Текст книги "Счастье"

Автор книги: Ким Чжэгю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Глава третья

1

После лекции Дин Юсон быстро вышел из института. На улице было уже темно, шел небольшой снег. Пушистые снежинки, падая на разгоряченное лицо Дин Юсона, вызывали чувство радостного умиротворения, которого он давно не испытывал. Он шел быстро, легко ступая по мягкому, словно ватному, свежему снегу.

Дойдя до почты, он вынул из пиджака письмо. Еще раз прочитав адрес – он писал Сор Окчу на госпиталь, – опустил письмо в почтовый ящик. И в тот же миг он ощутил огромное облегчение – словно камень свалился с души.

Он прекрасно понимал, какое благотворное влияние оказал на него приезд Чо Гёнгу. Именно Чо Гёнгу вселил в него уверенность, что Хван Мусона можно вылечить. Именно он помог Дин Юсону собраться с мыслями и написать письмо Сор Окчу.

На душе у Дин Юсона было радостно и светло.

В ординаторской он засел за старые, пожелтевшие от времени записи, которые сохранились еще с времен войны, и стал внимательно их перечитывать. Раньше эти записки не имели для него особой ценности, теперь он придавал им огромное значение.

Его удивило, как это он тогда решился на такую операцию. Ведь ничего подобного никто еще до него в стране не делал на практике – и даже теоретически не пытался доказать, что губчатое костное вещество можно использовать в качестве трансплантата. Однако операция прошла успешно. Теперь он сам удивлялся, как быстро шел тогда у раненого процесс образования костной мозоли и рубцевания. И вот теперь он стал по-иному воспринимать свою же собственную идею. Правда, та операция была лишь эпизодом. Ну а если взяться за дальнейшее развитие этого метода по-настоящему? Тогда, быть может, удастся избавить от недуга Сор Окчу, Хван Мусона и многих других?

Радостное возбуждение переполняло Дин Юсона, и ему захотелось с кем-нибудь поделиться своими мыслями. Но в ординаторской никого не было. Тогда он пошел в палату, где лежал Хван Мусон. Вечерний обход был закончен, и больные лежали на своих койках. Лишь Хван Мусон сидел на постели, он что-то читал.

– Товарищ Хван, – тихо окликнул его Юсон.

Больной оторвался от книги и с удивлением посмотрел на врача.

– Вы можете сейчас пройти со мной в ординаторскую? – спросил Дин Юсон.

– Конечно, могу. – Хван Мусон с помощью врача поднялся с кровати, и они вышли из палаты.

– Что-то вы устало выглядите в последнее время, товарищ военврач.

– Ничего, главное, чтобы вы поправились.

– Хорошо бы. Вы ведь так стараетесь!

Они пришли в ординаторскую. Дин Юсон усадил больного в удобное кресло, а сам сел напротив на стул.

– А вы знаете, товарищ Хван, я написал письмо Сор Окчу, сегодня отправил, – неожиданно для самого себя сказал Дин Юсон, хотя у него и в мыслях не было говорить сейчас Хван Мусону об этом.

– И правильно! Вот обрадуется-то! Я ведь тоже написал в госпиталь для инвалидов, но ответа пока нет.

– Придет, – уверенно сказал Дин Юсон. Он не сомневался, что и сам получит ответ. – Когда ждешь, ответ придет. Если бы я знал, что она в госпитале, я бы туда обязательно съездил.

– Само собой.

Дин Юсон подсел к Хван Мусону поближе.

– Мне нужно с вами решить один важный вопрос, товарищ Хван.

– Я вас слушаю.

– Посмотрите сюда. – Дин Юсон привлек внимание Хван Мусона к лежавшим на столе записям о лечении раненого с дефектом черепа. – Что это?

– «Череп», «губчатое вещество», – читал Хван Мусон.

– Вот именно, я как раз и собираюсь заняться такими исследованиями, а они имеют непосредственное отношение к лечению вашей ноги.

