Текст книги "Дочери Рима"
Автор книги: Кейт Куинн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)
– В этом году ваш колесничий никуда не годится. – Голос у бритта оказался низким и очень даже приятным. – Он не умеет делать повороты.
– Возможно, – пожала плечами Диана. – Я бы сама сделала это лучше, но пока никто не предложил мне взять в руки вожжи.
Бритт криво улыбнулся. Его невозможно принять за римлянина, подумала Диана. Слишком длинные волосы, с проседью и неаккуратно подстриженные. Кроме того, вместо туники на нем были штаны. Впрочем, несмотря на седину в волосах, он был не стар. Лет тридцать пять-сорок. Широкоплечий, с ямочкой на подбородке и спокойным выражением лица. Глава фракции подошел к ним вместе с управляющим виллы и коротко представился. Бритт пожал ему руку, но отвечать поклоном на приветствие не стал.
– Меня зовут Ллин ап-Карадок, – назвался он.
– Карадок? – удивилась Диана. – Я где-то слышала это имя.
– Возможно, – ответил бритт и зашагал вниз по склону, туда, где располагались загоны для лошадей. Карадок шел быстро, и Диане пришлось прибавить шагу, чтобы поспевать за ним.
Он привел четырех серых жеребцов. Глава фракции начал торговаться о цене, но Диана беззаботно отошла в сторону. Серые бегали прекрасно, они наверняка смогут победить «синих» с их четверкой необузданных гнедых. Вот это будет зрелище!
Она подошла к большому загону, разделенному жердями на четыре части. В них находились четыре жеребца. Диана приблизилась к коновязи.
Один из жеребцов старался ухватить своего соседа зубами через барьер. Жеребец, что постарше, прядая ушами, недовольно заржал на своих разрезвившихся собратьев. Услышав его ржание, они беспокойно заметались по своим клеткам. Своей огненной мастью, яркой, как заходящее солнце, молодые скакуны несомненно превосходили Диану в обилии красного цвета.
– Подожди! – крикнула Диана главе фракции.
Когда тот в сопровождении бритта подошел к ограде, она уже скользнула под коновязью и шагнула в траву.
– Этот! – указала она на жеребца, который недовольно ржал на своих чересчур резвых товарищей. – Он ведь старше вон тех трех?
– Это производитель, – ответил бритт. – Он не дает им шалить. Будь осторожна, он не любит чужих.
Жеребец бросился на Диану, норовя ее укусить, но та увернулась от его зубов и, ловко схватив строптивца за ноздри, взглянула ему в глаза. Животное, стуча копытами, злобно смотрело на нее черными, как маслины, глазами.
– Слишком старый для бегов, – неодобрительно заметил глава фракции.
– Неправда. Он не дает им разгуляться. – Диана выпустила ноздри жеребца и вновь повернулась к рослому бритту. – Давайте посмотрим, как они бегают.
Бритт привел гнедого жеребца, и Диана помогла ему надеть упряжь. Карадок смерил ее оценивающим взглядом, но она продолжала спокойно заниматься своим делом. Через секунду он молча протянул ей уздечку. Лошади, пританцовывая, стояли на беговых дорожках. Красные гривы на крутых загривках пылали огнем.
Бритт забрался на колесницу, и Диана на какое-то короткое мгновение прониклась к нему ненавистью. Она отдала бы все на свете за то, чтобы сейчас взять в руки вожжи. Бритт свернул на каменистую дорожку; Диана решительно зашагала рядом.
– Ты знаешь толк в лошадях, госпожа, – похвалил ее Карадок.
– Твои гнедые просто превосходны, – ответила Диана, переходя на легкий бег, чтобы не отстать. – Они уже участвовали в скачках? Ты вывел их от галльских лошадей или?..
– От британских пони.
– Пони? Они ведь совсем маленькие.
– Я вывел эту породу, добившись нужного мне размера, как того и хотел. Британских пони разводят для участия в боях, так что ваши скачки им нипочем. – Бритт горделиво вскинул голову и свернул колесницу на беговую дорожку. – Эта четверка будет спокойна даже в последнем круге.
