снег внизу напоминал голубой бархат, небо над головой – незамутненная бледная серость, пропущенная через желтый солнечный фильтр. Пики простирались до горизонта во всех направлениях, на юге параллельно преодоленному гребню пролегал еще один высокий хребет. Внизу, вдоль длинного извилистого ледника, змеились черные боковые морены. «Ледник Кандерфирн, – объявила Приска. – Не чистый лед, а фирн темно-бирюзового бархатистого оттенка, очень странный на вид».
Прямо под ногами – пустой промежуток, за ним – масса голого льда с легким наклоном, выглядящая как терраса, ведущая к находящемуся еще дальше фирну. Последний зазор между краем ледовой террасы и фирном с их точки не было видно, очевидно, там притаился крутой обрыв. Посмотрев в ту сторону, Мэри заскрипела зубами. Идти еще так далеко, а она уже вымоталась, ахиллесовы сухожилия болели, каждая мышца ныла о пощаде.
Мэри оставила свои мысли при себе и медленно поплелась за своими спутниками. Ниже, еще ниже. Кое-где ей помогали. Идти по камням в ботинках с шипами было чертовски тяжело, но в то же время надежно, подошвы приставали к месту – не самое плохое ощущение, поскользнуться было бы куда хуже. Приска подтвердила то, что Мэри чувствовала подошвами ног: в ботинках с кошками ногу можно намеренно ставить прямо в трещину и не бояться оступиться, как в обычной обуви. Это оказывало невероятное давление на щиколотки, нередко возникало чувство, что сил не хватит, что она вот-вот упадет, стопы наклонялись то в одну, то в другую сторону против ее собственной воли. Подчас ничего не оставалось, как сдаться и сделать еще один шаг – поспешно, непродуманно, отчаянно. Всякий раз, когда это случалось, нога застывала в новой трещине, принося неожиданное успокоение. Твою мать, раз за разом мысленно повторяла Мэри. Какого черта! Так долго не могло продолжаться. Рано или поздно очередной шаг окажется роковым. Сердце бешено стучало, она вспотела, взгляд намертво прилип к поломанным ступеням из потрескавшегося черного камня.
После бесконечно долгого спуска они вышли на ледяную террасу, которую Мэри видела сверху. Терраса полого уходила вниз и внезапно обрывалась прямо в воздухе. Наверное, внизу поджидала скала изо льда или камня – новая напасть похуже прежней.
– Теперь нужно ждать, – объявила Приска.
– Ждать? – удивилась Мэри. – Чего ждать?
– Нас заберут отсюда. Подвезут на попутке.
– Слава тебе, господи, – пробормотала Мэри.
Очень далеко внизу, начинаясь с дальнего конца фирна, расстилалась поверхность еще одного ледника с линией крохотных флажков. Уже достаточно расцвело, чтобы увидеть: все флажки были оранжевого цвета. Через пятнадцать или двадцать минут из долины послышался шум лопастей. Над обрывом взмыл вертолет с белым швейцарским крестом на красном фоне. Его приближения пришлось ждать достаточно долго – путь был не близкий. А воздух разреженный. Мэри ощущала его разреженность как противную слабость в костях.
Вертолет сел, шумно гоняя воздух, в пятидесяти метрах на практически ровный участок льда. Лопасти еще вращались, когда человек в шлеме и летном костюме открыл боковую дверь и жестом пригласил их в машину. Пригибаясь, группа дотопала до вертолета, опустилась на лед и отстегнула кошки (Мэри помогли это сделать спутники), после чего она влезла по металлической лесенке в салон. Внутри грохотало так же громко, как снаружи, однако, когда они расселись в большом салоне, пристегнулись и сняли каски, им выдали противошумные наушники. Окружающий мир сразу притих. К тому же теперь они слышали в наушниках голоса друг друга.
Обсуждение велось на швейцарском диалекте, поэтому Мэри расслабилась и начала делать упражнения на растяжение икр и стоп. Мышцы в этих местах едва не сводили судороги, бедра тоже. Досталось не слабо, это уж точно.
Мэри заняла место у иллюминатора и, когда вертолет поднялся в воздух, посмотрела на крутые черные горы и широкие снежные поля внизу. Потом открылась еще более глубокая долина, намного шире прежней, с позеленевшими скалами по бокам, с рекой, автострадами, железнодорожными путями, крохотными деревушками, церковными шпилями, квадратными башнями, крышами и виноградниками, шеренгами взбирающимися к краям долины, особенно по правую сторону, на склонах, обращенных к югу. Долина Роны, предположила Мэри. Очевидно, это был кантон Вале, где находилась одна из крупнейших долин Швейцарии.
