Текст книги "Дочери Рима"
Автор книги: Кейт Куинн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)
Глава 7
Марцелла
– Римской матроне надлежит заниматься ткачеством, – не раз говорила Марцелле ее сестра. – Это свидетельство усердия женщины и ее добродетели. Даже богини на небесах сидят за прялкой и веретеном.
– Верно, даже богиням на небесах приходится делать вид, будто они заняты делом, в то время как сами они замышляют что-то недоброе, – соглашалась Марцелла.
– Я не то имела в виду!
Совсем не это имел в виду и воздыхатель Марцеллы, не сводивший с нее восхищенного взгляда.
– Сейчас уже почти не увидишь римских матрон, сидящих за прялкой или ткацким станком, – заявил Домициан, младший сын губернатора Иудеи Веспасиана. Держа в руках кубок с вином, он придвинулся к ней ближе. – Я это одобряю.
– Я жить не могу без твоих похвал.
– Правда?
Увы, ирония недоступна молодым. Они все принимают за чистую монету. Перемещая челнок из стороны в сторону, Марцелла чувствовала груз своих лет, точнее, двадцати одного года. Она не часто сидела за ткацким станком, но если на нее накатывали жизненные заботы, то раздумывать над ними было лучше всего за прялкой и пряжей, мысленные распутывая узелки сложных поворотов судьбы. Сегодня таких узелков было особенно много.
Неужели Отон сказал правду? Неужели он воспользовался моей подсказкой?..
– Ты слушаешь меня? – прервал ее мысли настойчивый голос Домициана. Марцелла дернула челнок. Похоже, ей стоит забыть о роли ткацкого станка как мысленного помощника. Казалось бы, тот должен придавать ей облик занятой женщины, оберегая тем самым от излишне назойливых гостей, однако Домициан как будто не понял намека. Этим утром он вот уже битый час сидит с ней рядом.
– Ты будешь рада узнать, что у меня появился поклонник, – рассказала как-то раз Марцелла Лоллии. – Твой бывший родственник. С того самого дня, как мы с ним слушали на публичных чтениях трактат о Цизальпинской Галлии, Тит Флавий Домициан решил увести меня у Луция и жениться на мне.
– Домициан? – Это известие вывело Лоллию из обычной апатии. – Я давно не встречалась с ним. В последний раз я видела его, когда ему было четырнадцать. Противный мальчишка. Отвратительный. Вечно прятался за углом, подслушивая, что говорят другие люди.
– Да. Видишь ли, теперь он влюблен в меня. Мы познакомились с ним в тот вечер, когда Пизона объявили наследником императора. Не слишком памятная встреча, но Домициан так не считает.
– О чем это ты так долго разговаривала с императором в тот день, когда мы пришли на чтения? – потребовал ответа Домициан. – Он же совсем неинтересный мужчина. Всем известно, что он заранее пишет свои остроты. А еще у него не настоящие волосы. Он носит парик.
– Он хотел отблагодарить меня.
– За что? – подозрительно осведомился Домициан. – Что ты такое для него сделала?
– Ты еще очень молод, чтобы понимать такие вещи, – улыбнулась Марцелла.
– Я не так уж и молод, – ощетинился юноша. – Всего на год моложе тебя.
– На три. И я действительно очень занята, так что…
– Хорошо, – произнес Домициан, в очередной раз не уловив намека. – Жена должна быть занята. Праздные жены приносят зло.
– Неужели у тебя богатый опыт по части жен? – рассмеялась Марцелла.
– Дай мне возможность получить такой опыт, – парировал Домициан. – Выходи за меня замуж.
– Мой муж будет возражать, – ответила Марцелла, и ее поклонник тотчас же одарил ее недобрым взглядом.
– Он не будет твоим мужем вечно. Я поручил Нессу составить твой гороскоп.
– Ах да, твой любимый астролог! Прости, если я сомневаюсь в его способностях. – Марцелла знала по именам самых известных астрологов, но никто из них не носил имя Несс. Это явно какой-то шарлатан, который тянет у мальчишки деньги.
