Текст книги "Дочери Рима"
Автор книги: Кейт Куинн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)
Глава 15
Марцелла
– Что она сказала?
Марцелла попыталась передать ровную интонацию Дианы.
– Найди себе шлюху. Я никогда не выйду замуж за сторонника «синих».
Корнелия поморщилась.
– Это в ее духе. И кто это был из офицеров Вителлия?
– Тот же самый головорез-германец, который сватался к тебе, – улыбнулась Марцелла. – Теперь его отвергли уже дважды! Думаю, нет нужды рассказывать тебе, какая сцена за этим последовала! Туллия заявила, что…
Она приподняла веер, чтобы никто не услышал ее слов. Театр Марцелла был полон – сюда сегодня вместо скачек наведался сам Вителлий и сейчас сидел в императорской ложе. А поскольку было много народа, то в зале царила ужасная духота. На сцене актеры, обливаясь потом под слоем грима и под масками, старательно декламировали строки какой-то бездарной драмы. Зрители в зале вяло следили за ходом действия, устало обмахиваясь веерами, патриции – страусовыми, плебеи – бумажными. Никто, начиная с самого императора, не проявлял особого интереса к тому, что происходило на сцене.
– По крайней мере теперь мы точно знаем, что Вителлий хочет Диану не для себя, – продолжала шептать Марцелла из-за веера. – Иначе бы его офицеры никогда бы не осмелились даже приблизиться к ней. Думаю, именно это и бесит Туллию. Она давно уже лелеет сладкую мечту, что Вителлий разведется со своей бессловесной женушкой и сделает императрицей нашу Диану.
Марцелла покосилась на императора. Дородный и румяный, он сидел в соседней с ними ложе в окружении своих офицеров и едва ли не рычал от хохота. Обычно в театре мужчины и женщины сидели раздельно. Однако, как и обычно в эти дни, Диана на табурете сидела в императорской ложе у ног Вителлия. Сейчас он наклонил свое рыхлое от обжорства и неумеренных возлияний лицо к ее светловолосой головке.
– Я могла бы сказать Туллии, что Диана в качестве супруги его не интересует. Да, в подпитии он иногда хлопает ее по попке, но с каких пор такого человек, как Вителлий, интересовало что-то кроме бесконечных пиров, возлияний и побед «синих» на гонках колесниц? – Марцелла многозначительно закатила глаза. – И это наш император.
Корнелия рассеянно кивнула, и Марцелла подавила вздох. Сегодня она вытащила сестру в театр, в надежде хотя бы немного поднять ей настроение. Гай и Туллия по-прежнему отказывались с ней разговаривать. Увы, Корнелия лишь беспокойно ерзала на своем сиденье, а ее пальцы отбивали нервную дробь на рукоятке веера из слоновой кости. Что было совершенно на нее не похоже, однако в такую жару никто не обратил на это внимание. Лето постепенно катилось к сентябрю, знойное, удушливое, а дуновения ветра вместо прохлады приносили с собой лишь песок. Все дружно проклинали жару, по возможности старались проводить время, плескаясь в бассейнах публичных бань, жалуясь на то, что не могут окунуться в прохладные воды где-нибудь у себя на вилле в Тоскане или Тиволи.
Все, кроме меня, подумала Марцелла. Несмотря на зной, она была холодна как лед, и ни за какое золото Египта не покинула бы этот бурлящий, живущий интригами город.
Она вновь задумчиво посмотрела на Вителлия. Ей прекрасно был слышен его зычный бас, который были бессильны заглушить даже декламации актеров на сцене. Даже если бы он говорил шепотом, Марцелла была уверена, что все равно услышала бы его. Мои уши способны услышать в Риме любой шепоток. Она частенько ловила себя на такой мысли.
– Эти твои гнедые жеребцы, те, что названы в честь ветров, – говорил Вителлий, обращаясь к светлой головке у его ног. – Ты наверняка побоишься выставить их против моих «синих».
– Цезарь, – смело возразила острая на язык Диана, – по сравнению с моими, твои жеребцы – жалкие мулы.
