Текст книги "Министерство будущего"
Автор книги: Ким Робинсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 39 страниц)
86
Вернувшись в Цюрих, Мэри на несколько недель с головой погрузилась в напряженную работу, как в забой. Настало время сделать перерыв. Фрэнк Мэй вышел на свободу и проживал в коммунальной квартире недалеко от тюрьмы. Чем он занят? Как у него дела? После его освобождения контакт между ними прервался, и Мэри в душе опасалась узнать правду.
– У меня все в порядке, – сказал Фрэнк, когда она позвонила. – Слушайте, я отправляюсь завтра в горы смотреть на альпийских коз. Rupicapra по-латыни. Нечто среднее между козой и серной. Судя по карте, они там везде. Хотите поедем вместе?
– Смотреть на животных? – с сомнением переспросила Мэри. – Как в зоопарке?
Нетерпеливый щелчок языком.
– Только это не зоопарк.
Специальное приложение позволяло отслеживать передвижения коз и заставать их в нужном месте. Фрэнк уже делал так раньше, и ему понравилось. Горы над Флимсом – прекрасное место, там козы тоже водились.
– Пожалуй, – согласилась Мэри.
Они встретились на главном вокзале утром перед шестичасовым поездом до Кура, через час, позавтракав в вагоне-ресторане и молча посидев рядышком, осознавая, что ничего подобного раньше вместе не делали, пересели на узкоколейный поезд, идущий вверх по каньону Фордеррейн. Состав тащился еле-еле, но долго ехать не пришлось, они вскоре сошли на перрон и сели на автобус до Флимса. Фуникулер поднял их от вокзала к большому, развернутому на юг бассейну, расположенному на высоте 2000 метров над уровнем моря. Всего 8:30 утра, а они уже в Альпах. Мэри заранее попросила телохранителей оставить ее, когда они выйдут на тропу, те послушно выполнили просьбу. На верхней площадке канатной дороги имелся ресторанчик, в нем охрана и должна была ждать возвращения Мэри.
Пара направилась к большому проему в альпийском хребте, образующем северную боковую стенку верховьев Рейна. В самом конце последнего ледникового периода, когда лед стаял в этой части долины, со стенки сошел крупнейший в истории оползень. Поселок Флимс целиком уместился на пологом склоне из обвалившейся породы. Выше него зеленые альпийские луга покрывали связанные друг с другом каменные чаши, уступами взбирающиеся до горной гряды Чингельхёрнер – стены, состоящей из крутых серых утесов, разрезанных продольной трещиной. Трещина была настолько глубока, что в гряде возникла дыра, своеобразное гигантское окно, в котором виднелся кусочек неба – на приличном расстоянии от серых верхних утесов. Еще одна странная альпийская достопримечательность, созданная за миллионы лет трением льда о скалы.
Несколько троп вели к альпийским лугам у подножия утесов. Мэри и Фрэнк выбрали тропу, ведущую на запад, подальше от лыжных лифтов, ферм и прочих очагов людской деятельности – в дикие места или такие, которые в Альпах считались дикими. «Альпийским животным из-за близости к человеческому жилью особо некуда деваться, – рассказывал Фрэнк, пока они поднимались наверх. – Или карабкайся на почти отвесные скалы, или то и дело будешь натыкаться на людей».
Громоздившиеся впереди крутые серые скалы делали подъем почти пологим на вид. На самом деле Мэри и Фрэнку пришлось порядком попотеть. К тому времени, когда они поднялись до одной из верхних луговых чаш, покрытой волнистым ковром короткой травы, утыканной камнями и расшитой бусинками альпийских цветов, оба порядком проголодались и устали; солнце уже стояло высоко над головой. Они присели на низкий валун и заморили червячка.
Луг был усеян крупными скальными обломками – оторвавшимися от хребта и скатившимися вниз серыми валунами. А может, их притащил внутри себя ледник и выпустил, когда растаял лед. Пока гости ели прихваченные на вокзале бутерброды и запивали их водой, природа вознаградила их картиной альпийской фауны, для начала – сурков. Серые альпийские сурки были похожи на своих обычных собратьев или барсуков. Мэри ни тех ни других не видела. Окрас меха, несомненно, превращал зверьков в глазах хищников, включая парящих в небе ястребов, в камни. Возможно, из-за этих хищных птиц сурки почти все время сидели тихо; за исключением перебежек с места на место, они двигались не больше чем окружающие их камни. Между собой переговаривались пронзительным свистом. Прислушавшись, Мэри и Фрэнк поняли, что их язык ничем не хуже других.