– Несс никогда не ошибается! – запротестовал Домициан и тут же разразился целой речью о своих намерениях быть избранным в сенат, когда ему исполнится двадцать пять, и о том, что Несс пообещал ему успех в этом деле. Марцелла снова занялась прялкой, не слушая, что он говорит. Она все еще пыталась написать хронику событий, сопутствовавших смерти Гальбы, и закончить свиток, посвященный короткому периоду его правления. Увы, ее терзали сомнения в том, что ей удастся передать атмосферу той сладострастной истерии, что охватила толпу при виде зверств, которые творились у всех на глазах. Преторианцы – те, чей долг охранять императора, – убили Гальбу. Странное ощущение, которое почти невозможно передать словами на страницах свитка. И Марцелла мучительно подбирала нужные, не слушая занудные рассуждения Домициана. Из потока мыслей в реальность ее вернул знакомый голос, донесшийся со стороны дверей.
– Моя дорогая, у тебя такой трудолюбивый вид!
– Луций! – воскликнула Марцелла, без особого воодушевления подставляя Луцию Элию Ламии щеку для поцелуя. Сбросив с плеч плащ на руки рабу, супруг стремительным шагом направился к ней.
– Я не думала, что ты так скоро вернешься из Иудеи.
– Я тоже не думал. Губернатору Веспасиану понадобилось кое-что передать в Рим и поэтому…
– Как там поживает мой отец? – перебил его Домициан.
– Превосходно, – ответил Луций. – Молодой Домициан, если я не ошибаюсь? Твой отец и брат передали для тебя письма. Я позднее зайду к тебе и принесу их.
Луций сделал рукой жест, означавший, что он больше не задерживает гостя, и Домициану ничего не оставалось, как встать.
– Я скоро снова увижу тебя, – сообщил он Марцелле и, не обращая внимания на ее мужа, направился к выходу.
– Я вижу, что у тебя завелся поклонник, – заметил Луций.
– Он жуткий зануда, – отозвалась Марцелла и, приказав принести вина и закусок, села напротив мужа и снова взяла в руки челнок. Луций начал жаловаться на плохие дороги и утомительное путешествие. Марцелла посмотрела на мужа. Внешне Луций производил благообразное впечатление: высокий мужчина тридцати четырех лет – с красивым лицом, волевым подбородком и темными волосами, увы, уже начавшими редеть на макушке, что крайне его огорчало. Они были женаты четыре года, но Марцелла сомневалась, что за это время они провели вместе более четырех месяцев.
– Я должен был возмутиться, если бы ты не отзывалась о нем так беспечно.
Например, ее сестра всегда неодобрительно относилась к подобным вещам. Впрочем, в последнее время Корнелия погружена в горестные мысли, и ей не до чужих воздыхателей.
– Что же заставило тебя так срочно вернуться в Рим, Луций? – поинтересовалась у мужа Марцелла, на минуту прекратив распутывать пряжу.
– Веспасиан решил высказать свою лояльность Отону, – ответил Луций и потянулся к блюду с устрицами под соусом из оливкового масла и трав, которое только что подал им раб. Он всегда охотно ест с чужих столов, неприязненно подумала о муже Марцелла.
– Меня отправили в Рим, чтобы я доставил письменную клятву Веспасиана в верности. Отон будет доволен. Из Германии и без того то и дело поступают дурные известия, так что Отон наверняка будет рад услышать, что хотя бы в Иудее все спокойно. Хотя на самом деле там неспокойно.
– Что такое? Расскажи мне!
Луций пожал плечами. Обычно он не баловал Марцеллу рассказами о служебных делах, но, очевидно, лучше жена, чем полное отсутствие слушателей.
– В Нижней Германии легионы губернатора Вителлия провозгласили своего командира императором и присягнули ему на верность. И теперь Вителлий выступил с походом на Рим.
– Не может быть! – Марцелла от неожиданности даже уронила челнок и в изумлении подняла брови. В последнее время Луцию редко чем удавалось поразить ее.