При этих словах все, кто был в ложе, обменялись многозначительными взглядами. Марцелла прекрасно знала: многие отказывались верить собственным ушам, слыша, какие вольности позволяет себе Диана в беседах с императором. Впрочем, Вителлий провел не один год в таких диких местах, как Германия и Африка, и потому привык к грубой речи. Более того, грубости ему даже нравились, как нравилась ему и Диана. В ответ на ее слова он лишь расхохотался, и приближенные поспешили подхватить его хохот.
– А ведь, по идее, он должен быть встревожен, – рассуждала вслух Марцелла, глядя на хохочущего императора. – Особенно, если учесть, какие вести приходят из Иудеи.
Корнелия растерянно заморгала. Слова сестры вывели ее из задумчивости.
– Ах, ты вот о чем!
– Неужели тебе неинтересно, что Веспасиана провозгласили императором?
Марцелла искренне отказывалась понять сестру. Боги свидетели, в какое удивительное время им выпало жить! Корнелия же, вместо того, чтобы следить за развитием событий, предпочитала проводить время в публичных банях.
– Надеюсь, ты понимаешь, что это означает войну?
Корнелия заложила за ухо прядь волос.
– У нас круглый год война.
– А у Веспасиана его иудейские легионы! Десятый, Четвертый, Двенадцатый и Пятнадцатый! – Марцелла с азартом перечисляла их номера. – Вот увидишь, он маршем войдет в Рим, и Вителлию, чтобы дать ему отпор, придется собирать армию. Мне не дает покоя вопрос… – Марцелла не договорила и задумалась.
– Я когда-нибудь рассказывал тебе, откуда у меня эта легкая хромота? – вверху, в императорской ложе, Вителлий оторвал от резного кресла свои пышные телеса.
– Кажется, после сражения в Африке, – заметив, как он покачнулся, Диана поспешила взять его за руку. – О боги, ты пьян! Обопрись на меня, цезарь.
– Я всем говорю, что это было сражение. Но хочешь знать правду? Меня просто лягнула лошадь! – Вителлий распылался в глуповатой улыбке. – Только смотри, никому не говори.
– А вот это видишь, цезарь? – Диана приподняла шелковый подол и показала ему лодыжку. Правда, Марцелле это не было видно. – Я сказала своим родным, что оступилась, когда слезала с носилок, но на самом деле… – Диана поднялась на цыпочки и прошептала что-то императору в ухо.
– Правда? – Смешок. – Ну, ты даешь!
– Только никому не говори, цезарь.
– Только если ты тоже не скажешь, – Вителлий поворошил ей волосы. – Мы с тобой славная парочка обманщиков.
Его улыбка светилась добродушием. Это признала, хотя и нехотя, даже Марцелла. Несмотря на его дурные привычки, Вителлий умел расположить в себе. Он смеялся, когда ему было смешно, с аппетитом ел, когда бывал голоден, пил, когда испытывал жажду, и ни на кого не сердился. Что было приятным разнообразием после этих интриганов-политиков, которые только тем и занимались, что вынашивали новые заговоры. С другой стороны – довольно ли такой прямой простоты для того, чтобы удержать на своей стороне военачальников? Потому что верность им неизвестна. Если на сторону Веспасиана перейдут новые легионы, эти крысы наверняка задумаются, не пора ли им бежать с тонущего корабля.
Стоило императору покинуть свою ложу, чтобы выйти облегчиться, как действие приостановилось. В зале моментально возник шумок, публика в полголоса обменивалась сплетнями.
– Где же Лоллия? – поинтересовалась Диана у Фабия, вновь опускаясь на свой табурет. – Она обожает театр.
– Эта сучка говорит, что от жары у нее болит голова, – пожаловался супруг ее кузины.
– Зря ты обращаешься с ней так дурно, – спокойно ответила ему Диана. – Она гораздо лучше, чем ты заслуживаешь. А вот честолюбивые жабы вроде тебя, как правило, неисправимо глупы.
Фабий посмотрел на Диану полным ненависти взглядом.
– Ты не всегда будешь игрушкой императора, красавица.
