Текст книги "Счастье"

Автор книги: Ким Чжэгю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

3

Тишину лаборатории нарушала лишь капель таявших сосулек, свисавших с карнизов. С подоконников, куда падали солнечные лучи, поднимался пар.

Как и все предыдущие дни, Дин Юсон и сегодня весь день провел в лаборатории, которая находилась рядом с виварием. Гу Бонхи и Мун Донъир во всем помогали Дин Юсону; вот и сейчас они ни на минуту не отходили от подопытного кролика, болевшего уже второй день. Они впрыснули ему антибиотики, смазали спиртом область операционного поля, однако воспалительный процесс в этом месте не прекратился и кость не срасталась. Это была уже вторая неудачная операция. Дин Юсон пытался выяснить причины неудачи. Но он не мог точно сказать, почему губчатая масса отторгается и сращивания не происходит. Что же делать? Если не установить причину, та же участь постигнет и других животных. Кажется, он зашел в тупик. Эти невеселые мысли не давали ему покоя.

– Бонхи, надо осмотреть кроликов номер три, четыре и пять и принять предупредительные меры, – сказал Дин Юсон девушке.

Гу Бонхи вместе с Мун Донъиром принесли трех кроликов. Состояние третьего кролика было хорошее, четвертый и пятый болели, и тревога не уходила. Трудно было сказать, как кролики поведут себя дальше.

Дин Юсон подумал о профессоре, и его охватила тревога. Ведь профессор, разрешая ему ставить эти опыты, надеялся на успех, а он не оправдывает его надежд.

После того как профессор посетил Дин Юсона в его лаборатории, он сделал все, чтобы Дин Юсон продолжал свои опыты. Профессор лично наметил график их проведения, добился выделения средств для приобретения подопытных собак и кроликов, медицинских инструментов и медикаментов. К Дин Юсону в лабораторию откомандировали врачей Мун Донъира и Гу Бонхи. Кроме того, уже два месяца Дин Юсон лишь первую половину дня занимался лечением больных, а все остальное время проводил за опытами. Но опыты пока не дали сколько-нибудь утешительных результатов.

Солнце все выше вставало над горизонтом, и в лаборатории все слышнее звучала капель. В комнате по-прежнему было тихо. Но вот в дверь постучали, и вошла старшая медсестра Ра Хигён.

– Доктор, к вам посетительница, – коротко доложила она.

Дин Юсон, занятый своими мыслями, рассеянно посмотрел на нее.

– По-видимому, это невеста больного Хван Мусона, – продолжала старшая сестра. – Принесла массу книг и еще какие-то вещи. Похоже, что у нее есть к вам какое-то дело.

– Где она? – Дин Юсон вспомнил о письме, которое на днях ему давал читать Хван Мусон.

– В приемном покое. Пригласить?

– Да, пожалуйста.

Дин Юсона охватило чувство какой-то неловкости и даже смущения. Как он посмотрит в глаза посетительнице: обещал вылечить жениха, а сам терпит одну неудачу за другой. Что он ей скажет?

Дверь снова отворилась, и на пороге показалась девушка в темно-синем платье, с сумкой в руке.

– Входите, пожалуйста, – пригласил девушку Дин Юсон.

Девушка вошла.

– Я приехала к Хван Мусону… – Покраснев, она запнулась.

По ее крепкому телосложению и простым манерам можно было сразу узнать жительницу села. Держалась она очень скромно, но с достоинством.

– Я знаю. Добро пожаловать. У вас, по словам Хван Мусона, сейчас горячая пора, восстанавливаете сады? Наверное, непросто было выбраться сюда?

– Ничего, выбралась. Скажите, вы доктор Дин Юсон?

– Да.

– Я много слышала о вас. Спасибо вам за все.

– Пока меня не за что благодарить.

– Ну что вы!..

И девушка сообщила о цели своего приезда. Она сказала, что опыты по восстановлению пораженных гниением фруктовых деревьев, начатые Хван Мусоном, в общем идут успешно. Но возникли проблемы, требующие его консультации.

– Скажите, что же теперь будет с Хван Мусоном? – На лице девушки появилось выражение беспокойства.

Вопрос был по существу, но Дин Юсон ничего определенного сказать не мог.

Девушка молча вынула из сумки письмо и положила его перед доктором. Дин Юсон взял письмо и стал читать. Это было письмо Хван Мусона, которое он писал своей невесте. Дин Юсон торопливо пробежал письмо.