– Но Отон всего месяц пробыл императором…
– Верно. У Веспасиана было время, чтобы решить, кого из претендентов на престол следует поддержать. – Луций выплюнул устрицу. – В целом он считает, что ему выгоднее стать на сторону Отона. По меньшей мере тот умнее, а Вителлий…
– Вителлий – обжора и пьяница, – закончила за него Марцелла и представила себе Вителлия, которого видела несколько раз и всякий раз пьяным. Да, губернатор Германии действительно не сдержан в употреблении вина. Ей как-то раз довелось лицезреть его пиру фракции «синих», чьим горячим поклонником он был. Помнится, тогда он потерял сознание и рухнул лицом в какое-то блюдо. И вообще проявлял ли он когда-либо интерес к чему-нибудь кроме еды, вина и гонок колесниц? Думается, было бы полезно изучить его предыдущие назначения. Наверняка это помогло бы выявить кое-что интересное.
– Должно быть, Вителлий был в стельку пьян, когда легионеры провозгласили его императором, иначе ему никогда не хватило бы духа пойти на эту авантюру.
– А теперь его всячески подталкивает к вершинам власти пара негодяев, – сказал Луций, отправляя в рот очередную устрицу. – Туллии следовало бы добавлять больше масла. Передай мне, пожалуйста, это блюдо.
– Что за негодяи? – полюбопытствовала Марцелла.
– Два командира его армии, Фабий Валенс и Цсцина Алиен. Они вертят им, как хотят, воруют все, что попадется под руку. А стоит ему хотя бы в чем-то усомниться, как они тотчас накачивают его вином.
– Фабий и Алиен, – для памяти повторила Марцелла, подкладывая мужу на блюдо новую порцию устриц, в надежде на то, что Луций продолжит с ней откровенничать.
– Удивляюсь, зачем Вителлию понадобилось двигаться со своей армией на юг? На его месте я заплатил бы кое-кому здесь, в Риме, чтобы надежный человек воткнул в спину Отону кинжал. Это было бы куда проще. Скажу честно, я сам пока в раздумьях, может, лучше поддержать Вителлия? Конечно, пока жив Отон, перебегать на другую сторону рановато, но, с другой стороны, почему бы не рискнуть? Кто знает, вдруг Фортуна будет к нему благосклонна.
– Мой дорогой, но ведь Вителлий не император, он узурпатор. – Но он по крайней мере сам провозгласил себя императором. – Марцелла снова взяла в руки челнок. – И у него есть несколько легионов, готовых поддержать его силой меча. У меня нет никаких сомнений на тот счет, что он даже ведет отсчет своему императорскому правлению – с того дня, когда проснулся с трещащей с похмелья головой, на которой каким-то чудом оказался лавровый венок. Так почему бы не написать историю его правления? Во всяком случае, пока он еще жив. – Марцелла сделала паузу и задумалась. – Ведь как все было просто, когда мы имели одного императора. Хотя, возможно, не так интересно.
– Насколько я понимаю, ты продолжаешь сочинять свои опусы, – с улыбкой произнес Луций.
– А разве мне этого нельзя? – Марцелла вновь нажала ногой на педаль ткацкого станка.
– Моя дорогая, но ведь ты никогда не издашь свои труды.
– Я могу издать их под мужским именем!
– Это идея! – расхохотался Луций. – Любой узнает в твоих сочинениях женскую точку зрения.
– Я не пишу никаких глупостей, и ты это знаешь, – возразила Марцелла и после короткой паузы холодно добавила: – Я составляю лояльную, беспристрастную хронику римских цезарей.
– Что ж, пожалуй, когда-нибудь я прочитаю твои свитки, – произнес Луций снисходительным тоном.
– Какая жалость, что ты не занимаешься политикой. У тебя великий талант раздавать обещания, не имея намерения их выполнить.
– Для вхождения в сенат нужно иметь покровителей, полезных людей. – Голос Луция заметно утратил веселые нотки. – Клиенты… деньги… жена, которая направляет карьеру мужа, используя полезные средства.
– Может, стоит начать с денег? – лукаво предложила Марцелла. – Я уверена, если его хорошо попросить, дед Лоллии даст тебе в долг приличную сумму. Или, будет правильнее сказать, даст новую сумму?
Слова Марцеллы задели Луция за живое, и он бросил на жену недовольный взгляд. А вот это она, похоже, сделала зря. Острый язык не лучший способ добиться того, что ей нужно. Неожиданно ей вспомнилась одна банальность на тему брака, из числа некогда изреченных Корнелией, – желаемого от мужа проще добиться медом, а не уксусом.