– Бедная Лоллия, – вздохнула Корнелия, подслушав их разговор. – Она проплакала целую неделю. Ну, ты знаешь, Фабий высек ее раба. И я не поручусь, что не поднял руку и на нее. Я заметила на ее теле синяки, которые она пытается прикрыть слоем пудры и браслетами. И еще она избегает появляться в доме деда. Думаю, она просто боится, что тот заметит кровоподтеки. Ей не хочется его лишний раз расстраивать. А он непременно расстроился бы, потому что ничего не сможет поделать с Фабием.
Марцелла задумчиво посмотрела на Фабия. В следующее мгновение, поправляя складки тоги, в ложу вернулся Вителлий. Вскоре ему, если он хочет сохранить императорский венок, придется собирать армию. А этого ему никак не сделать без Фабия. Какую же армию он соберет? Восточные легионы получили закалку в боях. Германских варваров и придворной гвардии ему явно будет недостаточно.
Император откинулся в кресле и раздраженно взмахнул рукой. Потные актеры тут же вернули на место маски.
– К черту пьесу! – раздраженно воскликнул Вителлий, обращаясь к Диане, и плеснул себе в кубок вина. Актеры на сцене без какого-либо воодушевления принялись декламировать свои строки. Трубный глас императора заглушал их слова. – Нет, гонки совсем другое дело. Их я могу смотреть хоть каждый день. И смотри, не надо дуться, когда мои «синие» победят во время Виталий. Проигравший должен уметь улыбаться.
– Значит ли это, что ты улыбался весь прошлый год? – с улыбкой подпустила шпильку Диана. – Когда твои «синие» приходили последними из всех?
– А ты, красавица, остра на язычок! Видно, твой отец в детстве не порол тебя как следует!
Марцелла слушала их разговор в пол-уха. Куда больше ее занимали размышления по поводу верности императорских полководцев.
– Если полководцы Вителлия не отличаются верностью, интересно, а как же полководцы Веспасиана? Домициан наверняка это знает. Разумеется, он будет скучен и попытается затащить меня в постель, но если я не смогу выудить хотя бы из восемнадцатилетнего юноши…
Рядом с ней послышался шорох платья. Это со своего места резко встала Корнелия.
– Все. Я иду домой.
– С тобой все в порядке? – Марцелла стряхнула задумчивость и подняла глаза на сестру.
– Голова болит. Ненавижу жару. – Корнелия убрала с шеи влажную от пота прядь. Вид у нее был даже еще больше отстраненный, чем обычно. – Не обижайся на меня, – сказала она и направилась прочь.
Марцелла на мгновение задумалась. Может, ей лучше уйти вместе с сестрой? Предложить ей посетить бани, где они смогут окунуться в прохладную воду бассейна и потом от души посплетничать, как в старые добрые дни. Впрочем, развлекать унылую сестру не слишком веселое занятие. Иное дело вещи, которые происходят вокруг. Ладно, проведу с ней больше времени чуть попозже, пообещала себе самой Марцелла, когда все немного успокоится. Вот только успокоится ли? Эта мысль не давала ей покоя.
Она послушала еще пару невыразительных декламаций, которые заглушали трубный глас императора и резкий голос Дианы. Эти двое продолжали спорить о лошадях. Внезапно кто-то опустился на сиденье с ней рядом.
– Тебе здесь нельзя сидеть, – сказала Марцелла и томно обмахнула себя веером.
– Императору наплевать на правила, – рука Домициана легла ей на колено, влажная и теплая. – Тогда с какой стати их должен соблюдать я?
Марцелла улыбнулась и слегка отодвинулась в сторону.
– Только веди себя прилично.
– Это почему же? – хитро спросил Домициан. – Можно подумать, ты сама отличаешься приличным поведением.
– Это была ошибка. Я сильно расстроилась по поводу того, что видела в Бедриакуме.
После того безумного совокупления в саду на Палатинском холме, Марцелла вела себя осторожно и старалась держать Домициана на расстоянии. Он куда лучше работал на нее, когда был томим желанием. А он действительно был томим желанием, и потому пребывал в дурном настроении. С обиженным видом он уселся рядом с ней и принялся сообщать последние известия, полученные от отца из Иудеи. Впрочем, Марцелла слушала его в пол-уха. Взгляд ее был устремлен на одно недовольное лицо, которое она заметила на нижних рядах, лицо, которое уже замечала и раньше.