– Во Флимсе говорят на романшском, – заметил Фрэнк.
Мэри обратила внимание, что сурки не реагируют на человеческую речь.
Фрэнк тоже это заметил и заговорил смелее. По пути от вокзала до Флимса люди в автобусе разговаривали на романшском. Оба согласились, что этот язык похож на перемешанные в миксере итальянский и немецкий. В пику Гитлеру романшский был объявлен четвертым государственным языком Швейцарии. Так гласила национальная легенда, Мэри и Фрэнку она показалась правдивой.
Луг играл под солнечными лучами. На солнцепеке было тепло. Сурков не тревожили сидящие поблизости люди, несмотря на то что чужаки, видимо, заняли их наблюдательный пункт – трещины на поверхности серого валуна были заполнены кучками мелкого сухого помета. Судя по его виду, сурки ели растительную пищу.
Фрэнк и Мэри сидели не шевелясь, сами похожие на двух больших сурков. Разговор угас. Мэри стало немного скучно. Тут один из юных, если судить по толщине и гладкости шерстки, сурков неторопливо, невзирая на присутствие людей, приблизился к валуну. Вытянув лапу, схватил и притянул к морде все стебли, до которых смог дотянуться. Получился небольшой пучок с крохотными семенами, которые сурок объел со стеблей. Провианта хватило на пару укусов. Выпустив гибкие обглоданные стебли, сурок передвинулся на новое место и повторил прием. Потом еще раз.
Понаблюдав за сценой и окинув взглядом весь луг, Мэри сделала неожиданное открытие: запас еды у мелких грызунов, по сути, бесконечен. По крайней мере, пока трава еще не растеряла семена. Такой же вывод напрашивался в отношении всех альпийских травоядных.
Мэри сообщила о своих наблюдениях Фрэнку, тот согласился. Сурки жевали круглые сутки, пока не обрастали жиром на зиму. Зимой они, подобно маленьким медведям, впадали в спячку, попрятавшись в ямы под снегом и потребляя запасенный жир, метаболизм резко замедлялся. Весной зверьки просыпались и приступали к очередному обеду длиной в лето.
Из-за низкого гребня появилась группа других животных. Ага! Альпийские козы!
Похоже, не те, что Фрэнк видел в сети, – на этих не было радиоошейников. Хотя кто знает, как нынче цепляют на зверей GPS. Фрэнк внимательно наблюдал за группой.
Странные существа. Круглые бока, короткие шеи, куцые ноги, приплюснутые морды. Короткие закругленные рога. Глаза с прямоугольными зрачками, как у домашних коз. Сатанинские глаза. Получив приглашение Фрэнка, Мэри прочитала в интернете, что таких коз звали сернами. Совершенно ясно, что они уникальны в своем роде – не козы и не серны, не похожи даже на другие виды своего семейства. Щуплые безрогие малыши жались к матерям. Животные щипали траву и, поглядывая вокруг, спокойно переступали через камни к новым участкам луга. С любопытством озирались на Фрэнка и Мэри. Ее поразило, насколько они не боялись людей. Мэри слышала, что на них разрешена охота и что альпийские козы – излюбленный вид дичи. Почему же они так спокойны?
Она шепотом задала этот вопрос Фрэнку.
– А чего им бояться?
– Мы могли бы их застрелить.
– У нас нет оружия.
– Им-то откуда знать?
– У них есть глаза.
– Они же видели ружья? Почему это не отпугнуло их от людей?
– Может, еще не видели.
– Не могу поверить.
– Альпы – дикое место.
– Кажется, вы раньше говорили обратное.
Фрэнк задумался.
– И да, и нет. Местные говорят, что нет. Однако Альпы способны быстро тебя прикончить. На самом деле горы жестоки. Вы сами рассказывали, как тяжело было на перевале.