– Ты наверняка слышал о том, какое горе недавно постигло мою сестру Корнелию? – с этими словами Марцелла подлила Луцию в кубок вина и добавила заговорщическим тоном: – Знаешь, она бы по достоинству оценила твои соболезнования.
– Конечно. Бедняга Пизон. Он был таким жутким занудой. Твоей сестре непременно нужно снова замуж. У Отона немало сторонников, которые охотно взяли бы ее в жены.
– Корнелия не желает даже слышать имя Отона. А если слышит, то всякий раз плюется, – сообщила Марцелла и поставила на место кувшин с вином. – Она скорее раздерет себе ногтями горло, чем выйдет замуж за кого-то их Отоновых прихвостней.
– О, какой драматизм! – не без иронии воскликнул Луций, крутя в холеных руках ножку винного кубка. Хотя он постоянно бывал в разъездах, каким-то уму непостижимым образом он находил время, чтобы следить за собой. Неудивительно, что он постоянно пилил Марцеллу за неизменные пятна чернил на пальцах.
– Значит, теперь ты служишь Веспасиану, – сказала Марцелла и позвала рабов убрать посуду и принести фрукты. – Он такой же, как и его зануда сын?
– Я не знаком с Домицианом, но его отец – весьма неглупый человек. Кстати, легионеры были не прочь присягнуть ему на верность и назвать своим императором.
– О, великая Фортуна, только не четыре императора! – вздохнула Марцелла. – Тут хватает бед и с тремя. Почему же он отказался?
– Веспасиан считает, что лучше быть живым губернатором в Иудее, чем мертвым императором в Риме.
– Что ж, он действительно умен. Но его сын редкостный надоеда.
– Я не могу винить его в том, что он восхищается тобой, моя дорогая. У него превосходный вкус.
Марцелла устало улыбнулась комплименту. Ей было прекрасно известно, что мужу нравятся женщины, похожие на мальчиков, причем, чем моложе и миниатюрнее, тем лучше. Большинство римских мужей были бы рады иметь доступ к такой роскошной груди, как моя, но только не Луций. Не то, чтобы он не хотел ее в постели, но тем не менее…
– О, боги, как я устал, – зевнул он, потягиваясь. – Я с самого рассвета просидел в приемной у Отона, ожидая аудиенции.
– Но сегодня ночью конечно же ты останешься у нас, – улыбнулась Марцелла и встала из-за ткацкого станка. – Я приготовила для тебя опочивальню.
Она проводила мужа наверх и приказала рабам разобрать постель.
– Спасибо, дорогая, – поблагодарил Луций и отвернулся. Марцелла положила руку ему на плечо.
– Это все слова, которые ты приготовил для меня, Луций? – спросила она и легонько сжала его плечо. – В конце концов тебя не было так долго. Я скучала по тебе.
Луций обернулся, всем своим видом показывая, что не ожидал от нее таких слов. Марцелла жестом велела рабам уйти и закрыть дверь. Ее муж улыбнулся и, пожав плечами, приспустил бретельку ее платья.
– Кстати, – произнесла Марцелла после вежливого совокупления, во время которого она изображала большую, чем обычно, страсть. – Я недавно говорила с императором Отоном, и он сказал, что мог бы дать тебе пост в Риме. Разве это не чудесно?
– Представить себе не могу, как это могло прийти ему в голову, – ответил Луций, натягивая на себя покрывало. – У Отона и без того нет недостатка в фаворитах, которых он желал бы вознаградить в первую очередь.
– Я одна из его фавориток, Луций. Он обещал оказать мне любезность, – произнесла Марцелла, нежно прижимаясь щекой к плечу мужа. Она видела, как это делала Лоллия, когда хотела добиться чего-то от мужчины. – Ты всегда говорил, что хочешь получить пост в Риме. Мы могли бы наконец обзавестись собственным домом. Я бы уже в этом же месяце подыскала для нас уютное гнездышко.
– Мне все равно, – зевнул Луций. – У меня мало денег.
– Луций, я замужем за тобой вот уже четыре года, – заговорила Марцелла, пытаясь придать голосу нежность. – Разве не пора нам иметь собственный дом? Я больше не могу жить у родственников.