Он без труда выстроил лошадей в одну линию. Диана налегла грудью на коновязь и, покусывая губы, наблюдала за тем, как колесница рванула с места. Четыре лошади полетели вперед подобно порыву ветра.
Карадок сделал всего четыре круга, но уже на втором и Диане, и главе фракции все стало ясно.
– Поворот!..
Жеребец постарше напрягся в упряжке, словно бык, направляя за собой трех своих собратьев, и колесница описала поворот с зазором всего в дюйм.
Наконец гнедые застыли на месте, и Диана запрыгнула на коновязь. Ладони почему-то были влажными от пота. Зрение затуманилось, живот скрутило узлом. Лоллия всегда говорила ей, что она непременно почувствует нечто подобное, когда наконец влюбится. Значит, это случилось?
Когда бритт слез с колесницы, Диана улыбнулась, улыбнулась как можно шире, лишь бы только скрыть свое волнение.
– Мы берем их! – радостно сообщила она владельцу лошадей. – Если ты не продашь их «красным», я украду их, клянусь тебе!
Карадок рассмеялся. Стоя на нижней перекладине ограждения, Диана оказалась с ним лицом к лицу.
– Они будут у тебя здорово бегать, – одобрительно произнес седой, хотя и не старый бритт.
Глава фракции уже водил стилом по восковой табличке, производя подсчеты. Диана перегнулась через ограду, чтобы лучше разглядеть гнедых красавцев, которые даже не запыхались после быстрого бега. Лишь покачивали головами, как будто только что пробежали из одного конца загона в другой.
– О, мои красавцы! Вы в пух и прах разгромите «синих»! – приговаривала Диана, проводя рукой по теплой, шелковистой шее ближнего к ней жеребца. – Как их зовут?
– Я не даю лошадям кличек, – ответил бритт и провел мозолистой рукой по носу жеребца постарше. – К ним привыкаешь, и поэтому их трудно терять в бою.
– Ты много воевал?
– Не очень, – коротко и не слишком любезно ответил Карадок и направился к главе фракции «красных» договариваться о цене.
Диана распрягла гнедых и, взяв под уздцы двух пристяжных, отвела их обратно в поле.
Жеребец, которого она вела под уздцы левой рукой, неожиданно взбрыкнул, испугавшись сильного порыва ветра, и резко ее дернул. Диана сильнее потянула повод и, дождавшись, когда животное успокоилось, повела за собой дальше.
– Они обычно никого не подпускают к себе, – раздался у нее за спиной голос бритта, который вел вторую пару скакунов. – Им нравится лягать тех, кто не подозревает об их капризном нраве.
– Лошади никогда не лягают меня. – Протянув руку, чтобы стащить уздечку, Диана легким шлепком по крупу отправила пастись в поле сначала одного жеребца, а затем второго. Карадок отпустил двух своих скакунов, и вместе они с Дианой облокотились на изгородь, наблюдая за тем, как гнедые, фыркая, резвятся в траве.
– Как же ты назовешь их, госпожа?
– Очень просто, – ответила Диана, любуясь огненными гривами в лучах полуденного солнца. – Я назову их в честь Четырех Ветров.
Марцелла
– Спрячь меня, – сказала сестре вместо приветствия Марцелла. – Я сбежала от Туллии. Эта змея не дает мне покоя из-за какой-то выщербленной плитки в атрии. Мне оставалось либо убить ее, либо сбежать.
– Конечно, спрячу. Проходи, – ответила Корнелия и поцеловала младшую сестру в щеку. Она была как всегда невозмутима, но рука, пожавшая руку Марцеллы, была влажной.
– Я надеялась, что мы с тобой посплетничаем, – призналась Марцелла, снимая с головы подол паллы. – Сбросим с ног сандалии и усядемся с графином вина, как когда-то в былые дни.
До того, как между нами встали мужья и политика.