– Правда.
– Значит, убедились на личном опыте.
Мэри утвердительно кивнула.
– Там реально были дикие места. Можно сказать, жестокие. Если бы погода переменилась… Сплошные камни.
– И это всего лишь перевал. Еще выше полно мест, куда люди никогда не суют носа. Туда крайне трудно взобраться, да и пути дальше нет. На карте можно найти много таких точек.
– Не то что здесь, – обвела вокруг рукой Мэри. Под валуном, на котором они сидели, разбегались в стороны двадцать разновидностей альпийских цветов. Одни прятались в траве, другие колыхались над поверхностью, соцветия разной высоты, относящиеся к разным растениям, все пространство было покрыто разноцветными слоями, самый верхний – желтый, потом – белый, еще ниже – синий, под ним – трава, усеянная блестками низовых цветов.
– Да, не то что здесь, – с улыбкой согласился Фрэнк.
Его улыбка приятно удивила Мэри, за Фрэнком такое раньше не водилось. Цветущий луг, беспечно пасущиеся дикие животные, козлята, своими прыжками и подскоками выражающие смысл слова «резвиться». Наверху – серая стена с дырой истинно альпийской причудливости. Голубое небо. Жизнерадостный вид, что и говорить. Даже несколько галлюциногенный. Ветерок гнал по лугу волны, цветы качали головками, не двигаясь с места. Юный сурок около валуна по-прежнему совал в пасть пучки травы. Семена на стеблях, зажатых в его лапе, маслянисто поблескивали на солнце. Маленькие съедобные веера. В некотором отдалении – демонические глаза спокойно жующих свою жвачку и ничего не боящихся коз.
– Мне нравится, – сказала Мэри.
– Смотреть на животных?
– Да.
Опять эта робкая улыбка.
– Мне тоже.
Они еще посидели молча.
– Вы много их видели? – спросила она. – Я имею в виду диких животных на воле?
– Немного. Хотелось бы больше. До сих пор практически всех, кого я видел, встретил в этом бассейне или в других таких же. В основном ту же братию – сурков да коз. Кажется, один раз видел бородатого козла. В другой раз – куницу. Я потом нашел картинку, зверь был похож на куницу. Вон там, у ручья, видел. Под деревьями, на другом берегу. Носилась как одержимая – туда-сюда, туда-сюда. Я так и не понял, что она там делала. Очень быстро бегала, но как-то беспорядочно. Не похоже, чтобы охотилась или строила нору. Просто носилась, и все. Шустрая такая, с темным мехом. Очень забавная. Я полез было в карман за телефоном сделать снимок, но побоялся ее спугнуть. Не хотел, чтобы она меня заметила. Так и сидел тихо.
– И чем это кончилось?
– Пришлось уйти, чтобы не опоздать на последний подъемник.
Мэри рассмеялась.
– Это так характерно для Швейцарии.
– Согласен. – Фрэнк сорвал травяной стебель и принялся ковырять им в зубах. – А вы много их видели?
Мэри отрицательно покачала головой.
– Голуэй и Дублин неподходящие места для диких животных. В детстве я любила ходить в зоопарк. Это не то же самое.
– Да. Человеку требуются животные, живущие рядом с ним.
– Пожалуй. Калифорния этим сейчас как раз занята. У них много земли, возрождение дикой природы продолжается уже много лет. Мои коллеги придумали проекту название – «Серенгети Северной Америки», однако на самом деле он должен вернуть природу в состояние, существовавшее еще до появления европейцев. Вот на что они замахнулись.
– Молодцы. Увы, мы жители Цюриха.
– Ага. Ну, не знаю. Я часто гуляю по тропинкам на Цюрихберге, но пока что не видела никакой живности. Даже странно, почему так. Лес там довольно большой.
Фрэнк покачал головой.
– Вокруг город. Не получится.
– То есть нужны природные коридоры? Тогда получится?
– Хотя бы. Если сделать их достаточно широкими и соединить с территориями большой площади.
– Именно так поступают в Калифорнии.
– И не только там, я думаю. В Швейцарии тоже могло бы получиться. Хотя этим зверькам появление волков может не понравиться.