Вертолет летел по гигантскому каньону ниже горных вершин по бокам. Потом повернул в южном направлении, в створ узкой долины. Мэри знала, что одна из южных долин упиралась в Маттерхорн, однако вряд ли они летели прятаться в Церматте, к тому же они слишком далеко отклонились на запад. Ослепительный свет восходящего солнца все еще не проникал в боковые долины. Мэри окончательно потеряла ориентацию.
Постепенно стенки узкого каньона, по которому они поднимались все выше, подступили совсем близко, и вертолет сделал посадку на бетонной площадке под бетонной же плотиной, очень высокой и очень узкой, выгнутой, как это часто бывает, в форме подковы. Фантастический, почти карикатурный вид, как из книжки комиксов.
Пассажиры покинули вертолет и вошли в здание рядом с посадочной площадкой. Внутри они наскоро поели, сходили в туалет и сменили горные ботинки на обычные.
– Прогулка не закончилась, – пояснила Приска. – Тут близко.
– Близко – это сколько? – поинтересовалась Мэри, чувствуя раздражение и тревогу. Ноги подсказывали, что из них выжали все до последнего.
– Шесть километров. Недалеко.
– И подъем на двести метров, – добавил Томас, словно поправляя Приску. Мол, если даешь информацию, раскрывай ее полностью.
Мэри прикусила язык и промолчала. Она валилась с ног. Покой нам только снится.
Группа вышла из здания незадолго до полудня. Солнце выглядывало из-за нависающего гребня плотины. Самая высокая плотина Швейцарии, пятая по размерам в мире, сообщили ей. Почти триста метров высотой.
Слава богу, на западном склоне рядом с плотиной ждал вагон канатной дороги. Группа погрузилась и быстро взмыла вверх, откуда открывался великолепный вид на вогнутую плотину. От смены высоты заложило уши. Трудно представить, кому могло взбрести в голову устраивать плотину в таком месте, перегораживать узкое глубокое ущелье бетонной стеной высотой триста метров.
Они вышли на верхней площадке канатной дороги и двинулись по туннелю, открытому с одной стороны, как галерея, с видом на водохранилище. Вода имела цвет антифриза для радиаторов.
Выйдя из туннеля, группа оказалась в неглубокой впадине. Еще один каньон, вырезанный ледником. Тропа тянулась по дну ущелья вдоль бормочущего ручья. Мэри едва переставляла ноги. Следовало признать: идти было намного легче, чем в горных ботинках с кошками, но запал иссяк. Она умоталась. Ей было немного стыдно, что охранники даже не запыхались. Чертовы швейцарцы со своими чертовыми горами. На лыжне ее обгоняли даже трехлетние дети, катавшиеся без палок, чего уж удивляться, что ее телохранители лазают по горам как альпийские козы. Они у себя дома. Тропа покрыта каменной крошкой. Склоны с зеленой травой на берегах ручья. Выше травы – скальные стенки, слева высокая, справа низкая. Все выше и выше. Скрежет зубов. Размягчающая кости слабость.
Тут Мэри заметила, что с правой от нее стороны в ручье текла вода темно-коричневого цвета. Она присмотрелась. Быстрый поток был на самом деле прозрачен, зато все дно ручья устилали ржавые гвозди. Гвозди, болты, шайбы, гайки, уголки и прочая железная хозяйственная мелочь, сплошь облепленная густой темно-коричневой ржавчиной. Ржавчина покрывала дно плотным слоем наподобие ракушек или морских ежей. Вид был настолько нереальный, что Мэри не могла поверить своим глазам. Она даже заподозрила, что ей это померещилось с усталости.
– Что за чертовщина? – спросила она, показав пальцем.
Спутники лишь пожали плечами.
– Осталось со старых времен, – ответила Приска.
– С каких?
– Скоро увидите сами.
Они перевалили через возвышенность и оказались в круглой, глубокой выемке с отвесной скалой слева и зеленым альпийским лугом справа. Дно выемки заросло травой и было усыпано камнями разной величины – от маленьких до размера с дом. Самые крупные напоминали ирландские дольмены. Присмотревшись, Мэри обнаружила, что не все камни настоящие, под них были замаскированы бетонные кубики с гладкими стенами без дверей и отличий.
Осмотревшись вокруг еще раз, Мэри заметила три высеченных в южном склоне огромных портала, прикрытых бетонными задвижками, каждый пятнадцать-двадцать метров в высоту и почти столько же в ширину. Как и квадратные постройки на дне выемки, ворота выглядели совершенно безлико.