– Только не сегодня, Марцелла. – Корнелия бросила взгляд через плечо на шумный атрий, где сновали рабы и стража. – Пизон отправился во дворец. Император доверяет ему, ведь Пизон встал на его сторону, как только услышал это известие…
– Какое известие? Новости из Германии? Я слышала, будто легионы собираются разбить статуи Гальбы…
– Тише! – Корнелия взяла сестру за руку и провела в дальний конец помещения. На ходу она кивнула управляющему Гальбы, чтобы тот принес им еще вина; и даже успела одарить дружеским кивком сенатора, который взял у Отона тысячу сестерциев, чтобы выступить в сенате против Пизона… – Все значительно осложнилось, когда это известие дошло до солдат, – доверительно сообщила Корнелия, понизив голос, хотя машинально продолжала улыбаться. – Если легионы в Германии откажутся признать Гальбу императором, то взбунтуются преторианцы…
– У них для этого достаточно причин. Гальба по-прежнему отказывается платить им жалование.
– Но с какой стати ему подкупать их? Они честные римские солдаты, а не какие-нибудь наемные головорезы.
– Да, это так, но честью не заплатишь долги и не купишь вина в таверне, согласна? – Говорят, что Отон именно так и поступает в последнее время, во всяком случае, Марцелла об этом слышала.
– Недовольны лишь плохие солдаты, – возразила Корнелия и, на минуту остановившись, чтобы восхититься новой женой одного из заклятых врагов, и с улыбкой пошла дальше. – Центурион Денс уверяет, что его подчиненные сохранят нам верность. Денс, это центурион, которому приказано охранять нас. Он просто прелесть. Если бы все воины были такими как он!
– Это не тот, которого у тебя просила одолжить Лоллия?
– Я больше не общаюсь с Лоллией, – презрительно фыркнула Корнелия. – Ты не поверишь, какие гадости она мне наговорила.
– Не затягивай ссору с ней. Жизнь без Лоллии была бы просто скучна!
Затем к Корнелии приблизились несколько разряженных матрон. Она, как и положено, расцеловала их в щеку и поинтересовалась здоровьем детей. Увы, ни у одной из этих расфуфыренных зазнаек не нашлось доброго слова для Марцеллы, ведь ее муж в конце концов занимал не слишком высокое положение в римском обществе. Избавившись от матрон, сестры дошли до длинного зала, где бюсты предков Пизона тянулись напротив длинного ряда скульптурных портретов давно ушедших в мир иной Корнелиев. Корнелия подвела Марцеллу к бюсту их матери, которую они почти не помнили.
– Сегодня император объявит его своим наследником, – прошептала она, нервно впившись пальцами в руку сестры. – Ему придется усмирять легионы… они наверняка утихомирятся, если поймут, что за Гальбой стоит другой человек, молодой, сильный и щедрый…
– Значит, Пизон во дворце и пытается добиться признания себя наследником?
– Конечно нет. Он просто… просто находится там. Спокойный, надежный, готовый ко всему. Разумеется, там же находится и Отон… – начала Корнелия, но не договорила, чтобы погрызть покрытые лаком ногти.
– Перестань! – воскликнула Марцелла. – Разве у императрицы могут быть обгрызенные ногти?
– Конечно нет, – покорно согласилась Корнелия, слегка успокаиваясь. Она представила себя в темно-фиолетовой столе. Это цвет подразумевал имперский пурпур (но не слишком кричаще), на шее широкое ожерелье из аметистов и жемчуга, скрепленных серебряной нитью. – Мне нужно вернуться к гостям. Мы скоро услышим о назначении Пизона.
В дверях зала возникла фигура центуриона.
– Госпожа, рабы хотят знать, подавать ли снова вино?
– Конечно, подавать.
Корнелия вернулась к толпе гостей. Преторианец следовал за ней как тень. Марцелла подумала, что ее сестра еще никогда не выглядела так царственно, как сегодня.
И все же… Марцелла была вынуждена признать, что если бы ей выпала возможность выбирать преемника императора из Пизона и Отона, она бы отдала бы предпочтение последнему. И не в последнюю очередь потому, что тот был куда более интересным человеком. На бесчисленных пирах нескольких последних недель Отон, казалось, не обращал никакого внимания на царившую в Риме напряженность и, беспечно вытянувшись на ложе перед пиршественным столом, вел разговоры о недавней постановке «Фиест» или последних новостях из Египта, тогда как Пизон без умолку бубнил о чеканке монет. Еще со времен Нерона Рим хочет, чтобы у него был умный и просвещенный император, а не просто достойный. Кстати, сам Нерон был отнюдь не глуп, но ему следовало сделать выбор: или поэт и музыкант, или император. А еще, к великому своему несчастью, он был обделен талантом подбирать в свое окружение умных людей. Таких, как Отон.