– Уверен, они готовы потерпеть твое присутствие, – Луций закинул руки за голову, чем вынудил жену убрать голову с его плеча. – Отон не даст мне поста в Риме до тех пор, пока не выяснится судьба Вителлия, так что какой смысл тратиться на дом? Да и зачем торопиться? Не думаю, что я пробуду в Риме не дольше, чем несколько недель.
– Но если бы мы обзавелись крышей над головой, у нас наконец появилось бы место, которое мы могли бы назвать своим! Пусть даже самое скромное жилье…
– Я сказал «нет», Марцелла.
– Луций, я больше не могу здесь жить! – Марцелла привстала в постели. – Ты не представляешь себе, какая ужасная женщина моя золовка! Она сует нос в мои вещи, роется в моих свитках! Она разбавляет водой мое вино! Она высаживает жуткие цветы! Она…
– Тебе нужно считаться с ней, – ответил Луций и снова зевнул. – Разбуди меня к обеду, хорошо?
– Можешь просыпаться прямо сейчас, Луций Элий Ламия. – Марцелла потрясла мужа за плечо, и он открыл глаза. – Послушай меня, я пытаюсь быть хорошей женой. Ты ведь хочешь, чтобы кто-то следил за тем, чтобы твоя тога всегда была накрахмалена, хочешь, чтобы тебе помогали подниматься по служебной лестнице? Так дай мне возможность иметь собственный дом, и я сделаю для тебя все. Я умная женщина, и это пойдет тебе на пользу. Почему же ты не хочешь воспользоваться мной?
– Потом, – устало махнул рукой Луций. – Когда все успокоится.
– Ты повторяешь эти слова вот уже четыре года. Так ты не хочешь дать мне дом? Я никак не пойму – ты настолько скуп или тебе неприятно мое общество?
– Иногда, – отозвался Луций и перевернулся на другой бок.
– В этом мнении ты можешь оказаться в меньшинстве, – произнесла Марцелла, обращаясь к спине мужа. В эти моменты ею владело отчаянное желание вцепиться обеими руками супругу в горло и его задушить. – Если у тебя, Луций, нет чувств, чтобы по достоинству оценить меня, то у многих других мужчин эти чувства есть. Включая императора Отона.
– Значит, вот как ты вырвала у него это обещание? – Луций посмотрел через плечо. – Надеюсь, в знак благодарности ты получила от него и какие-нибудь приличные драгоценности. Есть у него такая привычка. Он вечно дарит чужим женам побрякушки и тут же о них забывает. Не думай, что ты чем-то отличаешься от остальных.
– Верно, – прошипела Марцелла, выскакивая из постели. Ей казалось, будто ее кожа горит и от нее сейчас воспламенятся простыни. – Лучше бы у меня вместо мужа был слизень, Луций. Я развожусь с тобой!
– Твой брат тебе этого не позволит, – ответил Луций, не открывая глаз. – Он считает меня весьма полезным человеком. Мои связи, которыми я обзавелся в Иудее в этом году, очень даже помогают ему в сенате.
– Тогда я попрошу разрешения на развод у императора!
– Отлично. И он тут же отдаст тебя замуж за одного из своих любимчиков. Вот только бы знать за кого? – Луций снова зевнул. – Дай мне поспать, хорошо?
Казалось, волосы на ее голове превратились в клубок ядовитых змей. Марцелла по-детски сорвала с мужа покрывало и в сердцах швырнула его на пол. Луций взвизгнул, а она, пронзив его полным ненависти взглядом, не говоря ни слова, схватила со стула платье и выбежала из комнаты.
– Марцелла, – обратилась к ней вышедшая в атрий Туллия. – Рабы сказали мне, что приехал твой муж. Как радостно видеть его здесь после столь долгого отсутствия! Мы устроим званый ужин в его честь…
– Устраивай, – отозвалась Марцелла, со злостью затягивая на платье пояс. – Я приготовлю для него яд.
Туллия не слушала ее и продолжала трещать.
– …я уверена, что он немало поиздержался в дороге. Думаю, тебе следует попросить Лоллию, чтобы та уговорила своего деда одолжить ему денег…
– Стоит ли? Дед Лоллии предпочитает получать выгоду от своих заемщиков. А чем он обязан Луцию?