И Дин Юсон вкратце рассказал о сделанной им в свое время операции и своих планах.

– Да, да. Понимаю, видно, и товарищ Чо Гёнгу приезжал для этого.

У Хван Мусона вспыхнула надежда – может, и верно у них что-нибудь получится.

– Я буду работать и днем и ночью, но обязательно добьюсь нужных результатов. Только у меня к вам есть просьба: откажитесь от ампутации.

Просьба была неожиданной, и Хван Мусон медлил с ответом, ведь он уже потерял счет дням, проведенным в больницах, а улучшения все не было.

– Метод, которым я хочу добиться результатов, совершенно новый.

– Но есть ли хоть какая-нибудь надежда?

– Товарищ Хван! Я знаю, вам нелегко. Но поймите, я искренне хочу помочь вам.

– Понимаю. Дело не в том, что я не верю вам. Просто я не могу больше здесь оставаться. Вы же видели письмо: меня ждут мои сады. Я обязан внести свой вклад в возрождение Родины, хотя я и буду без ноги, – как бы оправдывался Хван Мусон.

– Конечно, у вас есть основания не верить нам: вы слишком много времени провели в больнице безрезультатно. Но я думаю, что новый метод принесет успех.

– Если бы точно знать… я бы не задумываясь остался.

– Останьтесь, прошу вас, хотя бы ради меня, вашего боевого товарища. Я до сих пор не могу забыть того дня, когда я чуть было не отхватил вам ногу. Я и сейчас помню, как Сор Окчу бежала за Чо Гёнгу, как он отчитывал меня за столь скоропалительное решение. А потом Сор Окчу и Гу Бонхи под огнем несли вас на носилках во время отступления. Я всем вам обязан, вы мне преподали хороший урок, вы воспитали во мне чувство настоящего товарищества, благодаря вам я понял силу коммунистической морали. И теперь я перед всеми вами в неоплатном долгу. Так помогите же мне вернуть этот долг!

Дин Юсон говорил страстно, искренне, в его словах не чувствовалось ни малейшей фальши.

Хван Мусон крепко пожал врачу руку.

– Спасибо вам, доктор, я поистине счастливый больной. Разве можно еще колебаться, когда у тебя такой врач! Я готов пробыть здесь столько, сколько потребуется.

– Спасибо, большое вам спасибо. – Дин Юсон привлек к себе больного и крепко его обнял.

Проводив больного в палату, Дин Юсон вернулся к себе и уселся за книги, взятые накануне в институтской библиотеке. Было уже поздно, когда в комнату вошла с каким-то свертком санитарка Хусон.

– Батюшки мои, а накурили-то как! Ведь раньше, говорят, не курили, а теперь… Да и спите мало, а ведь человек не железный, – цокая языком, приговаривала санитарка, развязывая сверток. Она знала, что Дин Юсон работает по ночам, и принесла ему кое-что поесть. Ее родной сын отбывал службу в армии, и теперь она заботилась о Дин Юсоне как о своем сыне.

– Спасибо, нянечка, но зачем вы это?..

– Кушайте на здоровье. А то где же вы сможете поесть ночью-то?

Она вынула из свертка яблоки, чхалтток [6]6
  Рисовый паровой хлебец.


[Закрыть] и миску с супом. Все это, по-видимому, было взято в столовой общежития. Дин Юсона очень тронула материнская забота чужой женщины.

Он принялся за еду, не прерывая чтения. Хусон не выдержала и отобрала у него книгу.

– Хватит читать, и так работаете целыми сутками. Дайте хоть на минутку голове отдохнуть. Будьте добры, сперва поешьте, а потом читайте сколько душе угодно.

Дин Юсону вдруг вспомнилась мать. Несладко ей, наверное, там, на Юге, подумал он.

Поев, Дин Юсон сердечно поблагодарил женщину за ужин и снова углубился в чтение. Он и не заметил, как наступил рассвет, не слышал даже, как в комнату снова вошла Хусон.

