Текст книги "Счастье"

Автор книги: Ким Чжэгю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

2

Вечером, когда солнце уже клонилось к закату, с пригородного поезда сошли Дин Юсон и Гу Бонхи.

Они по вызову ездили в уездную народную больницу на срочную операцию и теперь возвращались домой.

Поездка заняла один день, но весь этот день, даже во время операции, Дин Юсона не покидали мысли о Сор Окчу. Послеоперационная неделя – контрольный срок, когда решается исход операции. И если за это время ничего не произойдет, можно более или менее успокоиться.

Дин Юсон направлялся в клинику, и Гу Бонхи решила пойти вместе с ним, хотя он советовал ей идти домой отдыхать. Шли они быстро, то и дело обгоняя друг друга.

– Юсон, скоро, надеюсь, и с Окчу вы сможете ходить так же быстро, как со мной. Правда? – Гу Бонхи лукаво посмотрела на Дин Юсона.

– Я тоже надеюсь.

– Вот будет здорово! Мы с ней будем бегать наперегонки.

Приподнятое настроение не покидало девушку. Скоро Окчу будет совершенно здоровой! Как это замечательно! Вдруг она остановилась у цветочного киоска.

– Юсон, смотрите, цветы!

Дин Юсон оглянулся. В витрине цветочного киоска в прозрачных стеклянных вазах стояли яркие, свежие, только что срезанные цветы.

Гу Бонхи потащила Дин Юсона к киоску.

– Юсон, какие цветы больше всего любит Окчу? – улыбаясь, спросила девушка.

– Какие? – Дин Юсон ненадолго задумался. – О, вспомнил. Как-то в дни войны, когда мы отступали, Окчу где-то нарвала целую охапку полевых хризантем, принесла их в госпиталь и раздала раненым. Как тогда раненые радовались этим цветам!..

– Вы правы. Окчу больше всего любит хризантемы. В тот день, я помню, она даже пела песенку о хризантеме.

Дин Юсон неожиданно продекламировал:

 
На сопке пустынной Одиноко расцвела хризантема.
Ветер жестокий и иней холодный Треплют и холодят ее.
Но стойко она красуется На радость души моей.
О хризантема, хризантема,
Ты и в моем сердце цветешь.
 

– Окчу раздавала цветы солдатам и призывала их быть такими же стойкими, как хризантемы. Ведь они не боятся ни холодных ветров, ни студеной росы. Вот почему она любит именно эти цветы.

– Вы правы. Такие хризантемы цветут и на горном перевале, через который проходит путь к поселку Хаджин. Давайте купим Окчу хризантемы, она очень обрадуется.

– Давайте!

– А вы, Бонхи, какие любите цветы?

– Попробуйте угадать.

– Сейчас подумаю. Если тихая и добрая Окчу любит простые и скромные цветы, то такой бойкой и веселой девушке, как вы, наверное, должны нравиться яркие цветы. Ну, например, пионы или циннии. Угадал?

– Ой, что вы? Они же совсем не пахнут.

– Тогда розы?

– Правильно. Теперь угадали.

– Значит, розы, но они же с шипами!

– Вы ничего не понимаете. Душистые цветы всегда цветут в окружении шипов. Возможно, колючки охраняют их, но мне кажется, что они не столько защищают цветы, сколько служат символом их могучей силы. Вы не заметили, что дикие розы красивее и душистее, чем садовые?

– Ясно. Спасибо за лекцию. Вы настоящий цветовод.

Я вам и куплю ваши любимые розы.

Дин Юсон с восхищением посмотрел на Гу Бонхи – сколько в этой девушке непосредственности, сколько темперамента!

Под карнизом цветочного киоска висела клетка с канарейкой. Птичка переливчато заливалась нежными трелями. Как чудесно звучит песня птицы! Дин Юсону казалось, что эти ликующие звуки – торжественный гимн его любви. Да, все будет хорошо. Даже улицы города, окрашенные зарей, показались ему в этот час фантастически красивыми. Его охватило чувство огромной радости. Крепла надежда, что операция, сделанная Сор Окчу, непременно завершится успешно.