– Извини, – пробормотала она Домициану, и, поднявшись с кресла, накинула на голову зеленое покрывало. – Я скоро вернусь.
– Цецина Алиен! – воскликнула она, опускаясь на сиденье рядом с тем, кого отвергли обе ее сестры, родная и двоюродная. – Вот уж не думала, что ты такой страстный почитатель театра.
– Даже у солдата найдется время для искусства, госпожа, – в его низком голосе Марцелла уловила недовольные нотки. Вряд ли он был в восторге от того, что видит перед собой еще одну Корнелию, особенно после неудачи, постигшей его с предыдущими двумя. Тем не менее прежде чем вновь сосредоточить внимание на сцене, он учтиво кивнул Марцелле. Несколько его офицеров, не зная, чем занять себя, от скуки играли в кости.
– Разве Фабий сейчас не в сенате? – с невинным видом поинтересовалась Марцелла. – Мне казалось, что ты его неразлучная тень.
Алиен нахмурился. Разумеется, он тоже был влиятельной фигурой, однако не столь высокого ранга, каким был в глазах императора Фабий. Кроме того, он явно переживал по поводу своего позора. Еще бы! Его отвергли, одна за другой, сразу две патрицианки!
– Какой у тебя, однако, хороший вкус! – произнесла Марцелла, обмахиваясь веером. – Театр предназначен для утонченных людей. Таким неотесанным служакам, как Фабий, трудно понять его прелесть. Впрочем, Вителлий тоже из их числа.
– Ммм, – невнятно промычал Алиен, делая вид, что увлечен действием на сцене.
– Мне кажется, что Вителлий не разбирается не только в театре, – продолжала с невинным видом Марцелла. – По-моему, он также не разбирается в людях, и потому не ценит таких, как ты.
Алиен покосился на нее из-под густых бровей.
– Я хочу кое-что сказать тебе, полководец, – Марцелла заговорщицки понизила голос. – Нам всем известно, что восточные легионы несколько недель назад провозгласили Веспасиана императором. Возможно, тебе пока не известно, что пять дней назад легионы в Мезии тоже перешли на его сторону.
– Что? – неожиданно Алиен сделался весь внимание и, прищурившись, смерил ее пристальным взглядом. – Пять дней назад. Откуда тебе это известно?
– От младшего сына Веспасиана. Домициана. Он до беспамятства в меня влюблен, – Марцелла улыбнулась и продолжила томно обмахиваться веером. – Так что, как видишь, я прекрасно знаю, что говорю. У Веспасиана в Иудее четыре легиона, но сюда они прибудут еще не скоро. Тем не менее лига мезийских легионов убедила своих солдат тотчас выступить маршем на Рим. Да и идти им гораздо ближе.
– Я тебе не верю.
– Ничего удивительного, – Марцелла пожала плечами. – Я всего лишь женщина, которая распространяет слухи, пока на сцене идет спектакль. Но через несколько дней ты получишь подтверждение этим слухам, и вот тогда тебе стоит проведать меня.
С этими словами Марцелла встала.
– А зачем мне это делать? – с вызовом в голосе спросил Алиен.
– Зачем? – Марцелла бросила взгляд через плечо. – Затем, что в отличие от Вителлия Веспасиан умеет ценить достойных людей. Мне кажется, тебе есть смысл над этим задуматься.
И Марцелла с гордым видом направилась назад, на свое место. Не успела она войти в ложу, как ее с недовольным видом схватил за руку Домициан.
– Что задержало тебя там так долго?
– Ничего особенно, – Марцелла обняла его и, никого не стесняясь, принялась поглаживать ему шею. В свою очередь, Домициан наклонился и припал губами к ложбинке между ее грудей. Марцелла через его плечо посмотрела на Алиена, который, прищурив глаза, наблюдал за ней, и выгнула одну бровь – мол, теперь ты сам видишь, жалкий честолюбец. У меня есть свои источники.
– Домициан, – проворковала она и слегка оттолкнула его от себя. – Думаю, в ближайшие дни тебе захочется нашептать пару слов на ухо Цецине Алиену.