Вытряхивая наполненную доверху окурками пепельницу, санитарка только цокала языком.

Дин Юсону было приятно, что старушка навещает его, и он этого не скрывал.

– Не иначе как у вас дела пошли на лад. По лицу видно. Может, принести завтрак? – улыбаясь, спросила санитарка.

– Спасибо. Я сам пойду в столовую.

За ночь навалило столько снегу, что ноги проваливались до колен. Дин Юсон взял лопату и принялся расчищать дорожку.

Ходячие больные катали огромные комья снега, чтобы лепить снеговика. Дин Юсон присоединился к ним.

– Что же он будет изображать, ваш снеговик? – спросил он.

– Мы дадим ему в руки транспарант: «Все силы – на строительство социализма», – сказал один из больных, пытаясь приладить правую руку снеговика так, чтобы она указывала путь вперед.

«Похвально, что даже здесь больные не забывают о главной нашей задаче – строительстве социализма», подумал Дин Юсон.

Неожиданно во дворе появился заместитель заведующего отделением Рё Инчже. Его баранья меховая шапка была глубоко надвинута на лоб, очки у него запотели. Увидев Дин Юсона, стоящего с лопатой в руках, он снял очки и, протирая их, обратился к врачу:

– Я и не подозревал, доктор Юсон, что вы увлекае тесь этой игрой.

– Да это не я, это больные его лепят.

– А вы знаете, что вам сегодня предстоит операция? – Он оглядел Дин Юсона с ног до головы.

– Да, знаю.

– Так почему же вы так легкомысленно относитесь к своим рукам?

– Легкомысленно? – переспросил Дин Юсон. И тут он вспомнил, как тщательно Рё Инчже приводил в поря док ногти на своих руках при первой их встрече.

– Руки хирурга – это его сокровище, которое он должен беречь как зеницу ока. Тем более что у вас сегодня операция.

– Мне это известно, и давайте не будем об этом больше говорить.

– Что за ответ? А случись, вы пораните руку, и тогда по вашей милости сорвется план операций. Какой вы пример подаете медперсоналу?!

Дин Юсону не хотелось продолжать этот разговор. В полевом госпитале он сделал не одну операцию и никогда не чурался физического труда.

Настроение было несколько испорчено, но он не ушел до тех пор, пока снеговик не был поставлен.

2

Целый день Дин Юсон находился в хорошем расположении духа. Из головы не выходил больной Хван Мусой. Если удастся вылечить его, то тогда можно будет оперировать и Сор Окчу. Эта мысль окрыляла Дин Юсона.

Закончив прием больных, Дин Юсон направился к Рё Инчже, чтобы официально поставить вопрос о проведении задуманных исследований по пересадке губчатого костного вещества в случае с Хван Мусоном.

В кабинете Рё Инчже свет уже не горел. Тогда он пошел к профессору, но и в его кабинете было темно. Какое-то время он стоял в нерешительности. Ему очень не хотелось откладывать на завтра решение этого вопроса. И он решил пойти к профессору домой. Но тут его остановила старшая сестра Ра Хигён.

– Как хорошо, что я вас встретила. Вас разыскивал профессор и просил передать эту записку, – сказала она, вынимая из халата бумажку.

Дин Юсон поблагодарил сестру и, развернув записку, прочел: «Сегодня приедет Гванчжэ. Заходите вечером, думаю, что вам будет приятно с ним встретиться. Хо Герим».

С младшим сыном профессора Дин Юсон подружился еще в Сеуле, бывая в их доме. С ним он сошелся сразу, не то что с его старшим братом, Хо Сончжэ.

Двадцать девятого июня 1950 года, на второй день после освобождения Сеула, Дин Юсон пришел на призывной пункт, чтобы записаться в добровольческую армию Тут он и встретил Хо Гванчжэ, тоже проходившего формальности, связанные с вступлением в армию. Хо Гванчжэ направили на передовую, а Дин Юсона – в военно-полевой госпиталь, в котором работал Чо Гёнгу. С тех пор они не виделись.