– Вот, значит, кто их враги?
– Да.
– Невозможно себе представить, чтобы швейцарцы ужились с волками.
– Как посмотреть. Я где-то читал о планах засадить лесами нижние альпийские луга в бывших ледниковых бассейнах, когда отступят ледники. Волкам – раздолье. Им нужны леса, хотя на открытой местности они тоже живут. Там куча свободных каменных площадок с сурками, кротами, белками. Эти зоны залегают достаточно высоко, вдали от человеческих троп.
Мэри недоверчиво покачала головой.
– Трудно себе представить, чтобы здесь снова водились волки.
– Не труднее, чем с этими козами. Сейчас любое животное вообще трудно себе представить на воле. Восстановить фауну будет нелегко.
– Если только «Половина Земли» не добьется своего.
Фрэнк кивнул.
– Мне нравится их план.
Пара не торопилась уходить. На то не было причины. В каком еще месте можно провести время лучше? Поэтому они никуда не торопились. Фрэнк жевал стебель. Мэри наблюдала за животными, искоса поглядывая на спутника. Он сидел в расслабленной позе – как кот. Даже сурки и козы были не так спокойны, как он. Животные были заняты едой. Эта же причина, в конце концов, побудила Мэри и Фрэнка покинуть камень – голод и малая нужда.
И темнота. Солнце коснулось западной горной гряды, сразу же похолодало. На луг опрокинулись тени.
Фрэнк взглянул сначала на горы, потом на спутницу.
– Что скажете?
– Пора возвращаться, пожалуй. Здесь тоже можно опоздать на последний вагончик.
– Верно.
Они поднялись, потянулись. Козы, глянув на них, медленно побрели прочь. Без видимой спешки стадо быстро перебралось на другой край луга и потерялось на фоне камней. Исчезло, как по мановению волшебной палочки. Даже зная, куда смотреть, Мэри больше не могла различить коз.
Сурков движение совершенно не испугало. Наконец один из них свистнул, пасшийся рядом детеныш галопом ускакал и нырнул под валун. Фрэнк указал пальцем в небо. Над головой парила птица. Очевидно, ястреб.
Пара двинулась вниз по тропе, ведущей к станции канатной дороги. Внезапно Фрэнк дернулся и упал ничком.
Мэри вскрикнула, подскочила к нему и присела рядом на корточки. Фрэнк что-то прохрипел, как оглушенный. Упершись руками в землю, он приподнялся, перекатился в сидячее положение и замер, сжимая руками голову. Ощупал лицо, подбородок.
– Все в порядке? – громко спросила Мэри.
Фрэнк мотнул головой.
– Не знаю пока.
– Что случилось?
– Не знаю. Упал.
87
На городской сбор явились почти все, кто еще жил в нашем районе. Набралось около четырехсот человек. Люди поглядывали вокруг, сидя в старом школьном спортзале, мы все когда-то ходили сюда на уроки физкультуры. Все друг друга знали по имени.
От агентства ООН под названием «Министерство будущего» через федералов и правительство штата Монтана поступило предложение: продать свою собственность за деньги, которых хватило бы по гроб жизни – на оплату жилья в дорогих местах, поступление в любую школу на выбор, переезд в город, – если получится договориться между собой, то в один и тот же. Вероятно, в Бозмен. Некоторые топили за Миннеаполис.
О плане собравшиеся уже знали. Накануне вечером в единственном еще работающем кинотеатре показывали шотландский кинофильм «Местный герой» о том, как техасская международная нефтяная компания хотела выкупить у жителей прибрежный поселок в Шотландии, чтобы потом его снести и построить порт для танкеров. Отступные обещали всех сделать богачами, местный люд радостно и без малейших угрызений совести проголосовал «за». Жители устроили последний кейли – попрощаться с поселком и отпраздновать переход в разряд миллионеров. Но тут на вертолете прибывает владелец нефтяной компании и объявляет, что поселок не тронут и устроят в нем астрономическую обсерваторию. Астрономия, видите ли, его личное хобби. Хозяина компании играл Берт Ланкастер. Смешной фильм, поучительный. Мы смотрели его, словно набрав воды в рот. Тема-то больная.