Молодые люди купили цветы и в приподнятом настроении направились в клинику. Там лежит их Окчу. Как хорошо, что они догадались купить цветы. Она будет рада цветам. Они хоть на время отвлекут ее от страданий.

Но вот и клиника. В воскресенье здесь тихо. Не видно ни больных, ни врачей, ни медсестер и санитарок. Лишь одинокая фигура больного на костылях маячит среди деревьев.

В отделении восстановительной хирургии тоже никого. Предчувствуя недоброе, Дин Юсон открыл дверь и вошел в вестибюль, где сразу столкнулся со старшей сестрой Ра Хигён. От неожиданности сестра даже вскрикнула.

– Как хорошо, что вы приехали, доктор! – Она схватила Дин Юсона за руку. – Беда, доктор…

– Что случилось? – спросил встревоженный Дин Юсон.

– Сор Окчу… Скорее идите к ней.

Дин Юсон больше ни о чем не спрашивал, он бросился в пятую палату.

Возле Сор Окчу находился Мун Донъир, дежуривший по отделению. Он осматривал больную. На него с тревогой смотрела дежурная медицинская сестра.

Дин Юсон подошел к Мун Донъиру.

– Что случилось, Донъир? – Дин Юсон окинул взглядом неподвижно лежавшую девушку. Ее похудевшее лицо пылало огнем, а посиневшие губы мелко дрожали.

– Да вот, неожиданно поднялась температура.

– Когда?

– Примерно в десять утра.

Дин Юсон сел возле больной и начал осмотр. Измерил температуру – 40°! Проверил пульс—130! Все тело Сор Окчу горело огнем.

– Милая моя подружка! – Гу Бонхи, передав цветы стоявшей рядом сестре, тоже села около больной и взяла ее руки в свои.

Сор Окчу, видимо, узнала Гу Бонхи, она с трудом размежила веки, силясь улыбнуться, и тут же снова закрыла глаза. Гу Бонхи теребила руку больной, звала ее по имени, но Сор Окчу больше не реагировала на голос подруги.

Чтобы сбить высокую температуру, Дин Юсон назначил инъекции повышенных доз антибиотиков, затем обратился к Мун Донъиру:

– Донъир, давай откроем «окошечко», посмотрим.

Как только Дин Юсон произнес эту фразу, сестра тут же вкатила в пйлату тележку с необходимыми инструментами и препаратами. Дин Юсон вскрыл «окошечко», специально оставленное в гипсе, – ему помогала Гу Бонхи – и осторожно разрезал бинты. Вздувшаяся на лбу Дин Юсона вена как бы делила его на две равные части, крупные капли пота проступили на лице врача.

И тут Сор Окчу снова открыла глаза. Даже измученная высокой температурой, она внимательно посмотрела на Дин Юсона и еле слышно прошептала:

– Там, по-моему, все в порядке. Я не чувствую боли. – И опять закрыла глаза.

Естественно, что Сор Окчу была озабочена исходом операции. Ведь ее оперировали не один раз, и все безрезультатно. Она боялась, что и на этот раз операция не будет успешной.

Дин Юсон ничего не ответил, только проворнее стал действовать скальпелем. Он вырезал бинты в тех пределах, в каких позволяло «окошечко». Затем пинцетом снял кусочки марли, прилипшие к ране. Обнажился прооперированный участок: пожелтевшая от йода кожа, абсолютно сухие и плотные швы. Покраснений не было. Дин Юсон слегка надавил шов, выделений не последовало. Чуть-чуть пошевелил ногу больной, Сор Окчу не издала ни звука. Стало ясно: здесь все в порядке, на сердце у Дин Юсона полегчало. Он хотел еще раз осмотреть рану, но его остановил Мун Донъир:

– Операционное поле абсолютно чистое. Причину повышения температуры надо искать не здесь.

– В чем же тогда причина? – Гу Бонхи вопросительно посмотрела на Дин Юсона.

– Пока не знаю. Для начала сделаем все анализы.