– Алиену? – Домициан оторвал губы от ее груди. – А почему ты вдруг заговорила о нем? Или ты переспала с этим головорезом в штанах?..
– У тебя нет соперников, глупый ты мальчишка, – она легонько щелкнула его по носу. – Просто у меня наметанный глаз, и я с первого взгляда вижу возможности, которые нельзя упускать. Алиен – влиятельная фигура, а недавно он пережил двойное унижение. Ему, одна за другой, отказали сразу две женщины. К тому же Фабий Валент оттеснил его на второй план. А император почти не обращает на него внимания. Так что мне кажется… он ищет себе лучшее применение.
– И что из этого? – недовольно уточнил Домициан.
– То, что его можно использовать в своих интересах. Почему бы тебе и твоему дяде не пригласить его на пир? Посади его рядом со мной, и я шепну ему на ухо пару слов про твоего отца. О том, какие щедрые награды ждут тех, кто его поддержит. После чего ты можешь добавить еще парочку убедительных подробностей.
В темных глазах Домициана вспыхнул азарт.
– Можешь также привести этого своего любимчика-астролога, – задумчиво рассуждала Марцелла. – Думается, лишние деньги ему не помешают. Он мог бы произнести несколько внушающих доверия фраз о том, какая судьба ждут тех, кто верно служит твоему отцу.
– Ты богиня, – восхищенно прошептал Домициан.
– Наверно, ты прав, – с улыбкой согласилась Марцелла.
Корнелия
Корнелия вспоминала первые дни того странного года, когда она встречалась с братом Вителлия, чтобы передать сведения об Отоне. С какой легкостью ей удавалось выскользнуть из дома Гая на улицу, чтобы отправиться на очередное тайное сборище. Я могла бы переспать с половиной Рима, и моя семья ничего бы не узнала, частенько думала она в те дни и презрительно выслушивала жалобы патрицианских матрон, стенавших по поводу того, как трудно им встречаться со своими любовниками.
И вот теперь их жалобы стали ей понятны.
– Мои родные думают, что я вместе с сестрой в театре, – запыхавшись, пояснила Корнеля, когда вошла в шаткую дверь лупанария, чтобы упасть в объятия Друза.
– Отлично, – он прижал ее к стене своей каморки и, отбросив от лица покрывало, принялся жадно целовать в шею. – Сколько у нас времени?
– Примерно час, – прошептала Корнелия в промежутке между поцелуями. – Или два.
Увы, даже двух часов оказалось недостаточно. Домой Корнелия возвращалась едва ли не бегом. От волнения и спешки сердце громко стучало в груди. Она проскользнула в калитку для рабов, в надежде, что никто не заметит, как долго она отсутствовала. Два три часа в каморке у Друза ей всегда было мало.
– Я бы советовал тебе быть осторожнее, – предостерег ее Друз. – В противном случае ты рискуешь потерять не только меня.
– Но ведь ты рискуешь жизнью, – ответила она, поворачивая к нему голову на подушке.
– Я ее уже потерял, – пожал плечами Друз. – Они просто еще не взыскали с меня плату, – он взял в ладони ее лицо, и от его прикосновения Корнелия вздрогнула. – Так что будь осторожна. По крайней мере…
– Что?
Друз покраснел, однако взгляд его карих глаз остался тверд.
– Надеюсь, ты предохраняешься от беременности? – его мозолистые пальцы погладили ей живот. – Хозяйка заведения говорит, патрицианки знают, как это делается…
– В этом нет необходимости, – покачала головой Корнелия. – Я бесплодна.
Как бы ни было больно в этом признаваться, тем не менее признание далось ей без особого труда.
– Как ты понимаешь, это облегчает нам с тобой жизнь. В противном случае я была бы вынуждена просить мою кузину Лоллию, чтобы она достала для меня египетские снадобья, которые она принимает сама. Беда в том, что Лоллия совершенно не умеет держать язык за зубами.
– Да и в остальных вещах тебе также следует быть осторожнее, – произнес Друз и поцеловал Корнелию в кончик носа.
– Я патрицианка, и этим все сказано. Я умею быть осторожной.