– Что это? – спросила Мэри.
– Военный объект, – коротко объяснила Сибилла.
– База ВВС, – добавила Приска, махнув на гигантские задвижки, как если бы смысл сказанного был и так понятен.
– Гражданских лиц на эту точку вообще-то не пускают, – объяснили опекуны. – Сюда вообще никого не пускают.
– А нас пропустили? – уточнила Мэри.
В гигантских воротах открылась маленькая бетонная дверь, которую Мэри сначала не заметила.
Министр проследовала за провожатыми в чрево горы. Она сообразила, что ее доставили на одну из секретных баз ВВС Швейцарии. Приска погрузилась в нехарактерное для нее молчание. Слухи о таких местах раньше доходили до Мэри, да и все их слышали. Установки точечного запуска реактивных самолетов, наследие холодной войны, предназначались для отражения вероятной советской агрессии. В случае вторжения советских танков в склонах гор открылись бы огромные ворота, из них начали бы вылетать – как стрелы из лука Вильгельма Телля – швейцарские боевые самолеты. Швейцарцы помешались на самообороне, им это не впервой.
Что интересно, самолеты так никуда и не делись, ждали на пусковых установках. Небольшие машины с короткими крыльями и сильно выступающим фонарем скорее напоминали крылатые ракеты. Авиация вчерашнего дня, реквизит к старому фильму о Джеймсе Бонде. По сравнению с новыми крылатыми ракетами эти самолетики выглядели как жалкие шлюпки среди яхт. Ни дать ни взять музейные ирландские дубинки-шилейлы.
Увы, в секретную горную крепость Мэри загнали новые методы ведения войны. Она догадалась, что швейцарцы защищали не только ее или ее министерство, атаке подверглась вся Швейцария. Это можно было понять из разговоров окружающих. Один из них признал, что покушение на министерство – лишь часть более обширного нападения. Вирусы нарушили работу не только компьютеров в министерстве Мэри, но и в других агентствах ООН, расположенных в Швейцарии, а главное – местных банков. Объявлено чрезвычайное положение, страна перешла в режим военного времени, пока что война велась новыми, невидимыми средствами и по большей части – в сети, но атаки дронов и высокоточных ракет тоже нельзя было исключить.
А потому Министерство будущего обороняли как Швейцарию в целом. Крепость-музей в горах наводила на мысль, что швейцарцы намерены обороняться всерьез. «Мы маленькая страна, а мир большой, – объяснил швейцарский военный, провожавший ее по длинному туннелю к спрятанному в недрах горы конференц-залу. – Время требует нестандартных действий». Спутник наконец представился: министр обороны Швейцарии.
Подавив стон облегчения, Мэри присела за длинный стол вместе с группой официальных лиц. Какое наслаждение просто сидеть, в ногах пульсировала усталость. Министр огляделась: зал широкий, с низким потолком, длинная боковая стена из гнейса – часть скалы, но обтесанная и отшлифованная, точно полудрагоценный камень. Потолок из какого-то белого керамического материала сиял матовым светом.
Мэри ощутила жжение на коже, она явно обгорела на солнце и была покрыта дорожной пылью. Она вытерла лицо. «Alpenverbraucht, – прошептала Приска, – альпийский ступор». Одного взгляда было достаточно: все за столом видели, каково ей сейчас, и были хорошо знакомы с этим ощущением. Все эти люди побывали в ее шкуре и понимают ее состояние.
Один из присутствующих рылся в бумагах и смотрел на телефон, словно чего-то ожидая. В зал одной группой вошли семь человек. Федеральный совет, вдруг дошло до Мэри. Главы всех семи федеральных департаментов!
Перед Мэри сидел семиглавый президент Швейцарии – пять женщин и двое мужчин. Она не знала их имен.
Заседание велось на английском языке. Разумеется, это делалось ради нее, однако Мэри, пока слушала их, отвлек вопрос: на каком языке общаются между собой члены совета, когда рядом нет посторонних? Мэри мысленно отмахнулась и постаралась сосредоточиться на обсуждении, чувствуя себя слишком измученной, чтобы что-то отвечать, едва способной уследить за нитью разговора. «Одни говорят по-французски, другие – по-немецки, – вяло размышляла она, – хотя в Швейцарии, в отличие от Германии и Франции, не так-то легко разобрать, кто есть кто. Тем более в такой ситуации». Мэри показалось, что кресло уплывает куда-то в сторону.