Хван Мусон писал, что перспективы его выздоровления еще не ясны, но выписываться из больницы он не собирается. Он выражал глубокое сожаление, что не может приехать, и просил продолжать опыты без него.

– Доктор, я по своей воле выхожу замуж за инвалида и всю жизнь буду ухаживать за ним. Я знаю Хван Мусона несколько лет, знаю, какие страдания после ранения причиняет ему больная нога. И я иду за него, чтобы быть всегда рядом с ним, быть его помощницей во всем. Если нет никакой надежды на излечение, помогите ему хотя бы избавиться от болей. А я буду работать за двоих, буду во всем помогать ему, и он не почувствует даже, что он калека, – с жаром говорила девушка, кусая от волнения губы.

Дин Юсон молчал. Признания девушки причиняли ему чуть не физическую боль. Ему казалось, что во всем виноват он, что он где-то совершил непоправимую ошибку.

Что ему сказать? Ведь он до сих пор не может оказать этим людям никакой практической помощи. Даже не может дать никакого обнадеживающего ответа. И ему было мучительно стыдно.

И вдруг мелькнула мысль о Сор Окчу. Любит ли он ее, как любит Хван Мусона эта девушка? Любит несмотря ни на что, пишет ему письма, наконец, приехала к нему. А он, Дин Юсон?

Дин Юсон медленно поднял поникшую голову.

– Вы преподали мне сегодня хороший урок. Жаль, что я пока не могу сказать вам ничего определенного. И все же доверьте больного нам, а сами возвращайтесь, продолжайте начатую Хван Мусоном работу. Мы со своей стороны сделаем все возможное, чтобы вылечить его, чтобы он вернулся к вам совершенно здоровым.

Дин Юсон говорил так уверенно, что казалось, не может быть никакого сомнения: все закончится благополучно.

– Спасибо, доктор. – Девушка доверчиво улыбнулась.

– Ра Хигён, проводите девушку к больному, – сказал Дин Юсон и крепко пожал посетительнице на прощание руку.

Девушка вышла, но в комнате она как бы оставила частицу своей души – своего страстного желания помочь тому, кого она любила.

Дин Юсон медленно ходил взад-вперед по комнате, поглощенный мыслями о невесте Хван Мусона. Что за необыкновенные люди! Хван Мусон, несмотря на свои недуг, закончил сельскохозяйственный институт и ведет научную работу. Эта девушка идет за него замуж, чтобы быть его спутницей и помощницей в жизни. С какой страстью говорила она о своей готовности ему помочь, только бы он не страдал! Как все это назвать? Чувством безграничной любви? Высокими нравственными принципами, порожденными нашим временем?

«Да, именно эти качества развивает в человеке новый общественный строй», – думал Дин Юсон и был горд тем, что и сам принадлежит к новому обществу.

И вот снова мысли уносят его к Сор Окчу.

Нахлынули воспоминания. Однажды, во время отступления из Сеула, он получил приказ оборудовать операционную прямо в палатке. Не имея достаточного опыта, он попал в затруднительное положение, и, если бы не Сор Окчу, он не выполнил бы приказа. А сколько радости доставила она его матери, когда они вместе навестили ее в Даньяне!

Но только на Нактонганском рубеже Дин Юсон окончательно понял, что эта девушка – самый дорогой для него человек, без которого он уже не мыслил своего существования.

Именно тогда Дин Юсон принял опрометчивое решение – ампутировать Хван Мусону ногу. И первый, кто возразил против ампутации, была Сор Окчу. А как она радовалась, когда та операция на черепе прошла успешно!

Он помнит, как после операции в тревожном ожидании стоял на сопке под сосной, неподалеку от палатки, где была устроена операционная, не зная еще, чем кончится его эксперимент. Через два часа, когда больной пришел в сознание, к нему прибежала Сор Окчу.

– Товарищ военврач, все в порядке, операция прошла успешно! – радостно сообщила девушка.

– Спасибо, – только и сказал тогда Дин Юсон, но взгляд его выражал нечто большее, чем просто благодарность.

Именно тогда Дин Юсон понял, какой близкой стала для него Сор Окчу. Внезапно в небе появился американский самолет, он начал бомбить сопку и обстреливать ее из пулеметов. Они бросились в образовавшуюся от взрыва воронку. Вокруг рвались бомбы, свистели пули, поднимаемая взрывами земля сыпалась на них, но они не обращали на это внимания.

– Когда вы рядом со мной, Окчу, я всегда чувствую себя счастливым человеком. А вы?