Сестра Хигён, вызовите лаборанта, а вы, Донъир, свяжитесь с профессором и Рё Инчже. Пусть они придут сюда.

В палату вошла санитарка Хусон – она принесла два пузыря со льдом, один она положила на ногу больной, а другой – на лоб.

– Ох ты бедняжка моя. Опять мучаешься. Какая зараза к тебе пристала? – сочувственно бормотала санитарка.

Часы в коридоре пробили два. Пришла лаборантка и стала брать у больной кровь. В этот момент в палату вошел, тяжело дыша, профессор Хо Герим.

– Что тут произошло?

Даже забыв накинуть халат, он направился прямо к больной.

– Говорите, подскочила температура?

Гу Бонхи подала профессору историю болезни Сор Окчу. Он прямо-таки выхватил папку из ее рук и торопливо стал читать. Вошла сестра и накинула ему на плечи халат.

– Операционное поле осмотрели? – Седые брови профессора изогнулись углом, поверх очков он посмотрел на Дин Юсона.

– Да. Осмотрели. Там чисто.

– Чисто, говорите? – недоверчиво переспросил профессор. – Давайте еще раз посмотрим.

Дин Юсон открыл «окошечко». Операционное поле было по-прежнему чистым. Профессор взял стетоскоп, присел перед больной и стал ее выслушивать. Легкие – в норме, из-за высокой температуры лишь учащенно билось сердце. На лице профессора все явственнее обозначалось удивление. Он сидел возле больной уже больше часа. Сидел неподвижно и молча. «Почему такая температура? – размышлял он. – Может, все-таки это связано с трансплантацией? Если так, то на операционном поле должны были бы появиться определенные признаки. А их нет. Что же тогда?..» Он старался вспомнить аналогичные явления, зафиксированные в медицинской литературе, восстанавливал в памяти схожие эпизоды из своей клинической практики, но объяснения не находил. «Может быть, общее заражение крови?» – подумал он и посмотрел на Дин Юсона.

– Товарищ Юсон, что показывает анализ крови?

– Лейкоцитов двенадцать тысяч.

«Не занесли ли инфекцию во время операции? – снова задавал себе вопросы профессор. – Нет, стерильность не вызывает сомнений… Простуда? Грипп?» Он стал листать историю болезни. До операции у больной температура была нормальной. «Так откуда же взялась температура?.. Нет, видимо, все-таки это связано с операцией. А если нет?..»

Больная металась в бреду. Незаметно за окном забрезжил рассвет. Только сейчас явился Рё Инчже. Он тоже стал просматривать лежавшую на столе историю болезни.

– Продолжайте делать инъекции антибиотиков, – распорядился профессор, – а врачей прошу пройти в кабинет заведующего.

С этими словами он вышел из палаты. Следом за ним пошли Рё Инчже, Дин Юсон и Мун Донъир.

– Дорогой Юсон, температура очень подозрительная, – начал профессор, придя в кабинет, – она не похожа ни на послеоперационную, ни на гриппозную, а при общем заражении крови показатели бывают иные. Мне думается, это результат применения при операции новой методики. Почти уверен, что это так. – Хо Герим на какое-то время умолк, как бы обдумывая, что еще сказать, потом заговорил снова. – Что я вам говорил? В науке нельзя ломиться в закрытую дверь. Вы понимаете? Если температура продержится еще несколько дней, надежда на благополучный исход будет потеряна.

– Уважаемый профессор, об этом еще… – начал было Дин Юсон.

– Вы не согласны? – перебил Дин Юсона профессор.

– Если температура связана с трансплантацией, это должно как-то отразиться на операционном поле. Ведь так? А там мы с вами ничего не обнаружили.

– Знаете, всякое бывает. Порукой тому мой многолетний опыт. Абсолютно уверен, что это какая-то необычная температура. Необходима контрольная проверка. Если к завтрашнему дню температура не спадет, придется снять швы, вскрыть рану и тщательно обследовать место операции. Другого выхода не вижу. Ведь над человеческой жизнью нависла угроза.

– Я считаю это поспешной мерой, – выдавил из себя Дин Юсон.