Впрочем, каким бы он ни был, умным или не слишком, в конечном итоге ей лучше поставить на мужа сестры. Как только сестра станет императрицей, пусть только эта стерва Туллия попробует командовать мною…
Прошел еще один час. Марцелла отметила про себя, что лица гостей сделались более напряженными, голоса – более пронзительными. Лишь Корнелия спокойно и величественно, как богиня, двигалась в гуще толпы.
Чья-то решительная рука коснулась Марцеллы локтя.
– Я принес еще вина.
– Спасибо, – поблагодарила Марцелла и приняла кубок из рук новоявленного обожателя, полноватого темноглазого юноши с грубоватыми манерами. На вид ему было лет восемнадцать. Домициан, младший сын блистательного Веспасиана, губернатора Иудеи. Кстати, Веспасиан вполне мог бы стать императором, если бы ему посчастливилось родиться в более знатном семействе и не находись он сейчас за тысячу миль от Рима.
– Я видел тебя раньше, – сообщил сын Веспасиана, не сводя с нее пристального взгляда. Домициан, да-да, его зовут именно так. – Твой муж – Луций Элий Ламия, верно?
– Да, к сожалению, – ответила Марцелла, пытаясь увидеть в толпе обеих кузин. В последнее время Диана совершенно потеряла голову. Она настолько увлечена своей новой упряжкой «красных», что вряд ли бы заметила, если бы Гальба назначил своим наследником коня. Но только не Лоллия! Та должна прийти на придворное сборище, несмотря на свою недавнюю перепалку с Корнелией. Впрочем, в последнее время Лоллия практически не выходила из дома, ссылаясь на непрекращающиеся головные боли. У меня тоже бесконечно болела бы голова, будь я замужем за стариком Винием.
– Твоим отцом был Гней Корбулон, – продолжил Домициан. – Я всегда восхищался им.
– Правда?
– Я собираюсь стать генералом. Мой брат тоже генерал. Его зовут Тит. Он какое-то время был женат на твоей кузине, этой богатой глупышке Лоллии. Тит очень хороший, то есть я хочу сказать, он хороший генерал, но я буду еще лучше. Так утверждает Несс.
– Кто такой Несс?
– Астролог. Очень хороший астролог.
– Никогда не слышала о нем.
– Знаешь, он никогда не ошибается! – в голосе юноши прозвучала легкая обида на ее недоверие. – Он говорит, что однажды я стану генералом и после этого…
Марцелла рукой прикрыла зевок.
– Да, да, конечно.
Для столь важного сообщения все произошло удивительно тихо и спокойно. Со стороны атрия в зал вошли два человека. Сенатор Отон с черными напомаженными волосами, сияя широкой улыбкой, от которой в зале как будто бы стало светлее. Пизон, сбросив с головы край тоги, какой-то усталый и растерянный. Отон вошел первым, громко приветствуя присутствующих, Пизон с измученным видом следовал за ним. Марцелла заметила, что как только они вошли, Корнелия застыла на месте, словно статуя, а по толпе гостей, как по воде, пробежала рябь. Марцелла уже приготовилась посочувствовать сестре, но в следующий миг поняла, что они говорят.
– Поздравляем сенатора Пизона! – улыбаясь, провозгласил Отон. – Нашего будущего императора!
Небольшое помещение наполнилось громом рукоплесканий, и лицо Пизона приняло еще более сконфуженное выражение. Корнелия каким-то образом уже оказалась рядом с мужем и даже чуть повернула его в свою сторону, так что первая улыбка Пизона предназначалась ей. Она что-то шепнула ему на ухо, и улыбка на его лице сделалась еще шире. Темные волосы преемника Гальбы блестели в свете факелов, и в эти минуты он даже казался выше ростом.
Кто бы мог подумать? – размышляла Марцелла. Гальба взвесил два варианта и в конечном итоге выбрал благородное происхождение и серьезность, предпочтя их обаянию и популярности. Император Луций Кальпурний Пизон Лициниан.