Женщина, одна из семерки, объявила, что члены совета пришли на встречу с министром, потому что столкнулись с кризисом, который, похоже, как-то с ней связан. Взрыв в Министерстве будущего – лишь одно из нападений на офисы ООН по всей стране – Интерпола, Всемирного банка, женевских учреждений. Атаке подверглась и сама Швейцария. По сути, объявлена война международному порядку.
– Кем? – спросила Мэри.
Наступила длинная пауза. Члены федерального совета переглянулись.
– Мы не знаем, – призналась одна из женщин, романдка Мари Лангуаз, ветеран «Кредит Суисс». – Похоже, что удар по нашим органам банковского надзора нанесли те же лица, что устроили взрыв в Министерстве будущего.
– Ясно, – сказала Мэри, хотя ей ничего не было ясно.
– Захват заложников в Давосе спланировало ваше министерство? – спросила Лангуаз.
– Не знаю, – отрывисто ответила Мэри. Подумав, добавила: – Не кажется ли вам, что они этого заслужили? Кто-нибудь огорчился?
– Мы огорчились, – ответил один из семи.
Наступила неловкая пауза. Мэри не стала ее прерывать. Ваш ход, решила она. Ее, похоже, никто не собирался поддерживать.
– Что произошло с вашими банками? – наконец спросила она.
Семеро опять переглянулись.
– Мы не банкиры, – ответила Лангуаз (хотя сама как раз была банкиром), – а потому не можем углубляться в подробности. Пока очевидно, что атака скомпрометировала множество тайных счетов в швейцарских банках.
– Раскрыла личность владельцев? – уточнила Мэри.
– Нет. Частные счета зашифрованы несколькими разными способами, их невозможно взломать. Однако банки сейчас испытывают трудности с доступом к файлам, декодирующим личность владельцев, не могут с ними оперативно связаться и прочее. Банкам грозит не разглашение личности владельцев, а потеря базовой информации.
– То есть ваши банки не могут разобраться, что кому принадлежит?
– Примерно так, – согласился один из присутствующих. «Еще один банкир, – подумала Мэри. – Интересно, сколько глав департаментов пришли из банковского сектора? Четверо из семи? Пятеро?»
– В конце концов мы восстановим порядок, – заверил один из министров. – Вся информация есть и на бумаге, и в облаке, как положено. Она сохранена в «Time Machine». – До Мэри только через секунду дошло, что речь шла не о машине времени, а о хранении резервных копий. – Тем не менее налет всполошил вкладчиков. Некоторых заставил запаниковать. Это плохо для стабильности банков.
Мэри кивнула. Собравшиеся напряженно ждали ответа. Они приехали не говорить, а слушать, поняла она.
Министр повела речь, как если бы высказывала то, что спонтанно приходило в голову. А что? Она слишком устала, чтобы пропускать сказанное через обычные фильтры.
– Дело – в загадке денег. Деньги – это цифры, которым верят люди, хотя вера возникает не сразу. Но стоит ей пропасть – р-раз, и никаких денег нет. Между тем деньги стали частью глобальной финансовой системы, настолько усложнившейся, что ее перестали понимать даже те люди, которые призваны ею управлять.
Мэри обвела взглядом собравшихся, как бы говоря: да-да, я вас имею в виду.
– Стихийная мегаструктура проникла в самую сердцевину общества, – Мэри настроилась на волну рассуждений Янус-Афины. – В секретную горную крепость, охраняющую покой не только вашей страны, но и ваших банков. А это значит, что люди верят еще и в цивилизацию. Верят в систему, которую на самом деле никто не понимает.
Семь пар глаз уставились на министра.
Мозги Мэри на мгновение окутал туман, она очнулась и снова увидела перед собой главных лиц страны.
– На что вы надеетесь в подобной ситуации? – с любопытством спросила она.
Ее заверили в желании защитить Министерство будущего. И даже укрепить его. В рамках обороны самой Швейцарии. Если найти пути, ведущие к лучшему будущему, то безопаснее будет и для самой федерации. Не могут же восемь миллионов граждан жить только тем, что производится или выращивается в одной Швейцарии. Для сравнения их страна наполовину меньше Ирландии, при этом 65 процентов территории занимают бесполезные для человека горы. Остальные 35 процентов – агломерация, удовлетворяющая нужды по мере возможностей. Швейцарцы стараются изо всех сил, но они – часть большого мира. Они не самодостаточны. Самодостаточность – мечта, фантазия, которую иногда поддерживают националисты и ксенофобы, в прочих случаях она не более чем скромное стремление к надежности. Швейцарский народ в большинстве своем реалисты и не питает иллюзий, что справится в одиночку, без связки с остальным миром.