В комнате наступила давящая тишина. Рё Инчже вел себя так, словно все происходящее не имело к нему никакого отношения. Он, как обычно, уходил от какого бы то ни было решения.

Совсем рассвело. Первые лучи солнца осветили окна.

– Я до сих пор считал вас преданным науке человеком, – рассерженно сказал Хо Герим, – считал вас прирожденным исследователем. Сейчас я меняю свое мнение. Судите сами. К каким последствиям привели ваши поспешные действия? Довести бедную девушку до такого состояния! Как вы намерены исправить положение?

Дин Юсон не отвечал. Он сидел, низко опустив голову. Профессор тоже больше ничего не сказал, он подошел к окну и стал смотреть во двор.

Дин Юсон вышел из кабинета и направился в пятую палату. Вид у него был удрученный. В дверях палаты он остановился, не смея взглянуть на больную. Лицо Сор Окчу стало пунцовым, она по-прежнему лежала без движения, с плотно закрытыми глазами. Дышала она тяжело, прерывисто. Жалобные стоны девушки острой болью отдавались в груди Дин Юсона.

Мучится его любимая, а он не в силах ей помочь. Она без страха легла на операционный стол, чтобы прийти ему на помощь. А он? Что он наделал? Неужели по его вине она никогда не встанет с постели? В чем его ошибка?

Дин Юсона мучила прежде всего совесть врача, не сумевшего исполнить свой долг перед горячо любимым человеком. Тяжело ступая, он подошел к больной, взял ее руку. Чуткие пальцы врача сразу нашли пульс, он бился неровно, словно подавал сигналы бедствия по азбуке Морзе, оповещая о страданиях больной. Он присел возле Сор Окчу, не отводя взгляда от лица девушки.

Сор Окчу с усилием подняла отяжелевшие веки и воспаленными глазами посмотрела на Дин Юсона. Видимо, она заметила его состояние, в ее глазах появился живой огонек.

– Не переживайте… Ничего не случится… Все будет хорошо… Успокойтесь… Я обязательно встану. – Сор Окчу говорила с паузами, тихо, еле слышно.

– Окчу, дорогая, спасибо вам, простите меня… – только и мог ответить Дин Юсон.

«Любимая, как я благодарен тебе. Даже сейчас, в тяжелом состоянии, измученная высокой температурой, ты стараешься поддержать меня, вселить в меня уверенность, что все кончится благополучно», – думал он.

– Все будет хорошо, подружка. Скоро тебе станет легче, ты встанешь. Посмотри, какие красивые цветы. – Гу Бонхи вытащила две хризантемы из вазы и положила на грудь больной. – Их принес Юсон. Ведь ты так любишь эти цвегы. А помнишь, как ты раздавала хризантемы раненым бойцам и пела им песню о ее стойкости? Той песней ты помогала обрести силу не только раненым, но и нам…

Сор Окчу взяла хризантемы и прижала их к груди. На ее лице появилась улыбка.

Из коридора донесся стук костылей. Дверь отворилась, и в палату вошел Хван Мусон. Он поздоровался с врачами и подошел к Сор Окчу.

– Сестрица, как вы себя чувствуете? – Хван Мусон по-прежнему, как в дни войны, называл Сор Окчу сестрицей, – И почему на вашу долю приходится столько испытаний? Это несправедливо. Неужели я, мужчина, должен жить за счет других? Почему вы не разрешили мне первым лечь на операцию? Нехорошо! Нехорошо! – возмущенно говорил Хван Мусон, стуча кулаком в грудь.

Неделю назад, когда он узнал, что Сор Окчу уже оперируют, он приковылял к операционной и просидел в коридоре до тех пор, пока не стало известно, что операция прошла благополучно.

– Товарищ Хван Мусон, не беспокойтесь… Все будет хорошо… А вы поправляйтесь, и тогда доктор Юсон сделает и вам операцию… вылечит вас. Поверьте, обязательно так будет.

– Благодарю вас, – ответил Хван Мусон, – выздоравливайте, сестрица, скорее. – Он неуклюже повернулся и, стараясь не стучать костылями, тихонько вышел из палаты.