Наше положение мало чем отличалось, хотя поселок никто и не собирался сносить. Его хотели сохранить как убежище для чрезвычайных ситуаций и базу для смотрителей животного мира, в которые предлагали записаться нашим детям и – было бы желание – даже нам самим, если откажемся от имущества. Приехать просто так разрешат только раз в год – не больше. Несколько дней назад в кинотеатре показывали «Бригадун». Видимо, как иллюстрацию, насколько глупо будет выглядеть такая затея. На этом сеансе опять никто не смеялся. Очевидно, Джефф, содержавший кинотеатр себе в убыток, не хотел, чтобы поселок закрыли. Решил нас немного расшевелить. Пока мы собирались, включил через динамики «Homeward Bound» Саймона и Гарфункеля, реально давил на психику. Не помогло – все проголосовали «за».
Главная причина: поселку так и так конец. С таким же успехом Джефф мог бы крутить фильмец о зомби. Все дети разъехались. Окончили школу, рванули на автобусе до соседнего города для поступления в колледж или на поиски работы, да так и не вернулись. Не все, конечно. Я-то вернулся. Однако большинства след простыл, уехавшие возвращались все реже, а глядя на них, другие тоже не торопились. Положительная цепь обратной связи с отрицательным результатом. Так бывает везде, куда ни глянь, – это характерная черта нашего времени. В 1911 году население поселка достигло пика – 12 235 человек. Каждые десять лет оно сокращалось и теперь опустилось до 831 жителя, а на самом деле и того меньше, потому как бедолаги, подсевшие на мет, на самом деле уже не люди. Магазин, кафе, кинотеатр, за который отдельное спасибо Джеффу, почта, заправка, школа от подготовительной по восьмой класс. Старшие классы уже в другом городе, в нашем поселке слишком мало и учеников, и учителей. Вот и все дела.
И мы, конечно, не одни такие. Не знаю только, радоваться или плакать. То же самое творится на Среднем западе, в западных штатах, на юге, в Новой Англии, на Великих озерах. Да вообще по всей Земле. Говорят, за пару тысяч евро в Испании можно купить целую деревню. В центре Испании, в центре Польши, во многих местах Восточной Европы, в восточной Португалии, в России – список бесконечный. Разумеется, есть страны, где поселки буквально на глазах превращаются в города, картонные халабуды расползаются от первого дождя, но народ все равно терпит. Такой путь не для нас. Мы жители Монтаны, население наших деревень упало ниже прожиточного и функционального уровня. Поселку кранты, поэтому мы сейчас и сидим в спортзале.
Выкуп предложен щедрый. Если большинство переедет в один и тот же город, мы останемся соседями, образуем свой район или часть района. Нам будет на что жить. Раз в год мы сможем приезжать сюда посмотреть на старые места, на землю. Пройдет время, и те, кто здесь когда-то жил, вымрут, причин приезжать сюда не останется. Тогда постройки, вероятно, рухнут, либо их разберут на стройматериалы. Земля станет частью большой экосистемы Йеллоустоуна, одной из крупнейших экосистем Земли. Здесь поселятся буйволы, волки, медведи-гризли, лоси, олени, росомахи, ондатры, бобры. В реках – рыба, в воздухе – птицы. Животные будут мигрировать и, если климат действительно потеплеет, двинутся на север, но в любом случае это будет их земля, на которой они смогут жить как захотят. Оставшиеся здесь или приезжие будут работать егерями, полевыми исследователями, табунщиками диких животных и – черт его знает – ковбоями по бизонам? Бизбоями. Власти ничего конкретно не объясняют, но признаются, что работа далеко не окончена.