По этой причине министры желали успеха ее министерству, Швейцарии, а значит, всему миру. Успеха будущему. Успех не случится сам по себе, без планирования и проектирования.
– Все это хорошо, – сказала Мэри. – Мы стремимся к тому же. Но вы способны на большее. Того, что вы сейчас делаете, мало.
Мэри чуть не разобрал смех, когда она вспомнила, что почти слово в слово повторяет речь Фрэнка в памятный вечер. Однако смеяться без видимой причины не стоило, она подавила импульс, вдруг вспомнив, как оцепенела под издевательским напором Фрэнка. Что придавало его обвинениям такую убедительную силу? Ведь этих семерых она не смогла убедить. Они не сомневаются, что и так делают все возможное. Она тоже так думала, пока Фрэнк не перехватил ее на улице.
Мэри спросила, знали ли банки личность вкладчиков до того, как записи были повреждены.
В ответ – удивленные взгляды.
– Я спрашиваю, – начала раздражаться Мэри (Фрэнк, тот вообще выходил из себя), – потому что ваши банки из-за секретных счетов пользуются репутацией налогового рая. Налоги, недоплаченные в других странах, поступают на секретные счета в вашу страну. Вы богаты отчасти потому, что держите всемирный воровской общак. Это – разновидность организационной кражи. Сначала людей призывают верить деньгам, а потом их немалую часть похищает сама же финансовая структура.
Очень неприветливая пауза.
Мэри это заметила и усилила нажим. Если бы нашлась энергия, она даже поднялась бы на ноги. Повысила голос.
– Для Швейцарии наступил час расплаты, – бросила она в лицо министрам, едва удерживая себя в рамках приличия. Или на пороге неприличия. – Вы не желаете говорить о золоте нацистов, еврейском золоте, налоговом рае для олигархов и клептократов, тайных банковских счетах для преступников всех мастей. С этим пора кончать. Отмените секретный режим в своих банках. Переведите все деньги на блокчейн, пустите все грязные доходы на добрые дела. Используйте их без остатка. Заключите альянс с другими малыми странами, не способными спасти мир в одиночку. Пусть все малые богатые страны объединятся, а потом присоединятся к Индии под ее началом. Эмитируйте больше карбон-койнов за счет инвестиций в сокращение выбросов. Сегодня это самая надежная валюта. Определенно надежнее швейцарского франка. Стабильнее. Лучшего выбора у вас просто нет.
Некоторые уже отрицательно качали головами.
– Вы должны присоединиться к остальному миру! – призвала Мэри. – Вы в Швейцарии всегда стояли в сторонке, сохраняли нейтралитет.
– Швейцария вступила в Парижское соглашение, – возразил один.
– И в Интерпол, – сказал другой.
– И в ООН, – добавил третий.
– Мы никогда не стояли в стороне, – поправил еще один.
– Хорошо, – уступила Мэри. – Поддержите карбон-койн. Создайте рабочую группу из богатых малых стран. Помогите нам установить новую мировую систему, с новыми показателями, новыми путями создания стоимости. Учредите новую политэкономию. Откройте посткапитализм! Мир испытывает в нем огромную нужду, он должен состояться. Кроме того, чтобы восстановиться после нападения на банки, вам их все равно придется реформировать. Не возвращайтесь к старому. Сделайте банки лучше.
Молчание.
Мэри обвела взглядом зал. Воистину альпийский ступор. Чувство, знакомое всем сидящим в зале: возвращение в мир после подъема в высшую точку Альп, встречи с бесстрастным величием, неземной красотой, силой предвидения, после чего следует спуск вниз – измученными, опаленными солнцем, очистившимися. Просветленными и достигшими высших сфер. Мэри помнила, что взгляд у нее пронзительный, не отпускающий человека. Мартин называл его лазерным. Она знала об этой своей черте с детства, когда взглядом заставляла людей, даже мать, замереть на месте. Теперь она вперила его в сидящих перед ней политиков, и они тоже притихли. Мэри от чего-то завелась, то ли из-за взрыва в офисе, то ли из-за судорог в ногах. Взгляд-лазер прожег сидящих в зале.
Главы швейцарских департаментов поежились как один, сбрасывая наваждение. Обменялись взглядами. Без радости. Без злобы. Без тревоги. Без пренебрежения.
Они задумались.