Дин Юсон пошел к профессору на улицу Сомун. У вхсща его радостно встретил Хо Гванчжэ, выбежавший ему навстречу.

– Как я рад, что вы пришли. Мне сказали, что вы должны быть у нас, и я с нетерпением ждал вашего прихода.

Хо Гванчжэ возмужал, но это был все тот же пылкий юноша, каким помнил его Дин Юсон.

– А ты ничуть не изменился… – Дин Юсон крепко пожал юноше руку.

– Ну, пришел наконец. Проходи же. Я уж и не чаяла тебя увидеть, говорят, что тебя теперь не вытащить из больницы, – добродушно встретила Дин Юсона жена профессора, выходя из кухни и вытирая о передник руки.

Дин Юсон и Хо Гванчжэ прошли в кабинет. Неожиданно там оказался Рё Инчже, он играл с профессором в шашки.

– Поздновато однако же. Ну входите, входите. Я решил, что вам будет приятно встретиться с сыном.

Дин Юсону не терпелось заговорить с профессором о своей идее, но профессор, не отрывая взгляда от шашек, предложил:

– Вы пока побеседуйте с сыном, а мы тем временем доиграем партию.

Дин Юсон и Хо Гванчжэ уселись в сторонке.

– Ну, как поживаешь, Гванчжэ? Дает о себе знать ранение? – спросил Дин Юсон. Перед ним сидел пышущий здоровьем парень, которого когда-то доставили к нему в госпиталь с тяжелым грудным ранением. Тогда не верилось, что ему удастся выкарабкаться.

– Все хорошо. Будто никогда ничего и не было.

– Ну, я рад за тебя. Недавно в Пхеньяне виделся с Чо Гёнгу и с Гу Бонхи. Весь вечер говорили о тебе. Она все такая же живая, энергичная. Скоро, наверное, переберется поближе к тебе. Она хочет работать в нашей клинике.

– Да, я знаю, она мне писала об этом. – Хо Гванчжэ от смущения покраснел.

– Прелестная девушка! Прямо-таки красавица, – внезапно подал реплику профессор. Он хоть и играл в шашки, но, видимо, прислушивался к беседе друзей.

Воспользовавшись этим, Дин Юсон хотел было уже завести разговор о мучившей его проблеме, но профессор опередил его. Он, казалось, интуитивно чувствовал желание Дин Юсона поговорить с ним.

– Мне передавали, что вы с головой ушли в какие-то исследования. Похоже, остались верны своей студенческой страсти.

– Пока ничего серьезного… Только мечты… Но я… – Дин Юсон бросил взгляд в сторону Рё Инчже. – Меня сейчас волнует одна проблема, от решения которой, может, будет зависеть полное выздоровление Хван Мусона.

– Полное выздоровление? Это каким же образом?

Тон, каким был задан вопрос, покоробил Дин Юсона.

– Я намерен сделать ему пересадку губчатой кости, обладающей, как известно, высокими восстановительными свойствами.

– Что? Губчатой кости? – Профессор удивленно поднял брови.

– Еще когда я работал в военно-полевом госпитале, в моей практике был случай пересадки губчатого вещества раненому с дефектом черепа. Я считаю возможным этот метод применить и в данном случае. – И Дин Юсон подробно рассказал о сделанной им в свое время операции.

По мере того как Дин Юсон рассказывал, у профессора вытягивалось от изумления лицо.

– Трудно поверить в то, что вы рассказали. Как это у вас все просто получается. Но ведь здесь и не пахнет наукой.

– Профессор, но я еще тогда обнаружил, что губчатое вещество после пересадки превращается в компактное костное вещество.

– Ну нет, этого я не могу понять. А потом, не путайте череп с ногой. К тому же у Хван Мусона обширный дефект кости. До сих пор больные с таким дефектом считались неизлечимыми. Ну а если заняться только Хван Мусоном, как же быть с другими больными?