В наших местах собираются ликвидировать массу дорог. Оставят только пару железнодорожных магистралей и автострад между штатами, устроив переходы для диких животных через каждые несколько миль. Ну, еще парочку дорог местного значения, но немного. Остальные сдерут, бетон и асфальт перемелют в гравий и увезут туда, где еще есть нужда в стройматериалах. Изготовление бетона плохо отражалось на выбросе углерода, поэтому цена на бетон взлетела до небес, накачана налогами до такой степени, что буквально дешевле использовать любой другой материал. Вторичный бетон изъятых из пользования дорог и фундаментов списанных зданий дает возможность серьезно навариться или, по крайней мере, заработать. Нам выдали паи от утилизации пролегающих через поселок дорог и фундаментов местных построек – что-то вроде трастового фонда. Когда дороги уберут, зверью и растениям наступит раздолье. Ручьи – рыбам, воздух – птицам. План «Половина Земли» прямо под носом – у нас, в Соединенных Штатах.
Вопрос поставили на обсуждение. Некоторые от волнения не могли говорить. Рассказывали истории дедов и прадедов, насколько хватало семейного древа – по крайней мере до первых переселенцев. Мы все плакали вместе с ними. Слезы навертывались неожиданно, от нечаянно брошенной фразы, воспоминания о каком-нибудь человеке или добром деле. Ведь этот поселок – наша родина.
Точно такие же события происходили по всему миру – так нам говорили. Жалкие деревеньки – хребет сельской цивилизации – выбрасывали за ненужностью на свалку истории. Какой печальный момент в жизни человечества. Городская жизнь, да пошла она… Сладкие речи о ней могли произносить только люди, никогда не жившие в деревне. Хотя, возможно, такая жизнь устраивает не каждого. И не большинство. Люди голосовали ногами. Дети уезжали без оглядки, чтобы никогда больше не вернуться. Вот и для нас настало время отъезда. Мнения разделились: одни хотели в Бозмен, другие – в Миннеаполис. Как это на нас похоже. Не исключено, что все поселки раскалываются на «за» и «против», почти пополам, и по любому вопросу – где лучше мэр, директор школы, футбольная команда, бензоколонка, кафе, да что угодно. Вечно эти «за» и «против». Придется разделиться, стать горожанами. Ну, не навсегда. Как заметила ведущая, это укрупнение на самом деле ведет к отказу от роста. Надо сказать, ведущая знала свое дело. Предлагала делиться с ней историями. Мол, в поселках вроде нашего всегда так. Наш у нее не первый. Такая у нее работа. «Как у священника в приюте для смертельно больных», – невесело пошутила она. Везде люди плачут. По крайней мере в таких поселках, как наш. Когда такое же событие происходит в городских районах, никому нет никакого дела. Люди даже на встречу не приходят, разве только чтобы узнать сумму компенсации. «Иногда, – говорила она, – когда жильцам говорят, что их район снесут и разведут на его месте диких животных, они даже радуются». И смех, и грех – вот насколько далеко зашло отчуждение. Но это все в городских районах, мы-то живем в деревне.
– Нет-нет, процесс везде одинаков, – заверила ведущая. – По всему миру. Пройдет много лет и столетий, и население мира вернется к прежней здравой численности, люди потянутся из городов в сельскую местность, снова появятся деревни и поселки. Сельские жители привыкнут жить в окружении животных. Дикие звери будут расхаживать по улицам. Кто-то воскликнул: «У нас уже расхаживают!» – Да, и так снова будет, – ответила ведущая. – Люди захотят знать по имени своего учителя, механика, продавца в лавке и так далее. Имя и фамилию мэра. Знать в лицо всех местных жителей. Это основы, которые никогда полностью не исчезнут. Мы переживаем лишь очередной этап долгой истории. Люди жили подобным образом с незапамятных времен. Но сейчас наступило время чрезвычайных действий.
Мы по-прежнему будем держаться вместе. Причем будучи богатыми, ну, или обеспеченными, не зная нужды, с пожизненным пансионом и трастом для детей. Нам будет чем заняться в субботние вечера. Все обойдется.
Как бы то ни было, через некоторое время глаза начинают болеть. Ораторы из местных срывались, не могли закончить свое выступление. Друзья помогали им сойти со сцены. Поселок-то наш, родной. Плоть от плоти.
Настал момент, когда все было сказано. Наступила полночь, мы закрыли поселок, будто книгу с дочитанной сказкой. Оставалось лишь разойтись по домам, ощущая пустоту в душе, волоча ноги. Каждый вернется домой, посмотрит на свои четыре стены и начнет паковать чемоданы.