– Но ведь он оказал честь такому выдающемуся…
– Туллия, Луций – всего лишь обычный бездельник. Он живет за счет родственников жены, пытается переложить свои долги на других…
– Не хочу слышать твоих несправедливых слов о столь славном человеке…
– Конечно же ты прекрасно ладишь с Луцием, потому что вы с ним одинаковые дармоеды. Я считаю, что было бы лучше, если бы вы прыгнули в Тибр! Туда вам обоим дорога.
– …он более чем кроток, рассказывая о твоих недостатках! – вспыхнула Туллия. – Я ни разу не слышала от него упреков в твой адрес из-за твоих глупых сочинений. Он не произнес ни слова о том, что ты была шлюхой Нерона…
– Что же тебя так беспокоит, Туллия? – спросила Марцелла. Краем глаза она заметила, что у входа в атрий уже собрались рабы и теперь, навострив уши, таращились на хозяйку и ее родственницу, но не смогла остановиться. – Что я спала с Нероном, или что я не попросила для Гая поста губернатора?
– Ты, наглая потаскуха, да как ты смеешь?..
– Потаскуха? Разве она потаскуха? – неожиданно прервала их перебранку возникшая в дверях Корнелия. В черном траурном одеянии она была похожа на огромного баклана – лицо белое, как мел, темные волосы разметались во все стороны. – Это Марцелла потаскуха? Вы все здесь потаскухи. В тот день, когда Пизона объявили наследником императора, Гай устроил пир, и ты, Туллия, была счастлива назвать моего мужа своим родственником. Марцелла, ты стояла со мной на ступенях храма Весты, когда его убили, и вот теперь ты пьешь вино с его убийцами. Шлюхи! – вскрикнула Корнелия. – Вы все шлюхи!
– Ты повторяешься, – спокойно парировала Марцелла. Она не видела сестру несколько недель, пока та лила слезы и не выходила из своей комнаты. Теперь же Корнелия явно искала выход своему раздражению. – Ради великой Фортуны прошу тебя, Корнелия, придумай какое-нибудь новое оскорбление и не повторяйся.
– Я не потерплю, чтобы меня обзывали в моем собственном доме! – взорвалась от негодования Туллия.
– Ты хочешь сказать, что было бы правильнее назвать тебя шлюхой в чужом доме? – съязвила Марцелла. – Хорошо, устроим это в каком-то другом месте!
– Гай, как ты позволяешь этой нахалке разговаривать со мной в таком тоне! – крикнула Туллия, когда в атрии появился ее супруг. – Что ты скажешь своей драгоценной сестре?
– Успокойся! – нервно воскликнул Гай. – Я уверен, что она не хотела…
– Гай, ты никогда не можешь защитить меня!
– Как я это ненавижу! – зарыдала Корнелия и выбежала вон из атрия.
– Неужели вы не можете поладить? – устало спросил Гай.
Марцелла, перешагивая через две ступеньки за один раз, поспешила по лестнице наверх к себе габлинум. Запершись там, она попыталась сочинить едкую эпиграмму на абсолютный кошмар семейной жизни, но, увы, так и не сумела. Тогда она взялась за свою незаконченную хронику правления Гальбы и в нескольких параграфах описала его смерть. Ярость, клокотавшая в ней, легко помогла найти точные слова. Марцелла описала каждую каплю крови, каждый услышанный ею крик жертвы или вопль толпы. Пурпурная проза, насмешливо подумала она. Где же твоя беспристрастность, которой ты бахвалилась перед Луцием? Увы, беспристрастность ей изменила. Она на нее больше не способна. Равно как на утонченность, на приличия или благонравное поведение. Куда это ее заведет?
Куда их всех заведет этот год?
Прошло несколько дней, прежде чем ярость наконец улеглась, сменившись холодным осмыслением известия о Вителлии, которое принес с собой Луций. В течение всего двух месяцев город уже повидал двух императоров, и вот теперь стало известно о третьем.