Впрочем, иногда это получалось у нее плохо. На следующей неделе в течение четырех дней Туллия, сказавшись больной, взвалила на нее всю заботу о доме… Корнелия следила за приготовлением пищи, надзирала за работой слуг, присматривала за Павлином. Так что ни о какой тайной вылазке в дешевый лупанарий на грязной римской улочке не было даже речи. Корнелия бегом прибежала туда на следующее утро, когда Туллия наконец объявила, что снова здорова. Стоило Корнелии увидеть улыбку на лице Друза, как она тотчас схватила его за руку и поволокла по узкому вонючему коридору в его каморку. Здесь, когда за ними еще не успела закрыться шаткая дверь, она сразу сбросила с себя платье.
– Боги, как я соскучилась по тебе! – простонала она, касаясь губами его губ. Они даже не дошли до кровати. Четыре дня показались ей вечностью. Три дня – не намного короче. Корнелия приходила сюда через день, сгорая от желания.
– Мои родные думают, что я в банях. Они считают, что я на гонках колесниц. Они уверены, что я просто пораньше легка спать.
В ход шел любой предлог.
– Тебе пора домой, – Друз погладил изгиб ее спины. – Редко кто проводит в бане по пять часов.
Ровно столько они провели с ней в постели.
– Ммм, не хочу, – пробормотала Корнелия, прильнув к его мускулистому плечу, нежась в приятной истоме еще полчаса, не в силах заставить себя встать с кровати. – О боги, кажется, уже начинает смеркаться! – воскликнула она, глядя на косые солнечные лучи, что проникали в каморку сквозь узкое окно. – Где мое платье?
– Кстати, о патрицианках говорят, будто они наряжаются часами, – пошутил Друз, глядя, как его возлюбленная мечется по крошечной каморке. В ответ Корнелия состроила ему гримасу, уложила волосы в узел на затылке и, подскакивая на одной ноге, принялась зашнуровывать сандалии.
– До завтра, – выдохнула она, хватая одной рукой плащ, а другую протягивая для прощального пожатия. – Я приду к тебе завтра. Я отпросилась с семейного пира.
– До завтра, – он сжал ее пальцы, теплые и крепкие. Корнелия с нежностью посмотрела на него. Друз продолжал сидеть на кровати. Его каштановые волосы были взъерошены, взгляд устремлен на нее. Бросив на пол плащ, она вновь забралась к нему на колени и вновь предалась любви, молча и страстно. И лишь утолив этот едва ли не животный голод, бегом бросилась назад, на Палатин, на бегу поправляя на себе платья и с трудом представляя себе, как смотрится со стороны. Щеки пылали, глаза блестели безумным блеском, волосы растрепались. Где это видано, чтобы гордые патрицианки растрепанными бегали по улице? Нет, эта неряха никак не Корнелия Прима. Потому что Корнелия Прима – образец безупречности, которая никогда не позволит себе ни одного опрометчивого шага, который бы повредил ее репутации. Корнелия Прима никогда не опустится до того, чтобы взять в любовники простого солдата. Так что это не она, а какая-то другая женщина.
Они заметят, в ужасе подумала она. Не один, так другой, но кто-то непременно заметит.
К ее великому удивлению, никто ничего не заметил. Гай отсутствовал дома весь день. Был занят тем, что пытался добиться благосклонности Вителлия или по крайней мере не выпасть из безумной череды придворных приемов и пиров. Голова Марцеллы была занята предполагаемым походом Веспасиана на Рим. Обычно, если кто-то и был способен догадаться, что в воздухе витает любовь, так это Лоллия. Корнелия ожидала, что кузина сейчас подмигнет ей и заговорщицким шепотом спросит: «Кто он?». Увы, даже Лоллия, похоже, была погружена в свои собственные невеселые мысли. Остальные члены семейства во главе с Туллией находились под таким впечатлением от нового положения Дианы, что все их головы были заняты только этим и ничем другим.
– О, если бы только Диана смогла бы добиться для Гая поста наместника! – мечтала вслух Туллия. – Например, Нижней Германии. Я слышала, как император говорил, что неплохо бы назначить туда нового наместника.
– Я сильно сомневаюсь, что мне хотелось бы править Нижней Германией, – устало возразил ей Гай. – Там сыро и холодно.