– Но, сонсэнним, речь идет не только об одном Хван Мусоне; партия обратилась к нам с призывом вернуть здоровье всем инвалидам войны. Я считаю, что мы должны выполнить этот наказ, чего бы это нам ни стоило.

– Все это так. Неужели вы думаете, что мне незнакомы указания партии? Но если бы можно было с помощью губчатого вещества вернуть здоровье таким больным, как Хван Мусон, тогда в мире почти не осталось бы калек. А вы оглянитесь! Более десяти лет прошло после окончания второй мировой войны, а сколько их даже в тех странах, где медицина находится на очень высоком уровне. Чем вы можете это объяснить?

– Профессор, выходит, в отношении Хван Мусона мы должны положиться на случай или отнять ему ногу? Я предлагаю иное. Так почему же вы против нового метода? Вы же знаете, что при пересадке компактного костного вещества успешный исход операций составляет не более пятидесяти процентов. Вот я и решил…

– Смешно, он решил, – перебил Дин Юсона профессор. – Решимость хорошая штука. Но я вот дожил до седых волос, не один десяток лет работаю хирургом, постоянно слежу за передовым опытом мировой медицины но впервые встречаю такого смельчака, который берется оперативным путем ликвидировать обширный дефект бедренной кости у больного Хван Мусона каким-то новым методом.

Профессора начало раздражать упорство Дин Юсона, и, чтобы успокоиться, он закурил.

– Дайте мне только время!..

– Юсон, надеюсь, вы не обидитесь, если я изложу вам прописные истины. Неужели вы считаете, что ни я, ни кто другой не знают, что губчатое костное вещество обладает более высокими восстановительными свойствами, чем компактное костное вещество? Об этом все знают. В этом его несомненное преимущество. Но есть и отрицательная сторона – его ограниченная прочность. Именно вследствие последнего губчатое костное вещество нельзя применять в качестве трансплантата при таком обширном дефекте кости, как у нашего больного. Его можно применять лишь как вспомогательное средство при закрытии дефекта, что и делается в передовой зарубежной медицине, – пытался профессор убедить Дин Юсона.

– Сонсэнним, первые результаты, которых я добился, убеждают меня в том, что губчатое костное вещество может быть успешно использовано в качестве трансплантата и при обширных дефектах кости. Я прошу вас разрешить мне эти исследования и пока отложить ампутацию ноги Хван Мусону.

Дин Юсон говорил страстно, даже запальчиво; чувствовалось, что он убежден в своей правоте.

Профессор не отвечал. Его изрезанное глубокими морщинами лицо выражало недовольство.

Дин Юсону хотелось добавить, что его мнение в этом вопросе полностью разделяет и Чо Гёнгу, но он решил, что это не столько убедило бы профессора, сколько усилило бы его раздражение. И он этого не сказал.

Профессор продолжал молчать. Понимая оригинальность высказанной Дин Юсоном идеи, он не верил в возможность осуществления ее на практике.

Видя, что разговор принимает специфически профессиональный характер, Хо Гванчжэ решил уйти. Он сделал прощальный жест рукой Дин Юсону и вышел из кабинета.

И тут заговорил Рё Инчже:

– Товарищ Юсон, наш уважаемый профессор, по-моему, совершенно прав. Допустим, мы отложим по вашему настоянию ампутацию. Тогда Хван Мусон должен лежать у нас и ждать какого-то чуда – когда завершатся ваши исследования. Но ведь у нас, к вашему сведению, клиника, а не научно-исследовательский институт.

Холодный тон, каким это было сказано, возмутил Дин Юсона. Ему показалось, что в словах Рё Инчже звучит даже насмешка. Он с тревогой ждал окончательного решения профессора.