Званый вечер продолжился и с наступлением ночи. Лоллия прибыла с большим опозданием. Выглядела она довольно неряшливо – наспех одетая, нацепив на себя слишком много изумрудов. Первое, что она сделала, это рассыпалась в извинениях перед Корнелией.
– Я тогда скверно себя вела, – донесся до слуха Марцеллы ее виноватый шепот, когда Корнелия непринужденно заключила легкомысленную кузину в объятия. Пришла и Диана и прямо с порога затараторила о своей новой упряжке для «красных». Это было настолько утомительно, что Марцелла мысленно пожелала кузине сломать ногу, лишь бы та немного угомонилась. Диана сообщила, что ей сделали предложение заключить брак еще два сенатора. Почему бы нет? Она уже давно не та юная красивая зануда, какой была раньше. Теперь она просто зануда красивая, к тому же состоящая в родстве с будущим императором.
Как и я. Странная мысль. И все-таки, Марцелла не взялась бы сказать, изменится теперь ее жизнь или нет. История всегда движется вперед – независимо от того, кто именно носит императорский пурпур, историки всегда бесстрастно наблюдают за ее ходом.
Впрочем, при желании, ей ничто не мешает воспользоваться влиянием Корнелии и добиться для Луция поста в Риме. Тогда бы она наконец обзавелась собственным домом и освободилась из-под мелочной опеки Туллии.
– Позволь мне принести тебе мои поздравления, сенатор, – произнес Отон, пожимая Пизону руку. У него, наверно, болят щеки от нескончаемых улыбок, подумала Марцелла. – Тебе посчастливилось удостоиться благосклонности императора.
– Посчастливилось? – голос Пизона прозвучал надменно, словно он уже стал венценосной особой. Интересно, мелькнула в голове Марцеллы мысль, вспоминает ли он сейчас тот день на скачках, когда Отон без всяких усилий затмил его. – Фортуна оказывает предпочтение достойным, сенатор, а не удачливым глупцам.
По толпе пробежал смешок. Сотня гостей с готовностью показала, что считает наследника императора остроумным человеком. На какое-то мгновение улыбка Отона застыла на его лице, словно маска. Но в следующую секунду он откинул голову назад и сердечно рассмеялся.
– Хорошая шутка, сенатор. Надеюсь, она доставила тебе удовольствие. В будущем у тебя будет слишком мало времени для того, чтобы тратить его на нас, несчастных глупцов.
Впрочем, Пизон уже двинулся к другому доброжелателю. Отон остался один. Марцелла, повинуясь импульсивному желанию, быстро отошла от черноглазого сына губернатора Иудеи и шагнула к нему.
– Сенатор!
Увидев ее, Отон широко улыбнулся.
– Корнелия Секунда! Хотя я предпочел бы называть тебя Марцеллой, как и ты сама. Твоя сестра завладела именем вашего рода, а такая женщина, как ты, заслуживаешь собственного имени!
Отон продолжал говорить, легко и непринужденно, но Марцелла, повернув голову, заметила, что значительная часть гостей отхлынула к Пизону, оставив Отона практически одного.
– Я вижу, народ не стал терять понапрасну времени и ринулся восхвалять восходящую звезду, забыв про заходящую.
– Ты думаешь, что мое солнце зашло? – с той же улыбкой поинтересовался Отон.
– А разве нет? – вопросом на вопрос ответила Марцелла. – Ты проиграл. И найдется немало тех, в том числе, присутствующих здесь и самого Пизона, кто с радостью станет наблюдать за твоим падением.
– Я надеюсь услышать от тебя похвалу в свой адрес. За то, с каким спокойствием я принимаю удары судьбы. Ведь если я сам это говорю, значит, дела у меня все равно обстоят великолепно.
– Что же тебе еще остается? – дерзко произнесла Марцелла. – Биться головой о стену и причитать? Завтра тайком подкупить жреца, чтобы тот напророчил Пизону дурные предзнаменования, и тогда суеверная солдатня снова соберется вокруг тебя?
Лицо Отона вытянулось от изумления.