– Не смеши меня, Гай! Конечно же тебе этого хочется. Или, на худой конец, наместником Паннонии.
– Они только и говорят, что о Диане. Меня никто даже не замечает, – пожаловалась Друзу Корнелия. – Зато ей они не дают житья день и ночь, требуют от нее новых постов для членов семьи и благосклонности Вителлия. Более того, они хотели бы, чтобы она вышла замуж за кого-нибудь из его приближенных. Но Диана одного за другим отвергает женихов. Семья не знает, как совладать с ней.
– Отвергает?
– Она отказала главному командиру Фабия, Алиену. Это была некрасивая сцена. Не прошло и недели, как один из его офицеров поймал ее после скачек и пытался утащить силой. И что же? Она сломала о его голову кнут, заявив, что если он хотя бы раз попытается к ней прикоснуться, то она заколет его кинжалом. Мол, она за себя не ручается.
Друз смерил ее удивленным взглядом.
– А откуда эта малышка знает, как наносить удар кинжалом?
– Мы все знаем, – с гордостью ответила Корнелия. – Между грудей и прямо в сердце. Быстро и надежно. Все патрицианки знают, как красиво уйти из жизни.
– Да вы варвары, – пошутил Друз и положил ей на грудь огромную ладонь, словно предохраняя от смертельного удара.
– Диана точно варварка, – согласилась Корнелия. – Спасибо богам, что Вителлия это так забавляет. Он даже не находит в этом ничего оскорбительного. По его словам, есть кобылки, на которых никогда не надеть седло.
– А ты сама? – усмехнулся Друз.
– Я женщина из рода Корнелиев, – гордо ответила она. – И на меня уж точно никому не надеть седло.
– А боготворить тебя можно? – Друз с улыбкой перевернул ее на спину.
– У тебя несколько странные представления о том, что такое боготворить…
Корнелия подкупила привратника. Подкупила управляющего. Подкупила служанку. И те, пряча понимающие улыбки, притворялись, будто не замечают, как она возвращается домой поздно, с растрепанными волосами, зевая, и еле волоча ноги от усталости. Однако никто так толком ничего и не заподозрил.
– Смотрю, у тебя в последнее время хорошее настроение, – как бы невзначай заметила однажды вечером Марцелла.
– Ты о чем? – насторожилась Корнелия, хотя и попыталась не выдать тревоги в голосе.
– Когда у тебя дурное настроение, ты вечно грызешь ногти. А теперь взгляни на них, они впервые за месяц целые и аккуратные. Из чего я делаю вывод, что настроение у тебя прекрасное.
– Ты всегда выглядишь одинаково, независимо от настроения, – произнесла Корнелия и задумалась, словно сделала для себя открытие. – Скажи, как это у тебя получается? Все вокруг меняется едва ли не на глазах, и лишь ты неизменно остаешься сама собой.
Марцелла пожала плечами. Корнелия на мгновение задержала дыхание, опасаясь, что сестра станет и дальше развивать эту тему. У Марцеллы острый глаз, от такой, как она, ничего не утаишь. Однако младшая сестра предпочла удалиться. Не в ее привычках делать намеки там, где можно говорить прямо. Что-то здесь не так. Однако Корнелия не стала задаваться лишними вопросами. Лично ей куда выгодней, чтобы зоркий глаз Марцеллы был сосредоточен на ком-то другом. Дурочка, сказала она себе, когда оказалась наконец в темной и прохладной опочивальне. Ты прекрасно знаешь, что будет, если хотя бы кто-то догадается. Иметь связь с мужчиной свого положения – это одно. Гай лишь одарил бы возмущенным взглядом, Туллия подпустила бы какую-нибудь колкость про веселую вдовушку. А вот Лоллия наверняка хитро подмигнула бы и пожелала удачи. Да и большинство ее знакомых поступили бы точно так же, если бы она перестала скрывать от окружающих свою любовную связь. Но простой солдат, вышибала в дешевом римском лупанарии! Человек, который был обвинен в измене и приговорен к смерти за то, что не сумел защитить ее собственного мужа.