– Вы прекрасно знаете, – наконец заговорил профессор, – я об этом уже говорил неоднократно, что высоко ценю ваши способности к научно-исследовательской работе, но следует еще раз все хорошенько взвесить, прежде чем начать разработку новой методики. При этом прошу принять во внимание, что многие авторитеты в области восстановительной хирургии пришли к заключению, что губчатая кость как трансплантат не представляет особой ценности. Я со своей стороны не собираюсь мешать вам в вашей исследовательской работе и готов поддержать вас там, где эти исследования могут иметь практическое значение. Ну а операция на черепе, сделанная вами, может, конечно, представлять практический интерес.

Дин Юсон насторожился.

– Хотите вы того или нет, – продолжал профессор, – но наука есть наука, и здесь недостаточно лишь одного страстного желания. Здесь должен преобладать здравый смысл и убедительные научные доказательства. Подумайте еще раз об этом. Надеюсь, вы меня правильно поняли?

Последние слова профессора хотя и обнадеживали, однако не настолько, чтобы считать вопрос решенным. И Дин Юсон сидел нахмурившись.

«Убедительные научные доказательства… одного страстного желания недостаточно…» – мысленно повторял Дин Юсон слова профессора. Разумеется, отмахнуться от них было нельзя, надо все еще раз взвесить. «Может, моя решимость вызвана исключительно лишь заботой о Сор Окчу и Хван Мусоне? – анализировал Дин Юсон свою настойчивость. – Но должен же я вылечить их!»

Дин Юсон поднялся.

– Ну как, написали письмо Сор Окчу? – В голосе профессора уже звучали примирительные нотки.

– Только вчера, все никак не мог собраться.

– Долго собирались. Для писем нужно находить время, как бы ни был человек занят.

– Я хотел бы съездить к ней в госпиталь…

– Это похвально. Как бы нам лучше это организовать, а, доктор Рё?

– Следует подумать. Не так все просто. Конечно, для доктора Юсона эта поездка очень важна, но ведь он сейчас занят подготовкой Хван Мусона к операции. Повременим немного и через несколько дней вернемся к этому вопросу, – изрек Рё Инчже.

– Да, пожалуй. Сор Окчу, конечно, нужно навестить, но не следует забывать о главном – о работе, – более деликатно отказал профессор.

После этого тягостного разговора Дин Юсону больше не хотелось здесь оставаться, и он, попрощавшись, покинул дом профессора.

Тяжелой походкой, опустив голову, вошел Дин Юсон в больничный сад и остановился перед снеговиком, у которого уже успела отвалиться правая рука. Он принялся ее прилаживать, но у кего ничего не получалось. После дневной оттепели вечером резко похолодало, снег затвердел и никак не слеплялся. В конце концов он бросил это занятие и расстроенный направился к себе.

«Что же мне теперь делать? – спрашивал себя Дин Юсон, мысленно возвращаясь к разговору с профессором. – Неужели Сор Окчу и Хван Мусон навсегда должны остаться калеками?!»

В ординаторскую вошел Мун Донъир, он только что закончил вечерний обход больных.

– Что с вами, доктор Юсон? Вы чем-то расстроены? – с беспокойством спросил он, посмотрев на Дин Юсона.

Дин Юсон рассказал ему все, ничего не скрывая: хотелось излить кому-то душу.

– Самое главное – не отчаивайтесь и начинайте исследования. Наши молодые врачи верят вам.

– Спасибо, Мун Донъир.

С этим врачом Дин Юсону было легко, он ему внушал доверие. Во время войны Мун Донъир с третьего курса мединститута был призван в армию и назначен начальником медсанбата. В студенческие годы он играл в институтской футбольной команде центральным нападающим. За его прямой характер, за его собранность и целеустремленность все в клинике называли его «центрофорвард». Это был хороший врач, на голову выше многих других, его очень ценил профессор. Мун Донъир чем-то напоминал Дин Юсону Чо Гёнгу, ему лишь не хватало той сдержанности, какой отличался Чо Гёнгу, да, пожалуй, и жизненного опыта последнего. Но своим стремлением ко всему новому, своей нетерпимостью к рутине и застою они походили друг на друга.

Дин Юсон решил обо всем написать Чо Гёнгу и взялся за перо.