– Моя дорогая Марцелла, я и представить себе не мог…
– Оставим ненужную благопристойность. Просто признай, что тебе хочется свернуть Пизону шею, и ты почувствуешь себя гораздо лучше.
Отон рассмеялся.
– Да, мне действительно временами хочется свернуть этому напыщенному павлину шею. Особенно когда он отпускает бессмысленные, глупые шутки…
Марцелла на прощание улыбнулась сенатору, а сама отправилась к остальным гостям. Пожалуй, ей пора домой. Гай и Туллия пока ничего не знают, и она с удовольствием сообщит им это известие.
Кроме того, мне не терпится посмотреть на коровью морду Туллии, когда она попытается приструнить меня, а я отвечу ей, что предпочитаю следовать советам сестры. Будущей императрицы Рима.
Глава 4
Корнелия
– Ты не принесешь мне ячменной воды, любимая?
– С радостью, цезарь.
Пизон искренне рассмеялся.
– Не называй меня так!
– Почему же нет? – Корнелия поцеловала мужа. – Ведь ты все равно станешь императором.
Пизон снова рассмеялся и привлек ее к себе. По спине Корнелии пробежал приятный холодок.
Лучи скупого зимнего солнца, проникавшие в окна спальни, как будто немного согревали ее. Они легли спать всего несколько часов назад, когда дом покинули последние гости. Скорее даже не просто гости, а приближенные из их свиты. Да, теперь у нас есть свита!
– Ты опоздаешь, – пробормотала Корнелия между поцелуями. – Гальба хочет представить тебя войскам.
Жаль, что ей нельзя попасть в казармы преторианской гвардии, женщин туда не пускают. Пизон погладил жены по голове.
– Войска могут подождать.
– В самом деле? – произнесла Корнелия, целуя мужа в ответ.
Она надеялась, что он задержится, но Пизон с разочарованным стоном сел в кровати.
– Ты права, надо идти.
Корнелия одела мужа сама, отослав рабов прочь, после того как те принесли его лучшую тогу.
– Подними руку, нет, не эту, другую. Не шевелись, – командовала она, расправляя жесткие складки тоги.
– Я действительно сильно опаздываю, – простонал Пизон.
– Сошлись на свою похотливую жену, – отозвалась Корнелия, расправляя складку на плече мужа.
– Я намерен так и поступить, – насмешливо и одновременно строго отозвался Пизон, – и впоследствии непременно сделаю тебя Августой.
Корнелия с притворной скромностью улыбнулась, пряча свое возбуждение. Августа – в свое время этот титул император Август даровал своей супруге Ливии в знак ее добродетели и ума. Это давало ей право сидеть рядом с мужем на важных государственных приемах и политических собраниях.
– Но сенат может не одобрить этого решения. Я слишком молода, чтобы быть Августой.
– Одобрит. Это будет один из первых моих указов. – С этими словами Пизон накинул на голову край тоги. – Первое, что я сделаю, моя дорогая, это добьюсь того, чтобы Гальба выплатил преторианцам их деньги. Они давно этого ждут. Потому что если я смогу убедить его, солдаты перестанут роптать.
– Разве они станут роптать на тебя?
Он потянулся к ней и припал губами к ее губам. Их поцелуй длился до тех пор, пока снаружи не послышались чьи-то шаги. Пизон немедленно отстранился от жены. Корнелия тотчас стало жаль, что такой страстный поцелуй прервался. Впрочем, она понимала: наследник императора должен соблюдать соответствующий положению декорум, и потому с улыбкой повернулась к двери. На пороге, держа под мышкой шлем, стоял центурион Друз Денс. За его спиной Корнелия увидела еще двоих преторианцев в красных с золотом доспехах.
– Мы готовы сопровождать тебя во дворец, сенатор. Кроме нас, тебя будет охранять еще один отряд.
Корнелия неожиданно смутилась. До нее дошло, что посторонние люди видят ее в ночной рубашке и с распущенными волосами, но тем не менее не смогла удержаться от радостной улыбки.
– Я рада, что могу передать охрану следующего императора Рима в твои надежные руки, центурион.
– Я тоже этому рад, госпожа, – улыбнулся в ответ Денс.