Пришла мать Юсона, она принесла чашечку вареного риса с фасолью и маринованные овощи. Сор Окчу видела, как переживает за нее эта добрая женщина, и, чтобы не расстраивать ее, попыталась съесть немного риса. Но во рту была горечь, и она не могла проглотить ни ложки.

– Вот беда какая… – Мать Дин Юсона печально покачала головой.

В палату вошли профессор Хо Герим и Рё Инчже. Померили температуру – она была по-прежнему высокая.

Тягостная атмосфера была в тот день в пятой палате.

3

Прошел еще день. Дин Юсон почти не покидал пятой палаты. Температура у больной не падала, Сор Окчу металась в жару. В смятении и тревоге ходил Дин Юсон взад-вперед по палате, словно потерянный.

Профессор Хо Герим тоже почти сутки не покидал клинику.

Рё Инчже, совершая вечерний обход, узнал, что Ли Сунпхар самовольно отлучался из клиники, а когда вернулся, у него обнаружили уже открытый перелом плеча. И Рё Инчже решил срочно оперировать больного, причем старым способом, с пересадкой компактной кости, поскольку новый метод, по его убеждению, себя не оправдал.

Когда он о своем решении доложил профессору, тот сначала возразил:

– Как же так? Мы условились операцию Ли Сунпхару отложить до возвращения заведующего отделением.

– Это верно, уважаемый профессор, но у него открытый перелом, боли нестерпимые. Как же можно оставить больного без срочной помощи?

– Я тоже считаю, что с операцией следует повременить. А от острых болей больного ведь можно избавить. Подождем, как предложил заведующий отделением, до полного выздоровления Сор Окчу, – сказал Мун Донъир, находившийся в кабинете профессора вместе с Дин Юсоном.

– До каких же пор? В интересах дела надо продолжать наши обычные операции, а не сидеть и ждать результатов операции, сделанной Сор Окчу, тем более что она находится в кризисном состоянии, – упорствовал Рё Инчже. Он* как известно, с самого начала не одобрял научных поисков Дин Юсона, не верил в успех предложенного им метода и упорно держался за старый метод хирургического вмешательства.

Замечание Рё Инчже привело Дин Юсона в крайнее замешательство. Сор Окчу действительно находится в критической ситуации, и у него пока нет убедительных аргументов, чтобы возразить Рё Инчже. И Дин Юсон молчал.

– Товарищ Рё Инчже, в отношении больной Сор Окчу вы правы, тут возразить нечего. И мы должны тща тельно проанализировать этот случай. Высокая температура возникла внезапно, а держится устойчиво. Какие-то необъяснимые симптомы. Все это требует анализа и продуманного объяснения. – Здесь профессор сделал паузу, как бы ища своим словам поддержки, но никто из присутствующих ничего не сказал, и тягостная пауза затянулась. Желая разрядить им же самим созданную обстановку, профессор продолжал: – Думаю, что всем нам необходимо извлечь серьезный урок из этого случая. Скажу откровенно, в последние дни я много думал о своей роли во всем происшедшем. Конечно, мы все радовались бы, если б операция завершилась успешно, но… Я допускаю, исследователь, увлеченный научной идеей, может иногда оставить в стороне понятие милосердия. Но тут совсем другое. Как только вернется Чо Гёнгу, давайте заново обсудим все детали эксперимента и тогда решим, как работать дальше, – закончил профессор.

– Но как же так?.. – начал было Дин Юсон, одновременно чувствуя себя и виноватым, и оскорбленным. Однако и сейчас у него не нашлось ни одного аргумента, чтобы возразить профессору. Как жаль, что в эту минуту с ним рядом нет Чо Гёнгу.

– Товарищ Юсон, я считаю, что перед лицом жестокой реальности мы не имеем права идти на сделку с нашей совестью.

– Но, профессор, вы преувеличиваете, когда так резко говорите о постигшей меня неудаче! У нас еще нет достаточно веских аргументов, чтобы категорически заявлять о неудаче операции. Ведь мы еще не выяснили причины температурного скачка.