– Когда мы вместе, мы все счастливы – и Чо Гёнгу, и вы, и Гу Бонхи, и Хван Мусон. Было бы здорово, если б когда-нибудь мы все вместе отправились в какое-нибудь далекое путешествие, – уклончиво ответила Сор Окчу.

После этого она не только не стала избегать Дин Юсона, но была еще более внимательной к нему, и Дин Юсон понял, что это был ее ответ на его вопрос…

Почему же он сейчас такой нерешительный – не то что невеста Хван Мусона.

И Дин Юсон снова попытался разобраться в своих переживаниях. Скрипнула дверь, он обернулся. В комнату вошла Гу Бонхи с кроликом в руках. Это был уже пятый неудачный опыт.

– Если бы Сор Окчу была с нами, она что-нибудь придумала бы, – сказала Гу Бонхи.

Гу Бонхи очень обрадовалась, когда узнала, что Сор Окчу жива. Но она никак не могла понять, почему Сор Окчу оставила своих боевых друзей, не хочет видеть любимого, почему куда-то скрылась. И девушка, жалея подругу, в то же время в душе осуждала ее. Если бы знала Окчу, как скучает она по ней, как хочет ее видеть! Гу Бонхи тоже писала письма в госпиталь, но письма возвращались с той же припиской – «Адресат выбыл». И она сокрушалась, что не может сама отправиться на поиски боевой подруги.

– Возможно, – сдержанно ответил Дин Юсон.

– Но она поступила все же бессердечно! – Гу Бонхи не удалось удержаться от осуждения подруги.

– Нет, Бонхи, мы должны понять Окчу, и осуждать ее не следует.

– Ну хорошо, я согласна. Но поступить так по отношению к вам…

– Это от безысходности, от отчаяния. Но она жива, и это главное. Мы еще встретимся. Придет время, когда нам удастся вылечить ее.

– Вот тогда я ей все выскажу, и если не попросит прощения – конец нашей дружбе. Разве можно так поступать с друзьями?

Дин Юсон подошел к окну и долго стоял там, не оборачиваясь. Гу Бонхи поняла, что погорячилась, что ее слова, видимо, огорчили врача.

– Извините меня, пожалуйста. Я, наверное, наговорила лишнего, но поймите, я ведь тоже горячо люблю Окчу, – сказала девушка.

Дин Юсон молча постоял у окна некоторое время, пытаясь успокоиться, затем подошел к операционному столу и занялся кроликом номер пять…

Вечером, как обычно, он шел в отделение, чтобы подвести итоги дня, но в коридоре остановился, с удивлением посмотрев, как в саду под больной яблоней с лопатами в руках стояли Хван Мусон, его невеста и еще несколько ходячих больных. Он не удержался и пошел в сад. Работой руководила невеста Хван Мусона, успевшая где-то переодеться.

– Доктор, – обратился к врачу Хван Мусон, – в эту яблоню во время войны попал снаряд, я хочу и здесь испытать свой метод лечения, чтобы спасти дерево.

– Спасти?

– Да. Не хотите ли помочь? Я скажу, что нужно делать.

Дин Юсон снял пиджак, повесил его на ветку и взял в руки лопату.

С южной и северной сторон у основания дерева они оставили по одному крупному побегу толщиной с черенок лопаты, а остальные побеги удалили. Концы этих двух побегов срезали наискосок, а затем зачистили. В стволе яблони на расстоянии примерно десяти сантиметров от поверхности, где кора была полностью уничтожена, сделали прорезы под таким же углом, как на побегах, и в прорезы вставили зачищенные побеги. Чтобы предохранить место прививки от проникновения воздуха, его обмазали глиной и плотно обвязали соломенной веревкой. После этого яблоню в радиусе двух метров окопали, внесли в землю удобрения и с четырех сторон, чтобы при порывах ветра ствол не раскачивался, укрепили яблоню подпорками.

– В эти побеги, доктор, из ствола будут поступать соки, и по весне дерево начнет оживать, – уверял Хван Мусон.

Дин Юсон внимательно слушал.

– Ваш принцип прививки мне напоминает наши операции по пересадке кости, – сказал он через некоторое время.

– Возможно. Биологические принципы могут быть в чем-то схожи, – неуверенно ответил Хван Мусон. – Я, собственно, ничего не имел в виду, мне просто захотелось спасти эту яблоню.

Хван Мусон не раз обращал внимание на погибающую яблоню. Но заботился он, разумеется, не о себе лично, а о всех больных, которым эта яблоня напоминала их собственную судьбу. «Если удастся спасти дерево, по весне оно покроется нежной зеленью, и это обрадует больных!»– думал он.