– Останься сегодня с госпожой Корнелией, центурион, – приказал Пизон. – Я сам отведу второй отряд в казармы.
– Слушаюсь, сенатор! – отсалютовал Денс.
В присутствии посторонних Пизон не стал целовать жену перед уходом, лишь сжал ей руку своей скрытой под тогой рукой.
– Августа, – прошептал он одними губами и вышел из спальни. Настоящий император, хотя об этом еще рано думать.
Корнелия дождалась, когда шаги мужа стихли и, не удержавшись, с радостным возгласом, словно девочка, закружилась по спальне. До нее не сразу дошло, что центурион по-прежнему стоит на пороге. Корнелия хихикнула и улыбнулась ему, не в состоянии скрыть свою радость.
– Прости меня, центурион. Скоро я стану более почтенной и сдержанной, обещаю тебе.
– Я никому не скажу, госпожа, – почтительно поклонившись, пообещал Денс. – Куда сопровождать тебя сегодня утром?
– В храм Фортуны. – Первым в списке дел Корнелии было жертвоприношение богине удачи. – Затем в храм Юноны. – Это уже более личное жертвоприношение. – После чего я отправлюсь к мужу во дворец, чтобы услышать, как авгуры объявят предсказание. Думаю, что вечером наверняка состоится пир.
На этот раз Корнелия уделила своей внешности внимания больше, чем обычно: уложила волосы в изысканную прическу, а для выхода во дворец выбрала темно-зеленую шелковую столу, которая скреплялась на плечах золотыми брошами. Затем, без всяких колебаний, достала из шкатулки ожерелье, которое Пизон подарил ей в прошлом году на Луперкалии. За ожерельем последовал квадратный изумруд на изящной золотой цепочке и сережки с изумрудами ему в тон. Обычной римской матроне не пристало увешивать себя днем украшениями, но жена наследника императора вполне может позволить себе такую вольность. Гальба будет по-прежнему ждать от них появлений в обществе, хотя, как подметил Пизон, этот скупердяй не стал вносить предложение увеличить им жалованье, чтобы они могли поддерживать жизнь на уровне, подобающем наследнику императора. Впрочем, у Гальбы немало других забот кроме Пизона. Ее муж наденет императорский венок лишь после того, как Гальба умрет, но обязанности первой женщины империи ей придется выполнять уже сейчас. У Гальбы не было ни жены, ни матери, ни сестер, так что он непременно попросит ее взять на себя обязанности хозяйки Рима.
Наконец Корнелия набросила на голову золотистую тонкую вуаль и вышла из спальни; центурион Денс низко склонил голову.
– Императрица…
– Пока еще нет, центурион, – поправила она его.
– Ты настоящая императрица, – произнес преторианец, восхищенно глядя на нее. – С головы до ног.
Вскоре ее паланкин остановился перед храмом Фортуны, и Корнелия тотчас услышала, как зашептались люди.
– Будущая императрица, – переговаривались они. – Ее мужа назвали наследником императора.
Толпа сама почтительно расступалась перед ней, и преторианцам не нужно было расчищать для нее путь. В храме Корнелия опустилась на колени, чувствуя на себе взгляды окружающих. Ноги богини удачи, высеченной из розового мрамора, стояли на колесе, которым она поворачивала людские судьбы.
Пизона и Корнелию это колесо вознесло до заоблачных высот. Корнелия закрыла глаза и мысленно вознесла богине свою сердечную благодарность. Жрецы без колебаний привели для жертвоприношения лучшего быка.
Корнелия поспешно встала, чтобы не запачкаться каплями крови.
– Будущая императрица, – снова пробежал по толпе шепот, когда она спускалась вниз по ступеням храма. – Какие чудные изумруды!
Нет, она определенно была права, надев изумруды. Плебс всегда радуется таким проявлениям роскоши.
Центурион подозвал носильщиков и помог сесть в паланкин. Корнелия с радостью приняла его сильную руку.
– Поговори со мной.
– Как скажешь, госпожа, – ответил Денс и зашагал рядом с носилками.