Если будет скандал, мне придется уехать из Рима. Эта мысль преследовала ее каждую ночь: перешептывания, ухмылки, позор. Для моей семьи это будет великое унижение. Гай отречется от меня как от сестры. Что касается Друза, то его поймают, арестуют и казнят – под предлогом того, что выполняют однажды вынесенный, но не исполненный приговор. И он умрет из-за меня.
Корнелия думала об этом каждую ночь. Она представляла себе, что будет, когда ее связь с Друзом станет всем известна, рисовала картину унижений и смерти в мельчайших подробностях, пока бессонница наконец не отступала и она погружалась в тяжелый сон. «Утром я одумаюсь, пойму, какие глупости творю». Однако наступало утро, раб приносил на завтрак блюдо с фруктами и вареные яйца, и Корнелия, еще толком не успев встать с постели, уже мечтала о том, как бы ей поскорее выскользнуть из дома и побежать на свидание к Друзу.
– Смотрю, госпожа, теперь ты приходишь каждый день, – произнесла хозяйка заведения и изумленно выгнула накрашенные брови, когда Корнелия вошла в прихожую. – Это надо же! Твой солдат видно большой мастер ублажать женщин. От тебя шуму даже больше, чем от моих девушек.
Корнелия сделала гордый вид и одарила хозяйку высокомерным взглядом, однако на ту это не произвело ровно никакого впечатления.
– Не надо строить из себя невесть что, моя милая. Ты приходишь сюда за тем же, что и все. – Хозяйка жестом указала на мужчин, которые то выскальзывали из-за занавесок, то исчезали в нишах, чтобы жадно наброситься на очередную жрицу любви. – Единственная разница в том, что твой солдат так увлечен тобой, что даже не поднимает вопрос об оплате своих услуг.
– А вот это идея! – воскликнул Друз, когда возмущенная Корнелия пересказала ему этот разговор. – Может, мне и впрямь стоит взимать с тебя плату? Сколько ты мне готова предложить?
– Может, это мне стоит ее с тебя брать. – Корнелия выскользнула из его объятий, однако Друз вновь повалил ее на постель. Она попыталась сопротивляться, но он навалился на нее всем своим весом. – По крайней мере ты мог бы платить за носилки, которые мне приходится нанимать, чтобы попасть сюда, – заявила Корнелия.
– А разве я не оплачиваю тебе натурой? – он развел ей руки и припал губами к ямочке между ключицами.
– Только не целуй меня в шею, – со смехом запротестовала Корнелия. – Ты оставляешь следы. Лоллия наверняка скоро их заметит.
– Лоллия – это та, что обожает лошадей?
– Нет, лошадей обожает Диана. Эта не заметит никаких следов ни на чьей шее, если только она не лошадиная. А вот у Лоллии глаз зоркий.
– Что ж, в таком случае шею на время оставим в покое, – прошептал Друз, уткнувшись носом ей в живот. – А как жаль! Такая красивая шея!
Теперь он все знал о ее семье. Истекая потом, они лежали в душной каморке на узкой, продавленной кровати и вели беседы.
– А твоя семья? Что ты расскажешь о ней? – поинтересовалась Корнелия и слегка приподнялась на локте.
– Я вырос в Тоскане. – Друз лежал на спине, заложив руки за голову. – У моего отца была винная лавка. Три года назад он сумел купить себе пропуск в сословие всадников, – поспешил добавить он, словно в свое оправдание.
– В сословие всадников? – улыбнулась Корнелия. – Это хорошо.
– То есть это лучше, чем спать с обыкновенным плебеем, – Друз, шутя, ущипнул ее за бедро.
– Будь ты плебеем, все наши с тобой встречи были бы не просто неразумными, но и преступными. – И Корнелия взялась перечислять законы, запрещающие тесное общение между патрициями и плебеями. Однако Друз прервал ее, впившись ей в губы поцелуем.
– Зазнайка. Но я прощаю тебя, хотя бы ради ямочек на твоих щеках, – и он прикоснулся губами сначала к одной, затем к другой. – Ты же знаешь, как часто я старался вызвать у тебя улыбку, когда ходил за тобой, будучи в карауле. И все из-за этих ямочек. Они такие глубокие, что в них легко поместится мой палец.