Никто точно не знает, подумала Марцелла, в какую сторону повернется жизнь. Гальба был трезвым, бережливым, уравновешенным и вполне подходил на роль правителя. Отон импульсивен, экстравагантен, обаятелен и умен. Женщины в дни правления Гальбы ходили по улицам, накрыв головы. В дни правления Отона они стали появляться в общественных местах с непокрытой головой и голыми плечами, написала Марцелла на новой табличке, отодвигая в сторону свиток с описанием деяний Гальбы. Сенаторы, которые при Гальбе изо всех сил напускали на себя серьезный вид и изображали осведомленность в государственных делах, теперь нанимают поэтов писать эпиграммы, чтобы Отон считал их умными и ценящими хорошую шутку. Рим теперь…
Какой он, Рим? Возбужден? Втянут в водоворот событий? Или лучше, унесен их вихрем?
Каким бы он ни был, Марцелла сомневалась, что ей удастся выразить словами то странное лихорадочное возбуждение, которое сейчас царило на городских улицах. Лихорадка охватила всех без исключения. Корнелию, которая в гневе кидалась вазами, стоило кому-то постучаться к ней в дверь. Диану, беспрестанно трещавшую о своих любимых «красных», чем вызывала у окружающих желание задушить ее. Лоллию, чей смех на пирах сделался пронзительнее прежнего, и в чьих подведенных тушью глазах теперь читалась неизбывная печаль. Надвигался неминуемый потоп – он вот-вот захлестнет их, накроет с головой и больше не выпустит на волю.
Даже меня это не миновало, подумала Марцелла.
– Неужели ты ничего не чувствуешь? – спросила она на следующий день Лоллию, когда они примеряли новые платья. – Как будто весь город находится на краю гибели?
– Да, чувствую, – призналась та. – Неужели все это чувствуют? Корнелия, наверное, нет. Она единственная счастливица.
– Я бы не назвала ее счастливицей, – последовал ответ.
Спальню заполонило буйство красок, повсюду разбросаны развернутые рулоны шелка, служанки сновали по всей комнате с булавками и мотками тесьмы. Марцелла жестом отвергла отрез шелка кораллового оттенка, который предложила ей рабыня. – Нет, это слишком броско. Давай посмотрим этот бледно-желтый.
– А вот я назвала бы Корнелию счастливой. Пусть она не стала императрицей, но у нее по крайней мере была трагическая любовь. – Лоллия покрутилась перед зеркалом, придирчиво разглядывая новую столу из бледно-розового шелка, расшитую жемчугом. – Слишком простенько…
– Что ты имеешь в виду под трагической любовью? – спросила Марцелла, поднимая руки, чтобы служанка могла приложить к ней кусок желтого шелка. – В ней нет ничего трагического, кроме конца. Они с Пизоном просто были счастливы.
– Да, я тоже так думаю. Но императору непременно нужен наследник, – ответила Лоллия и, сбросив с себя бледно-розовый шелк, голая прошла к столику. – Попомни мои слова, пару лет проходив в имперском пурпуре, Пизон развелся бы с Корнелией и женился на какой-нибудь юной особе со свежим личиком, которая нарожала бы ему кучу сыновей.
– Нет, он бы так не поступил. Он мог бы, следуя примеру Гальбы, кого-нибудь усыновить. Никто из наших императоров еще не передавал трон собственным сыновьям.
– Верно. И мы видим, к чему это нас привело. Повсюду убийства и измена. – Лоллия нахмурилась, глядя на свое нагое отражение в зеркале. Все та же гладкая розовая кожа, непокорные рыжие локоны беспорядочно разметались по плечам. Марцелла тоже посмотрела на свое отражение. Высокая фигура в желтом шелке, скорбные морщинки между бровей. Это постарались Луций и Туллия, неприязненно подумала она.
– Уверяю тебя, – продолжила Лоллия, – Корнелия могла бы стать прекрасной императрицей, но вряд ли бы долго занимала это положение. Через год-два в сенате начались бы разговоры о том, что император, у которого есть сыновья, принес бы в жизнь империи спокойствие. Сенаторы стали бы шептаться о том, что для этого лучше иметь кровных сыновей, а не приемных, о том, на какие жертвы император должен идти во имя благоденствия Рима. Ты думаешь, Пизон отказался бы?