И Хван Мусон написал своей невесте и попросил ее приехать, чтобы сделать яблоне прививку по его методу.

– Когда яблоня, доктор, оживет и зашумит молодой листвой, больным будет очень радостно.

Дин Юсон был потрясен. «Больная яблоня отрицательно действует на настроение больных… – размышлял он. – Очень просто, проще быть не может. Но для больных это, видимо, очень важно».

Почему же он сам, ежедневно общаясь с больными, не мог дойти до такой простой истины? Как врачу ему было неловко: он лечил больных, не заботясь об их моральном состоянии.

4

Прошло больше месяца, как Сор Окчу вернулась с сессии, и ее жизнь постепенно вошла в обычную колею.

Сор Окчу успокоилась – кажется, она окончательно порвала с прошлым.

Здесь, в родном поселке, она живет новой жизнью. Она уже видит результаты своего труда: лежавшая в четвертой палате с переломом ноги матушка О Ёнсин уже выписалась; в палате, что обслуживает Сор Окчу, значительно уменьшилось число больных; это результат и ее усердия, и сердце у нее радостно бьется, она по-новому воспринимает жизнь.

Так проходили дни, заполненные работой в больнице и домашними заботами. Вот и сегодня Сор Окчу уже закончила трудовой день. Еще раз осмотрев палату, с легким сердцем отправилась она домой. И вдруг ей навстречу выбежала соседка.

– Матушка Дин Юсона приехала, – сообщила она.

– Что?!

У Сор Окчу учащенно забилось сердце. «Как она решилась на это? Во время сессии я же честно ей сказала, что мы не можем быть вместе. И все равно…» Однако Сор Окчу одновременно была и благодарна старой женщине, решившей не оставлять ее одну.

Сор Окчу торопливо открыла дверь.

– Матушка! – Девушка бросилась старушке на грудь.

– Дитя мое! – только и могла вымолвить мать Дин Юсона, обнимая Сор Окчу.

Вошла соседка Соннё, она стала в сторонке и краешком фартука вытирала влажные глаза.

Когда прошли первые минуты встречи, Сор Окчу усадила мать Дин Юсона на циновку и сама села рядом.

– Как вы себя чувствуете, матушка? Вы так осунулись.

– Ничего. Ну а как ты, не болела?

– Нет, матушка, не болела.

– Значит, все в порядке. А я так беспокоилась, так ждала тебя, думала, что после сессии все-таки зайдешь. Но в конце концов решила вот…

И она рассказала, как переживала отъезд Сор Окчу, как ей было тяжко думать, что Сор Окчу живет где-то совсем одна, без родных. Вот она и приехала сюда, чтобы хоть немного побыть рядом и присмотреть за ней.

– Ты знаешь, я ведь была в Пхеньяне, встречалась там с Чо Гёнгу.

– Правда? И что же?

– Ты правильно тогда посоветовала – Чо Гёнгу мне все рассказал о сыне.

– Вот видите, как все хорошо получилось!

– Чо Гёнгу сказал, что в прошлом году, после демобилизации, Юсона направили в клинику медицинского института, в отделение восстановительной хирургии. Я целых два дня провела у Чо Гёнгу, и он мне все время говорил о сыне. Ведь Юсон думает, что я осталась на Юге, и очень переживает.

– Как я рада за вас, матушка. Наконец-то вы встретитесь с сыном! Хорошо, что съездили в Пхеньян.

– А на обратном пути я заезжала в клинику, к Юсону.

– И наконец встретились?

– Нет, не встретилась. Юсон был в командировке. Но я не стала ждать его возвращения, просила передать, что я буду в Хаджине и чтобы он, как только вернется, ехал сюда. Обещали все передать. И вот я здесь.

Сор Окчу сразу не нашлась что сказать. Эта новость всколыхнула в ней все минувшее. Она и представить себе не могла, что все так вдруг обернется. То, чего она больше всего боялась, кажется, скоро произойдет. От этих мыслей учащенно забилось сердце, и, с трудом скрывая волнение, она только и сказала:

– Спасибо вам, матушка.

– За что ж меня-то благодарить? Я так думаю, что всем будет радостно здесь встретиться. Ведь ты мне как родная дочь, и приехала я к тебе, чтобы присмотреть за тобой, помочь тебе. Вот завтра ты мне скажешь, что нужно делать, – сказала старушка, а сама уже мечтала, как они все трое переберутся к сыну в клинику.