– Я тоже считаю, что делать какие-либо категорические заключения о неудаче преждевременно. Ведь весь операционный участок сухой и чистый, – решительно заявил Мун Донъир.

Гу Бонхи, не поднимая глаз на профессора, присоединилась к мнению Мун Донъира.

– Неужели я должен еще раз объяснять все сначала? Что еще объяснять? Да, я утверждаю, нас постигла неудача, – раздраженно заключил профессор и обратился к Рё Инчже – Доктор Рё Инчже, я изменил свое мнение – Ли Сунпхара надо срочно оперировать. Ждать нет смысла. К тому же сам больной просит об операции.

Никто больше не сказал ни слова – уж слишком категорично прозвучали последние слова профессора. А он обвел взглядом всех присутствующих и продолжал:

– Повторяю, метод пересадки компактной кости, которым Рё Инчже предлагает оперировать Ли Сунпхара, вовсе не является отсталым. В мировой практике он применяется давно.

– Я тоже его не отвергаю. Но в случае с Ли Сунпхаром он вряд ли приведет к нужному результату. Я же стремлюсь внедрить в практику новый метод, который даст не только более высокий процент излечения, но сократит его сроки, быстрее избавит больных от страданий. Мне думается, мы всегда должны исходить из этих принципов, – неожиданно горячо возразил профессору Дин Юсон.

– Ах, вы опять о человеколюбии? – Лицо профессора приобрело жесткое выражение. – Разве излечить больного пересадкой компактной кости не акт человеколюбия? Ли Сунпхар страдает не потому, что метод оказался порочным, а потому, что операция была сделана неудачно. Доктор Рё Инчже учтет ошибки и добьется положительных результатов. Я в этом уверен.

Профессор дружелюбно посмотрел на Рё Инчже, который тотчас же встал и, благодарно глядя на профессора, сказал:

– Вы правы, уважаемый профессор. После обеда необходимо обсудить план операции. Оперировать буду я, ассистировать будет доктор Дин Юсон.

– Есть ли другие мнения? – профессор обвел взглядом всех врачей.

Никто не отвечал.

– Товарищ Юсон, а что скажете вы? – профессор обратился непосредственно к Дин Юсону.

Дин Юсон молчал. Опыт прошлого совещания врачей подсказывал ему: нельзя вести себя беспринципно. Однако при новом столкновении с профессором он поначалу невольно оробел. И все же, взвесив все последствия своего участия в операции больного Ли Сунпхара под руководством Рё Инчже, он заявил, глядя прямо в глаза профессору:

– Уважаемый профессор, я не могу ассистировать доктору Рё Инчже.

– Почему? – седые брови профессора изогнулись дугой.

– Но скажите, зачем именно я нужен при данной операции?

– Как зачем? Разве я предлагаю вам что-нибудь необычное?

– Я не сторонник прежнего способа лечения, мне удалось экспериментально разработать новую методику подобных операций – трансплантацию губчатой кости. Я сделал первую операцию, и не кому-нибудь, а любимому человеку. Мои убеждения, моя совесть не позволят мне быть ассистентом у доктора Рё Инчже. Кроме того, мое поведение наверняка не одобрят ни мои товарищи, которые помогали мне в проведении опытов, ни сама Сор Окчу, которая доверилась мне.

– Юсон, вы слишком однозначно рассматриваете проблему. Разве вы, врач, можете отказаться от участия в операции, которая, возможно, исцелит больного? – Профессор старался переубедить Дин Юсона.

– Результаты первого оперативного вмешательства достаточно убедительно доказали несостоятельность прежнего метода лечения. А мы сейчас хотим повторить ошибку.

Рё Инчже, который до этого спокойно сидел и равнодушно наблюдал за словесной дуэлью профессора и Дин Юсона, поднялся с места.

– Хорошо. Если так, не надо. Без вас обойдемся. Возьму другого ассистента. Но должен поставить вас в известность: вопрос о вашем отказе принять участие в операции будет рассмотрен в административном порядке.