– Откуда нам знать, – ответила Марцелла и посмотрела на служанку, которая была занята тем, что обметывала подол ее платья. – Мне кажется, по всему подолу нужно пустить больше вышивки.
– О, Корнелия это прекрасно знает, – возразила Лоллия. – Но теперь Пизон мертв, так что она может делать вид, будто ничего такого никогда не было бы. Она будет утверждать, что Пизон стал бы императором, равным по своему величию Божественному Августу, а она – его Августой. На самом же деле он был всего лишь мягкотелым и скучным человеком. А ее отличала жажда власти, которой с лихвой хватало на них обоих, – сказала Лоллия и пожала плечами. Служанки тотчас окружили ее и принялись примерять на ней светло-зеленый шелк, расшитый золотыми цветами и виноградными гроздьями. – Подозреваю, что ей сейчас нужен хороший жеребец.
Марцелла с упреком посмотрела на кузину. Та смотрелась в зеркало, пока служанка булавками закалывала на ее плечах столу из желтого шелка.
– Ты не слишком добра к Корнелии.
– Я не люблю, когда меня называют шлюхой лишь потому, что я вышла замуж за брата Отона, – отозвалась Лоллия и, помолчав, добавила: – Из-за прихотей Нерона мы потеряли твоего отца. Ты ведь знаешь, как легко после этого лишиться всего остального. Отону ничего не стоит отобрать наше имущество и отправить нас в ссылку. Он обаятелен, но неизвестно, в каком настроении он может проснуться завтра, что на него найдет. Я почти каждую ночь стою на коленях перед мужем, его братом, уверяя в преданности нашей семьи Отону, но это не делает меня шлюхой. Это дает нам пищу, крышу над головой и возможность носить красивые платья. – Лоллия дернула за невесомые шелковые складки. – Благодаря этому мой дед жив и зарабатывает деньги, которые вы у него с радостью берете в долг. Вы же не желаете признаваться даже самим себе, откуда берутся эти деньги. Благодаря им моя дочь живет счастливо и ни в чем не нуждается.
– Послушай. Лоллия, я убеждена, что на самом деле Корнелия не считает тебя шлюхой.
– Нет, еще как считает! Впрочем, мне все равно. Кто-то ведь должен унижаться. Разве не для этого женщины выходят замуж за нужных мужчин? Кому еще в нашей семье это делать, если не мне? – Сочные губы Лоллии неприязненно поджались. – От Корнелии мало пользы, она ведет себя как плебейка, потерявшая мужа в драке в портовой таверне. Диана могла бы выбрать в мужья кого-нибудь из своих поклонников, но ее мысли целый день заняты лишь скачками и лошадями. Честно тебе признаюсь, Марцелла, от тебя тоже мало пользы. Ты днями просиживаешь за своим свитками, наблюдаешь за нами, держишься свысока, как будто паришь в небесах над окружающим миром. Я не знаю, что Нерон сделал с тобой, потому что ты ничего никому никогда не расскажешь, но ты определенно извлекла из этого выгоду. Ты под любым предлогом запираешься в своем таблинуме и что-то пишешь.
– Лоллия!
В следующее мгновение в комнату вбежала Флавия, с которой ручьями стекала вода, за ней следом – ее няня, тоже мокрая. Девочка сунула в руки матери пучок водных лилий. Увы, Лоллия не оценила этого непосредственного детского жеста и принялась браниться. Марцелла поспешила отвернуться, как будто не желала слышать брань из уст кузины.
– Лоллия, – наконец не выдержала она. – Тебе не следовало произносить таких слов.
– Они сами вырвались. Просто меня замучила сегодняшняя примерка.
Лоллия подняла дочь на руки и, крепко прижав к себе, шагнула вперед, шурша наполовину сметанными шелками. Служанки устремились за ней следом.
– Похоже, я тоже устала, – призналась Марцелла, сняв будущее платье из желтого шелка и вновь надевая старую столу. Примерка закончилась, У дверей ее уже ждал паланкин, и она медленно забралась на носилки. Домой она, однако, решила пока не ехать, а приказала отнести ее в Сады Азиатикуса. – Оставьте меня, – сказала она носильщикам, когда паланкин опустили на землю, после чего зашагала по широкой извилистой дорожке.