– Прежде всего вам нужно отдохнуть несколько дней. Наш поселок расположен у моря, здесь очень красиво и воздух чистый. А какие здесь люди!

Сор Окчу была в смятении. Но она и сама не знала, что ее волновало больше: неожиданный приезд матери Дин Юсона или возможная встреча с самим Дин Юсоном.

Вечером пришел Ди Рёнсок.

– Как хорошо, что вы приехали, Окчу теперь будет веселее. Спасибо вам за Еашу заботу, – сказал он, здороваясь с матерью Дин Юсона.

– Ну, какая тут забота? Я ведь знаю, что и на заводе, и в поселке все относятся к Окчу как к родной дочери. А что я? Просто соскучилась по ней, вот и приехала, – отвечала старушка, раскланиваясь в приветствии.

– Однако в нашем возрасте не каждый отважится отправиться в такой дальний путь.

Сор Окчу сходила на кухню и принесла ужин. Втроем они уселись есть. Пришел председатель партийного комитета завода Ли Сондок.

– Вот узнал, что вы приехали к Окчу, и решил зайти. Приехали вы очень кстати. Завод выделил Окчу домик со всеми удобствами рядом с домом бригадира Рёнсока. Так что как раз поможете Окчу переселиться в новое жилище.

– Как это хорошо! Родина помнит своих героев, – растроганно сказала старушка.

– Это верно. Ну что ж, Окчу, поздравляю тебя, а пока как следует принимай гостью. – Ли Сондок долго и обстоятельно говорил с матерью Дин Юсона о дальнейшей жизни Сор Окчу. И только поздно вечером, попрощавшись, ушел.

Проводив Ли Сондока до калитки, Сор Окчу вернулась и стала готовить гостье постель в комнате на женской половине, которую Ди Рёнсок временно предоставил в распоряжение Сор Окчу и которой девушка, как могла, придала уютный вид.

Пол комнаты был натерт до зеркального блеска. На одной стене висел портрет Ким Ир Сена, у другой стены стояли шкаф и письменный стол, покрытый вышитой салфеткой.

– Окчу, на-ка примерь этот костюм. – Мать Дин Юсона, вынув подарок из чемодана, протянула его девушке. – Думала вручить тебе после сессии, но ты так и не зашла ко мне, вот я и захватила его с собой.

– Зачем это, матушка? Разве мне не в чем ходить?

– Знаю, что живешь не хуже других, но, коль я привезла его, бери, пожалуйста.

Сор Окчу стала примерять обнову. Надев юбку, она сразу догадалась, почему мать Дин Юсона приобрела этот костюм. Длинная юбка закрывала ее укороченную ногу, в ней она будет чувствовать себя спокойнее, чем в короткой, не думая о своем физическом недостатке, мысль о котором никогда не покидала ее.

– Матушка! – Сор Окчу до глубины души была тронута вниманием старой женщины, понимавшей ее состояние, и, уже не сдерживая себя, опустила голову ей на колени и расплакалась.

– Доченька, не плачь, – успокаивала ее старушка и нежно гладила вздрагивающие от рыданий плечи девушки.

– Спасибо, матушка, я уже не плачу. – Смахнув слезы, Сор Окчу села рядом.

Мать Дин Юсона с грустью смотрела на взволнованное лицо девушки, и ее вдруг охватила тоска по сыну. Она достала из паспорта крохотную фотографию и протянула ее Сор Окчу.

– У меня это единственная фотография, сделанная еще в детстве. Может, вставишь в рамку, что у тебя на письменном столе?

– Знаете, матушка, у меня есть лучший снимок, давайте его вставим в рамку. – И Сор Окчу достала из чемодана фотографию Дин Юсона, которая была сделана в день освобождения Сеула.

Старушка счастливо улыбалась, рассматривая снимок.

– Какая хорошая фотография! Что же ты раньше не показывала мне ее?

Мать Дин Юсона была безмерно рада: сын на фотографии выглядел как в жизни. И она благодарно посмотрела на девушку, сохранившую эту фотографию.

Сор Окчу вставила фотографию в рамку.

Долго еще в этот вечер мать Дин Юсона рассказывала Сор Окчу разные случаи из жизни своего сына, и девушка заинтересованно слушала ее рассказы, дополнявшие дорогой образ новыми подробностями. Было далеко за полночь, когда они наконец легли спать.

Прошло несколько дней.