– Что слышно из преторианских казарм? – Корнелия знала, что лучшего источника сведений, чем центурион, трудно было придумать. У императрицы непременно должны быть такие источники. – Довольны ли преторианцы выбором наследника, который сделал Гальба?
– Вполне, – осторожно ответил Денс.
– Говори не таясь, Денс.
Центурион пожал плечами, продолжая шагать рядом с Корнелией. Красный плюмаж на шлеме раскачивался в такт его шагам, рука лежала на рукоятке меча-гладия. По обеим сторонам улицы торговцы на все голоса расхваливали свой товар. Встречные паланкины, увидев сопровождавших Корнелию преторианцев, почтительно уступали дорогу.
– Им будет все равно, даже если император выберет наследником осла, лишь бы им выплатили причитающиеся деньги.
– А Гальба этого не сделал.
– Не сделал. Вот сенатор Отон, тот раздал преторианцам кучу монет. Его многие любят. Но мои воины не такие, – поспешил добавить Денс. – Я беру только лучших. Но большинство солдат – алчные подонки, госпожа. – Центурион покраснел. – Прости меня.
– За что? Ты же говоришь правду. – Даже первая женщина Рима может время от времени быть снисходительной, это лишь укрепляет преданность и без того верных ей людей. – Что слышно о легионах в Германии? Там тоже полно алчных подонков?
– Ходят слухи, будто они объявили императором тамошнего губернатора Вителлия. Но это всего лишь слухи.
– Не могу поверить в то, что они настолько глупы, – отозвалась Корнелия. Сенатор Вителлий считался пьяницей и обжорой, которого интересовали лишь пиры и гонки колесниц. – Ему никогда не стать настоящим императором.
– Им станет сенатор Пизон. Причем прекрасным императором, госпожа. Добрым и разумным.
Корнелия не ожидала от него таких слов и веером прикрыла улыбку.
– Я уверена, он будет рад услышать твое одобрение.
– Мои слова полны уважения, госпожа. – С этими словами Денс отогнал от паланкина стайку уличных мальчишек. – Но преторианцы видят все. Я видел императора Клавдия в лучшие времена, до того, как он устал от жизни, и ему все стало безразлично. Я видел Нерона в худшие его дни. Сегодня Римом правит Гальба, завтра императором будет сенатор Пизон. Я на своем веку повидал нескольких императоров. Пизон принесет нам добро.
Не стоит недооценивать простого солдата, решила Корнелия.
– Я рада, Денс, что ты так считаешь.
Центурион улыбнулся и восхищенно посмотрел на нее добрыми карими глазами. Слезая с носилок среди толпы перед входом в святилище Юноны, Корнелия даже позволила ему взять себя за руку. Храм Юноны, величественное сооружение, располагалось на Капитолийском храме. Статуя богини – покровительницы жен и матерей возвышалась рядом со святилищем Юпитера. На ступенях, как обычно, толпились женщины: юные девушки, ждущие удачи в предстоящем браке, беременные, просившие у богини легких родов, матроны, молившиеся за взрослых сыновей и непокорных дочерей. И благосклонная богиня, тоже будучи женщиной, внимала зову каждой их них.
На этот раз Корнелия не обращала внимания на бормотание присутствующих и изумленный шепот по поводу ее изумрудов и преторианской охраны. Она просто опустилась на колени, как и все остальные женщины, и склонила голову.
О, великая Юнона, у императора должен быть сын и наследник. Подари мне сына. Ведь если колесо Фортуны вознесло их с Пизоном так высоко, то неужели судьба обделит их детьми?
За восемь лет брака ни одного ребенка. Ни одного выкидыша. Ни одной задержки месячных.
Корнелия устремила взгляд на суровое мраморное лицо богини. О, Юнона, услышь меня!
Когда Корнелия направилась обратно к носилкам, преторианцам пришлось прокладывать для нее путь в толпе, которая, пока она была в храме, сделалась заметно многочисленнее. Всем хотелось поближе разглядеть будущую императрицу, увидеть, во что она одета, как ведет себя, какая у нее внешность. На этот раз столь пристальное внимание со стороны посторонних людей оказалось не так приятно. Когда Денс помог ей забраться в паланкин, Корнелия с облегчением вздохнула.