Сор Окчу с матерью Дин Юсона жили уже в новом доме, хотя девушка и стеснялась поначалу перебираться в новое жилище. Но Ли Сондок настоял.

Однажды, когда Сор Окчу была на работе, он распорядился перенести ее вещи в новый дом и оборудовать его, чтобы хозяйка не чувствовала в нем никаких неудобств.

Мать Дин Юсона со своей стороны взяла все заботы по дому на себя. Убирала жилье, стирала, шила, носила воду, готовила пищу, трудилась в огороде, а Сор Окчу никак не могла смириться с этим, очень переживала за старушку, но та оставалась непреклонной.

Как-то Сор Окчу встала чуть свет и тихонько, чтобы не разбудить старушку, прошла на кухню. Она раздула в очаге горящие угли и отправилась за водой. Возвращаясь с ведром воды, она внезапно споткнулась, упала и вся облилась водой. Мать Дин Юсона, уже поднявшись, все это видела и бросилась девушке на помощь. Сор Окчу было стыдно, она не смела взглянуть старушке в глаза.

– Иди переоденься, я сама принесу воды.

Расстроенная Сор Окчу сгорала со стыда: в каком виде предстала она перед матерью Дин Юсона! Она стояла перед шкафом, не имея сил переодеться, и в конце концов разрыдалась.

Мать Дин Юсона, придя на кухню, слышала этот разрывающий душу плач. Ее уже давно беспокоило неуравновешенное состояние Сор Окчу, и она с нетерпением ожидала приезда сына – может быть, он окажет благотворное влияние на девушку. Где-то в глубине души у нее таилась надежда: а вдруг сыну удастся вылечить Сор Окчу!

А Сор Окчу, с тех пор как узнала, что должен приехать Дин Юсон, совершенно лишилась покоя. Услышит шаги на улице – и сердце тревожно забьется, донесется с горного перевала шум машины – и взгляд невольно устремляется туда. А по утрам, видя, как мать Дин Юсона оставляет на плите лишнюю порцию риса, ей становилось и вовсе невмоготу. И чтобы хоть как-то отвлечься, она спешила на работу в больницу. Здесь она делала уколы, давала больным лекарства, мерила температуру, чертила температурные графики. И даже эти привычные обязанности она выполняла сейчас напряженно: тревога и беспокойство не проходили и на работе.

Возвращалась она домой вечером, но и дома то же самое. Садилась за книгу, а буквы прыгали перед глазами, и прочитанное не доходило до сознания.

«А когда придет Юсон, что тогда будет?» – этот навязчивый вопрос не давал ей покоя. Разлука с ним будет еще мучительней, чем разлука после сессии с его матерью. И не было у нее сил избавиться от одолевавших беспокойных мыслей.

Вечером Сор Окчу вышла на улицу. Постояла, потом пошла, сама не зная куда. Вот и крутой берег, о которые непрерывно бьются тяжелые волны. Девушка взобралась на огромный валун, села, подобрав под себя ноги, и устремила на море ничего не видящий взгляд.

Холодный лунный свет отражался в морских волнах рассыпаясь мириадами фосфорических бликов, и казалось, что там шевелится гигантская рыба, сверкая серебристыми чешуйками. Сор Окчу подняла голову и посмотрела вверх. В небе сквозь разорванные облака плыл серебристый месяц, напоминая челн без паруса. Сор Окчу не могла оторваться от этой картины. Вот поднимется буря, и этот хрупкий кораблик без парусов навсегда затеряется в безбрежном небесном пространстве.

Сор Окчу тяжело вздохнула: вот так и она, как этот кораблик, затерялась в житейской буре.

Над заводом вспыхнуло ослепительное зарево. По-видимому, шла плавка металла. Яркий свет резко ударил в глаза девушки. Сор Окчу вздрогнула. А зарево полыхало в небе, словно освещая перед всеми ее минутную слабость.

«Что это со мной, что за глупости взбрели мне в голову? Эти мысли я давно и навсегда похоронила. И вдруг расслабилась, когда мне все помогают, когда я скоро должна окончить институт и стать врачом!»

Сор Окчу поднялась и пошла домой, давая в душе обещание самой себе: «Когда приедет Юсон, я должна встретить его приветливо. Я же все давно решила. Сколько я претерпела колебаний, беспокойства и страхов, прежде чем приняла свое решение. Я должна встретить Юсона как друга военных лет и отправить его отсюда вместе с матерью, не уронив ни единой слезинки, не поддавшись отчаянию. А сама навсегда останусь в этом поселке».

С этими мыслями она вернулась домой.